Врочек, Давыдова. Огонь под железным небом

Шимун Врочек, Александра Давыдова

ОГОНЬ ПОД ЖЕЛЕЗНЫМ НЕБОМ

А10

Вдалеке закричала женщина. Она кричала надрывно, выжигая из легких остатки кислорода. Гильермо поднял голову: в небе, черном, разодранном лучами прожекторов, плыли туши цеппелинов -- будто стада серых китов. Вой сирен резал висок, словно внезапная головная боль.

Проклятые дирижабли. Гильермо слышал равномерный гул винтов. Вдруг мелькнуло -- белый разрыв в воздухе, высоко, цеппелин покачнулся, но продолжал плыть. В него уперся луч прожектора, застрекотал пулемет -- Гильермо видел, как бьется на земле злой огонек. С дирижабля сорвалось нечто маленькое, темное... мешок с песком? Гильермо вспомнил, что в кабину аэростата кладут мешки с песком, чтобы сбрасывать их и подниматься выше... Но тут?

Маленькое и черное падало.

Пологая траектория. В следующее мгновение маленькое и черное достигло земли.

Взрыв!

Вспышка ослепила Гильермо на несколько секунд, он зажмурился, чтобы не видеть мечущихся фигурок... отблесков взрыва... На внутренней стороне век плыли бело-фиолетовые круги, подрагивали в такт разрывам. Гильермо поднял лицо к небу и приставил ладонь к закрытым глазам. Ему казалось, что он различает крохотные белые силуэты, суетящиеся под брюхом у гигантских китов.

"Души уходят на небеса", -- шепот из прошлой жизни.

-- Почему бы и нет, -- пробормотал Гильермо.

Когда взрывы утихли и он разлепил дрожащие веки, цеппелины уже ушли на север.

* * *

А1

Фонари горели тускло, желтый свет с трудом пробивался сквозь туман. Когда Гильермо подошел к переходу, несколько пятен на противоположной стороне улицы мигнули. На миг показалось, что желе из смога, перемешанного со светом, задрожало и волной покатилось вниз по улице. На мокрую брусчатку посыпались искры... Опять перебои с электричеством.

На светлом капюшоне прохожего, идущего впереди, расплылось черное пятно. Потом еще одно. Гильермо наклонил голову и зашагал быстрее. По стеклам очков потекли капли воды, оставляя за собой мокрые хлопья гари.

-- Цеппелин подбили, -- прошелестел кто-то рядом. Гильермо, не сбавляя шага, повернул голову. Рядом шел кто-то из той же заводской смены. На воротнике тускло блестели пуговицы -- десятый разряд, третий цех. Серые рабочие перчатки.

Гильермо рассеянно пошевелил пальцами в карманах. Высвободил правую руку и протер мокрое стекло. Кончики пальцев защипало.

Шипели и искрили вывески на стенах домов. Не поднимая голову, Гильермо мог сказать, что там написано. Каждый день по одному и тому же маршруту. Дважды. А сейчас из-за угла вывернет патруль. Глянцевые черные погоны, блестящие суставы, вокруг шеи -- плотный защитный воротник. Пройдут быстрым шагом, вколачивая гарь в мокрую брусчатку, а тем временем Гильермо дойдет до поворота, а там и до дома...

Не может быть! Он вытащил руку из кармана и стал неуклюже стирать с очков дождевые разводы. Навстречу шла незнакомка -- тоненькая, легкая; будто нож, прорезая толпу из одинаковых черных фигур, Она держала руку козырьком, прикрывая от дождя лицо.

Лицо...

Гильермо остановился. Обернулся. Проводил девушку глазами -- узкая спина, приталенный пиджак, юбка с обвисшими кружевными оборками... И блестящие мокрые волосы, собранные в высокий хвост.

* * *

А2

Впервые за последний год Гильермо пришел домой позже, чем в семь двадцать три. Ударился бедром о край стола. В воздухе закружилась пыль.

