Килгор снял мундир, и рубашка, словно парус, надулась осенним ветром. Он поежился. Холодный, зараза. По спине пробежала кавалькада мурашек, зубы против воли задробили походный марш инфантерии.
Чтобы унять дрожь, он вытащил из ножен шпагу и рассек клинком зыбкий предрассветный воздух.
Вжи-у, успокаивающе загудел холод. И еще раз, обратно: вжэ-у.
- Побереги силы, парень, - хмыкнул из-за спины Хорхе.
Секундант Килгора стоял у дряхлого баньяна, заложив руки за спину и разглядывая кончики своих стоптанных сапог. На изрезанном морщинами лице капрала застыло выражение безмерной усталости, а в темных глазах читалась обреченность.
Сдался старик.
- Сгоришь раньше положенного - проиграешь.
Он больше не отговаривал. То ли смирился, то ли искал доводы поубедительнее. Впрочем, подумал Килгор, скорее первое. Всему есть предел, даже упрямству этого старого вояки.
- Я справлюсь. Все нормально.
Над поляной, выбранной накануне их секундантами, слоями лежал туманный саван. Деревья, в основном клены, обступали её со всех сторон. Палая листва под ногами напоминала обожженную кожу. Такие же бурые и багровые лохмотья были на лице Уоллеса после его знакомства с эльфийским 'единорогом'.
Килгор невесело усмехнулся. Как там у Эсинсоля? 'Войной отравлена душа и всюду красное он видит...'
У опушки две поджарых кобылы били копытами о землю.
Тем временем Ванкостиган уже натягивал на руки перчатки. Он и его секундант стояли на противоположной стороне поляны, под сенью огненно-рыжего клена. На противнике был простой красный доломан со стоячим воротничком и черные чикчиры, заправленные в сапоги. Он выглядел собранным и решительным. Шпага в посеребренных ножнах буднично торчала из под его правой подмышки, мерцая блестящей рукоятью.
- Мразь, - сплюнул Килгор и тоже стал натягивать перчатки.
* * *
- Килгор Асунсон, князь Йеловарника и Месковаца, флигель-адъютант пятого инфантерского полка Её Величества, - ровным голосом начал Хорхе. - требует красной сатисфакции у Йона Ванкостигана, капитана пятнадцатого лейб-драгунского полка Её Величества. Причина была указана в письме и принята секундантом капитана Ванкостигана - полковником Рокли.
- Подтверждаю, - Рокли важно кивнул.
Килгор чувствовал, как его ноги медленно наливаются свинцом, а внизу живота разбухает холодная пустота.
Неужели струсил, подумал он. Испугался?
- Асунсон, вы не отказываетесь от своих слов? - спросил его Хорхе и в конце его голос отчетливо дрогнул.
Килгор про себя грязно выругался. Глупый старик, подумал он.
- Не отказываюсь.
- Ванкостиган, вы не отказываетесь от своих слов?
Капитан качнул головой:
- Нет, не отказываюсь.
Капрал обвел их печальным взглядом и сказал:
- Тогда прошу вас отойти друг от друга на семь шагов.
* * *
Он положил на стол отцовскую шпагу и, глядя им глаза, рассказал, как все случилось. Он был холоден, ничего не скрывал, каждое его слово было твердым и честным, словно гренадерский штык.
Наверное, держись он тогда иначе - нервно, виновато, хотя бы неуверенно, Килгор его простил бы. Впрочем, нет, "простил" -- неверное слово. Скорее, отпустил, забыл бы. Гуляй, капитан, живи, вымаливай себе прощение. Ты ничтожество, мразь и трус, а жизнь таких обычно наказывает сама.
Но капитан был пугающе прям и спокоен.
'Смел', - подсказал Килгору внутренний голос. Он тут же поспешил отдать его на растерзание своей ненависти.
Трус, повторял он про себя. Трус, мразь, убийца.
- Это все, что я могу вам рассказать. Миледи, милорд.
- ...
