АГОНИЯ В ВОСЬМИ КОНВУЛЬСИЯХ

КОНВУЛЬСИЯ ПЕРВАЯ 
Высадка


"Здесь они и роятся" - сказал Балабол,
"Мы на них поохотимся всласть".
Он на берег сходящих держал за хохол, 
Не давая им в воду упасть. 

"Здесь они и гнездятся, не в шутку скажу,
Аргумент дан вам новый теперь!"
"Здесь они и плодятся, я вам доложу,
Троекратным свидетельствам - верь!"

Был в команде Колпачник, который умел
Околпачить любого моментом,
Был Ценитель на случай коммерческих дел, 
Адвокат с багажом аргументов.

Был и Шулер Бильярдный, который бы смог,
Скомкав акции, ими сыграть,
Был и личный Банкир, что успел в краткий срок
У команды все деньги изъять.

Среди них был Стукач, он за всем наблюдал, 
Подмечал, отмечал и стучал. 
"Он не даст утонуть!" - Балабол объяснял.
Смысла фразы и сам он не знал.

Был там "Некто", приметный обильем вещей, 
Хоть и был он заметно угрюм.
Потому что забыл он шкатулку камней,
Зонтик, кольца, часы и костюм.

Было сорок ларцов у него в его багаже,
И пока их носильщик грузил,
Он, считая ларцы, обнаружил уже,
Что полсотни их дома забыл.

"Без одежды я еду! С собою всего
Семь костюмов - лишь те, что на мне! 
И три пары ботинок! Но хуже того! 
Я и имя своё позабыл!"

Откликался он вмиг на любой громкий крик: 
На "Эй, ты!" и на "Как-тебя-бишь?", 
На "Ну-Кто-Там-Ещё?, на "Что скажешь, старик?", 
Но, охотней всего, на "Малыш!"

Ну, а те, кто не лезут за словом в карман,
У кого ещё были мозги, 
Его звали друзья "Ну-ка ты, корифан",
И "Сопля-в-Макинтоше" - враги.

"0н урод записной и не блещет умом, 
Но отвагою всех превзойдет" -
Балабол экипажу поведал о нем: 
"Это я вам скажу наперёд"

Он похлеще горилл корчил рожи врагам,
Даже в ступор их этим вводил.
А однажды - как это рассказывал сам - 
Он медведя под ручку водил.

Он был нанят как Кок, но, увы, в краткий срок, 
И взбеситься тут есть от чего: 
Выпекать он умел лишь вишнёвый пирог, 
Но продуктов не взял для него.

А последний в команде был с виду дурак, 
И одной лишь идеей богат: 
Будто "Снарк" - это он, и хоть это не так, 
Он в команду был сразу же взят.

Нанят был Мясником он, и он обладал, 
Проницательным взглядом очей.
Лишь в пути Балабол с опозданьем узнал: 
Он умел лишь "Мочить стукачей".

Балабола не зря угнетала печаль, 
И терзался он мыслью одной:  
Был один лишь Стукач, но его было жаль. 
Потому что Стукач-то был свой.

А несчастный Стукач дал команде понять, 
Что такие сюрпризы друзьям  
Даже ловлею Снарка нельзя оправдать, 
И он горьким дал волю слезам.

Он рыдал и стонал; Мясника предлагал 
Переслать на корабль другой.
Балабол возражал, своих планов не дал 
Разрушить переменой такой:

"Мореходство - одно из труднейших искусств, 
Коль один ты корабль ведёшь. 
А с двумя так лишишься и силы, и чувств - 
Так здоровье своё подорвёшь".

"Стукачу нужно срочно, теперь же купить, 
Хоть поношенный, бронежилет," -
Так советовал Кок - "И к тому ж не забыть 
О страховке от всяческих бед," -

•Так Банкир предлагал, и давал, не скупясь, 
Напрокат, иль в кредит - "Подождём!" - 
Две страховки: одну - от пожара как раз, 
А вторую - от града с дождём.

Безутешным, однако ж, остался Стукач:
Обходя стороной Мясника, 
Он ночами не спал, ударялся он в плач, 
Был всегда ошарашен слегка.

КОНВУЛЬСИЯ ВТОРАЯ 
Речь Балабола

"Как хорош Балабол!" - восторгались они: 
"Что за грация, лёгкость и такт! 
А серьёзность какая! В лицо хоть взгляни - 
Сразу видно: умом тароват!"

