Наступивший год так же не принес чудесных изменений в мою пресную жизнь. Бессмысленно скрывать, что я продолжал переживать по поводу несбывшегося.
Александра Павловна, не смотря на то, что я запрещал со всей строгостью вспоминать о ней, посещала меня в моих воспоминаниях. Я понимал, что шансы мои совершенно незначительны в этих отношениях. По этому проведенное с ней счастливое время переросло в легенду, которую я продолжал поддерживать, при этом лишний раз, мучая себя. Почему-то мне это доставляло, странно, но удовольствие.
В остальном, все шло своим чередом.
Пьеро, к моему, не скрою, удивлению, все же поступил на службу в варьете. Играть он, конечно, не бросил, но за счет занятости стал это делать гораздо реже. Поступил он на должность костюмера.
Когда он делился своими впечатлениями, то с его слов можно было сделать вывод, что именно он и ни кто другой решает все в постановке. Даже режиссер в безвыходности, вынужден, к нему обратится. И если бы не его совет, то все пропало бы. Его рассказки, меня забавляли. Не смотря на все его недостатки, он был милым и добрым человеком.
1903 год обещал быть весьма спокойным годом в истории Империи.
С шестого на седьмое апреля, в дни православной пасхи в Бессарабском городишке Кишинев, а также расположенных в близи Дубоссарах, произошел погром евреев. Беспорядки были спровоцированы статьей об убийстве мальчика, которого якобы принесли в кровавую жертву евреи. Статья в местной газетенке "Бессарабец" была прочитана, а на Руси всегда была непоколебима вера в печатное слово... Это и послужило для того, чтобы погром состоялся. Силам полиции и призванных для наведения порядка армейских частей, удалось успокоить бесчинство. Но, итог этого был весьма плачевен. Полсотни убитых и большое количество раненых. Упоминалось о разрушении жилых домов.
В остальном, все обстояло благополучно.
Что касаемо полицейских хроник, то для среднего класса стало модным преступлением ВИТРОЛЬ.
Началось все, на первый взгляд, с пустяка.
В начале майских дней в полицию с жалобой обратился на дочь генерала фон Вик, Вероника фон Вик, штаб-с капитан лейб гвардии Измайловского полка Дмитрий Тумковский. Жалоба была весьма щекотливой.
Он просил его оградить от преследования со стороны генеральской дочери. Она не давала штаб-с капитану прохода ни дома, ни в обществе, ни в полку.
Я обещал разобраться. Дело в том, что я не занимаюсь, как мне это предписано, профилактикой преступления, а только лишь раскрываю содеянное. Но, все же, согласился вызвать ее в участок и строго поговорить с мадмуазель фон Вик.
Ее визит в участок мне запомнился на долго.
Передо мной предстала совершенно не уравновешенная женщина, не внемлющая ни каким доводам и каким либо аргументам. Правоту своей позиции она доказывала криком, предъявлением любовных писем с последующим швырянием их мне в лицо. Впоследствии плачем навзрыд и просьбами призвать негодяя Тумковского к строжайшему ответу.
Мадмуазель фон Вик представлялась мне как истеричка из "Идиота" Достоевского. Этакая Настасья Филипповна.
Хоть я и обещал ей, что в случае ежели она и далее будет продолжать в том же духе... Я буду вынужден выслать ее за пределы Санкт- Петербурга.
Я был смел с ней, по той причине, что перед встречей я собрал информацию о Веронике Федоровне фон Вик. Ее мать умерла, когда ей было всего шесть. Все тяготы в воспитании дочери с весьма сложным характером легли на генерала Федора Ивановича фон Вик. Сослуживцы отца, да и простые солдаты которые присматривали за маленькой Вероникой, всячески старались побаловать генеральскую дочь, зная о горе в семье командира. После она была отправлена в институт благородных девиц. Где прибывала в неком мире весьма и весьма отличающимся от реальности. Ну, это как на мой взгляд. После окончания, которого она представляла из себя некий сухой горделивый типаж. В это время умирает ее отец. По воле рока она оказалась частью офицерского братства, будучи дочерью, заслуженно почитаемого в армейских кругах боевого генерала. Слияние двух духовных миров, офицерского товарищества и институцкой нежности сыграли с Вероникой Федоровной злую шутку. Ее представление об отношениях в обществе не совпали с реалию.
