Аннотация: Тем, кого тошнит от политической корректности, читать не рекомендуется. Может вырвать.
Миротворец
"Миру - мир"
(лозунг)
Звонок разбудил меня на рассвете, когда ночь сдает свои позиции, корчась под лучами утреннего солнца, и в порыве бессильной ярости кидает в спящих обрывки липких кошмаров. Мобильник валялся под кроватью. Я судорожно пытался нащупать его рукой. Номер высветился незнакомый.
- Саня?
- Да.
- Спишь?
- Теперь уже нет, - ответил я. А может, и да. Мне все еще казалось, что гигантская птица из недосмотренного сна склоняется надо мной, щелкая клювом, а я из всех сил перебираю ногами, которых у меня не две, а целых шесть. - Вить, это ты что ли?
- Я. Сань, ты извини, что так поздно, то есть, так рано. Я вчера человека убил.
- Миротворца? - спросил я после долгой паузы.
- Да, - ответил Витёк.
Мне, наверное, следовало как-то отреагировать на подобное заявление, растянуть вечную жвачку на тему жизни и смерти, долга перед Родиной, перед человечеством, в конце концов. Но что мог сказать я, толком не державший в руках оружия, своему другу, который не расставался с М-16 даже ночью?
- Жалко, - наконец, изрек я, - жалко, говорю, что только одного.
- Не смешно, - вздохнул Витёк, - одно дело стрелять по объектам, а другое - смотреть в лицо человеку, видеть, как он падает... Да и вообще, я не хотел его убивать.
- Что ж тогда стрелял? - я опять шарил под кроватью, теперь уже в поисках зажигалки.
- Так ведь резиной же. Мы "живыми" пулями в демонстрантов не стреляем. Случайно ему в висок попал. Сам не знаю, как.
Зажигалка и сигареты нашлись на картонной коробке из-под телевизора, заменявшей мне ночной столик.
- Боюсь, этого ты своему начальству не докажешь. Скажут, провокационный срыв мирной демонстрации, - я прикидывал в уме возможные варианты грозящих Витьке последствий. - Случайно? Ты ж ведь мастер спорта по спортивной стрельбе!
- Спасибо, что напомнил, - огрызнулся Витёк, - сейчас столько вони поднимится, журналюги мой фейс уже сфотографировали, убитый, наверное, какой-то важной шишкой оказался. Сижу здесь, в кабинете начальника базы. Вроде, и не в тюрьме, а ствол и мобилу отобрали. Да еще и сержанта у двери приставили.
- А откуда звонишь?
- Вот у него и взял телефон. Он нормальный пацан, сам предложил.
- Слушай, а нафига ты вообще стрелял? Демонстрация же мирная? Вас туда только для проформы посылают! - недоумевал я.
- Всё Санек, кажись, шухер. Сержант мобилу назад просит.
В трубке послышались гудки отбоя. Я продолжал лежать на кровати, пуская в потолок сизые колечки дыма. В другое время Витьку непременно бы отмазали, в худшем случая для отводу глаз отправили бы на недельку на губу. В другое время, но не сейчас, когда пресловутый мирный процесс достиг апогея, и каждая из сторон готова разорвать противника в клочья, доказывая мирность своих намерений. Не сейчас, когда эпоху крупнокалиберных разборок сменяет эпоха политической корректности, грозящей перерасти в политическую коррекцию нашего сознания. Прошло всего четыре года с тех пор, как во всех развитых странах официально ввели смешанный календарь. Теперь пасхальные яйца красят в соответствии с Хиджрой, на Рош-а-Шану наряжают елку, а праздник Рамадан отмечают обильной обжираловкой рождественскими гусями, непременно заедая их мацой. Всемирная Организация Умиротворения старалась никого не обидеть, составляя этот шедевр политкорректного убожества, но, как часто бывает при постановке нелепых задач, обиженными оказались все без исключения. Это могло бы сойти за не очень удачную шутку, если бы вышеупомянутая организация, заручившись поддержкой ведущих стран мира,не начала процесс глобального Умиротворения. В первую очередь она задалась целью внедрить новый календарь у нас в Израиле, который, дабы никого не оскорбить, условно переименовали в Ближневосточную Зону. А нам досталось расхлебывать последствия: кому с автоматом в руках, а кому, как мне, за клавиатурой, вписывая старые компьютерные программы в новую систему летоисчисления. Тем не менее, новый календарь пришелся многим по вкусу. Нашу маленькую страну захлестнула большая волна Умиротворения. Народ бредил миром. Повсюду шли митинги, призывающие распустить армию, амнистировать всех политических заключенных и снабдить жителей Палестинских территорий гражданством Ближневосточной Зоны.
