Ветер сменился ночью. Прошел по высоким ковылям, шепча им про свои странствия, далекие земли, новые звезды; щедро делился сокровищами: запахом специй и колдовских зелий, каплями дождя с того берега моря. Разогнал светлячков над спящей в густой траве странницей.
Сквозь сон Марта почуяла аромат багульника, на мгновение накрывший ее легким мороком. Еще не открыв глаза, она потянулась за спасительной горькой ноткой. Сердце гулко застучало, в горле встал ком, набежали слезы. Ветер щедро плеснул в лицо морской сырости, заставил задохнуться и окончательно отбросить сонное оцепенение.
Забыта боль в разбитых ногах, потрескавшихся от жажды губах и сгоревшей коже. Грязными лохмотьями свисает платье. Волосы спутаны, в них вцепились колючки чертополоха. Сколько дней или лет брела она, сквозь туманы и песчаные бури, снег и ливни, под палящим солнцем и звенящими в ночи звездопадами...
Неужели дошла?
Трижды Город вставал перед Мартой так, что она видела крыши домов за каменной стеной и разновысокие флюгера. Трижды он дразнил ее звуками лютни и девичьих протяжных песен. Как манил запах свежего хлеба! Сколько раз Марта молила ветер: "Не обмани, не морочь, пропусти, открой дорогу туда"! Но ветер молчал, и, как ни бежала она, не смогла приблизиться к воротам ни на дюйм, а с сумерками мираж таял, оставляя марево, сквозь которое просвечивали горы.
Но теперь... запах колдовской травы опьянил голову, Марта вдыхала его глубоко, питаясь Силой от рассветной росы и теплой земли. В этот раз она войдет в ворота.
Она не побежала. Села на мокрый от рассветной росы ковыль, сложила руки на коленях и стала ждать. Цели достигнет терпеливый.
Едва небо начало светлеть, Марта увидела его. Он был еще ближе, чем думалось. Шершавый камень стен, заросший ряской ров, кованый узор городских ворот - вот они. Марта вскочила, пошла по тропе, сменившейся мощеной дорогой. Осторожно ступила на мост, прислушалась: в воде глухо плеснуло что-то большое.
"Не тебя он ждет, а страхи, потаенные опасения. Сумей их обуздать".
Вдохнула поглубже и пошла дальше. Чудовище внизу заворчало, заворочалось. Марта шла, собрав волю в кулак, чтобы не испугаться.
"Артур... Артур..." - шептала она чуть слышно, и шаги становились смелее, руки перестали дрожать. Звуки под мостом стихли, она пошла совсем уверенно. Подняла голову решительно, улыбнулась. Едва коснувшись ворот, смахнула пот со лба.
Исказился барельеф, сложился в лицо Стража.
- Кто?
- Человек.
- Зачем пришла?
- К Госпоже.
Ржавые петли заскрипели, открывая створки, Марта нырнула в проем, прошла под темной аркой и оказалась на небольшой площади. Отсюда Город был виден, как на ладони. Каменные дома, фонтаны, ухоженные дворики - и ни единой живой души. Запах багульника усилился, Марта почувствовала тошноту. Чтобы не потерять сознание, обвязала лицо платком. Дышать стало труднее, но мысли прояснились, она вспомнила, как бежала сюда, сбивая ноги в кровь. Половина пути пройдена, но осталось самое трудное...
Она побрела по улице, заглядывая в окна. Вокруг царило запустение и тишина: ни собачьего лая, ни птичьего щебета.
С громким стуком закрылись ворота за ее спиной. Оглянувшись, увидела увесистый замок на кованых дужках.
Отразился от стен серебристый детский смех, покатился по пустой мостовой. Марта почувствовала чью-то руку на плече. Обернулась - никого. Вдруг как пелена с глаз спала - площадь наполнилась людьми, завертелся хоровод, грянула музыка, воздух налился запахами сладостей, жареного мяса, копченой рыбы - всего того, что бывает на ярмарках. В быстром танце замелькали пестрые наряды, парни подхватывали девушек, подбрасывали, отчего юбки вздувались колоколами. Шум и веселье ошеломили Марту, она зажмурилась и зажала уши руками. Отняла их - тишина. Как и не было ничего. Только ветер гоняет по пустой улице перекати-поле.
