Аннотация: юморной детективчик с налетом фантастики
Наталья Землянская
КТО СЪЕЛ СТАРУХУ ВРЕДИ ?
- ...Унучик! Подай-ка мне мои жубки из штакана... Так вон, на штолике штоят... Ну, подай-подай... - говорила ласково и нетерпеливо, сидя в кресле с высокой спинкой, седая объ-емистая старуха, вся точно слепленная из мячиков разного размера.
"Унучик" - высокий светловолосый молодой человек со смеющимися глазами, вежливо отвечал:
- Я вам, бабушка, стаканчик-то подам, а вот зубки свои сами доставайте - уж больно они у вас кусучие... На днях едва пальца не лишился.
- Дак я шама - не ухвачу... шажве ж мои пальцы туда пролежут! Ну, доштань-доштань...
- А историю расскажите? - лукаво улыбаясь, спрашивал молодой человек.
- Но не беж жубов же!...
* * *
... Было это, унучик... в Африке - в Европеях этих уж давно ничего интересного не случалось: с тех самых пор, как все, кто только можно, друг с дружкой перевоевали, так ничего там замечательного больше и не было... Да... Я тогда еще была молодая, горячая - и зубы все при мне жили, а не в стакане, как теперь... С образованием - да-а! Целых три диплома. В своем отечестве мне не сиделось - ну, знаешь, вроде как в том анекдоте, когда червячок спрашивает у отца, дескать, где мы можем жить? А тот ему и отвечает: мол, в груше можем и в яблоке тоже могем... А сынуля возьми и подковырни: чего ж, мы тогда все в дерьме-то? Папашка подумал-подумал и говорит: есть, мол, такое понятие - Родина...
Вот так и я - захотелось мне, значит, груш да яблочков... Вышла я замуж за одного Джона - с тем, чтобы уехать, и занесло меня аж на Острова - я и дальше хотела, да не получилось. А там у меня "зеленая карта", работа. Гражданство, опять же, светило... С Джоном этим я быст-ренько развелась - мы с ним, собственно, так и договаривались. Квартирку сняла приличную, в ресторанчике одном подрабатывала придорожном - как сейчас помню, назывался "Петух и курочка"... Ну-у! Там мне такие деньжищи платили - ни одному доценту в наших вьюжных краях и не снилось... Ну, что ты смеешься опять?... Чистую правду ему бабка рассказывает, а он не верит. Все вам, молодым, хаханьки...
* * *
...Я уехала из страны, где слишком многое было нельзя и чересчур многое - можно, и оказалась в пустоте.
Здесь ко мне относились вежливо - не так, как у нас относятся к людям с иным профилем и разрезом глаз, к тому же внешне я вполне походила на дочерей "туманного Альбиона": рыжие волосы, лошадиное лицо, мраморная кожа... Выдавал лишь легкий, почти незаметный акцент. Но я чувствовала себя чужой - я родилась не здесь, не этими соками взрастала, я не понимала их шуток, не знала их песен и тех маленьких, трогательных своей древ-ностью изюминок, из которых и складывается национальный колорит. У меня были знакомые, я даже получала открытки на Рождество и на день рождения, мне было с кем поболтать по телефону и провести вечерок в пабе, обсудить достоинство последних новинок сезона и съездить на скачки - я не была одинока, но оставалась чужой...
Мой фиктивный брак к тому времени был похоронен в прошлом. Настоящей хорошей работы по специальности все не подворачивалось. С деньгами было напряженно: я только что внесла очередной взнос за купленный в рассрочку подержанный "бьюик" и уплатила за квартиру - тесную конуру, где ванная помещалась прямо в кухне, а уборная была одна на три этажа. Глаза мои не могли больше выносить вида грязной посуды и небритые морды проезжего люда, состоявшего, в основном, из шоферни и кочующих студентов - и все свое раздражение и досаду я вывалила на голову одному типу. Он был массивный, этот тип, но тихий и неприметный и производил впечатление безобидного - поэтому-то я и выложила ему все, что накипело, уверенная, что он мало, чего понял, и мое нытье ему - до лампочки.
Спустя неделю этот "шкаф" появился у нас снова. В нескольких, очень скупых фразах, он дал мне понять, что есть возможность хорошо заработать и вообще поднять свой общественный статус, потрудившись "на благо нации и человечества".
- Вы из "первого" отдела? - пошутила я. - Или из "Ми-5"?
Мой искуситель оказался рядовым служащим одного загадочного учреждения, именую-щего себя "Бюро по Исследованию Аномальных Способностей". Не знаю, как ему удалось меня уговорить - под гипнозом, что ли? - но через три дня я очутилась на узкой, благопристойной и невероятно чистенькой улочке перед высокой стеклянной дверью, рядом с которой висела скромная табличка с названием этого самого Бюро.
В темном, тщательно вылизанном до последней пылинки, кабинете, уставленном тяжелой дубовой мебелью, сидел пухлый пожилой господин, чья лысина блестела не хуже, чем пар-кет у него под ногами. Глаза пухлого господина, спрятанные в дряблых мешочках, просветили меня точно рентгеном, а потом он весьма любезно предложил мне присесть.
