Жилинский Олесь Александрович : другие произведения.

Они где-то рядом

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Группа ученых из научно-исследовательского института Чарльза Гринвуда прилетает на Украину, в Крым, чтобы принять участие в археологических раскопках вблизи бухты Ласпи. Их интересует наследие древней секты "солнцепоклонников". Но это только официальная версия. На самом деле ученые проводят эксперимент по изучению информационного поля Земли и его воздействия на организм человека. Волею случая о таинственных экспериментах становится известно российским спецслужбам и главе жестокого мафиозного клана Марчано. У каждого разные цели, но судьбы героев - предрешены. События в бухте Ласпи приобретают необратимый, катастрофический характер...

Олесь Жилинский

   ОНИ ГДЕ-ТО РЯДОМ
  
   Пролог. ПУТЬ К БЕССМЕРТИЮ И ВЛАСТИ
   - Хар-ра! - яростно кричали воины Огня и Ночи, атакуя защитников солнцепоклонника. - Хар-ра! - страшный боевой клич летел над зажатой меж скал маленькой равниной, выходящей к морю. Там, на высокой скале, подняв голову к небу и широко раскинув руки, стоял юноша в просторной белой одежде. Он не замечал ураганного ветра, норовящего скинуть его в море, вспенившееся огромными волнами. Он не слышал шума битвы у себя за спиной и стонов погибающих. Юноша проходил обряд посвящения в тайны Земли и Неба. Керим, повелитель неустрашимых воинов, Верховный жрец бога Ночи и Огня, спешил. Он видел, как тело юноши задрожало и выгнулось в дугу. Еще чуть-чуть, и "дверь" в мир богов будет открыта.
   - Хар-ра! Хар-ра! - увлекал Керим в бой своих верных воинов и первым бросался на врага, сокрушая огромным кривым мечом каждого, кто попадался ему на пути.
   Узкую полосу равнины защищали последние оставшиеся в живых воины из кочевых племен, пришедшие на защиту мудрецов и врачевателей от жестоких преследователей, не ведающих жалости и сострадания. Защитники смирились с тем, что одолеть врага им не удастся, не боялись того, что впереди их всех ждет гибель. Единственное, что заставляло горстку смельчаков рубиться, был юноша у них за спиной.
   -Хар-ра!- визжал Керим, и вокруг него падали рассеченные враги. - Хар-ра!- расчищал он себе путь к бессмертию и власти.
   Именно теперь открывается дверь из мира богов в мир смертных. Этого мгновения Керим ждал многие годы. Если удастся сейчас убить солнцепоклонника, жрец получит могущество, сравнимое с могуществом бога Ночи и Огня. Если не успеет, то даже после смерти не найдет успокоения вовек. Это откровение, эту страшную тайну, жрец узнал много лет назад, принеся в жертву своему богу, богу Ночи и Огня, сотни девственниц и юношей. Страшной была та ночь. Даже Керим, привыкший к виду крови и мучительных человеческих жертвоприношений, малодушно отводил взгляд в сторону от этого безумного зрелища, но быстро взял себя в руки.
   - Так хочет мой бог! - сказал Керим самому себе, - значит, так тому и быть!
   Под утро, когда стихли предсмертные стоны обреченных, жрец сел на корточки у огня, закрыв глаза, медленно прочитал заклинание и глубоко вздохнул. Бог Ночи и Огня пришел на его зов, он был доволен жертвами, а потому милостив. Он поведал Кериму тайну абсолютной власти, и с тех пор жрец не мог думать ни о чем другом.
   Годы странствий и великие битвы, лишения и кровь - Керима ничто не могло остановить. "Все или ничего"! Он почти добился успеха, но в последний момент, в полушаге от заветной цели, на его пути встали воины из кочевых племен, они пришли защитить презренного солнцепоклонника.
   - Хар-ра! - кричал великий жрец, круша врагов, - за мной, мои верные воины!
   Он опоздал, ритуал был завершен, и последние защитники солнцепоклонника опустили мечи.
   - Поздно, слишком поздно, - обреченно думал жрец, взирая на море и скалы, - я проиграл. Великий бог Огня и Ночи, не бросай меня, укажи путь к спасению.
   Длинноволосые воины клана уже плыли на лодках к скале. Очень скоро они бросили к ногам повелителя юношу.
   Едва Керим посмотрел ему в глаза, как сразу понял, почувствовал, что солнцепоклонник уже не принадлежит себе, он стал частью Великой пустоты и Вечности. Все кончено, дверь в мир богов уже закрыта.
   Рядом, со связанными руками, лежали пленные кочевники.
   - Я принесу их в жертву, я умилостивлю моего бога, - думал Керим, - он не бросит своего верного сына. Если бог пожелает, я убью всех своих людей, только бы избежать проклятия. Бог ночи и Огня, не покидай меня в этот страшный час. - Хар-ра!- закричал Керим, и эхо, многократно повторив его боевой клич, вернуло жрецу веру в спасение.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Часть первая.

Бухта Ласпи.

Глава первая.

Выгодный контракт.

