Зевайкин Александр Васильевич : другие произведения.

Храм покаяния

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


ПОКРОВИТЕЛЬНИЦА ЛЕСА

  
   Божья коровка проворно карабкалась по стеблю багряного тмина. Динка осторожно протянула руку и приняла маленького жучка на палец, улыбнулась легким щекочущим прикосновениям и, поднеся к глазам, сосчитала черные точки. Семь. Магическое число. Может, это маленькое создание - маг в мире насекомых? Расправив крылья, божья коровка грузно оторвалась от пальца и поле­тела низко, над самыми цветами.
   Девушка перевернулась на спину и с удовольствием потянулась, чувствуя, как свежая, богатая кислородом кровь растекается по застоявшимся в безделии мышцам. Она давно жаждала дела. Молодое сильное тело ныло, не зная, куда употребить избыток энергии. Подвижная по характеру, сейчас Динка не находила себе места. Единственное, что утешало: ее покровительство кончается сегодня. И тогда она свободна.
   По небу плыли белоснежные, отливающие голубизной замысло­ватые облака. Фантазия находила в них неведомых животных, симпатичных и забавных. Вот смешной шестиногий медвежонок. Он ни­как не может решиться сделать первый шаг, поскольку ноги мешаются и наступают друг на друга, и он удивленно и недоуменно смотрит на них. Облака легкие, невесомые. С каким бы удовольст­вием Динка устремилась к ним, разрезая тугой воздух сильными крыльями, но... ее место здесь, на пригорке. Она - хозяйка, покровительница леса. Смешно даже, когда называют жалкую рощицу лесом. Она воя просматривается и прослушивается о вершины холма. Не сходя с места, можно услышать, как сердито храпит в своей норе барсук, а на верхней ветке белка обедает грибом. И за какие грехи она впала в такую немилость? Ей казалось - останься она еще на день, кровь ее превратиться в уксус, до того скучно. Девушка тяжело вздохнула и села, решив от скуки пересчитать коров, мерно стригущих сочную траву на заливных лугах.
   - Раз, два... тридцать восемь... сорок девять... шесть­десят три. Всего шестьдесят три коровы. Ну, разве это стадо? Тоска.
   Динка повернула голову направо, где коробилась неказистыми постройками деревня, и тут же нос ее уловил новый запах. Ого! Это уже кое-что. Волк. Резкий волчий запах едва ли опутаешь с чем-либо другим. В ее лесочке среди бела дня волки! Девушка даже подпрыгнула от радости, и что было сил, побежала к лесочку. Ветер облепил тонкой рубахой ее молодое стройное тело, спутал длинные русые волосы, разбросал их, вплетая свои тугие струи и мешаясь. Трава, густая, высокая, хватала за ноги. Ах, как хорошо! Динка вновь почувствовала себя полной сил. И чем сильнее было сопротивление ветра и травы, тем веселее становилось на душе, тем быстрее она бежала, чувствуя в себе просыпающуюся мощь, ломающую вое препятствия. Достигнув подлеска, она остановилась. Еще раз втянула носом запах волка, определяя его направление. Пахло волчицей, и она была одна. Странно. Девушка закрыла глаза и сосредоточила все внимание в одну точку. Она твердо знала, чего хотела. По всему телу про­бежала щекочущая дрожь, а мозг, повинуясь приказу, с немыслимой скоростью понес сознание в бездонную пропасть. На считанные мгновения девушка провалилась в сплошную тьму и вдруг уви­дела себя со стороны, неясно, нечетко. Почувствовала нестерпимое желание кусаться, скакать в безумном приступе радости, рыть землю лапами и еще много всего нового и неуловимо тон­кого в сочном букете сразу же открывшихся ощущений. Динка попридержала поток нахлынувшей энергии, мысленно отмечая, что все идет как нельзя лучше: еще немного и вслед за соз­нанием ее молодое сильное тело превратиться в волчье. Но вот настал момент, когда она ощутила единство тела и духа. Открыла глаза и мысленно улыбнулась, увидев свой черный нос. Чтобы окончательно утвердиться в новом образе, она подошла к тонкой молодой осине и склонив голову, сильно стиснула ствол зубами, проверяя крепость челюстей. Все в порядке. Теперь на поиски чужой волчицы. Динка все-таки не сдержалась, махнула через куст орешника. опрокинулась на спину и немно­го повалялась, извиваясь. Надо привыкнуть к новому телу. Через секунду она вскочила на ноги, молодая, полная сил волчица, не уступающая размерами самому матерому волку и крупной рысью, буквально стелясь над землей, в упоении сладкой музыки бега, устремилась навстречу тревожному запаху. Чужая заметила Динку не сразу. Она дремала под ольхой, сонно и сыто щурясь. Очевидно, в ее планы не входило нападение на коров подопеч­ного стада. Динка остановилась в двадцати шагах. Волчица мгновенно вскочила и, ощетинилаcь, обмеряя незваного гостя пристальным взглядом. Динка приподняла верхнюю губу и, обнажив прелестные зубы, предупреждающе зарычала. Волчица, убедившись, что Динка одна, видимо решила не сдавать удобных охотничьих угодий. По внешнему виду без труда можно было догадаться о серьезности ее характера. Правое ухо потеряно явно в схватке с волкодавами. Да и вообще женщины куда отчаяннее и упрямее. Это Динка знала по себе, и потому не удивилась, встретив вызывающий взгляд зеленых глаз. Они так и застыли друг против друга. В своей победе Динка не сомневалась. Мозг ее, не утра­тив ни единой способности, рисовал страшную картину расправы над непрошеным гостем, так нагло проникшим на чужую территорию. Вся эта картина возникла в глазах Динки, и по неви­димой ниточке перебежала в мозг чужой волчицы. Через минуту та почувствовала легкое беспокойстве, затем испуг, переходящий в панический ужас. Динка вдруг стала резко расти в ее глазах...
   Чужая отвела взгляд, отвернулась и затрусила прочь. Динка зевнула во всю ширь волчьей пасти, еще раз потянулась, стараясь напрячь каждую мышцу, и неспешно пошла обрат­но к опушке леса. Ей хотелось еще раз посмотреть на пастушка. Он такой забавный. Нет, пожалуй, все коровы разбегутся, да и сам он насмерть перепугается. Но ей не хотелось показываться в своем настоящем виде. Тогда Динка представила, что от нее пахнет парным молоком, как от маленького теленка. Ее серое волчье тело источает сладкий запах коровьего молока, еще представила, как она спускается в луга, и коровы совершенно не обращают на нее внимания, принимая за большую добрую собаку. По лощине она спустилась вниз, к дубу, под которым сидел пастушок, наигрывая тихий тягучий мотив на флейте. Ближайшая корова внимательно посмотрела на Динку, втянула воздух о ее стороны, глубоко вздохнула и вновь принялась за еду.
   "Бедные, - подумала Динка, - видно трудно жевать целый день". Она сделала еще несколько шагов, так, чтобы юноша был лучше виден и улеглась на траву, положив морду на вытянутые лапы. Мимолетно она пожалела, что превратилась в столь гро­мадную волчицу. А вдруг он испугается? Но думать ни о чем не хотелось. Было просто хорошо. Пастушок ее не заметил и продолжал играть. Музыка тихая, убаюкивающая, влекла, уносила в мир сладостных грез и мечтаний. На душу белым покрывалом, словно снег, ложился покой, погребая под собой все невзгоды и беспокойства, и в мире воцарялась доброта, бесконечная и всемогущая. Динка представила, что лежит в густой высокой траве среди благоухающих цветов. Прямо над ухом стрекочет кузнечик, выше гудит шмель, а крупная нарядная бабочка пор­хает над самым лицом, обдавая нежную кожу слабым ветерком. Очевидно она приняла алые губы девушки за цветок и соби­рается отпробовать нектара с него. Сквозь тонкую рубашку Динка наслаждалась теплом земли и легкой приятно-освежающей влажностью примятой травы. Сквозь дымку сладостного упоения она почувствовала, что кто-то к ней приближается, но, залетев в своих мыслях слишком далека, не могла никак понять, во сне это или наяву. Как не хотелось пробуждаться, не все же пришлось. Динка открыла глаза, подняла голову, готовясь продемон­стрировать нарушителям спокойствия красоту клыков, но вов­ремя спохватилась, увидев свои тонкие загорелые руки. Пастушок стоял над ней и с интересом рассматривал незнакомую прекрасную девушку.
   - Что с тобой? - спросил он, заметив открывшиеся глаза.
   - Ничего, - поспешно ответила Динка и тут же поднялась на ноги.
   Пастушок внимательно осмотрел ее с ног до головы, улыбнулся, и девушка поняла, что выбрала слишком легкую рубашку.
   - Ты, чья будешь? - спросил он.
   - Я с Мокрого Дола, - ответила Динка первое, что пришло в голову.
   Пастушок качнул головой.
   - Ай, нехорошо. У меня в Мокром Долу две тетки. Я тамошних девок не хужей своих знаю.
   - Так и я там племянницей в угловом доме. Третьего дня только приехала.
   - У Панкропа что ли?
   - У него самого, - поспешно ответила девушка.
   - А к нам зачем подалась?
   - Так вот ночью погулять вышла, гуляла, гуляла и тут у вас оказалась, - не моргнув глазом, соврала Динка. Пастушок усмехнулся:
   - Что, так ночью и гуляла?
   - Так и гуляла, - подтвердила девушка, старательно пряча глаза, в которых плясали веселые огоньки.
   - И через Барбово болото и через Вышенский лес выходит, шла? - не унимался юноша.
   - И через болото, - подтвердила девушка.
   - Да как же ты через него прошла-то?! - изумился пас­тушок.
   - Так там же мостик есть, - просто ответила Динка, - по нему и прошла.
   - Не может такого быть, девка. На том мосту кажну ночь одноглазый боболак сидит и никого не пускает.
   - Ну да?! - девушка постаралась изобразить удивление. - А я его и не заметила. Наверное, он в болоте лягушек поку­шать пошел.
   А про себя подумала: "Какой же ты пастушок, ежели боболака о виртом путаешь? Да еще одноглазым. Нашел чем пугать!" Ей уже начинал нравиться разговор о пастушком. Он такой по-детски наивный, до смешного неумело, нагоняет важности, словно маленький симпатичный индюшонок, так и раздувается весь.
   - Да ты что?! - возмутился пастушок. - Боболаки мясо человечье едят.
   - Ну, тогда-а-а... - Динка посмотрела на облака: чего бы еще ему соврать? - Ага. Тогда он выпил из пьяницы всю кровь... Нет, не так дело было. Ехал пьяный Дрын. Дрына. надеюсь, знаешь?
   - Осима, что ли?! - удивился пастушок. - Так то ж с нашей деревни. А ты-то откуда его знаешь?
   - Так он вчера весь вечер у Панкропа просидел. Так вот. Поехал Дрын домой, а чтоб не скучно было, дал ему дядя на дорогу жбан красного вина. Прижал его Осим к животу, едет, вино потягивает и песни мурлыкает. Доехал он до Барбова болота, въехал на мостик, а тут ви... этот, как ты его называешь?
   - Боболак одноглазый, - подсказал пастушок. Глаза его разгорелись и он, открыв рот, слушал девушку.
   - Так вот этот самый, как ты его называешь, боболак одно­глазый, увидел Дрына и чуть не завизжал от радости. Прыгнул на телегу и вцепился клыками в живот. Сосет он кровь, сосет и чувствует, что-то с ним не то происходит, а оторваться не мо­жет: больно уж сильно жажда мучает. Так и выпил весь жбан. Упал с телеги и заснул мертвецки пьян. Тут, наверное, я и прош­ла мимо.
