'Абонент временно недоступен'. Я стоял, прижав трубку к уху, и вслушивался в безразличный женский голос. Когда звонил второй раз, угадывал в нем укор и раздражение. В третий - усталость.
Я сам устал. Устал впустую набирать номер Алисы. Последние дни ходил к телефону в Солнечный утром и вечером, платил за каждую попытку звонка.
Хозяин дома наливал мне чашку чая, варил куриные яйца. Говорил: 'Перемелется - мука будет'. Макая яйцо в солонку, я думал о времени. Сколько его нужно, чтобы Алиса стала доступной?
Все общение с ней происходило исключительно во сне. Снилось, что Алиса целует меня, и с утра я светился от счастья. Пока следующей ночью она не обзывала меня дураком. Но и после я не переставал набирать ее номер.
'Абонент временно недоступен', - женский голос сочувствовал. Дай ему волю, начал бы оправдываться. 'Что я могу сделать?' Что я могу сделать, если некоторые люди даны нам для боли?
3.7.1. Победа
- Плесень, - сказал я. - Плесень и яблочный уксус. Вот что у нас уродилось.
Зиновий Аркадьевич, ругаясь на чем свет стоит, разносил весть по деревне. Сергей стоял, сложив руки на груди. Оценивал ситуацию.
- Сейчас, - наконец, сказал он.
Бармен вышел, но вскоре вернулся с литром пива.
- Это ее. Бабки твоей. Берег на случай.
- Моей неудачи?
Не ответив, Сергей разлил пиво на две кружки. Оно приятно пенилось. Как я мог надеяться, что сидр моего производства встанет с ним в один ряд?!
- За победу, - сказал бармен.
- Это за какую?
- Вообще.
Мы выпили. Бабушкино пиво согревало нежным, ласковым вкусом. Аромат меда на пару секунд вытеснил из головы горестные переживания.
3.7.2. Мысль года
Я заглянул в ящики, пакеты и ведра, стоявшие в подвале, хотя наверняка знал, что яблок не осталось. Крупные, сочные плоды в первую очередь пустил в оборот, и на дне тары валялись гнилые, червивые сморчки.
Я обреченно сел на табурет напротив пустых ящиков. Над головой висел шнур от лампочки Ильича. Потянув за него, я выключил свет. Мой позор в темноте скрылся. Включил, и он неумолимо вынырнул из нее.
'Что теперь делать?' - вопрошал я, выключая свет.
'Вот ужас-то!' - восклицал, включая.
Я надеялся, что произойдет чудо и со вспышкой света увижу полные ящики яблок. Сидя в подвале, я оттягивал момент, когда придется предстать перед деревней с ответом, как бездарно потратил доверенное яблочное имущество. Но другого выхода не видел. Видел пустые ящики, пакеты и ведра.
'Я не знаю, что делать. Не знаю, что делать'.
'Не знаю, что делать' - мысль года.
Я мог бросить по деревне повторный клич о сборе яблок, но в успех предприятия не верил. Даже будь у них желание, люди не могли бы помочь: большую часть запасов принесли в первый раз, а остальное отправили родным, продали Высокому Папе, пустили на заготовки. К тому же не было гарантий, что новая попытка приготовить сидр окажется удачной.
Я чувствовал себя ничтожеством. Собрал чужие надежды, сложил их вместе и не оправдал.
Узнай о моем провале Высокий Папа, обвинит меня в предумышленном. Заявит, я специально подвел деревню.
Я рассмеялся было, но прекратил. Из темноты подвала на меня смотрел пустой пакет бабы Томы. В нем она принесла последние свои отборные яблоки.
Именно в тот момент, когда местные мне поверили, дали шанс, о котором просил, я все просрал и облажался. Правы были Высокий Папа и Зиновий Аркадьевич, я никуда не гожусь и доверять мне не стоит. Уж точно не стоит доверять яблоки.
Почему я сразу не уехал? В тот день, когда в деревне появилась Алиса? Вместо того, чтобы искать ее кошку, я должен был собирать вещи.
Я выключил в подвале свет. Закрыл глаза.
Любое поражение - проверка на прочность. Но я не хотел проверок. Я хотел победы. Здесь и сейчас.