Куда идти теперь?
С одной из крыш потянулся к небу дымок. Марта побежала туда, не сводя глаз с высоченной трубы над старым домом.
Двери были открыты. В большой светлой горнице суетилась у печи хозяйка - нестарая женщина, полная, с толстой черной косой вокруг головы. Месила тесто в огромной кадке, не обратила на гостью внимания.
- Мир тебе, Госпожа.
- Зачем пожаловала? - спросила она, не оборачиваясь.
- Дай воды испить, - ответила Марта.
Повернулась хозяйка, посмотрела на нее, словно насквозь взглядом пронзила. Отряхнула от муки ладони, а там, где падала мука на пол, расползались белые верткие червячки. Зачерпнула из бадьи глиняной кружкой, поднесла.
- Бери, коль не побрезгуешь.
Хлебнула Марта, едва сдержалась, чтоб не скривиться - горько. Но выпила, не морщась. В голове прояснилось, да и силы прибавились. На руках затянулись ожоги, кожа стала гладкой, как у ребенка. Ремешки сандалий оплели чистые ноги. На плечи волнами упали золотистые гладкие волосы, а взамен лохмотьев прильнуло к телу домотканое платье с вышитыми по подолу петухами.
"Артур!" - вспомнилось, будто окликнул кто.
- Благодарствую, но чужого не надобно. Что заслужила - то возьму, а дары для жадных да завистливых оставьте.
Скривилась хозяйка, сморщилась. Глядит Марта - уж не в опрятной горнице стоит, а в склепе разрушенном, и сквозняк колышет занавеси из пыльной паутины, а на месте молодухи - старуха седая, на клюку опирается. Встряхнула головой - все вернулось. Те же лохмотья, и на ногах - мозоли да ссадины.
Отставила кружку, поблагодарила.
- Ну, говори, чего надобно.
- Клубок твой.
Покачнулись стены, будто вздохнули тяжело.
- Для чего ж он тебе понадобился? - ответила хозяйка насмешливо. - Вот стоишь передо мной, хоть и потрепанная, а живая и больно смелая.
- Нужен. Подари мне его, а взамен проси чего хочешь.
- Ох, и быстра! - рассмеялась хозяйка. - С чего мне тебя сразу одаривать? Не слишком торопишься? Не проста ты, дева... Кто ж тебя о клубке моем надоумил?
- Бабушка, - неохотно ответила Марта.
Присмотрелась к ней Госпожа, взглядом в самые потаенные уголки души проникла.
- Да, помню я бабку твою. Кровь та же. Не жаль Силу-то? Могла бы дел натворить. А то останься, погости, возьму тебя в ученицы.
- И рада бы погостить, да время поджимает, - сухо ответила Марта.
- Не тебе решать о времени, - разозлилась хозяйка. Глазами сверкнула, что огнем полыхнула. - Ведомо ли тебе, что беру я взамен?
- Знаю - Город Силу забирает. Но память со мной останется. Научила меня бабушка, как себя не забыть, дала защиту свою.
- Вижу, не слепая, - проворчала старуха. - Научила, на свою голову. Ну, что сама дала - того не отберу. Знаешь ведь, кто я.
- Не знала, не пришла бы. Дай мне работу.
- Ну что ж.., - хозяйка достала из кармана кисет, раскурила трубку, затянулась пахучим дымом, и Марте на мгновение показалось, что не дородная баба перед нею, а старая цыганка с всклокоченными седыми космами.
Сморгнула - нет горницы.
- Первая служба такая: отдай людям то, без чего нет жизни.
Откуда взялся голос, Марта не уловила. Может, ветер шепнул эти слова ей в ухо?
