Присмотрись к артистам бродячего балагана. Нарушители спокойствия, лицедеи жизни, соглядатаи людских пороков. Присмотрись внимательнее. Если увидишь среди них молчаливого силача с мертвым взглядом и острого на язык арлекина с безумием в глазах, надейся и верь - они успели.
* * *
Иногда мне кажется, что действительность подвластна человеческому мышлению. Почему? Вся беда в том, что мне почти всегда известно, какие события последуют за моими поступками. Порой это скучно.
Я вскакиваю на стол, расшвыривая тарелки, прыгаю через головы присутствующих на камин, отталкиваюсь обеими ногами от широкой доски и хватаюсь руками за балку, находящуюся на высоте добрых восемнадцати футов от пола. А за спиной барон только начинает вибрирующим фальцетом:
- У-у-убь...
Знаю, не глядя - серебряный кубок, разбрызгивая вино на шитые золотом платья, бьется о стену в том месте, напротив которого совсем недавно находилась моя голова. Рука у старого Граса верная, а глаз острый.
- Ю-ю!
Я легко подтягиваюсь на брусе перекрытия, прыгаю по балкам, пока не оказываюсь непосредственно над местом происшествия. Отсюда лучше видно - усаживаюсь, свесив ноги. Грас гневно дышит, его сыновья сжимают рукояти мечей и прикидывают, не полезть ли за мной следом. Полагаю, они не решатся на подобную глупость.
Гости шепчутся - они не видели подробностей. Старик быстро приходит в себя и даже не притрагивается к оружию - жаль, увидел бы, что града прихвачена к ножнам тонкой бечевкой. Это неспроста. Грас не смотрит вверх - я для него ничто. В целом - он прав.
- Властитель! Твои слуги позволяют себе лишнее!
- Дурак ты, барон, - хохочу я, болтая ногой.
- Не стоит обижаться на безумцев, милый Грас, - снисходительно улыбается хозяин.
Мальчишки Граса мечутся подо мной, как гончие, загнавшие белку на дерево. Здесь только двое его младших - старшие с именными полками дерутся на восточных рубежах.
- Безумцев держат в железных клетках, - цедит сквозь зубы барон.
Властитель лишь пожимает плечами, а я, словно потеряв интерес к происходящему, вращаю в ладони пару потертых хрустальных шаров. Бывал и в клетках - ничего запоминающегося.
Грас шумно вздыхает, кивает сыновьям и с достоинством покидает замок хозяина. Уходи, барон, уходи, не будь идиотом. Я противно хихикаю вслед.
В лужах вина на скатерти лежат осклизлые рыбьи глаза. Собрал на кухне и подбросил пригоршню в кубок, когда старик отвлекся и беседовал с кем-то из соседей. Согласен, обнаружить это в своем напитке - приятного мало.
Я легко прыгаю вниз, кувыркаюсь через голову и удаляюсь на кухню. Перекусить и придумать очередную гадость. Нравится мне барон, интересно - как у него с мозгами?
* * *
Старика казнили через неделю. Он вскрикнул, когда палач слегка ткнул его в шею концом дубинки, опрокидывая на помост. Толпа радостно взвыла, предвкушая зрелище. Палач принялся методично разбивать суставы, но барон не издал больше ни звука. Каждый удар сопровождался глухим хрустом, тело Граса изгибалось в такт касаниям дубинки, но старик молчал.
Когда палач взялся ломать позвоночник, я, наконец, перехватил взгляд барона и чуть кивнул. Не думаю, что он узнал меня, однако в его глазах не было ни боли, ни упрямой решительности. Только недоумение. Он смотрел на арку у входа на площадь, воздвигнутую в честь его прошлых побед. Перебив хребет, палач оставил старика на помосте. Тому только и оставалось, что смотреть на злополучную арку, не имея возможности повернуться или отвести взгляд.
Народ еще пошатался по лобному месту в ожидании, хоть какого, развлечения, потом начал расходиться, разочарованно перешептываясь. Несколько раз я услышал фразу: "Крепкий старик - не чета нынешним лизоблюдам".
Я видел достаточно смертей, чтобы согласиться с этим утверждением.
Неподвижные зрачки Граса были направлены в сторону арки, когда к нему наклонился Властитель и что-то прошептал. Я подошел позже, когда уже начинало темнеть и на площади уже не осталось никого, кроме скучающего палача.
