Аннотация: Выставил на конкурс, поэтому пришлось несколько сократить. Мы все видим сны, но не все они нам принадлежат...
Степан Сергеевич Бирюков нехотя вставил ключ в замочную скважину. Еще пару мгновений помедлив и тихонько вздохнув, он неторопливо повернул ключ и потянул дверь на себя... Как ни крути, входить все-таки надо... И Бирюков обреченно шагнул через порог...
- О! Явился - не запылился!- раздался из кухни хриплый женский голос, - ночь на дворе уже, а его где-то носит!
Степан Сергеевич благоразумно промолчал.
Хриплый женский голос принадлежал жене Бирюкова, Марии Павловне, грузной бесформенной бабище сорока восьми лет, в засаленном, местами разошедшемся по швам халате, с бигуди на голове и толстыми волосатыми ногами.
Они встретились в столовой НИИ, в котором начиналась многообещающая карьера молодого ученого-физика Степана Бирюкова и тянулись серые трудовые будни кухонной рабочей Машки.
Машка была ушлой девахой. Старше Бирюкова на три года, к моменту их встречи прошла, как говорится, и Крым, и рым. После чего Машка наконец-то задумалась, как жить дальше... В конце концов, она устроилась в эту институтскую столовую, где ей и попался на глаза, молоденький сын интеллигентных родителей. Посчитав, что другого шанса не будет, взяв инициативу в свои руки, Машка буквально на втором свидании затащила Степу в постель, где удачно от него забеременела, после чего честный и порядочный Бирюков просто не мог на ней не жениться.
Совместная жизнь молодых супругов поначалу складывалась довольно сносно. Возникла даже какая-то взаимная симпатия. Новоиспеченных родственников Машка особо в тайны своего прошлого не посвящала, помогала по хозяйству. Бирюковы старшие постепенно свыклись, а Степан... а что-то еще могло интересовать вчерашнего краснодипломника кроме науки? Степан начал писать кандидатскую, а Машка, предвкушая себя 'профессоршой', даже время от времени чмокала его в щеку, провожая на работу и, с некоторой нежностью, поправляя супругу галстук.
Но послеперестроечный развал, а за ним и лихие девяностые перевернули все с ног на голову.
НИИ, в котором работал Степан, в конце концов закрыли, родители, не выдержав ломки стереотипов и идеалов, умерли, бывшие коллеги - кто спился, кто уехал за границу, кто повесился...
Нужно было как-то выживать. Степан пытался преподавать, но учителям в то время практически совсем не платили, пытался наниматься в различные кооперативы, но некоторые из них разваливались, не проработав и месяца.
Вот тут и настал 'звездный час' Марии Павловны Бирюковой!
Хотя Машка и закончила кое-как всего восемь классов, но деньги считала быстрее любого калькулятора! И был у нее еще один талант - везде и мгновенно замечать какую-либо свою выгоду, которую мертвой хваткой тут же могла вырвать хоть даже из глотки самого дьявола!
Вот и нашла Машка свое призвание на вещевом рынке, в то время когда Степан Бирюков днем сколачивал гробы в очередном кооперативе, а по ночам пытался писать статьи в какие-то, чудом еще существующие, научные журналы.
Машка очень быстро наладила отношения с рыночными торгашками, и постепенно дела у нее пошли в гору. В доме появились в достатке продукты, постепенно стала приобретаться импортная бытовая техника и прочие атрибуты комфортной жизни.
Тут, и без того сугубо формальный, статус Бирюкова как главы семейства был напрочь опрокинут оголтелым Машкиным матриархатом. Пожалуй, единственная причина, по которой они продолжали жить вместе, оставшаяся Бирюкову от родителей трехкомнатная квартира.
А с появлением в квартире тещи, Бирюков переоборудовал небольшую кладовку в еще одну комнатенку, напоминающую суженное на один ряд полок пассажирское купе, в которой сам же и поселился, отгородившись от домашнего бедлама.
Незадолго до появления тещи, Бирюков устроился в школу учителем физики. Но и там у него не очень заладилось. Будучи единственной, за исключением вечно поддатого трудовика, особью мужского пола в большом женском коллективе, к тому же еще и женатой особью, Бирюков как мужчина там не котировался. Его присутствие воспринималось наравне с мебелью, соответственно, при нем могли обсуждаться любые вопросы, вплоть до вопросов интимной женской гигиены, что так же не добавляло радости его существованию. Хоть каким-то, утешением в те годы для Бирюкова стал кружок физики, на который к нему после уроков приходила пара, таких же безумно увлеченных, как и он сам в их годы, юношей. За расчетами, спорами и экспериментами они засиживались часами, пока школьный сторож не выгонял их.