Мой друг Витёк, отслужив срочную службу, подписал контракт. Впрочем, если миротворцы добьются своего, то скоро он останется без работы. И угораздило же его укокошить одного из них!
Весь следующий день я ждал от Витьки вестей, но он так и не позвонил. Родственников у него не было. В новостях шумели о том, как до зубов вооруженные израильские спецназовцы у здания Кнессета в упор расстреляли мирных демонстрантов, в большинстве своем, несовершеннолетних детей. Правда, Витькиного имени не упоминали, сказав лишь, что армейский провокатор содержится в карцере на базе М. С главных страниц газет улыбался погибший миротворец. Убитый, почетный член общества "Мирная Палестина", был добропорядочным гражданином, отцом семейства и просто хорошим человеком. Одну из таких газет я захватил с собой.
Миновав цепь блокпостов, где мою физиономию изучали без особого рвения, бронированный автобус доставил меня на базу М. Отсюда открывался живописный вид на Иорданскую долину, переименованную недавно в долину Согласия. На фоне библейской пасторали обнесенная колючей проволокой база выглядела нелепо, словно фраза, вырванная из контекста. У КПП толпилась кучка людей с транспарантами "Долой армейских агрессоров!", "Скажем "нет" милитаризму!" и прочей антивоенной бредятиной. На базу меня не пустили, сказав, что никакого Витьки здесь нет. Собственно говоря, на что я рассчитывал?
Вдруг мне пришла в голову мысль. Я достал мобильник и набрал номер, с которого звонил Витька. Ответили на иврите.
- Пожалуйста, не кладите трубку. Мы не знакомы, но с вашего телефона мне позавчера звонил друг.
- Виктор?
- Да! - обрадовался я. - Где он?
- Тебя как зовут?
Я ответил.
- Жди у ворот. Я сейчас выйду.
Его звали Амир. Мы не спеша шли вдоль забора с колючей проволокой, стараясь не обращать внимания на обидные выкрики людей с транспарантами.
- Вот козлы, - сказал Амир и сплюнул.
- Вы повесьте где-нибудь пару плакатиков типа "Осторожно, мины", может поменьше будет желающих здесь митинговать, - предложил я.
- Ага, как же. Тут даже пукнуть спокойно нельзя, без того чтоб тебя объявили провокатором. Курить будешь?
Мы затянули дешевый "Ноблес".
- Меня там не было, - начал Амир, - наша группа как раз дежурила в Старом городе, но ребята рассказали. В начале демонстрация проходила как обычно, ну, там вопли, плакаты, пару окон в соседних домах разбили. В общем, ничего особенного, пока один из миротворцев не запульнул в наших зажигательной смесью.
- А что же дети, в новостях передавали...
- Да какие дети! Бугаи лет по шестнадцать-семнадцать, увешанные стеклотарой. Короче, если б Виктор этого чувака не завалил, они б такого устроили! А потом пошли разборки: мол, наши первые начали, а в бутылках вообще "Пепси-кола" была. Ребят по разным базам раскидали. А Виктора выдали умиротворенцам для дальнейшего разбирательства. Нашли виноватого, козлы.
- Что ж делать? - спросил я.
- Не знаю, - пожал плечами солдат, - любое действие сорвет мирный процесс. Хотя, какой уж тут мир...
- Есть на русском такая поговорка, что плохой мир лучше доброй войны, - мой перевод на иврит был не ахти, но Амир понял.
- Ты, видно, не служил, - усмехнулся сержант.
- Только тиронут**. Призовусь, когда Технион закончу, если, конечно, к тому времени армию не упразднят.
- Ага, упразднят. Вот в двухтысячном по старому стилю упразднили Армию Южного Ливана, и что, кому-то от этого стало лучше? Лучше б не мешали воевать ни нашим, ни ихним. Думаешь, кому-то охота чужие праздники справлять? Жить по чужому летоисчислению?
- Амир, я ж не спорю, я согласен, что Умиротворение накрылось медным тазом...
- Да ты не понимаешь! Никакого Умиротворения не было! Была и есть только новая война, теперь - против своих, которые помешались на идее всеобщего консенсуса! Скоро отменят основной призыв, и вся армия будет держатся на одних добровольцах. Когда враги тебя "агрессором" обзывают и камнями в тебя кидают, это еще ничего. А вот когда свои... Надо что-то делать. Мы бы с ребятами штаб Организации Умиротворения с лица земли снесли, но там же свои. Да и вряд ли Виктору это поможет.
- Да, - размышлял я вслух, - "Альталена" у нас в истории уже была... Вот тебе и мирная демонстрация. Мирная... Есть, Амир, у меня одна идея.
На следующий день моя однокомнатная конура превратилась в штаб-квартиру, куда приходили друзья, знакомые и совсем чужие люди, солдаты и штатские, сабры и олим** - все, кому была небезразлична Витькина судьба. А таких, к счастью, оказалось не мало. Моя сокурсница Мила, с которой я раньше не особо общался по причине ее абсолютной свихнутости на почве мирного процесса, вдруг резко изменила свое политическое мнение. Собственно говоря, именно благодаря ей наше мероприятие приобрело множество сторонников и привлекло внимание прессы. Еще недавно Мила расклеивала по Техниону плакаты "Долой военщину!", а теперь она печатала листовки "Свободу Виктору!".
Витька ей еще со школы нравился, и теперь, когда он попал в беду, Мила использовала свою энергию в "мирных целях". От Амира пришел "бартендер", как он сам себя назвал. Пообещал замутить такой "Коктейль Молотова", что мало не покажется. Моя кухня превратилась в лабораторию. Я и не подозревал, что гудрон, мыло и сахар могут творить такие чудеса. Признаюсь, я боялся открыть собственный холодильник, потому как Амировский знакомец хранил там кое-какие ингредиенты.
В назначенный день толпы народа с плакатами потянулись к штабу Всемирной Организации Умиротворения. Мирная демонстрация, значит. Ну что ж, они получат мирную демонстрацию. Миротворцы. Миротварьцы, мать их.
Спустя год.
Мы живем в эпоху компромиссов. Уже позабылась та Витькина история. Его тогда после двухнедельного заключения отпустили домой. Правда, в качестве компромисса из армии выперли тоже. На гражданке он толком не смог устроиться. По вечерам вел какой-то спортивный кружок при детском клубе. Днем искал работу. Мила закончила Технион. Все продолжала бегать по городу, расклеивая какие-то листовки, несмотря на уже заметную беременность. Они с Витькой поженились на прошлый Лаг-ба-Омер. Мы сидели в кафе: я, Витька и Мила. Отмечали мой последний день в штатском. Пили пиво, заедая его борекасами и оливками. Близился День Трех Религий, знаменующий начало нового года по смешанному календарю. Магнитофон крутил новый хит сезона - веселую песенку "Харе Кришна" на мотив "Джингл Беллз". Свободных столиков не было, народ гулял в преддверии выходных.
Я не сразу его заметил. Он выглядел как обычный посетитель, разве что одет не по погоде тепло. Мне показалось знакомым его лицо, но ведь это же не повод для беспокойства. И тут Витька оглянулся. Глаза встретились с глазами. В такие мгновения время растягивается, и в желудке леденеет от приближения чего-то страшного и необратимого. Дальше все произошло очень быстро. Прежде, чем я успел что-то понять, Витька метнулся в проход между столиками, буквально сгреб вошедшего в охапку и вынес его на улицу. А потом в кафе вылетели стекла, осыпав нас осколками. Год назад я таскал в рюкзаке статью с фотографией на первой полосе. Член общества, отец семейства и просто очень хороший человек. Миротворец. Я узнал его. Но Витька узнал его раньше.
В новостях передали, что терракт обошелся почти без жертв. Почти. Разве человеческая жизнь - это "почти"?
Тиронут - курс молодого бойца (ивр.)
Сабра - уроженец Израиля (ивр.)
Олим - репатрианты, приехавшие в Израиль из других стран (ивр.)