Колошматило его так, что он считал, что это уже все. И больше жить он не будет. Хотя, если разобраться, что у него была за жизнь? Какие-то все время рытвины да колдобины судьбы. И какая-то вечная тяжесть в сознании. Словно бы - ничего более уже поделать невозможно. Просвета не видно. И остается только смириться, и набросить петлю на шею. Ну или удавить себя руками. Самостоятельно.
А можно было напиться, и обо всем попытаться забыть. Что он и решил сделать. И... у него не получилось.
Ну не любил он пить! Не любил, и - не умел. А когда пытался - становилось ему после этого только хуже. И он уже не мог надеяться, что это когда-нибудь пройдет. Исчезнет. Куда-нибудь испарится.
Ни на что подобное он, конечно же, не надеялся. И даже если мечтал, то как-то тихо и неуверенно. Словно бы в глубине души понимая, что все это, по большому счету, бред. И никогда ничего у него не получится.
2
Жорик Метеосян был армянин в третьем поколении. А до этого его предки были греками. Притом что сам Жорик отчего-то был похож на француза. И этим очень гордился.
На самом деле Жорик больше походил на индуса. Причем индуса какого-то странного. Который словно бы большую часть жизни провел где-нибудь в Тибетских горах. Потом спустился, удивился светской жизни, которую увидел вокруг, и в состоянии этого удивления с тех пор и находился. Пребывая в легком шоке от увиденного. И не в силах ни справиться, ни как-то скрыть свое удивление.
И, наверное, оптимальным для Жорика было бы убедить себя, что все так и должно было бы быть. Что это нормально. И ни из-за чего переживать, собственно, было не нужно.
Но Жорик был не такой человек. И переживал абсолютно из-за всего. И стоило только какой-нибудь мысли посетить его чудную кудрявую голову, как для Метеосяна с тех пор спокойствия уже не было. И он просто обязан был придти к какому-нибудь знаменателю. Чтобы завершить начатую (порой начатую еще несколько месяцев назад) мыслительную работу.
Притом что выходило так, что завершить эту работу не представлялось никакой возможности. Отчего Мовсесян переживал и расстраивался. Но думать не переставал. И верил, что когда-нибудь все закончится.
3
И все же разумнее было бы, наверное, для Мовсесяна остановиться.
И как-нибудь изменить свою жизнь. Выпрыгнуть из того образа, который уже чуть ли не прирос к нему. И примерить какой-нибудь новый. Чтобы уже он, значит, вытащил Мовсесяна из той ямы, куда он все время норовил свалиться.
И неизвестно, сколько бы это все продолжалось, но Мовсесяна в один из дней вдруг начало буквально выворачивать наизнанку. Как-то даже, при этом, поворачивая вокруг оси.
И вскоре он уже не мог с точностью утверждать, кто он был? Как его звали? Какой он был национальности? В чем причина произошедшего с ним конфликта? Да и вообще, пожалуй, не смог бы ответить ни на один более-менее здравый вопрос. И как бы свихнулся.
Но уже именно этот "свих" поставил его на место. И Мовсесян с тех пор стал веселым и жизнерадостным. А еще необычайно спокойным.
И продолжалось так ровно до того момента, пока Мовсесян, поскользнувшись, не ударился головой об паркетный пол.
И тут же все вернулось на круги своя. И его снова колбасило. И он снова почти ничего не понимал. За все переживал. Что-то искал - и не находил. Да и вообще вдруг стал откровенным идиотом.
Но Мовсесян уже не переживал.
Он понял одно: мы никогда не знаем, что будет с нами завтра. А еще он понял, что жизнь может измениться в любой момент. Притом что совсем неизвестно, в какую сторону.
Но уже как бы то ни было, Жорж Мовсесян с тех пор стал жить в неком ожидании неких событий, которые могли случиться с ним. И наступление которых было внезапно и неотвратимо. И уж точно - начиналось независимо ни от каких причин.
А может и не начиналось. Но Мовсесяну хотелось верить в лучшее.