Аннотация: Станции всякие бывают - есть новые, есть старые, а есть те, которые между.
На электричку Иванка едва успела - ввалилась в тамбур в самый последний момент, в долгую секунду перед отправлением. Колени мелко дрожали, платье прилипло к спине, сумки, разбухшие от продуктов, оттягивали руки, но настроение было победительное - ха! добежала-таки! сдюжила!
Поезд, будто соглашаясь с ней, лязгнул дверьми, тронулся с места. Женщина сдула со лба мокрую от пота челку и потащила пухлые пакеты в переполненный душным ветерком вагон. Это из-за них она чуть не опоздала - попробуй-ка помотаться по жаре с такой тяжестью! - но дело того стоило.
Сгущенка, кофе, мед, заботливо завернутая в целлофан баночка красной икры - вот какое сокровище досталось ей, почитай, за копейки. В большом прохладном супермаркете, где Иванка уже третий год сидела на кассе, частенько можно было разжиться дешевой закуской, но сегодня повезло совсем уж невероятно: этакий прибыток и чуть ли не даром! Теперь и блины можно испечь, и пирожков налепить, медовик, опять же, - вкусно.
- Серп и Молот, - пробормотало из динамиков, и за окном мелькнула серо-зеленая платформа. - Следующая остановка - станция Карачарово.
Иванка вздохнула - едва электричка остановилась, из окон полыхнуло мучительным, огненным жаром. Плавился над асфальтом воздух, горело солнечным блеском поцарапанное стекло: лето в этом году выдалось пыльное, жгучее, дикое.
- От и духота, - задребезжал рядом с ней ломкий голос, и замотанная в цветастый платок старуха, опираясь на палку, с трудом опустилась на сиденье, - аж дышать тяжко.
- И то правда, - охотно согласилась Иванка, любившая поболтать в дороге. - По телевизору сказали, давно не было такого. Африка у нас нынче, значит. Рекорд!
- От и жара, - словно не слыша ее, снова охнула бабка. - Не к добру, не к добру. Повянет все, и огород повянет, и человек.
- Да мы-то уж как-нибудь! - захохотала женщина. - В первый раз, что ли! Вы, бабушка, не переживайте - сейчас от Москвы подальше отъедем, и полегче станет.
Старуха глянула на нее неодобрительно, поджала тонкие губы. Лицо ее, сухое, смуглое, морщинистое, все как-то подобралось, глаза нахмурились.
- Смейся-смейся, веселая, - каркнула она. - Главное, чтоб плакать опосля не пришлось. Но да ладно, пожалею уж. Я таких, как ты, чую. Выходить тебе пора!
Иванка фыркнула - сумасшедшая бабка-то! - и зашуршала пакетами: на дорожку у нее было припрятано яблоко и бутылка с газировкой. Шипучая цветная вода уже нагрелась и выдохлась, но на безрыбье и рак ведь рыба. Горло промочить можно - и ладно.
- Вона, гляди, - не желая униматься, ворчливая попутчица ткнула палкой в перегородку между вагоном и тамбуром, доверху заклеенную рекламными листками, - тоже гулял зубоскал, да в наших-то местах свое отсмеялся. А? Каково? Я-то знаю!
Женщина покивала, чтоб не дразнить бабку, нагнулась вперед, посмотрела - и замерла. На ярком глянцевом плакате, среди всплесков краски и цветных букв, висело черно-белое, наполовину содранное объявление.
ВНИМАНИЕ! - темной полосой лился с него крик.
И дальше - ПРОПАЛ РЕБЕНОК.
- Молодцов Игорь, - прочитала женщина, вгляделась в фотографию лопоухого очкастого пацана и разом расстроилась. - Пропал при невыясненных обстоятельствах... видели в электропоезде Москва - Владимир... обращаться по телефону... Ох.
- То-то же, - наставительно проскрипела старуха. - Такое лето. А ты манатки-то собери, собери, веселая.
Иванка неловко повертела в руках бутылку - пить больше не хотелось.
- Что ж вы, бабушка, - только и сказала она. - Разве ж с этим шутят.
Собеседница ее ничего не ответила, нахохлилась, а потом и вовсе отвернулась, но настроение у Иванки все равно безнадежно испортилось. Теперь, думала она печально, и блины не помогут - до блинов ли, если был такой вот мальчик Игорь, а потом - р-раз! И нет его, и где он?
