Алексей первый раз выезжал на место преступления, а потому Петрович начал инструктировать его уже на выходе из кабинета.
- У тебя красный диплом, и я не буду тебе напоминать азы. Но считаю своим долгом напомнить самый главный завет нашего великого предшественника - Шерлока Холмса: "Размышлять, не имея данных, - очень большая ошибка". И не надо ухмыляться. Надо уметь видеть более общий смысл этого завета. То есть видеть, к чему и до чего вообще могут довести размышления, основа которых не очевидна, призрачна или надумана.
- Вы имеете в виду религии? - решил пошутить Алексей, уже успевший кое-что разузнать о своем наставнике.
- Ша! - поперхнулся Петрович, - Я этого не говорил. У нас недавно окропили все отделение вплоть до туалетов, в каждом углу понавесили образки, поэтому я просто не мог в этих стенах иметь в виду то, о чем ты подумал.
- Хотя, - прокашлялся Петрович, плотно прикрыв за собой массивную дверь отделения, - я уже давно убедился, что последнее прибежище негодяев, политиков, пустомель и всякой другой шушеры вовсе не патриотизм, а именно Господь Бог. И вряд ли найдется человек, который сможет доказать, что это не так.
Пожилой сержант, уже сидевший за рулем нетерпеливо вибрирующей машины, наверное, давно знал Петровича, а потому подбодряющее подмигнул Алексею. И он, воспользовавшись тем, что остальные уже выехали на место преступления раньше, сел как раз посередине заднего сиденья, чтобы в зеркале заднего вида видеть реакцию и этого сержанта на нотации Петровича.
А они не заставили себя ждать.
- Дело еще и в том, что "не имея идей, не увидишь и фактов".
- Хм. Где-то я уже читал об этом. Только не вспомню сразу, - откликнулся Алексей, по поскучневшему лицу водителя понявший, что тот предстоящие рассуждения Петровича, наверное, уже выучил наизусть.
- О, сегодня это довольно редкое явление. Последнее время к большинству приходивших в наше отделение выпускников твоего вуза можно было сходу лепить эпитет "образованцы", настолько очевидно было их презрение к общим вопросам.
Им не дано понять, что одними из главных фактов в любом преступлении являются люди, которых тоже, и потерпевших, и преступников, надо знать.
А знать людей можно, только зная, что есть человек в общем.
По тому, как свело скулы у водителя, Алексей понял, что тому уже не только давно известно то, о чем сейчас говорил его развалившийся на сиденье сосед, но и давно уже обрыдло.
Но вдруг водитель оживился.
- Петрович! Кажись пробка. Давай я поставлю мигалку!
- Да ну ее. Уже в садик, в который я отвожу внучку, родители стали привозить детей в колясках, на которых эти самые синие ведерки болтаются.
И Михалыч с основной группой, поди, уже на месте. Да тут уже и недалеко. Если что, созвонимся.
Лицо водителя сразу не только поскучнело, но и посерело, вызвав у Алексея искреннюю к нему жалость.
- Ну, это все философия!
- Нет, голубчик, это наука! Философия же по сей день таковой не является, как, кстати, и криминалистика. Ведь ошибки в расследовании многих преступлений были допущены вовсе не потому, что следователи плохо собрали и исследовали факты, вещдоки и тому подобные частности, а потому что плохо знали людей, с которыми они в ходе следствия имели дело.
В этот раз Алексей остался серьезным, несмотря на умоляющую мимику водителя.
- Ну, и что же, в общем, надо знать о людях?
- А всего-навсего то, что каждый без исключений и изъятий человек суть материализованная вечная истина взаимосвязанного сосуществования элементов прошлого, настоящего и будущего в каждом миге бытия.
- Ну, все! - вдруг отчаянно вскрикнул водитель, разглядевший какую-то щель среди стоявших впереди машин. Взрогнувшая от яростного газования машина рванула вперед с ускорением самолета.
Вжатые в сидения пассажиры просто физически уже не могли продолжать разговор. А скоро уже стало видно место преступления и темные фигуры людей, снующих вокруг него с пистолетами в руках.