То ли ведение кружка физики, то ли часы уединения в своей домашней 'пещере', но, так или иначе, что-то постепенно стало вносить покой и порядок в душу начинающего уже всерьез подумывать о суициде Бирюкова. И с ним начали происходить немного странные вещи.
Бирюкову начали сниться необычные сны. Необычайно красочные, эмоционально насыщенные и довольно-таки продолжительные. Вообще-то подобные сны видятся время от времени любому человеку, с той лишь разницей, что обычно человек остается либо безвольным участником какого-то действия, внезапно просыпаясь в холодном поту в самый кульминационный момент, либо находится в роли пассивного созерцателя разворачивающегося перед его глазами представления, по заранее составленному кем-то сценарию, либо нечто среднее.
Бирюков в этом плане продвинулся гораздо дальше...
Однажды, во время очередного ночного кошмара, в тот самый момент, когда нечто ужасное уже вот-вот готовилось схватить несчастное тщедушное бирюковское тельце, к нему, Бирюкову, вдруг внезапно пришло озарение: 'Черт возьми! Ведь это же сон!!! Я сплю, а эта хрень мне просто снится!' 'А раз так, то я могу хотя бы просто проснуться!' Что и было незамедлительно произведено бирюковским подсознанием. Проснувшись в такой момент именно осознанно, а не от того, что его разрывали, пожирали или бросали в пропасть, Бирюков ощутил какое-то внутреннее спокойствие и уверенность, после чего призадумался...
С тех пор, ложась спать, он мысленно начал давал себе установку на 'осознавание' себя во сне. Сперва он сразу же просыпался, но постепенно научился фиксировать это состояние на все более продолжительное время.
Начало меняться и внутреннее состояние Бирюкова. Он прекратил нервничать и обращать внимания на различные нападки со стороны окружающих. Стал более спокоен и уравновешен внутренне, у него прошел невроз и исчез нервный тик. В общем, он больше не замечал все затрещины судьбы и несправедливости окружающего мира в свой адрес, сведя до минимума свое присутствие в этом мире, ограниченное лишь самым необходимым.
А как иначе, когда практически каждую ночь освобожденное сознание Бирюкова путешествовало по волшебным мирам, созданным им самим, не допускавшим в эти миры ни малой частицы того, что могло бы доставить хоть какой-то дискомфорт, паря над ними подобно облаку! И что ему теперь до склизкой обыденности окружающей действительности, погрязшей в меркантильности и невежестве, когда по ночам он становился Творцом своих собственных вселенных!
Все как всегда происходило и в этот день. После ужина, вымыв за собой тарелку,
Бирюков, пропуская мимо ушей дальнейшие едкие инсинуации со стороны жены, заперся в своей 'келье'. Грамотная звукоизоляция создавала полную тишину, разве что если только не взрывать под дверью маленькую атомную бомбу, а пробитая в стене отдушина исправно обеспечивала приток свежего воздуха.
Немного по-своему 'помедитировав', Бирюков улегся на самодельный топчан, готовясь к очередному путешествию в свой мир грез и безграничных возможностей. Ни кровать, ни диван в его "келье" не помещались, а из мебели еще был только стул в ногах, прибитая к стене доска в изголовье, служившая столиком и книжная полка над этой доской.
Итак, постепенно теряя ощущение своего тела, но удерживая сознание на 'тонкой грани сна', Бирюков плавно оказался на берегу моря. Белоснежный бархатный песок приятно обжигал и вместе с тем холодил босые ступни, грациозная мулатка в бикини поднесла Бирюкову пинаколаду в кокосе, пушистое солнце вкрадчиво щекотало торс, легкий бриз слегка шевельнул волосы. Восторженная блаженная легкость наполняла душу Бирюкова! И он полетел! Он просто слегка прыгнул вверх и полетел. Так же как мы все в реальности, например, подносим ложку ко рту, так же и Бирюков в любой момент своего сна мог взять и полететь, сформировав всего лишь намерение летать. Он просто скользил по воздуху, подобно перышку, ласкаемому нежным зефиром, с той лишь разницей, что, в отличие от перышка, он мог управлять скоростью и направлением своего полета.
Бирюков планировал над прибрежной полосой этого теплого моря, вдоль которой вместо пальм стояли могучие сибирские кедры. Над портовыми кранами, которые разгружали греческие и финикийские триеры. Над грядой фиолетовых гор, в пещерных монастырях которых длинноволосые и остроухие монахи в оранжевых мантиях рассуждали о квантовой механике и теории полей. Это был его мир. Созданный им самим и только для него самого!
Именно вот такие воздушные путешествия по идеальным мирам и приносили тот огромный заряд умиротворения, спокойствия и легкости по утрам, которого с лихвой хватало на целый день, чтобы полностью игнорировать всю грязь и негатив окружающей действительности физического мира!
Все было как обычно. Только вдруг что-то насторожило Бирюкова. Какая-то нестыковка, какая-то туманная нелепица, смутное ощущение чего-то 'не так'... Как будто вертевшееся на языке слово вдруг вылетело из памяти... Но вместе с тем это смутное неясное 'что-то' имело какую-то особую, довольно-таки ощутимую энергетику! Увлекшись полетом, Бирюков залетел слишком далеко в свои фиолетовые горы, достигнув, видимо, крайних границ своей сферы восприятия. Здесь уже горы как-то посуровели и ощетинились, превратившись из фиолетовых в темно-серые. Между двумя склонами зиял темный провал. Именно из него и исходили те непонятные и неуютные эманации.
Пытливый разум ученого направил Бирюкова в этот провал...
Влетая в неуютный сумрак провала, Бирюков явственно ощутил волну могильного холода, окатившую его с головы до ног, и тут же оказался распластанным на шершавой, растрескавшейся темно-серой, почти черной поверхности. Поднявшись на ноги, Бирюков огляделся вокруг. Со всех сторон, до самого горизонта простирался одинаковый пейзаж - абсолютно мертвая равнина, сплошь покрытая зигзагообразными черными трещинами. Почти такое же, что и 'земля под ногами', темно-серое, свинцово-тяжелое небо висело настолько низко, что, казалось, создавало дополнительное давление, от которого Бирюков невольно пригнулся. Сумрак. Ни единого намека на какое-нибудь светило. Абсолютно однотонный сумрак вокруг. Далеко впереди, почти у самого горизонта явно различалось какое-то черное пятно, единственная зацепка для взгляда в этой мертвой пустыне. 'Ну, значит нам туда', - решил Бирюков и сделал привычный толчок, с которого начинался полет. Но вместо того, чтобы плавно воспарив, полететь в нужном направлении, Бирюков шлепнулся на землю. Сосредоточившись получше, Бирюков попытался взлететь еще пару раз. Эффект был прежний.
'Странно, раньше в моих снах ничего подобного не случалось... - озадаченно размышлял Бирюков, - очень странно... Что бы это могло значить?' Он мысленно попытался создать какой-нибудь объект - пейзаж остался без изменений. Предмет? Миниатюру? Безуспешно. Ничего вокруг не происходило, не появлялось, не исчезало, не менялось. 'Хм... Очень интересно... Что-то новенькое... Раньше у меня такого... СТОП!, - Бирюков начал догадываться, - такого раньше у МЕНЯ,.. в МОИХ... снах не было! Значит это НЕ МОЙ сон!!!' ' Тогда что это? Чужой сон? Другого человека? Или не человека? Или не сон? Если не сон, то что тогда? Иной мир? Загробное царство? Кстати, похоже... Ну нет, тут уж, пожалуй, через край!' 'Для начала, предположим, что это чужой сон, хотелось бы еще надеяться, что сон человека, а раз так, для начала надо попробовать разыскать самого человека, чей это сон, а там уже посмотрим!' 'Если был вход, значит, где-то должен быть и выход!' С этими мыслями Бирюков зашагал в направлении черного пятна на горизонте - единственному ориентиру в данном бездушном пространстве.
