В моём детстве "Артек" был не просто названием образцово-показательного пионерского лагеря, а культовым понятием в ряду прочей советской мифологии: космос - Гагарин, шахта - Стаханов, п/л - "Артек". Устаревшее церковное "не будешь грешить - попадёшь в рай" в советском детском варианте уступало место "будешь хорошо себя вести - сможешь попасть в п/л Артек". Про то, в какой лагерь можно попасть, если будешь вести себя плохо, вслух не говорилось. Как ни странно, ребёнком я вовсе не мечтал ни поехать в Артек, ни полететь в космос (там же холодно и одиноко), ни хотя бы "дать стране угля".
Газеты и журналы пестрели репортажами из Артека, в которых дети благодарили "партию и правительство" за счастливое детство. Других же п/л лагерей на берегу "самого синего в мире" моря как будто и не существовало. Поэтому я был удивлён, узнав, что на побережье Чёрного моря есть и другие п/л. Мало того, в одном из них - под Одессой - я даже провёл две смены после 5-го и 6-го классов. Самыми сильными впечатлениями от пребывания в том лагере оказались катакомбы, приятель со странной фамилией Убейволк, знакомство с блатными воровскими песнями, беготня наперегонки за девочками (несколько лет спустя уже я бегал от них) и доходящая до абсурда муштра к родительскому дню под "Гимн советской молодёжи":
Эту песню запевает молодежь, молодежь, молодежь
Эту песню не задушишь, не убьёшь, не убьёшь, не убьёшь...
Поначалу в моё детское сознание не укладывалось, кто же эти коварные враги, только и ждущие подходящего момента, чтобы придушить ни в чём неповинную песню. Вероятно, это какие-то старики, т.е. все те, кому за 30. Со своими сверстниками мы уже упражнялись в удушении - пионерским галстуком или же подушкой. Но удушить целый Гимн?! И как это технически возможно? Впрочем, после недельного репетирования этот Гимн уже не казался мне таким невинным - я готов был задушить не только его, но и музрука с главной пионервожатой. Правда, с музруком дело обстояло сложнее - танцы на пионерской танцплощадке происходили исключительно под его аккордеон. Самой популярной мелодией была, конечно же, "семь сорок".
Для меня были экзотикой растущие прямо на территории лагеря грушевые деревья со свисавшими с них полузрелыми плодами. Казалось, ещё немного, и мы объедимся ими. Но спелых груш мы так и не дождались - их ещё зелёными сбивали или срывали самодельными металлическими прутками с крючком на конце сами же пионеры (в том числе и я). Конечно, логика "лучше сам сейчас съем недозрелую, чем завтра она достанется кому-нибудь другому", не вполне подобала настоящему пионеру - тому, который "всем ребятам пример". Но будь я таким, не вылезал бы из Артека. Там должно быть не то что груши - зрелые ананасы с пальм свисают. Правда, ананасы наряду с рябчиками полагались скорее буржуям. Впрочем, были ли артековцы немного буржуями, я тогда не задумывался. Вообще, несмотря на все усилия советской пропаганды, слово "буржуй" вызывало во мне любопытство, но никак не классовую ненависть.
Тем не менее, в Артеке я всё-таки побывал, хотя знакомство с ним было коротким - не более 20-ти минут. Но обо всём по порядку...
Летние студенческие каникулы я обычно проводил в Северном лагере питерского Политеха, расположенном на оккупированной территории Финляндии. Лодки-байдарки, песни у костра, ночёвки на сеновале, спортивные тренировки в лесу вдали от цивилизации - всё это вполне подходило моему "нордическому характеру". Там же я познакомился с татарином Славой, позже оказавшимся Салаватом. Он учился на вечернем факультете Политеха и был на пару лет старше меня. Во многом мы являлись антиподами. Сейчас затрудняюсь сказать, что меня в нём привлекало. Вероятно, напор и раскрепощённость, которыми я сам тогда ещё не обладал. Слава был сексуально озабочен. Проживая с мамой и тётей в одной комнате коммунальной квартиры, он постоянно искал "варианты", одалживая у своих знакомых ключи от квартиры на 2 часа. Он удивлял собеседников историями о своих любовных похождениях. Сколько в них содержалось правды, сказать трудно, но то, что выдумано далеко не всё, не подлежало сомнению.
При всей своей мало аппетитной внешности Слава так ловко молол языком, что мог "и мёртвую уговорить". Я не переставал удивляться его наивным жертвам - ведь одного внимательного женского взгляда на Славу было достаточно, чтобы понять, "кто есть who". Но, похоже, для многих из его "жертв" именно это и было неким внутренним оправданием. Мол, я не обольщаюсь, сама понимаю, с кем связываюсь, поэтому позже и разочарований не будет. Хоть он и с гнильцой, зато без комплексов, с юмором и хорошей реакцией. Слава заражал их своей энергией, а может быть, и не только ею. Он был лидером, балагуром, заводилой и желанным гостем любой компании. Оказавшись среди незнакомых ему людей, Слава уже через полчаса раздавал им указания и посылал за спиртным. Искусством манипулирования массами он владел мастерски. Самое удивительное, что такому самозванству никто не противился. Не удивлюсь, если теперь Слава заделался каким-нибудь политиком.
После 3-го курса Слава-Салават уговорил меня провести с ним 3 недели в Крыму, в посёлке Гурзуф. Мол, туда летом съезжается молодёжь со всего Союза. Забегая вперёд, скажу, что в этом он не ошибся. Третьим с нами поехал другой знакомый Славы - еврей Саша. Такой компанией - татарин, русский и еврей - мы и прибыли в Гурзуф, где сняли одну комнату на троих. Это следовало считать удачей. Правда, вскоре к нам подселили приехавшего из Питера домой на каникулы хозяйского сына и двух его приятелей, учащихся вместе с ним в "сталеварном" ПТУ. Больше я никогда в жизни не стремился к общению со сталеварами, - того опыта вполне хватило.
У Саши со Славой было ещё меньше общего, чем у меня. Правда, он тоже приехал набраться сексуального опыта, но путь к цели у него был совершенно иной. Будучи человеком робким и интеллигентным, Саша каждое утро перед тем, как выйти на охоту на девушек тщательно брился, душился и прихватывал с собой в качестве приманки купленную накануне бутылку шампанского. Мол, подойдёт какая-нибудь неземная красотка и спросит: "Что это Вы тут так одиноко стоите?", а он и ответит: "Хотел испить шампанского, да не с кем. Не составите ли компанию?". Пить с утра шампанское в Гурзуфе зазорным не считалось.
Идея оригинальная. Жаль только, что она ни разу не сработала. Вид одиноко стоящего и хорошо выбритого брюнета с шампанским хотя и возбуждал любопытство, но кроме халявщиков, никто на такую приманку так и не клюнул. Мы подкалывали Сашу, но он оставался верен своей тактике. В конце концов, без секса Саша не остался. Его прибрала к рукам (или куда там ещё) голодная до мужских ласк москвичка среднего возраста, поселившаяся в соседней комнате. Поначалу она бросала свои призывные взгляды в мою сторону, но я притворился непонятливым. Как и никулинскому Семёну Семёнычу, мне нужно было объяснять "что ей надо". Саша оказался понятливее и сразу же заметно повеселел. Да и шампанское сэкономил.
В отличие от своих приятелей, никаких конкретных целей в Гурзуфе у меня не было. Не будучи в принципе против дополнительного сексуального опыта, я так и не выработал своей собственной тактики в этом направлении. Кроме того, я искал какого-нибудь романтического любовного приключения. Поэтому меня отнюдь не воодушевляло, а наоборот - угнетало скопление молодёжи, тучами слонявшейся по набережной в подпитом состоянии, а утром опохмелявшейся у пивных автоматов. Стандартным развлечением было "принять на грудь" и устроить ночной заплыв. Поскольку проходило это всегда спонтанно, купальных принадлежностей ни у кого не было. Поэтому ночное отрезвляющее плавание проходило или "при полном параде" в одежде, или же вовсе без неё. Пару раз я наблюдал, как такими заплывами командовал Слава. Благоразумно не влезая в воду сам, он выстраивал в шеренгу 12-15 человек обоего пола, производил расчёт по порядку, командовал "снять одежду", и подобно плавруку п/л отправлял своих "подопечных" купаться. Попробуйте-ка выстроить в шеренгу и заставить рассчитаться 15 человек в сильном подпитии. Но у Славы это получалось легко и непринужденно. Дюжинами липнувшие к нему новые знакомые и здесь с патологической радостью повиновались ему. Через две недели его знал уже почти весь Гурзуф.
