|
- Ну, пока!
- Пока!
- Пока! Приходите ещё! - дверь захлопнулась, оставив нас на узкой лестничной площадке. Только мы втроём уходили рано, остальные ещё оставались веселиться в тесной для нашей компании квартире.
Сегодня нас принимала Сецуко, первый раз на новом месте жительства. Наша Сецу вступила в самостоятельную жизнь, уехала от родителей и начала снимать квартиру. Я бы тоже не отказался жить один, но... работа, деньги... К тому же мать всегда приготовит поесть, постирает, и, хоть и частенько ворчит, в принципе, ужиться с ней можно. Но квартира Сецуко мне понравилась: хоть и маленькая, но единолично своя, родная, никто не побеспокоит и не заставит убираться.
- Классно всё-таки одному! - воскликнул я, выпрыгивая из дверей подъезда на улицу. Да и подъезд её дома, к слову, мне тоже понравился, чистенький, стены недавно покрашены, коричневые почтовые ящички выстроились напротив входа. - Хотел бы я так...
- Да-а, и я тоже... - задумчиво откликнулась Юми. Такаси промолчал, но согласно кивнул.
На улице было по-зимнему прохладно, гулял ветер. Тускло желтели фонари. На остановке уже выстроилась порядочная очередь, не так ещё поздно, но люди уже торопились домой вечером воскресенья. Завтра понедельник, университет. У кого-то работа, у кого-то школа. Жаль, что воскресенье только раз в неделю - можно было бы больше времени проводить с друзьями.
- Ну, вам на автобус, а я пешком, - сказал Такаси. - Ничего, если не буду дожидаться с вами, не заблудитесь?
- Давай-давай, сам смотри не заблудись, - я город до последнего переулка знаю. А Такаси живёт недалеко, буквально дома за два от теперешнего жилья Сецуко. - А чего ты так рано ушёл-то? Мог бы ещё и остаться, тебе ж недалеко.
- Да завтра школа... А я ещё уроки не сделал. Ну, и...
В следующем году Такаси заканчивал школу. Но это вовсе не означало, что он сознательно уделял внимание урокам. Скорее всего, ему не терпится домой, потому что хочет быстрее забраться в интернет. Такаси - наш компьютерный маньяк, иногда я удивляюсь, как он вообще заставляет себя выходить из дома, чтобы изредка встречаться с нами.
- Давай тогда! - мы пожали друг другу руки, Юми кивнула ему: "Пока".
Такаси учился в последнем классе, но мы с Юми уже закончили школу этой весной. Обоим удалось поступить в универ, да и вообще никто из наших ронином* не стал. Так было в этом году, а что будет с выпуском Такаси, ещё неизвестно. В этом году среди наших было человека три выпускника. Хорошо, если все попадут туда, куда хотят.
Попрощавшись с Такаси, мы пристроились в конец очереди. Судя по её размерам, автобус должен был скоро приехать, значит, зябнуть на холодном ветру осталось недолго.
Юми молчала, уткнувшись в воротник белого пальто, на фоне белого её волосы казались ещё чернее. Поступив в университет, многие девчонки красились в тяпацу**, но Юми осталась Юми. Честно говоря, я бы удивился, если б она вдруг начала прихорашиваться - почему-то я не мог себе этого представить. Мы с Юми были знакомы уже больше трёх лет, с первого класса старшей школы, и всё это время она не уделяла никакого внимания веяниям моды, впрочем, нередко говорила и вслух, что не знает, что происходит вокруг, что носят все, а что считается старомодным. Я тоже не очень-то обращал внимания на одежду окружающих, хотя сам не раз подумывал о том, чтобы покрасить хотя бы волосы... Единственная возможность вздохнуть пошире грудью, хотя бы на время учёбы в универе.
Ветер налетал порывами, синие ночные облака бежали по небу. По дороге иногда проезжала машина, по большей части автомобили шли из города.
Юми всё молчала. Сегодня она вообще много молчала, не шибко участвовала в разговорах, сидела на диване, смотря в пространство. Помнится, в начале вечера мне показалось это странным, я хотел с ней заговорить, но намерение как-то забылось. Кстати говоря, Юми вообще в последнее время часто, хоть и будучи вместе со всеми нами, то уходила в сторонку, то тихо стояла, как-то неуверенно улыбаясь.