Сел, поставил перед собой консервную банку, подкрутил респиратор... И замер, охватив голову, будто забыл об ужине. Затылок топорщился резиной.

"Надо поправить маску", --подумал он. Мысли ворочались в голове медленно, как плохо смазанные шестеренки. Из окон, заклеенных крест-накрест, в комнату падал желтовато-бледный свет. Ложился на пол, разбивая квадратами дорожку, вытоптанную в пыли, от стола к дивану. За спинкой дивана виднелась широкая дверь -- массивная, с железной окантовкой.

Гильермо несколько раз со свистом втянул воздух. Машинально открыл банку, поднес к подбородку, запрокинул голову. Потом, не глядя, швырнул жестянку в угол -- там громоздилась куча таких же. Рассеянно посмотрел на стол: круглое пятно, свободное от пыли, - место для завтрака и ужина; по обе стороны от него -- смазанные следы локтей. Тусклая круглая лампа. Не горит, сегодня не нужно -- затемнения не обещали. Черный блестящий коробок с гармошкой сбоку.

Плотно закрутив респиратор, он пошел к дивану. Лег на спину, с облегчением вытянул гудящие ноги. Уставился в потолок. Бомбили где-то за городом, поэтому бетонная крошка не сыпалась сверху. И то хорошо.

Уже засыпая, Гильермо понял, что забыл снять ботинки.

* * *

А3

Окна третьего цеха выходили на главную площадь. Туда, где с утра до ночи в божественном чреве горел огонь, разгоняя туманную мглу. Дышал жаром. Если к нему подходили слишком близко, вокруг разносился запах паленой резины.

Широкий, плотный, тяжелый -- бог стоял в центре города и смотрел на все красными глазами. Блестели заклепки, топорщились бока паровозных котлов. Когда шел дождь, капли шипели и испарялись, лишь коснувшись горячего металла. Бог не прощал напрасных прикосновений. "Винсент Харт" -- выпуклые золотистые буквы на постаменте. Конструктор бога. Рабочие поговаривали, что его тело залили бетоном в основании статуи, чтобы изваяние вышло живым.

-- Железное сердце города, -- пробормотал Гильермо. Запоздало удивился. Откуда у него эта фраза? Должно быть, слышал где-то.

Сегодня за окном было на удивление ясно, видно даже тусклое солнечное пятно. Широкие плечи станков маслянисто блестели. Пахло горящим мазутом, запах пробивался сквозь респиратор и будто оседал влажной пленкой на лице. От нее никак не избавиться, но можно привыкнуть.

Гильермо сосредоточенно кивнул. Привыкнуть ко всему можно.

Под ногами у бога скорчился белесый призрак того, кто придумал сердце города. Он тоже уже привык.

* * *

А4

По небу елозили широкие лучи прожекторов. Цеппелины шли на север. Гильермо видел, как раздвигая небо серыми жесткими корпусами, уходят они во тьму. Тишина. Они были огромны, эти киты поднебесного моря, они ворочались плавно и тяжело, обтекаемые воздухом Города, маслянисто-вязким и горьким от гари многочисленных заводов.

Город работал на износ. В военное время каждый должен занять место у станка. И работать, работать, работать, как если бы враг уже стоял у стен города и надо делать, делать и делать снаряды круглые сутки, постоянно.

Теперь каждый раз по дороге с работы он ловил странное ощущение у себя в груди. Сосущая пустота. Чем ближе к последнему повороту перед домом, тем сильнее тянуло. Скорее всего, разболталась одна из деталей поддерживающего хомута. Но Гильермо хотелось думать, что во всем виновата она.

А точнее, ее лицо. Прозрачно-фарфорового цвета, с тонкой линией губ, со чуть вздернутым носиком и высоким лбом. Гильермо всё хотел заглянуть ей в глаза и узнать, какого они цвета.

