Весенний кризис... Вспоминаю, заглянул я к старику Фаусту... Дело было весной одна тысяча семьсот ... впрочем, какая разница, в каком году? Он тогда сильно хандрил.
Ещё в четыреста седьмом году мне на глаза попалась занятная книжица. Обратил внимание на несколько рецептов "приворотного зелья". Сразу чувствуется тонкий гастроном - в вопросах вкуса еды и питья я известен в определенных кругах, как тонкий ценитель, и букет этого зелья мне пришелся по нраву. В книжицу эту вложил я закладку - с волоском из своего уха и засунул её в библиотеку какого-то богом забытого монастыря. (Кстати, все монастыри забыты богом, ибо Он считает, что там и без его вмешательства всё в порядке. Как бы не так!..) Так всегда я делаю, чтобы найти нового и интересного собеседника: как откроет кто-нибудь, если читать будет внимательно, так и закладку в руки возьмет, потеребит её пальцами, я и услышу. Тогда понаблюдаю за читателем, возможно и пообщаюсь. Люблю такие шалости - чем же ещё развлекаться... в вечности?
Когда он стал читать, я решил понаблюдать за ним. Он был таким рассеянным, что не обращал никакого внимание на летучую мышь, висящую у него над головой. Это мне подходило - превращаться в насекомых мне не нравится, вечно путаюсь в шести лапах, да к тому же слух и зрение у насекомых не те, что надо.
А Док, между тем, искал приворотное зелье, рецепты его выписывал. Он даже меня поставил в тупик поначалу. Оказалось, что зелье это он собирался пить сам, да не для вкусового удовольствия, а ради его действия. Вот ведь в чем дело - ему надо было не влюбить в себя какую-нибудь красавицу, оказывается, это у них легко достигалось вручением вовсе смехотворного подарка - каких-нибудь пары золотых монет, а иногда и одной. Представь - не алмаз, величиной с куриное яйцо (какой я извлекал из Везувия для царицы Савской), не черную жемчужину с вросшим в неё изумрудом (специально выращивал для Клеопатры), не рубин в форме и размерах львиной головы (пришлось лернейского льва тащить к Горгоне, опоенной мадерой, но иначе не видать бы мне Паллады, тогда ещё девицы). За презренный металл дарили ему свою любовь девы, да только ему этого мало было - сам-то он к ним ничего не чувствовал. Испугался старик, что соки жизни от него уходят, в мужской силе своей разуверился, запаниковал. Вот и забросил науку, стал рыться в книгах черной магии, искать рецептов для себя, приворотное зелье ему потребовалось. Только не помогло оно ему. Тогда от отчаяния решил он меня вызвать, не ведая, что я за ним наблюдаю давно уже.
Весенний кризис... Сколько глупейших действий он проделал, чтобы меня вызвать - я от смеха чуть с потолка не свалился. Решил подурачиться над ним. Вылетел в окошко, обернулся черным псом - ньюфаундленд, моя любимая порода. Зашел к нему, вижу - он обомлел. Слегка подурачившись, я все же вернулся к своему человеческому виду - самое злонамеренное существо на планете, это человек, не люблю себя в этом виде. Насколько приятнее парить над океаном этаким альбатросом!!! Впрочем, отвлекаюсь постоянно.
Да, старик решился дара речи. Успокоил я его, он взял себя в руки. Просьбы мне стал выкладывать свои. До чего убогий вид у этих старцев, вкусивших малую толику знаний из книг, когда они за себя просят! Младенец, требующий у матери медовый пряник, более аристократичен и горд. Вот что с человеком делает образование - лишает остатков рассудительности и гордости. И не мудрено - человеку, получающему образование, столько сведений приходится принимать на веру, что он совершенно разочаровывается в аналитических возможностях собственной головы, так что уже и не пользуется ей почти. Ребёнку говорят - сюда не лезь, здесь больно, а он не верит, проверяет, лезет и получает, что заслужил. Настоящий ученый. А ученому говорят - это уравнение никто решить не под силу, и он печально переворачивает страницу, не делая ни малейшей попытки его решить. Настоящий ребёнок, пай-мальчик. Да и к тому же им не важно, у кого просить - у бога ли, у черта. Вчера он в молитвах обращался к господу, взывая о силе мужской, а нынче к дьяволу взывает с теми же просьбами. Только бог нем, ибо знает - нет более сурового наказания глупца, чем внять его суетным просьбам. Жалостливый он. Ну а мне-то что жалеть их? Не глупцов я жалею, а тех, кто вынужден пребывать с ними в одном месте, одним воздухом с ними дышать и делить с ними кров и трапезу.
Запросил он сердце ему оживить. Безумен трижды был этот безумный старик, ибо сделал так господь, чтобы ко времени кончины угасали желания, чтобы слабее становились путы, привязывающие душу к этому миру, чтобы без сожаления шагнул он в мир иной. Горячему сердцу идти на корм червям ох как обидно! Нет большей пытки, чем иметь душу юноши в теле дряхлого старика! Когда я ему это поведал, он ещё пуще зарыдал - ты, говорит, и тело мне юным сделай. Вот оно что, значит. В организме старика не хватало лития, надо было соль серую ему на рынке покупать, а не у лавочника белую, да перекаленную. Ну да, ещё пару травок пожевать, кое-каких кислот поднабраться от природы, так ведь нет - как взбаламутилось ему - подавай молодость души и сердца. Я его отпугнуть хотел - душу, мол, отдашь за такое преображение? Вечную жизнь свою заложишь за страсти земные? Ничего не берет глупца - с радостью, говорит, отдам. Что поделаешь ты с чудаком - совсем свихнулся от книг.
... А повеселился я тогда с ним неплохо. Маргарита с тех пор много раз это вспоминала. Да все по-разному это рассказывала. Каждый раз по-новому. Видимо, никогда до конца своих чувств не поверяла мне. И это после всего, что я для них сделал. Но всё же забыла она этого своего Фауста, как только я её с Мастером познакомил. Вот это у неё настоящее было... Почему было? Оно и сейчас продолжается. Кстати, навестить их в будущее воскресенье, поговорить о том, о сем... Нет, в будущее не получится, в будущее у них Он будет. Нынче пасха - Его неделя. Не хочется мне лишний раз на глаза к Нему попадаться. Ну, значит, через недельку навещу... К тому времени, глядишь, и пройдет у всех у нас весенний кризис.