Всё бы хорошо, но ночным заплывам препятствовали пограничники, с наступлением темноты рассматривавшие пляж как пограничную зону. Я не видел в этом никакого здравого смысла, ведь в таком состоянии до Турции не доплыл бы даже Ихтиандр. Или пограничники охотились на турецкого Ихтиандра? Вряд ли. Скорее, они просто исполняли свою роль в советском театре абсурда. В отсутствие настоящих нарушителей границы их надо было изобретать, рапортуя начальству о задержанных подозрительных. А иначе на кой хрен эти пограничники здесь сдались? Отлично сознавая, что есть места службы и поскучнее, чем крымское побережье Чёрного моря, они проявляли несоразмерную ситуации бдительность. Кроме того, они тоже не чурались сексуальных контактов. Вот и загружали в свой "ГАЗик" тех, кого угораздило на "ночное плавание", отдавая при этом предпочтение девочкам посмазливее. Якобы для прояснения личности - сроком на 3 дня. А за 3 дня на пограничной заставе многое чего может случиться. Впрочем, некоторые девочки появлялись досрочно, но к морю уже не подходили, даже днём. Что это - тактика, стратегия или просто военная хитрость? Не знаю, но срабатывало.
Быстро осознав, что давка за место в "Коктэйл-холле", пьяные шатания по набережной, ночные заплывы и подобного рода развлечения - не по мне, я всё чаще уединялся. А однажды вдруг осознал, что от знаменитого "Артека" Гурзуф отделён лишь одной скалой. Плаваю я неплохо, вот и решил сплавать туда. Никаких ограничительных буёв с надписями типа "Стой - запретная зона, стреляют без предупреждения" или хотя бы натянутой под водой колючей проволоки по пути заплыва я не обнаружил. Не будучи турецким шпионом, я тем не менее подсознательно чувствовал себя нарушителем какого-то неведомого мне, но подразумевающегося запрета. Ведь здесь отдыхают лучшие из равных пионеры. А лучшим я себя никогда не чувствовал.
К моему удивлению, не только на артековском пляже, но и во всём лагере не оказалось ни души. То ли я попал на пересмену, то ли всех повезли на уборку урожая, но единственным, повстречавшимся мне там человеком оказался прогуливающийся по территории дежурный милиционер. Приняв меня за физрука или ещё какого-нибудь работника лагеря, он поначалу никак не отреагировал на моё появление. Уж не знаю, кто и за что меня дёрнул, но я сам подошёл к менту и задал ему какой-то глупый вопрос типа "как пройти в библиотеку?". Нашёл с кем заговорить!
Ясное дело, он тут же арестовал меня, и вскоре я уже сидел в одиночной камере местного отделения милиции. Вернее стоял - сесть было не на что. К тому же пол был холодным, а на мне лишь мокрые плавки. Я заскучал.
- Дайте хоть что-нибудь почитать: УК или хотя бы "Правду".
- Не положено.
Читать газету "Правду" не положено? Это звучало двусмысленно, но милиции виднее. Ни до, ни после этого в тюремной камере я не сидел (тьфу-тьфу-тьфу). Это было своего рода приключением. Не чувствуя за собой никакой особой вины, я не очень-то волновался, что было наивно и даже глупо. Ведь на родине угодить за решётку можно и за более мелкую провинность. Но ведь тогда я ещё не читал ни "Гулага", ни "Крутого маршрута". Не то, чтобы мне всерьёз грозили суд - тюрьма - Сибирь, но мой невинный заплыв вполне мог иметь неприятнейшие последствия. Например, сообщение о моём задержании в институт с последующим исключение меня из оного и отправкой в СА. Тем более что буквально через несколько дней в Артек должен был пожаловать Л.И. Брежнев, огромные портреты которого "украшали" местный пейзаж. А под это дело можно было получить продвижение по службе, предотвратив какой-нибудь заговор. На моё счастье в очередной раз подтвердилась поговорка "дуракам везёт". Через час появился лейтенант.
- На территории Артека задержан подозрительный,- доложил ему мент.
- Ты что - обалдел, Пилипенко? - уставился сначала на меня, а потом на него лейтенант.
- Так ведь без документов.
И действительно, кроме плавок не мне ничего не было. Как-то не догадался я приплыть с паспортом в зубах.
- Отпускай его к (сейчас не помню какой) матери - приказал лейтенант. И подумав, добавил, - пусть принесёт паспорт.
Я понял, что мне крупно повезло. Спасибо тебе, лейтенант. Ей-Богу, не хотел я ни тогда, ни позже замочить Леонида Ильича, хоть он того и заслужил. Разумеется, свой паспорт я никуда не носил.
И вот недавно одна моя знакомая, побывавшая 13-летней девочкой в Артеке, сказала мне, что это было едва ли не самое светлое воспоминание её детской жизни - сплошные положительные эмоции. Она как будто попала на одну смену в коммунизм. В моём же сознании "Артек" навсегда соединился с тюрьмой, и ничего уж тут не поделаешь. Поэтому меня не покидает мысль: а что, если коммунизм и тюремная камера действительно как-то связаны между собой?