Очнулась на пустыре. Место незнакомое, заброшенное. Вокруг кости лежат человечьи, черепа оскаленные ощерились. Стой - не стой, а дело не ждет. Пошла она по камням да колючкам туда, где едва виднелись стены за густой дымкой.
Вышла на дорогу мощеную. Похоже, окраина, невдалеке руины сгоревшего дома, и внутри скулит кто-то. Подошла ближе Марта, глядит - собаку тощую придавило камнем, выбраться не может, а сама уже кожа да кости. Пожалела ее добрая женщина, приподняла камень, выскочила псина. Опускать стала валун - все руки содрала, а бросить нельзя - так и стены обрушатся, под собой погребут. От боли заплакала. Подошла ближе собака, облизнула сухим, шершавым языком порезы и ссадины - боль утихла. Потрепала ее Марта по загривку и дальше пошла.
Город никуда не делся - но другой. На улицах горят костры, бродят серые тени в рваных хламидах. Слышен заунывный вой, как по покойнику. Небо и то серое, без единого яркого мазка лазурью. Душно, жарко, низкое солнце палит нещадно.
Люди-тени, с бессмысленными глазами, скорбно опущенными уголками губ, кто с вязанкой хвороста, кто с пустым кувшином, бродят по улицам. Что может быть для них ценно? Без чего нет жизни? Каждый нищ, в каждом жизнь еле теплится, а многие уже встретили свой последний час.
- Воды! - прохрипела нищенка, сидящая на обочине, потянулась, схватила ее на ногу.
- У меня нет воды, - горестно прошептала Марта, опускаясь на корточки рядом с женщиной. - Где взять, подскажи? Я принесу.
Из хламиды высунулась рука, изъязвленная, покрытая страшными струпьями. Марта невольно отшатнулась.
- Что с вами случилось?
Нищенка отползла к стене дома, укуталась остатками рваной шали.
- К чему тебе это знать? Иди своей дорогой, коль нечего подать.
- У меня нет воды, но есть силы искать ее. Скажи мне, где?
- Ее нет больше. Души людей пусты. Они разучились рождать воду.
Марта поняла, что нищенка не скажет больше ничего - голова ее плавно опустилась на плечо, тело дрогнуло, - как видно, началась агония.
Она поднялась и пошла по улице, чувствуя, как надежда покидает её. Будь где-то хоть один источник, его нашли бы. Все напрасно.
Собака из развалин увязалась за ней, плелась следом, высунув сухой язык.
На других улицах картина была та же - люди-тени и трупы, трупы... Силы Марты таяли, она поняла, что вскоре сядет, как та нищенка, у дороги, и сгинет здесь, не найдя того, за чем пришла.
"Артур!"
Вдруг в одном из домов послышался писк. Бросилась она в распахнутую дверь и в полутьме обгоревшей комнаты увидела люльку, чудом не задетую огнем. В ней лежал младенец, крошечный, грудной. Как видно, уже не мог плакать - едва пищал. Марта взяла его на руки, он жадно потянулся к ее груди, и она почувствовала укол в сердце...
- Все равно умирать, так хоть чем-то послужу этому миру, - подумалось ей.
Нашарив на столе закопченный нож, она полоснула запястье, по пальцам заструилась кровь, собираясь на подушечках тяжелыми каплями. Марта поднесла руку к губам малыша, приложила к его рту, он захлюпал неожиданной влагой, судорожно вцепившись в спасительницу. Она смотрела на него и плакала.
Все вокруг затряслось от страшного раската грома. Налетел шквал ветра, зашатал ветхие стены, поднял столбы пепла, закрутил в смерче. Марта испуганно прижала к себе малыша, и увидела, что держит комок тряпья. Ослепительно сверкнула молния, и хлынул ливень.
- Дождь! Люди, дождь!
Марта выскочила из дома под хлесткие струи, мгновенно промокла, но, как все вокруг, с радостью протягивала руки к небу, проливающему жизнь на умирающий Город. Небесная вода смывала с людей грязные хламиды, как акварель, преображались горожане - их лица наливались румянцем, глаза - блеском. Поднимались стены, сами собой выстраивались каменные кладки, вытягивались из земли кусты и деревья, моментально покрывающиеся молодой порослью.
Но улицам побежали веселые ручьи, а дождь иссяк, оставив на лазурном небе коромысло радуги.
Марта посмотрела на руку - ни следа от раны.
"А как же та нищенка? - ужаснулась она. - Дожила ли до ливня?"
Ноги сами принесли ее на улицу, где она оставила несчастную сидящей у стены. Еще издалека увидела сгорбленную фигурку, так нелепо закутанную в тряпье, когда вокруг буйство красок.
С болью в сердце коснулась Марта женщины, хламида поползла вниз, и вдруг упала, пустая.
"Артур..."
- Ты заслужила угощение.
Марта обернулась на голос, глядь - а она уже снова в горнице у колдуньи.
- На, возьми.
В глиняной миске кусок угля, еще горячего, из печи.
Снова проверяет ведьма, испытывает.
Марта покорно взяла, поднесла ко рту, храбро впилась зубами - он, как ни странно, легко растаял на языке, оставив вкус свежевыпеченного хлеба. Старуха захохотала.
- Вкусно? Не передумала? Останешься у меня?
- Благодарю за угощение, хозяюшка. Но меня Артур ждет. Мне нужен твой клубок, - твердо ответила Марта, и смех стих.
- Ты его еще не заработала, - злобно буркнула старуха. Хлопнула в ладоши, из печи повалил густой дым.
Снова исчезла горница. Под ногами Марты мощеная камнем мостовая. За спиной - высохший фонтан центральной площади. По краям ее - пустые прилавки.
- Посмотрим, как ты со вторым испытанием справишься. - Эхом прокатился ее хохот по пустым улицам. - Продай мои караваи до полудня.
Марта только и успела моргнуть - а площадь уж полна народу. Фонтан весело играет чистой водой, суетятся вокруг него ребятишки, плещутся друг на друга. Торговый люд на все лады зазывает покупателей, горожане чинно проходят вдоль рядов, разглядывая товар. И сама она в пышной юбке с фартуком, беленой рубахе с широкими рукавами - ни дать, ни взять торговка. А на прилавке перед ней - пригоревшие кривые буханки да плоские, как блины, калачи.
- Налетай, покупай - самые смачные и вкусные, воздушные и хрустящие, свежайшие хлеба и пироги - прямо из печи! - до хрипа заливалась Марта, пытаясь перекричать соседок, но покупатели от ее товара носы воротили.
Вот уж соседние прилавки опустели, а ее как был полон, так и есть, еще и мухи зеленые, жирные вокруг роятся, да смрад идет от колдуньиной квашни.
Махнула рукой. Будь, что будет, что уж теперь. Победила ее колдунья, дала такое задание, какого вовек не исполнить.
Вдалеке послышался гул. Народ сбежался на потеху - дурачка посадили на осла, дали ему крышку от чана, метлу - взамен копья, и дразнят по-всякому. Кто камнем кинет, кто ударит. Несчастный крышкой прикрывается, а сам не молод уже, голова седая. Глаза безумные, рот беззубый. Уперся тощими коленками в бока ослика и терпит, бедолага.
Пожалела его Марта, вышла из-за прилавка, направилась к толпе.
- За что вы дедушку бьете? - спросила у бугая, что отвесил подзатыльник дурачку.
- А не будет врать без совести! - весело ответил детина. - Он плетет, что воин великий, за правду борется, сирых защитничек. Да только сам беспамятный, ни имени, ни Родины своей не знает. Сгинет - туда ему и дорога!
Изловчившись, огрел по спине страдальца, загоготал довольно.
В Марте ярость вскипела.
- Да что ж вы за люди! Нет у вас ни добра, ни жалости! Невелика честь - обидеть убогого. А ну, со мной кто свяжется?
Выдернула из рук дурачка метлу, махнула ею вокруг себя, как копье выставила.
- Отступись, девка! Не лезь против силы, - с угрозой пошел на нее бугай.
- А ничего! Пусть пропаду, но глаза твои с собой заберу, выродок! - Плюнула ему в лицо, да, не дожидаясь ответа, огрела со всего размаху по плечу обидчика.
Взревел парень, попер на нее, за ним и другие полезли в драку. А Марта подумала: "Все равно второго задания не выполнила, не видать награды, здесь и встречу свою судьбу". Как-то умудрялась уворачиваться от камней да кулаков, сама метлой махала, что палицей, только треск стоял.
"Хоть бы дедушка успел уйти..."
Отхлынула толпа, а в глазах у драчунов ужас такой, будто зверя страшного увидели. Обернулась - за ней на вороном скакуне воин молодой, в доспехах, с мечом, щитом блестящим. Взвился конь на дыбы, махнул рыцарь мечом, все задиры врассыпную бросились, и площадь опустела. Глянула Марта на небо - солнце к зениту, не успела, не справилась...
Спешился воин, подошел к ней, улыбнулся.
- Чем благодарить тебя, спасительница?
Марта плечами пожала.
- Не нужно мне благодарности.
- Ну, тогда продай мне твоего хлеба, уж больно хорош.
И хитро прищурился, на ладони золотую монету протягивает.
Обернулась Марта, глядит: на ее прилавке калачи да пышки румяные, с поджаристой корочкой, лосненым боком.
Дрожа, руку протянула, опустил в нее монету рыцарь.
Повернулась - нет ни площади, ни воина, снова она у дома колдуньи, а та на крыльце сидит, во всем черном, вертит колесо прялки, корявыми пальцами тянет нитку, веретено подкручивает. Протянула ей Марта монету:
- Ну что, хватит этого?
Зыркнула на нее старуха с ненавистью.
- Думаешь, со всем управилась? Как бы не так! Видала я таких смелых, да только все они тут, в моем городе, остались, так и служат мне. И ты останешься.
Покачала Марта головой.
- Нет. Не все. И я не останусь. Отработала я долг. Придет время - вернусь, все вернутся к тебе, кто гостем, кто служкой. Не рядись передо мною - не боюсь. Ты всего-то сторожишь Город, к нему привязана, как собака цепная. Только уходили от тебя - сама знаешь, не всех ты удержала.
Вздохнула ведьма.
- Стара я. Пора уж подыскивать себе замену. Что скажешь? Пойдешь вместо меня прясть?
Покачала головой Марта.
- Не заслужила я такой милости.
- Ну что ж... Последнее тебе испытание. Ключ у всех на виду, да только никому не виден. Найдешь - уходи. Нет - ко мне воротишься. А времени дам я тебе до последнего луча солнца. На-ко, лови!
Поймала Марта то, что колдунья кинула - клубок ниток шелковых. Глянула на крыльцо - старухи и след простыл, дом пустой ставнями стучит, печь холодная воет. Солнце за горы катится, уж осьмушки его нет над вершинами.
Повернулась Марта, побежала. Вроде к воротам, а перед нею улицы скручиваются, дома пустые ниоткуда поднимаются. Ветер флюгера крутит, пыль дорожную в окна швыряет. Не остановилась она, бежит, не оглядывается. Вдруг смотрит - из-за дома выглядывает нищенка, рукой ее к себе манит. Бросилась к ней Марта. Нищенка хоть и идет еле-еле, а всегда впереди. Расступились дома, открыли дорогу. А нищенка пропала.
Подбежала она к воротам, дергает кованые створки, а замок и не шевельнется.
Била его кулаками, зубами грызла, а он недвижим. Устала Марта, на колени опустилась. Оглянулась - лишь кусочек солнца над горами, вот-вот совсем пропадет. Только хотела заплакать, смотрит - собака у ног сидит, за подол ее к краю ворот тянет, носом тычет в землю. Пригляделась Марта - сквозь камень пробился стебелек клевера - на нем четыре листика. Поцеловала она псину в мокрый нос, сорвала травинку, поднесла к замку, в скважину вложила. Звякнуло железо жалобно, отворились ворота.