Когда леди Анхелика, задыхаясь от слез, сказала ему 'убирайтесь прочь', он лишь коротко кивнул и, развернувшись, быстро направился к выходу.
- Я убью его, - пообещал тогда матери Килгор. - Клянусь честью, я убью его.
* * *
Отсчитав семь шагов, Килгор развернулся. Ванкостиган смотрел на него бесстрастными серыми глазами. Глазами убийцы, подумал юноша. Его пальцы яростно стиснули рукоять отцовской шпаги. Ноги твердо уперлись в землю.
'Все нормально, отец. Я справлюсь'.
- Каждый из вас обязан сказать несколько слов своему противнику. Такова традиция, господа.
* * *
Когда Ванкостиган закончил свою речь, Килгор смачно плюнул себе под ноги.
- Дерьмо, - бросил он им всем одновременно. - За пять лет мог бы придумать что-нибудь и пооригинальнее.
Рокли нахмурил брови, затем открыл рот, собираясь что-то сказать. Килгор его опередил.
- Этот человек, - он указал клинком на Ванкостигана, - убил моего отца. Своего товарища, с которым делил хлеб и порох.
Капитан напряженно слушал, поигрывая желваками на высоких, поросших белой щетиной, скулах.
- Убил только потому, что мой отец был ранен и не мог двигаться дальше.
- Остатки полка уходили от погони, - хмурясь, произнес Рокли. - Твой отец понимал, чем это чревато для его людей и сам попросил Йона о мизерикордии. Это очень тяжелая ноша, парень, но капитан Ванкостиган не отказался от неё и...
Килгор нервно рассмеялся.
- ...и со слезами на глазах заколол моего отца. Я и говорю: дерьмо.
На этот раз Ванкостиган не сдержался.
- Щенок, - прошипел он и сплюнул себе под ноги. - Вот уж не думал, что из сына Асунсона может вырасти такая дрянь.
* * *
- Милосердия, - улыбнулся Асунсон. Его зубы покрылись розовой пленкой, кровавые пузыри лопались в уголках рта, словно кто-то невидимый выдувал
их изнутри в деревянное колечко. Лейтенант побелел, темные круги под его глазами напоминали жерла пушек. - Прошу милосердия.
В носилках, наспех сделанных из двух лансерских пик и плаща, хлюпала его кровь. Казалось, что её там пинты четыре, не меньше. Она была темная, густая, словно кисель, с фиолетовыми сгустками.
Такая бывает только из смертельной раны, подумал Ванкостиган.
В глубине души он надеялся, что его друг умрет прежде, чем попросит о милосердии. В том, что проявить его придется именно ему, Ванкостиган не сомневался.
- Из двух друзей лишь один друг другого, - пробормотал он. Это была их любимая поговорка.
- Вот именно, - Рико улыбнулся еще раз.
Он закашлялся. Несколько багровых капель из его рта упало Йону на кирасу.
'Эта кровь будет на тебе всю оставшуюся жизнь. Подумай дважды'.
Дважды... трижды... к дьяволу все! Ему вдруг отчаяно захотелось подняться и в одиночку пойти навстречу преследующему их врагу. Сталь мерцает, глаза сверкают, стылый золяйнский ветер хлещет в лицо...
Просто. И честно.
- Мы тебя вытащим, - сказал он вместо этого. - Драгуны своих не бросают. Забыл?
Лейтенант покачал головой.
- Рисковать всеми ради одного - признак хорошего человека, но не хорошего солдата.
Йон тяжело вздохнул.
Со стороны реки накатывали звуки яростного боя: лошадиное ржание, грохот железа и раскатистое крещендо пистолетных выстрелов. Их арьергард встретился с преследователями. Сколько у них еще в запасе времени? Пять минут? Десять?
Он повернулся к своему адъютанту.
- Отходите к Чайке. Я догоню.
Юноша в мятой кирасе отдал честь и ловко взлетел на коня. На его лице читалось плохо скрываемое облегчение.
- Поооооолк, отходиииим! Левое плечо, вперед! Правое... - громкие и понятные всем команды понеслись над поросшим сорной травой полем. Драгуны вокруг зашевелились. Кони зафыркали, забряцали удила и трензеля.