На одной из офицерских пирушек она и повстречала штаб-с капитана
Тумковского. Тот на свою беду сделал ей весьма безобидный комплемент, и это послужило для неудержимой фантазии Вероники как сигнал.
Мне было жаль ее, искренне жаль, так как сам грешен.
Прошло месяца два, и история приобрела неожиданное продолжение.
Тумковский повстречал женщину, которая вызвала у него чувство. Человек он был серьезный и собирался обвенчаться со своей избранницей Людмилой Торлен. Весть о скорой свадьбе штаб-с капитана распространилась среди офицерства гарнизона. Узнала о ней и госпожа фон Вик.
Подкараулив свою соперницу, и улучив момент, она плеснула ей из пузырька в лицо серную кислоту. Надоумила ее поступить, таким образом, ее кухарка, которая служила еще ее отцу. Простая русская баба, которая и дала ей такой совет, совершенно не думая о последствиях.
Госпожа фон Вик даже и не думала скрываться с места содеянного, а наслаждалось результатом своего поступка до момента появления городовых.
Представ перед судом, госпожа фон Вик своим поведением выдавала себя ни как не преступницу, а жертву неразделенной любви.
Поразительно то, что общественное мнение было на ее стороне.
Сие деяние, совершенное Вероникой фон Вик получило свое название ВИТРОЛЬ. То есть уродование своей соперницы плеская ей в лицо кислоту из чувства мести.
Кислота свободно продавалась в любой москательной лавке наряду с керосином. Конечно, не для того чтобы наносить увечия, а для чистки металлических предметов от ржавчины. Ни кто из торговцев даже не мог предположить, что торгуют по сути своей оружием для совершения мести.
Безрассудное общественное мнение дало неожиданный для моего понимания результат. Госпожа фон Вик была полностью оправдана и под аплодисменты освобождена из-под стражи в зале суда.
После этого в России началась эпидемия витроля. К концу года уже было зафиксировано пятьдесят восемь подобных случаев. Первой кто применил витроль, была ни кто иная как госпожа фон Вик. С этим она и войдет в историю криминала Российской империи.
Двадцать девятого августа произошел очередной еврейский погром в Гомеле.
Год, который я хотел представить, как спокойный, не давал так считать про него.
Наступивший 1904, начался с толкования про неспокойствие на Дальневосточных рубежах. Все чаще и чаще в разговорах употреблялось слово война.
27 января японская эскадра, без всякого объявления войны, атаковала нашу эскадру, стоящую на внешнем рейде в Порт-Артуре.
О начале войны с Японией я узнал из утренних газет.
Общество встретило весть о войне с японскими самураями с большим патриотическим чувством. Но, уже через полгода с Манжурских высот, стали поступать печальные вести. Стало очевидно, что скорой победы над азиатами не быть.
Мы подъехали к Мариинской больнице, откуда поступило сообщение в полицейский участок. Евграф Петрович и я вслед за ним, вошли в приемный покой. Пояснив там медичке, что мы из сыскной полиции, она проводила нас к доктору.
- Господа. Вот извольте, к нам около часа назад поступило двое. Один по документам Иосиф Модестович Федоров. Инженер. Проживает на Ямской 16. Поступил к нам с множественными ушибами и двумя проникающими ножевыми ранениями. Мы делаем все возможное, но боюсь, положение очень нехорошее. Уж больно много крови потерял.
Второй ваш коллега. Фамилия его Синицын. Сильный удар по голове. Но, с ним, слава Богу, все обойдется. Немного у нас полежит. Выходим, не сомневайтесь.
- К ним сейчас можно?
Задал вопрос Евграф Петрович.