Наша беседа была довольно продолжительной. Выяснилось, что в случае моего согласия, мне светит длительная зарубежная командировка. Правда, звучит заманчиво для неискушенного уха любого уроженца местностей, прилежащих к хребту, отделяющему Сибирь от нормального мира? Вы только вслушайтесь в это чудесное словосочетание: "зарубежная коман-диро-овка-а..." Прониклись?.. Во мне от этих слов сразу проснулось что-то "совковое" и я даже как-то слегка запамятовала, что по сути уже и так - в командировке...
Но это у нас посылают заграницу, " у них" - посылают куда попало.
Именно эта мысль пришла мне в голову, когда после подробного перечисления причитающихся мне - в случае согласия - комиссионных и прочего, Пухлый сообщил, куда они собираются меня отправить.
До этого момента я старалась вести себя, как и подобает истинной леди с тремя (тремя!) дипломами, но, услышав название конечного пункта назначения, не сдержалась и громко фыркнула.
- Шизлэнд... - повторил он чуть ли не по слогам, не понимая, что в этом такого смешного?
Тут мне пришлось крепко сжать челюсти, чтобы не рассмеяться снова: столица этой самой Шизляндии носила красивое и недвусмысленное название - Дуренвилль... Не спорю, он, конечно, не улавливал в этом слове никаких ассоциаций - на "англицкий" манер оно
звучало вполне безобидно, но я заколебалась.
- Что я там буду делать? - интересуюсь, прикидывая в уме, как бы повежливее отказаться.
- Там расположен один из исследовательских центров нашего Бюро, - пояснил Пухлый. - Вы поедете туда под видом сотрудника Красного Креста...
- Почему? У вас что, подпольная организация?
Он, мне кажется, оскорбился, но на его манерах это никак не отразилось.
- У нас есть предположение, что там происходит утечка важной информации, а мы не можем допустить, чтобы этими данными воспользовались, скажем так... м-м... агрессивно ведущие себя державы или организации. Мы хотим, чтобы вы вычислили человека, ведущего двойную игру.
Я задумалась. Потом спросила:
- Могу я узнать, о сведениях какого рода идет речь?
Вместо ответа, он повернул ко мне экран стоящего на столе компьютера.
На дисплее высветилось изображение полного, ничем не примечательного внешне человека, а рядом в "окне" побежали строчки.
" 5 марта 19.. года..." - читала я - " Мартин Брек свалился с Луны..." - в этом месте я во-просительно посмотрела на Пухлого: шутить, что ли, вздумали надо мной? Но его лицо оставалось серьезным и бесстрастным. Стала читать дальше.
Падая, этот Мартин Брек задел и вывел из строя новый американский спутник связи, на который только что ухлопали кучу денег, мозгов и времени, из-за чего Штаты предъявили претензии сначала Китаю, а потом - России. Или наоборот... Словом, разгорелся настоящий международный скандал, поскольку обвиняемые категорически отрицали свою причастность к этой диверсии. Как вышли на этого самого Мартина, компьютерное досье не упоминало, а сам он скромно объяснял чрезвычайное происшествие тем, что его попросила достать луну с неба знакомая девушка, за которой он долго и безрезультатно ухаживал. По его словам, он не добрался до вожделенной цели самую чуточку... Еще он попутно заметил, что подобная тяга к небесным странствиям у него в крови: как-то один из его предков свалился вот так же, задев неопознанный летающий объект, и этот случай вошел в историю человечества как падение Тунгусского метеорита...
Потом компьютер тревожно запищал и Пухлый вежливо пояснил, что остальная информация не для посторонних.
- Теперь вы понимаете, что может произойти, попади такой человек в руки каких-нибудь... антиобщественных элементов? - строго вопросил он, глядя на меня, как экзаменатор на "го-сах".
- Вы меня разыгрываете? - проникновенно спросила я. - Но с какой целью?..
- К сожалению, все это - чистая правда. - горестным тоном ответил он. - И знаете, это еще не самый тяжелый случай...
* * *
Теперь у меня были деньги и билет на самолет, с помощью которого я должна была пересечь полтора континента. Разве не о таком всю жизнь мечталось? Пусть вся эта авантюра слегка отдает сумасшедшинкой - но когда еще представится подобный случай? Не сидеть же всю жизнь в занюханной харчевне, глядя на дорогу, по которой несутся в город, залитый огнями, большие и красивые автомобили, а тебе только и остается, что смотреть с завистью им вслед...
В дороге я познакомилась с одной эмансипированной особой, она летела туда же - к своему супругу, шведскому консулу. Консульша оказалась вполне компанейской девчонкой и с большой охотой посвящала меня в особенности тамошнего образа жизни - она успела прожить в Шизляндии около года.
- Ты сбежишь оттуда через месяц! - пообещала она мне. - Жара, пыль, песок... Добавь к этому ужасную антисанитарию, неблагоустроенность и дикие нравы: там каждые две недели - революция... А чиновники! - таких взяткодралов я не встречала нигде - и ведь абсолютно нельзя быть уверенным, что, смазав ему рыло, получишь то, что тебе нужно. Неделями будешь обивать пороги всевозможных канцелярий и слышать в ответ одно и то же: "когда будет угодно Аллаху..."
Я подумала, что за месяц вряд ли отработаю подъемные и решила, что удрать всегда ус-пею.
Предпоследняя наша посадка была в Кейптауне. Дальше лежала неведомая страна.
При подлете я увидела, что моя словоохотливая спутница ожесточенно распихивает по карманам и прочим укромным уголкам всякую мелочевку - мыло, зубную щетку, презервативы, таблетки... Даже часики с руки сняла и засунула их в туфли.
