Аннотация: 19 января Вадиму Абдрашитову исполнилось 65 лет. Год назад он побывал в Тбилиси. Тогда и состоялась эта беседа. Великий дар не имеет срока давности, он интересен всегда. С днем рождения, Мастер!
Вадим Абдрашитов, кинорежиссер. Родился в Харькове. Учился в Алма-Атинском техникуме железнодо-рожного транспорта, в МФТИ, окончил МХТИ (1967). В 1967-1970 гг. работал инженером на Московском электровакуумном заводе. В 1974 г. с отличием окончил режиссерский факультет ВГИКа (мастерская М. Ромма, впоследствии - Л. Кулиджанова). Режиссер-постановщик фильмов "Слово для защиты", "Охота на лис", "Остановился поезд", "Парад планет", "Плюмбум, или Опасная игра", "Пьеса для пассажира", "Время танцора" и др. Народный артист РСФСР. Лауреат Государственных премий РСФСР и СССР, премии Ленинского комсомола, обладатель многочисленных премий и призов отечественных и международных кинофестивалей. Награжден орденом "За заслуги перед Отечеством". Профессор ВГИКа.
Его место в кинематографе - особняком. Блестящий режиссер, фильмы которого каждый раз становились событием, явлением, он всегда был другим, оставаясь собой.
Есть кино и - Кино, потому что есть Абдрашитов.
Повезло нам! - ни минуты не колеблясь, он сразу ответил согласием на приглашение приехать в Тбилиси на международную конференцию "Вера и знание как основа мировой культуры", посвященную 31-й годовщине интронизации Католикоса-Патриарха всея Грузии Илии II.
Вадим Абдрашитов - из тех людей, общение с которыми воспринимаешь как подарок судьбы - редкостный, драгоценный, тем более что он достаточно закрытый, да и просто очень занятой человек, и частыми (и подробными) беседами журналистов не балует. С радостью убеждаешься, что перед тобой - вдумчивый и доброжелательный собеседник, интеллектуал, абсолютный профессионал с внимательным взглядом дозорного, один из немногих дежурных по современному кино.
Его уже назвали классиком. Фильмы Абдрашитова не конъюнктурны, но актуальны, не документ, а притча. Он всегда оказывался провидцем, как и положено человеку великого дара.
- Как вы сами, будучи не похожим ни на кого, определяете свое место в кинематографе?
- Вы сформулировали это сами. И у меня, и у Александра Миндадзе, с которым мы много лет работали вместе, всегда было ощущение некой нашей ниши - не острова, а, пожалуй, полуострова. Конечно, мы - часть общего процесса, мы оплодотворены общим процессом. Но все-таки наши фильмы - это отдельный полуостров, связанный достаточно узким перешейком с материком отечественного кино, отечественной культуры, отечественной литературы. Я прекрасно понимаю, что мы делали своеобразное кино, и конкурентов у нас не было, потому что разрабатывать те темы, с которыми мы имели дело, желающих особо не находилось.
- А каково ваше самоощущение, самоопределениекак человека? Что для вас является главным - то, к примеру, что вашего отца звали Юсуп Шакирович Абдрашитов, или то, что он прекрасно говорил по-русски, или то, что в Великую Отечественную он воевал на самых тяжелых участках фронта?
- Все, о чем вы говорите, - главное. Трудно расщепить себя настолько, чтобы быть объективным в этом вопросе. Надо очень отстраниться, что невозможно. Но все же с годами я, наверное, правильно понял, что главное в моей жизни - это русская культура и русский язык. У меня русская мама, и мой дом был абсолютно русским - с огромной-огромной библиотекой, которую мои родители собирали всю жизнь. Будучи офицерской семьей, мы кочевали по всему Советскому Союзу и жили везде - буквально. Единственным нашим имуществом оставалась библиотека. И нас с братом приучали читать. Мы читали очень много, и именно это сформировало в нас самое основное, что и должно быть сформировано.
- Ваших детей тоже сформировало чтение?
- Мы пытались, по мере возможности, насытить их тем, чем могли, - литературой, театром, кино. Но дети как-то своеобразно разделились - сын пошел в физику, в науку, а дочь стала театральным художником.
- То есть сын пошел, в какой-то мере, по вашим стопам, а дочь - по стопам мамы, вашей супруги, художницы Нателы Тоидзе.
- Да, более того, мой сын закончил именно Московский физико-технологический институт, где когда-то учился и я.