- К господину Федорову нет. Уж больно плох. А вот к Синицыну, пожалуйста.
Когда мы вошли в палату, Синицын лежавший на кровати с усилием приподнялся на локтях.
-Да лежи уже.
Услышал он от Евграфа Петровича.
- Где шабля твоя и револьвер?
- Так это у дохтора спросить надоти. Они с меня все снимали.
- У меня в кабинете находится его амуниция. Кабинет я запер.
- Ну и славно. Я к вам сейчас городового подошлю, то ему передадите.
Евграф Петрович снова продолжил разговор с Синицыным.
- А вот скажи мне братец, как ты здесь оказался?
- Так вот... Иду я значится, ваше благородие, по Свечному перевулку. Сам то я смену сдал. Вот думаю, что не грех и уста смочить, а тамочки трактир расположен, ежели пройти. Ну, а опосля, и в участок отмечусь.
- Дальше то, что?
- В аккурат передо мной, этак, шагов с десяток, господин приличный идет. Идет он, себе ни кого не трогает. Тут из подворотни выскочили два супостата, да и знай себе, начали его палками мутузить, почем непоподя. Я тудой, как положено в свисток, значит.
Синицын сморщился от боли.
- Тебе братец нехорошо?
Тоном сочувствия спросил я у Синицына.
- Терпимо, ваша благородь.
- Ты дальше говори.
Потребовал Евграф Петрович.
- Я подбег, а они уде лежат, и кровь у него значит. Ножом они его успели вдарить. Я за ними, они значится от меня. Они в подворотню, я знамо дело за ими. Ну, тама меня по башке и оприходовали.
- Эхее. Неловок ты братец. Ну, то ладно, поправляйся.
- Так ваше благородь! Евграфий Петрович. Я же одного доподлинно приметил. Ей богу, сукина сына опознал. Это же "Кол", точно он. Я враз его заприметил.
- "Кол"?! Юлька Рападский, что ли?
- Как есть он Евграфий Петрович. Голову кладу, точно "Кол"
- Вот, как есть молодца Синицын. Вот молодца. Пойдем Иван. Нам еще докладывать. Тут дело не шутейное.
Выйдя из больничной палаты, мы встретились с начальником участка, который приехал в больницу. Дело касалось нападения на полицейского, а это требовало личного присутствие начальствующего в участке.
- Ну-с, что там, Евграфий Петрович?
- Господина, что со Свечного переулка привезли, установили. Это инженер Федоров. К нему пока доктора не пускают.
Синицын, жив, здоров, малость по голове зашибли, а так молодца. Одного опознать из нападавших смог. "Кол". Сей субъект у нас в картотеке присутствует.
Начальник кашлянул в кулак.
- Тут Евграф Петрович, сей инженер, преставился. Царство ему небесное.
После этих слов он перекрестился. Мы проделали тоже самое.
- Так, что теперь вот убийство имеем. Давайте, работайте, дело серьезное. Опять хулиганье, уж среди белого дня расходилось.
В результате облавы на Лиговке полицейский наряд в трактире под названием "Эрз рум" в биллиардной прервав партию в "американку" "Кол" и был задержан. Естественно после его доставили к нам. При задержании "Кола" у него был изъят "финский нож", коей незамедлительно мною был отправлен на экспертизу. Я был практически уверен, что именно им было совершено преступление. Мне казалось, что все уже ясно и отпираться особого смысла у "Кола" нет. Но за два часа допроса "Кол" не проронил ни слова. Пока я пытался достучаться до его сознания и убедить его в том, что в его же интересах рассказать мне всю правду, Евграф Петрович молча наблюдал за этим процессом.
Доставленный из больницы Синицын, с полной уверенностью опознал "Кола", Юлиана Рападского.
- Был пьян в дым. Ничего не помню.
С наглой ухмылкой отреагировал на опознание "Кол".
- Ладно, будет тебе Ванюша на этого лахмондея здоровье тебе свое изводить. Давай, отправляй его в камеру.