Да и сегодня, когда пошли в магазин за покупками и столпились перед входом, решая, что купить, Юми... А нет, тогда она была как раз нормальной, смеялась, советовала, что покупать, а чего не надо, а вот потом.... Да, потом, когда партия покупателей исчезла в дверях магазина, вот тогда она поскучнела, замолчала... Я хотел было втянуть её в разговор, но она отмалчивалась, как-то невпопад улыбалась, и вообще казалось, что ей скучно.
Потом мы шли к Сецуко. Да, тогда мы очутились вместе и разговаривали вполне нормально. Это снова была обычная Юми, которую знаю уже пятый год. Говорили об университете, о наших, о подготовке к Новому году.
Юми снова стала скучной, когда мы сидели у Сецуко. Её беспокойные глаза переходили с предмета на предмет, созерцали что-то с такой мучительной тоской, что мне невольно стало не по себе. Я не мог представить себе, о чём она думает, в какой-то миг казалось, что ей страшно одиноко, в другой, - что она презирает всё вокруг, не понимает, что делает среди нас и как сюда попала, и один раз я заметил, случайно взглянув на её лицо посреди какой-то шумной игры - страдальчески сдвинутые брови, недоумённый взгляд на нас, - и она уткнула лицо в ладони, словно скрывая то ли гримасу злобы, то ли искажённый плачем рот.
Но Юми не плакала. Это, точно, заметили бы все вокруг, пусть даже не все, но кто-нибудь заметил бы обязательно. Да и не была она всё время одна-одинёшенька, с ней была и Нао, и я сам не раз подходил, и Сецуко не оставляла вниманием. И... я вполне мог допустить, что мне только кажется, будто с ней что-то происходит, возможно, у неё просто не ладится в университете? Или...
Поэтому я и решил уйти вместе с Юми и Такаси - если бы не её грустное лицо, я б ещё остался с нашими. Впрочем, то, что завтра рано вставать, тоже сыграло свою роль.
- Юми, - я осторожно её позвал. - Как тебе у Сецуко понравилось?
Юми не сразу подняла на меня глаза. Казалось, мой вопрос словно пробудил её от глубокой спячки, от упорного заглядывания внутрь себя. После того, как её имя прозвучало в прохладном воздухе, смотрящие куда-то вдаль её глаза вернули себе живой блеск, черноволосая голова медленно качнулась.
- Да? - голос только что проснувшегося человека. - У Сецуко? Хорошо, мне понравилось.
И почему мне кажется, что она лишь механически подыскивает в голове формулы ответа?
- Здорово всё-таки жить одному, - закинул я новую удочку, повторил слова, произнесённые у подъезда.
- Да-а, согласна, - ответ её тоже не отличился разнообразием. Она не смотрела мне в глаза, а снова задумчиво куда-то в пространство.
- О чём думаешь?
- Так... - она даже не дала себе труд пожать плечами, стояла, как неживая, как замерзшая вконец ледяная принцесса. Наша всегда весёлая, разговорчивая, иногда даже слишком шумная Юми.
Нас с Юми свела вместе старшая школа. Поначалу её бурная активность меня даже слегка испугала, её всегда радостный и громкий голос порой создавал ощущение вторжения в моё личное пространство, манера рискованно шутить тоже ставила иногда в тупик. Впрочем, потом я понял, что она не так напориста, какой казалась на первый взгляд, и, хоть способ её высказывать свои мысли - бывало, слишком уж откровенный, - я не всегда одобрял, она не была ни глупой, ни злой. Прямая, открытая и - интересный собеседник.
Юми чуть-чуть изменилась, когда поступила в университет. Стала немного больше уделять внимание одежде, перестала говорить резкости прямо в лицо, стала чуть умереннее в шутках, и...
Мне не понравилось, что она начала требовать этого и от окружающих. Я понимал, что, наверное, она пыталась исправить в себе то, что ей казалось неподходящим, но свою натуру - прямую и привыкшую откровенно выражать свои мысли - ей было исправить, видимо, очень трудно: для неё неприемлемое в себе было неприемлемым и в нас тоже.
Наши отношения с Юми... в какой-то момент я мог назвать бы её своим самым лучшим другом, другом, которого у меня никогда не было. Но уже в следующую секунду её мысли снова шли вразрез с моими, суждения, которые она высказывала, были для меня непонятными, мировоззрение... пугающе чуждым. Наши с ней характеры являлись чуть ли не зеркальным отражением друг друга, зеркальным - значит, полностью противоположным. Её левое было мне правым, моя истина казалась ей абсурдом. Однако... это не мешало нам понимать друг друга.