   Из безмятежного, сладкого сна Николая Галушко вырвали самым возмутительным образом. В массивную дверь его уютного дома кто-то бил кулаком что есть силы, разрушая так любимую им тишину. - Иду, иду!- крикнул коренастый блондин, набрасывая на мускулистое тело махровый халат. На ходу бросив взгляд на настенные часы с кукушкой, зло чертыхнулся. - Господи, ну кого могло принести в полшестого утра?- и, подойдя к двери, спросил,- кто там? - Николай, это я! У меня важное дело!- услышал он с улицы знакомый голос профессора Бориско,- извини, что так рано. Пошарив в полутьме рукой, открыл засов и распахнул дверь настежь. - Привет, проходи,- бесцветным голосом произнес хозяин дома и зябко поежился. Хотя и ранняя, теплая была в этом году весна, но по ночам еще случались заморозки. И это утро не было исключением. - Проходи, располагайся, а я приведу себя в порядок. Николай уже понял, что вновь улечься в теплую кровать и, накрывшись с головой мягким пледом, уснуть сегодня не получится. В который раз день начинался совсем не так, как ему хотелось. Но на старика-профессора он обижаться не мог, всегда помня о том, что тот его единственный верный друг. Вполне возможно, не свела бы его судьба с профессором Бориско, лежал бы сейчас Николай с простреленной головой в какой-нибудь канаве на необьятных просторах матушки России. То было жуткое, страшное для Николая время, воспоминания о котором причиняли ему боль даже теперь, через восемь лет после тех роковых событий и поспешного бегства из Москвы. Из душевой он вышел минут через тридцать, свежий и бодрый, тщательно выбритый и расчесанный. Остатки сна бесследно улетучились под струями контрастного душа, а вместе с ними и раздражительность. Перед профессором Бориско стоял высокий подтянутый молодой человек с правильными чертами лица. Его вполне можно бы назвать красивым, но впечатление портили едва заметные шрамы на переносице и чуть выше брови. Его облику они придавали агрессивность. Да еще плотно сжатые губы, на которых улыбка, пусть сдержанная, появлялась очень редко. Его голубые глубокие глаза смотрели на мир внимательно, даже цепко, и меж тем в них без труда читалась внутренняя доброта и открытость.
   Николай вошел и резко остановился, удивленно взирая на сервированный гостем стол. Признаться, было от чего. Таких деликатесов в своем доме он еще не видел, обходясь обычной стряпней, без излишеств и каких - либо изысков. А тут вдруг черная зернистая икра в пиале, превосходная ветчина и аппетитно пахнущий голландский сыр, салат из свежих овощей, грибы, а еще настоящий французский коньяк и шампанское. Чуть в сторонке спелая клубника и коробка дорогих конфет.
   - Вот черт,- низким, густым голосом произнес Николай первое, что пришло на ум,- клубника с икрой - это круто. Да еще в шесть утра.
   - Старался, как мог,- сиял от счастья Сан Саныч,- ну что же ты стоишь? Проходи и присаживайся,- и, широко разведя руки в стороны, пригласил за стол.
   - Хм, Сан Саныч, такой завтрак потянет на твой месячный оклад. Или ты получил богатое наследство?- пошутил хозяин дома и вопросительно посмотрел в глаза гостю.
   - Да нет, заработал. Точнее, получил аванс.
   - Ты нашел другую работу?
   - Что ты, нет, конечно,- протестующее замахал он руками и даже чуть попятился, словно его молодой друг сказал нечто неприличное,- ты же знаешь, мое призвание - наука.
   - За эту самую науку тебе платят гроши. Я-то знаю.
   - Ты прав, гроши, но в этот раз все несколько иначе.
   Николай молча рассматривал собеседника, человека неординарного, зачастую импульсивного, доктора исторических наук Александра Александровича Бориско, по праву считавшегося одним из лучших специалистов по истории древних цивилизаций.
   Шестидесятисемилетний профессор едва доставал до плеча своему молодому товарищу. Все его движения, чем бы он ни занимался, были какими-то порывистыми, зачастую неожиданными. Он даже ходить умудрялся так, словно за ним по пятам кто- то гонится. При этом выражение лица его, то глубоко задумчивое, то рассеянно - безмятежное, неизменно сохраняло оттенок какого-то шаловливого ребячества. Впечатление, что перед вами взрослый ребенок, а точнее, престарелый, усиливали наивные, широко распахнутые зеленые глаза, смотревшие на мир с неиссякающим оптимизмом. Да, со времени их первой встречи, а произошла она примерно десять лет назад на Курском вокзале города Москвы, в такую же пору ранней весною, Сан Саныч только внешне изменился, а в душе по - прежнему оставался наивным и добрым.
   Светило истории, археологии, знаток сарматов, скифов и бог весть кого еще, он приехал в Москву искать финансирования для очередных своих изысканий. Советский Союз к тому времени приказал долго жить, но профессор по простоте душевной значения этому не придал. Вот уж где воистину - от великого до смешного... Посмеялись над профессором и отправили восвояси. Удар для него оказался ошеломляющим. Как же он страдал, не в силах уразуметь, что для чиновников наука далеко не самое главное в жизни. Однако неприятности на том не закончились. Старика банально ограбили средь бела дня, да еще коленом под зад приложили, а для пущей убедительности, что не розыгрыш то был, а натуральный разбой, ударили кулаком по лицу.
   Когда они впервые увидели друг друга, профессор подвывал, как собачонка, сидя на крыльце облупившегося старого здания с наглухо заколоченными окнами. Он неловко размазывал платком кровь по лицу, что-то бормотал, растерянно рассматривал свой помятый в неравной схватке потертый костюм и сокрушенно качал головой. Вид у него был такой, словно по радио объявили о нашествии инопланетян.
   Николай, в то время коммерсант средней руки, с ходу определил социальный статус жертвы разгулявшегося криминала: интеллигент до мозга костей, скорей всего, какой-нибудь ученый. Жаль стало ему старика, до слез жаль. Приютил, обогрел, напоил-накормил, купил новую одежду и билет до Севастополя, да еще и в поезд усадил. Уже на перроне Сан Саныч вдруг посерьезнел лицом, приосанился и тоном торжественным, как вождь с трибуны, произнес банальнейшую речь:
   - Николай, я никогда не забуду вашей доброты и благородства. Никогда,- немного откашлялся, поправил галстук и продолжил:- Дай вам бог счастья в жизни. Запомните, если у вас случится беда, а она, к сожалению, прийти может к любому из нас, вы всегда можете на меня рассчитывать. Знайте, в Крыму у вас есть друг, который всегда будет рад отплатить вам добром за добро.
   Посмеялся коммерсант над стариковской наивностью, да и забыл на время. Через каких-то два года, когда земля горела у него под ногами, а смерть шла по пятам, преследовала неотступно, вспомнил старика.
   - Гхм, гхм,- тактично прикрыв рот кулачком, прервал Сан Саныч затянувшуюся паузу.- Прошу к столу. Отведаем, что бог послал.
   - Успеется,- несколько грубовато ответил Николай.- Лучше расскажи, что за аванс такой огромный. Ты случаем не впутался в какую-нибудь темную историю? За твою науку никто таких денег платить не будет.
   - Ошибаешься. Это только начало,- парировал профессор, рукой указывая на деликатесы.- В дальнейшем я надеюсь заработать гораздо больше.
   - Хм, хм,- недоверчиво хмыкнул Николай и еще раз пристально взглянул в глаза собеседнику.- Может, раскроешь тайну?
   - Охотно,- приосанился профессор.- Итак, ты, наверное, помнишь, как в прошлом году, весной, я начал вести раскопки вблизи бухты Ласпи. Тогда ты мне очень помог материально. Я так благодарен тебе.
   - Не стоит. Нанять пару-тройку копачей-носильщиков не бог весть какая помощь.
   - Да, но еще ты приобрел мне цифровой фотоаппарат, а питание, а транспорт, снаряжение, наконец?
   - А, пустяки,- отмахнулся Николай и, не в силах побороть свой внезапно разгулявшийся аппетит, потянулся к ветчине и сыру.- Не отвлекайся, рассказывай дальше. Я весь внимание.
   - Итак. Хм.., если коротко, то мне удалось отыскать глиняные таблички с письменами, а также гладко обтесанные камни, испещренные древними символами и значками. На одном из камней оказалось даже нечто вроде карты звездного неба, но не это главное.
   - Может, по пять грамм?- кивнул хозяин дома на бутылку дорогого коньяка.
   Вслед за аппетитом в нем проснулось непреодолимое желание отведать заморской выпивки.
   - Охотно,- поддержал гость его предложение.
   Коньяк и впрямь оказался восхитительным. Как всякий благородный напиток, он обладал утонченным вкусом и букетом запахов, разобраться в которых мог только специалист. В сложном искусстве дегустации Николай Галушко был любителем, тем не менее, безошибочно определил, что пьют они не дешевую подделку, а настоящий "Мартель". Коньяк не "бьет" по голове, как бревном, о нет, то сомнительное удовольствие принадлежит только водке. "Мартель" дарует телу тепло, плавно растекающееся по телу, деликатно снимает препоны в общении, поэтому любая беседа, высоконаучная и возвышенная или же пустая, легкомысленная, или дружеский разговор по душам, протекают исключительно в атмосфере непринужденной расслабленности и неги. Это и есть главное отличие благородного напитка от пойла. Есть, однако, одно немаловажное обстоятельство, помнить о котором следует всем и всегда. Без меры что "Мартель" или "Хеннесси", что бренди ценою пятак за ведро приводят к банальному свинскому опьянению. Эту истину Николай усвоил давно, в своей прошлой, разгульной московской жизни, а потому пили они понемногу и не спеша. Речь Сан Саныча стала более уверенной, а рассказ о получении огромного, до неприличия, аванса все более интересным.