Подытожил результат моего допроса Евграф Петрович.
После как "Кола" увели, Евграф Петрович обратился ко мне.
- Ты Ваня, осади. Тут ты "Кола" так просто не возьмешь. Он из старой шпаны, тертый калач. Ему молчать есть резон. Дело то простецкое, так выходка хулиганская. Нам то по сути то, что осталось? Найти сообщника и дело передать в следственное. А ты бьешься в пустую, с сим охламоном.
Такого как Юлька Рападский уговорами не взять. Он все наши подходцы к их брату знает. Не тебе, ни в камере болтать лишнего не станет. А на суде у присяжных жалость своим рассказом сердобольным вытянет. Получит свое, отсидит, опосля выйдет, и за старое возьмется.
- Ну, так как же тогда нам второго найти?! Я то вот, что хотел от него добиться. Вот как, как его найти?!
- Ванька, вот ты, к примеру, "Лиговские хроники" знаешь?
- Ну, как сказать? Ну...?
- А вот я с точностью могу сказать. Ведь мне точно известно, что "Кол" шашни крутит с Веркой Ахросимовой. Так, что найдем второго Ванюша, найдем.
После Евграф Петрович кликнул городового Чудокова.
Пожилой городовой зашел в кабинет.
- Слушаю Евграфий, чо кликал?
- Ты на Лиговке, когда будешь?
- Вот, вечерком тама ошиваться буду. До утра тамочьки. А ты, что хотел-то?
- Будь добр, как "Каролину" встретишь, так волоки ее к нам, в сыскную.
- Это Верку?
- Ее самую.
- Сделаю, от чего же не приволочь? Приволоку.
Чудаков давно служил в полиции, они вместе пришли на службу с Евграфом Петровичем. По этой самой причине и в их отношениях допускалась некая фамильярность.
После мы разошлись по домам. Было уже, немногим около девяти вечера, и все дела решено было перенести на утро.
Двери отворились и в кабинет ввели даму, вид которой выдавал в ней не двусмысленное представление о роде ее занятий.
- Ну-с, как вас величать?
Начал я разговор с ней.
- "Каролиной". А ты че? Меня вся Лиговка знает! Я те ни абы чо. Я дамочка не из дешевых. Не дешевка какая-то там.
- Ты осади, осади! А то зараз по мордасам взвизгну, так сразу навчишся с их благородием разговоры разговаривать.
Внес свою лепту в раскрытие злодеяния конвойный.
- Фу! Как не по благородному с мадамой разговаривать туточки принято. Фу!
- Голубчик, ты ступай. Я тебя окликну, когда нужда будет.
Продолжая осматривать доставленную ко мне "Каролину" произнес я в адрес городового.
- Слушаюсь!
Он козырнул и вышел.
- А как родители называли?
- Веркой. Веркой Ахросимовой.
- Вот, что Вера. А скажи мне на милость, чем ты на хлеба насущные зарабатываешь?
- А у меня секретов от людей нет. Я крутить не буду перед тобой барин. Я гулящая. Девочка я красивая, чего не заработать. К девочкам всяк ходить желание имеет.
- А если, к примеру, твой "Желтый билет" я попрошу предъявить?
- Ой, что же ты нудный -то такой барин? Сдалась тебе эта бумажка. Ты за бумажкой так и красу мою, что милостью Господней мне досталась, можаж не заметить.
- Значит, нет у тебя билета?
- Ну, можа и при себе не имеется. Что с того? По рассеянности не взяла.
А вы меня схватили, и сюда сволокли. Можа, если бы вы барин мне глазком подморгнули я сама. По своей воле, аж бегом прибежала. А вы девушку хватать и сюдой насильственно тащить взялись. Вот и собраться не успела, впопыхах.
- Ну, хватит!
Я прибывал не в лучшем расположении духа. По этому оборвал свою собеседницу, при этом хлопнув ладонью о стол.