Наверно, удивительно, но мы с Юми никогда не видели друг в друге противоположный пол. Никогда не заигрывали друг с другом, не кокетничали. Впрочем, я вообще не представлял себе Юми кокетничающей - с её-то манерой говорить всё, что думает, прямо в лицо. Да и сам я слеплен не из того теста, предпочитаю не думать вообще о любви и подобном. Возможно, это было нашим единственным сходством.
- Юми... - я попытался поймать взглядом её остановившиеся зрачки.
- Автобус подходит, - безразлично отводя глаза, бросила она, и фары брызнули светом нам в лица.
- Мне, знаешь... Может быть, мне только кажется, но... у тебя ничего не случилось?
- В смысле? - вот тут она ответила обычно, взглянула на меня с настоящим, пусть неярким удивлением.
Очередь медленно продвигалась вперёд, мы тоже двинулись за спиной громадной женщины в синем пальто.
- Ты сегодня как сама не своя была, вот я и подумал.
- Вовсе нет, ничего подобного, - Юми смотрела на меня, как ни в чём не бывало.
У Юми был ещё один недостаток, кроме излишней прямоты. Она очень уверенно лгала. Порой она словно находила удовольствие в обмане, с её стороны не редкостью после серьёзного разговора было заявить: "а я соврала. А ты поверил?" - и долго хихикать. Причём в следующий момент она снова могла признаться, что говорила правду. Я терялся и не знал, чему верить, чувствуя себя жутко неудобно, а её глаза искрились от забавы.
Только потом я начал понимать, что, создавая себе репутацию лгуньи, она делала её прикрытием своей откровенности. И, кажется, научился отличать попытки разыграть от намерения спрятаться.
Сейчас глаза Юми удивлённо смеялись. Но на дне их плескалась жуткая тоска, от которой даже мне хотелось взвыть.
- Не зевай же, проходи, - она толкнула меня в тёплое нутро автобуса.
В конце машины я отыскал свободные места, пропустил её к окну. Почему-то в голове мелькнула глупая мысль, что если я сяду у окна, она сбежит по дороге, уходя от разговора. Преградив ей путь наружу, я смогу узнать, что заставляет её погружаться в свои запутанные размышления. К тому же, как я уже говорил, я всегда считал её интересным собеседником, пусть её даже точка зрения на вещи и сильно отличалась от моей. Если есть что-то, так сильно на неё влияющее, что она как не на месте себя чувствует даже в нашей компании, я хотел бы это знать.
- Мне уже давно кажется, что у тебя как будто... - я замялся, подыскивая слова, - душа не в покое, что ли... Я не знаю, как сказать, ты как будто... как будто тебе с нами скучно?
Да. Сегодня ей было жутко скучно. До ужаса, смертельно тоскливо. Попытки с кем-то заговорить, движения глаз, осматривавших комнату... что она искала, кого она искала, что могло разогнать её одиночество?
- Почему это?
- Слушай, не уходи от ответа, - меня начала сердить моя словесная недостаточность. - Я не просто так, чтобы от делать нечего поболтать, спрашиваю, мне так всерьёз кажется, и я хотел бы знать, в чём дело.
- Нет-нет... - она выглядела заинтересованной, - я имею в виду действительно, _почему_ ты так подумал? Что навело тебя на такую мысль? Что во мне не так?
- Ну... - я начал перечислять признаки, бросившиеся мне в глаза. - Сегодня ты почти ни с кем не говорила, сидела так, как будто хочешь скорее уйти домой. Да и ушла рано, кстати! Народ ведь ещё сидит!
- Так и ты ж тоже, - она криво усмехнулась.
- Ага. Потому что хотел с тобой поговорить. Потому что ты уже давно такая странная.
- Неужели так заметно... - Юми отвернулась к окну, закрылась тёмной завесой волос. Снова как-то горько усмехнулась. Прошептала: - интересно, кто-нибудь ещё заметил...
- Не знаю. А кто ты хочешь, чтобы заметил? Кто-то особенный, что ли?
Влюбилась она, что ли? В кого-то из наших... А... стоп... я же знаю, она говорила. Точно. Ей же нравится Такаси.
- Такаси, что ли? - чёрт, как неудобно это говорить.
Плечо Юми будто вздрогнуло в тусклом свете автобуса, а может, показалось от мерного машинного покачивания.