Он карту морскую и атлас купил,
На них - ни воды, ни земли:
Лишь пятна цветные каких-то чернил,
Понять их они не могли.

"Как жаль, что испорчена карта везде: 
Размечена в клеточку вся!" - 
Орал Балабол. Экипаж вопрошал: 
"Стереть это разве нельзя?"

"Что проку от мысов и мелей морских, 
Нет дела нам до островов! 
Мы стёрли все пятна и краше других 
Стал атлас, к походу готов!" 

Спешили они Балабола хвалить,
Хоть из всех в навигации дел -
Балаболить и в колокол громко звонить -
Лишь это он только умел.

Он серьёзно команды давал, но они 
Хоть кого бы могли разозлить, 
Ведь кричал он: "Правее налево сверни!" - 
Ну, куда же, скажите, тут плыть?

С фальшбортом обычно он путал бушприт,
И ропот меж ними прошел,
Что климат тропический, видно, шалит,
И на-СНАРК схватил Балабол.

А когда уж подул небольшой ветерок,
Он сказал, что никак не поймёт:
"Отчего это ветер приносит Восток,
А корабль на Запад плывёт?"

Их встречала земля и уже с корабля 
Доставали нехитрый багаж, 
Но взгрустнули они, видя скалы одни 
И печальный и хмурый пейзаж.

Балабол же унынье развеять хотел, 
И гнусаво, но громко, с резоном 
Анекдоты все вспомнил и песенку спел. 
Но команда ответила стоном.

Он щедрой рукой наливал алкоголь - 
Две капли на каждый бокал.
И тост говорил: "Хочешь выпить - изволь,
Мол, слушать, что вождь вам сказал!"

Сказал он "Римляне, а также крестьяне! 
Отдайте мне слух без остатка!"
Все крикнули: "Браво!", но всхлипнули: "Право,
Без слуха нам будет не сладко!"

"Много месяцев, вчетверо больше недель 
Мы проплыли уже, но пока
Не видали мы Снарка ни разу досель,
Ни вблизи, и ни издалека.

Много плыли недель мы, и можно сказать, 
Больше всемеро плыли мы дней. 
Хоть могли б мы на Снарка с любовью взирать, 
На него ж не взирали - ей-ей!

Ну, так слушайте, вам я теперь назову 
Пять важнейших примет без прикрас, 
По которым вы точно - во сне ль, наяву -
Опознаете Снарка тотчас.

Хоть пустая примета одна, но зато 
Здесь ошибки не будет никак:
Он одет не по моде, не носит пальто, 
И не нюхает вовсе табак!

Он заносчив, сонлив, неуместен, во всём,
Беспардоннен, не чувствует шутки!
В ежедневных во всех процедурах при том 
Отстаёт он на целые сутки.

Он не смог бы понять даже лучших острот, 
Тех, что я вам недавно сказал.
Разве только, быть может, он грустно вздохнёт, 
Где любой бы из вас хохотал.

Обожает он лейки, их носит с собой, 
И при этом он верит, бесспорно, 
Что пейзаж они могут украсить любой - 
Эти мысли крамольны и вздорны.

Пятый признак - амбиция. И об иных 
Расскажу вам приметах теперь я: 
Глотари и царапалки есть у одних, 
У других - лишь клевалки и перья.

Не случалось, чтоб Снарк на людей нападал, 
Но из них кое-кто Дрянеглоты..." 
Балабол вдруг замолк, и вещать перестал,
Ибо с Коком случилася рвота.

КОНВУЛЬСИЯ ТРЕТЬЯ 
Рассказ Кока

Его перцем будили, и порцией льда, 
Винегретом будили с горчицей, 
Пароходным гудком, приговором суда. 
Но никак не могли добудиться.

Всё ж, очнувшись, бедняга решил рассказать 
О невзгодах своих и сомненьях. 
Балабол между тем закричал: "Не орать!"
А потом зазвонил в иступленьи.

Стало тихо: ни крика, ни визга вокруг, 
Даже редок был стон иль зевок, 
И бедняга, которого звали "Эй, друг!" 
Свою жизнь им поведал, как мог:

"Мои папа и мама хоть были бедны, 
Но честны..." - "Это всё пропускаем!"- 
"Балабол перебил: "Поспешить мы должны, 
Если Снарка добыть мы желаем!"

