И ровно через год крестили Ибрагима, 
Назвав библейским именем Абрам, 
Теологам известно это имя; 
Быть может, то к исламу ближе, чем Адам? 
В момент крещения сам Пётр при дите стоял 
И крёстным стал отцом для абиссинца - сына, 
И, как уже родного, прижал, поцеловал! 
Братишке ж дали имя, как будто Алексей. 
Не помню: младше Ибрагима, старше ли? 
По Библии, так должен быть 'Евсей', 
Но царь уж явно знал, во чью честь нарекли. 
По имени отца? В звучании - едины... 
 
Итак, под чутким оком крёстного отца 
Сын Ибрагим в науках не терял лица, 
Старался на износ. К шестнадцати годам 
По многим из профессий стал в ранге знатока. 
По-русски говорил не хуже светских дам - 
С природной памятью был склонен к языкам. 
С чистейшим звуком "парле'л" он по "франсэ" 
И "шпрэ'хал" даже "дойч", особенно в конце. 

И свёз его Отец во Францию учиться. 
Решили с Регентом: военным быть наукам - 
Да пусть пройдёт он курс артиллериста. 
В то время будет подданным во Франции, 
И Пётр подписался под порукой. 
Года учёбы пролетели быстро, 
И, в званьи капитана артиллерии, 
Был послан на войну с испанцами. 
Престол их поделить затеяли 
Ведущие монархии Европы. 
Бои там шли и вкупе с итальянцами, 
И с немцами взрывали англичан окопы... 
 
Там капитан особо отличился: 
Накрыл снарядом вражеский редут 
И, падая, заметил, что французы прут, 
Воспользовавшись передышкой... Очутился 
В парижском госпитале... 'Постель, подушка, 
Сестра в халатике, как верная подружка, 
Сидит у изголовья и шепчет нежно:  
- Откуда ты такой в Париже появился 
С пробитой головой? Из Африки мятежной? 
Иль служишь ты посланником страны какой?  
 
Дальнейшие воспоминанья слишком скудны, 
Как будто отошёл от звуков, света... 
Пришёл в себя дня через три он, пополудни, 
Со страхом ждал от доктора ответа. 
Тогда уже влюблён был он в графиню "Д". 
Как с головой сейчас, и как в дальнейшем будет? 
И доктор обнадёжил - сказал, что всё ОКэй, 
'Швы только снимем и скажем, бон Адью!' 
Через неделю к Регенту позвали. 
Сказали, что он к вечеру ждёт в "N"-ом зале. 
 
"Пришёл. С повязкой вместо парика. 
Смотрю, рукой к себе зовёт издалека. 
Все дамы, господа проход образовали, 
И мы навстречу шли, и взгляд не опускали. 
При всех поздравил он с геройством на войне, 
Что он гордится мной. Повязку чуть поправил 
И крепко руку жал, и вспомнил о Петре: 
'Хорошего бойца твой царь направил 
Во Францию учиться: Лестно мне...' 
И бал открыл. И я к графине "Д"".  
 
Ну, по'лноте, тут что-то я увлёкся, 
Тебя снабжая лирикой стиха. 
Уж вижу, что с ноздрей потоком льётся 
От выпученных глаз нехитрая слеза. 
Сказал тебе, чтоб впредь читал ушами, 
Так ты и рад - враз уши навострил. 
О носе не подумал, слушая глазами, 
Ну, не сатирик ты,  - болотный крокодил. 
Такого, знай, подарка не получишь уж. 
По откликам из 'света' - в постели дохлый муж, 
И как свою ты 'думу-думную' не туж, 
Не выйдет ничего в борьбе со мной. Не дюж! 
И жалко мне тебя, и Греча жалко. Да-а-а, у-уж. 
 
А далее вернусь к событьям основным, 
Что передал чрез маму мой прадед Ибрагим. 
Отец уж года два просил, чтоб крестный сын 
Домой скорей приехал на побывку, 
Но всё отказывал влюблённый "херувим", 
 
Причинно отвечая на каждую "попытку". 
Но миг настал, и Ибрагим решился. 
С Корсаковым, своим парижским другом, 
Он в путь-дорогу снарядился. 
И поскакали от Парижа к Петербургу. 
Семнадцать дней, да по дорогам разным, 
Всяк в упряжи меняя лошадей, 
Добра'лись до' дому и, ахнув разом, 
Разлили коньяку, чтоб стало веселей. 
 
Да, вот ещё что вспоминается: 
Пред выездом в Париж, прям в самый аккурат, 
В Москву, в посольство, вдруг, является  
С двора султанского какой-то старший брат 
Со знатным выкупом за Ибрагима, 
Владетельного князя сына. 
Клянясь Аллахом, слёзно вопросил, 
Чтоб Пётр-царь братишку отпустил. 
Что вся его родня по князю, уповая 
(Всего в ней девятнадцать сынов и дочерей) 
На чувства добрые и милости Петра, 
(По нравам эфиопов - не самая большая, 
Но дружная, богатая и знатная семья) 
Чтоб Ибрагим домой вернулся поскорей. 
 
Пока в нём кровь кипит, достойная вождя, 
То нет в мечтах родни эмоции сильнее, 
Чем та, что сын здоров, умён, что сил могучих не щадя, 
Будь то в любви, борьбе, в служении идее, 
С большим упрямством всё доводит до конца 
И многое решает сам - ему виднее... 
Что дальше было... То ли мать сказать забыла, 
Толь я, уж засыпая, не расслышал, 
Но чувство говорит - известие прибыло 
В Петербург. Петра там нет. В пути. Надолго вышел... 
 
Вернувшись, бросился в дела грядущие... 
Достроить гавань... паруса... в Кроншлот скакать... 
И если просьба и дошла, как сущая, 
То было поздно уж и думать, и гадать, 
Как лучше б им отказом показать, 
Чтоб боле к Ибрагиму родню не запрягать.  
 
Он был спасён от плена, по возрасту - пацан, 
В неполных восемь лет от роду принят в дом. 
Дом царский был предложен, не вигвам, 
В котором крёстным сыном стал, а Пётр - отцом. 
"Отличен эфиоп был чем-то с нами: 
Характером и пылким, и задумчивым, 
И носом сплющенным, и вздутыми губами, 
Умом природным, всуе не докучливым, 
Чуть выдающимися знойными глазами." 
 
И мнения того же был новый друг Корсак, 
Как называл его частенько Ибрагим. 
Сравнение явилося к нему не просто так, 
Его говаривал какой-то крупный чин 
В среде вельмож и дам на знатной вечеринке, 
Где к Ибрагиму относились, как к 'новинке', 
Изюминке на регентских балах в Париже.  
Под титулом "барон" во знати слыл, не ниже. 
 
Итак, прожив во Франции ну, много лет, 
Не помню точно, записи пропали -  
Дневник свой первый сжёг я, уходя от бед, - 

Гонений, ссылок под арест, когда б прознали, 
Сколь грешен был, про мой обет "святому братству", 
Да и не мог я с новой властью вечно драться - 
Цензуру со трудов моих убрали, 
И руки с Николаем крепко жали... 
Чтоб делал каждый своё дело - обещали! 
 
Пардонте-с, от "гистории" слегка отвлёкся, 
Но, в то же время, вспомнил мамины слова: 
Семь лет живя в Париже, графиней "D" увлёкся, 
Да так, что графская супруга понесла... 
Деваться некуда - родился негритёнок. 
Во страхе мужняя жена все связи подняла, 
Чтоб заменить, чтоб белый был ребёнок, 
И бедную мамашку всё-таки нашла, 
И сумму энную деньгами принесла; 
Замена люльки у кровати вмиг произошла. 
 
На третий день к роженице впустили мужа; 
Как горд и счастлив был супруг-отец, 
Что было невозможно - случилось, наконец! 
Жена сидела рядом с люлькой, спрятав ужас, 
  
Что обуял её днём раньше до костей, 
Уняв в себе душевный трепет долгих дней. 
С рожденьем сына знатные супруги 
Всё реже появлялись в свете, на балах; 
Графиня 'D', каналами подруги, 
Общалась с Ибрагимом в письмах... о делах. 
 
Их страсть ещё пылала средь любящих сердец, 
Но незаметно как-то, вяло, без интимных встреч 
Со временем стихала и... угасла вся - вконец. 
Возможно ли без страсти в сердцах любовь сберечь? 
Понятно стало, где таилась та причина, 
Которая держала в сетях Ибрагима: 
Он по уши влюблён был в ту графиню 
И, всякий раз, оттягивал отъезд в Россию. 
Как только стихли страсти, он вмиг, на зов Петра, 
Умчался из Парижа по'темну, с утра. 
 
Уже в России, в двадцать семь годов от роду, 
Назначен был каплеем бомбардирной роты 
Известного Преображенского полка, 
Где капитаном значился сам Пётр тогда. 
 
Допущен к главной канцелярии царя 
Своим военным навыкам благодаря. 
"И с его точным, наблюдательным умом, 
Пытливостью в делах и дерзостью новатора" - 
Подумал Пётр, что может вскорости, потом, 
Там, где-то через год, а то пройдёт и два, 
Возвысить сына Ибрагима в звании - 
Назначить главным инженером армии.

Продолжение следует ...