- Что "Такаси"... - нет, всё-таки не показалось, наверно. У неё опять стал мёртвый, чужой голос.
- Почему ты ему не скажешь?.. - раз начав, я уже не имел резона останавливаться. К тому же это случай узнать всё до конца в её запутанных отношениях с самой собой и Такаси, давно уже не приходивший шанс поговорить откровенно. Последнее время Юми перестала охотно делиться со мной тем, что её заботит.
- Не хочу. Не имеет смысла.
Тон Юми звучал жёстко и холодно. Но сейчас мне было не до того, чтобы обижаться, к тому же я знал: скорее всего, она сердита на саму себя.
- Ты из-за него сегодня сидела скучная? Что-то не понравилось?
- Из-за него? Нет... Но ты прав. Мне действительно кое-что не нравится. Мне очень не нравлюсь я, - ответ вполне в её духе. Достаточно прямой и достаточно неясный.
- И что же не так в тебе?
Она снова сухо усмехнулась. Повернулась ко мне, взглянула в упор. Её лицо светилось прозрачно-белым, рябило от пролетающих мимо фонарей. Чёлка падала на глаза, скрывала лоб. Задумчивое лицо, чуть заметно, словно в насмешке над собой, кривящий правый уголок рта.
Юми не была ни красавицей, ни совсем уж не красивой. Так, человек ничем не примечательной внешности.
Или она никогда не казалась красавицей именно мне? Интересно, какой видит её Такаси, не подозревая о её чувствах? Наверное, для него-то ей хотелось бы выглядеть особенной.
Юми не отвечала. Посмотрела на меня и снова отвела взгляд, угасла. Я опять попытался её растормошить.
- Ну же? Что случилось? Чем ты провинилась перед собой или чем перед тобой повинны мы?
- Да вы ни при чём. Дело во мне.
Не люблю я такие самообвинения. Видимо, Юми это почувствовала, ибо заговорила сама, без вопросов с моей стороны.
- Прости, что я того... я сама не знаю толком, что не так. Я себе не нравлюсь. Не нравлюсь... Да, наверное, ты прав, и в какой-то мере дело в... в нём.
Юми не любила звать Такаси по имени. Её чувства к нему, действительно, были настолько странны, что это замечал даже я. Именно с ним она будто избегала разговоров. Именно его имя не любила произносить.
Впрочем... я давно знал о том, что он ей нравится. Ещё... года два назад... когда её резкая прямота её ещё не оставила, Юми сама об этом говорила. То есть, не говорила. Сказала, всего один раз. Сказала ему самому - при мне, я едва язык не проглотил от удивления. Да, иногда её прямота могла шокировать.
Что же было с тех пор... Ничего, ничего не происходило... Хотя ничего и не должно было происходить, Юми больше не заговаривала на эту тему, Такаси, понятно, тоже. Потом он уехал в Америку на школьный семестр, учиться. Потом вернулся. Но тогда в поведении Юми не было никаких странностей. Хотя тогда мы были слишком заняты, чтобы часто встречаться вместе - мы оканчивали школу, сдавали экзамены.
- Я не могу... не получается быть как всегда, - Юми беспомощно улыбнулась. - Не могу говорить с... ним...
- Почему?
- Боюсь. Боюсь. Страшно, - она зажмурилась, покачала головой. Ещё раз растерянно усмехнулась краешком рта. - Я понятия не имею, что с этим делать! Я не люблю этих чувств, не хочу их. Я не понимаю, почему должна выделять одного человека среди других, хотя мне равно дороги все - все! - я не знаю, почему я должна что-то мямлить и почему у меня не получается быть собой! Знаешь, это как болезнь, как свалившаяся на тебя молния с ясного неба - или про молнию так не говорят? - как удар, как проклятие! Я не люблю его, я терпеть не могу его, как человека, что выводит меня из себя. Мне не нужно это, зачем?! Почему какой-то один человек? Откуда помрачнение в уме, глупость, откуда стеснение в груди?
Голос её яростным шёпотом отбивал слова. Юми и впрямь злилась, злилась на себя.
- Я не хочу этого!!! - злость вздрогнула коротким восклицанием и опала. Голос Юми стал беспомощным. - Я не знаю, что мне делать. Это ненормально, это плохо... Это мне не нравится. Я больна... Как простудой, я болею какими-то глупыми неестественными чувствами.