   - Так вот...я долго, очень долго бился над переводом. Те письмена оказались стихами. Само по себе не бог весть какое открытие, но...Они написаны невообразимой смесью из четырех древних языков. И вот что интересно: если какое-либо слово или оборот речи наиболее точно, емко и красиво звучит, допустим, на древнегреческом, то на этом языке и пишется, а за ним может следовать древнеарабский или шумерский. Представляешь?
   - Ну... - неопределенно пожал плечами Николай.- Что-то я не понимаю, к чему такие сложности. Им что, делать было нечего?
   - Да нет, судя по всему, стихосложение являлось смыслом всей их жизни.
   - Это ты о ком?
   - Мне кажется, стихи принадлежат легендарным "солнцепоклонникам". Хотя я могу и ошибаться.
   - Что еще за "...поклонники"?
   - "Солнцепоклонники",- поправил профессор своего молодого собеседника.- Была такая то ли секта, то ли орден странствующих мудрецов-врачевателей. К сожалению, достоверных сведений о них до наших дней дошло слишком мало. Известно, что по меркам своего времени те люди были хорошо образованны, вели целомудренный, высокоморальный образ жизни, а также в совершенстве владели секретами народной медицины, умели излечивать практически от всех недугов.
   Сан Саныч весь ушел в себя, в мир своих мыслей, рассуждений о тайнах дней минувших и их взаимосвязи со временем нынешним. В глазах его плясали искры легкого безумия первопроходца, Али-Бабы, отыскавшего пещеру с несметными сокровищами, или Моисея, лицезреющего землю обетованную.
   Он бесцельно переводил взгляд с потолка на стену, со стены на окно, нервно постукивая пальцами по столу.
   - Ты знаешь, эти стихи позволяют мне сделать очень интересные выводы о "солнцепоклонниках" и их образе жизни. Точнее, о внутреннем мире.
   - Какие?
   - Наличие четырех языков, причем не родственных, говорит о том, что в секте присутствовали представители четырех народностей. Это тебе говорит о чем-нибудь? Попробуй сделать второй вывод.
   - Хм...Сан Саныч, ты же знаешь, не силен я по этой части. Так что говори, а я лучше послушаю. Все, что касается логики и всяких там гипотез, не мой конек.
   - Различия в образах жизни и культур - фактор, который и в наше время зачастую приводит к неприязни и конфликтам. Идем дальше: я не ахти какой знаток литературы, но совершенно уверен, что поэзия - наиболее емкий, сложный и красивый вид словесного искусства. Коллективное стихосложение означает, что между "солнцепоклонниками" царили исключительно теплые, искренние отношения, построенные на взаимоуважении. В противном случае, ни о каком совместном творчестве не могло бы быть и речи. Кроме того, среди них, очевидно, был некто, владевший всеми этими языками. Именно он, скажем так, координировал творчество своих собратьев.
   - А вот тут я не согласен.
   - С чем именно?
   - Так, может, один человек и писал стихи?
   - Какое-то время я тоже так думал, но лингвистический анализ, а я в этом кое-что понимаю, позволяет мне утверждать, что стихи были написаны не одним человеком, а группой лиц,- подвел черту своим умозаключениям Сан Саныч и с видом умиленно-радостным уставился на собеседника.
   - Выпьем?
   - С удовольствием!- согласился Николай и разлил по рюмкам коньяк.
   - Ну, а дальше что было? - прогудел хозяин дома, прожевав кусок ветчины.
   - О своих находках я писал во все инстанции, умоляя выделить средства на продолжение изысканий. Доказывал важность моего открытия для науки, но...- профессор погрустнел, как-то съежился,- в лучшем случае получал вежливый отказ, но это редко. Как правило, господа чиновники не считают нужным отвечать просителям. "Дележка портфелей" для них гораздо важнее, чем наука.
   -... и прибыльней,- дополнил Николай тираду собеседника.
   - Да уж, полностью с тобой согласен.
   - Я так понимаю, Сан Саныч, что ты не сдался.
   - О да!- тут же встрепенулся профессор, гордо расправив плечи, и вперил торжествующий взгляд в Николая,- сдаваться не в моих правилах.
   Когда я понял, что официальным путем нужного результата не добьюсь, решился на самые крайние меры.
   -Ч-е-г-о?- подавшись всем телом вперед и даже привстав с кресла, тревожно переспросил Николай Галушко,- это какие такие самые крайние меры?
   А про себя подумал:"Уж не грабанул ли кого старичок? Он, конечно, "божий одуванчик", но малость не от мира сего. Ради торжества науки вполне мог вляпаться в сомнительную историю". Мрачные опасения Николая, к счастью, вскоре развеялись.
   - А предпринял я следующее: через Интернет отправил обширную статью о своих находках в ведущие европейские научные журналы. Статьи подкрепил фотографиями, переводами некоторых стихов и своими умозаключениями. Вскользь упомянул о невозможности продолжения исследований из-за недостатка в средствах.
   - И что, неужели опубликовали?- не веря в чудо, с придыханием, возбужденно спросил Николай. Голос его от волнения как-то дрогнул, поэтому вопрос был задан странным сиплым шепотом. К печатному слову Галушко относился с глубоким уважением.
   - Николай,- удобно устроившись в кресле, самодовольно и торжественно произнес Бориско,- совсем недавно вполне заслуженно я считался одним из лучших специалистов по истории древних цивилизаций.
   - Поздравляю!- произнес Николай, ну а дальше-то что?
   - Чарльз Гринвуд! Слышал о таком?- спросил Сан Саныч и подал через стол визитную карточку,- основатель научно-исследовательского института, миллионер - меценат.
   Николай с благоговением взял в руки черный прямоугольник плотного картона с золотым тиснением. На одной стороне значилась фамилия, на другой - краткая информация о владельце и контактные телефоны.
   - Ух ты!- выдохнул Николай.
   - Примерно два месяца назад на мой домашний телефон позвонил представитель института Георгий Кандалаки и предложил встретиться! Я согласился. Грек угостил меня шикарным ужином в дорогом ресторане, расточал комплименты моей скромной персоне и вообще был сама любезность. Однако устроил форменный допрос о "солнцепоклонниках", раскопках и предполагаемых дальнейших планах. Признаться, после ужина с ним я чувствовал себя уставшим и морально, и физически. Он очень настойчив, и я даже рад был, когда мы наконец-то распрощались. По прошествии, - Бориско на миг задумался,- двух-трех недель Кандалаки вновь позвонил и предложил обсудить возможность моего сотрудничества с институтом, а по электронной почте переслал проект контракта. Разумеется, я согласился.
   - Что за контракт?- тут же посерьезнев, заинтересованно спросил Николай.
   - Да вот он,- достав из нагрудного кармана вчетверо сложенный лист бумаги, ответил профессор,- почитай, там и о тебе речь идет.
   Галушко взял проект контракта и недоуменно взглянул на профессора.
   - Видишь ли,- замялся Бориско,- наверно, мне сразу следовало тебе об этом сказать, но как-то вылетело из головы. Они настаивают на твоем участии в проекте.
   - Зачем? Я же не ученый, обыватель и только.
   -У них будет много аппаратуры, и часть ее они намереваются разместить у тебя в доме и в комнате на чердаке.
   В груди Галушко что-то сжалось, кольнуло, и кровь ударила в лицо. Он даже подскочил на месте.
   -Ты что, все обо мне рассказал?
   -Нет, нет! Что ты!- протестующее взмахнул руками историк,- твою историю я не рассказывал, нет!
   По глазам гостя, по мимике лица, по жестам хозяин дома понял, что тот говорит правду.
   - Фу-ух!- облегченно вздохнул Николай, налил себе полную рюмку и залпом выпил, не поморщившись и не закусив,- а я подумал - конец: выболтал Сан Саныч мою тайну. Уже прикидывал, куда бежать на этот раз.
   - Я не предатель,- выпятив губу, обиженно сказал Сан Саныч и демонстративно отвернулся, - о тебе я рассказал только в общих чертах. За размещение аппаратуры в твоем доме они готовы платить пятьсот долларов в неделю. Столько же за каждого члена своей группы.
   - Они что, жить у меня намереваются?
   - Да, три-четыре человека. Остальные в полевом лагере на месте раскопок в бухте Ласпи. Будут меняться каждую неделю. Кроме того, ты возьмешь на себя организацию питания. За это плата отдельная.
   - Сколько?
   - Пятьсот в неделю. Разумеется, в долларах. Как видишь, я и твои интересы учел.
   Николай, подсчитав в уме возможную прибыль, тихонько ойкнул, нервно дернул головой и почесал затылок.
   - Да - а!- только и сумел он из себя выдавить.
   - Чуть не забыл,- внезапно спохватившись, полез Сан Саныч в карман и, порывшись в его недрах, извлек на свет божий конверт,- держи.
   - Что это?
   - Пластиковая карта и пин-код. Снимешь деньги и купишь два автомобиля: легковой и грузопассажирский "Фольксваген". Ты еще и водителем у них будешь работать. Твои "Жигули" им не подходят.
   - Сан Саныч, я что-то не понял...,- все более пристально и тревожно вглядываясь в собеседника, пролепетал Николай,- ты что...?
   - Да,- перебил его профессор,- я был уверен в твоем согласии, поэтому подписал контракт за нас обоих.
   Заметив некоторое замешательство друга, поспешно добавил:
   - Твою историю знаем только мы трое: ты, я и полковник.
  