- Промышляешь контрабандой? - осведомилась я. Мы уже вполне достаточно надринкались коньяка, так что были на "ты". - Неужели твоему консулу так плохо платят?
- Нет, - пропыхтела она, - целее будет...
Стюардесса объявила посадку и самолет стал снижаться. Под крылом в иллюминаторе проплывала выжженная солнцем земля буро-коричневых тонов, кое-где попадались зеленые оазисы. Наконец, мы ощутили толчок от соприкосновения шасси с взлетно-посадочной полосой и наше путешествие закончилось.
Спустившись по трапу, я в числе других пассажиров оказалась на раскаленной сковородке - бетон жег даже сквозь подошвы. Кроме нашего самолета на аэродроме было лишь несколько допотопных этажерок, отдаленно напоминающих "кукурузники". Вдали у горизонта виднелось невысокое приземистое строение - вероятно, здание аэропорта. Спустя час - одна женщина успела упасть в обморок - от этого строения отделилась желтая гусеница. При ближайшем рассмотрении гусеница оказалась автобусом. Подъехав, он поднял тучи пыли и остановился. За рулем сидела... горилла.
Пассажиры, жавшиеся в крохотной тени авиалайнера, потащились к раскрытым дверям автобуса, волоча на себе свой багаж - командир экипажа перед приземлением настоятельно советовал нам не доверять его службам аэропорта.
Когда мы втиснулись в автобус, он и не подумал трогаться с места. Раздалось шипение и голос водителя в микрофон пробурчал на ломаном английском, что он не поедет, пока ему не заплатят.
- У них забастовка? - догадалась я.
- Нет, - раздраженно отозвалась Консульша, по ее щекам стекала расплавившаяся тушь и крем-пудра, - это у них обычные трудовые будни.
Пассажиры полезли по карманам, пустив по кругу чью-то бейсболку, накидали мелочи - и автобус нехотя пополз вперед. На середине пути у него лопнул баллон. Водитель-горилла вылез из кабины, почесал в затылке и объявил, что дальше нам придется идти пешком, но двери он нам не откроет, пока мы ему за это не заплатим...
Внутри аэровокзала оказалось неожиданно прохладно и многолюдно.
У длинной деревянной обшарпанной стойки столпились те из нашего рейса, кто выжил после марша по бетонке - по-моему, наши ряды заметно поредели. Над стойкой висела табличка с надписью: "Таможенный контроль". Дюжие мордовороты в линялой синей форме бесцеремонно рылись в сумках и чемоданах вновь прибывших. Мне эта процедура напомнила лагерный шмон - сама не видела, но дедушка рассказывал.
Передо мной в очереди оказалась Консульша. Детина в униформе самозабвенно копался в ее чемодане, откладывая в сторону кое-какие понравившиеся вещички. Под конец он вытянул пакетик, сквозь который просвечивало разноцветное кружево. Моя знакомая не
выдержала и потянула пакет с бельишком обратно.
- Здесь слишком многа на один попка! - безапелляционно заявил таможенник, не вы-пуская добычу из цепких рук. - Это прямой угроза наша легкий промышленность!
- Да чтоб ты подавился! - взорвалась Консульша и быстрым движением под юбку и обратно швырнула в лицо мародеру маленький шелковый комочек. - А то не всем женам хватит!.. - и, подхватив разоренный чемодан, гордо удалилась.
Таможенник невозмутимо повертел трофей перед глазами и присоединил к остальной куче...
То, что осталось от моих трех чемоданов, спокойно уместилось в одном.
* * *
Прямо у выхода меня встретил стриженный ежиком высокий худой человек лет тридцати с небольшим, одетый в белую рубашку с коротким рукавом, шорты и резиновые шлепанцы. На носу у него были очки в тонкой металлической оправе, за стеклами в глубоких впадинах прятались серые ироничные глаза; кожа на его острых скулах была натянута так, что вот-вот лопнет, высокий лоб избороздили ранние тонкие морщины, а бледные губы казались навек застывшими в насмешливой полуулыбке.
- Госпожа Смит? - утвердительно спросил он, безошибочно вычислив меня в толпе издыхающих от жары людей. - Я из Центра... Позвольте ваши вещи...
Я настолько уже обалдела от местного гостеприимства, что инстинктивно вцепилась в остатки своего имущества обеими руками и отчаянно замотала головой. Он прыснул в ладошку и пояснил, что совсем не то имел в виду, но я была невменяема. Погрузив меня в
новехонький "мицубиси-фургон", он включил в кабине кондиционер и протянул бутылочку с прохладительным.
- Это поможет вам прийти в себя... Ничего, привыкните. Кстати, забыл представиться: Янек.
- А почему у вас на дверце нарисован Веселый Роджер? - спросила я.
- Это эмблема нашего заведения... - несколько загадочным тоном ответил он, трогаясь с места.
Проезжая мимо размазанной по саванне взлетно-посадочной полосы, я увидела жалкий самолетный остов: весь алюминий с него уже был ободран, какие-то личности торопливо растаскивали остатки кресел, мотора, винтов и прочих внутренностей, а по направлению к
аэровокзалу уныло брели пятеро летчиков, поддерживая под руки трех полураздетых стюардесс. Я узнала экипаж, доставивший нас сюда. Уже издали я наблюдала, как неподалеку приземлился еще один самолет, кажется, израильский. Высадив пассажиров, он тут же то-ропливо взревел и, развернувшись, жухнул обратно в небо. Проводив улетевший лайнер взглядом, мой новый знакомый заметил:
- Сыны Израиля всегда выгодно отличались умом и сообразительностью...
