Он был дурак. Какой же он был дурак. Но ведь и на самом деле дурак.
Проходили годы. Он оставался таким же. Неосознаваемо прекрасным в своей глупости. Ничтожным, по сути. И ужасно нелепым. До комичности смешным. Тщедушным и несчастным.
И ничто не способно было его исправить.
Он был дурак. И этим все сказано.
1
Гриша - худой, нескладный, убогий - смотрел снизу вверх на новые, недавно выстроенные ворота, и не понимал, какую своим лицом необходимо было выражать реакцию.
Ну, например, можно было -- удивление. А можно -- протест. А может, например, и самую настоящую радость. Или печаль; боль; разочарование...
Он мог выразить все что угодно. И у него появилась заманчивая мысль выразить все сразу. Чтобы уж, как говорится, разом и охуеть от всего. От свалившегося счастья.
И Гриша задумался, не зная как реагировать. Ведь можно было не реагировать никак. А можно, например, сделать вид, что не реагируете, и отреагировать самым надлежащим образом. Тут уж, как говорится, было бы желание, фантазия, да допустимость идти в реализации каких-то позиций до конца. И хотя Гриша подумал, что он вообще-то не очень готов идти до конца, он тем не менее к чему-то все же готов. Готов, например, погрузиться в собственные мысли. Что для Гриши было равносильно наступлению чего-то невозможного. Почти что - сверхъестественного. И,-- нереального, по сути.
Ну и, конечно же, ранее подобного он себе никогда не позволял.
2
Ног не такой был человек Григорий Рюриковский, чтобы сдаваться. Совсем даже не такой.
Двадцать три года он уже жил откровенным придурком. Ну, и еще лет двадцать до того - просто придурком. (И лет пять наверное дурачком.)
Когда возраст Рюриковского стал приближаться к пятидесяти, ему уже пришлось признать, что он просто дурак. Дурак и все. Без всяких там сантиментов. Ну и, конечно же, никаким дураком (или даже придурком) быть он не хотел. Умным тоже не хотел. Но и чтобы дурачком...
Проходили годы. Григорий Модестович Рюриковский так и ощущал себя, как минимум, придурком. Ну а как максимум - дураком. Все же дураком.
Так же, впрочем, его считали окружающие. Да и вряд ли кто не считал так.
Но и прощали ему при этом тоже все. Мол, какой спрос с убогого? А Гриша... Григорию не то что не нравилось такое положение вещей, но он, наверное, к нему привык. И исходя из подобного положения, ему совсем ничего не нужно было делать. Совсем неважно было заботиться о том, как он выглядит. Что думают о нем окружающие. Ну, знал он, как думают о нем окружающие. Ну и что с того? Ведь не били же?! Хуже было бы, наверное, если бы были. А так -полнейшая идиллия. И непререкаемость авторитета Григория абсолютно во всем. Ну - дурак и дурак. Какой с дурака спрос.
И лишь может где-то в глубине души Григорий переживал от того, что он такой.
Но - более никак не реагировал. Не выражал чувств, желаний, эмоций. А значит...
А значит вполне можно было оставить все так, как есть. И более ни к чему не стремиться.
Заключение.
А ворота те Гриша сжег.
Все равно они наводили его на какие-то не хорошие мысли. Ну а так, получалось,-- с глаз долой из сердца вон. Чтобы стало легче. Ну, в смысле, чтобы Григорий хоть немного успокоился. Иначе чем объяснить что он спалил новые соседские ворота.