Подходя ближе, Бирюков понял, что это озеро, наполненное густой, тяжелой жидкостью, всепоглощающего черного цвета. Казалось, сама абсолютная тьма уплотнилась до жидкого состояния, образовав небольшое озеро. Редкие, словно обуглившиеся небольшие скелеты деревьев с ужасно искривленными стволами и ветками, стояли вокруг. 'Мда... Тоскливо как-то... - размышлял Бирюков. - Сон шизофреника? Или, стоящего на грани, потенциального самоубийцы? Неуютно, очень неуютно...' И тут он увидел на берегу девушку! Она сидела, обхватив поджатые колени руками, положив на них подбородок, и неотрывно смотрела на черную поверхность озера. Приободрившийся Бирюков прибавил шагу!
- Привет! - Бирюков подошел к ней несколько сзади сбоку, поэтому девушка его скорей всего не заметила. - Ау! Как тебя зовут? - Бирюков повысил голос, протягивая руку к плечу девушки.
- Я! - буркнул ошарашеный Бирюков и, спустя секунду добавил: - Степан!
Повисла пауза. Они с интересом разглядывали друг друга. Боже, какая это была девушка! И лицо и фигура, все ее существо были какой-то неземной красоты! Эталон! Нет. Идеал! Нет. Эталон идеала женского совершенства!
- Миранда, меня зовут Миранда, - нарушила тишину девушка, - а ты кто? Ты один из них?
Она сделала шаг назад, пугливый интерес в ее глазах сменился бездонной болью и бессильным безысходным отчаяньем!
- Я... человек, - растерянно произнес Бирюков.
- Человек!? - воскликнула Миранда. - Я уже забыла, когда мне в последний раз хоть кто-нибудь снился!
Она подошла ближе, с пристальным интересом разглядывая Бирюкова. Протянула руку, дотрагиваясь до его плеча. Бирюков невольно сжался, ожидая 'разряда', но ощутил лишь нежное прикосновение.
'Снился... Хоть кто-нибудь когда-то снился, - повторил про себя Бирюков. - Значит, я попал в ее сон! Очень интересно!'
- Тут вот в чем дело, - не зная особо с чего начать, произнес Бирюков: - я сперва спал, и видел свой сон, а потом оказался здесь! - кивнув через плечо назад, добавил, - Вернее там... ну, в общем, здесь... Гм... в твоем сне...'
- С ума сойти! - Миранда обходила его сзади, оглядывая с головы до ног, потрогала голову, спину. - Ну надо же! Точно не глюк! Не исчезает, не трансформируется!
- Какой я тебе глюк?! - обиделся Бирюков. - Ты-то сама кто?
- Я тоже человек, - сказала Миранда, - и это мой сон. И тихо добавила - Один и тот же сон...
- Что-то невеселый какой-то у тебя сон, - произнес Бирюков, окидывая взглядом унылый пейзаж, - у меня тоже частенько депресняки в жизни случались, однако, когда научился летать во сне по своему желанию, осознавая, что это сон, в котором я сам себе хозяин и полный властелин, с тех пор сам сны свои и формирую, оставляя только то, что нравится!
- У меня было примерно то же самое, - вздохнула Миранда, - я тоже могла летать во сне, в любой момент, когда и куда захочу! Я могла видеть в своих снах только то, что мне нравится! Но однажды пришло ОНО, я даже не знаю с чем это можно сравнить! Оно появилось внезапно, как будто я, случайно задев, открыла какую-то тайную дверцу, из которой ОНО и появилось! У него нет ни формы, ни тела, и вместе с тем оно может быть чем угодно и где угодно! Как будто это какой-то сгусток энергии в чистом виде, но вместе с тем ОНО обладает разумом! Враждебным разумом! Очень злым разумом! С тех пор ОНО постоянно приходит ко мне во сне и забирает мои силы, каждый раз все больше и больше! Я уже не могу ни летать, ни видеть краски! Оно забирает мою жизнь! Мою душу! Дальше я так не могу! Я устала от этой пытки! Я хочу умереть!
Миранда упала на колени, закрыв лицо ладонями, плечи ее затряслись. Бирюков опустился рядом, обнял, прижал голову девушки к своему плечу.
- Не плачь, все будет хорошо, - пытался он успокоить девушку, - разберемся, кое-кому уже давали дрозда!
Перед тем как Бирюков выстроил свой идеальный мир, ему пришлось изрядно потрудиться, зачищая первоначальный плацдарм, безжалостно вырезая и уничтожая все отголоски невротических кошмаров, терзавших по ночам несчастную бирюковскую сущность! Так что довольно неплохой 'боевой опыт' по 'нейтрализации' кошмарных глюков у него имелся.