* * *
Пыльная дорога неспешно разматывалась между пальмовыми рощами, одинокими баобабами, маленькими зелеными озерами. По сторонам кое-где встречались лениво жующие свою вечную жвачку буйволы, тростниковые деревеньки, поля, редкие пешеходы, неторопливые повозки. Минут через сорок впереди показались городские постройки.
- Дуренвилль, - сообщил Янек.
Я встрепенулась, прогнав дремоту, и прилипла к окну.
Город встретил нас глинобитными трущобами, где между сточными канавами бродили куры и разноцветные детишки. Под навесами сидели древние иссиня-черные старухи, валя-лись пьяные и спящие. Тянуло дымком, запахом свежего теста, помоями. Янек прибавил газу и наш фургон, взревев, оставил позади трущобы и облепивших было машину назойливых оборванцев. В центральных кварталах кое-где торчали небоскребы, а магазинчики, набитые всевозможной дрянью со всего белого света, были увешаны с головы до ног рекламой импортных товаров, вперемежку с портретами мордастого волосатого человека, чем-то неуловимо напоминавшего незабвенного Карла, который был вдобавок еще и Марксом, только в негативе.
- Бум-Папа, - небрежно пояснил Янек. - новый диктатор... гм... президент, то есть. Меценат, филантроп и людоед.
Оживленные улицы вновь сменились узенькими закоулками заваленных мусором трущоб, а затем мы вырвались на простор саванны, миновав по пути огромные конические сооружения желтовато-белого цвета, окруженные паутиной колючей проволоки.
- А это что? - вяло спросила я, донельзя измученная бесконечной дорогой.
- Хранилище радиоактивных отходов и прочей гадости... Западные державы за это хорошо платят, а местным властям постоянно не хватает на красивую жизнь, хотя Шизляндия богата газом, нефтью и алмазами...
- Но ведь в один прекрасный день все это может рвануть к чертям!
- Может, - легко согласился он, - но, надеюсь, нас с вами здесь уже не будет.
Вскоре на холмах показалась группа белых зданий, утопающих в неправдоподобно густой, по сравнению с окружающим ландшафтом, зелени. Над всем этим великолепием дрожал прозрачный светло-фиолетовый купол.
- Приехали! - сообщил мой новый знакомый. - Перед вами заведение, именуемое в народе Веселым Домом.
В его голосе было что-то такое, что заставило меня насторожиться.
* * *
Фургон притормозил перед полосатым шлагбаумом, из будочки рядом выскочил охранник в зеленой рубашке и белых шортах. Когда он приблизился к нам, я вздрогнула: это опять была горилла, во всяком случае, он очень на нее смахивал.
- Горилляки, - сказал Янек, - новая этническая единица, появившаяся в результате баловства белых ученых джентельменов в одной из лабораторий Дуренвилля. Тогдашний президент был покровителем наук и всему населению поголовно делали экспериментальные прививки... Бум-Папа тоже из горриляков, поэтому теперь считается, что они - представители нового человечества, очередной шаг эволюции...
"Новый человек" без долгих предисловий просунул в окно кабины волосатую лапу. Янек положил в раскрытую ладонь смятую бумажку и шлагбаум тотчас поднялся. С влажным хлюпом нас втянуло под дрожащий купол и машина свернула на узенькую дорожку, ведущую к центральному зданию.
Мотор смолк и я выпала из кабины, жадно втягивая в измученные бензиновой гарью и дорожной пылью легкие чистый, пахнущий свежесрезанной травой воздух. На каменных ступеньках, напевая что-то вроде "... ана-бана ана-бана чик пык мык...", сидели две молоденькие чернокожие девицы в белых халатах. Одна - низенькая, толстенькая, кругломорденькая с длинными волнистыми волосами, торчавшими дыбом во все стороны. У нее была аккуратненькая курносая пипочка, узенькие глазки и губки бантиком. Ее подруга, словно в противовес, была тощая, высокая, с длинной кадыкастой шеей, огромными выпученными глазами и толстыми губищами, размазанными на пол лица. Головку высокой украшала аккуратная шапочка черных, похожих на каракуль, кудряшек. Они с интересом уставились на меня, но петь про "ана-бану" не перестали.
- Знакомьтесь, - сказал Янек. - Это госпожа Смит, а это - Маюма... - низенькая толстушка приподнялась и изобразила что-то вроде реверанса, -... и Буканга. Наши медсестры...
Тощая Буканга надменно кивнула и они хором протянули:
- Какатумгель аюдуй!
- Кака... что? - заинтересовалась я.
- Это, примерно, означает "здравствуйте", - пояснил он, и в этот миг откуда-то из стояще-го поодаль двухэтажного здания раздался душераздирающий крик, а затем - дикий хохот.
Я подпрыгнула от неожиданности, девчонки и глазом не моргнули, а Янек грустно усмехнулся:
- "Я просил: снимите крышу, давит голову она..." - и кивнул в ответ на мой вопросительный взгляд: - Да-да, это именно то, о чем вы подумали. Разве вас не предупредили?..