  
  
   Глава 2. Гринвуд - старший
  
   Весна в этом году пришла в Неаполь рано. Еще вчера над городом висели низкие свинцовые тучи, дул ледяной пронизывающий ветер, и Гринвуду казалось, что зима затянется еще надолго. Но весна в который раз оказалась сильнее и ворвалась в город неожиданно, заявив о своих правах теплом и светом. Он любил это время года. Казалось, что после долгой утомительной зимы кровь в жилах его бежит быстрее, а тело наполняется молодой неиссякающей силой, душа поет о чем-то новом и возвышенном. Чарльзу нравилось наблюдать, как с приходом весны меняется древний город.
   Гринвуд любил весенним утром наблюдать за просыпающимся городом, слушать и видеть его.
   Однако это утро было несколько иным, и в насыщенном рабочем графике Чарльза Гринвуда не оставалось времени любоваться красотой весеннего Неаполя, красивейшего из городов мира. Дело в том, что поздним вечером накануне с Украины вернулся его помощник-консультант Георгий Кандалаки. Сегодня нужно внимательно и не спеша изучить его отчет о поездке и сделать выводы. Если грек не ошибся, то находки русского ученого вблизи бухты Ласпи позволят выйти на очередной, качественно новый уровень изучения Х-поля и его природы. Может быть, (Чарльз надеялся на это) русский профессор поможет им разгадать тайну Х-поля, и тогда они перевернут этот мир.
   - Стоп,- сам себе приказал Гринвуд,- хватит мечтать. Пора браться за работу.
   Огромный, скромно, но со вкусом обставленный кабинет своей атмосферой настраивал его на неспешную, плодотворную работу: читать, анализировать и думать, думать, думать. Слишком высоки ставки, а ошибки (они дважды случались) стоили жизни близким людям: Каннингему и Тотти.
   Гринвуд достал из сейфа объемистую черную кожаную папку с эмблемой института и положил на стол, минуту-другую о чем-то напряженно думал, а затем решительно открыл и углубился в чтение.
   Итак, баронет Чарльз Гринвуд: герой войны, ученый с мировым именем. Седеющие волосы с глубокими залысинами разделены идеальным пробором. У Чарльза, как и у его отца, Ричарда, были удивительно глубокие глаза и строгий взгляд. Когда он смотрел на незнакомого человека, тому казалось, что его сканируют, и тут же съеживался. Гринвуд, конечно же, знал об этой особенности, поэтому в глаза людям старался смотреть по возможности редко, но зато, если требовалось взять инициативу в свои руки, ему стоило только посмотреть на собеседника, чуть прищуриться, и тот тут же становился мягок и податлив. Во время деловых переговоров Чарльз пользовался этим, неизменно достигая нужных результатов, но, будучи человеком мудрым, своим даром не злоупотреблял.
   Удобно устроившись в высоком мягком кресле, он внимательно читал отчет, переворачивая листы один за другим, некоторые места перечитывал дважды. Затем Чарльз достал фотографии и, едва взглянув на первую из них, непроизвольно вздрогнул и выронил из рук всю пачку, веером рассыпавшуюся по столу.
   - Не может быть, не может быть,- тихонько, срывающимся голосом шептал он. Его голову пронзила мимолетная, но острая боль. Он тут же схватился руками за виски. Казалось, что в светлой просторной комнате поубавилось воздуха, отчего дыхание стало неровным и частым. Всегда сдержанный и невозмутимый, старик резко вскочил из-за стола и почти бегом бросился к окну, непослушными, дрожащими руками повернул ручку и открыл его настежь. Весенний, еще прохладный воздух ворвался в помещение. Боже, до чего сладок он был. Чарльз дышал глубоко и часто. Воспоминания, живые и яркие, вновь накатили волной, заслоняя собою все остальное. Они не позволяли думать ни о чем другом, как ни пытался Гринвуд отогнать их от себя. Как давно это было, а боль утраты не притупилась, нет. Она всегда с ним, всю жизнь. С того самого дня, когда на берегу моря он увидел высохшее, как мумия, тело своего отца. Для Гринвуда - младшего история о "солнцепоклонниках" началась в далеком детстве, в довоенном Неаполе.
   Ричард Гринвуд, отец маленького Чарли, был известным археологом. Экспедиции в страны Востока и Азии, Египет и Италию были неотъемлемой частью его жизни, а после смерти матери и его, Чарльза.
   Он никогда не спрашивал сына о его отношении к очередной экспедиции. Ричард ставил его в известность тоном, не терпящим возражений:
   - Чарльз, на следующей неделе я отправляюсь в Неаполь. Вы едете со мной. До отъезда вы обязаны сдать все необходимые зачеты в гимназии и получить право отсутствовать в течение следующего месяца.
   - Да, отец,- уныло соглашался мальчик.
   Известие отца означало, что в ближайшие дни придется забыть о свободном времени, играх на воздухе, общении с друзьями и всех без исключения, даже маленьких удовольствиях. Только учеба с раннего утра до позднего вечера. Чарльз был способным, усидчивым и сообразительным мальчиком, любой предмет, особенно точные науки, схватывал на лету, умел нестандартно мыслить. Но даже ему, одному из лучших учеников гимназии, предстоящая неделя предвещала пытку учебой, без сна и отдыха. Если он не выполнит распоряжений отца, об участии в экспедициях можно забыть надолго. Отец строг и не прощает ошибок. Оставаться в родовом замке под присмотром гувернантки и дворецкого - нет, только не это. После смерти мамы он боялся оставаться надолго без отца, а потому, собрав в кулак всю свою волю, юный баронет учил законы сохранения энергии, падежи, стихи Байрона и еще многое из того, что предусмотрено программой обучения на текущий год. С задачей он справился, однако осунулся, был слишком бледен лицом и на мир смотрел печальными глазами. Плата за шанс не расставаться с обожаемым отцом оказалась слишком высокой.
   - Вы молоды и сильны, Чарльз. Свежий воздух Апеннин, солнце и море вернут вам прежний оптимизм и свежий вид. Гораздо сложнее владеть своей волей. С поставленной задачей вы справились. Я прихожу к мысли, что из вас может вырасти достойный потомок рода Гринвудов. Никогда не забывайте, кто вы, - вот так своеобразно прокомментировал Гринвуд-старший успехи сына, но как горд и счастлив был мальчик услышать даже такую, пусть сухую, похвалу.
   Стараясь быть истинным потомком своего рода, Чарльз постарался скрыть свою радость и тоном сдержанным, невозмутимым и ровным ответил:
   - Спасибо, отец. Так я могу рассчитывать на поездку с вами? Мне необходимо собраться в дорогу.
   - Несомненно. Только самое необходимое. Мы выезжаем завтра утром в восемь с четвертью.
   То была последняя экспедиция Ричарда, из которой ему не суждено было вернуться, но ни отец, ни сын еще не подозревали о тех загадочных и страшных событиях, которые должны были случиться вскоре.
   Остановились они в небольшой уютной гостинице, располагавшейся в живописном уголке Неаполя, вдалеке от суеты и шума большого города. Из окон их комнаты открывался вид на бескрайнее синее море, по глади которого к берегу, обгоняя друг друга, неслись волны и с грохотом разбивались о мол. Чуть левее вдали виднелись холмы, заросшие густым лесом и полевыми цветами. Оттуда до их слуха долетали трели птиц, а по вечерам, спрятавшись где-то в глубине густой, шелковистой на ощупь травы, до утра звенели цикады.
   Изнемогший от усердной учебы, юный баронет посвежел, посветлел лицом. Как и предполагал отец, неаполитанский воздух и море произвели чудодейственный эффект.
   Примерно дней через десять Ричард отыскал первые камни, гладко обтесанные грани которых были сплошь испещрены древними письменами. Блестяще образованный, знаток множества древних языков и наречий, Гринвуд-старший бился над их переводом долго, а когда сумел расшифровать, несколько растерялся. Все древние письмена оказались стихами и никаких исторических сведений не содержали: ни описания быта, ни политических событий. Только стихи.
   Своим открытием Гринвуд был несколько раздосадован, но сразу задался вопросом: почему стихи написаны на нескольких языках одновременно?
   Чарльз тряхнул головой, отгоняя воспоминания, закрыл окно, вернулся за стол, взял папку с отчетом и нашел нужную страницу.
   - Да, вот оно,- сказал он сам себе,- мистер Бориско предполагает, что "солнцепоклонников объединяла некая цель. Именно этим можно объяснить то, что люди разных наций ушли из своих мест и занимались стихосложением. Судя по их творчеству, богатство, власть, наслаждения "солнцепоклонников" совершенно не интересовали. В противном случае эти темы так или иначе были бы затронуты в стихах.
   Зато многократно упоминается некий "путь, ведущий к свету и мудрости великой ". Профессор Бориско предполагает, что эта строка и есть краткое упоминание об истинной цели в жизни "солнцепоклонников". Именно из этой строки русский ученый сделал вывод, что "солнцепоклонники" были религиозной сектой, в своей идеологии и мировоззрении напоминающей учение ранних христиан.
   Гринвуд-старший какое-то время думал так же, но то, что произошло с ним далее, в рамки этой гипотезы никак не вписывалось.
   Сверкнет в небе звезда,
   и спадет пелена
   С души твоей,
   Дотоле спящей.
   Так знай же, человек,
   То мы пришли
   И путь тебе открыли...
  