- Нет! Ты не понимаешь! Ему нельзя сопротивляться! - сквозь слезы вскричала Миранда, в ее глазах читался смертельный страх. - Уходи, иначе ОНО и тебя убьет!
В ту же секунду поверхность озера пришла в движение. Слегка обозначились и постепенно начали усиливаться разводы и завихрения на поверхности, как будто нечто огромное медленно, но неотвратимо поднималось из зловещих глубин! Бирюков услышал нарастающий гул. Даже не услышал, почувствовал. Кто когда-нибудь ощущал на себе воздействие достаточно мощного инфразвука, поймет. Это гул, который не слышишь ушами, а ощущаешь всем телом. Он давит и заставляет содрогаться, вызывая ощутимое чувство дискомфорта и страха.
Страх в глазах Миранды сменился животным ужасом, приговоренного к закланию беспомощного ягненка, четко осознающего это! Закричав, она бросилась прочь от озера, но в тот же миг на его поверхности сформировалось длинное гибкое щупальце, мгновенно сбившее девушку с ног и, обвив за шею, поволочившее ее к озеру.
Бирюков внутренне подобрался. 'Это сон, это просто сон!, - повторял он про себя разработанную для таких случаев мантру. - Мне тут ничего не грозит!'
- Слышь, ты! Ужас, летящий на крыльях ночи! - заорал, первое, что пришло ему на ум. - Отпусти девушку и убирайся, откуда пришел!
- Ух ты! - Не услышал, а скорее почувствовал Бирюков голос. Голос мог исходить только из 'озера'. - Кто к нам пожаловал! Продвинутый сновидец! Как же тебя занесло сюда, болезный?
- Не твое дело! Отпусти ее! - Бирюков кивнул в сторону Миранды, тело девушки извивалось в страшных конвульсиях, внутри по 'щупальцу' от горла Миранды к 'озеру' шли пульсирующие толчки. - Отпусти ее и убирайся!
- Ну как скажешь, - продолжило диалог 'озеро', щупальце разжалось, сползло и растворилось обратно в 'озере', Миранда затихла, лишь изредка вздрагивая.
- И что дальше? - на поверхности стал постепенно вырастать объемный силуэт. Сперва голова, потом плечи, туловище, и вот уже законченная человеческая фигура вступила на берег. Только фигура эта была абсолютно черная, без каких-либо оттенков, одна сплошная тьма.
- Кто ты и что тебе нужно? - грозно спросил Бирюков.
- Я, скажем так, более высокоорганизованное существо из более высокоорганизованного мира, - ответила черная фигура, присаживаясь напротив Бирюкова.
- Мы уже очень давно научились обходиться без каких-либо органических оболочек, существуя в виде чистой энергии. Нам не нужны ни белки, ни углеводы, ни кислород, ни углерод, ничего, только энергия в таком же чистом виде. А вы, люди, так расточительно ее выплескиваете, что только успевай, ну скажем так, ведра подставлять!
- Но ведь ты убиваешь ее! - Бирюков кивнул в сторону лежащего тела Миранды. - Ты причиняешь ей боль и страдание!
- И что? - продолжал звучать монотонный голос, - ваши французы едят свежепойманных устриц. Живьем. Полив ее лимонным соком. Особое удовольствие им доставляет щекотание пищевода изнутри, когда трепещущая устрица опускается по нему в бурдюк с соляной кислотой, в которой ей предстоит раствориться заживо!Как сильно ты озабочен душевными переживаниями тех устриц?
- У устриц примитивная нервная система, они не чувствуют боли, реагируют только на раздражители, скажем, на прикосновение, - Бирюков стоял между существом и Мирандой.
- А у меня, например, нервной системы в вашем понимании нет вообще, поэтому мне абсолютно не понять кто больше страдает, твоя подруга или устрица. Я больше скажу, мне нет вообще никакого дела до этого!
Бирюков начал потихоньку злиться. 'Черт возьми, - думал он, - это действительно не глюк, не кошмар, это нечто непонятное. К тому же еще и циничное, наглое и беспощадное, уверенное в своей правоте, превосходстве и безнаказанности!'
- А теперь, если вопросов больше нет, или отойди, или присоединяйся к трапезе. - Существо поднялось на ноги.
- Я сейчас так тебе присоединюсь! - взревел Бирюков и ринулся вперед с кулаками!