* * *
Бросив многострадальный чемодан на попечение Маюмы и Буканги, я ворвалась в прохладный светлый холл здания администрации Веселого Дома. Все мои внутренности просто кипели от справедливого негодования: обещали работу в исследовательском центре, а на деле?
В холле мне пришлось резко притормозить, поскольку я с размаху налетела на занятную живописную группу: трое мужчин в спортивных трусах с уныло-обреченными лицами, сидя на корточках, ожесточенно терли тряпками линолеум, а над ними неумолимо возвышалась дородная носатая женщина средних лет с неестественно прямой осанкой, пышным бюстом и короткими кудрявыми волосами голубовато-пепельного цвета.
- Трите-трите, - сурово приговаривала она с жестким лающим акцентом.
- Что, фрау Скупер, опять это пятно? - соболезнующе спросил Янек.
- Ja-ja... - озабоченно ответила женщина и добавила: - Ну, если я узнавать, чей это есть проделка!..
По ее тону было ясно, что тогда этому проказнику не поздоровится.
Но я уже вспомнила о цели своего марша протеста и напролом помчалась дальше - длин-ноногий и тощий Янек едва поспевал за мной, на ходу делая замечания, вроде: "налево"... "направо"...
- Стоп! - воскликнул он, и мне пришлось вернуться назад - к обитой черным двери, мимо которой я сгоряча пролетела. - Прошу... - галантно предложил он. - Но учти - я с тобой не пойду.
Подумаешь! И, все еще пылая праведным гневом, я решительно распахнула черную дверь.
* * *
Переступив порог, я очутилась на дне морском.
Вокруг в таинственном полумраке лениво колыхались зеленые водоросли; то там то тут всплывали серебристые воздушные пузырьки; проносились, словно яркие неземные бабочки, стайки разноцветных рыбешек, и пока я приходила в себя - после многочасового перелета как-то туго соображаешь - прямо передо мной вдруг появилась небольшая, метра полтора, акула. Она уставилась на меня мутным, ничего не выражающим взглядом, а потом деловито устремилась прямо ко мне - вероятно, я была в ее вкусе. Взвизгнув, я с размаху шлепнула ее по морде - и моя рука ударилась о стекло.
- Почему-то Жозефина никогда никому не нравится с первого взгляда, - произнес со сварливым сожалением чей-то скрипучий голос.
Только теперь я поняла, что меня окружают аквариумы - огромные, метра четыре в высоту и ширину, они уходили вглубь комнаты, создавая иллюзию подводного царства. Потом я заметила стоящего рядом со мной человека. Откровенно говоря, он производил впечатление едва ли лучшее, чем его рыбулька. Как бы не хуже...
На нем был строгий черный, тщательно отутюженный костюм - это при том, что на термометре выше сорока по Цельсию и того больше по Фаренгейту! Но самое главное - его лицо: длинное, бледное, как у покойника, с черными глазами, обведенными кругами, и темным провалом рта. Когда он говорил, его рот казался бездонным. Огромный лоб с залыси-нами и тонкие, точно выщипанные, брови лишь усиливали неприятное впечатление. Боюсь, он и со второго взгляда мне бы не понравился...
Пригладив заученным движением зализанные назад блестящие черные волосы, он развернулся и молча куда-то пошел, словно меня тут и не было. Напротив тотчас нарисовалась Жозефина, на сей раз она выглядела очень заинтересованной. Прикидывая, удалось ли ей сегодня пообедать, я поспешила вслед за ее хозяином.
- Я - Хелен Смит... - торопливо сообщила я ему в спину.
- Ну? - буркнул он, не оборачиваясь и продолжая шагать.
Признаться, я несколько растерялась.
- Я сотрудница Красного Креста... Мне сказали, что я буду работать в исследовательском центре, а вместо этого...
- Угу... - бросил он на ходу, - как же... Вас Ливерс прислал.
Так звали Пухлого из "Бюро по Исследованию Аномальных Способностей". Я не стала отпираться.
- Предположим. Но...
- Так идите и работайте. Я уже отдал распоряжение, чтобы вас ввели в курс дела.
- Но...
Я многое хотела ему высказать: например, что не собираюсь оставаться здесь ни минуты, что потребую с их дурацкого Бюро неустойку за нарушение условий контракта, что мне нужна машина, чтобы вернуться в аэропорт, и что... Но тут он остановился и повернулся ко мне.
На его щеке висел, шевеля рожками, здоровый слизняк. Медленно, глядя куда-то мимо, он снял его двумя пальцами и отправил в рот. Тотчас из-за воротничка белоснежной, наглухо застегнутой сорочки выполз еще один и пополз по шее к уху.
- Идите. - повторил он. - И работайте.
Невольно проследив направление его взгляда, я заметила, что у окна кто-то стоял, спрятавшись за портьерой, преграждающей доступ дневному свету. Потом он неприязненно и пристально посмотрел на меня, и под взглядом его темных, точно уводящих в никуда,
глаз, я невольно попятилась и так, задом, выкатилась обратно в коридор, благо за этим содержательным разговором, мы снова оказались у входной двери.
* * *
Прямо на полу, прислонившись спиной к беленой стене и уперев острые локти в колени, сидел Янек. Завидев меня, он живо вскочил.
- Ну, что тебе сказал господин Гроббель? - его лицо выражало неподдельный интерес, точь-в-точь, как у Жозефины.
Я поморгала, привыкая к яркому солнечному свету, и буркнула в ответ:
- Сказал, что рад меня видеть... Его селедке я тоже понравилась.