- В одном из интервью вы сказали, что "нынешним молодым жить значительно труднее, чем жилось нам". Почему вы так считаете?
- Во-первых, потому, что в то время государство устраивало на работу любого (любого!) выпускника.
- А, та самая уверенность в завтрашнем дне!
- Та самая. Если говорить о режиссерах - выпускниках ВГИК а, то даже тот, кто, скажем, учился слабо, защитился на 3 балла, все равно получал работу - второго режиссера или ассистента. А там - покажешь себя, и сможешь претендовать на самостоятельную постановку. И в этом смысле никто и не думал о завтрашнем дне, а просто работали, работали в дне сегодняшнем. Во-вторых, во времена нашей молодости можно было жить без денег.
- ?!
- Можно было - абсолютно голодной студенческой жизнью, но прожить. В кармане - одна лишь стипендия, мелочь какая-то. Хлеб и чай в студенческой столовой - бесплатно, а на пиво и вино всегда набиралось. О том, во что одеваться, даже и не думали, есть одни какие-то джинсы, и ладно. Мы не думали ни о чем, кроме творчества, кроме учебы. Сейчас времена другие. Вот я смотрю на своих студентов и вижу, что денег для безденежья им нужно гораздо больше, чем было нужно нам. Впрочем, нынешние молодые мне очень нравятся, хотя бы потому, что они молоды - а это уже талант, они юны - а это уже яркость, и благодаря именно им ВГИК всегда молод. Иначе я не стал бы заниматься преподаванием - делом чрезвычайно трудным и ответственным, гораздо более ответственным, чем мне казалось когда-то. И, знаете, как было раньше, так осталось и сейчас: если в мастерской есть два, ну три способных человека из двадцати, можно считать, что мастерская удалась. В этом году, несмотря на некоторые свои колебания, я вновь все-таки набрал курс и продолжаю преподавать.
- Ваша юность пришлась на "оттепель", когда прозвучали грандиозные имена и в литературе, и в кино, и в театре. Что стало для вас самым большим потрясением, тогда, в 60-е?
- Очень трудно выделить что-то особо, потому что это вообще огромное счастье, когда юность человека совпадает с юностью страны - я имею в виду именно "оттепель", ренессанс духовной жизни в стране. Вокруг поражало все. Плеяда новых поэтов, фронтовая поэзия молодых лейтенантов, записи Галича, Высоцкого, Окуджавы... В 63-м году Феллини привозит в Москву "8 с половиной"... Издается томик Платонова, томик Кафки...
- "Один день Ивана Денисовича"...
- Конечно - в "Новом мире"! Это все потрясало!
- А что, вызвав потрясение, осталось любимым?
- Кино. Потому что, как я сейчас понимаю, несмотря на массу каких-то разносторонних увлечений в моей жизни, вплоть до поступления на физтех, все, связанное с театром, с литературой, превратилось в интерес именно к кино, пройдя путь от зрительской киномании к серьезному отношению. Я стал много фотографировать, пробовал писать, снимать, и постепенно сложилась абсолютная уверенность, что я буду заниматься только кинематографом, а именно - режиссурой.
- А любимые фильмы с тех лет у вас остались?
- Конечно. Это фильмы Феллини, Ромма, Хуциева. То есть картины неореалистического, поэтического направления и мощного драматического наполнения.
- У П.Вайля есть замечательная фраза о Феллини, которая, мне думается, характеризует великого творца вообще: "Он позволяет ходить между двумя точками каквздумается, а не как полагается". Может быть, это и значит - быть другим?
- Допустим, что это так. Допустим. Это образное впечатление - очень сильное. Но что стоит за ним? Феллини - великий поэт кинематографа, сам - великий лицедей...
- ...и замечательный рисовальщик-хулиган...
- Да, и он сам смог сложить такие мифы о себе, в которые публика, в том числе и любящая кино, поверила. Например, в то, что он мог прийти на площадку, не зная, что сегодня будет снимать. А на самом деле - это железная режиссура. Иначе он не смог бы снять фильмы такой сложнейшей архитектоники, как "Восемь с половиной" или "Сладкая жизнь". Это фильмы, которые невозможно снять импровизационно (я вообще не представляю, есть ли такие фильмы). Они были точно выверены, очень мощно подготовлены на уровне, как минимум, режиссерского сценария. Поэтому свобода, которую Феллини дает своим персонажам, весьма условна.