В глазах защипало. Женщина потерла лицо тыльной стороной ладони, прижалась виском к стеклу.
Электричка покачивалась, постукивала размеренно и ровно, и из окон в вагон лились запахи железа, деревьев, сухой травы. Ленивая, распухшая от солнца жара ворочалась в проводах, и Иванка ворочалась вместе с ней. "Такое лето, - кипело-булькало в голове, - такое лето".
А потом поезд вдруг дернулся и со скрежетом остановился - резко, рывком. Снаружи отчаянно заревел, повизгивая, ребенок.
Женщину бросило вперед, на соседнее сиденье. Под ногами звякнула банка с кофе: пакет с продуктами накренился, скособочился, содержимое его раскатилось по вагону. Иванка приподнялась, пытаясь сквозь пыльное стекло разглядеть, что случилось - и в испуге прижала ладонь к губам. По потрескавшимся плитам платформы прыгал желто-красный мяч.
Тамм! Бомц! - звонко и как-то безнадежно отстукивал он по асфальту подскоки, поднимая в воздух столбики пыли. Бомц-тамм!
Спотыкаясь о собственные сандалии, Иванка вскочила, ойкнула, когда подошва скользнула по растекшемуся по полу меду - и побежала в тамбур.
- Там ребенок! - крикнула она, оборачиваясь на бегу. - С машинистом свяжитесь! С ребенком неладно, кажется!
В ответ плеснуло тишиной - зной, густой и вязкий, казалось, замедлил время, приглушил звуки. Люди в вагоне будто застыли: студенты, сидевшие дальше по проходу, весело хихикали, словно и не замечая неожиданной остановки, скособоченный дедок с рюкзаком шамкал губами, щурясь на солнце. Только старуха в цветастом платке, та, что жаловалась на дурное лето, смотрела на Иванку темными птичьими глазами - настороженно и внимательно.
- Эй! - еще раз позвала Иванка из тамбура.
- Иди-иди! - потрясла ей вслед палкой бабка. - Пора тебе! Я-то знаю!
Автоматические двери внезапно распахнулись и сразу же схлопнулись со звенящим, резким скрипом, затем снова открылись, теперь уже окончательно. Горячий воздух лизнул лицо женщины, откинул с лица челку, и она, отдуваясь, выскочила наружу, завертела головой.
Чуть в стороне, у покореженной лесенки, ныряющей в лес, сидела в пыли девочка в коротких шортах, с собранными в хвостики светлыми волосами. Рот ее был распахнут в отчаянном вопле, по щекам текли слезы.
Иванка с облегчением вздохнула - живая девчонка, живая! - и быстро огляделась, высматривая родителей малышки. Никого не было: в два конца тянулась заросшая травой, тихая платформа, висели в неподвижном воздухе одуванчиковые парашюты.
- Ну, цыпленок, - позвала Иванка и присела рядом с ребенком на корточки, - ну чего ты? Не плачь, маленькая. Коленку содрала? Дай подую!
Девочка шмыгнула носом, один раз, другой, а потом подняла вверх личико: круглые, как плошки, совиные глаза, две щелочки на месте носа - и раздвинула в улыбке рот. Заблестели мелкие и острые зубки.
От неожиданности - чур, нечистая! - Иванка отшатнулась, больно плюхнулась на ягодицы, поползла спиной назад по асфальту.
- Да не бойтесь вы, тетенька, - вдруг раздалось чуть сбоку. - Ничего вам не сделается.
Женщина развернулась, цепенея чуть ли не до слез - и часто замигала. У платформенной ограды, прислонившись спиной к ржавым прутьям, сидел подросток. Белобрысый, серьезный, в очках с треснувшим стеклом. Обыкновенный.
- Ой, - по-бабьи выдохнула Иванка. - А я тебя, мальчик, и не заметила.
- Ага, - подтвердил паренек. - Я незаметный. Меня все теряют, даже Марь Васильна. Горе-Игореша, говорит, ты мое, горе-потеряша.
- Да? - не зная, как на это ответить, запнулась женщина. - А ты что здесь - один?
- Один. Сижу. Своего поезда жду, - обстоятельно отозвался очкарик и вздохнул очень по-взрослому. - А лупоглазую вы не трогайте, ладно, тетенька? Мячик выронила, вот и ревет, а так она безобидная. Здесь много их таких... всяких-разных.
- А? - повторила Иванка глупо. - Где здесь?