Вспышка ярче тысячи солнц ослепила Бирюкова в тот же миг! Пронзила такая адская боль, как будто его тело мгновенно разорвали на миллионы атомов! 'Большой взрыв, - мелькнуло в сознании Бирюкова, - меня разорвало, и я стал маленькой вселенной! Это конец?' 'У каждой вселенной есть центр и надо начать вращение вокруг него, что бы уплотниться до прежнего состояние!' - угасающей точкой вспыхнула последняя мысль, и Бирюков провалился в кромешную тьму.
...Голова гудела как колокол, по которому нещадно молотили кувалдой, все тело пронзала острая жгучая боль при малейшем неловком движении. Бирюков с трудом нащупал на стене выключатель, нажал. Застонал, зажмурившись хоть и от довольно щадящего света ночника, но, тем не менее, в данный момент довольно резкого. Бирюков попытался привстать. Все тело свело ужасной судорогой, в глазах потемнело! Как будто все без исключения кости бирюковского, и без того не очень мощного скелетика, были напрочь раздроблены асфальтовым катком. В носу явно ощущались сухие корочки запекшейся крови.
'Нет! Ну их ко всем чертям, такие сновидения! - Бирюков более-менее отошел от пережитого к концу следующего дня. - Только свой уголок, свой мир, из которого ни ногой! Я не герой, не спасатель, только тихие, мирные созерцания! Первый и последний подобный эксперимент!'
С неделю Бирюков спал без снов, опасался за свое психическое и физическое здоровье. Но все-таки тоска по незабываемым и ни с чем несравнимым полетам взяла свое и Бирюков вновь 'отправился' на 'свой' лазурный берег.
Белоснежный песок, пушистое солнце, нежный бриз, мулатка с пинаколадой... Но.., что-то было немного не так... Песок как-то не очень обжигал и холодил.., солнце как-то не очень весело щекотнуло.., и бриз был каким-то равнодушным... Мир, который наш герой так тщательно выстраивал, несколько потускнел... Как будто в нем начиналась осень... Как в истории с елочными шариками, которые сверкают, блестят и переливаются, но... не радуют...
Миранда! Черт возьми! Из головы Бирюкова, как он ни старался, никак не выходила Миранда! Бирюков со всей силы запустил кокосом с коктейльной трубочкой мулатке в голову! И голова и кокос разлетелись мелкими брызгами, обезглавленный труп, как пустой чулок осел на землю, превратившись в маленькую лужицу, которая шустрыми змейками растворилась в песок.
'Да, - думал Бирюков, - с Мирандой такой фокус явно не прошел бы... Она не глюк, не фантом, не порождение моего сознания или подсознания, Миранда более реальный персонаж... И ей очень плохо...'
Бирюков открыл глаза. Включил ночник. Сел на постели. Тяжело вздохнул... Взгляд его упал на угол пыльной коробки из-под обуви, задвинутой в самый дальний угол. В ней нашла свое, судя по всему, последнее пристанище, начатая Бирюковым лет десять или пятнадцать назад, диссертация! Бирюков обвел взглядом свою 'келью'.
'Черт побери! Кто я!? Что я!? Чего я добился в этой жизни!? Никто! Ничто! И ничего! Ноль! Абсолютно пустое никчемное место! Зачем я вообще живу!? Во имя чего!? Не знаю! Кладбищенских червяков однажды накормить, только и всего? Видимо, да! Ради этого стоит жить, коне-е-е-е-чно!' Бирюков размышлял... Желваки ходили на впалых скулах... 'А что я могу сделать!? Незнаю... Ничего не могу...' От своей никчемности, беспомощности и бессилия Бирюкову сделалось так тошно, что он чуть не заплакал...
'Значит так!, - Бирюков стукнул кулаком по колену, - раз уж я в этой жизни ни на что не годен, так хоть, может, в каком-то потустороннем мире чего-нибудь совершу!' 'В общем я или в конце концов это сделаю! Или..., - мысль запнулась, ибо дальнейшая перспектива 'дела', а именно что, и именно как надо было бы делать, рисовалась весьма туманно, - ...или будь тогда что будет!', - закончил мысль Бирюков!