"Пропущу сорок лет"... - прослезился "Эй, брат"
"И продолжу без лишних я слов 
С того дня, когда был на корабль я взят,
Когда стал, как и вы, снарколов.

Милый дядя (в честь дяди назвали меня)
При прощании мне говорил..." 
"Пропускаем и дядю", - сердито звоня, -
Балабол его вновь перебил.

"Разговор он о Снарке со мною повёл: 
"Будь он Снарк - это лучше всего. 
Ты подать его с зеленью можешь на стол, 
И огонь высекать из него.

Хоть с канатом с надеждой его ты лови, 
Хоть с проворством и с длинною вилкою, 
Если хочешь, так шпалой его задави, 
Очаруй его лестью с ухмылкою"

"Это именно то!" - Балабол закричал, 
Поспешив перебить его снова: 
"Что, готовясь в наш путь, я так часто слыхал! 
Этот способ возьмём за основу!"

"Но одно я скажу, мой и племянник: беда,
Если Снарк - это сам Дрянеглот. 
Ты незримо и мягко исчезнешь тогда, 
И судьба нас уже не сведёт".

"И вот это-то вот мои мысли гнетёт,
Когда вспомню я дяди слова,
И пускается вскачь моё сердще, как мяч,
А душа - чуть жива, чуть жива.

И вот это-то вот..." Но Звонарь перебил:
"Без повторов, ведь я тороплюсь!" -
"Нет, позвольте сказать", - мистер "Эй" попросил -
"Это вот - то, чего я боюсь!

И с тех пор в мои сны он коварно вошёл -
Каждой ночью, в бредовой погоне.
Подаю его с зеленью свежей на стол,
Из него высекаю огонь я.

Но случатся со мною большая беда, 
Если Снарк - это сам Дранеглот. 
Я незримо и мягко исчезну тогда
И меня уж ничто не спасёт!"


КОНВУЛЬСИЯ ЧЕТВЁРТАЯ
Охота

Завопил Балабол: "Надо было б сказать 
Обо всём этом раньше немного! 
Как бестактно об этом теперь заявлять. 
Когда Снарк, так сказать, у порога!

Если вы не вернётесь, от беды не спасётесь, 
Будет всем нам весьма неприятно, 
Но, мой друг, вы ведь знали еще в самом начале, 
Что такое весьма вероятно!

Как бестактно об этом теперь заявлять. 
Вот и я уж теперь повторился".
"Нет, позвольте, успел обо всём я сказать 
В день, когда на корабль явился.

В самом тяжком грехе обвините сто крат -
Я снесу обвиненье покорно, 
Но коль скоро в притворстве меня обвинят -
Назову это ложью, бесспорно.

По-бенгальски я это не раз говорил.
По-немецки и по-финикийски, 
Мне досадно теперь, что тогда я забыл:
Говорите вы все по-английски".

Балабол, утирая слезинку с лица,
Произнёс: "Нет печальней рассказа... 
Но теперь, когда ясно нам всё до конца 
С этим делом покончим мы разом.

Доскажу свою мысль на досуге, друзья; 
Мы за Снарком идём, может быть, 
По горячему следу, и медлить нельзя,
Славный долг наш - его изловить.

Хоть с надеждой с канатом его изловить, 
Хоть с проворством и с длинною вилкою,
Или шпалою толстой его задавить, 
Иль привлечь его лестью с ухмылкою.

Ибо Англия ждёт - воздержусь продолжать.
Хоть банально сие, но ужасно. 
Поспешите скорей снаряженье собрать, 
Что поможет нам в битве опасной".

Тут Банкир чистый чек, подписав, зачеркнул, 
Серебро разменял на банкноты.
Ну а Кок причесался, и перхоть смахнул 
С пиджака, даже вычистил боты.

А Сапожник и Маклер одним наждаком 
Две лопаты пытались точить. 
А Стукач постучал по столу, а потом 
Он чечетку ногами стал бить.

Уповая на гордость его, Адвокат 
Призывал этот стук прекратить, 
Приводил он статью за статьёю подряд, 
Но не смог Стукача убедить.

А Колпачник работал над формой бантов,
А Бильярдный Игрок белым мелом
Кончик носа дрожащей рукой вновь и вновь
Натирал и вздыхал между делом.

Но стал нервным Мясник, и, надевши берет, 
Брыжы, банты и даже перчатки, 
Он сказал: "Мы, возможно, пойдём на обед!" 
Балабол же сказал: "Вы - в порядке!"

"Я не выглядеть дрянью теперь же хочу, 
И одеться теперь же по моде".
И кивнул капитан, глядя прямо в лицо: 
"Всё зависит теперь от погоды!"

А Стукач ликовал, прыгал радостно он,
Видя ужас и страх Мясника;
Даже Кок толстопузый, тяжёлый, как слон, 
Подмигнул одним глазом слегка.

Закричал Балабол: "Будь мужчиной, мой друг, 
И пока не попался ты в суп,
Нам нужна будет сила, коль встретимся вдруг 
С безрассудною птицей Юб-Юб!"

КОНВУЛЬСИЯ ПЯТАЯ 
Урок Стукачества

И с канатом с надеждой пытались ловить, 
И с проворством и с длинною вилкою, 
И готовились шпалой его задавить 
И привлечь его лестью с ухмылкою,

И Мясник хитроумный им план изложил,
Чем снискал и почёт и известность: 
Он на группы разбиться им всем предложил,
Чтоб исследовать дикую местность.

Тот же план в голове Стукача вызревал, 
Тот же лес он хотел указать, 
Но обиду свою он в себе удержал 
Хоть обиду так трудно скрывать!

Каждый мнил себя занятым только одним: 
Предстоящим событием важным, 
Не желая признать, что творится с другим 
То же самое - в точности - с каждым.

Но долина сужалась и вечер темнел, 
И плотнее друг к другу прижались 
Снарколовы от страха, и кто как умел 
Даже в ногу идти попытались.

Только вдруг небосвод расколол резкий крик, 
Стало ясно: опасность близка. 
И бедняга Стукач поседел в один миг, 
Задрожала спина Мясника.

Он о детстве блаженном припомнил тотчас, 
Хоть, увы, уж оно вдалеке. 
Этот звук он узнал; он ведь слышал не раз
Скрип графита по школьной доске.

"Это голос Юб-Юб!"" - закричал тут Мясник 
(Его каждый тупицей считал):
"Повторив Балабола, скажу напрямик:
Я единожды это сказал.

Это голос Юб-Юб, я уж дважды сказал, 
Умоляю, давайте считать. 
Это голос Юб-Юб, это я доказал, 
Только стоило трижды сказать!"

Всё считать скрупулёзно старался Стукач, 
Но издал он пронзительный крик 
Сбит со счёта он всё же, и как тут не плачь, -
И душой совершенно поник.

"Хватит пальцев ли мне? Мне помогут они? 
Ведь прибавить один нужно к двум," -
Он сказал, вспоминая, как в прежние дни 
Он подсчитывал тожество сумм.

"Верю, это возможно!" - Мясник говорил! 
"Это следует сделать, я знаю. 
Принесите бумагу, перо и чернил -
Я в мгновение всё сосчитаю!"

Тут Стукач всё, что нужно, в портфеле принёс; 
И бумагу, и перья, и ластик.
Тут же странные выползли звери из гнёзд,
В удивленьи раскрыв свои пасти.

В руку каждую взял тут Мясник по перу 
И оставил зверей без вниманья: 
"Обученье твоё в свои руки беру
Приобщу тебя к таинству знанья!

Без вступительной речи он начал вешать,
Забывая приличья закон. 
В светском обществе, надо, конечно, признать,
Был по праву бы он осуждён.

"Если три нам искомым объектом считать, 
То его мы добавим к семи, 
И ещё приплюсуем два раза по пять, 
И умножим на сто без восьми,

Результат продолжаем, как видишь, делить 
Мы на девятью десять плюс два, 
Вычитая семнадцать, могу заключить: 
Предпосылка зерна и права!

Объяснить этот метод я глубже готов, 
Овладеть им ты смог бы вполне, 
Если б только тебе доставало мозгов,
И хватало бы времени мне.

Глубочайшие тайны я смог разгадать, 
Связь времён я постиг в краткий срок. 
По приемлемым ценам я б мог преподать 
И по птице по этой урок.

