Для Ивана Граниткина все женщины были на одно лицо. В том плане, что он любил всех женщин как бы сразу. И какую-либо одну из них - он даже не рассматривал. Не успевал. Потому что встречался с женщинами только ночью. На год вперед заплатив агентству, поставлявшему публичных девок. Которые любили его. Должны были любить. Причем, любить, конечно, со всей неистовостью страсти, на которую были способны. Точнее - за которую было заплачено. Заранее. Чтобы не искать каждый раз нужную сотню баксов, чтобы расплатиться с очередной жрицей любви. Которую, наверное, любил. Какую-нибудь одну из них. В отдельности. Но ненавидел в целом. Как некую категорию представительниц продажной любви. Блядской, если уж говорить откровенно.
Но уже с другой стороны, эти самые бляди давали ему возможность наслаждения собственной жизнью. Создавали настроение. И ощущение, что жизнь удалась. Именно так Иван Гранаткин думал, когда находился в состоянии легкого опьянения. И удовольствия от только состоявшейся связи. Половой связи. К которой Иван как-то по своему тянулся. Хотя и от чего-то боялся признаться в этом. Словно бы - только что произошедшее -было не с ним. А с вами, например. А он как будто за всем этим посмотрел со стороны. И заранее порадовался. За вас. За вас - потому что "за себя" Гранаткин радоваться не любил; считая это чем-то навроде ненормальности. И даже, наверное, не мог этого себе позволить. Полагая, что радоваться за себя - уж совсем свинство. А за других - вроде как и нормально. Ну, по крайней мере, не выходило из рамок приличия. Некоей, нормальности, опять же. Потому что, к тому, что касалось рамок нормальности-ненормальности,--Иван Гранаткин относился очень даже серьезно. Словно бы заранее опасаясь, что кто-нибудь сможет его посчитать ненормальным. И опасаясь этого,-- стремился, чтобы так никогда не произошло. Не случилось.
Потому что случится, по его мнению, просто было не должно. Ибо тогда бы начался уж откровенный бред. Со всей его жизнью. На которой можно было бы ставить крест. Ну, так он отчего-то считал. А отчего?--понять было практически невозможно. Разве что попытаться сделать какие-то предположения, и совсем уж необоснованные выводы. Но здесь же стоило заметить, что на различного рода предположения Иван Гранаткин был мастер. Да может статься, больше всего он и любил-то как раз, делать какие-то предположения.
А трахать проституток он не любил. Считая подобного рода женщин,-- неким приложением к своей квартиры. К постели, прежде всего.
И уже выходило так, что на этой самой постели через ночь - должна была ночевать новая девушка. Блядь, проститутка. С которой можно было и не спать, в общем-то. Ну уж если все равно заплачено, то почему бы не поделать с ней некие нехитрые манипуляции, направленные на получение сексуального удовлетворения. Притом что сами эти девушки, как искренне полагал Гранаткин, хотели того же. ("А как было на самом деле - и черт его знает",--подумал как-то Гранаткин. Некоторые действительно "заводились" от подобного рода любви и вседозволенности. А кто-то воспринимал подобное исключительно как игру. Волей случая подключая к этой игре и Гранаткина.)
Проходило время. Иван Гранаткин следовал единожды намеченном у курсу. Достигая, зачастую известной лишь только ему, цели. И совсем как будто не задумываясь, к чему подобного рода любовь может привести.
И стоило ему только однажды подумать о чем-то таком (совсем о другом, чем думал доселе),-- как мир, который окружал Ивана Гранаткина - перевернулся.
И он моментально разуверился во всем что его окружало. И в первую очередь -- в женщинах.
И все это произошло лишь оттого, что Гранаткину как-то в голову пришла уж совершенная глупость. И поначалу он, было, даже сумел избавиться от нее.
А потом появилась еще одна (совсем уж навязчивая) мысль. И он подумал, что тогда все это может быть правдой. И после этого, уже если и пытался избавиться от своей навязчивости, то ничего у него не получалось. Но и допускать чтобы эта мысль существовала в нем он тоже не мог. Искренне подозревая, что ничего хорошего она ему не принесет. Но...
Но как бы он не пытался избавиться от своих пагубных мыслей, у него ничего не выходило. И он вновь и вновь задумывался над тем, почему должен платить за свою любовь деньги? И эта мысль на самом деле была значительно глубже, чем казалась на первый взгляд. Ибо говорила о том, что Гранаткин, на самом деле, больше ни на что не способен. Что иначе как не за деньги, - никакая девушка его любить не будет. И тем более спать с ним. Да еще в таких позах, которые он больше всего любил (и к которым по своему тяготел).
Да и вообще, у всех этих мыслей - следствие-то было одно. Что он, Иван Гранаткин,-- и не человек вовсе. А так. Маленький кусочек какого-то дерьма.
И с этим Гранаткин уже и вовсе не мог смириться. И готов был утопиться. Но уж это-то, насколько я знал (хотя и с недавних пор потерял с Гранаткиным какую бы то ни было связь) он не сделал. И, должно быть, жил и до сих пор.
Но знаю я, что с тех самых пор, как минимум одна мысль уже никогда не отпускала Ивана Гранаткина. И была эта мысль -- о вероломстве женщин. Вероломстве и коварстве. А я... я даже не стал его разубеждать. Потому что в какой-то мере это было действительно так. Ну, по крайней мере, уж в случае с Гранаткиным -- точно. Факт, как говорится.