- Вы учились в Физтехе, затем перешли в Менделеевский, где была любительская студия, три года работали на заводе, и в 24 года вам предложили стать главным инженером. Затем ВГИК, блестящая карьера кинорежиссера. Все, за что вы брались, было успешно. Что стоит за этим, помимо таланта, - чувство особой ответственности, железная самодисциплина?
- Ну что вы, какие там дисциплина и ответственность! Просто я очень избалован тем, что всегда делал только то, чего хотелось мне самому. Я никогда, никогда не занимался тем, что мне не было интересно, что не нравилось. И когда я работал на заводе, меня это очень увлекало ввиду необычности задачи. Это было новое, опытное, чрезвычайно интересное дело - производство кинескопов. При этом я знал, что отработаю три года и буду поступать во ВГИК .
- Половина ваших фильмов снята в советское время. Знакомо ли вам ощущение "не нравится, но надо, должно"?
- Абсолютно незнакомо. Этого я просто не знаю и не понимаю. Единственное, с чем связано у меня какое-то представление о чувстве долга и ответственности, это пришедшее с годами понимание того, что такое близкие люди, семья, дети... А в профессии - и в молодости, и сейчас - главным для меня было делать только то, что нравится.
-Наверное, поэтому не все вашифильмы легко доходили до большогоэкрана. Одна история с "Охотой на лис" чего стоит...
- Да, такая история была. За эту картину, которая не понравилась властям, я был уволен с "Мосфильма". Начальники собрали "бригаду" людей, которые принялись переделывать, коверкать уже отснятую картину. Вновь назначенный (по партийной линии) монтажер, помню, звонила мне по ночам, плакала, объясняла, что ее вынуждают это делать. Это был тяжелый, трагический период. Но и в советское время встречались толковые начальники, да и материал, видно, не поддался адаптации. В итоге "бригаду" распустили, материал мне вернули, и я восстановил картину. Один шрам все же на ней остался - в финале не хватает небольшого эпизода. Но картина была спасена. Так вот, я и сейчас пытаюсь продолжать именно такое существование в своей профессии, ведь любая картина делалась мной именно потому, что мне очень хотелось ее сделать, она меня интриговала, мне было любопытно. И все наши с Миндадзе картины не похожи одна на другую.
- Но одна сходная черта между вашими картинами все же есть - они провидческие, предсказательные. Например, когда в 1992 году до зрителя дошел фильм "Армавир", то сцена крушения корабля, стремительно ушедшего на дно, воспринималась как предвидение краха 1/6 суши. "Магнитные бури", снятые в 2003 году, предупреждали о зомбировании народа властью. Я уж не говорю о картине "Остановился поезд". У Арсения Тарковского есть строчки : "Не описывай заранее / ни сражений, ни любви,/ опасайся предсказаний, смерти лучше не зови". Талантливые фильмы, как и стихи, имеют особенность сбываться.
- Это совершенно точно. С фильмом "Остановилсяпоезд" произошла какая-то мистическая история. Он сбылся буквально, вплоть до подробностей, вплоть до названия города, где все произошло в фильме и где все повторилось в реальности. Но я вам скажу, что все это лежит не в плоскости предсказания. Просто мы более внимательно оглядывались вокруг, чем кто-либо. Это было не столько предвидением каких-то будущих процессов и явлений, сколько осознанием тех, которые уже существовали. Их надо было только с большим вниманием рассмотреть. Но что-то мистическое все же есть, конечно. Я недавно, после долгого перерыва, пересмотрел по телевидению "Парад планет". Мне самому было интересно, как будет смотреться эта картина в контексте современных новостей, рекламы, "мыла". Картина, конечно, очень своеобразная, и до нас никто не делал ничего подобного, да и до сих пор я такого рода картин не видел. Она по-прежнему несет в себе флер чего-то, не видимого на экране, но где-то в фильме существующего. Причем фильм сделан на простейшем, житейском, бытовом материале.
- Видимо, это во многом и составляет отличительную особенность именно вашего стиля - из незамысловатой или, по крайней мере, не очень сложной истории делать завораживающее кино. А вот то, что премию "Триумф", членом жюри которого вы являетесь, получила картина П. Костомарова "Мать", а Гран-при "Кинотавра" жюри под вашим председательством вручило фильму А. Попогребского "Простые вещи", а не "Грузу-200", отражает в какой-то степени ваши симпатии в современном кинематографе?