Янек с сомнением посмотрел на черную дверь. Она хранила молчание.
- Ты не мог бы отвезти меня обратно в аэропорт? Я заплачу...
Я поняла, что разбираться здесь - бесполезно, и решила, что лучше спущу полкана на Ли-верса, когда вернусь в Лондон.
- Это не имеет смысла, - сказал он. - Неизвестно, когда будет следующий самолет и удастся ли тебе улететь. Почему бы все-таки не попробовать поработать тут? Здесь интересно и хорошо платят. К тому же, у Бюро хорошие адвокаты.
- У какого Бюро? - придурилась я.
- Да ладно! - засмеялся он. - Твоя карта бита... Пойдем, я лучше покажу тебе твою комнату.
- Что-то ваш директор какой-то странный... - сказала я, шагая вслед за ним. - Он что, больной?
- Нет, он здоров. Почти... У него примерно с год назад что-то случилось с глазами, с тех пор он не выносит света. Поэтому почти не выходит из своего кабинета - даже ест и спит там.
Мы прошли по широким, ослепительно белым коридорам и спустились во двор. Невыносимый зной разогнал всех обитателей Веселого Дома по норам, и нам не встретилось ни одной живой души. Янек подобрал мой чемодан, одиноко стоявший на ступеньках, - видимо,
Маюма с Букангой успели расплавиться или испариться, и повел меня через залитый солнцем двор, мощеный белыми плитами.
Обогнув здание, мы оказались в тени густых деревьев. Там были небольшие фонтаны, посыпанные песком аккуратные дорожки, живописные клумбы - во всем чувствовалась забот-ливая хозяйская рука.
В центре этого маленького парка, казавшегося сущим раем по сравнению с остальным пеклом, стоял двухэтажный дом, а перед ним был устроен бассейн.
- Это общежитие для сотрудников... - сказал Янек. - За ужином я тебя представлю нашим.
* * *
Мое новое жилище представляло собой большую, почти пустую светлую комнату с отдельной ванной, маленькой прихожей и небольшой нишей, служившей чем-то вроде кух-ни, только без плиты.
Огромное окно, обрамленное ярко-красными с причудливым орнаментом занавесками, выходило в парк; сквозь густые ветви просвечивала желтая скатерть саванны, а вдали - бледно-голубая пустынная гладь океана.
Сбоку от окна, у стены стояла широкая кровать, застеленная красно-коричневым, в тон занавескам, покрывалом. Рядом - высокий торшер, напротив на низенькой темной тумбочке со стеклянными дверцами - большой японский телевизор. В нише помещались столик и пара мягких стульев, обитых тем же материалом, из которого было сделано покрывало на кровати. Над столиком висел небольшой шкафчик. Вот и вся обстановка, если не считать встроенного шкафа в прихожей и зеркала с полочкой в ванной.
- Располагайся, - предложил Янек, поставив чемодан в прихожей. - У тебя в запасе полчаса... - и ушел, оставив меня одну.
Только теперь я ощутила, как же я устала.
Скинув туфли, прошла босиком к окну и распахнула его, а потом, не раздеваясь, без сил упала на кровать. Белый, изрисованный тонкими трещинками потолок, мало о чем мог мне рассказать, зато унылый напев ветра за окном и еле слышный шепот океана принесли с собой легкую светлую печаль. Я закрыла глаза, но в голову полезли всякие ненужные мысли: кто я и что... вот, снова впуталась в очередную авантюру... мне уже тридцать, а я все еще пе-
рекати-поле - без семьи, без дома, без положения... Отделаться от пустых раздумий можно было только одним способом: я встала и отправилась в ванную.
Горячей воды не было, но к этому мне не привыкать - я еще не сильно испорчена цивилизацией, тем более, что, так называемая, холодная вода - с успехом ее заменяла. Освежившись, я голышом отправилась в коридор и едва успела достать из чемодана полотенце,
как входная дверь резко распахнулась.
* * *
Моему изумленному взору предстала небольшая кучка людей: впереди стояли Янек и уже знакомая мне фрау Скупер, какой-то толстяк, сзади - еще трое или четверо, а сбоку возбужденно заглядывали, бесцеремонно отталкивая друг дружку, Маюма с Букангой. Вся эта компания молча воззрилась на меня, а я - на них.
Я опомнилась первой и демонстративно, не торопясь, закуталась в полотенце. Не то, чтобы очень уж застеснялась - местами я вполне ничего - но мне не понравилось, как они смотрели. Даже мелькнула мысль, не предполагается ли съесть меня на ужин - черт его знает, куда я попала и какие тут обычаи...
- Видите?! - нарушил тишину толстяк. - Она уже собирается дать деру! - и ткнул пальцем в мой раскрытый чемодан.
В его голосе сквозило непонятное мне торжество, словно им и в самом деле удалось застукать меня за чем-то неприличным.
- Пардон? - с вызовом переспросила я.
Фрау Скупер - до нее, видимо, дошел наконец-таки неприличный комизм возникшей ситуации - мощной дланью выставила любопытствующих вон, в том числе и "проницательного" толстяка, и решительно захлопнула дверь. Сама, однако, осталась внутри, как и
Янек. Тот, правда, отвернулся.
- В чем дело? - ледяным тоном осведомилась я.
- Нам, право, неловко... - сказала она. - Но мы хотели застать вас врасплох...
