Широка земля поморская чудесами, сказочна холодами. На юге такого не встретишь. Жизнь там суматошная, в тепле быстро портящаяся, а у нас же, на севере, все степенно и солидно. На холоде оно же все хранится хорошо, оттого и бабы наши дольше красоту свою держат и мужики - силу. Да что там говорить, наши истории знаешь сколько живут? Это тебе не южные россказни, которые за день перевирать по три раза приходится, чтобы не протухли, здесь все как есть, свежо и правдиво... Это... аутентично, вот.

   У меня как раз на улице висит несколько рассказов, сейчас один тебе принесу, а ты пока пей чай-то, поспешай...

   Ух! Вот, с морозца, еще хрустящий! Аж руки жжет! Досусливай сухарь, слушать будешь.

   Ну так вот, на Успенский пост это и стряслось, как сейчас помню. Собрался я спозаранку, покамест рыбнадзор дремлет, верши свои да сети проверить. Снарядил "казанку", в путь отправился. В первых двух вершах ничего не оказалось, в третьей - налим, в четвертой - язь. Вот такущий. Не веришь, а ты Николаича спроси, он в тем годе еще большего словил... А, ну и в сети, я ее перед самой Малой Головой поставил, гляжу - она! Как не порвала, ума не приложу. Но лежит, запутавшись, на меня смотрит, а глаза умнющие!

   Бревно-баба! Их в наших места лет так с двести уже не встречали. Последнюю дед моего деда видал, но тот еще тем брехуном был. Бывалочи такого наплетал - хоть всю реку перегораживай.

   Значит, хвать я эту бревно-бабу в охапку, в лодку закинул, одеялом укутал да домой свез. А она всю дорогу сидела и на меня смотрела. А глаза умнющие!

   Дома я ее умыл, посушил, накормил, чаем напоил да в кровать уложил. Пущай, думаю, денек отлежится, а там ужо и поглядим, куда это чудо девать. Ну, она, значит, на боковую, а я - во двор. И как-то так легко стало, не поверишь, словно лет двадцать скинулось. Двор вычистил, дров, наколол, собаку и ту, паскуду, накормил. А после двора и домом занялся.

   Тут и неделя прошла. Бревнушка моя прижилась, а я как-то без нее уже и не представлял себе себя. Вписалась она в интерьер, что ли... Да и мужиком я видным прослыл. Еще бы! Не каждому такое счастье в сети заплывает. У других-то бабы обычнее, своенравные, вертлявые, а моя вот она - другая совсем. Вот и зачастили ко мне гости, а раньше-то не часто заходывали. А что ты хотел, всем охота на чудо такое посмотреть. Вона и ты ко мне заглянул.

   Токмо дальше-то хуже пошло. Ну да, стал я известен в округе, бабы вокруг меня увиваться стали, хотя прежде отродясь такого за ними не водилось, а вот мужики, наоборот, все выгадывали момент, когда я из дому отлучусь да к Бревнушке моей приставали. И женатые тоже. Однажды даже двое ночью выкрасть ее попытались, пока я пьяный на диван дрых. Слава богу, собака, паскуда, сообразила, залаяла, тут я проснулся, ружье хватил да отвадил лиходеев.

   Нет, хороша бревно-баба, я не спорю, но как-то стало мне с ней жить тяжко. Она вона какая, а я же мужик приземленный, да что там говорить, низменный я. Мне же от бабы много не надо, лишь бы хозяйство вела, а Бревнушка моя не из таких. Ну ты сам посуди, куда она такая полы мыть, двор выметать, стряпню какую готовить? Как посмотрит на меня глазами своими умнющими, зараз мне всяческое желание просить ее о чем-либо отбивает. Она же как из сказки, а я-то откедова?

   А тут еще, прослышав о моей гостье, наведался в нашу деревню глава поселковый. Мужик авторитетный, наглый, жадный. В дом как зашел, так сразу разговоры мутные завел: про прописку, про расписку и про выписку. А потом, не поверишь, деньги мне начал совать. Мол, говорит, ты поймал, ты молодец, но на такой товар нужен купец приличный. Говорит, свезу ее в райцентр, в свет выставлю, пусть Родину нашу статью своей славит.

   Короче, спустил я его с порога, не поверишь. И деньги его поганые ему вернул, кроме полтинника одного, за ущерб этот... моральный. А как ушел сей ухарь, несолоно нахлебавшись, так стал я на Бревнушку свою злость свою выплескивать.

   Ты, говорю, жизнь, говорю, мою сгубила! Душу из меня всю вытрясла, нервы все вымотала! Люблю я тебя, но житья нам вместе не будет! Уходи, говорю, прочь и не возвращайся!

   А она лежит на кровати, не шелохнется, лишь глаза свою умнющие на меня уставила. Молчит, значит, сука.

   Ну я ее в охапку, в лодку, на речку, на течение... Швырнул ее с кормы в набежавшую волну. Плыви, говорю, подальше и не появляйся здесь больше!

   Она и уплыла. Даже слова прощального не сказала.

   Потом, конечно, разбирательства были, но все, вроде как, прошло. Бревнушку мою больше никто не видывал. Может, прибило где к берегу али в море вынесло - мне дела до этого нет. Мне такого счастья больше не надобно. Пущай других глазенками своими умнющими стращает.