   - Ну ты и врать, девка! - чистосердечно признался пастушок, глядя на Динку восхищенными глазами. - Ровно сочиняешь, как в сказке.
   - Ой, смотри, сюда кто-то бежит, - сказала Динка, заглянув за спину юноши. Он обернулся.
   - А-а-а, это мой младший брат Молька. Обед несет. Ты, поди, проголодалась по лесам и болотам ночью гуляючи. Сделай одолжение, отобедай с нами.
   Динка пожала плечами.
   - Даже не знаю.
   - А чего тут знать?! - удивился пастушок. - Чай люди свои, от чистого сердца предлагаю.
   Веснушчатый белобрысый симпатичный мальчонка, лет две­надцати, бежал, словно за ним гнались все собаки соседней деревни.
   - Ой, братка, что на деревне-то деется! - начал он о деся­ти метров, еле переводя дыхание. - Осима Дрына чуть вурдалак на мосту через Барбово болото не задрал. Только вместо живо­та жбан прокусил, так пьяный на дороге и остался. А Дрын весь белый на реке штаны стирает.
   - А-а-а, - у пастушка отпала челюсть. Более глупого лица Динка еще не видела. Он переводил круглые глаза с брата на нее и обратно. Потом, кое-как опомнившись, сказал брату:
   - Не упырь, а боболак.
   - Сам ты боболак одноглазый! - возмутился разгоряченный Молька. - Боболаки лягушек едят, а это чистый вурдалак был, даже не упырь, а именно вурдалак. Дрын его видел, как я тебя. Тот у него из жбана на животе вино сосал. А сам желтым гла­зом: зырк-зырк.
   - Кто? Дрын что ли? - не понял пастушок.
   - Да что ты в самом деле-то дураком прикидываешься?! - заорал вдруг мальчик, очевидно его терпение кончилось. - Дрын в речке штаны отмачивает, белый как снег. Вурдалак желтым глазом: зырк-зырк. Понял что ли?
   - Понял, - механически сказал пастушок, но лицо его говорило, что это далеко не так.
   - Ну, то-то у меня, - важно заметил сразу же успокоившийся Молька, и только тут он обратил внимание на девушку. Ни с того ни с сего, поклонился и сказал: - Доброго здравия, госпожа. Не отобедаете ли с добрыми пастухами?
   - Госпожа?! - удивился пастушок, обернулся и обмер:
   Динка стояла перед ним в зеленом атласном платье, расшитым серебром и золотом, в волосах ободок, усыпанный жемчугом, на груди брошь с брильянтами.
   Девушка подмигнула мальчику.
   - Да, пожалуй, съем одну сладкую ватрушку с творогом. Их как раз у тебя три. И выпью кружку холодного молока.
   - Да, госпожа, - еле слышно ответил Молька, чувствуя, как глаза лезут на лоб, а внутри делается совершенная не­разбериха.
   - А что тут у вас интересного? - спросила Динка, усаживаясь на услужливо подстеленную рогожку.
   - О, госпожа, разве это интересно? - начал Молька. Он оказался скорым на язык мальчиком, однако, не лишенным сообразительности. - Страсть, что твориться в округе. Упыри и боболаки тут и там шастают. Волки бедные из леса бегут и по чердакам, как котята, прячутся. Даже им житья нет. А что уж про людей-то говорить? Страх один.
   - Что уж, так прям и плохо? - усомнилась Динка, всматриваясь в юркие голубые глаза.
   - И не говорите, госпожа, - ответил мальчик, протягивая ей самую большую ватрушку, - возьмите, госпожа. Она заметила, как подрагивают его руки.
   - И что, кого-нибудь из вашей деревни уже съели?
   - Да нет пока. Бог миловал. Но уже подбираются. Вот и Дрына напугали.
   - Да не слушайте вы его, - вмешался пастушок. - Он у нас любитель приврать. За околицей кочет кукарекнет, а у нашего Мольки конец света в глазах.
   - Пусть мальчик говорит, - сказала Динка и посмотрела на пастушка так, что тот, бедный, чуть ватрушкой насмерть не подавился и даже почувствовал, как пятки холодеют.
   - Вы кушайте, кушайте, госпожа, а я буду рассказывать. Правда, истории мои уж сильно... неаппетитные. Не знаю, будете ли слушать.
   - Рассказывай, мальчик, не бойся.
   - Вы видно не здешняя, госпожа, - начал мальчик, - и не знаете наших трудностей.
   - Ты прав, - призналась Динка, - я из города.
   Молька прищурил голубые глаза и качнул головой.
   - Нет, госпожа, на городских барышень вы не похожи.
   - Это почему же?! - удивилась Динка.
   - Посмотрите на ваши руки. Городские девушки боятся солнца и руки у них белые и слабые. А у вас - смуглые и сильные. Мне кажется, если вы рассердитесь, то без труда, взяв нас с братом, словно котят, за шкирки, забросите на верхушку этого дуба.
   "А ты догадлив, - подумала Динка, - и потому не серди меня пустыми речами".
   Мальчик понимающе кивнул, хотя не было сказано ни слова, и, не задавая более вопросов и не строя словесных догадок, принялся рассказывать:
   - Началось все с лошади. Пропала у одного мужика в со­седнем селе лошадь. Под вечер уже дело было. Собрались всем селом - и в лес искать. С факелами, с фонарями. Полночи искали, всю округу излазили. Слышат, фыркает кто-то, то спереди, то сзади. А кто - никак увидеть не могут. Так и вернулись ни с чем. А поутру уже девки за ягодой на опушку пошли, а там, на дереве, висит самая пропащая лошадь. 3адние ноги в развилке и наполовину обглодана. А в некоторых местах покусы отдельные и там расстояние между клыков - две ладони. Ни волки, ни медведи таких следов не оставляют. Под деревом вся трава вылизана и ни одной кровиночки. Мужики встали и не знают, что делать. Прошлое лето дело было. С тех пор и пошло. По ночам в лесу вой, хохот, крики страшные. В ближайших к лесу домах кто-то стал по ночам в окна, в двери стучать. Сначала открывали, а он по лбу хлоп и тоненько так смеется: хи-хи-хи. И нет никого. А потом открывать перестали. Так од­ному мужику дверь высадили. Он через окно утек и всю ночь у соседей гостевал. А наутро съехал из дому. Тут уж скотина стала пропадать чуть ли не каждый день. Вокруг домов следы непонятные. То ли копыта, то ли лапы. Никто разобрать не может. Люди в страхе, не знают что делать. А тут еще вурдалак на Барбовом болоте объявился. Его первым солдатик проезжий повстречал. В полнолуние дело было. Идет он себе ночной до­рогой и в ус не дует. Места-то ведь у нас самые тихие были. И вдруг видит: огонек желтый мигает. Приближается он и ви­дит: сидит на перилах вурдалак, желтым глазом мигает, клыки скалит и облизывается. Солдат хоть и был под хмельком, в мо­мент трезвее младенца сделался. Видно и на войне уцелел, что хорошо бегал. Только днем отважился вместе с кузнецами через тот мостик перебраться. Вот с тех пор и пошло, госпожа. Так и живем.
   - Ну а с вашей деревни хоть одну корову увели? - поинтересовалась Динка.
   - Вон его спрашивайте, - Молька кивнул в сторону брата.
   - Что скажешь, пастушок? - ослепительно улыбнулась девушка.
   Поспешно запив ватрушку молоком, пастушок освободил рот и с готовностью ответил:
   - Нашу деревню не трогают.
   - А почему, как ты думаешь?
   - Боятся, - просто ответил пастушок.
   - Уж не тебя ли? - пряча улыбку, спросила девушка.
   - Далеко от леса, вот и боятся.
   - Да что ты дурь-то мелешь?! - возмутился младший брат. - Карьга вон не ближе нашего, так всех овец потаскали.
   - То волки, - оправдывался пастушок.
   - Ай, да что о тобой говорить, - махнул рукой мальчик. - Тебе бы только в дуду дудеть, да о богатстве мечтать. А до людского горя и дела нет. Вот придут завтра в твое стадо, и узнаешь.
   Девушка удивилась, почувствовав, что мальчик говорит правду. Ведь завтра снимается ее покровительство, и вся нечисть, сидящая в Барбовом болоте и Вышенском лесу, устремится на эту крохотную деревеньку, где всего-то шестьдесят три коровы. И неизвестно еще, уцелеет ли пастушок и его симпатичный брат Молька. Динка зло улыбнулась. Нет, они специально ждали конца ее покровительства. Не рисковали понапрасну. Ничего, они еще не знают, с кем имеют дело. У девушки даже дух перехватило от предчувствия скорой борьбы. Заметив ее волнение, мальчик спросил:
   - Что-нибудь случилось, госпожа?
   - Да, - Динка поспешно встала, - я совсем забыла: мне надо навестить тетушку в Лугах.
   - Но это далеко отсюда, - заметил пастушок.
   - Вот именно и надо попасть туда засветло.
   - Может дать вам лошадь? - спросил старший брат. Ему вдруг стало жаль расставаться с такой необычной и красивой девушкой.
   - Не стоит беспокоиться. Я напрямки, короткой дорогой.
   - Через лес? - почти крикнул Молька.
   - Здесь кругом леса, - уклончиво ответила Динка. Ей не­обходимо было побыть одной, дабы собраться перед завтрашним днем.
   - Госпожа, - мальчик схватил ее за рукав, - не ходите, прошу вас. Тирский лес самое гиблое место. Там на каждой сосне по лешему, под каждой корягой по кикиморе. Не ходите, госпожа. Очень прошу.
   Динка с удивлением посмотрела в его полные слез глаза и впервые в жизни задала этот вопрос:
   - Тебе меня жалко?
   Еще никто и никогда не смотрел на нее так.
   - Вы такая красивая, госпожа, - еле слышно ответил Молька, опустив глаза.
   - А в самом деле, может переночуе-е-ете у нас? Мама рада будет. Она любит хороших людей, - предложил пастушок и от полноты чувств, громко шмыгнул носом.
   Динка печально улыбнулась и качнула головой.
   - У каждого из нас своя дорога. Но если вы очень хотите, я пойду полем по тракту. И не надо меня провожать, - она власт­ным движением руки остановила поднимающегося пастушка. - Вот что я вам окажу на прощание. Ты, пастушок, завтра с утра смот­ри по сторонам внимательнее и если что подозрительное заметишь, сразу же лезь на дуб, затаись там и не вздумай спускаться, чтобы вокруг не творилось.
   После этих слов Динка сняла с себя пояс и обвязала им ствол дуба на уровне поднятой руки.
   - Метку мою не снимайте, - и, не оборачиваясь, заспешила к насыпи тракта.
   Пастушок вскочил, как ужаленный и вскрикнул:
   - А мы еще увидимся?
   Девушка не ответила. Ее зеленое платье слилось с фоном луга, и как Молька с братом ни таращили глаза, сказать в ка­кую сторону она пошла - не могли.
   - Ой, братка, что-то будет, - подвел черту мальчик.
   Пастушок не ответил.
   Динка лежала на стогу свежего сена, впитывая энергию черного неба. Звезды мерцали далеко и слабо, словно добрые создания хитро подмигивали, желая познакомиться. Она уже совершенно успокоилась: мозг неуклонно работал в одном направлении, вырабатывая действия на завтрашний день, проигрывая возможные варианты сражения, выискивая слабые места и устра­няя их. Совершенно неожиданно ей вспомнился пастушок. Каково ему придется завтра? А его брат Молька? Интересный мальчик. Очень способный. Он мог бы многого добиться. А может заняться его воспитанием? Послезавтра видно будет. Девушка зарылась поглубже в сено и, даже засыпая, видела как с неба, словно дождь, льются тонкие лучи, а тело, жадно впитывая их, становится золотистым, испуская легкое свечение.
