|
Я очнулась внезапно. Очнулась вдруг. Открыла глаза, бездумно уставилась в потолок. Точнее, даже не в потолок - в пространство, потому что я ничего не вижу, никуда не смотрю.
Прислушиваюсь.
Нечто толкнуло меня, нечто заставило проснуться. Неясный сигнал, с трудом уловимое послание пульсирует где-то в дальнем уголке разума.
Что-то случилось.
Не двигаясь, я скашиваю глаза влево, на неубранный пол, тёмные комки брошенной одежды, неодобрительно смотрю на оставленные с вечера грязные чашки. Как всегда, бардак. Одна из чашек опрокинулась, вытекла грязная жижица. Кофейная лужица за ночь высохла, но запах остался.
Хочу кофе.
Но это - потом.
Вздохнув, я возвращаю свой взгляд на потолок. В груди бьётся что-то, и биение это заставляет брови бессознательно хмуриться. Что же это было - от чего я проснулась...
Надо вспоминать...
Вот только закрывать глаза нельзя. Если закрою - засну, забуду. Снова придёт сон, окутает, прикуёт к постели...
Стоп.
Сон.
И правда, мне опять снился сон. Опять пришло видение, опять кто-то пробует свою силу на нашем мире. Собирается гнуть реальность согласно своим пожеланием. Собирается, или уже начал.
Ясно.
Это опять - призыв...
Вот теперь можно и опустить веки, задумываясь. Оживляя в памяти ощущения сна, пытаясь вспомнить. Не засыпать, не возвращаться в затягивающую дрёму - стоя на твёрдом берегу яви, закидывать удочку в неясное, пугающе своевольное течение реки сна. Укрепиться, упереться ногами в скользкую почву, в грязь, что разъезжается под ступнями, ухватиться покрепче за удилище собственного разума. И ловить уходящую память на приманку своей души. Притворяться, что вот-вот - и отдашься власти сна, поднесёшь ему в жертву собственное сознание. Притворяться - и надеяться, что ноги не поедут по предательской земле, что волны обманчиво небыстрой реки не захлестнут мой берег.
И тогда перед внутренним взором встают картины сна. Я заманиваю его, он - меня. Кто первый соблазнится на приманку? Кто первый сдаст назад, разрывая опасный для обоих контакт?
Мне есть, что терять, - сознание у меня одно.
Поэтому я не рискую.
Выхватывая из заманчиво блестящей воды адресованное мне послание, я бросаю удочку, как жертву-благодарность за дарованную жизнь. В очередной раз так милостиво дарованную мне жизнь.
Открываю глаза.
Трепещущий сон зажат в моём кулаке, тёплый, гадостно живой и по-цыплячьи беспокойный. Сжимаю крепко, жду, пока он растворится и проникнет в меня. Это называется: 'перевариваю'.
'Цыплёнок' тает в моей руке, исчезает, втекая в сознание.
Я так и знала.
Гнев рождается вдруг, взбухает оранжево-алым пламенем, обжигая душу, подымается до потолка. Смотрю на потолок, кривлюсь - опять будут гарь и чёрные уродливые пятна. Глубоко вздыхая, умеряю яростно плюющееся чувство. Тушу, утихомириваю, очищая разум для возможности рассуждать.
И снова - взгляд на потолок. Теперь отвратительно обгорелый потолок.
Всё-таки надо когда-нибудь привести тут всё в порядок.
Возвращаюсь к вести, принесённой сном. Значит, опять появилась какая-то дрянь, пытающаяся во что бы то ни стало применить свои умения! Какая-то идиотка, воображающая себя очередным божком-творителем вселенной!
Глухая злость рычит и грызёт поводки, натянутые разумом.
Но ладно.
Значит, опять...
Вскакиваю с постели, рывком откидывая одеяло. Пляшу по комнате, занимаясь обычными утренними делами: наскоро лью воду в джезву, разбрызгивая прохладные капли, включаю плитку, грохаю металлическим краешком посудины о край стремительно нагревающегося диска. Открывая холодильник, приседаю перед ним, королём моей берложки, заглядываю вовнутрь.
Еды мало, как обычно, выбирать опять не приходится.
Надо завести наконец привычку закупаться на неделю, хотя бы на три дня вперёд, а то что за жизнь, когда еды хватает лишь до вечера. Купить что-нибудь универсальное, на худой конец, хотя бы хлопья какие, и пожирать на завтрак, когда ничего другого не останется.