Бирюков 'поселился' в классе информатики, после уроков бороздя просторы интернета в поисках нужной информации. Обладая критическим умом, Бирюков очень быстро научился распознавать действительно дельных и сведущих собеседников из того невообразимого количества шарлатанов и параноиков, которые в подавляющем большинстве присутствуют в любой более-менее неизведанной сфере. А знакомство не понаслышке с квантовой теорией полей совершенно не отрицало в теории возможности всех этих 'астральных путешествий' и существование 'тонких миров'.
'Кажется, есть! - Бирюков нащупал наиболее подходящее описание случившемуся. - Эмоции! Эти твари питаются нашими эмоциями! Вернее не сами эмоции, а те вспышки внутренней энергии, которые мы выплескиваем под действием эмоций!'
'Какие у человека бывают эмоции? Положительные и отрицательные. Положительные - радость, восторг, восхищение - наполняют и переполняют энергией нас самих, у нас вырастают крылья, человек готов свернуть горы! Отрицательные - гнев, ненависть, страх - как раз наоборот, опустошают нас, превращая в жалкое подобие выжатого лимона! - первоначальная догадка приобретала стройность логически обоснованной теории. - Какая самая сильная эмоция? Пожалуй, страх! Парализующий страх перед никому неизвестным и необратимым!' 'Вот, похоже, поэтому та тварь и не нападала на меня сперва! - Бирюков нашел логическое объяснение произошедшему. - Гоняя свои кошмары, я уже привык ничему не удивляться и ничего не бояться! Пока я беседовал тогда с ним, я оставался спокоен и уравновешен, как только я проявил гнев, тут же получил по голове!'
'Никаких эмоций! Пуст, как барабан! Нет, при чем тут барабан? - отбросил Бирюков не слишком удачную метафору. - Бесстрастен, непоколебим, спокоен, холоден как клинок самурайского меча, который либо перерубает, либо... переламывается раз и навсегда! Третьего не дано!'
Взаимосвязи явлений были найдены, оставалось еще только проработать кое-какие технические аспекты предстоящего мероприятия.
Немногим больше трех недель прошло с той знаменательной 'встречи'. И вот Бирюков был готов к предстоящей схватке! Взяв на неделю отпуск за свой счет, Бирюков заперся в своей 'келье' и начал погружение в свою 'иную реальность'!
... Безжизненная пустыня, казалось, стала еще безжизненней. Свинцовое 'небо' висело уже на расстоянии вытянутой руки. Черное озеро сконцентрировалось до размера колодца, наполненного даже не жидкостью, а какой-то ужасающей плотной чернотой.
Рядом лежала Миранда. Неподвижное тело ее скорее напоминало полупрозрачную оболочку медузы, чем человеческое.
Начал нарастать уже знакомый вибрирующий гул.
- Ты несколько торопишься! - на краю колодца постепенно сгустился знакомый черный силуэт, - еще день - два и с ней будет покончено, после чего я бы сам к тебе пришел.
- Оставь ее, - Бирюков решительно шагнул навстречу черному силуэту, - оставь и убирайся прочь навсегда, на этот раз я тебе не позволю.
- Мы не оставляем начатое, это крайне неразумно и расточительно, мы забираем все до последней капли! И так было всегда!
- Только через мой труп, - решительно заявил Бирюков.
- Как скажешь, - и 'рука' силуэта вонзилась Бирюкову в живот.
Бирюкова скрючило и затрясло. Пронзила жуткая боль, будто в кишки ему вонзили раскаленный до бела стальной прут! Перехватило дыхание! Гул усилился до такой степени, что мозг просто разрывался на части!
Собрав в одну точку всю свою волю, превозмогая адскую боль, Бирюков шагнул вплотную к силуэту и обхватил его всем своим существом! Сомкнув мертвой хваткой свои объятия, как бультерьер челюсти, Бирюков гвоздем вбил перед собой одну только мысль: 'Не отпускать эту тварь ни при каких обстоятельствах, что бы ни происходило!'
Черный смерч подхватил Бирюкова и завертел в бешенном вихре, разрывая на молекулы! Гул усилился стократно! Тело непрерывно сотрясали электрические разряды, сравнимые по мощности разве что с молниями, раскалывающими скалы! Вокруг стоял грохот тысячи поездов, слившийся воедино!
Бирюков ощущал себя внутри огромной бочки с булыжниками, которая катилась с горы, подпрыгивая на ухабах. Время перестало существовать, ни единого ориентира, ни единой зацепки, по которым можно было бы судить, как долго еще будет продолжаться этот кошмар!