   Пастушок не спал всю ночь. Едва он закрывал глаза, как вспоминал незнакомую прекрасную девушку в легкой прозрач­ной рубашке. Сердце заходилось в сладостной истоме. "Вот бы..." - думал он, но тут вспоминал ее взгляд и начинал чувствовать, как волосы поднимаются на голове, а по спине холодной змейкой сбегает пот. Всю ночь он блуждал по тропинкам догадок, но в конце концов совершенно запутался, и когда матушка пришла будить его на работу, чувствовал себя разбитым, словно подравшимся о перепоя. Голова гудела, все кости выворачивало и в животе тоскливо бурчало.
   А день выдался серый, мрачный, будто чувствовал настроение пастушка. Согнав стадо на луга, юноша сел на свое место под дубом, достал флейту, но не найдя сил играть, положив об­ратно за пазуху, уставив тяжелый взгляд в одну точку. Он не сразу сообразил, что происходит. Во сне это или наяву, когда увидел широкую волосатую морду с огромными в пол-лица, крас­ными глазами. Морда улыбалась, оскалив длинные желтые клыки.
   - Лезь на дерево, - услышал он голос девушки. Встрепенулся, и словно неведомая сила подбросила, мгновенно оказался на нижнем суку. Мордастый приблизился к дубу, но, заметив зеленый пояс незнакомки, недовольно зафыркал и попятился. Пастушок осмотрелся и то, что увидел, заставило его содрог­нуться: со стороны Вышенского леса сплошной грязно-зелено-бурой волной надвигалась нежить. В горле у пастушка пересохло, хотелось кричать, но не хватало духа, хотел спрыгнуть с дуба и бежать в деревню, но мордастый щерился внизу и не сводил с него глаз.
   - Началось, - прошептал юноша, намертво обняв черный ствол, и сердце заныло в предчувствие скорой кончины бренного существования.
   Динка, не спеша, срывая на ходу цветы, спускалась с холма. Одинокий бикорсат, увидев ее, жалобно заскулил и бросился бежать навстречу собратьям. Девушка последовала за ним. Пастушок отчетливо видел белую рубаху на зеленой траве. Он пе­ребрался на сук повыше и зажмурив глаза, принялся нашепты­вать молитву одному ему известному богу.
   Динка чувствовала, как возрастает черное поле по мере приближения нежити. Если уж совсем честно, то она не думала, что их будет так много: сплошная стена, ощетинившаяся несчетным количеством когтистых лап, щупалец и клешней, оскалившаяся сотнями огромных клыкастых пастей. Повеяло ледяным холодом, могильным смрадом, и девушка подсознательно вклю­чила защиту .За себя она не боялась: мразь такого мелкого пошиба не способна причинить ей какого-нибудь вреда, но сдер­жать их будет очень трудно. Сотню бесов она бы еще смогла обезопасить, но тут куда больше. Вскоре расстояние между ними сократилось до двадцати шагов. Фронт замедлял движение, а фланги стали обходить девушку. Динка остановилась, выжидая, вдруг почувствовала, как со стороны Тирского леса приближается новая масса врагов. "Ого! - отметила она про себя, - Тяжело будет". Вскоре кольцо сомкнулось и замерло. Вирты, боболаки, упыри, кикиморы, пекоры и прочая нечисть затихла в напряжении, словно выжидая команды. Теперь девушка ощущала холодное злое поле со всех сторон. Оно пыталось пробить ее защиту и поглотить энергию. Динка все еще ждала. Из болотной толпы выделился старый седой лакун. Он приближался, насмешливо улыбаясь, показывая единственный затупившийся клык.
   - Прочь с дороги, сопливая девчонка, или я сверну тебе шею.
   Динка качнула головой.
   - Уходите обратно в лес и не вздумайте соваться в деревню.
   - Твое покровительство закончилось, - нагло заявил лакун, - и сегодня деревня будет наша.
   - Окончание моего покровительства не имеет значения, и деревня никогда не будет вашей. Ни сегодня, ни завтра.
   - Мы давно точим на нее зуб. Уходи с дороги.
   - Не дури, старый лакун. Или твои мозги совсем высохли?
   - Ты не сможешь нам помешать, посмотри, сколько нас, - самодовольный старик обвел друзей широким жестом. Рыла и рожи довольно захихикали.
   - Кончай ее, лакун, - послышались крики из толпы, - дай я поцелую ее нежную шейку.
   Динка опустила глаза, зло улыбнулась и тихим, твердым, как гранит голосом сказала:
   - Не говори потом, что я не предупреждала. Еще един шаг...
   Лакун подался вперед. Динка резко подняла глаза, и шерсть на противнике, вспыхнув ярким пламенем, мгновенно испарилась. Лакун отшатнулся, и оказавшись совершенно голым, захлопал глупыми глазами, стараясь сообразить, куда же делось его богатое меховое убранство.
   - Я тебя предупреждала, лакун.
   Из круга выскочили сразу несколько вурдалаков, но тут же пали, рассеченные белым лучом. Запахло паленым, и вновь во­царилось напряженное молчание. Задние напирали, передние не могли их сдержать, и круг постепенно сужался.
   Пастушок, прочтя все молитвы, отважился открыть глаза и тут же пожалел об этом. Весь луг перед дубом был забит отвратительнейшими тварями.
   - Упыри, - понял пастушок, - но почему они меня не съели.
   Их отвлекает кто-то другой.
   Осторожно взобравшись повыше, он старательно присмотрел­ся и чуть не упал вниз от ужаса и удивления. Посреди гряз­ного болота отвратительных тел, в самой середине, зеленел пятачок. Там в легком желтоватом свечении стояла его вчераш­няя знакомая.
   - Господи, - зашептал пастушок, - что же это деется?
   Динка чуть приоткрыла защиту, пропуская злобу врагов, сминая, трамбуя и концентрируя ее. "Хорошо, она мне поможет". Черный шар становился все туже и давил изнутри все сильнее, пока не стал подобен мраморному ядру. Тогда Динка собрала в себе вою светлую энергию, так же, в одно ядре. Ослабила хватку: злость вырвались, поглотив светлый шарик, но тот стал быстро расти, разгоняя черноту в стороны, и вскоре ее осталось сов­сем немного, только тонкий слой по периметру.
   Пастушок не смог содержать крика ужаса, когда Динка вдруг, резко взмахнув руками, стала неописуемо быстро расти. Руки, нежные тонкие загорелые руки, покрылись чешуей и острыми, словно бритва, роговыми наростами. Лицо вытянулось, оскалилось огромной пастью дракона. Зрачки сузились, позеленели, глаза вылезли на лоб, а за ними стремительно прорезались рога. Мозговая часть черепа отодвинулась назад, вздулась двумя шишками. От спины рос хвост, сплошь утыканный светящи­мися пластинами. Тело также стремительно раздавалось вширь и ввысь, по хребту пошли костяные иглы. Через несколько мгнове­ний в окружении нежити вместо девушки оказался дракон раз­мерами со средний дуб. Пригнувшись, он взмахнул головой, и пастушок явственно увидел, как зазевавшийся вирт исчез в зубастой пасти. Такого ужаса даже упырям не пожелаешь. Твари замерли оцепенев, они явно не ожидали такого поворота. В сле­дующий момент дикий вой ужаса сотен глоток, когда-то самих наводящих панику на любого смертного, разнесся над лугами. Дуб задрожал, и добрая половина листьев, стремительно кружась, упала на траву. Зеленый лохматый боболак корчился, проткнутый светящимся рогом, из перекошенной пасти лилась густая фио­летовая жижа. Дракон взмахнул хвостом, рассекая воздух, а вместе с ним и врагов. Совсем радом что-то просвистела, ударилось о ствол, и пастушок увидел в метре под собой обезоб­раженное страшным ударом тело. Оно застряло в развилке, почти рассеченное пополам в поясе, и держалось лишь на нескольких сухожилиях. На пастушка смотрел одинокий неподвижный желтый глаз.
   - Одноглазый боболак с Барбова болота, - догадался юноша. Боболак еще немного побулькал, пуская пузыри рассеченным животом, напоследок всхрипнул и затих, очевидно, навсегда. Между тем дракон, вращаясь со скоростью неописуемой, резал, рвал, грыз нечисть. Над полями стоял нестерпимо высокий вой и хруст дробящихся костей. Пастушок зажал руками уши, но легче не стало.
   Несколько самых отчаянных упырей решили напасть на дракона, но лишь натыкались на смертоносные светящиеся шипы и вскоре бросили эту затею, поняв, что орешек им не по зубам. Не выдержав избиения цвет болота дрогнул и бросился врассыпную. Тогда дракон, сильно оттолкнувшись задними ногами, взмыл в небо, раздулся, лопнул и большим-большим облаком тумана стал опускаться, укрывая собой все поле. Кикиморы, вирты, вампиры, боболаки заверещали еще громче, забегали, словно безумные, натыкаясь, давя друг друга. Туман накрыл их колпаком, не давая возможности достичь леса. Нежить шарахалась от него, стремясь в центр, где туман был не так близко. Но тот все сжимался, пока не собрал их всех в огромную кучу. Белая густая пелена поглотила чудовищ, и вскоре над поляной стало тихо. Легкая змейка отделилась от облака и полетела к дубу. Пастушок не спуская глаз, следил за ней, теряясь в страшных догадках. Змейка окутала тело одноглазого боболака. Оно пошло пузырями, вспенилось, зашипело и прямо на глазах стало быстро растворяться. Пастушок зажмурился и вновь стал молиться.
   - Братка, братка, ты чего там? - голос Мольки вернул пастушка к жизни. Мальчик стоял внизу и удивленно таращил глаза. Пастушок осмотрелся и, не найдя ничего подозрительного, опустился на землю.
   - Ты что там, уснул? А я тебе обед принес.
   - Где коровы? - вместо ответа спросил пастушок, словно не он, а брат должен следить за скотиной.
   - Коровы у реки. Я сначала думал и ты там, а потом сюда прибежал. На-ка покушай.
   Пастушок стоял без движения.
   - Братка, ты что? - Молька дернул его за рукав.
   - Сон мне страшный приснился.
   - Ты и на дуб поэтому залез?
   Пастушок поднял глаза на дерево, увидел зеленый пояс и не нашел, что сказать. В голове его сплелись воедино сон и жизнь. 0н рассеяно повел взглядом и вздрогнул: из травы на него смотрел желтый глаз боболака. Нет. Показалось. Цветок.
   - Ты поешь, поешь, братка.
   Мольке, сунул ему в руки узел с едой, а сам направился к дубу. Его распирало любопытство: что же там делал старший братец? Взобравшись на второй снизу сук, он внимательно посмотрел вокруг.
   - Ой, братка, там, в лощине что-то белеется. Пойдем, посмотрим.
   Пастушок был неспособен, в данный момент, принимать какие-либо самостоятельные решения и послушно последовал за младшим братом. На дне лощины лицом вверх лежала девушка. Черты ее белоснежного, без единой кровинки, лица были знакомы обоим. Она медленно повела глазами в их сторону и прошептала:
   - Не прикасайтесь ко мне. Пастушок, сыграй на флейте.
   Пастушок, уставив неподвижный взгляд в прекрасное лицо, не ведая кому повинуясь, поднес инструмент к губам и заиграл.
   - Госпожа, госпожа, - поспешно зашептал Молька, быстро опускаясь к ней, - госпожа, что с вами?
   Девушка закрыла глаза.