- Из этого парня выйдет толк, - хрипло произнес Рико. - Орет так, что пчелы мед роняют. Фокли, да?
- Рокли.
- Точно, Рокли.
Они замолчали, слушая удаляющийся перестук копыт.
- Ребята Отилича, похоже, отвоевались, - произнес через некоторое время Рико.
- Похоже на то.
Бой на юге действительно стих.
- Действуй, Ван.
Рико протянул ему свою шпагу в потертых, украшенных одной лишь серебряной заколкой, ножнах. Красная Змея.
- Сыну.
- Сыну, - механически повторил Ванкостиган.
- Когда-нибудь он станет воякой получше нашего и утопит этих мразей в крови, - лейтенант неискренне рассмеялся.
Мизерикорд лежал в голенище правого сапога. Йон нащупал костяную рукоять и потянул её на себя. Пять дюймов толедской стали, с геральдической лилией Ванкостиганов вместо гарды. На клинке надпись:
'Без нужды не вынимай - без чести не вкладывай'.
- Дерьмо, - сказал Йон, чувствуя на щеках соленые дорожки слез.
* * *
Килгор фехтовал по-антрицкертски, пряча свои атаки за ворохом финтов и часто меняя стойку. Его противник предпочел 'ладью', армейскую школу фехтования, практикующую минимум лишних движений и стойку с прямой спиной.
Первая кровь была за Ванкостиганом.
Он поймал Змею на кончик своего клинка, резко отвел её в сторону и кольнул Килгора в левое плечо. Рана оказалась неглубокой, но кровоточила прилично. Красная клякса быстро расползалась по льняной рубашке.
Килгор старался об этом не думать и продолжал кружить вокруг убийцы отца, подбирая момент для очередного выпада.
Финт, выпад, вольт. Шаг назад. Еще финт. Два быстрых шага вперед. Жухлая листва под ногами шуршала, словно подол платья первой нулнийской красавицы. Еще удар. Отбито. Выпад, выпад. Мимо!
- Ох...
Килгор схватился за запястье, которое расчертила еще одна красная линия.
'Не доглядел. Пропустил.Не спи, парень,НЕ СПИ!'
Он увидел, как Хорхе, стоявший за спиной Ванкостигана, закусил губу.
- Раз-раз-раз! - юноша сделал несколько яростных выпадов, нацеленных в грудь и правую руку капитана.
Тот как-то неловко их отбил, потерял равновесие, закачался. Килгор заметил крупные капли пота, сползающие ему со лба на виски и переносицу.
- Два!
Килгор скакнул вперед и простецки, слева на право, рубанул противника шпагой. Ударил так, словно фехтовал не легким, идеально сбалансированным клинком, а массивным, в человеческий рост, мечом доппельзондера.
Капитан едва успел подставить левую руку.
Полоска узкой стали на дюйм вонзилась в плоть и встретилась с костью. Брызнула кровь.
- ...
Железо еще несколько раз столкнулось и рассталось под скрежещущее 'вжэу'.
Они выжидательно замерли друг против друга. Облачка пушистого пара клубились вокруг их покрасневших лиц. Капли крови исчезали на ковре из красных и медных листьев. На обожженном лице Уоллеса, мать его так и сяк. Мокрые от пота и крови рубахи прилипли к телу.
- Неплохо для сопляка, - растягивая слова произнес Ванкостиган. - Рико бы понравилось.
- Ванкостиган, ненавижу тебя.
Капитан в первый раз позволил себе улыбнуться.
- Я себя тоже.
Он сделал шаг вперед.
Килгор двинулся ему на встречу.
* * *
- Один из них пощады никогда не попросит.
Второй её никогда не подарит, - сказал Рокли. - Кто-то обязательно умрет.
Когда острие шпаги вышло из спины одного из дуэлянтов и тот беззвучно упал на землю, Хорхе посмотрел на победителя, скрывшего лицо в ладонях, и сказал: