Я не люблю ноябрь. Всё вокруг становится печальным и грустным. глаза устают от грязного снега, голых кустов и грустных почерневших деревьев.
Самый депрессивный месяц в году!
В крупном городе фонари немного сглаживают темноту, в глухой деревне все погружается в мрачное молчание!
Ни за что не согласилась бы там жить! Не понимаю, зачем подруга Настя с бойфрендом прикупили там домишко. Лес то там рядом, а река далековато.
Честно, Настькин парень мне совсем не нравился.
Но подруга пригласила нас в гости, обмыть домишко и просто погулять на природе.
- Анютка, ты не представляешь, как тут красиво, воздух классный, лес рядом! Ну и дом обмоем!.
Обмыть то удалось. А погуляли совсем чуть чуть - поздно вечером по чистому снежку, да с утра поиграли в снежки. Да, воздух там обалдеть!
Но потом резко потеплело, и всё покрылось слякотью и грязной снежной кашей.
И, Димка, побоявшись застрять на деревенских дорожных колдобинах ночью, уговорил меня уехать домой пораньше.
- Я не отпущу вас без пирога! - заявила подруга, грудью встав на защиту входной двери. Ну разве я могла отказать лучшей подруге?
В ожидании пирога из настоящей русской печи мужчины вышли во двор, покурить и поговорить о том, о сем, а мы с Настюхой с удовольствием окунулись в воспоминания и дамские сплетни.
Потом пили чай с пирогом и, наконец, отправились в путь.
- Смотри, что творится! Точно застрянем, - ворчал Димка. Но я старалась его успокоить.
Но мы всё же застряли, обидно, что на полпути к дому. Кругом слякоть, пустота и темный лес.
- Не зря отец говорил:"Не слушай баб, не иди на поводу, - проворчал Димка, потом вышел, покурил и, вернувшись в машину, заявил,- надо идти за помощью. Так не выберемся.
Мы немного посидели молча. Потом Димка сказал, что нет смысла сидеть и мёрзнуть, до ближайшей деревни пара километров, потихоньку дойдем, а там попробуем помощь найти.
Я согласилась - оставаться одной в лесу было страшновато. Но выходя из машины, сразу провалилась в глубокую лужу и подвернула ногу.
Чёрт! - ругнулся Димка, помог мне усесться в машине и обойдя ее, открыл багажник. Потом, стащив с меня мокрые колготки, велел надеть принесенные носки и укутал меня одеялом.
- Аня... Я включу печку. С тобой нам не дойти. Постараюсь вернуться быстро. Не выходи из машины. И не засыпай. И вот тебе... судно. На случай чего, - и протянул мне ковшик, потом поцеловал меня и пошел в сторону деревни. Через минуту его фигура растаяла в темноте.
Время пошло неспешным шагом. Ноги, слава Богу, согрелись, и я невольно начала задрёмывать. Мысли начинали путаться, но я старалась не заснуть. Ночь все же кончится когда - нибудь. Да и Дима... Он любит меня, он меня не бросит. Где-то внутри шевельнулся червячок - а если и не любит, то машину точно не бросит!
В надвигающемся сонном забытье вдруг почудился чей-то плач. Я привстала. Тихо. Это я уснула и реву во сне? Провела рукой по глазам - нет, они сухие. А потом этот плач повторился. И снова тишина.
Когда плач раздался ещё, я поняла, что это вой, жалобный негромкий вой. И мне стало страшно! Я определила: он доносился со стороны леса. Что это было? Собака? От Настиной деревни мы отъехали уже больше двадцати километров. Откуда тут собака? Возможно из той деревни, куда ушел Дима? Я поёжилась, неизвестное всегда пугает. Рука невольно потянулась к двери - открыть, выйти, посмотреть, но тут послышался рокот, я машинально нажала на блокировку двери,и в мои глаза ударил свет.
Я закрыла лицо руками, но услышала Димкин голос и выдохнула.
- Ну, как ты тут? Помощь пришла.
- А сколько времени? Долго тебя не было?
- Часа два с половиной.
Диме удалось найти в деревне и разбудилть тракториста Матвеича, крепко спавшего после вчерашнего выходного, и тот, матерясь, на чем свет стоит, сдался на уговоры и поехал нас спасать.
- Ну, девушка, держитесь, сейчас с ветерком, как по волнам, домчимся!
Тут я вспомнила странный звук, доносившийся из леса. Говорю:
- Там в лесу кто-то есть, собака, наверное. Она иногда выть принимается.
- Да ты что? Если б собака, то лаяла бы уже вовсю. А волк если - так ушел давно от нашего шума.
- Ну, я вас прошу, ну, две минуты помолчите... Послушаем.
Матвеич сплюнул, выругался и выключил мотор. Молчим, молчим. Матвеич поднимается:
- Давайте двигаться.
И тут действительно раздается вой, слабый, жалобный.
- Идем посмотрим, что там, - предлагает Димка.
Тракторист решительно мотает головой:
- Да вы что, сбрендили? Может она уж там одичала.
Не знаю почему, но они уступили и пошли, и я с ними в мокрых валенках, спасибо Димкиным носкам.
Лес оказался совсем недалеко, это в темноте чудилось, что равнина перед ним без конца, без краю. Когда мы подходили к опушке, вой повторился.
- Мать твою так, - остановился Матвеич, - может там свора целая, ружья нет, нож хотя бы надо было взять. Ну, ладно, пошли.
Нож действительно был бы очень полезен. Что-то большое, темное лежало между голых кустов около небольшой елки, а когда мы стали приближаться, с промерзшей земли, рыча, с трудом приподнялась фигура зверя.
Димка быстро выхватил из кармана фонарь и направил на зверя яркий свет.
Волк еле стоял на подгибающихся лапах, а потом сел на задние. Узкие желтые звериные глаза, выражавшие ненависть, смешанную с бессилием, глянули на нас. Мы увидели, что шея волка оцеплена проволокой, а другой ее конец туго обмотан и узлом перекручен вокруг елки, метрах в двух от узника. Волк был невероятно худ. В том месте, где он лежал, снег стаял, чернела земля. Мне захотелось погладить его, но Димка быстро схватил меня за руку.
- С ума сошла? - и к Матвеичу, - ну, что будем делать?
- Кто же это его так? - почему-то шёпотом спросил Матвеич. - На шее кровь засохлая. Вырваться пытался. А вон смотри - у него и лапа сломана, вывернута как-то. Видно, в капкан попал. Так, - скомандовал он, - вы тут меня подождите, я щас. И пошел к дороге.
- Вы за ножом? - крикнул вслед ему Димка.
Матвеич не обернулся, только рукой махнул.
-Убивать будете? - спросила я.
Димка помолчал, присел на корточки
- Ты бы шла в машину, простудишься ведь насмерть.
- Значит, убивать будете, - повторила я грустно.
Матвеич вернулся скоро, и в руках у него был не нож, а здоровые кусачки. Он отломил сухую ветку и подошёл к нам.
- Пойдем, Дмитрий, поможем зверю. Как бы не кинулся он все-таки. Сначала от елки освободим. А ты, - обратился ко мне, - вот тебе спички, ветку зажжешь, как я скажу.
Они подошли к елке, и Матвеич с трудом перекусил проволоку у ствола, затем вытащил из кармана нож и передал его Диме. Волк лежал, не двигался.
- Ну, теперь держитесь. Как говорится, с Богом. Зажигай, девушка.
Они медленно пошли к лежащей темной фигуре. Еловая ветка горела плохо, больше дымила. Но волк, видно, был так истощен, что еле шевельнулся, когда они приблизились к нему.
- Свети сюда быстро, - дрожащим голосом сказал Матвеич, и Дима направил свет фонаря прямо в морду зверя. Тот дернулся, отвернул голову, и в этот момент Матвей мгновенно перекусил проволоку, стараясь придвинуть кусачки поближе к шее волка. Затем мужчины быстро отошли подальше. Но волк как будто не обращал на нас внимания: еле-еле встал, постоял, опять упал, пополз, потом все-таки поднялся, почувствовал, что ничего его не держит, и, сильно хромая, заковылял в глубину леса.
А мы отправились к машине. Матвеич держал в руке кусок проволоки.
- Ну, теперь до конца в этом ошейнике поганом будет. Ну, кто это такой гад, неужели у нас в деревне? Ну, пусть волк, ну, убей его, застрели. Так нет, он его к медленной смерти приговорил.
Наконец, мы уселись, и трактор двинулся. Мы поехали. Жарко стало ужасно, голова горела, а ноги не согревались. Добрались до деревни, согрелись, напились чаю с Настиным пирогом, переночевали.
Я спала на печке. Накрытая овчинным тулупом, рядом кот пристроился. Я его гладила и все того волка вспоминала. Кто же был тот мерзавец, что привязал волка к дереву, и как ему удалось это сделать? И за что он так?
Утром Матвеич накормил нас горячей картошкой с грибами, и мы двинулись в путь.
Справа от дороги темной стеной тянулся лес. Он словно погрузился в молчание. Ни ветерка, ни звука, ни огонька.
Словно тоже осуждал того нехорошего человека. А может, молча радовался освобождению волка?