- Почему "неественными"? - такой эпитет заставил меня возмутиться.
- Потому что "естественные" - это нормально появляющиеся чувства. Это умение узнать если не двоим - друг друга, то кому-то одному - того, кто нравится. Умение спокойно относиться к себе и к нему, к ней. Это не розовые очки - "ах, он лучше всех на свете", и не чёрные очки пессимиста - "жизнь кончена, он меня не любит". Это нормальное хорошее чувство, в котором нет ни страха, ни превышающего границы желания узнать, ни... Ну, и... по большей части, какими бы хорошими и "естественными" чувства ни были, если они односторонние, это всё равно бестолку. В таком случае "естественные" чувства хороши тем, что легко пройдут. Если не станут "неестественными", - она хихикнула.
- Если ты не скажешь, он и не узнает, - если честно, я не очень хорошо понял её мысль.
- Во-первых... один раз я говорила. Во-вторых, это не имеет смысла. То есть, если бы я знала наверняка, что перестану чувствовать себя дурой, поговори я с ним начистоту, но ведь... я же даже не могу говорить. Я даже не могу говорить... Я путаюсь в словах, я боюсь смотреть в глаза. Почему-то даже самое пустое сказанное им слово имеет для меня важность. А этого не должно быть. За словами я перестаю видеть смысл, потому что это _его_ слова, - Юми шумно вздохнула. - Я не люблю об этом говорить. Честно, не люблю. Мне противно о таком говорить. Но знаешь, я не могу и не говорить. И это не прибавляет мне самолюбия. Я не хочу ему говорить. Да, если я не скажу, он и не узнает. Но ему и не надо знать. Я всё ещё надеюсь выздороветь, вылечиться. Стать снова, - ещё один смешок, - полноправным членом общества.
Сказать было нечего. Я опять не был с ней согласен, опять мысли и чувства её шли полностью вразрез с моими, но я не мог придать своим соображениям словесную форму. Я только видел, что она не права, для меня - не права, но не мог повлиять на её мнение, не мог хотя бы даже потому, что считал - каждый человек имеет право на своё мнение.
Юми вновь заговорила.
- Но дело не в этом... То есть, не так. Дело не только в этом, всё хуже, гораздо хуже, всё становится хуже с каждым днём и ночью, - она смотрела прямо перед собой, кривила углы губ. - Я не могу общаться с ним нормально, и это нехорошо, но из-за этого я становлюсь всё более неумелой и в общении с другими. Я... сегодня, когда... вы сидели в кружок и разговаривали... и можно было к вам прийти, сказать, мол, подвиньтесь, войти в круг. Но с того места, где я сидела, ближе всего было его место. То есть, если бы я встала и пришла к вам - а мне ужасно хотелось это сделать, мне было смертельно скучно там одной, мне жутко хотелось смеяться и болтать с вами! - я бы оказалась рядом с ним. А я не могу. Не могу совсем. Случайно оказаться вместе ещё куда ни шло, прийти самой... только подумать об этом уже занимает столько сил. И я отлично понимаю, что это глупо, неправильно, и всё равно... Для того, чтобы оказаться вместе с нами, но не рядом с ним, мне пришлось бы обойти весь ваш круг. Конечно. Конечно, никто из вас ничего бы не подумал. Наверное, и ты тоже, и он тоже. Но... таких моментов очень много. Я не хочу, не могу позволить себе встать рядом с ним не потому, что он мне не нравится. То есть. Я запуталась в словах, ты меня понимаешь? - Юми сдвинула брови в горячечном отчаянии, в стремлении всё объяснить и расставить по полочкам.
- М-мм...
Она не стала ждать, пока я признаю недостаточную ясность её слов, быстро продолжила.
- Я иногда думаю, я так часто его избегаю, что можно подумать, будто он мне не нравится. То есть, это становится просто невежливым. Я не могу его позвать куда-то, мне невыносимо трудно это сделать, и я знаю, почему, но это я - знаю! Поступать так по отношению к человеку неправильно, нехорошо. Вне зависимости от чувств, которые ты к нему испытываешь. Если человек - "наш", надо звать. Нравится или не нравится. А я не могу. То есть, теперь немножко могу, но... - она прервалась. Я молчал. И Юми снова заговорила, смотря в окно на бегущую дорогу - могу, то есть, балую себя мыслью, что выздоравливаю. Мне надо... мне надо довести чувства к нему до уровня чувств к остальным. Нормальных крепких и здоровых чувств. Простых, обычных. Таких же, как к тебе. Как к Сецуко. Любить, потому что мои. Потому что друзья. И это - правильно. Только так - правильно.