   Мальчик коснулся ее лица, кожу обожгло, и пальцы прилипли, словно мокрые к морозному топору. Кости заныли. Мальчик отдернул руку, и на траву упало несколько капель крови. За двенадцать лет он уже не однажды видел, как умирают, и на­учился чувствовать тот миг, когда душа оставляет тело.
   - Братка, она умерла! Братка! - закричал мальчик, и голос его сорвался. Но пастушок не слышал, он играл самую груст­ную мелодию над телом прекрасной девушки, у ног которой, свернувшись калачиком и уткнувшись лицом в колени, брошенным щенком поскуливал его младший брат.
   А музыка, бесконечная и бесконечно печальная, стекала с холма и терялась в лугах, где даже кузнечики умолкли.
  

РОД ПРОКЛЯТЫХ

   Старый, пугающе пузатый мерин, глухо стучал распол­зающимися мокнущими копытами по накатанной колее, грустно кивал головой и помахивал хвостом, отгоняя самых стойких осенних мух. Всадник был молод, но вид имел очень усталый. Он внимательно следил за дорогой, помня наказ белобрысого корчмаря, объезжать круглые лужицы. Вроде бы в земле под ними кто-то сидит, поджидая томимую жаждой жертву. Все это выглядело неправдоподобно, но в этих диких местах... пут­ник все же решил поостеречься. Еще его волновало это бурое уродливое животное. За такую огромную сумму в столице он смог бы купить самого лучшего скакуна. А здесь? ... А здесь у него не было выбора. Идти пешком, неся то малое, что у не­го было, не представлялось возможным. Торгуясь, черный, вороватого вида, хозяин конька, так просто и сказал: "Давай сколько есть. Деньги тебе больше не пригодятся. Там, куда ты едешь, людей нет, а медведю твое золото ни к чему". А друг его, кривой и плешивый, хлопнул коня по шее и до­бавил: "Радуйся, парень, за гроши такого скакуна купил. Он пронесет тебя по лесам, как ветер, знай только, держись".
   Молча, проглотив ироническое напутствие, он направился по осенней дороге в сторону восходящего солнца. По расска­зам все того же корчмаря, она оживала только осенью. Ни зимой, ни летом, ни весной по ней никто не ходил. Почему? Узнать не удалось. Никто не сказал, что ожидает его там, за лесом. Все вопросы оставались без ответов. Люди отвора­чивались или просто смотрели не понимая. Только белобрысый корчмарь, взглянув на чужака, сочувственно вздохнул и, склонившись к самому уху, прошептал: "Ответ ты найдешь за лесом. Здесь никто ничего не скажет. А слишком навяз­чивых, случается, бьют".
   Сероватая лента бежала посередине широкой просеки. Справа и слева ступенями возвышался лес. Одинокие кусты отважными разведчиками подбирались к самой дороге, словно желая понюхать, потрогать редкого путника, осмелившегося проникнуть в их необъятное царство. Настороженно застывший воздух не гасил свист крыльев молчаливых птиц, гнездящих­ся на опушке. По мере удаления от деревни их становилось все меньше и меньше, пока вдруг полная тишина, мягкими ладонями, не сдавила уши. Одиночество, оторванность от всего и вся, накрыли всадника своим волшебным колпаком. Он привстал на стременах, стараясь разглядеть впереди хоть какое жилье, но кроме леса, дороги и неба, позабытого птицами, но все такого же высокого и чистого, вокруг ничего не было. Он хотел обернуться, но побоялся, не выдержав сумасбродства цели своего пути, устремиться к дому, к знакомым и близким людям. Стиснув зубы, он пришпорил коня, в ответ тот лишь вздрогнул, жалобно вздохнул, но шага не прибавил.
   Трижды он добросовестно объезжал круглые лужи, затем однообразие дороги сморило его. Дрема забрала в свои сети, ласково, осторожно.
   Мерин внезапно прервал свой размеренный ход и, словно желая больше никуда не трогаться, облегченно вздохнул. Всадник вздрогнул, вынырнул из небытия и увидел перед собой человека. Это было так неожиданно среди полного безмолвия природы! Краем глаза он успел заметить, что лес уже кон­чился и вокруг возделанные поля. Невдалеке укрепленный замок с высокими глухими стенами.
   На человеке был кожаный панцирь поверх черных одежд. Черная материя укрывала так же голову и лицо, оставляя лишь узкую щель для глаз. Человек смотрел на всадника тяжелым оценивающим взглядом, сжимая в руках вилы-тройчатки. За его поясом был кинжал, а на спине закреплен широкий двуручный меч. Было непонятно, то ли воин решил поворошить сено, то ли крестьянин захотел немного повоевать.
   - Приветствую тебя, добрый человек, - сказал всадник, спустившись на землю и с трудом распрямляя затекшие ноги. Только теперь путник заметил, что человек в черном намного выше его, а сложением... вдвое, нет, втрое мощнее.
   - Я приветствую тебя, добрый человек, - повторил путник. - Я пришел с миром.
   Черный воин молча склонил голову и указал рукой в сто­рону замка. Юноша кивнул, и, взяв своего скакуна за поводья, последовал за ним. Вскоре их обогнала повозка, груженая соломой. Две крупные сытые лошади легко катили ее. Трое черных шли рядом, подбирая вилами редкие клочки соломы и укладывая их на повозку. Поравнявшись, они чуть замедлили шаг, внимательно рассматривая гостя. У них тоже были мечи, кинжалы и черные маски. Первый черный человек махнул им рукой, и они пошли своей дорогой. У самого рва повозка вдруг свернула, и люди стали укладывать солому в большую копну. Шагах в тридцати, уже стояла готовая, за ней еще одна, и так вдоль всего рва. Это выглядело довольно странно, но спро­сить путник не решился.
   Во дворе замка несколько десятков черных воинов упражнялись в искусстве владения тяжелым мечом и боевым то­пором. Они были как одни, высоки и широкоплечи. Столкнуться с такими в бою... нет, об этом путник старался не думать. Подальше, у стены, он заметил женщин, стреляющих из луков. Они тоже были укутаны в черное и только рост, и особая грациозность в движениях, выдавали их. Везде и всюду было оружие: у стен стояли копья, целые охапки мечей на любой вкус: больших и маленьких, прямых и чуть искривленных, узких и широких. Далее целые корзины с кинжалами, тоже любых размеров. И еще много всего, что путник не успел рассмотреть. Но одно обстоятельство незыблемо стояло над всем этим: замок жил ожиданием скорой войны.
   Из толпы великанов мягко выплыл старик. Странник уз­нал его по рукам. Он не был великаном, не был богатырем, скорее напротив, казался бесплотным призраком, так легко и беззвучно перемещалось его тело, высушенное многими годами жизни. Он остановился в трех шагах и долго рассматривал гостя. Затем обернулся и молча поднял руку. Одна из жен­щин оставила лук, пересекла двор и замерла возле старца. Они немного постояли молча и наконец женщина заговорила:
   - Чужие люди редко бывают в нашем замке. Последние десять лет мы не видели ни одного путника, ни одного стран­ствующего купца. Известно ли тебе, что приближаться к нам опасно любому человеку, будь то отважный воин, нищий мо­нах или всемогущий герцог?
   Столь недобрые слова приветствия немного смутили путника. Он вздохнул и, как можно смиреннее и дружелюбнее, ответил:
   - Я пришел издалека, почтенный повелитель. Более месяца длился мой путь. Мне попадались разные люди, и хорошие и плохие, и богатые и бедные, но я ни к кому не испытывал зла. Я странник, идущий своей дорогой, не желаю­щий иметь врагов, более тех, что у меня уже есть. Я не ведаю того, что ждет меня за поворотом и, если своим при­сутствием я навредил вам, то прошу вас простить, меня великодушно. И я тут же отправлюсь дальше.
   - Нет, - возразила женщина, - едва ли ты сможешь навре­дить нам, если даже захочешь. Я говорю о тебе.
   - Вы убиваете всех, кто приближается к вашему замку? - спросил путник, стараясь скрыть невольный страх.
   - Нет, - опять возразила женщина, - мы не причиним тебе вреда.
   - Тогда в чем опасность? - немного успокоившись, поин­тересовался гость.
   - А разве в деревне тебя не предупредили?
   - Нет. Узнав, что я еду к солнцу, они лишь накормили меня скверным обедом и продали вот этого конька.
   - Это они могут, - подтвердила женщина.
   - Я три дня не спал, и чуть не выпал из седла, когда ваш человек встретил меня.
   Старик молча указал на ближайшую дверь, и женщина ска­зала:
   - Войдем в дом. Я думаю, после длительной дороги, ты не откажешься от хорошего обеда и долгого крепкого сна.
   Гость замялся, не зная как поступить с лошадью.
   - О ней позаботятся, - успокоила его женщина.
   Они поднялись на второй этаж в просторную, но скупо обставленную комнату, сели за длинный грубый стол: старик и женщина напротив гостя. Девочка в сером, неприметная, как тень, подала жареное мясо, красное вино и пышный хлеб.
   - Я хотел бы купить у вас хорошую лошадь, но у меня нет денег. Отдал все за чуть живую клячу. Улитка быстрее скачет.
   - Тебе не надо ходить к солнцу. Там гиблое место, - предупредила женщина.
   - У меня нет выбора.
   - Так сильна причина, что гонит тебя на верную смерть?
   - Я ищу человека, - просто ответил путник.
   Женщина помолчала, потом предложила гостю отобедать:
   - Мы только что поели, - сказала она, - так что ешь, не стесняйся. Мясо свежее. Еще утром бычок гулял в поле.
   Она еще немного помолчала и несмело добавила:
   - Мы дадим тебе хорошую лошадь. Только... тебе не стоит ехать завтра.
   - Почему?
   - Осень.
   - Это что-нибудь меняет?
   - Да, меняет. И очень многое. Ты думаешь, наши девушки от скуки стреляют из луков?
   - С первого взгляда понятно, что вы готовитесь к вой­не. Даже собирать солому люди выходят с мечами.
   Гость встретился взглядом с безмолвным стариком. Неужели лишь одна женщина среди них умеет разговаривать? Но как же они понимают друг друга?
   - Вот именно, - подтвердила его догадку собеседница. - Каждую осень здесь проходят целые армии нежити. Они идут на восток, должно быть в Биктольский замок, уничтожая на своем пути все живое. Ты, наверное, заметил, как пустынен лес вокруг? Даже птицы стараются улететь подальше. И только наша маленькая крепость, благодаря высоким стенам и бес­страшным защитникам, пока еще противостоит их натиску. Мы ожидаем их прихода со дня на день. И тебе лучше быть с на­ми. За каменными стенами ты в относительной безопасности. А в лесу..., а в лесу они просто съедят тебя.
   Шутник поперхнулся.
   - Ты не будешь нам в тягость. Еды у нас предостаточ­но и мы можем выдержать осаду, хоть до самой весны.
   - Но я не могу ждать до весны, - возразил гость.
   - Никто не заставляет тебя делать этого. Дня через три после нежити, ты можешь ехать спокойно. И скажи спасибо судьбе, что тебе не придется встретить их в лесу.
   - Спасибо тебе, добрый хозяин, - гость не сомневался, что разговаривает со стариком, но каким образом происхо­дило все это, он не решался спросить.
   - Ешь, и ни о чем не думай, - ответила женщина. - Иногда они просто проходят мимо, но мы всегда готовы встретить их кипящей смолой.