- Документальный фильм "Мать" - это одно из самых сильных для меня кинематографических впечатлений за последние три года. Это блестящее кино. В отношении картины Попогребского решение жюри было единодушным. Просто в контексте именно этого фестиваля, где были картины, прямо говоря, менее достойные, эта картина и удостоилась главного приза. А если бы она была в другом раскладе, то и неизвестно, что бы получила. Так что все это достаточно очевидные вещи, уверяю вас, и они не являются выражением каких-то моих особых требований или предпочтений.
- Вот уже лет 7-8, как вы вынашиваете два своих будущих проекта - более масштабный и менее...Расскажете о них?
- Не расскажу, потому что пока не о чем рассказывать. А впрочем... Оба проекта связаны с творчеством современных заметных молодых писателей, вернее, с некоторыми мотивами, отдельными линиями их произведений, и, по строгому счету, задумки имеют очень косвенное отношение к этим писателям. Но вот уже 7 лет не получается - денег я пока не нашел.
- Остается удивляться и огорчаться тому, что иные находят деньги...
- Иные и снимают иное. Снимают то, что ясно и понятно, по крайней мере, спонсорам. А я объяснить замысел не могу. Я, например, совершенно точно знаю, что сегодня не смог бы снять фильм "Парад планет", потому что не смог бы объяснить спонсорам, зачем я хочу его снимать и о чем фильм. Ну, приезжают мужики на сборы, а потом они идут по лесу, потом еще где-то, а потом расходятся... И последние мои замыслы точно также передать словами очень сложно.
- Несколько лет назад, отвечая на вопрос о состоянии дел в Союзе кинематографистов, вы заметили, что "воздух там спертый, а дальше будет еще хуже". К сожалению, так и случилось. Не стоите ли вы особняком к подобным организациям и, вообще, нужны ли творческим людям Союзы?
- Обязательно нужны! И от Союза я никоим образом не отгораживаюсь. В Союзе кинематографистов я состою почти 40 лет, много лет работал в секретариате, был секретарем Союза. Повторяю, творческим людям союзы нужны. Ну а как же? Творцы - они же все одиночки, поэтому творческий союз - это как раз тот возможный радиус того возможного круга, где эти одиночки могут встречаться, общаться. Но беда заключается не в том ( я всегда это говорил и говорю сейчас), кто именно возглавляет какой-либо творческий союз - Иванов или Петров, а в том, что форма этого союза не может представлять собой вертикаль, во главе которой - главный, затем - его штаб и т.д. Это форма себя изжила. Союз должен являться Союзом гильдий - режиссерской, операторской, актерской и прочей, которые будут решать свои профессиональные, творческие, социальные вопросы, проводить фестивали. А руководить Союзом должен Совет президентов гильдий. Я думаю, что это вопрос времени, и в итоге жизнь заставит сделать именно так.
- И тогда в очередной раз все скажут: "Абдрашитов и здесь оказался прав".
- Думаю, что да. Так и скажут. Потому что это просто очевидно.
- Не могу не спросить вас именно об очевидной проблеме. Мне не кажется, что культура способна спасти мир или повлиять на политическую жизнь. Но и недооценивать значение культуры - просто преступно. Какова, по вашему мнению, роль искусства, в частности кинематографа, в сохранении и развитии человеческих взаимоотношений между народами, в их духовном единении? Ждут ли нас, если процитировать названия ваших фильмов, "Магнитные бури", или культуре все же будет предоставлено "Слово для защиты"?
- Надеюсь, что магнитные бури нас не ждут. Очень надеюсь на то, что какой-то инстинкт самосохранения все-таки сработает, и человеческие контакты расширятся. Ведь ничего нового в этих контактах придумывать не надо - все уже опробовано, и не то что приносило пользу, но являлось залогом со-жизни, со-присутствия в культурном пространстве. В данном случае я говорю и о кино- грузинском и российском. Грузинский кинематограф - мощнейшее слагаемое советского кино, во многом даже определявшее его атмосферу. И когда контакты между нами были плотными, происходило, то, что можно было назвать взаимной диффузией. Сейчас не то что кинозритель, даже сами кинематографисты не видят того, что снимают в Грузии. А надо бы! Равно как и российских картин здесь нет. Вообще, если начинать, то надо начинать с простого, но знакомого и очень эффективного дела, - организовывать Недели кино. Российского - в Тбилиси, в крупных городах Грузии, грузинского - в Москве, в других городах. Это надо делать, безусловно. Будем надеяться, что у правительств, у власти хватит ума постепенно налаживать, как минимум, культурные взаимоотношения. Будем надеяться.