Мимо прошагал патруль. В груди у Гильермо заныло, будто вонзили тупую игру... И тут же отпустило. Она вывернула из-за угла и пошла ему навстречу. Девять шагов, он считал. Первый, второй, третий... Вдруг над головой у девушки мигнул и через мгновение взорвался снопом оранжевых искр уличный фонарь. А она, замешкавшись, посмотрела вверх. И по щекам ее скользили радужные квадратики света, а под ногами расцветал блестками асфальт.

Гильермо даже остановился. Он оперся о стену, чтобы не упасть, и, прикрыв глаза, мерно раскачивался в такт своим мыслям. Они бежали слишком быстро. Непривычно. И не поспеешь следом.

-- Вспышка, -- прошептал он, а потом еще раз, пробуя слово на вкус. -- Вспышка. Ее... Я хочу ее сфотографировать.

* * *

А5

В квартале от его дома был парк. Старый, скрюченный и черный. Те деревья, которые еще не были сломаны, тянули к слепому небу узловатые пальцы. Как у покойника, который сгорел. Или попал под кислотный дождь.

За неровной гребенкой кустов плескалась грязная вода. Когда-то -- Гильермо закрыл глаза и несколько раз тряхнул головой, вспоминая -- здесь плавали... Как же их называли? У... уточки. Маленькие игрушечные птицы. Скользили по глади пруда и отбирали друг у друга хлебные крошки.

Тогда по берегу пруда гуляли люди. Парочки. Семьи. Одиночки -- руки в карманах, пальто нараспашку, лица подставлены ветру...

Теперь здесь было не так. Не так уютно, вот правильное слово.

-- Зачем ей идти сюда? -- подумал Гильермо. -- Она не придет. Свидание проще назначить на площади Будущего.

Проще. Но Гильермо почему-то казалось, что ей там не понравится. Ведь это механический бог, а она... она была живая. Не такая, как все.

По аллее, загребая носками ботинок черный песок, брел старик. Карикатурный, словно картинка из старого журнала. Гильермо помотал головой, отгоняя наваждение, отвернулся и несколько секунд просто рассматривал медленный поток машин. Когда он опять взглянул на аллею, галлюцинация исчезла.

Он не мог быть настоящим, этот вырезанный из глянцевого фотографического картона призрак прошлого.

* * *

А6

Гильермо снял тяжелый фотоаппарат со стола и застыл, ощущая, как затекают пальцы от угловатой тяжести. Потом решил проверить, все ли детали на месте... Под дулом пистолета он не смог бы сейчас вспомнить и рассказать об устройстве фотоаппарата, но руки помнили больше, чем их хозяин. Гильеро усмехнулся. Забавно быть сторонним наблюдателем -- наблюдателем себя.

Он двинулся в угол, перешагнул через коробки, угловато топорщившиеся ненужными вещами, и заглянул под диван. Так и есть -- ванночки, красная лампа... -- почему именно красная? -- жидкость для проявки, серая фотобумага с загибающимися краями.

Гильермо снял перчатку и подцепил завернувшийся картонный край. Тот, вместо того, чтобы расправиться, осыпался белесой трухой.

* * *

А7

-- Постойте! -- слово застряло в горле и никак не хотело выбираться наружу. Гильермо сжал руку в кулак, ногти вонзились в ладонь. -- Постойте!

-- Да? -- она замедлил шаг и обернулась.

Желтые. У нее были желтые глаза. С красноватыми пятнышками. Будто припорошенные кирпичной крошкой. Гильермо казалось, что это его любимый цвет глаз. Был. Или не был?

-- Про... Простите. Вы мне... Мы...

-- Да? -- она вопросительно подняла бровь. Не засмеялась ему в лицо. Не убежала. Просто стояла и ждала, а пешеходы текли справа и слева. Ее не задевали, а Гильермо то и дело пихали в бок. Он неудобно встал. На самой середине тротуара.

-- Фото... Фотографию. Сделать хотел. А вы?

-- Что -- я?

-- Вы... -- Гильермо зажмурился и до крови прикусил губу. Потом облизнулся. Кровь чуть горчила, как воздух в конце рабочей смены. -- Вы не хотели бы сфотографироваться?