   Свежее сено отбросило его обратно в детство, на бе­рег родной реки, где на заливных лугах трава в пояс, утренний туман густой, словно белый ленивый кот, а коса звенит, отец делает широкий взмах, а он, считая себя совсем взрос­лым, старается не отстать... Впервые за много дней, он за­сыпал сытый и в тепле. Вонючие трактиры, кишащие ненасыт­ными крошками-вурдалаками, ужин, которым добрый хозяин по­боится кормить собаку, пьяные песни всю ночь напролет, и утро, несущее не облегчение, а еще большую усталость. Все это теперь казалось просто дурным сном. На мягких чистых шкурах, в полной тишине, он медленно погружался в сон, стараясь не думать о странных людях замка. Однако большие темно-серые глаза девушки (ему очень хотелось, чтобы она была девушкой) и сейчас ясно представлялись ему. Здесь у всех глаза узкие и карие. А эти большие...
   Сколько прошло времени, он не знал. Впервые после про­буждения ничего не болело, усталость исчезла. Тело вновь обрело силы молодости. Свет пробивался сквозь узкую бойни­цу, робкий и серый, словно новорожденный ягненок, и нельзя было понять, вечер сейчас или утро. Одевшись, он немного постоял у двери, прислушиваясь, но не было слышно ни голо­са, ни шороха. Щемящее чувство покинутости охватило его на несколько мгновений. Отогнав его, он толкнул дверь и вышел в коридор.
   Гость бродил долго, тщетно пытаясь встретить хозяев, пока совершенно неожиданно не оказался у крепостных ворот. Они были закрыты. Люди в черном сновали туда-сюда, таскали вязанки дров, корзины с камнями и целые охапки копий. Все это они проделывали в глубоком молчании. Ни кто не коман­довал, не ругался, не кричал. Гость некоторое время стоял в нерешительности, стараясь разглядеть в узких прорезях черной материи большие серые глаза, но его переводчица нашлась сама.
   - Они пришли, - прозвучало над самым ухом. - Их очень много и нам не избежать битвы.
   - Кто пришел? - не понял юноша.
   - Поднимись на стену и все увидишь сам.
   Все поле от леса до рва было заполнено нежитью. Сосчитать их было невозможно. Они стояли молча, подняв злые голодные глаза на защитников крепости, и ждали приказа.
   С оружием наготове, люди в черном, походили своей неподвижностью на древние каменные изваяния, поставленные здесь первыми богами для охраны маленькой крепости, и забытые ими. Не потому ли холодный запах обреченности прокрался в душу гостя? Солнце уже коснулось горизонта. Вечерняя тишина зловещим предвестием страшной битвы легла на округу. Время остановилось, замер ветер, боясь подтолкнуть врагов на первый смертельный шаг.
   - Ты опередил их всего на несколько часов, - прошептала девушка.
   - Что толку? От судьбы не уйдешь, - обречено вздохнул гость.
   - У нас нет иного выбора, - возразила девушка. - Мы принимаем бой.
   Когда последний солнечный луч погас, седой боболак, предводитель всей нежити, взревел, и его войско ринулось в атаку. В ответ со стены, описав широкую дугу, огненная стрела ударила в сухой стог соломы. Он быстро вспыхнул, осветив нападающих врагов. Сверху на них полетели камни, копья, сотни стрел, полилась кипящая смола. Снизу долетел злобный рев сотен глоток, усиленный болью первых ран.
   Словно зачарованный, гость смотрел на бесконечный поток косматых монстров, всем телом ощущая болезненную дрожь воздуха. Покачиваясь на бурых волнах, к стенам крепости плыли длинные лестницы. Девушка взяла лук и, не целясь, принялась посылать стрелу за стрелой в кипящее месиво нежити. Промахнуться здесь было невозможно. Гость вытянул из ножен свой короткий клинок и приготовился разделить незавидную судьбу хозяев замка.
   Нежить обрушилась страшной, неудержимой лавиной. Они лезли по спинам, головам себе подобных, калеча здоровых и затаптывая раненых, используя их, как ступень к высокой стене замка. Толстые бревна ложились на место поднятого моста, и вот в ворота ударил первый таран. Несколько де­сятков боболаков, закинув на плечи дубовое бревно, бежали с ним к воротам по скользким стволам, уже политым черной кровью собратьев, падали, срываясь в ров, но их место тут же занимали другие. Остановить их было невозможно.
   По длинным лестницам они карабкались на стены, летели вниз, пронзенные мечами и копьями, но на место убитого тут же вставали двое, трое, Наконец-то нежить смогла взойти на стену. То там, то здесь слышался победный рев боболаков, сумевших сломить защитников. Людям в черных одеяниях стоило немалых сил сдерживать все возрастающий поток тварей.
   - Они съедят нас раньше, чем мы успеем разогреться, - прокричал гость, увидев, что крепостные ворота рухнули, и в них хлынула целая река бурых тел.
   - Следуй за мной. Нужна твоя помощь, - ответила девушка.
   Ловко уворачиваясь от мелькающих мечей, она юркнула в узкую дверь, ведущую в башню главных ворот. Гость почувствовал, как содрогаются стены: таран бил во внутренние ворота.
   - Руби этот канат, - приказала девушка. - Мы должны успеть.
   Он отчетливо видел, как просел пол, и пошла вниз стена, стоящая прямо перед глазами. Испугавшись, он отпрянул обратно ко входу, но камни под его ногами стояли крепко. Обвал накрыл всех, кто был в это время под башней. Из провала вырвалась туча пыли, и на мгновение стало тихо.
   - Это их не остановит, - сказал гость.
   - Я сделала то, что должна была сделать, - ответила девушка. Немного помедлила, потом добавила, - Повелитель сказал, что сегодня они пришли не сами. Их привел человек. Еще никогда они не приходили к нам с лестницами и таранами. Еще ни разу они не были так упорны.
   - Ты думаешь, это сделал я?! - испуганно воскликнул гость.
   Девушка ответила не сразу:
   - У того человека черные ногти.
   Юноша испуганно посмотрел на свои руки.
   Когда они вернулись из башни на стену, там были одни боболаки. Хозяйка замерла, предостерегающе подняв руку.
   - Нам нечего здесь делать.
   - Но... - попытался возразить гость. Он увидел горстку черных людей, отбивающихся от нежити.
   - Мы не поможем им, - довольно резко ответила девушка. - У нас иное предназначение. Ни о чем не спрашивай. Если выживем, я расскажу тебе все. А пока, следуй за мной и постарайся не отстать.
   Прихватив из башни факел, они погрузились в лабиринт узких коридоров. Девушка торопилась, но иногда вдруг оста­навливалась и, закрыв глаза, прикладывала ладонь к стене.
   - Камни стонут, - шептала она, - они захватили весь замок. Они вокруг. Они за этими стенами. Приготовься!
   Беглецы поравнялись с дверью, и снаружи на нее обрушились удары страшной силы.
   - Они нас чувствуют? - прошептал юноша и ответом ему был злобный рык. Еще один удар и дверь рухнула к их ногам. В проем протиснулся боболак и замер, хищно ощерившись. Они всегда так делают перед броском. Страх жертвы распаляет их аппетит.
   - Пригнись! - крикнула девушка и ударила его под коле­ни, и в тот же миг над головой что-то просвистело: перерубленный боболак больше не щерился.
   - Очнись, - девушка дернула его за шиворот, - сейчас придут другие. Бежим.
   В подтверждение ее слов: рев множества ненасытных глоток возвестил о желании убивать.
   Они бежали до маленькой дверцы, окованной толстым железом. Девушка задвинула тяжелый засов и с облегчением вздохнула:
   - Это немного задержит их.
   Редкие узкие бойницы давали мало света, но все же это было лучше, чем бежать в абсолютной темноте с одним убогим факелом, грозящим потухнуть в любое мгновение.
   - Ночь прошла! - ужаснулся гость. Ему казалось, что минуту назад, полыхая в полнеба, солнце садилось на западе.
   - Впереди тропа ловушек, - предупредила девушка, внимательно осматриваясь. - Если ты не хочешь остаться без головы или улететь в бездомный колодец, иди по моим следам.
   Теперь они шли медленно. Почувствовав за спиной топот множества лап, гость забеспокоился:
   - Они нас настигают. Быстрее.
   - На тропе ловушек нельзя торопиться, - ответила хо­зяйка. - Один неверный шаг и смерть. Смотри.
   Они обернулись. Маленькая окованная дверь не выдержала натиска. Сплошная бурая масса, сверкая глазами, клыками, когтями, хлынула в коридор. Юноша уже не мог шевельнуться. Он отчетливо понимал, что убежать от них нельзя, и остано­вить их невозможно. Они сметут все на своем пути. И вдруг пол под ними распахнулся, и вся орава рухнула вниз.
   - Теперь будет светло, - сказала девушка и бросила факел в пролом. Воздух содрогнулся и, заглушая рев боли десяток глоток, из глубины колодца ударило пламя. Но монстр, бегущий первым, смог перепрыгнуть ловушку и вот теперь опаленный, без шерсти, он стоял перед беглецами и трясся от бешенства.
   - Тебе плохо жилось в диком лесу? - спросила девушка. - А здесь тебя ждет смерть.
   Ее слова подхлестнули монстра. Он рванулся вперед, но тут же из стен ударили заточенные железные прутья. Пронзенный насквозь, боболак заревел, забился и затих.
   - На тропе ловушек нельзя торопиться, - повторила хозяйка, и они пошли дальше.
   Юноша не мог убедить себя в реальности происходящего. Слишком быстро запах свежего сена сменил смрад паленого мяса. Слишком быстро рассвет сменил закат. Время съежилось, исказилось, ускользнуло куда-то в иной мир. И нельзя было ощутить его, почувствовать. Слишком много было нежити. Непостижимо много. И слишком длинна была эта тропа ловушек. И слишком таинственны были эти черные люди, так отважно принявшие смертельный бой. Сон. Просто сон. Кошмарный сон. Приснится же такое!
   - Очнись, ловушек больше нет, - девушка, уже который раз, тряхнула его за плечо. - Где бродит твой разум?
   Он оторвал глаза от пола, поднял их и ... остолбенел. Два огромных желтых зрачка внимательно следили за каждым его движением.
   - Дракон, - наконец выдавил он, чувствуя, как тошнота поднимает желудок, а колени становятся слабыми-слабыми. - Мы уже не том свете?
   - Не бойся, - успокоила его девушка, - он не ест людей. Его разбудил запах черной крови. Помоги мне освободить его.
   Немного повозившись, они выбили стопор запора. Большое деревянное колесо закрутилось, толстые прутья решетки опустились, и дракон оказался на свободе.
   - Не будем мешать его удачной охоте. Пусть хоть раз поест досыта.
   Она заспешила вверх по лестнице. Юноша с трудом успевал за ней, а лестница все закручивалась влево и казалась бесконечной. Опять проделки времени? Ступеньки кончились неожиданно, и они оказались на самом краю маленького балкончика. Вокруг только ветер. Гость глянул вниз и задохнулся. Девушка указала на столь же высокую башню, стоящую невдалеке, и сказала:
   - Это последняя крепость. У нее нет другого входа, только этот мостик. Они не смогут взять ее приступом.
   Два каната и тоненькие досочки поверх. Она назвала это мостиком. А внизу... А внизу копошились тараканы... нет, это были боболаки. Они сновали туда-сюда и искали, кого бы съесть, и занятые своим делом, совершенно не обра­щали внимания на дракона. А он ходил вразвалочку, ловил и неспешно ел их.
   - Всего сорок шагов, - успокаивала девушка, - Главное, не смотри вниз. Смотри вперед, там у нас есть надежда.
   У него не было выбора. Вернее был выбор смерти: или сорваться с головокружительной высоты и, разбившись, умереть мгновенно, или ... или тебя долго и смачно будет жевать, мусолить, обсасывать, какой-нибудь старый беззубый боболак. Еще живого...