- Слушайте Вера, или как там вас "Каролина". Мне все одно. Хочешь далее распутствовать, мне все едино. Меня интересует ответ только на один вопрос. Кто на дело, с хахалем твоим "Колом", ходил. Ответишь, дальше шляйся. А коли отвечать не захочешь, то принудительно домой отправлю этапным порядком, в село Будгич Новгородской губернии. Да еще и на учет в полицию тамошнюю поставлю. Вот и весь мой сказ к тебе. Осталось за тобой, что выберешь. И так. Что выбираешь?
Найти Бурлыкина не составило особой сложности. На тот момент у меня уже было четыре информатора. Они получили соответствующее задание. Признаюсь, результат меня удивил. Бурлыкин, по всей видимости, в силу своего слабоумия, даже и не думал скрываться. Наоборот. Он праздно проводил время в трактире. Узнав о его месте пребывания, я взял с собой двух городовых и направился в указанное мне питейное заведение.
Я вошел в залу трактира. Было накурено. Изрядно охмелевший Бурлыкин пел душевно. На сколько это ему удавалось, судить можно было по-разному.
Вот тронулся поезд в далёкую сторонку -
Кондуктор, нажми на тормоза:
Я к маменьке рОдной с прощальным поклоном
Спешу показаться на глаза.
Летит паровоз по долинам и взгорьям,
Летит он неведомо куда;
Я к маменьке родной заеду ненадолго,
А срок мне представлен на три дня.
- Прости меня, мама,
Прости, дорогая! -
Вот всё, что я маме скажу.
Теперь я не знаю, в которую минуту
Я буйную голову сложу...
Когда городовые взяли его под руки, он ни оказал, ни какого сопротивления, и вообще не выразил ни каких эмоций. По дороге в участок он вовсе уснул в равномерно покачивающемся экипаже.
Допрашивать Бурлыкина в таком виде ни имело, ни какого смысла. Пришлось ждать его протрезвления до позднего вечера.
Когда его завели ко мне и усадили на табурет перед столом он очень туго представлял, где и главное, по какому такому случаю, он оказался в этом месте.
Я не торопясь, закурил, и молча стал выжидать, внимательно рассматривая Бурлыкина.
- Ну-с.
Я все же не выдержал и заговорил первым.
- Ну-с. Знаешь, чего тут оказался?
- Юлька "Кол" сука такая продал с потрохами, чтоб ему...
- А смысл ему в петлю из-за тебя шею совать?
Воспользовался я неожиданным откровением Кирилки.
- Ты эту всю кашу заварил. Тебе и ответ держать по всей строгости, а он так, за компанию на твое дело пошел. Он так в своих показаниях и настаивал, мол, ты убийство инженера организовал.
Кирилл смотрел очумело- удивленными глазами в мою сторону.
-Я???
- Ну, да. Тут ведешь ли, как все против тебя оборачивается. Война у нас с Японцами на востоке. Аль не слыхал?
- За Апонцев? Слыхал. А я - то чо?
- Так инженер, которого ты убил, на военных верфях работал. Военные корабли строил. А ты его ножом.
- Я???
- По всему получается ты шпион.
- Я???
- Тьфу ты! Дурак!
- За такое в военное время только петля тебе светит. Судить тебя не присяжные будут, а трибунал военный. А они за такое ...
- Мне???
Я обратился к городовому.
- Гордеев, голубчик. Приведи его в чувства, а то сладу с ним ни какого.
- Это можно, ваша блогородье.
Гордеев слегка перестарался, но дальнейшему делу это несколько не навредило.
- Да врет, ей Богу, Юлька все врет! Я вам сейчас всю истину... Вот как есть, все, все как было. Я ни как не душегубец! Это Юлька все! "Кол" сам все это затеял.
Вот слушайте, как на самом то деле дело было. Вот вам крест святой, ни слово не совру!
Сидим мы, сейчас вспомню... А точно, в понеделок... Да! В аккурат в понеделок. В трактире, ентом "Кулич", что на Стременной. Сидим значится, я и "Кол". Выпиваем себе мирно, ни кого не задеваем.