Оглянулась в последний раз на Город, ступила на мост. А он уж и не крепкий бревенчатый, а прогнивший, с прорехами. Страшно - срываются с хлипких досок вниз куски, с громким плеском в воду падают.
Тут из воды показалась морда Змея. Отшатнулась Марта, замерла. А Змей над водой поднимается, пасть раскрывает, язык раздвоенный, словно плеть, свистит перед нею.
Выскочил откуда-то дурачок базарный, с метлою, на Змея кинулся, колошматит чудище, кричит, рот беззубый разевает. Ни дать не взять - воин. Щит впереди себя выставил. А ей знак подает: иди, мол, задержу я врага, поспешай. Улыбнулась ему Марта, к сердцу руку прижала благодарно, побежала по мосту. Неслась быстрее ветра, и не остановилась, когда закончился деревянный настил, пошла дорога мощеная, а затем и тропа знакомая под ногами оказалась.
Тогда только обернулась она - а позади ни Города, ни моста, ни чудища. Ветер ковыль колышет - и будто приснилось все. Поглядела на руки - ни шрамов, ни ожогов. Ноги целы, даже и не оцарапаны. Похлопала себя по карманам, нащупала что-то круглое, мягкое...
- А как же Артур, мама? Нашла его Марта?
Марина вздрогнула, подошла к кровати сына. Едва сдерживая дрожь, погладила малыша по русой голове.
- Нашла, конечно, Артемушка. Только я тебе об этом завтра расскажу. А сейчас лучше ты мне скажи: где болит у тебя?
- Нигде не болит, мам, - мальчик зевнул, пошевелил забинтованными руками. - Спать хочу. И пить.
- На, попей, кровиночка моя. Теперь можно.
Марина вытерла слезы.
Едва малыш засопел ровно, вышла осторожно из палаты, подошла к столу медсестры.
Ожило сонное отделение - веселое эхо отразило от больничных стен цокот каблучков, а затем к ним еще и топот мужских ботинок добавился. На ходу застегивая халат, прошел мимо поста помятый с недосыпа врач.
Марина сидела на корточках у палаты, глаза закрыла, а руки привычно пропускали нитку меж пальцев, подтягивали. Ни на минуту не прекращала она своего занятия, с того самого дня, как очнулась.
Ее тронула за плечо медсестра, вышедшая из палаты.
- Все в порядке, Марина Юрьевна. Поздравляю вас. Кризис миновал, теперь только восстанавливаться. Сами-то вы как?
- Да ничего, - отмахнулась Марина. - Я в рубашке родилась, на мне бабушкина защита.
- Верю, - ответила Ольга. - В такой аварии выжить... А руки Артемки заживут, даже шрамов не останется.
Спустя месяц провожало все отделение Марину с сыном на выписку. Мальчик окреп, подрос. Бинты с рук и ног сняли, он крепко держался за руку матери.
Медсестра даже прослезилась:
- Жаль с вами прощаться. Побольше бы таких, как у вас, историй. Как вы из того ада живыми-то выбрались? Не судьба вам была на тот свет, значит. Теперь у многих надежда появилась. Раз уж Артемушка ваш выздоровел, то другим сам Бог велел
Они почти ушли, да Ольга окликнула, вспомнив что-то.
- Ой, Марина Юрьевна, я спросить хотела. Вы ведь все время клубок какой-то мотали, а не вязали ничего. Это вы просто так, да? Нервы успокаивали?
- Конечно, Оленька, просто так сматывала. Бабушка научила.
- А я-то думала - что ж вы ничего не вяжете-то из него?
- Что вы, я и вязать-то не умею.
И добавила тихо:
- Той ниточкой, Оленька, я сына из Города вытянула...