   - Пожалуй, мне не стоило ехать за смертью так далеко. В родных краях умирать всегда приятнее.
   - Ты что, уже пробовал? - поинтересовалась девушка.
   - Нет, но мне так кажется.
   - Вся наша жизнь - дорога к смерти. Против желания все мы идем к одной цели.
   Юноша посмотрел в большие серые глаза.
   - А сестренка говорила мне, что жизнь дана нам ради этой дороги. Надо пройти ее с честью, и не так важно, коротка она или длинна.
   - Если ты не бросишь болтать, - довольно строго оборвала его девушка, - наша жизнь закончится прямо здесь, и намного раньше, чем хотелось бы. Вперед. На той башне у нас будет время поболтать.
   - Спасибо тебе, добрая хозяюшка.
   - За что?
   - За вкусный ужин и сладкий сон, - гость вдруг понял: все разговоры с одной целью отодвинуть последний шаг. Может быть.
   Девушка начала терять терпение.
   - Если высота для тебя страшнее нежити, так и скажи. Я сама отрублю тебе голову и не позволю порадоваться этим тварям.
   Глаза ее стали темно-темно серыми.
   - Тройной выбор - не так уж и плохо.
   - Вперед! - прикрикнула хозяйка и приставила клинок к его груди. - Я слышу их шаги по лестнице башни.
   Гость словно очнулся от этих слов. Лег на зыбкие доски и пополз. Он многое успел передумать, качаясь между небом и землей. Когда под ногами вновь оказался непоколеби­мый гранит, зажмурившись, он сел прямо на пол, стараясь прогнать противную слабость и дрожь.
   - Ты не умер от страха? - послышался знакомый голос.
   - Уже в который раз, - признался юноша. Он открыл глаза и увидел возле девушки мощную фигуру в черном.
   - Нас осталось трое, - объяснила девушка и, немного помедлив, с болью в голосе, повторила, - нас осталось трое.
   А твари уже ползли по мостику. Первой оставалось совсем немного, когда девушка взмахнула мечом, и со словами:
   - У вас не будет сегодня праздничного обеда, - перерубила канат. Боболаки полетели вниз. - Хоть не на много, но вас стало меньше, - сказала она, рассматривая неподвижные безобразные тела. - Теперь мы в осаде, и что будет дальше - я не знаю.
   Четвертый день твари засыпали Последнюю Крепость. Самые длинные лестницы были коротки, таран не брал монолит гранита, а холм медленно рос, поглощая башню. И теперь она была вполовину ниже. У защитников не осталось ни стрел, ни копий. Тогда они начали разбирать стены и забрасывать врагов камнями, но напугать нежить было невозможно. На место убитого тут же вставал другой. Они не считались с потерями и делали, делали свое дело.
   - Мы роем себе могилу, - заметил гость, после того, как очередной камень, брошенный им, не нашел жертвы. - Мы по­могаем им.
   - Ты прав, - согласилась девушка. - Единственное, что нам осталось - утопиться в колодце.
   Ожидание было страшнее самой смерти. Они молча наблюдали за приближением врагов, не в силах противостоять им. Что могут три меча против сотни обезумевшей нежити?
   - Я хочу прихватить с собой на тот свет еще двух-трех. Может кому и станет легче, - сказал гость, сжимая рукоять меча.
   - Ты, наверное, проклинаешь нас, за то, что оставили тебя в замке. За пять дней ты ушел бы далеко, - печально оказала девушка.
   - Я сам выбрал эту дорогу, - возразил юноша, - Не имеет смысла ругать кого-то за свои глупости.
   Ему самому вдруг стало легко от этих слов. Он перес­тал бояться смерти. Наверное, перегорел.
   - Спасибо тебе. Я еще не встречала таких людей, - призналась девушка.
   - Ничего, у тебя все еще впереди, - вставил он свою любимую фразу, но осекся, понимая, когда жизнь висит на волоске, она выглядит как насмешка. - Я... - он хотел оп­равдаться, но ему не дали. В проеме двери возник боболак.
   Последний оставшийся с ними воин пронзил его мечом, но монстр качнулся вперед и успел сомкнуть свои страшные челюсти на руке черного человека. За ним ворвался второй. Вырвав меч из живота собрата, он проткнул им безоружного воина, и замер, рассматривая двух последних, оставшихся в живых. Юноша поднял меч и попятился, пока не ощутил спиной твердь гранита. Все, дальше отступать некуда.
   Что произошло, он понял лишь некоторое время спустя. Перед глазами мелькнуло что-то черное. Боболак захрипел перерезанным горлом и, с трудом сделав два шага, упал к ногам девушки.
   - Я была лучшей ученицей повелителя, - сказала она, - И мы еще повоюем. Помоги мне оттащить их к двери. Может кто-нибудь да споткнется. А уж мы не упустим удачный миг.
   Они положили трупы на самый край, чтобы споткнувшись о них, враг мог соскользнуть вниз.
   Она долго смотрела ему в глаза, потом вздохнула, и тихо заговорила:
   - У нас есть несколько минут перед последним боем. И теперь уже нет смысла хранить тайну нашего замка. Это случилось триста лет назад. Принц Доффил Лангуэр, старший сын Короля Тьмы, повелителя всех тварей, влюбился в девуш­ку из замка Роттимэр. Людям и тварям нельзя любить друг друга. Но хозяин Роттимэра перешагнул через этот закон. Слишком сильна была любовь двух юных сердец. Доффил Лангуэр был не похож на своих собратьев. Он был добр. Добрее многих людей. Тогда отец запретил ему встречаться с дочерью человеческого рода. Принц ослушался его и ушел к людям. А чтобы отец не мог наслать на них бесчисленную армию нежити, он прихватил с собой флейту, дающую власть над любой тварью. Тогда король проклял род Роттимэра и женщины стали рожать ужасных уродов. Наполовину людей, наполовину тварей.
   С тех пор между нами война. Каждую осень слуги Короля Тьмы приходят к стенам нашего замка в надежде отбить флейту.
   Девушка замолчала, а гость, склонившись над трупом черного человека, сделал то, что давно хотел сделать, но не смел. От откинул с лица материю и, невольно отшатнулся. Лишь глаза были от человека. Широкая пасть с огромными клыками, массивная нижняя челюсть, расплющенный нос и корот­кая серая шерсть.
   Гость обернулся, его широко раскрытые глаза с немым вопросом смотрели на девушку.
   - Они все такие. Это проклятие нашего рода.
   - Но почему никто из вас не играл на флейте? Ведь все могли бы остаться живы.
   - Флейте нужны губы человека, - ответила девушка. - Посмотри на его пасть. Она способна лишь рвать. Они могли есть лишь сырое мясо. Они даже говорить не умели. К тому же наш повелитель сказал Королю Тьмы, что флейта давно уте­ряна. В плохих руках она может причинить много зла.
   Девушка выдержала паузу, посмотрела в сторону леса и продолжила:
   - Еще повелитель говорил, что когда-нибудь придет человек и снимет проклятие с нашего рода. По всем приметам это ты.
   Гость нервно улыбнулся. Он не знал, принимать это за похвалу или в упрек. Из всех жителей замка в живых осталась только одна девушка. Пока...
   - Нет рода - нет проклятия, - еле слышно произнес он.
   - Да, - кивнула девушка, - так будет лучше. В новую жизнь они войдут чистыми, - глаза ее повлажнели. - Как все быстро и просто получилось.
   - Но флейта?! Где же флейта?! - почти вскричал гость.
   - О ней знали лишь трое, - ответила девушка, и опустилась на колени у тела человека в черном. - Прости Храни­тель, но я потревожу тебя.
   Из-под кожаного панциря она достала металлическую трубочку, а из нее - флейту.
   - Играй, - хозяйка протянула ее гостю.
   - Что? - не понял гость.
   - Все равно, только играй.
   Ласковый голос флейты оторвал боболаков от тяжелой работы. Задрав морды вверх, они в удивлении слушали тихие переливчатые звуки, затем, дружно развернувшись, побрели из замка к лесу.
   Гостю показалось, что в башне напротив промелькнул человек. Именно человек в одеждах, а не боболак в бурой шерсти.
   Он играл до тех пор, пока последняя тварь не скрылась в лесу.
   - Они не вернутся? - Не веря в чудесное избавление, спросил юноша.
   - Нет. Я отправила их в Биктольский замок. Теперь здесь будет тишина на много сотен лет.
   - А человек? Мне кажется, я видел человека в башне напротив.
   - Это сын Короля Тьмы. Тварь с гладкой кожей я чер­ными ногтями. Сегодня он пришел сам, и замка Роттимэр не стало. Не стало и рода Роттимэр. Но осталась флейта, и мы должны сохранить ее и передать Белому Стражу. Так завещал повелитель. На смену войне пришла охота. Нам лучше поскорее уйти отсюда, - она помедлила и со вздохом добавила, - Мне больно видеть растерзанные тела близких.
   Юноша смотрел в большие темно-серые глаза, и его дрожащая рука тянулась к лицу девушки, а сердце замирало: а вдруг и под этими глазами... Она не сопротивлялась, а даже напротив, подбодрила его:
   - Пришло время снять покрывало с последней тайны.
   В ожидании самого ужасного, гость открыл лицо девушки и...
   - О-о-о! - он не смог сдержать возгласа восхищения... Оно было прекрасно. Чистое, белое нежное. То­ненький носик, сочные вишневые губы, розовые щеки.
   - Ты ожидал увидеть что-то другое? - улыбнувшись, спросила она.
  -- Да, - признался гость, - и я рад ошибке.
   Они стояли под голубым небом, взявшись за руки, и смотрели друг другу в глаза, а вокруг, неслышно ступая, словно огромная рыжая кошка, хитро улыбаясь, бродила осень, перешагивая через безобразные трупы, и мурлыкала ветром в остывшей трубе камина. "Осень - пора увядания, - шептал невидимый зверь. - А смерть, просто ступень в новую жизнь. И там, где закончился род проклятых, вырастет новое дерево, крепкое и плодоносное".

ХРАМ ПОКАЯНИЯ

   Она сидела у костра и готовила ужин. Вэл открыл глаза, поднял тяжелую голову и увидел совсем рядом меч. Просто протяни руку. Рукоять оказалась очень удобной. Следя за девушкой, колдун осторожно освободил его из ножен и крадучись направился к костру. Увлеченная своим занятием, она не заметила, как черная фигура с занесенным мечом возникла над ней. Он на секунду задержался. Какая она хрупкая и беззащитная. Высоко подобранные волосы и тонкая шея, перерубить которую не составит труда.
   - Тебе было больно? - не оборачиваясь, спросила она.
   - Потом, - ответил колдун и опустил меч,
   - Боль настигает нас не сразу, - согласилась девушка, - положи меч, ты же знаешь, что меня нельзя убить,
   - Зачем ты это сделала? - спросил Вэл, протягивая ей клинок.
   Динка перевернула рыбу, поправила ее кинжалом.
   - Одни приходят в этот мир, чтобы губить, другие - чтобы спасать.
   Колдун поморщился.
   - Это ты называешь спасением?
   - Собаки Белого Стража не просто собаки. Едва ли ты выкарабкался бы без посторонней помощи. На тебе не было целого места больше моей ладони.
   - Может, я хотел этого?
   - Нет, - девушка качнула головой. Огонь плясал в ее больших глазах, а голос был тих и спокоен, словно она рассказывала, как запекать на костре горную форель. - Здесь у тебя слишком много долгов, поэтому я и вернула тебя.
   - Долгов?! - возмутился Вэл. - Что-то не припомню.