   Именно эти строчки больше всего заинтересовали в те далекие годы Ричарда Гринвуда. Над их переводом он бился дольше, чем над остальными. С того дня отец изменил свое отношение к находкам.
   Человек, совершенно лишенный романтизма, чопорный и невозмутимый, он тем вечером вдруг радостно улыбнулся, а потом и вовсе захохотал. Когда взрыв веселья несколько поутих, обратился к сыну:
   - Чарльз, ты видишь, какие звезды? Боже мой, как они прекрасны!
   В груди юноши в тот же миг что-то кольнуло. Второй раз в жизни он увидел, как его отец дал волю чувствам, более того, смеялся, как ребенок. Чарльз посмотрел на небо. Действительно, много звезд, но ничего удивительного, тем более смешного. Просто хорошая погода и в небе ни единой тучи. Он вновь взглянул на отца, а тот, все так же улыбаясь, смотрел в небо, затем повернулся к сыну. Света луны и звезд было достаточно, чтобы увидеть его лицо и улыбку, но главное - глаза.
   Чарльз знал, что отец его любит, чувствовал, но никогда Гринвуд-старший не показывал этого, будучи с сыном подчеркнуто вежливым и сдержанным. Но тот вечер был особенным. В глазах отца было столько любви и нежности, что Чарльз заплакал от нахлынувших чувств и, захлебываясь в слезах, бросился к нему.
   - Папа, папа, папочка,- шептал он, рыдая, и старался спрятать лицо у него на груди.
   О чудо! Ричард обнял сына, а на подобный взрыв эмоций нисколько не рассердился. Напротив, осторожно гладил его мягкие волосы, прижимая к себе, а потом, все так же нежно улыбаясь, вытирал ему платком слезы. Да, этот вечер был поворотным в жизни обоих Гринвудов.
   Отец целиком ушел в изучение стихов. Он почти ничего не ел, работал даже ночью, а спал урывками, не более четырех часов в сутки. Ричард становился совсем другим человеком: веселым, жизнерадостным и открытым, именно таким, каким до того никогда не был, считая все эти качества недостойными истинного джентльмена. Он часами перечитывал уже переведенные стихи и твердил сам себе: "Я понял, понял. Я все понял."
   Ричард много писал, но свои записи никому не показывал, а по вечерам вместе с сыном отправлялся к берегу моря, туда, где велись раскопки. Именно там отец произнес слова, которым через многие годы суждено было сбыться.
   - Посмотри на эти звезды, Чарльз,- тихонько говорил он сыну, когда они сидели на огромных камнях и любовались морем,- пройдет каких-то тридцать лет, и человек полетит в космос. Он будет русским.
   Мальчик внимательно посмотрел на отца.
   - Почему вы думаете, что он будет русским?
   - Я знаю это,- загадочно ответил Гринвуд-старший,- я даже знаю его фамилию: Гагарин.
   Чарли молча смотрел на отца, а тот продолжил:
   - Да, я знаю, в это трудно поверить, но так будет. Вот увидишь.
   Прошла неделя. Во время такой же прогулки отец помрачнел и загрустил безо всякой видимой причины. Он был настолько несчастен, что Чарльз не мог смотреть на него без боли в сердце.
   - Отец, что случилось? Чем вы так расстроены?
   - Мир сошел с ума, Чарльз,- ответил он после минутного молчания,- наслаждайся тишиной, скоро все исчезнет. Через три года начнется война. Кровь будет литься рекой. Смерть унесет миллионы жизней. Наслаждайся тишиной, еще три года тишины.
   В тот поздний вечер отец был так мрачен, что продолжать разговор Чарльз не решился. Они так и сидели молча, не проронив ни слова, слушая шум волн и далекие трели цикад.
   Глубокой ночью, уже возвращаясь в гостиницу, отец сам завел странный разговор:
   - Чарльз, моя работа близится к завершению. Скоро ты уедешь домой, в Англию, к бабушке.
   - А вы?- встревожился юноша.
   - Я не могу поехать с тобой.
   - Но почему?
   Он долго молчал и смотрел куда-то в сторону, а потом еле слышно произнес:
   - За мной скоро придут, я слышу их дыханье.
   Чарльз был в недоумении, тревога закралась в его сердце. Ричард еще немного помолчал, а затем прочел один из стихов "солнцепоклонников".
   Ну, вот и все.
   Пришел мой час,
   Пришла минута расставанья.
   Открылся путь,
   Они пришли
   Вести в чертог
   Магического круга.
   Старик крепко сжал голову, на его глазах блестели слезы.
   В ту ночь, в далеком тридцать пятом, Чарльз проснулся неведомо от чего и, открыв глаза, увидел Ричарда, стоявшего у изголовья его кровати.
   - Отец?- удивленно спросил заспанный Чарльз.- Что случилось?
   - Пришел проститься,- ответил он грустным и вместе с тем каким-то торжественным голосом,- мне пора уходить. Они идут...
   - Кто? Куда?- тревожно спрашивал Чарльз и попытался встать.
   Отец ласково и как-то необычно посмотрел на него, на плечо положил ладонь, и тело юноши стало вялым и непослушным. Глаза так и слипались от нестерпимого желания спать.
   - Сынок, тебе нельзя со мной. Я тебя очень люблю, но моя работа окончена, и мне пора уходить. Мое время пришло.
   Гринвуд-старший наклонился и поцеловал сына в лоб. Уже проваливаясь в царство сновидений, Чарльз услышал его последние слова:
   - Прощай, мой единственный, любимый сын.
   Он долго спал. Ему снились странные, незнакомые люди. Их было человек тридцать: стариков, женщин, мужчин, юношей и девушек. Они улыбались ему. Среди них стоял отец.
   Чарльз хотел подбежать к нему и обнять, как тем вечером, у моря, но не мог.
   Что-то держало его, а отец и те люди, все так же улыбаясь, вдруг растаяли в воздухе, исчезли.
   Чарльз видел, что находится в незнакомом месте. Да, он был уверен, что никогда не был здесь ранее. Тут море и горы, а желтый диск заходящего солнца медленно опускается в воду, где-то там, за горизонтом. Все вокруг наполнилось светом, и отчего-то радостно ему стало. Чарльз счастливо смеялся.
   Сон закончился, Чарльз открыл глаза и увидел двух незнакомых мужчин в военной форме и бледного от испуга хозяина гостиницы.
   - Синьор Гринвуд, проснитесь,- тормошил его за плечо человек в военной форме.
   Остатки сна мгновенно улетучились. Тревога овладела мальчиком, как только он увидел военных и людей из группы отца. Все пятеро стояли вдоль стены, понуро опустив головы и безвольно свесив руки. Маленький Чарльз все понял без слов.
   - Что с ним?
   - Он мертв,- жестко ответил офицер,- вы обязаны пройти с нами.
   Эти сухие слова обрушились на мальчика, как камнепад.
   - Один, совсем один на всем белом свете!
   Высохшее, как мумия, тело его отца нашли на берегу той самой бухты, где велись раскопки. Он сидел, прислонившись спиной к камню, руки безвольно свисали. На лице его навечно застыла счастливая, чуть удивленная улыбка. Он смотрел в небо, словно увидел там нечто удивительное. Таким и запомнил его Чарльз. На всю жизнь.
   Примерно через год после похорон отца юный баронет, став к тому времени законным владельцем родового замка Гринвудов и солидного банковского счета, приступил к изучению дневниковых записей отца, сделанных Ричардом во время той злополучной экспедиции.
   Высокие напольные часы с башенками, уютный камин, бюро и полки с книгами - в кабинете отца ничего не изменилось. Вот только его теперь не было и уже никогда не будет. Чарльз Гринвуд осторожно развязал тесемки папки и углубился в чтение. То, что он вскоре узнал, повергло его в шок: пророчества, страшные и удивительные, как на обозримое будущее, так и... Отец писал о войне и Гитлере, о победе над Германией и освоении космоса, о Карибском кризисе и многом другом.
   - Отец, кем же вы были на самом деле? Откуда все это и как относиться к вашим пророчествам?- напряженно думал Гринвуд-младший и не находил ответа.
   Записи отца никак не вязались с его рациональным образом мыслей и укладом жизни.
   На этот раз воспоминания прервал охранник, вошедший в комнату и почтительно застывший у дверей.
   - Что у вас?
   - Машина подана, сэр.
   - Сейчас иду.
   Минут через сорок огромный черный лимузин с тонированными стеклами въезжал на территорию научно-исследовательского института.
   Это был его мир, детище, созданное ради одной единственной цели- изучения Х-поля.
   За двойным кольцом бетонных стен с колючей проволокой наверху, хитроумной сигнализацией и видеокамерами расположились корпуса института. Когда-то здесь был каменистый пустырь, заросший бурьяном, а теперь это место напоминало райский уголок. Жилые корпуса для многочисленного персонала, лаборатории, детские площадки и теннисный корт, бассейн и фонтан утопали в тени ухоженного густого сада. Вдоль дорожек цвели розы, гладиолусы, кусты сирени. Любого, впервые попавшего сюда человека, охватывало приподнято-радостное настроение, чего и добивался владелец. Ведь внутренний настрой персонала влияет на весь процесс работы и конечный результат.
   Поднимаясь по ступеням главного корпуса, Чарльз на ходу отдал распоряжение подать завтрак на две персоны в его кабинет. Вторым был некто Николо Веллара, совладелец института и друг Гринвуда.
   Компаньон разменял шестой десяток лет и уже два года как стал дедушкой. Одевался он элегантно, со вкусом, тщательно следил за своим внешним видом. Легкая седина нисколько не поубавила врожденного жизнелюбия и оптимизма.
   - Привет, Чарльз,- весело скаля зубы, поздоровался итальянец и протянул пухлую ладонь для рукопожатия.
   - Доброе утро,- приветливо ответил Гринвуд и пожал руку.
   После традиционного завтрака с беконом, яичницей и апельсиновым соком им подали кофе. Только теперь Гринвуд коснулся темы предстоящего разговора.
   - Николо, я изучил отчет Кандалаки.
   - Угу,- отхлебывая горячий кофе, кивнул Николо,- я не сомневался.
   - Меня интересует твое мнение.
   Он тут же посерьезнел, всегдашняя беспечность и балагурство исчезли. Он даже чашку с кофе поставил на стол, отодвинул подальше от себя.
   - Я тоже успел изучить отчет. Мне кажется, что русский прав. Это действительно стихи "солнцепоклонников". Они не похожи ни на какие другие,- ответил Веллара.
   - Кроме того, совпадают все необходимые данные для контакта,- добавил Гринвуд.
   - Надо ехать и работать. Если этот Бориско сумел расшифровать стихи и сделать те же выводы, что и твой отец, значит, он потенциальный контактер.
   - Вот это меня и пугает, помрачнев, бесцветным голосом озвучил Гринвуд мучавшее его сомнение,- Николо, я боюсь. Слишком много ошибок и смертей.
   - О-хо-хо!- тяжело вздохнул Веллара, ты прав, конечно, но...
   - В том то и дело, что но...
   - Так что, может, отказаться, послать все к черту и, забившись в темный угол, бесцельно доживать свой век? Чарльз, к чему ты клонишь?- нервно выпалил в лицо другу Веллара и подался всем телом вперед.
   Гринвуд молчал, ему нечего было ответить.
   - Нет, конечно,- поколебавшись, почти шепотом ответил он удрученно,- мы оба знаем, что не откажемся.
   - Значит, нечего попусту сотрясать воздух. Мы и так слишком долго топчемся на месте. Пора браться за работу.
   Чарльз взял себя в руки, минутная слабость и нерешительность исчезли. Железная сила воли заставила подчинить все его мысли осуществлению задуманного, забыть о страхе, а потому дальнейшую речь он произносил с ледяным спокойствием :
   - Я подготовил контракт для Бориско.
   - Про его друга не забыл?
   - Нет, тем более что русский сам настаивал на привлечении его к нашей работе.
   - Тем лучше для нас,- удовлетворенно потер руки Веллара,- меньше будет подозрений. Тем не менее, надо будет поручить Майклу собрать максимум информации об это Николае Галушко.
   - Такое поручение Майкл уже получил.
   - Отлично. Когда намереваешься начать?
   - Сразу после подписания контракта, плюс две недели на подготовку аппаратуры.
   - Хорошо. У меня будет время подготовиться.
   - Николо!
   - Что?- вскинул голову Веллара и, встретившись взглядом с товарищем, переменился в лице и плотно сжал губы.
   Гринвуд смотрел на него строго, но... какая-то грусть вперемежку с обреченностью стояла у него в глазах. Немая просьба.
   - Чарльз, что с тобою?- удивленно прошептал итальянец.
   - Николо,- слова с трудом слетали с его одеревеневших от волнения губ,- я больше не хочу ничьих смертей. Русского ученого и его друга - в первую очередь. Они не заслуживают участи Каннингема и Тотти.
   Веллара погрустнел, устремив пустой взгляд в окно, нервно дернул головой и с горечью в голосе ответил:
   - Ах, Чарльз, неужели ты думаешь, что я кому-то пожелаю такие муки? Я не садист. Но мы оба знаем, что из точки невозврата Х-поля назад дороги нет. Дальше - мучительная гибель, и первым на этом пути оказался твой отец.
   - Так что же делать?- отчаянно вопрошал Гринвуд,- Ведь должен быть выход?
   - Молиться и ждать,- повысив голос, сказал, как отрубил, Веллара и, немного успокоившись, продолжил, - мы усовершенствовали, насколько хватило ума и времени, систему слежения. Надеюсь, если в этом возникнет необходимость, мы сумеем вывести русского из состояния измененного сознания, и тогда контакт прервется сам по себе.
   - Мыслеобразы?
   - Да, Чарльз. Нам надо знать о нем все без исключения. От беременности матери до сегодняшнего дня. Пора готовить клон-копию сознания Бориско.
  
   ... ... ...
   Георгий Кандалаки, старший консультант научно-исследовательского института Чарльза Гринвуда, воровато оглядываясь и то и дело спотыкаясь на булыжной мостовой, спешил на встречу с "лейтенантом" одного из самых влиятельных мафиозных кланов Неаполя - Алессандро Моринелли. Грузный, располневший грек, страдающий одышкой, до того волновался, что рукою хватался за сердце, отирал платком холодный пот с лица и шеи, даже выпил таблетку. Ничто не помогало. Ему казалось, что его несчастное сердце вот-вот вырвется наружу и с оглушительным грохотом взорвется на глазах у сотен прохожих. В каждом из них он видел Майкла, главу службы безопасности института Гринвуда.
   - О мой бог, за что, за что мне такие муки? О Натали, будь проклята ты и моя несчастная любовь!- сокрушенно покачивая головой, шептал он всякий раз, когда останавливался отдышаться и перевести дыхание.
   Чем ближе грек подходил к кафе, где должна произойти встреча с мафиози, тем больше он проклинал свою первую, роковую встречу с Натали. Не будь ее, не пришлось бы сейчас трястись от страха. С того памятного дня прошло двадцать три года, но любовь к Натали по-прежнему жива.
   Он учился в университете, изучал историю, а в свободное время подрабатывал гидом. Благо, недостатка в туристах Греция никогда не испытывала, а изучение языков Георгию с детства давалось легко. Помимо родного, греческого языка он влаадел английским, итальянским, французским, немецким, арабским и менее хорошо, но сносно - русским.
   Доход был стабильным. Хорошо воспитанного, начитанного юношу туристы обожали. Он был красив и галантен, умел ненавязчиво, тонко льстить и ухаживать. Немудрено, что приезжавшие в поисках развлечений одинокие дамы теряли голову от чар обаятельного грека. Одной из обожательниц оказалась француженка Натали.
   Роскошный бюст и длинные черные волосы, тонкая талия и стройные ножки резко выделяли ее в толпе экскурсантов. Очарованный прелестью незнакомки, Георгий пустил в ход весь свой арсенал обольщения. То едва заметная усмешка, то открытая улыбка, обнажавшая великолепные жемчужные зубы. Взгляд не менее сильное оружие. Он может быть мягким и ласкающим, пронзительным и острым, а еще откровенно вызывающим и недвусмысленным. В великой науке обольщения Георгий знал толк.
   Все полтора часа экскурсии он ужом вился вокруг Натали, позволяя ей рассмотреть его мускулистый торс под просвечивающей рубашкой модного фасона. Он так увлекся, что и сам не заметил, как вся группа перестала слушать его веселый треп об Афродите и Геракле и всецело переключилась на созерцание его попыток "закадрить" гордую француженку. Мужчины снисходительно улыбались и неодобрительно косились на своих не умеющих скрыть откровенную зависть спутниц.
   Их роман был бурным и ослепительным, полным безумия страсти и чувств.
   - Я люблю тебя, Натали,- шептал он, нежно обняв ее и восхищенно глядя в глаза, - только тебя. На всю жизнь.
   - Георгий, я обожаю тебя,- отвечала она взаимностью и доверчиво прижималась к нему всем телом.
   Исчезла Натали внезапно, ранним утром, а вместе с ней и все его сбережения. В полиции, куда пришел он на следующий день, ему показали несколько фотографий, и на одной из них он увидел ее , обожаемую Натали.
   - Мальчик, ты нарвался на матерую аферистку,- ошарашил его комиссар полиции,- эта девушка действительно родом из Франции, но ее настоящего имени не знаем даже мы. Она поиграла тобою и скрылась, обчистив до нитки. По нашим сведениям, ты седьмой.
   - Но за что? Ведь я не сделал ей ничего дурного,- недоумевал Георгий и горестно взирал на комиссара.
   - Как тебе сказать?- участливо отвечал полицейский,- ей просто нравится разбивать сердца мужчин. Это у нее нечто вроде хобби, а вообще-то она специализируется на торговле наркотиками и мошенничестве.
   Наступили для Георгия тяжелые, трудные годы. Деньги на оплату учебы пропали, а слово, данное умершим родителям, сдержать необходимо.
   Он работал день и ночь, как вол. Отказывал себе во всем, ограничив запросы до минимума, но университет все же окончил. О, какой высокой ценой достался ему этот диплом.
   Может быть, его жизнь сложилась бы совсем иначе, если бы однажды вечером он не повстречал Натали вновь. Все, что происходило далее, несчастный грек помнил плохо, как в бреду. Ее мольбы о прощении и слезы раскаяния, горячие клятвы и ночи, полные страсти и нежности. Он вновь потерял голову, он любил ее, невзирая ни на что. И снова верил ей, слепо и безоговорочно.
   Пробуждение от этого безумства было жестоким. Ранним утром в его дом, расположенный в окраинном районе Афин, у живописной бухты, ворвалась полиция и без лишних слов устроила обыск, напоминающий разгром. Возмущенному такой бесцеремонностью Георгию защелкнули на запястьях наручники и предъявили ордер на арест. В его доме нашли героин.
   - Где остальная партия? Где?- ревел, как медведь, следователь,- где твои подельники?
   Очень скоро Георгий Кандалаки понял, что восхитительная Натали и в этот раз поиграла с ним и бросила, как ненужную вещь. Она и ее подручные, а, по мнению Интерпола, именно она, юная обольстительница, возглавляла банду контрабандистов, использовали его дом в качестве перевалочной базы. Их так и не нашли.
   Суд учел смягчающие вину обстоятельства и приговорил Кандалаки к сравнительно мягкому наказанию: пять лет тюрьмы. Свой срок он отсидел от первого до последнего дня, а, выйдя на свободу, обнаружил, что бывший уголовник никому не нужен. От него отвернулись все, даже бывшие друзья. Георгий сломался, запил жестоко и беспросветно. Скорее всего, так и закончил бы свою безрадостную жизнь в какой - нибудь заплеванной таверне, если бы не его увлечение "солнцепоклонниками".
   Судьба свела его с Чарльзом Гринвудом, и через какое-то время он был зачислен в штат его института.
   - О боги, неужели я получил второй шанс? Неужели мне удастся наладить свою жизнь?- чуть не плача от счастья, думал Георгий, получив эту работу.
   Шли годы, он понемногу начал забывать о своих бедах. Ему все нравилось в его новой жизни: высокая зарплата, замечательный коллектив, интересная работа и перспективы, но...
   Вся наша жизнь соткана из таких но, сколько судеб и сердец разбилось вдребезги из-за одной-единственной ошибки. К кому-то судьба благосклонна, а кого-то бьет наотмашь. В числе последних оказался несчастный Кандалаки. Злой рок в образе коварной Натали вновь подстерег его на тихой улочке древнего города.
   Он гнал ее, проклинал и кричал в лицо ужасные оскорбления, а она, скорбно прижав к груди тонкие, белые ручки, опустив повинно голову, беззвучно рыдала. Слезы, горячие и чистые, текли по ее прекрасному лицу, и столько страдания читалось в ее бездонных, как океан, синих глазах...
   Безумие, страсть - они не исчезли, не растворились за годы лишений, лишь затаились где-то в глубине его души на время и вновь ожили, накинулись на Георгия. Он вновь поддался чарам Натали, он любил ее, как и много лет назад. Первая любовь - на всю жизнь, но понять это способен лишь тот, кто сам любил, а потому не стоит слишком строго судить Георгия.
   Следующей ночью в номер мотеля, где Кандалаки предавался страсти с Натали, вошли трое вооруженных мужчин специфической наружности. Их угрюмый вид и недобрый, колючий взгляд исподлобья говорили об их принадлежности к жестоким мафиози красноречивее всяких слов.
   - Кто вы, что вам нужно?- встрепенулся грек, но осекся под дулом короткоствольного пистолета, направленного ему в живот.
   - Для начала успокойтесь, Георгий,- вальяжно рассевшись в кресле, с ленцой в голосе ответил один из них,- мы не грабители. Я кредитор вашей избранницы. Она должна мне деньги. Большие деньги,- подчеркнул он последние слова.
   - Сколько?- выпалил Кандалаки и потянул из пиджака бумажник.
   - У вас нет таких денег,- презрительно усмехнулся бандит.
   - Я могу занять, взять кредит, наконец...
   - Нет. Меня интересует информация и только.
   - Какая информация?- непонимающе спросил грек и вопросительно взглянул на собеседника,- я всего лишь историк. Я не знаю ничего, что может вас заинтересовать.
   - Георгий, я хочу знать, что Чарльзу Гринвуду нужно на Украине, зачем он отправляет туда вас. Ведь я не ошибаюсь, вы действительно улетаете на Украину через два дня, рейсом Милан - Симферополь? Уже и билет на ваше имя заказан,- блеснул бандит неожиданной осведомленностью.
   - Археологические раскопки русского профессора, - все больше удивляясь и волнуясь, а оттого путаясь в словах, произнес взмокший от напряжения Кандалаки.
   - Не верю.
   - Я говорю правду. Только раскопки и ничего более.
   - Дорогой Георгий, когда на кону стоят миллионы, на слово верить не принято.
   - Какие миллионы?- бедный грек был совершенно сбит с толку, он решительно не понимал, о чем идет речь.
   Или Натали "нагрела" их на такую астрономическую сумму? Казалось, что мафиози прочел его мысли. Лицо бандита вновь исказилось в презрительной усмешке.
   - Нет, она здесь ни при чем,- процедил он сквозь зубы,- все намного проще. Дело в том, что мы вкладываем деньги в туристический бизнес Украины, и у нас есть веские причины предполагать, что ваш босс намерен составить нам конкуренцию.
   - Фу-ух!- облегченно вздохнул грек и отер пот со лба,- ваши опасения напрасны. Его интересует только наука. Поверьте, он вам не опасен,- искренне ответил Георгий и даже руку положил на сердце.
   - Все свои слова и клятвы можешь засунуть себе в задницу. Ты будешь составлять отчет о поездке, а мне сделаешь копию,- зарычал бандит и ткнул Георгия пистолетом в грудь,- иначе эта потаскуха,- кивнул он в сторону сжавшейся от страха Натали,- отработает свои деньги натурой, с процентами. В самом паршивом борделе.
   Когда бандиты наконец-то покинули мотель, Натали горько рыдала у него на груди и, осыпая горячими поцелуями, умоляла не бросать ее в беде.
   - Это был Алессандро Моринелли, подручный самого дона Марчано,- сквозь слезы рассказывала она,- они страшные, безжалостные люди. Знаю, что тысячу раз виновата перед тобою, но прошу, умоляю, помоги мне. Я не хочу быть проституткой, не хочу быть рабой.
   Георгий вдруг понял, что не в силах ей отказать. Он сдался, наивно полагая, что ничего архиважного выдавать ему не придется, а значит, большого вреда он не принесет.
   - Я помогу тебе, Натали,- не своим, глухим голосом произнес грек, тщательно подбирая слова,- но при одном условии: ты навсегда исчезнешь из моей жизни. Слышишь, навсегда.
  
  
  

Глава 3.

   Интерес к Украине.
  
   Сан Саныч вскочил с кровати, как только будильник издал первые оглушительные звуки бравурного марша. Зато Николай, скривившись и протянув руку к тумбочке, выключил ненавистную музыку и, с головой зарывшись в подушку, попытался вновь уснуть.
   - Николай, ты что? Немедленно просыпайся!- энергично затряс его за плечо Бориско, едва тот сомкнул веки,- неужели ты все забыл? Нам пора собираться! Не хватало только опоздать!
   - Мм...м,- невнятно ответил Галушко и перевернулся на другой бок,- сейчас встану.
   Он страстно желал, чтобы это сейчас наступило часа через два-три. Утренние пробуждения по-прежнему давались ему тяжело, но не так-то просто было отделаться от Сан Саныча. Профессор применил древний, как мир, коварный, но действенный в таких случаях способ: обильно смочив полотенце холодной водой, протер им лицо Николая. Еще и будильник включил.
   - Ай, ну что ты... в самом-то деле!- взвился, дернулся и моментально вскочил на ноги Галушко,- Сан Саныч, ну зачем?
   - На часы посмотри. Время не ждет,- отчитывал профессор своего молодого друга тоном строгого учителя,- быстро в душ и пить кофе.
   Галушко сладко потянулся, зевнул, прикрыв рот ладошкой и, шаркая босыми ногами по полу, уныло пошел в душевую. Утро начиналось так, что хуже некуда. Спать хотелось нестерпимо.
   Вчера они весь день приводили в порядок его дом, готовясь к приезду гостей, и затянулось это мероприятие заполночь. Так всегда бывает: начнешь делать что-то одно, и пошло-поехало, некогда и передохнуть. Сначала хозяин дома намеревался произвести легкую уборку, затем пришел к мысли, что неплохо бы и ковры почистить, и мебель переставить, да так увлекся, что и сам не заметил, как день, едва начавшись, сменился вечерним сумраком. Зато теперь его дом, сияя чистотой и ухоженностью, был готов к приезду команды Веллары. Они прилетали на Украину сегодня, рейсом Милан-Симферополь.
   - Чего им в гостинице не остановиться?- раздраженно бурчал Галушко, открыв кран в душе и никак не осмеливаясь стать под струи воды,- там отличные люкс-номера и вообще...?
   Однако, вспомнив, сколько его постояльцы платят за постой, к тому же наличными, Коля перестал ворчать и совершенно забыл о своем недовольстве.
   - Ничего, перетерплю как-нибудь,- уже весело думал он, натирая спину жесткой мочалкой,- хоть целый год пусть живут у меня. Лишь бы деньги платили.
   Пока он приводил себя в порядок, Сан Саныч успел сварить кофе и сделать бутерброды. Старик всегда был легок на подъем, а сегодня и вовсе порхал, как на крыльях. Его неиссякающая энергия поневоле передавалась и Николаю. Второпях проглотив завтрак, они еще раз придирчиво оценили внешний вид друг друга.
   Выйдя на крыльцо, Коля сладостно застонал, и невольная улыбка украсила его обычно мрачное лицо. Во дворе стоял новенький красавец -внедорожник " Фольксваген- Туарег", купленный Николаем три дня назад на деньги Гринвуда. Нравилась ему эта машина, полюбил он ее с первого взгляда так, что в груди что-то сладко подрагивало, когда садился за руль автомобиля. В контракте шла речь о покупке легкового, но было примечание, из которого выходило, что он, Николай Галушко, исходя из интересов дела, целесообразности и качества Крымских горных дорог, был волен в выборе марки авто. Вот потому и выбрал "Туарег". Уже за одно только это обстоятельство Галушко заочно полюбил и Гринвуда, и Веллару и весь их институт.
   Минут через десять, закрыв ворота, они ехали в сторону Симферополя встречать дорогих гостей. Колю переполняло счастье от управления дорогим авто и немалой, просто огромной в его нынешней жизни, суммой денег, которая достанется ему в скором времени. Настроение Бориско также было приподнятым, но не из-за денег, хотя ему по контракту причиталось гораздо больше, чем Николаю, а из-за предстоящей любимой работы, отдаться которой он намеревался всецело. К встрече иностранцев оба испытывали интерес, хотя и по разным причинам.
   Ехать предстояло не меньше часа по горной дороге. Коля включил радио, и салон мощного авто наполнился волшебными звуками блюза. Несмотря на солидную разницу в возрасте, а соответственно и интересах, такую музыку любили оба. И без того приподнятое настроение с первыми аккордами гитары и мелодичным, деликатным звуком саксофона и вовсе достигло пика, перейдя в фазу безграничного счастья и веры, что впереди их ждут только радостные события.
   - Ой, Сан Саныч,- не в силах сдержать улыбку и переполнявшие его эмоции, не сказал, а пропел Галушко,- до чего же хорошо! Ехал бы и ехал вот так, куда глаза глядят!
   - Так далеко не обязательно,- пошутил старик,- в аэропорт и обратно. Я думаю, что в ближайшие дни ты вдоволь накатаешься.
   - Ой, не знаю,- весело скаля зубы, отозвался Коля,- я так соскучился по хорошим, дорогим автомобилям... а ведь когда-то у меня был "Мерседес". Тоже, скажу я тебе, автомобиль что надо.
   - Да, хорошая вещь,- обвел взглядом приборную панель и салон автомобиля Бориско,- это не твои "Жигули".
   - Ай!- отмахнулся Галушко от последних слов собеседника,- никакого сравнения нет и быть не может.
   - Кстати,- перебил его на полуслове профессор,- ты квитанции не забыл?
   - В бардачке лежат,- успокоил Коля друга,- все взял и ничего не забыл.
   Помимо внедорожника, на деньги Гринвуда он купил еще и вместительный микроавтобус, тоже "Фольксваген". Второй автомобиль предназначался для перевозки аппаратуры иностранцев. Так как Бориско за всю свою жизнь водить автомобиль не научился, даже прав на вождение не имел, пришлось Коле заблаговременно отогнать микроавтобус в Симферополь и оставить на платной автостоянке, всего в какой-то сотне метров от аэропорта. Обязанности второго водителя, он уже знал это, будет выполнять кто-то из команды Веллары. Сейчас Колю беспокоило подозрение, как бы его не пересадили из "Туарега" в микроавтобус, передоверив перевозку важных иностранцев своему, проверенному человеку. Поразмыслив, Николай пришел к выводу, что, скорее всего, так и произойдет. Не станут они доверять свои жизни незнакомому человеку.
   - Да и черт с вами,- вслух ругнулся Коля, вцепившись от волнения в руль мертвой хваткой.
   "Когда-нибудь заработаю и на свой собственный "Туарег", - добавил он про себя.
   - Чего помрачнел?- поинтересовался старик, заметив, как насупился Николай, лихо бросающий джип в затяжной поворот серпантина.
   - Дорога сложная,- соврал тот.
   В аэропорт прибыли загодя, без происшествий. Предусмотрительный Галушко отогнал полюбившийся джип на платную автостоянку, поставив напротив микроавтобуса, посмотрел на часы и присвистнул:
   - Что-то мы, Сан Саныч, слишком рано явились. До прибытия их самолета ждать больше часа. Говорил я тебе вчера, что не обязательно вставать чуть свет и мчаться сломя голову. Я мог бы лишние полчаса поспать.
   - Лучше на час раньше, чем на минуту позже,- нашелся профессор и солидно добавил, - не забывай, кого мы встречаем.
   - Твоя правда,- миролюбиво согласился поклонник продолжительного утреннего сна, в душе, однако, в корне не согласный с такой постановкой вопроса.
   - Мало ли что могло произойти в дороге,- продолжал развивать свою мысль знаток древних цивилизаций,- от форс-мажорных обстоятельств, к твоему сведению, никто не застрахован.
   - Ладно, уговорил,- перебил Коля друга,- хватит умничать, пошли в буфет.
   - Это еще зачем?- удивленно выпучил глаза Бориско,- мы же позавтракали?
   - Не-а,- с ленцой ответил Галушко, увлекая за собою товарища,- то была разминка, а сейчас будет завтрак. У меня в дороге разгулялся аппетит. Переживания, эмоции и все такое...- аргументировал Коля страстные позывы желудка к чему-нибудь съестному, желательно вкусному и в больших количествах.
   - Да, покушать ты мастак. Прямо - таки гений обжорства. Твое брюшко - лишнее тому доказательство.
   - Что есть, то есть,- согласно покивал головой Коля и добавил,- талант не спрячешь.
   Через некоторое время он с преогромным удовольствием уплетал горячие пельмени, какой-то салат, украшенный горделиво торчащим кверху пучком укропа, и все это запивал томатным соком. Бориско лениво потягивал кофе и с каждой минутой томительного ожидания нужного им авиарейса все заметнее нервничал, то и дело бросая быстрый взгляд на табло настенных электронных часов.
   - Господи, больше всего на свете ненавижу бессмысленное ничегонеделание в ожидании чего-нибудь.
   - Гм,- поперхнулся Коля,- вот это слог. Браво, Сан Саныч. -Николай, перестань шутить!- вспылил профессор. -Ты чего так разнервничался? Прилетят они, не беспокойся,- мягко сказал Галушко, желая успокоить друга. -Да, ты уверен в этом? А я вот нет!- продолжал накручивать себя старик и, встав из-за стола, нервно переминался с ноги на ногу,- вдруг что-то сорвется, пойдет не так, как надо? Я не в силах терпеть эту пытку ожиданием.
   - Ты как ребенок. Неужели сам не понимаешь, что говоришь глупости?
   - Это почему еще глупости?
   - Да потому: контракт подписал, аванс получил. Заметь, солидный,- подчеркнул Коля последнюю фразу интонацией,- так что будь уверен, прилетят всенепременно. Твоя репутация и ученые звания не повод, чтобы просто так раскидываться деньгами. Прилетят и заставят отработать все до последней копейки.
   - Да, ты прав,- задумчиво посопев, ответил вмиг успокоившийся Бориско.
   Он облегченно плюхнулся в кресло и даже допил свой кофе. За болтовней о том, о сем оставшееся время пролетело быстро. Они даже слегка вздрогнули, когда бесстрастный женский голос из динамиков объявил о долгожданной посадке самолета, прилетевшего из Милана. Одновременно подскочив, они бросились вниз и смешались с толпой таких же встречающих.
   И вот перед глазами старика Бориско и его спутника возникли, как из другого мира явились, долгожданные гости. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы безошибочно признать в них иностранцев: в стильных, явно дорогих расстегнутых пальто, строгих костюмах и галстуках. Белизна их сорочек слепила глаза. Еще Николай обратил внимание на обувь - "Балли". Приблизительную стоимость таких туфель он помнил еще со времен прежней жизни в Москве.
   - Однако,- уважительно протянул Коля, увидев двух мужчин, деликатно пропускающих снующих туда-сюда людей и вопросительно осматривающихся вокруг.
   - Вот они!- как ужаленный, подскочил Бориско и решительно бросился в людской водоворот,- я узнал их. Пошли быстрее.
   Коля с силой дернул друга за руку.
   - Иди спокойно. У европейцев не принято суетиться. Рискуешь прослыть ветреным. Тебе нужна такая репутация?
   Старик подчинился, перейдя с бега на шаг. Один бог ведает, скольких сил ему это стоило.
   - Добрый день. Меня зовут Николо Веллара,- произнес с легким акцентом, но не коверкая слов тот, что пониже ростом,- а это мой заместитель, Георгий Кандалаки.
   - Меня зовут Александр Бориско,- взял инициативу в свои руки профессор и кивнул в сторону,- Николай Галушко.
   Вежливо здороваясь, Коля подключил все свои мыслительно-дедуктивные способности, чтобы понять, что за люди перед ним, и выбрать соответствующую линию поведения.
   И Кандалаки, и Веллара излучали флюиды уверенности в себе и своих силах. Без сомнения, занимают высокое положение на родине. Подчеркнуто вежливы и дружелюбны, но никакой фамильярности не потерпят. Это ясно как божий день. Платят щедро, но не простят даже мелких, незначительных упущений в работе.
   "В общем, знай, Коля, свое место и не забывай, кто ты есть: наемный служащий",- подвел Галушко черту своим умозаключениям и решил, что в отношении иностранцев следует быть предельно корректным и искренним. Их основной интерес- Сан Саныч и его находки.
   Только теперь он увидел еще четверых в неброской одежде. Ненавязчиво, но зорко они следили за встречающими. В этой молчаливой четверке за версту чувствовались решительность, воля и скрытая сила.
   "Оп-па",- прикусив язык, мысленно восхитился Николай профессионализмом охраны гостей, а то, что это так, он ничуть не сомневался. Мало того, он видел не тупых мордоворотов, как у Тиграна, а профессионалов экстракласса. Встречать таких ему еще не доводилось. От восхищения Коля даже рот приоткрыл.
   - Это наши ассистенты,- перехватив его взгляд, мягко произнес Веллара.
   "Угу",- подумал Коля: "Причем в прошлом явно офицеры спецназа".
   Получив свой драгоценный груз и наняв носильщика с тележкой, всей группой вышли из шумного аэропорта на улицу. В лицо тут же пахнуло весенней свежестью, а солнце, подобравшись к зениту, припекало довольно сильно.
   - Наши автомобили на стоянке. Мне нужен еще один водитель,- вежливо обратился Николай к Велларе,- еще мне надо знать, кто каким автомобилем будет управлять.
   - Майкл,- негромко позвал Николо, и за спиной Галушко тут же возник великан с непроницаемым лицом.
   - Да, сэр,- густым басом ответил ассистент по-русски.
   - Ты поведешь микроавтобус, а мы с Георгием поедем в автомобиле ... ммм...- замялся Веллара.
   - Николай,- напомнил он свое имя.
   - Да-да, прошу прощения за свою забывчивость. Слишком утомительным был перелет. Мы с вами почти тезки. Вы, очевидно, хорошо водите машину и знаете горную дорогу?