'Не отпускать. Только не отпускать.' - единственное, о чем думал Бирюков, теряя сознание.
Вдруг Бирюков явно почувствовал, что удары стали слабеть, а между ударами начали появляться паузы, все более продолжительные. И наконец, постепенно, все стихло! Бирюков лежал на спине возле черного колодца, тяжело дыша, и прижимал к груди какую-то бесформенную желеобразную субстанцию, напоминающую огромного черного слизняка. С омерзением спихнул слизняка с себя.
- Ты победил! Больше вы меня не увидите, - почувствовал он слова слизняка, стекавшего в колодец, который затем, превратившись в точку, исчез без следа.
Бирюков был вывернут наизнанку, растерзан, оглушен, раздроблен в кисель, но, тем не менее, жив! Мало того, он ПОБЕДИЛ! И эта мысль постепенно доходила до его изможденного разума!
На угрюмом небе кое-где замерцали светлые точки, медленно увеличиваясь в размерах, до сознания начал доходить сухой деревянный треск, становящийся все более ощутимей, с которым окружающий пейзаж стал распадаться на куски. И Бирюков заскользил в черную безмолвную пустоту.
... Деревянный треск нарастал. В глаза ударил яркий луч света.
- Вроде шевелится, - на пороге бирюковской 'кельи' стоял человек в милицейской форме и светил по сторонам фонариком, у него из-за плеча выглядывал мужичок в спецовке с ломиком на плече и супруга Бирюкова. - Где свет тут включается?
Бирюков лежал на полу. Кровь текла у него из носа и ушей, тело чувствовалось так, будто все до единой косточки были раздроблены молотками в мелкие щепки! В глазах стоял туман, жилы на висках пульсировали в бешенном ритме, отдаваясь в мозг гудящим набатом! Во рту пересохло, язык распух и еле в нем помещался! Бирюков не мог ни говорить, ни шевелиться - малейшее движение отдавалось во всем теле жуткой болью!
- Почти трое суток не выходил! Думала, помер что ли! - как сквозь туман доносились голоса.
Двое мужчин в белых халатах бережно вынесли Бирюкова из его чулана, положили на диван. Сунули под нос нашатырь, пощупали пульс, заглянули в зрачки, померили давление.
- Что случилось? - спросил тот, что постарше.
- Кошмар приснился, - еле выговорил не своим голосом Бирюков. Во рту что-то мешалось, он сплюнул на ладонь, то был кусочек его собственного языка...
* * *
...Посреди комнаты стоял невысокий пожилой человек в гремящем от крахмала белом халате, в руке он держал рентгеновский снимок.
- Невероятно! - бормотал он себе под нос, - просто непостижимо!
- Может сбой аппаратуры? - обратился он к молодому человеку в светло-зеленой блузе, стоящему рядом и держащему в руках еще снимки и какие-то бумаги.
- Все проверили, профессор! Ошибка исключена! - отчеканил молодой человек, - это уже повторные снимки.
- Я вообще не представляю, как она прожила последний месяц! Все левое полушарие - одна сплошная метастаза! Невероятно! - профессор вернул снимок, - просто чудо какое-то произошло! Непостижимо! Ну, пойдем, проведаем нашу подопечную.
Они вышли и зашагали по коридору.
- А когда она начала выходить из комы? - профессор потянул на себя дверную ручку.
- Сегодня ночью, - 'молодой' вслед за профессором вошел в комнату.
Посреди комнаты, в окружении капельниц и пикающе-мигающей медицинской аппаратуры, на кровати лежала молодая девушка. Она то ли спала, то ли была без сознания, неподвижно лежа на белоснежных простынях. Рядом у постели на стуле сидела пожилая женщина, со следами былой красоты, но теперь вся высохшая от печали и горя.
- Ну что ж, голубушка! - профессор обратился к женщине, - у нас для Вас радостные известия! Опухоль полностью исчезла!
'Молодой' подал ей стакан с успокоительным.
- Теперь уже опасений нет никаких, Вам надо поспать, - изучив показания приборов, оба направились к выходу.
- Да, конечно, - тихо произнесла женщина, - я немного еще посижу... Спасибо Вам огромное!
- Ну что Вы, это наша работа! - поморщился профессор, закрывая за собой дверь.
А женщина, нежно взяв в свои руки ладонь девушки, тихо прошептала:
- С возвращением, Миранда!