   - Память, как и боль, возвращается не сразу. Сядь, подумай, может и поймешь о чем я говорю.
   - Ха, - усмехнулся колдун, - только мне и дел, что рассиживать с тобой.
   - Иди, - кивнула Динка, - только домни, что теперь ты никто.
   Вэл вздрогнул.
   - Как?
   - Все свои силы ты оставил там, у белой линии. Чтобы вступить в новый мир, ты отрекся от себя прошлого, но этого мало, 7 Чернота - суть твоя. Собак Стража невозможно обмануть. Иди. Там за углом Кыш ловит рабов для каменоломен. может ты ему пригодишься.
   - Кыш?! - изумился Вэл. - Этот головастик набирает рабов для каменоломен?!
   - Да, - подтвердила девушка, снимая с плоского камня запеченную форель. - Он хочет перестроить твою берлогу на свой лад.
   - Мерзкий слизняк! - Вэл задрожал от гнева. - Как он посмел?!
   - Как посмел? - переспросила Динка. - Ты решил стать Белым Стражем, бросив тех, кто подчинялся тебе, предав тех, кто... кому служишь. Тебя не простят ни те, ни другие.
   - Но я все помню. Я смогу подняться.
   - Опуститься, - поправила его девушка. - Тот, кто ослушается господина хоть раз, едва ли сможет подняться. Самое большое, на что ты теперь способен - быть шутом у Кыша.
   Колдун заскрипел зубами. Динка протянула ему печеную форель.
   - Подкрепись. Рыба получилась неплохая. Хорошо, что я соль не забыла.
   Вэл молчал.
   - Пока ты срастался, я успела приготовить ужин.
   - Зачем ты пришла в город Призраков? - прошептал колдун.
   - Не было бы тебя - я был бы свободен.
   - Едва ли, - возразила Динка. - Жизнь сложная штука: не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
   Безоблачное спокойствие девушки приводило его в бешенство.
   - Ты надо мной издеваешься, - прошипел он, еле сдерживаясь, его руки тряслись.
   - Иди, попей водички из ручья, - ответила девушка, - страх и гнев закрыли твои глаза.
   - Страх ?! - вскричал Вэл.
   - Да! - резко ответила Динка. Ее глаза вспыхнули, но уже не отражением костра. Колдун почувствовал ее силу и сник. - Твоя душа черна и ты боишься того, кому служишь, боишься Кыша, боишься меня и даже себя.
   - Неправда, - неуверенно возразил Вэл.
   - Ты даже боишься признаться себе, что я права.
   - Неправда, - повторил Вэл и понял, что попался.
   Динка мягко улыбнулась:
   - Так что неправда? Что ты боишься, или что я права?
   - Все!!! - закричал колдун, что было сил.
   Многократное эхо заметалось по ущелью, ударяясь о гладкие стены.
   - Напрасно ты так кричишь, - предостерегла Динка, - горный народец может поступить с тобой так же. - Она во второй раз протянула ому печеную рыбу. - Твое господство не принесло им ничего, кроме боли и страха.
   Вэл ужаснулся, вдруг осознав, что эта девушка права. Гордый воинственный народец гор всегда жаждал мести. Но тогда у него была сила. А сейчас? Кто он сейчас? Он не мог признать себя трусом, но вид печеной форели...
   - Страх, как и боль, возвращается не сразу, - сказала Динка.
   Вэл отдернул протянутую было руку, словно она предлагала ему раскаленный уголь.
   - Пет, все неправда, - тихо ответил он и качнул головой.
   - Ну ладно, - вздохнула Динка, - ты все же не грудное дитя, чтобы тебя уговаривать. Не знаю, чем тебя потчевали в городе Призраков, но здесь выбирать не приходится.
   Совершенно не обращая внимания на остолбеневшего колдуна, девушка принялась есть рыбу, аккуратно вытягивая тонкие косточки из нежного мяса.
   - Эх, жаль хлеба нет, - посетовала она. Вэл опустился на камень и, глядя на угли, погрузился в глубокое раздумье.
   Подкрепившись, девушка вернулась к прерванному разговору.
   - Если ты так смел, Я приглашаю тебя в Храм Покаяния.
   Колдун долго молчал, потом встал и сказал:
   - Я не печеная рыба. Но зачем нам идти в Храм? Ты же все равно мне не веришь.
   - Это самое страшное место для темных. И только там ты поймешь... И только там ты увидишь, кто ты на самом деде: Повелитель города призраков или печеный карасик.
   - Я принимаю твой вызов.
   - Но учти, что оттуда мало кто возвращается, - предупредила Динка.
   Кодун поднял на девушку растерянный взгляд:
   - Может это и к лучшему.
   - Ладно, Повелитель, - отмахнулась Динка, - не все так печально. После сытного ужина хочется спать. Давай оставим все дела назавтра. Сейчас все равно темно и идти куда-нибудь невозможно.
   Растерянный Вэл не нашел что сказать. Он так и не смог уснуть. Неяркий костер освещал беззаботно спящую девушку. Ночь укрыла горы черным плащом, наполнила их таинственными звуками. Колдун поднялся с можжевеловой подстилки и, стараясь ступать как можно тише, пошел вниз по ущелью. Пробираясь в кромешной тьме наощупь, он прошел всю ночь. Лишь когда совсем рассвело отважился присесть на поваленное дерево и тут же уснул. Жгучий удар стянул руки и опрокинул на спину, выбив из глаз густой сноп искр. Сознание пришло не сразу. К своему ужасу Вэл понял, что находится в деревне горного народца. Посреди небольшой хорошо утоптанной площадки, между двух рогатин полыхал костер. Колдун хотел пошевелиться, но не смог, поскольку был прикручен к толстому колу. Заметив, что он очнулся, горцы оживились, подбросили в костер дровишек и поместили колдуна над огнем. Самые смелые языки пламени схватились за одежду, нестерпимый жар ударил в грудь, в живот. Вэл почувствовал, как лопается кожа, и закричал. Закричал, желая заглушить криком боль. Он кричал, пока не задохнулся дымом горящей одежды, и тут вдруг услышал знакомый голос:
   - Каждый человек имеет право на выбор.
   Скосив глаза, он увидел Динку. Она сидела на чурбачке и, сложив руки на коленях, наблюдала за его мучениями.
   Собрав остатки сил, он крикнул:
   - Возьми меня в Храм Покаяния!
   Девушка кивнула:
   - Мы уже пришли.
   Она расшвыряла костер. Вэл облегченно вздохнул.
   - Снимите его, - попросила девушка горцев.
   Холодная вода чуть притупила боль. Колдун стоял перед Динкой и не знал что оказать.
   - Если бы не ты, - наконец-то промямлил он, - я бы точно превратился в печеного карасика.
   - Теперь ты видишь, что я права?
   - Не совсем. Я готов пойти с тобой в Храм Покаяния, что бы доказать...
   - Право выбора остается за тобой, - перебила его Динка,
   - Но в следующий раз меня не будет рядом.
   - Сказал же: иду, - твердо заявил Вэл.
   - Мы уже пришли, - сказала девушка и отступила в сторону. За ее спиной стоял обуглившийся человек. Он был абсолютно черен. Колдун вздрогнул.
   - Ты помнишь этого мальчика? - спросила Динка. - Когда ты только стал Повелителем этих гор, спасая тебе жизнь, он выстрелил в барса. Но юная рука дрогнула и стрела попала в лошадь. У тебя было право выбора: наградить за старание или наказать за промах. И наказать можно было полегче, ведь с лошадью твоей ничего не случилось. И никто не пришел и не разбросал его костер, не облил холодной водой. Он изжарился заживо, совсем еще юный воин. То, что перетерпел ты - сотая доля его мучений.
   - Что же мне теперь делать? - прошептал колдун.
   - Единственное, чем ты можешь облегчить свою участь - это просить у него прощения.
   Бывший могущественный Повелитель города Призраков опустился перед мальчиком на колени.
   - Прости меня, мальчик.
   Мокрая одежда на колдуне вспыхнула, словно сухая солома. Утихшая боль взорвалась с новой силой, пронизывая все тело. Вэл заскрипел зубами, из глаз его покатились слезы.
   - Ты не волен распоряжаться чужими жизнями, - сказал мальчик.
   - Да, - выдохнул колдун. Огонь погас, и ему стало легче.
   - До скончания века ты будешь просить прощение у тех, кого успел обидеть, будучи Повелителем. С ними тебе еще предстоит увидеться.
   Вэл вздрогнул всем телом. Он уткнулся головой в камень, закрыл глаза и замер. Нет, простить его невозможно. Правда эта удивительная девушка: память и боль возвращаются не сразу. В подсознании поплыла длинная вереница лиц: изуродованных, перекошенных солью, горящих ненавистью и совсем потухших, убитых горем. Он не мог припомнить, что и когда с кем сделал. Чтобы прервать это мучение, колдун открыл глаза., встал и оглянулся. Вокруг никого не было. Ни обугленного мальчика, ни горцев, ни Динки.
   Он немного постоял в растерянности и пошел к долине. Интуиция подсказывала, что в горах ему оставаться опасно. Это раньше он был здесь хозяин. Размышляя о том как быть дальше, он совершенно забыл про осторожность и нос к носу столкнулся с гоблинами Кыша. Эти отвратительные твари накинули ему на шею
   петлю и поволокли к своему командиру. Главный гоблин с блестящей бляхой на груди сидел у входа в каменоломни и раздавал награду за пойманных рабов. Вэла приставили к вагонетке и погнали вглубь скалы.
   - Как тебя угораздило, приятель? - поинтересовался напарник, налегая на ручку деревянной тележки.
   - Гулял по ущелью, - просто ответил Вэл.
   - Да, эти твари хватают всех без разбора. А я вот пришел из долины. Набрать немного изумрудов. Надоело быть бедным.
   - Из долины приходят самые отчаянные люди, - заметил колдун, - место здесь гиблое. Простой человек пропадет на третьем шагу.
   - Станешь отчаянным, когда дети от голода скулят, а жена пилит с утра до вечера, - напарник склонился к уху колдуна и зашептал, чтобы не услышали гоблины, стоящие у стен, - если ты серьезный парень - предлагаю сорваться. У меня тут оружие невдалеке спрятано. Изумрудов немного, что успел раздобыть. Да
   тропиночку я знаю потайную: никто нас не найдет.
   Гоблины хоть и здоровые, но тупые. Вэл это знал. Обмануть их не трудно, надо лишь постараться.
   - Мне здесь тоже надоело, - сказал он напарнику, - если возьмешь в долину...
   - Там за поворотом большой камень. За ним - заброшенная штольня. Гоблины специально ход завалили, чтобы рабы не соблазнялись. Но за два месяца я раскопал внизу дырочку. Только-только прошмыгнуть тощему человеку, - он смерил Вэла оценивающим взглядом, - ты, пожалуй, пройдешь.
   Сразу же за поворотом они столкнули тележку к стене. Под валуном действительно оказалась лазейка. Извиваясь, как червь, Вэл с трудам протиснулся в штольню.. Она оказалась довольно просторной. Беглецы шли в кромешной тьме, придерживаясь рукой за стену. После двух поворотов впереди забрезжил свет. Напарник прибавил шагу. Никогда еще Вэл так не радовался солнцу, хотя и не видел его совсем немного.
   Они обогнули скалу, и вышли к ущелью. Узенькая тропка шла по самому краю.
   - Главное нам проскочить за веревочный мост. Там оружие. Обрубим канаты - выиграем время, - приговаривал напарник. Сорвался он у самого моста. Камень выскочил из-под ноги. Зацепившись пальцами за самый краешек, он шептал:
   - Держи меня. Я знаю тропинку. Без меня ты пропадешь. Помоги.