   - Да, конечно.
   - Так вот, мы поедем с вами.
   - Хозяин-барин,- ответил Галушко пословицей на странное, на его взгляд, распоряжение.
   Никак не ожидал, что его мрачное подозрение не подтвердится и он все же будет управлять "Туарегом".
   Веллара замолчал, напряженно думая о чем-то своем, а затем спросил:
   - Простите, Николай, не могу понять смысл ваших слов. Почему барин и чего именно хозяин?
   - Это просто пословица. В данном случае означает согласие,- комментировать скрытый смысл он, конечно же, не стал.
   "Вот черт, хорошо не ляпнул - чем бы дитя ни тешилось...",- отругал Коля свою болтливость и дал себе зарок быть более внимательным к тому, что говорит.
   - Ах да,- облегченно вздохнул почти тезка, - устное народное творчество. Я слышал, что все русские любят его. Впрочем, как и мы, итальянцы.
   В скором времени, загрузив микроавтобус под завязку тяжелыми коробками с аппаратурой, расселись по авто и тронулись в путь. На этот раз Коля не гнал автомобиль, ехал не спеша. Во - первых, пассажиры важные, а во вторых, опасался, что отстанет Майкл, не знающий дороги.
   Весь путь проделали молча, лишь изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами. С разговорами Коля и Сан Саныч не спешили, справедливо рассудив, что, если гости сами того захотят, тогда и обратятся.
   И вот показалось село Червоне, раскинувшееся на пологом холме, сплошь заросшем уже зеленеющей травой. Среди неказистых однотипных домов жилище Николая резко выделялось своей нарядностью и ухоженностью.
   Первым делом Кандалаки и Веллара осмотрели дом и двор.
   - Выбирайте себе любую комнату,- гостеприимно предложил им Николай,- а я пока приготовлю обед.
   - С обедом спешить не стоит. Сначала работа,- и, посмотрев на растерявшегося Галушко, добавил,- мы поели в самолете. Сегодня мы намерены оборудовать полевой лагерь, а завтра начнем работу.
   Николай неопределенно пожал плечами и пошел помогать выгружать ящики, а Сан Саныч удовлетворенно хмыкнул. Такой подход к делу ему явно был по душе.
   Веллара отвел Кандалаки в сторонку. Даже если бы Коля и Сан Саныч могли услышать их диалог, а говорили они очень тихо, то все равно ничего не смогли бы понять, так как не знали итальянского.
   -Георгий, вы с Майклом остаетесь здесь,- отдавал распоряжения Николо,- первым делом установите систему слежения и антенну. "Жучки" и видеокамеры установите по всему дому и периметру двора.
   - Да, сэр,- по - военному четко отвечал грек.
   - Помните, они всегда и везде должны быть под нашим неусыпным наблюдением. Оба. Днем и ночью. В кровати и в туалете, где угодно.
   - Да, сэр. Я помню инструкции.
   - После этого приступайте к настройке сканера на частоту работы головного мозга профессора Бориско, и знаете что...- задумался Веллара, а затем, приняв решение, добавил,- а также Николая Галушко.
   - Но ведь объект наблюдения - Бориско.
   - Знаю, Георгий, знаю, но я изучил отчет Майкла о личности Галушко. Он далеко не так прост, каким кажется на первый взгляд. Все может быть...
   - Неужели вы думаете, что он способен войти в состояние измененного сознания и подключиться к Х-полю? Галушко показался мне человеком ограниченным и угрюмым. Для контакта необходимы другие качества.
   - И все же, сбрасывать его со счетов не стоит, а угрюмость... Вы читали отчет и помните историю его бегства из Москвы.
   - Да, сэр. Читал и помню. До сих пор не понимаю, как Майклу удается такая работа,- с восхищением в голосе произнес Кандалаки последнюю фразу.
   - Разведчик,- туманно пояснил Веллара,- однако вернемся к нашим текущим делам. Аппаратуру в полевом лагере я настрою сам. Как только закончу, сразу же позвоню вам, и немедленно принимайтесь за настройку видеосвязи. К завтрашнему утру все должно быть готово. Все ясно?
   - Дополнительные параметры на Х-поле?
   - Думаю, что к вечеру я закончу необходимые расчеты. Дополнительные данные введу в систему сам. Простите, Георгий, но эту часть эксперимента я никому не доверю. Ведь это дело всей моей жизни,- и с мелькнувшей вдруг тоской в глазах еще тише добавил,- и Каннингема. Пусть земля ему будет пухом.
   Грек неловко переминался с ноги на ногу, не решаясь нарушить внезапно возникшую паузу. Весь вид Веллары говорил о глубокой скорби.
   - Ладно, не время грустить,- тряхнул седеющей головой итальянец,- даст бог, мы добьемся цели. Тогда жертвы не окажутся напрасными.
   - Еще одно, сэр.
   - Что?- повернулся к нему всем телом Веллара.
   - В своем первом отчете о поездке на Украину и встрече с профессором Бориско я указывал на то, что уровень жизни здесь невысок.
   - Да, я помню.
   -Меня беспокоят условия контракта. Даже по нашим меркам хорошие деньги. Боюсь, как бы они не заподозрили что-то неладное.
   - Для волнения нет причин. Нашу наживку они проглотили основательно, и это главное. Деньги - тот крючок, с которого они не смогут соскочить.
   ... ... ...
   Рабочий кабинет дона Марчано был огромен, как и вся его загородная вилла. По размерам он вполне тянул на бальную залу в каком-нибудь средневековом замке. Впрочем, вилла по внешнему виду и напоминала замок, но, в отличие от мрачных и неприступных творений зодчих времен кровавой инквизиции, построена была во вполне современном стиле. Престарелый Марчано ценил простор и комфорт во всем, что его окружало. Глава жестокого неаполитанского клана боготворил роскошь.
   Стены виллы были искусно отделаны мрамором, а огромные окна украшала удивительной красоты фигурная резьба. Полы его комнат устилали ковры ручной работы, на стенах висело холодное оружие, самому неказистому из которого было по меньшей мере триста лет. Мебель дон Марчано признавал только ту, что была изготовлена из ценных пород дерева, опять-таки вручную и обязательно с золотой инкрустацией. Одевался исключительно у дорогих, всемирно известных кутюрье. Будь то костюм или белье, сорочка или галстук, изготовлялись обязательно по индивидульному заказу. Дон Марчано тщательно и даже ревниво следил за своим внешним видом, всеми фибрами своей души желая походить на человека из высшего общества.
   Тем не менее, плебейское происхождение упорно вылезало наружу, как ни пытался он скрыть от окружающих это обстоятельство. Никакие деньги не могли изменить его. Речь, походка, мясистое лицо и маленькие злые глазки упорно кричали о том, что их обладатель - простолюдин.
   В свои шестьдесят пять лет мафиози сильно располнел, отчего сильно потел при ходьбе и тяжело дышал. В последнее время частенько пошаливало сердце, и он даже ненадолго ложился в клинику. Произошло это досадное событие после крупного инцидента с участием Чарльза Гринвуда и шефа службы безопасности института Майкла. Старый "дон" очень не любил вспоминать о той истории, а те, кто в силу любопытства или по иной причине, пытались узнать подробности, почему-то исчезли. Навсегда.
   Удобно развалясь в кресле и насупив косматые брови, старик лениво наблюдал, как его любимый племянник, Витторио Марчано, разливал в миниатюрные, с наперсток, чашечки кофе. Сторонний наблюдатель никогда бы не догадался, что от воли этих двоих зависят жизни тысяч людей. Между тем дядя, а впоследствии и его племянник прослыли едва ли не самыми жестокими и коварными главарями итальянской мафии, для полиции - неуловимыми. Не потому, что прятались где-то, о нет, их место жительства ни для кого не являлось секретом, а потому, что доказать их причастность к убийствам, наркоторговле и многому, многому другому до сих пор не удавалось. Никому.
   Витторио, в отличие от дяди, во внешних атрибутах чурался роскоши, в быту обходился минимумом необходимого, щеголял в дешевых костюмах, купленных в супермаркете, и даже дом его был точно таким, как и тысячи других домов в Неаполе и его окрестностях. Его единственной страстью была власть, безраздельная и безграничная. Умный, циничный и дальновидный племянник по праву занял место преемника, и Витторио знал, что придет день, когда он возглавит клан Марчано.
   Ему было всего тридцать два года. От покойного отца ему достался высокий рост и черные, как смоль, курчавые волосы. А вот от матери, погибшей вместе с отцом, едва сыну исполнилось два года, удивительно выразительные синие глаза и милое, нежное лицо. Это был красивый молодой человек, но тонкие губы, которые редко трогала улыбка, и внимательный взгляд с прищуром несколько портили впечатление о нем как о мечтательном романтике. Напротив, Витторио был прагматиком до мозга костей, целеустремленным и безжалостным ко всем, кто осмеливался стать ему помехой в чем бы то ни было.
   Два мафиози не спеша пили густой, черный кофе и вполголоса обсуждали детали семейного бизнеса. Дела шли в гору, принося очередные миллионы, настроение у обоих было приподнятое.
   - И последнее, дядя,- закончив отчет о проделанной работе, коснулся Витторио темы, которая волновала его сейчас больше всего,- люди Чарльза Гринвуда сегодня вылетели на Украину, в Крым. Наш человек на таможне составил список их багажа: высокоточное измерительное оборудование, средства связи и компьютеры. Хотя официальная цель их поездки - археологические раскопки вблизи бухты Ласпи.
   - Что за раскопки?- спросил дядя будничным голосом и потянулся к кофейнику.
   Витторио понял: дядя крайне заинтересован.
   - Прошу,- почтительно подал он старику чашечку с очередной порцией кофе.
   Врачи категорически настаивали на том, чтобы он и думать забыл об этом напитке. Предупреждали, что его больное сердце когда-нибудь не справится с повышенным содержанием кофеина в его немолодом организме, но упрямый старик пропускал их мрачные предостережения мимо ушей.
   - Еще чего,- как-то в узком кругу бурчал мафиози,- да скорее солнце будет всходить с запада на восток, чем я перестану пить кофе.
   Племянник возражал лишь для виду, изредка, справедливо рассудив, что своим упорством дядя скорее отправится в мир иной и освободит тем самым трон всесильного мафиози для него, Витторио.
   - Не так давно,- продолжил молодой человек,- русский ученый, профессор Бориско, отыскал следы "солнцепоклонников". Статьи об этом появились во многих научных изданиях. Георгий Кандалаки от имени Гринвуда заключил с русским контракт.
   - Что за контракт?
   - Они финансируют раскопки, выпускают документальный фильм и книгу.
   - Продолжай.
   - Кандалаки заключил контракт буквально через две недели после своей первой встречи с русским, а еще через две недели, то есть сегодня, люди из института во главе с Велларой вылетели на Украину. Мне показалась подозрительной такая спешка. Тем более что институт Гринвуда - это высокие технологии. Они не занимаются историей.
   - Да, действительно странно,- задумчиво глядя в окно, тихо произнес дядя,- тем более что полетел и Веллара, а ведь он второе лицо в организации Гринвуда. Очень странно.
   Витторио молчал, ждал, когда дядя разрешит продолжить рассказ. Неписаный кодекс поведения со старшим по чину, пусть и родственником, преемник исполнял неукоснительно. Таковы правила.
   - Ты показывал список с таможни Гюнтеру?
   - Да, показывал.
   - И что сказал Гюнтер?
   - Точно такой набор оборудования они использовали семь лет назад, во время эксперимента с Франческо Тотти.
   - Напомни, что с ним произошло.
   - Он сошел с ума и через три дня умер в психиатрической лечебнице. Очень интересен тот факт, что эксперимент начался вскоре после возвращения Георгия Кандалаки из путешествия по странам Востока и Азии.
   - Он собирал сведения о "солнцепоклонниках"?
   - Совершенно верно, дядя.
   - А теперь этот русский, и все повторяется вновь?
   - Да.
   - Витторио, скажи, дорогой, откуда у тебя сведения о контракте и всем прочем?- спросил старик с плохо скрытой тревогой в голосе,- ты знаешь, кто такие Гринвуд и Майкл? Они не потерпят вмешательства в свои дела, а воевать умеют...
   - Не беспокойтесь, дядя. Все намного проще,- поспешил успокоить старика племянник,- Алессандро Моринелли подсунул греку девочку и с ее помощью уговорил его помочь нам. Георгий передал копию отчета о поездке на Украину, контракта и фотографии.
   - Что, Кандалаки клюнул на проститутку?
   - Не совсем так, она его первая юношеская любовь, и он до сих пор ее любит. Вот на этом и сыграл Моринелли. Убедил, что мы опасаемся конкуренции со стороны Гринвуда в туристическом бизнесе.
   - Поверил?
   - Да. Тем более что мы действительно вкладываем деньги в строительство отелей на Украине, в Крыму. Как видите, никакого шпионажа. Я так же, как и вы, не хочу войны с Гринвудом.
   - Что с девкой?
   - Передозировка. Опасно оставлять в живых.
   - Да, так будет спокойнее, а грек не проболтается. Побоится. Тем более что секретов Гринвуда не раскрывал, но использовать его больше нельзя. Слишком рискованно.
   - Да, дядя. Я полностью с вами согласен.
   - Витторио, твоя информация слишком интересная. Мне кажется, надо ехать на Украину. Загадка Х-поля не дает мне спокойно спать...
  
   (продолжение следует)
   Полная версия доступна на http://jilinskiy.delta-info.net/gdeto.html
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   47
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"