Хотя и для хлопьев нужно молоко - сухие они совсем не вкусные.
К счастью, сегодня в неглубоком нутре холодильника обнаруживаются сыр и помидоры, а на кухонной полке - остатки булки, купленной третьего дня.
Пока вода закипает, плещу себе на лицо приятно холодящей струёй, жадно впиваюсь зрачками в отражение.
Глаза ясные, большие. В полумраке блестят. Чёлка, волосы короткие, до ушей, прямые. Улыбаюсь себе, потом корчу рожу. Зубы мелкие, белые. Губы тонкие, рот маленький. Какая-то я неприятно-непонятная. Серенькая.
Снова споласкиваю лицо, отрываясь от зеркала. Смываю только что увиденное.
Вода льётся по щекам, по шее, стекает на обнажённую грудь. Глупо хихикая, набираю полные ладони и с размаху хлещу себя жидкостью. Смех помогает не думать - мысли сейчас мне бы только мешали.
Закручивая кран, медленно выпрямляюсь.
Кем мне сегодня быть?
Это всегда трудно решить. Перебираю, перебираю, не зная, на чём остановиться. Не зная, что слепить из своего тела, какая внешность подойдёт сегодняшнему настроению.
Рост... сначала решу рост. Не надо слишком высокий, но и маленький тоже не хочу - неудобно. Пусть будет метр шестьдесят... три - в самый раз. Акеми.
Имя всплыло внезапно, само собой. Акеми.
Меня зовут Акеми.
Вот как! - радуюсь сама за себя. Так решить станет гораздо проще, Акеми - черноволосая, кареглазая, обычная девчонка. Весёлая, в меру задумчивая. Общительная, но не надоедливая. Умеет вовремя остановиться. Хорошая подруга любому, своя в доску.
Возраст теперь тоже выпрыгивает как по заказу. Семнадцать лет. Ещё не замученная жизнью, не озабоченная насущными размышлениями о будущем, но и не ребёнок, только начавший мыслить себя самостоятельно. Семнадцать лет, предпоследний класс - отлично.
А теперь - кофе. Одеваться - потом, это я оставлю на усмотрение Акеми.
* * *
Акеми, мурлыча под нос попсовую песенку - с лёгкой приятной мелодией, открыла шкаф. Сегодня выходной, можно не напяливать опротивевшую школьную форму - и что только когялу* находят в этой форме? Только всякие одзисаны-салариманы* и знают что пялиться на голые ноги. Противные старикашки.
Значит, школьную форму на фиг.
Приплясывая от непонятного веселья, Акеми достала с полки белую юбку с чёрной отделкой, бросила на кровать. Вытянула кофточку, прижала к груди, поморщилась и отправила на пол, к другим уже в изобилии скопившимся тряпкам. Пошебуршила ещё, раздумывая. Наконец решила: выбор пал на две маечки, нижняя без рисунка, как и юбка, белая с чёрной окантовкой по вырезу, верхняя в полоску, с забавным медвежонком-коалой на левой половине груди.
Надела отобранное, повертелась перед зеркалом, понравилась себе - показала отражению язык, хитро подмигнула.
Подхватила сумочку, вместе с ней эмпетришный плеер. Оглядела напоследок квартиру - ничего не забыла?
Ключи в сумку, и - вперёд! Навстречу тёплому осеннему солнышку, ласковому ветру, ясному небу. Музыка в ушах, улыбка на губах, и счастье наполняет душу. Просто так, просто потому что. Просто счастье.
Подпевая песенным словам, в воротах останавливаюсь. Нагибаюсь, поправляя ослабший ремешок сандалии, морщусь: старые уже сандалии, когда-то белые, теперь уже сереют, вот и ремешки скоро совсем держать перестанут. Что ж я всегда такая, нет чтобы следить за своей обувью-одеждой. Оставить, может, Акеми, вдруг она по магазинам любит бегать...
Музыка гремит в ушах - сердце стучит в такт мелодии. Акеми прыгает по тротуару, размахивая руками, отчего-то весело и радостно. Она идёт без цели, без смысла, просто гуляет. Это так здорово - шагать без смысла и цели, куда ноги ведут. Захочется - побежит, захочется - остановится, присматриваясь к распустившемуся алому цветку на длинном стебле. Захочется - пройдёт по узкой верхушке изгороди; невысоко, но встречные бабушки пугаются за смелость девчонки. Захочется - улыбнётся каккоишному* мальчишке на мопеде - пусть он и не заметит улыбки во властной хватке скорости, это уже не важно.
Акеми напевает себе под нос и скачет по дороге, размахивая сумочкой.
Акеми напевает, а я в своём маленьком уголке, который она для меня оставила, вдумчиво и тщательно размышляю. Я думаю об этом идиоте - о нём предупреждал сон. То есть о ней - почти наверняка это девчонка. Я почувствовала её сознание: смесь котёночьего любопытства, несмелая радость, стремление узнать. Яркое, как тропическая бабочка, желание всё пощупать, понять, разобрать. Попробовать на вкус. И поразительная, невероятная уверенность в собственной безнаказанности.
Это точно девчонка.
И ей немного лет, вряд ли она старше Акеми, скорее даже младше. Самый пик развития способностей, самая сильная жажда узнать и потрогать. Пятнадцать, может, шестнадцать. Нетерпеливая маленькая девчонка.
Опять поднимается злость, скручивается тугим остро жалящим смерчиком. Шиплю ругательство вполголоса, выплёвываю фиолетовый комок гадости, брезгливо добавляю сверху пару брызг презрения. Ногой Акеми в бело-серой сандалии размазываю отвратный комок по асфальту, очищаю подошву в живой зелёной траве. Последнее прикосновение стеблей, и я снова растворяюсь в безграничности сознания Акеми.
Пусть теперь ведёт она.
Качели!
Сквозь зелёные древесные заросли Акеми увидела знакомые очертания детской площадки. Обычный набор: горбатая жирафообразная горка, деревянная 'крепость', прилепившиеся друг к другу турники. И детские, на железных цепях, низкие качели.
Сколько лет она не качалась на качелях!
Не замечая, как начала подпевать плеерной музыке вслух, Акеми сбежала вниз по невысокой лесенке. И остановилась, слегка смущённая: на площадке уже находилась какая-то девочка, сидела спиной к качелям, смотрела на что-то весьма сосредоточенно. Акеми её, видимо, напугала: девочка вдруг обернулась, вскочила, распрямляясь и замерла в странной позе, растопырив перед собой правую ладошку.
В воздухе разливается аромат аниса. Вдыхаю полной грудью, уже потом соображая: этот запах, это значит...
Она!
Внутри меня мгновенным вихрем взвинчивается хищная радость. Это она! Вот эта вот девчонка, это создание с редкими волосиками. Но сколько ж ей лет? Она выглядит ещё младше, чем я думала, максимум на тринадцать. Неужели её силы уже позволяют ей...
Бред.
Она недавно себя осознала, это ясно, но уж шестнадцать-то ей исполнилось. Этот облик - её настоящий, реальный. Вот какая она, выглядит совсем малявкой... Её, небось, часто принимают за младшеклассницу...
Не сводя с противницы глаз, медленно обхожу её по кругу. Она тоже поворачивается, не желая упускать меня из виду, но с места не двигается.
Плохо.
Видно, она успела накрутить туда своей паутины и теперь может использовать как источник дополнительной силы.
Сквозь зубы чертыхаюсь, выпуская на песок детской площадки ещё один мерзкий фиолетовый комок. Я идиотка, до каких пор я буду слепо полагаться на свои неизмеримые запасы? Когда-нибудь и они могут подвести, так не умнее ли научиться наконец использовать хотя бы кристаллы? Хотя бы мой аметист... почему, как назло, у меня ничего с собой нет?
Девчонка впивается узкими глазами в мои. Шепчет что-то, не иначе как плетёт нить!
Гадина!
Прыгаю, пытаясь обманчивым выпадом сбить её внимание, нацеливаюсь на 'гнездо'.
Она уходит от меня, вытягивая руку, хлёстко стегает вырванной из воздуха плетью.
Уворачиваюсь - это нетрудно, пускаю в неё обжигающий сине-плазменный шар, бросаю взгляд на покинутое девчонкой место.
Дура. Пустила меня к самому сердцу своей магии. Совсем ещё неопытная идиотка. Но опыта ей уже не набраться...
Спалить 'гнездо' занимает не больше секунды - достаточно метнуть туда яркую искру гнева.
Она ошеломлена, тяжело дышит. Ещё бы. И вдруг открывает рот - я стремительно закрываюсь рукой, черчу символ щита, стерегусь.
Но она не атакует, всего лишь выплёвывает обычные человеческие слова. Она и вправду совсем ещё ребёнок, только недавно осознала...
- Я тебе не позволю! - кричит она.
Хищно усмехаюсь. Не позволит? Глупая.
- Я знаю! - не унимается она. - Я знаю, этот мир вертится по моим законам! Это я его создала!
Слежу за ней, не опуская руки. Кто знает, может, её пламенная речь - всего лишь попытка сбить мою концентрацию.
- Я здесь главная! - обиженный ребёнок, ни дать ни взять. - Ты проиграешь, это моя Вселенная, я сильнее!!
Позволяю усмешке расцвести на лице бледно-розовым светом. Сияю этой усмешкой, знанием, высокомерной жалостью. Хотя нет, даже не жалость. Это насмешливое презрение.
- Ффух, - выдыхаю с силой. Выгибая пространство, заставляя мир искажаться и жадно смыкаться над детской фигуркой.
Она тут же замолкает, поднимает обе руки, прячет голову в плечи, словно поддерживает сейчас небо.
В каком-то смысле она и правда поддерживает небо - которое опускаю на неё я, добиваясь исчезновения её из этого мира.
Но она сильная, очень сильная, удивительно сильная - и в какой-то миг голубое многотонное небо вдруг захлёстывает меня.
Сволочь.
Шиплю сквозь зубы, лихорадочно стягивая энергию из пространства. Всем сознанием, всем своим 'я' противостою направленной на меня буре.
Откуда в этой немощной на вид девчонке столько сил?
Сволочь!
Но я не сдамся...
Ей не одолеть меня!
И.
Я.
Хлопаю.
В ладоши.
Оглушительно, невыносимо, резко, до боли в столкнувшихся ладонях.
Ведя за ними небо, сметая её волю, схлопывая этот мир.
Смотря в её глаза, пуская в неё отравленную огненную стрелу, стирая её из этой вселенной.
И мир выгибается, жадной звериной пастью нависая над маленькой девчонкой, и... захлопывается, сотрясая землю чудовищной рябью кругов словно от брошенного в воду камня.
Всё...
На детской площадке больше нет никого, кроме меня.
Хватая воздух ртом, я сгибаюсь напополам, кашляю отрывистым глубоким кашлем, отплёвываю мелкие сгустки. Страх, презрение, жалость, отчаяние. Всего понемногу, прекрасный набор.
Горло болит, избитые ладони тоже.
Застыв в этом согбенном положении, упираясь саднящими руками в колени, жутко и неубедительно пробую смех на вкус. Ха. Ха-ха. Ха-ха.
Жива...
Победила...
Ха-ха-ха...
Домой Акеми идёт так же вприпрыжку. Так же размахивает сумочкой и напевает задиристую мелодию из наушников. Шкодливо улыбается симпатичным мальчикам и ласково - встреченным бабулькам.
Она слегка проголодалась - по возвращении надо будет поджарить себе что-нибудь аппетитное, или даже сварить в масле темпура*. При мысли о еде желудок одобрительно подаёт голос, заставляя хозяйку улыбнуться нетерпеливости тела.
Акеми прыгает по тротуару, не заботясь о пути.
А я, сжавшись в комочек в самом дальнем уголке запутанного лабиринта её сознания, тихо повторяю слова своей недавней противницы.
'Это моя Вселенная, я сильнее!'
Она не права, глупая девчонка, поплатившаяся сполна за наглую самоуверенность.
Всё вовсе не так.
Это я сильнее. Это моя Вселенная.
______________
когялу - ученица старшей школы, любящая "отрывацца" и "зависать".
одзисан-саларимен - смесь "дядечки" и "саларииман".
от salary man, то есть "человек, работающий за зарплату" в противовес тем, у кого собственное дело (спасибо знакомому человеку за формулировку)
каккоишный - ну, тут всё ясно. От "каккоии" - клёвый, классный.
темпура - "тэмпура", блюдо такое. :) Главное, чтоб было сваренное в масле, макать в тэн-цую и хрустеть.
|