-- Почему бы нет, -- она провела ладонью по лбу, убирая выбившийся из прически волосок. -- Только я спешу.

-- Это не важно, совсем не важно, -- Гильермо суетливо вытаскивал из сумки фотоаппарат. -- Я быстро вас сфотографирую, а портрет отдам потом. Скажем, завтра. Вы согласны?

-- Да.

Вспышка выстрелила белым цветом ей в лицо и осыпалась на брусчатку закопченными осколками. У этих ламп такое тонкое стекло.

* * *

А8

В лампе треснула и погасла проволочка. Гильермо беззвучно выругался. В последние дни всего не хватало, в том числе самого необходимого -- а тут еще и лампы начали лететь. Просто нет нормального трансформатора, из-за генераторов напряжение постоянно скачет, лампы мрут, как мухи. Воюют на износ, как и люди. Вот уже третий год. Ничего, подумал Гильермо. Ничего, я что-нибудь придумаю.

На белом глянце выступали черты ее лица. Такие правильные. Такие нежные. Такие...

У Гильермо защемило в груди. В памяти вдруг всплыло слово -- ностальгия. Тоска по лицам без масок. По небу без смога. По ночам без канонады и взрывов. Он осторожно подхватил один из портретов за уголок -- второй она получит в подарок завтра, уже завтра, подумать только! -- и выбрался из-за стола.

Оттащить диван в сторону -- минутное дело. Тяжелая дверь приоткрылась сразу, как только ее перестала подпирать спинка. Гильермо с облегчением вздохнул. Будь она заперта, найти в этой комнате ключ было бы невозможно.

Он потянул дверь за ручку и шагнул в темноту, широко распахнув глаза. Поправил очки, нервно протер стекла. Распахнул дверь пошире, чтобы впустить свет.

* * *

А9

На стенах висели цветные фотографии.

Пожилые мужчины в костюмах песочного цвета. С внушительным брюшком и скучным выражением лица.

Семейные портреты -- из тех, где обязательно кто-то закрыл глаза, чихнул или потянул сестру за косичку.

Девушки с кружевными зонтиками -- в изящных шляпках, с мечтательными улыбками и темными, как вишни, глазами.

Нарядные девочки.

Целующиеся пары.

А вот родители Гильермо кормят уток на берегу того самого пруда...

На стенах висело прошлое -- десятки людей. Которые умели хмуриться, улыбаться, гримасничать, щуриться, морщить лоб и надувать губы. Которые были уместны в осеннем парке, но их совсем невозможно было представить идущими по приказу Механического Бога. Вперед.

Скорее, их души взлетели на небеса, вслед за дирижаблями в изрезанном молниями небе.

Гильермо поднял новую фотографию к глазам и долго разглядывал.

Потом сполз по стене и уселся прямо на пол, уронив карточку лицом вниз.

-- Я слишком соскучился по вам, -- прошептал он. -- По нам. И забыл -- какие мы на самом деле. Я перепутал.

Лицо девушки было как будто собрано из осколков. Аккуратный шов на подбородке -- искусно прилаженная нижняя челюсть. Трещины на щеках, глубокие борозды на лбу -- ровно три горизонтальные полосы, темно-синие. Товарный знак завода "Трес".

Если внимательно приглядеться к прическе, то видны отдельные пучки волос, приклеенные к блестящему пластику.

Нарисованные брови. И белая беззубая челюсть, прячущаяся внутри улыбки.

-- Кукла, -- сказал Гильермо. И сам удивился звуку своего голоса. -- Это кукла.

Он так и заснул, скорчившись, на полу. А наутро поднялся и долго стоял, покачиваясь с пяток на носки. Потом вышел из комнаты, где жило прошлое, громко хлопнув дверью. С потолка посыпалась бетонная крошка.

-- В девять утра. В парке.