Тут к нам один подсел. Мол, так и так, вижу, что вы господа солидные... Это мы то, вижу, что вы господа солидные, я до вас дельце одно важное имею.
"Кол" ему, сразу, какое такое дело у тебя до нас есть? Мы, мол, на плотников не похожи, и на каменщиков тожа не смахивам.
А он нам вона, чо предлогат. Мол, надо одного фраерка наглого проучить по строжа. Вы вона, что не день, морды за просто так лупите, а я вам коли все исправно исполните денег дам.
"Кол" значится и говорит мне, а то и правда, заработаем. Работа привычная, а еще и заплатят. Ну, я свое согласие и дал. А, чо? Дело то плевое?
- Дальше давай рассказывай?
- Он нам червонец для затравки дал. А остальные показал, и говорит, мол, как исполните остальные получате. Рассказал, как обидчика егоного сыскать и фотокарточку его показал.
- Ну, и где сейчас это фотокарточка?
- При мне. Вот она.
Кирилка хотел ее достать из кармана пиджака.
- Ваша благородь, сея, карточка при обыске у него забрали, она вместе с его вещами у дежурного покладена.
Отрапортовал Гордеев.
- Давай дальше.
- Ну, вота значится, Юлька ему и говорит, "а ежели мы супротивника твого на "пырево" насадим, прибавку дашь?", говорит.
А тот ему отвечат, что "убивать, его надобности нет, только проучить и все".
- Дальше.
- А что дальше? Встрянули, и айда отхаживать. Тут "Кол" его и пырнул. Я мол "Кола" спрашую, "Накой?". А он говорит, "что прибавку даст, ни куда не денется.". Вот так все и быдло.
- Кто городового ударил?
- Я. Ну, тож я его то, не до смерти-то зашиб?
- Где найти того, кто вас оболтусов нанял?
- А я почем знаю?
- Гордеев!
- А! Того, кто нас в трактире на анжанера побить нанимал?! А то я сразу-то не сообразил кого.
- Да, ведь остальные деньги за "работу" у кого получить должны были? Значит, он говорил, как его найти?
- Говорил. Сказал, чтобы в "Чайный магазин" Золотова, что на Димидовом провулке, зашли и приказчика спросили. Он значит, там нас и встретит.
Показания Бурлыкина полностью меняли все дело. Из обычной хулиганской выходки оно превратилось в заранее продуманное убийство с умыслом.
Узнать, кто служит приказчиком в магазине у купца Золотова, по указанному адресу труда не составило.
Тем же вечером я допросил и Юлиана Рападского. Представив ему те же доводы, по поводу трибунала, и дав понять, что все обстоятельства мне известны. Рападский немного поразмыслив, дал признательные показания. Полностью подтвердив то, что мне поведал Бурлыкин.
- Вот, я самый и есть Лучин. Так сказать собственной персоной. Какое у вас ко мне дело имеется? Слушаю вас внимательно.
- Вы арестованы.
С улыбкой произнес я, и подал знак городовому.
- Как? А за, что, позвольте вас спросить.
- За организацию убийства инженера Федорова Иосифа Модестовича.
Гордеев собрался уже было выводить, ошарашенного приказчика, как за моей спиной раздался басистый голос.
- А ну, погодь!
Я обернулся. Передо мной стоял здоровенный, бородатый мужчина, типичный российский преуспевающий купец.
- А ну-ка, осади. Я Золотов, хозяин тут. А ты кто таков, чтобы командовать сдесь?
- С вашего позволения. Провинциальный секретарь Императорской сыскной полиции Санкт- Петербурга Коршун Иван Карлович.
- На голос меня не бери! Не велик чин. Да у меня повыше персоны отовариваются. Такие, что в момент тебя в порошок... Чевой-то ты мне в нос суешь?!
- Это ордер на арест вашего приказчика, подписанный прокурором на основе законов Российской Империи. При всем уважении к вам, не рекомендую чинить мне препятствий при исполнении мною служебных обязанностей.