В этот момент поезд у нее за спиной заскрежетал, весь будто бы вздохнул, как огромная зеленая собака, - и двинулся с места, унося с собой странную старуху, сгущенку, мед и надежду на вечерний чай с блинами.
- Ну вот, - почесал нос горе-Игореша. - Ушла ваша электричка. А вы зачем сошли? По какому делу?
- Случайно, - растерянно ответила женщина и махнула рукой в сторону крохи в шортах, которая, наплакавшись, уже повисла на оградке вверх тормашками. - Думала, с ней что стряслось - вот и выбежала.
- Не может быть, - затряс головой мальчишка. - Сюда случайно нельзя.
- Куда сюда-то?! - шепотом взвыла Иванка, и дернулась, когда солнечную, душную тишину вспорол нарастающий свист.
Тут же, вынырнув из дрожащего марева, у платформы остановилась серебристая, гладкая капсула. Замигали оранжевым продолговатые окна, выдвинулся из отполированной гладкости ровный пупырчатый трап - и по нему, подскакивая, сползло что-то колченогое и крылатое. Спустившись, невиданное существо заверещало, щелкнуло хелицерами и поспешило вниз, к скособоченной лестнице.
- Видите? - спросил мальчик и поправил очки. - Я же говорил.
Дрожащими руками Иванка подобрала подол своей юбки, на четвереньках добралась до ограды и сжалась там, села поближе к пацану.
- Не понимаю я ничего, - пожаловалась она. - И страшно.
Мальчик пожал плечами.
- Я тоже всего не знаю, - признался он. - Старуха толком не рассказала - велела только шагать пошустрее. Но я тут и сам подумал. Вот скажите - вы там, откуда приехали, не пригодились ведь, да?
Иванка глянула на него с внезапной обидой, хотя ей страсть как хотелось расспросить про старуху. Но... Не пригодилась? Это почему не пригодилась? На кассе она ловкая была, начальство премию даже выписало, и с девочками на работе дружила, и готовила хорошо. С личным вот не заладилось - муж бросил, плохо ушел, не по-людски, сбежал и слова не сказал, но это что - бывает.
Горе-Игореша, увидев ее лицо, чуть смутился.
- Я по-другому скажу, - поправился он. - Мне кажется, здесь только тем можно, кого в другом месте очень ждут.
Иванка растерялась и вдруг как-то вся вздрогнула изнутри - разве может такое быть? Никого у нее, почитай, не было, всю жизнь сама да сама, а тут...
- Да где ж меня ждут? - спросила она, затаив дыхание. - Правда, что ли, ждут?
- Должны, - со звонким отчаянием в голосе отозвался пацан. - А иначе зачем? Где-то еще мы очень нужны. И лупоглазая, и этот, с крыльями, и я. И вы.
Иванка обхватила руками колени, призадумалась. Никогда она особой догадливостью не отличалась, в школе тройки шли, с колами за ручки взявшись. Кому она такая потребовалась-то?
- Ты, значит, - спросила она все-таки, внезапно почувствовав, как надежда, щедро замешанная на суеверии, круто вскипает в сердце, - тоже старуху эту повстречал? Она мне объявление показала. Игорь Молодцов - твое имя? Мамка ищет ведь тебя.
Губы у мальчишки дернулись.
- Не ищет, - буркнул он. - Нету ее у меня. Только Марь Васильна, но она не моя, она общая. Приютская.
- Вот, значит, как, - кивнула Иванка и вскинула глаза вверх.
Над макушками деревьев плыло небо, синее, ясное, прозрачное. Где-то в лесу трещала птица, и тихонько хихикала, подпрыгивая на одной ножке, девчушка-сова.
Не случится вечером блинов, да и вечера, вдруг поняла Иванка, не случится. Но это, может, и неплохо. Она нащупала Игорешину руку, сжала потную узкую ладошку. Он глянул на нее, сначала испуганно, а потом неуверенно, дернул острым плечом.
- Хорошо ты, Игорек, про другое место догадался, - улыбнулась Иванка.- Можно я тогда с тобой тут посижу? Тоже подожду? Своего поезда? Вдвоем-то оно веселее, а электричка подходящая когда-а-а еще придет! А?
Мальчуган ответить не ответил - только кивнул разок, шевельнул пальцами, поудобнее перехватывая ее ладонь.
- Вот и хорошо, - сказала Иванка. - Вот и славно.
И успокоенно прикрыла глаза, вдыхая звенящий, пропитанный солнцем лес.