Она замолчала. Глядела в окно, а может, пыталась заглянуть в саму себя, прочесть до дна, в тысячный раз перепроверить, так ли ощущает, истинно ли передаёт.
Я тоже молчал. Мне нечего было сказать, нечего посоветовать, да она и не станет слушать советов, опровергнет все аргументы, - я мог только слушать. Только слушать, но даже это было хорошо.
- Дело не только в нём... Ведь я... Я даже не знаю, говорила тебе или нет? - Юми повернулась, вопросительно посмотрела на меня. - Когда я была в средней школе, я... как это сказать... ни с кем не общалась. Не умела общаться. Боялась людей. Я и сейчас их боюсь. Жутко боюсь, до смерти. Я в средней школе, знаешь, всегда с книгой ходила. Чтобы за книгой прятаться от людей. Мол, если читаю, никто не тронет, никто не обидит. Если у меня есть книжка, значит, это не они меня избегают, это я сознательно предпочитаю им книгу. Значит, не я несчастная и одинокая, а они для меня неинтересны. Я ни с кем не говорила. Ото всех ждала пакости. Всех боялась... - грустная усмешка. - И сейчас... когда вы сидели в кружке, я вытащила книжку. И как мне тогда стало больно. От страха, от ощущения того, что почва пропадает под ногами. Как будто падаю куда-то в чёрную пустоту, лечу со страшной скоростью, затылком вперёд и с замиранием жду удара о землю. Я так боюсь... так боюсь снова стать одна... Потому что я по-прежнему тот же ребёнок с книжкой, кричащий, что ему никто не нужен. Ребёнок, сжимающийся в ожидании издевательских слов. Я боюсь вас, боюсь его, потому что... чувствую себя беспомощной и ненавижу это чувство. Я не могу позволить себе быть беспомощной, я умру тогда. Я умру от чужих слов или от чужого молчания. От насмешливых взглядов. От того, что все вместе - в стороне от меня. Я боюсь, я так боюсь, так боюсь...
Глаза Юми были сухи. Сухи, но лихорадочно блестели. Она смотрела на меня, как будто ждала чего-то, как будто чего-то искала, но я не знал, что делать, не знал, что говорить. Тишина, упавшая между нами, была непреодолимой, во мне не было сил разорвать её. Я тонул в глазах Юми, яростно-злых глазах, проклинающих всё и вся глазах, не мог произнести ни слова. Юми прожигала меня чёрным взглядом, ненавидела в этот момент со всей силой своей души.
Юми видела в моих глазах своё отражение.
* * *
Через три месяца, в марте, я уехал учиться за границу. Срок моей учёбы равнялся шести месяцам, и я не намеревался возвращаться домой за такой краткий период - но через месяц после отъезда мне вопреки своему желанию всё-таки пришлось купить билет на обратный самолёт.
Юми перерезала вены - Юми, всегда с презрительной насмешкой говорившая о подобном методе самоубийства в частности, и о самоубийствах вообще. Сильная, как тугой лук, весёлая Юми. Интересная Юми. Хорошо учившаяся Юми, со множеством друзей Юми.
Я не знаю, я так и не решил для себя, как к этому относиться, в какие рамки своего мировоззрения вместить. Говоря начистоту, это не вмещалось никуда, огромными буквами "Ю-ми", чёрным пятном маячило перед глазами. Чувство потери, страшное, непоправимое, чувство недоумения, бессильное, неописуемое. Юми.
Уважение, что я питал к ней все четыре года нашего короткого знакомства не позволило презирать её выбор. Но для моей собственной жизни я не мог и не смогу никогда признать правильность этого выбора. Юми сделала то, что сделала, и я не сомневаюсь, что она чётко и логично дошла до своего решения. Решения, ставшего для неё единственным.
Складывая руки перед портретом в чёрной рамке, я вспомнил до мелочей наш далёкий разговор.
Я не виню ни её, ни себя. Может быть, когда-нибудь мы встретимся гусеницами в каком-то другом, но очень похожем на этот мире.
さようなら、弓美。Прощай, Юми.
__________
*ронин - студент, не попавший в университет, когда-то так называли самураев, оставшихся без сеньора.
**тяпацу - волосы чайного (коричневого) цвета.
|