В сильной страсти Юб-Юб пребывает всегда 
Уж такая, как видно, порода. 
Её платье приходит в негодность тогда, 
Когда входит оно только в моду.

Эта птица при встрече друзей узнаёт, 
А на взятку - так даже не взглянет. 
Никогда на собраньях не лезет вперёд, 
В долг даёт - одолжаться не станет,

Её с устрицей можно по вкусу сравнить, 
С черепахой, с икрою кетовой. 
Её лучше в сандаловых бочках хранить 
И в кувшинах из кости слоновой.

Вскипятите в опилках, солите в клею, 
С саранчой под тесьмою сгустите, 
Чтоб она симметричную форму свою 
Сохранила - за этим смотрите!"

Но урок Мяснику приходилось кончать, 
И сказал он тогда сгоряча,
Что готов он нотации дальше читать,
И во всём поучать Стукача.

Выразительный взгляд - был постойный ответ 
В благодарность за этот урок. 
Он из книг не узнал бы за семьдесят лет, 
Что узнал здесь в столь маленький срок.

Взяв друг друга под ручку, вернулись они, 
Балабол же сказал в восхщеньи:
"Вот награда за самые трудные дни, 
За невзгоды, несчастья, лишенья!"

Они стали такими друзьями в тот миг, 
Каких мало бывает на свете: 
Где, Мясник - там Стукач, где Стукач - там Мясник
И зимой, и весною и летом.

А коль ссора - без ссор ведь нельзя в наши дни!
Если только она возникала.
Песню птицы Юб-Юб вспоминали они,
И их дружба навеки крепчала.

КОНВУЛЬСИЯ ШЕСТАЯ 
Сон Адвоката

И с канатом с надеждой пытались ловить, 
И с проворством и с длинною вилкою, 
И готовились шпалой его задавить, 
И привлечь его лестью с ухмылкою.

Адвокат уж устал Стукача уличать,
Приводя аргументов тома.
Он заснул, и приснилось ему, что опять
Он в суде, и престранном весьма.

Будто Снарк в парике и в костюме судьи, 
И монокль, и ленты надев. 
Обратился к присяжным в защиту свиньи 
В разбирательстве дела про хлев.

И свидетель потом показанья давал, -
Будто хлев этот прежде был пуст, 
А судья очень дельно статью толковал: 
Речь потоком текла с его уст.

Но никто обвиненья не произносил, 
И догадки здесь были напрасны. 
И казалось, что Снарк три часа говорил, 
Пока стало хоть что-нибудь ясно.

Средь присяжных был мнения всяк своего,
И его он высказывал вслух. 
Говорили все разом притом, отчего 
Каждый к мненью соседа был, глух.

"Но..." - сказал прокурор, Снарк ответил: "Всё вздор!
Сей параграф давно устарел.
Он изъят, и решенье зависит с тех пор
От статьи про земельный надел.

Мы в измене не можем свинью обвинять: 
Подстрекательства явного нет. 
По вопросу банкротства - должны мы признать 
Веский довод здесь есть: "Nil debet".

Обсуждать дезертирство не будем сейчас 
Ибо алиби здесь безупречно. 
Но судьба подзащитной зависит от вас!
Плюс оплата издержек, конечно!"

Здесь оратор замолк, призывая Судью 
Заключение высказать вкратце. 
Но Судья возражал: "За всю бытность свою 
Я не делал такого, признаться!"

И поэтому Снарк все итоги подвёл; 
Результат превзошёл ожиданья, 
Ибо в выводах он даже дальше пошёл,
Чем свидетелей всех показанья!

Оглашенье вердикта на Снарка легло: 
Все на трудное слово ссылались -
Для прочтения было оно тяжело, 
И присяжные все отказались.

Только Снарк согласился, хоть очень устал, 
А присяжные только кивали.
Чуть лишь слово "Виновен" он им зачитал -
Закричали и поисчезали.

В заключение Снарк приговор огласил, 
Потому что Судья был на взводе. 
Стало тихо, как ночью у старых могил -
Стало слышно, как клоп где-то ходит.

"На бессрочную каторгу", - был приговор
"После - штраф сорок Фунтов в казну".
На "Ура!" он прошёл, хоть сказан Прокурор:
"В непристойности вас упрекну".