- Вам это удалось.
- Оденьтесь, - посоветовал Янек, уткнувшись носом в стену. - Нам необходимо поговорить.
Как будто я тут нарочно устроила стриптиз!
Я чувствовала, что мой внешний вид сильно смущает нежданных визитеров, ставя их в неловкое положение, и решила воспользоваться этим маленьким преимуществом - могу я иногда побыть стервой? Поэтому я и не подумала последовать его совету - напротив, приняла вольную позу и, скроив нахальную физиономию, повелела:
- Говорите.
Фрау Скупер явно не одобряла моего поведения, но мне было плевать. Она отошла к окну и закрыла его, точно боялась, что я сигану со второго этажа.
- Господин Гроббель - мертв. - промямлил Янек, стараясь не глядеть в мою сторону.
- И что?
- Вы есть последний, кто заходить к нему в кабинет! - неожиданно рявкнула фрау Скупер и мрачно уставилась на меня.
Похоже, я ей не нравилась.
Ситуация усложнялась, но до меня все еще не доходило, чего они хотят, и Янек мягко пояснил:
- Гроббель найден мертвым в своем кабинете сразу после вашего визита. Кто-то запихнул его в аквариум к Жозефине... Вам нечего нам рассказать?
- Она его съела?! - ужаснулась я, все еще не понимая подоплеки его вопроса.
- Нет, - недовольно ответил он, точно был разочарован таким исходом. - Гроббель не умел плавать...
И тут я поняла, на что, собственно, они намекают.
- Уж не хотите ли вы сказать, что это - я его утопила?!
* * *
Когда они ушли, я оделась, высушила волосы, причесалась, подкрасилась, - все это я делала машинально, почти бессознательно, поскольку голова моя была занята совсем другим.
Честно говоря, я была огорошена неожиданным поворотом событий. Меня подозревают в убийстве! Нет, какая наглость!.. Не спорю: я бы, наверное, могла убить, например, защищаясь... Или стукнуть чем-нибудь тяжелым в припадке ярости - но для этого меня нужно довести до белого каления, а этого еще никому не удавалось.
И уж чем-чем, а садистскими наклонностями я никогда не страдала. Это ж ведь надо: бросить живого человека... Бр-рр... В самом деле, веселенькое заведение.
Приведя себя в порядок, я вышла в прихожую, собираясь отправиться в столовую, открыла дверь - и мне под ноги с размаху шлепнулась незнакомая женщина. Придя в себя, я поняла, что она, по-видимому, перед этим стояла, прислонившись ухом к двери.
Незадачливая Мата Хари, нисколько не смутясь, поднялась с пола и сунула мне сухую ладошку.
- Мисс Бренди... - чопорно представилась она.
Мисс Бренди представляла собой этакую сухонькую старую девочку с плоской фигурой подростка и мальчишескими ухватками. У нее было седое короткое каре, плотно сжатые тонкие губки и острые пронырливые карие глазки. Чем-то она напоминала Пиноккио. На вид ей было лет шестьдесят, но она принадлежала к породе людей, которых время не старит, а заботливо подсушивает - они превращаются в стариков прямо из детей, минуя промежуточные стадии и сохраняя видимость младенческой невинности до последнего.
Но все это я рассмотрела гораздо позже, потому что она тотчас торопливо удалилась. Я успела лишь заметить, что она была одета во что-то серое и безразмерное, а на ногах у нее красовались желтые уродливые ортопедические ботинки на толстой подошве.
Чем-то меня эти ботинки очень смутили...
* * *
В столовой - небольшом круглом зале, украшенном живыми вьющимися растениями, было полно народу. Как я узнала потом, больные, точнее - так называемый "спецконтин-гент" - и обслуживающий персонал ели вместе - один из методов психотерапии. Все столики были заняты, но издалека махнул рукой Янек и мне пришлось пройти через весь зал под огнем косых взглядов, чьи оттенки варьировались от простого любопытства до откровенной неприязни.
Это испытание я выдержала с честью, но, сев на стул, обнаружила, что не в силах подняться и пройти к буфетной стойке, где стояли тарелки со съестным. Слишком многое на меня сегодня свалилось, начиная с местных таможенников и кончая мисс Бренди. Янек без слов уловил мое состояние, поднялся и вернулся с подносом, уставленным снедью. На вид все смотрелось вполне аппетитно, оставалось надеяться, что и на вкус - тоже.
- Ешь, - скомандовал он. - Тебе необходимо подкрепиться.
Еще бы! У меня во рту ни крошки с утра. Однако, неприятности настроили меня на агрес-сивный лад и я приняла его заботливость в штыки:
- Неужто я так плохо выгляжу? По тебе этого не было заметно, когда ты давеча на меня пялился...
Он хотел ответить, но передумал и уткнулся в свою тарелку.
Тогда я переключилась на его соседей. Вместе с нами за столиком сидели двое: тот самый толстяк, что застал меня "при попытке к бегству" и маленький невзрачный человечек, огненно рыжий, с огромными печальными синими глазами в оправе золотых ресниц.
- Как видите, я не сбежала, - ехидно сказала я толстяку, подцепляя вилкой какой-то кусок в своей тарелке.
- Почему? - невинно, словно не понимая, о чем вообще речь, спросил он, жадным взглядом провожая мой кусочек.
Я тщательно разжевала - недурно! - и проглотила. Он все это время смотрел на меня и даже невольно двигал челюстями, точно пытаясь мне помочь.