* * *

А10

...Мелькнуло -- белый разрыв в воздухе, высоко, цепеллин покачнулся, но продолжал плыть... В него уперся луч прожектора, застрекотал пулемет -- Гильермо видел, как бьется на земле злой огонек. С дирижабля вдруг сорвалось нечто маленькое, темное... мешок с песком? Гильермо почему-то вспомнил, что в кабину аэростата кладут мешки с песком, чтобы сбрасывать их и подниматься выше... Но тут?

Маленькое и черное падало.

Пологая траектория. В следующее мгновение маленькое и черное достигло земли.

Взрыв.

Вспышка ослепила Гильермо на несколько секунд, он зажмурился, чтобы не видеть мечущихся фигурок... отблесков взрыва...

...

Она не пришла.

Гильермо сел, прислонился спиной к обгорелому стволу. Удобно, неудобно -- какая разница? Механическое ощущение собственного тела. Он поднял голову -- на окуляры медленно падали хлопья сажи, в следующую секунду налетел ветер -- и хлопья закружились в траурном танце.

Черная обгорелая осень.

Все тело как затекшая конечность. "Есть ли во мне вообще живые части?" Гильермо закашлялся, уронил голову на грудь.

Когда-то здесь падали желтые листья. Стоит закрыть глаза -- он закрыл глаза, увидишь -- он увидел: листья лежат плотным слоем, еще видишь? -- еще вижу. Желтые и красные. Он моргнул. Порыв ветра, и листья осыпаются. Понимаешь? Пони... нет, не понимаю.

Зачем?

Все дело в маске. Он поднял руку, нащупал защелку. Металл холодил пальцы. Нажать и... нет, не так. Я хочу видеть.

Он поднялся, помогая себе руками. Между черных стволов поднимался зеленый, клубами, дым. Цеппелины все-таки сбросили бомбы, подумал Гильермо. Зеленый дым плыл, с виду безобидный и даже радостный. Вдруг Гильермо увидел, как сквозь дым медленно бредет знакомая фигура...

Гильермо ждал. Высокий старик в пенсне неторопливо брел по парку, держа зонт на плече. "Так я и знал", - подумал Гильермо. Не настоящий. Старик -- механическая игрушка.

Старик шел. Гильермо видел его аккуратный костюм, кремовый галстук и беззащитное лицо с бородкой. Ни маски. Ни респиратора.

Коричневый зонт вдруг вырвался из руки старика, ветер подхватил его и понес -- кувыркаясь, зонтик влетел в крону и застрял. Ветер трепал его, с обнажившихся спиц слезала ткань. Дыра в зонтике становилась все шире.

Гильермо перевел взгляд на старика. Не может быть! Клуб бледно-зеленого дыма медленно разворачивался в воздухе над лежащим телом. В следующее мгновение Гильермо понял, что бежит -- усилием воли переставляя неподатливые столбы ног. Быстрее, быстрее.

Старик умер. В блестящих открытых глазах застыл некто в черной маске.

-- Да это же я, -- понял Гильермо. Дрожащими пальцами стянул резину с головы, провел ладонью по лбу и снова уставился в блестящие глаза старика. Там отражалось бесчувственное кукольное лицо с покосившимся провалом рта и серыми глазами навыкате. Гильермо сел на землю и расхохотался.

* * *

Механический бог с площади яростно смотрел в небо, откуда проклятые "киты" стреляли в армию его послушных игрушек. Те души, что он не успел украсть, вели цеппелины за горизонт, чтобы назавтра вернуться с новым огнем.

Старик, обернувшись, долго глядел на Гильермо.

Но когда ветер швырнул в него горсть обгорелых листьев, дрогнул и полетел вослед своим, прочь из железного города-клетки.

Комментарии: 7, последний от 10/05/2015. © Copyright Врочек, Давыдова (vrochek@mail.ru) Размещен: 06/04/2015, изменен: 20/02/2017. 20k. Статистика. Рассказ: Приключения, Фантастика, Мистика За пригорошню шестеренок Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Берегись старых фотографий! И газовых бомб!

Врочек, Давыдова : другие произведения.

Огонь под железным небом