Но тюремщик их буйный восторг удержал,
Заявив, что такой приговор, 
Хоть прекрасен, но силу свою потерян: 
Ведь Свинья-то мертва с давних пор.

Был Судья возмущён, ну а Снарк - ничего,
Только краски исчезли с лица; 
Как законник, чья честность превыше всего, 
Продолжал бушевать до конца.

Этот рёв Адвоката совсем разбудил - 
Он вскочил, закричал с перепугу. 
Балабол, оказалось, давно уж зазвонил 
Прямо в ухо заснувшему другу.

КОНВУЛЬСИЯ СЕДЬМАЯ
Судьба Банкира

И с канатом с надеждой пытались ловить, 
И с проворством и с длинною вилкою, 
И готовились шпалой его задавить, 
И привлечь его лестью с ухмылкою.

А Банкир вдруг отвагой такой запылал
(Это нужно, читатель, понять),
Что ушёл он вперёд и из виду пропал 
В буйном рвении Снарка поймать.

Но пока он с канатов пытался ловить, 
И с проворством и с длинною вилкою, 
Пока шпалой старался его задавить,  
И привлечь его лестью с ухмылкою,

Налетел Крылозавр и Банкира схватил, 
Ну, а тот завизжал громогласно, 
Ибо знал, что в таком положении был,
Что бороться и драться напрасно.

Беспроцентную ссуду Банкир предлагал,
Или чек на семь Фунтов и пять. 
Крылозавр лишь свирепо в ответ зарычал. 
Не желал, видно, он торговать.

И пока огрызалась свирепая пасть, 
Финансист кувыркался, скакал, 
Осознав, как бесславно он может пропасть, 
Без сознанья на землю упал.

Но, почуяв людей, Крылозавр улизнул -
То на крик экипаж поспешил. 
"Это - именно то!" - Балабол намекнул 
И в свой колокол мрачно пробил.

Финансист почернел и едва походил 
На Банкира, которым был прежде. 
Он в такую неравную схватку вступил, 
Что, на нём побледнела одежда.

Он поднялся с земли, продолжая пугать 
Их костюмом, чудесным и новым, 
И гримасой тупою пытался сказать, 
Что не мог уже выразить словом.

Опустившись на стул, он поправил костюм, 
Нараспев произнёс монолог, 
Доказавший тот факт, что его слабый ум 
Уже мыслить нормально не мог.

"Здесь оставим его со своею судьбой!" - 
Восклицал Балабол, что есть мочи
"Мы пол дня потеряли. Со спешкой такой
Не поймаем мы Снарка до ночи".

КОНВУЛЬСИЯ ВОСЬМАЯ
Исчезновение

И с канатом с надеждой пытались ловить, 
И с проворством и с длинною вилкою, 
И готовились шпалой его задавить, 
И привлечь его лестью с ухмылкою.

Неудачи боялись они неспроста,
Ведь закат уж давно догорал.
А Стукач лишь стучал "тра-та-та, тра-та-та"
И чечётку сильнее плясал.

"Вот кричит Зингабоб! - Балабол закричал: 
"Словно бешенный раненый зверь!"
Он руками всплеснул, головой закивал, -
"Видно, Снарка почуял теперь!"

Восхищённо таращились все, а Мясник 
Закричал "0н всегда был такой!"
Это Кок - их отчаянно-храбрый шутник 
На вершине стоял как герой.

Возбуждений и гордый, на миг он предстал, 
В страшной позе стоял лишь мгновенье.
Он в ущелье нырнул со скалы и пропал, 
И стояли тут все в изумленьи.

"Вижу Снарка!" - до них долетел голосок -
Значит, тяготы были не зря! 
Вдруг услышали смех и оваций поток, 
И слова: "Да ведь это же Дря!..."

И молчанье. Но кое-кому различить 
Удалось дальний возглас "...неглот!"
Остальные сумели им всё объяснить:
Это ветер в ущелье поёт.

Хоть искали они до темна, не нашли 
Ни пера, ни иного следа, 
Ни примет, по которым сказать бы могли: 
"Здесь был Кок и пропал навсегда!"

Даже слова не кончил "Огарок свечи", 
Его смех в один миг оборвался. 
Он незримо исчез в непроглядной ночи,
Дрянеглотом ведь Снарк оказался.