- Из принципа... - говорю.
Он сморщился от умственного напряжения:
- Чего?..
- Не уеду, пока всех не поубиваю. - кровожадно пояснила я, цепляя новый кусок.
Толстяк нахмурился, его ложка застыла на полпути ко рту, а потом он расплылся в улыбке, как масло на сковородке:
Рыжий слушал нас со страдальческим лицом - я подумала, что он или слишком много знает о жизни или у него что-то болит, а скорее, то и другое вместе. От толчка он словно очнулся и вежливо улыбнулся мне, при этом его лицо приняло нормальное выражение.
- Давайте я лучше познакомлю вас с публикой, - сказал он, отодвигая тарелку, к которой едва притронулся. - Хотя бы заочно...
Толстяк тут же набросился на его порцию, хотя на раздаточном столе было всего полно. Наверное, объедки были его слабостью.
- Это Мартин-Глыба, - сказал рыжий, по-свойски похлопывая уминающего за обе щеки толстяка по плечу. - Я - Мом...
- Это - который от кашля?
- Так в древнегреческой мифологии звали бога шуток, насмешек и злословия, - встрял Янек.
- Скажите, какие у вас тут все скромные! - усмехнулась я.
- У нас тут у всех прозвища, - ничуть не обиделся Мом. - И вам навесят, подождите...
- ...и не только прозвище, как я понимаю... - съязвила я.
Но он сделал вид, что не уловил моей иронии, и продолжал перечислять:
- Во-он видите того тощего, сморщенного? Это - Нытик, а рядом с ним, который с пухом на голове - Птеродактиль... Вон тот лысый ушастый битюг, что сидит один, - Франкенштейн... Дядюшка Скрудж... Усатая Мышка... Жеманная субтильная девица - да, та,
что вытирает губы салфеткой - Эммануэль... - он назвал еще с десяток странных и смешных имен, а потом сказал с тяжким вздохом: - А это наше общее проклятье - Брехушка Вреди...
Я посмотрела туда, куда он показывал, и увидела мисс Бренди.
- Чем это она вам так насолила?
Он неопределенно пожал плечами и загадочно пообещал:
- Еще столкнетесь...
- Уже... - ответила я с набитым ртом. - Она подсматривала за мной в замочную скважину.
- А вы опять были нагишом? - простодушно полюбопытствовал Глыба.
Но я не успела отбрить нахала, как подобает, потому что мисс Бренди-Вреди в этот момент закончила трапезу и поднялась, чтобы уйти, и мне опять бросились в глаза ее нелепые ботинки.
Только теперь я знала, чем они замечательны, помимо своего ужасного цвета: точь-в-точь такие же торчали из-под портьеры в кабинете Гроббеля...
* * *
Я не стала ни с кем делиться своим открытием, опасаясь, как бы моя откровенность значительно не сократила мне часы пребывания в этом мире. Понаблюдаем пока, а там посмотрим...
После ужина приехали полицейские из Дуренвилля. Они мурыжили меня часа два, изощряясь в проницательности и остроумии, и, по-моему, если бы не вмешательство Янека, который стал теперь кем-то вроде и.о. директора Центра, они бы с радостью упекли меня в каталажку - тем более, что под конец их совсем уж занесло: они стали меня допытывать о подробностях последнего дворцового заговора против Бум-Папы.
- Ты, значит, веришь в мою невиновность? - спросила я у него, когда полицейские уехали.
- Разве я такое говорил? Сами во всем разберемся - они-то не станут этого делать: здесь даже суда как такового нет, отправят на соляные рудники - и все...
М-да, мрачная перспектива...
Вернувшись к себе, нашла в шкафу в прихожей свежее постельное белье и собралась лечь спать - я уже ног под собой не чуяла, как в дверь постучали.
На пороге стоял Янек.
- Ты мне уже порядком надоел! - без обиняков сообщила я ему.
- Я хотел сказать, что не был с тобой откровенен: у нас уже были убийства, точнее - несчастные случаи, поэтому-то я и не отдал тебя полиции... Так что будь осторожна... - и до-бавил: - Моя комната напротив.
- Вот и ступай туда! - отрезала я и захлопнула дверь, повернув в замке ключ.
Не знаю, врал он или нет, но я положила под кровать огромную тяжелую сковородку, нашедшуюся в кухонном шкафчике, - пусть будет под рукой, если кто-то вздумает пожаловать.
Гости не заставили себя долго ждать.
Посреди ночи я проснулась от странных звуков. Прислушалась, затаив дыхание. Потом осторожно нащупала под кроватью ручку сковородки. Со мной, когда я спросонья, вообще лучше не связываться, особенно, если не вовремя разбудить - под утро или вот как сейчас
- я просто зверею.
Шорохи продолжались. Тихонечко, стараясь не скрипеть, я поднялась и прокралась к кухонной нише - подозрительное шебуршанье исходило именно оттуда. Выждала чуток, и щелкнув выключателем, с криком "руки вверх!" резко выпрыгнула из-за угла, одновремен-но замахиваясь сковородкой.
То, что я увидела, заставило меня уронить ее на пол.
На столе сидело на корточках небольшое, смахивающее на куль с мукой черномазенькое существо с приплюснутым носом, вывороченными губами и седой бороденкой веником. Оно неодобрительно помаргивало на меня из-под кустистых седых бровей, щурясь от света, но