   Ухватившись правой рукой за канат, левой он взял спутника за запястье.
   - Тащи! - взмолился бедняга.
   Стиснув зубы Вэл потянул.
   - Зря стараешься, парень, - послышался за спиной злорадный и знакомый голос.
   Колдун обернулся. Над ним стоял богато одетый горец. Гроза всех рабов, сторожевой пес, любимчик Правителя, кровожадный и беспощадный. Сами горцы ненавидели его, больше, чем властелина.
   - Гриф, нет! - вскричал Вэл, но меч уже опустился. Он отчетливо видел, как кожа на лице напарника съежилась, полопалась, и наружу выступил белый череп. Он вспомнил этого беднягу: острый нос, впалые щеки, удивленные брови. Голодные дети так и не дождались кормильца. Сжимая окостеневшими пальцами руку колдуна, тот полетел в пропасть, дно которой невозможно было разглядеть.
   Вэл смотрел, как багровым пузырем вздувается кровь на обрубке руки. Боли не было: она приходит чуть позже.
   - Ты меня не узнал?! - не скрывая удивления, спросил он горца.
   - Узнал, падаль, - засмеявшись, ответил Гриф, - твое место в Ущелье Шакалов.
   Он ударил колдуна в лицо, и тот потерял сознание.
   Когда бывший Повелитель города призраков очнулся, он не знал, где находится, и сколько прошло времени.
   Сморщенное коричневое лицо смотрело на него мутными бесцветными глазами.
   - Глаз открыл, значит жить будет, - прошипело оно. - С воскресением тебя, сынок.
   Вэл ничего не ответил. Он лежал, прислушиваясь к своему телу. Прежде всего горело левое плечо. "Рука, - вспомнил он, - значит, не приснилось. А глаз? Где второй глаз? почему он видит все только наполовину? почему и левая сторона лица ноет?"
   - Где мой глаз? - наконец спросил он у старухи.
   - Вороны выклевали, - ответила та, не оборачиваясь. Она что-то мешала в плошках. - Я ведь нашла тебя в Ущелье Шакалов. Туда дохлых рабов выбрасывают, ну и тех, кто вот-вот помереть должен. Вся кровь из тебя вышла. Думала, не выкарабкаешься. Да нет, видно еще не отмучился.
   Она бесцеремонно прикрутила его ноги и руку к лежанке тонкими ремнями, сунула в зубы деревяшку. На немой вопрос ответила:
   - Рука твоя гниет. Надо чистить.
   Костлявыми пальцами она стиснула обрубок: из-под черной корки пополз кроваво-грязный гной. Вибрирующая боль охватила сердце, скатилась по позвоночнику, по ногам, до самых пяток. В глазу зарябило, потемнело. Вэл застонал, стиснул деревяшку зубами, но тут же лицо отозвалось новой болью.
   - Грязь проще выгнать из тела, чем из души, - приговаривала старуха, прикладывая к ране толстый зеленый лист. Боль стала понемногу утихать. - А теперь тебе надо немного поесть, - она сунула ему грязную плошку с отвратительно пахнущей кашей. Заметив его замешательство, она, словно извиняясь, добавила, - это все, что я смогла найти. Ешь, если не хочешь помереть.
   Вэл съел все, стараясь дышать как можно реже.
   - А теперь поспи, - сказала старуха и провела твердым пальцем по лбу. Колдун провалился в небытие.
   Проснулся он совершенно здоровым, но без руки и без глаза. Сев на лежанке, Вэл осмотрелся. Крохотная землянка. Вход занавешен полуистлевшей циновкой, у правой стены маленький столик на трех ногах. На нем вся посуда: три грубых обколотых миски не мытых со дня сотворения. Никакого намека на очаг. А ведь зимой в горах бывает холодно. Слева от стола сидел белесый старик, без левой руки и с ямкой на месте левого глаза. Заношенная до праха странная одежда прикрывала высохшее тело. Колдун долго пытался понять, что же в ней странного и, наконец, вспомнил: это одежда его гвардейцев. Справа сидела старуха в буром монашеском балахоне. Вел опустил глаза и похолодел: вместо обуви, вместо ног, там желтели сухие кости.
   - Раны твои зажили, - сказала старуха, не размыкая губ. Колдун ужаснулся собственной догадке. Он все еще не хотел верить. Но не верить было нельзя. - Я вернула тебе жизнь. Я дала тебе жизнь. И теперь ты мой сын, хочешь ты того или нет. Так выслушай меня. Когда ты впервые увидел меня, ты, наверное, подумал: "Сколько лет этой колоде?" А мне всего двадцать. Мне уже полвека двадцать. Полвека назад во всей поднебесной не было девушки краше меня. Повелитель города Призраков похитил меня и возжелал сделать своей наложницей. Но я ответила ему, что мои прелести никогда не попадут в его кровавые руки. Тогда он сказал, что мои прелести попадут в желудок к шакалам. Один из его солдат заступился за меня. Ему отрубили левую руку и бросили умирать в Ущелье Шакалов, совсем как тебя. А меня привязали к двум столбам, и с живой срезали все мясо. Мои ноги были белы, нежны и прекрасны... Это все, что от них осталось. - старуха опустила мутные глаза на кости своих ног. - Меня тоже бросили в ущелье. Я умерла, но я не могла уйти не отомстив. Там я нашла своего заступника. Он был еще жив, правда, вороны успели выклевать ему левый глаз, как и тебе, но все-таки он был еще жив. Я принесла его сюда и выходила. Долго мы жили душа в дущу, а недавно он окочурился совсем. Но я оставила его: одной в землянке совсем скучно.
   Ты молод и силен, правда, у тебя одна рука, но все-таки ты можешь держать меч. Ты должен пойти к Повелителю и убить его. Ты должен принести его голову мне. Лишь дождавшись возмездия, я смогу уйти к своему старику. Вот цена твоей жизни.
   - Но Повелитель всемогущ, - возразил Вэл.
   - Он всемогущ лишь для тех, кто слабее его. Я научу тебя, как одолеть это сатанинское семя. Я бы сделала это сама, но мои костяные ноги слишком гремят по каменным коридорам его замка. Да и сил все-таки маловато. Знание есть, но сил маловато. Так ты принимаешь мое предложение?
   Вэл долго молчал.
   - Я знаю, что решиться на такое нелегко, - согласилась старуха. - Подумай, время у нас еще есть. Я ждала полвека, а уж день-другой подожду.
   Да, полвека назад она действительно была прекрасна, горда и независима. Многих сил стоило Повелителю ее похищение, но сломить ее он так и не смог.
   - Нет, Ридана, - вздохнув, ответил Вэл, - тебе не надо греметь костями по каменным коридорам. Голова Властелина сама пришла к тебе.
   Старушка подняла на него бельмы и долго пристально рассматривала.
   - Как же я тебя сразу не узнала?! - не скрывая удивления, спросила она.
   - Просто ты не ожидала встретить Повелителя в Ущелье Шакалов.
   Старушка понимающе кивнула и прошептала:
   - Я не хочу тебе иной доли, - она вся затряслась, негромко позвякивая костями.
   Вэл упал на колени.
   - Ридана, прости меня, прости! - взмолился он.
   - Не забудь попросить прощения у моего старика, - отозвалось коричневое лицо.
   - Ридана!!! - с болью в голосе вскричал Вэл. - Я любил тебя!!!
   - Тварь, подобная тебе, не способна любить, - прошипела мертвая девушка. Она смеялась все сильнее и сильнее, пока ее бедный пожелтевший скелет не рассыпался от чрезмерной тряски.
   Все стихло. Она ушла к старику. А куда теперь идти ему? Может вслед за ними? Раньше Вэл не допускал такой мысли, но сейчас не стал бы раздумывать, лишь бы избавиться от всего этого. Но он знал почти наверняка, что в последний миг явится эта милая девушка и, вздохнув, с очаровательной улыбкой, скажет: "Должок".
   Два дня он копал яму. Одной рукой это было неудобно. Как суслик питался кореньями и ягодами, разодрав в кровь пальцы, выковыривая непослушные камни. Немного отдохнув, перенес в могилу высохшее тело старика и развалившийся скелет Риданы. Сложил косточка к косточке. Как она была прекрасна во плоти!
   - Сорок лет вы жили душа в душу, а мне не пришлось. Даже после смерти вы вместе. Прости, слуга, своего господина. А ты, гордая и непокорная, прости своего палача.
   Он разобрал лежанку, накрыл усопших досками и засыпал землей, выложив из камней аккуратный холмик.
   - Да упокоится прах ваш. Да упокоятся души ваши, - прошептал колдун. Устремив неподвижный взгляд единственного глаза к подножию могилы, он просидел так до самого вечера, пытаясь понять, что же о ним произошло. Холодный ветер трепал поседевшие волосы, обрубок ныл, требуя тепла, но колдун не слушал тело, он ворошил свою черную душу. Когда солнце скрылось за горами и сумрак, словно огромная черная пантера, неслышно настиг бывшего Повелителя города Призраков, все еще восседавшего у могилы, до слуха долетел тихий голос:
   - Ничего особенного, просто пришло время осени.
   Вэл вздрогнул и обернулся. Он не мог сказать, рад он этой встрече или нет, но по крайней мере какая-то туманная определенность и надежда пришли к нему с этой девушкой. Надежда? Да. Он сам удивился. И понял, что именно ее хотел видеть рядом.
   - Но причем здесь осень? - не понял колдун.
   - А разве ты не знаешь, что все в природе движется по кругу? Бросив весной зернышко в землю, осенью крестьянин полу чет колосок. И пришла твоя осень. Время пожинать плоды от семян зла, что ты сеял столько лет. Мир устроен так, что рано или поздно все твои поступки вернутся к тебе. И вот пришло это время.
   - Что же мне теперь делать? - опять спросил колдун.
   - Ты вступил в храм Покаяния, - Динка подошла к могиле и коснулась камней. - Ты поступил очень хорошо, придав их тела земле. Теперь у тебя есть надежда, что когда-то, возможно, и найдется добрый человек, который похоронит твое тело со всеми скромными почестями и его не растащат шакалы и не расклюют вороны.
   Она сняла висевший за спиной мешок и достала из него теплую меховую куртку. Левый рукав был значительно короче и зашит наглухо.
   - Пришла осень: надо одеваться потеплей. Я сшила ее специально для тебя.
   Вэл посмотрел на короткий рукав, и ему стало не по себе.
   - Значит ты знала?
   Девушка не ответила. Она обошла могилу, поправила несколько камней, пристально посмотрела на колдуна и серьезно сказала:
   - Добрые дела тоже возвращаются к своему творцу. И чем раньше ты начнешь их делать, тем раньше они вернутся. А теперь одевай куртку, нам пора идти.
   - А как же гоблины Кыша? Они же за каждой скалой, - насторожился Вэл.
   Динка поморщилась:
   - Да кому нужен такой калека?
   - Действительно, - согласился бывший Правитель, - кому я теперь нужен?
   - Не скули, - оборвала его Динка. - Рука и глаз еще не самое главное.
   - А горцы? - вдруг спохватился Вэл, - Они съедят меня.
   Девушка смерила оценивающим взглядам тощую Фигуру и качнула головой:
   - Нет, я думаю они поберегут зубы. Идем.
   - Куда? - упорствовал Вэл.
   - В Храм Очищения.
   Колдун поднялся, немного помедлил и одел куртку.
   - Ну как тебе моя забота? - поинтересовалась девушка.
   - Спасибо.
   - Первое разумное слово в твоей жизни, - усмехнулась Динка.
  
  
  
  
   88
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"