- Я ведь предупреждал... а пацаны ушли, - одними губами сообщил я барону и противно рассмеялся, не сводя с него серьёзного сочувственного взгляда.
Глаза, Грас, кругом тебя были глаза. А большинство вассалов предали своего сюзерена.
Вообще-то его мальчишек зарубили, когда они с кучкой верных людей пытались оказать сопротивление, но старик может узнать об этом и позже. Уже Там. Из глаз барона медленно уходила жизнь.
Я посмотрел на палача. Его не интересовала эта жертва.
* * *
Позднее мы сидели с Атроксом в его каморке и потягивали кислое вино из глиняных кружек.
- Сколько у тебя жизней, Насмешник? - он отломил кусочек сыра, скатал шарик и отправил в рот.
- Не больше, чем у других, - скривился я после очередного глотка.
- Тогда зачем?
- А дьявол его знает... - пожал плечами я. - Пути безумцев неисповедимы.
- Опять ты дразнишь их бога грязными словами, - Атрокс зевнул.
Я вытащил из подстилки соломинку, сунул её в кружку и принялся, невнятно бубня, пускать пузыри.
- Что? - уточнил собеседник.
Я забулькал с удвоенной силой.
- И что это значит?
- Отмываю слова, - оторвался я от своего занятия.
- В чем мораль?
- Чистые речи понятны не больше, чем проповеди епископа.
Атрокс рассмеялся - нашего прелата за глаза все называли гундосым.
- Насмешник, твоё искусство уходить от ответа не подлежит сомнению...
- Выпьем? - я оживился.
- Ты пытался предупредить Граса?
Я вытащил соломинку и опрокинул содержимое кружки в рот.
- Надоело все. Барон - старый вояка, которого можно было упрекнуть только в прямолинейности. И держался изумительно. Многие не получили желаемого.
Атрокс вздохнул и тоже осушил свой сосуд.
- Я сразу выбил третий позвонок. Старик ничего не чувствовал.
Надо признать, мой друг большой мастер. Своего дела. Правда чаще использует свои умения для противоположных целей.
- Могло получиться неплохое приношение.
- Ну и черт с ним, - палач выругался, затем дунул в кулак, показал "козу", плюнул через плечо и перекрестился.
Меня всегда забавляло его отношение к подобным вещам.
- Скольких богов ты чтишь, Безжалостный?
- Всех, - совершенно серьёзно ответил Атрокс.
* * *
Надо признаться, набрались мы изрядно. Ночные улицы по дороге в замок больше походили на корабельную палубу во время шторма. Когда я свернул в подворотню, чтобы облегчить мочевой пузырь, из темноты вынырнули четыре фигуры.
- Позднее время, путник, - сообщило мне нечто, скрывающее лицо под широкополой шляпой.
- Угу, - согласился я, переминаясь с ноги на ногу.
- Торопишься домой?
- Ну да.
Не то, чтобы я действительно спешил, но на данный момент меня очень занимало одно дело, совсем не терпящее отлагательств.
- Мы не будем тебя задерживать.
- Ага, - попытался я проскользнуть мимо.
- Э! Не так быстро, - на плечо легла тяжелая ладонь, - Сначала кошель, камзол и, пожалуй, сапоги.
- Мои закрома пусты, а одежда тоже навряд ли вам понравится.
Просто очень темно - они не видят, догадался я.
- И что ты предлагаешь? - в тени блеснуло лезвие ножа.
- Может быть, я смогу вас чем-нибудь позабавить? - предложил я то, что умел делать лучше всего.
- Например? - вяло поинтересовались из мрака.
- Хотите, включу для вас городской фонтан?
- Всевельможный планирует закончить его строительство только к осени.
Вообще-то с водопроводом так намудрили, что запуск сооружения скорее всего отложится до второго пришествия. Об этом не принято распространяются - жаль, истинный смысл моей шутки останется непонятым.
- Ничего страшного, - уверил я темноту.
- Показывай, там посмотрим...
Выпитое вино давно уже настойчиво просилось наружу. Напор был подходящий и струя получилась даже выше человеческого роста. Когда поток иссяк, финальный росчерк остался на ногах моих зрителей, прервав на полуслове жидкий смех.
- Ветер, - смущенно пояснил я, пряча инструмент.
- Я узнал этого выродка, - глубокомысленно заявил один из собеседников, отряхивая штанину, - это Лусор-Насмешник.
Слава богу, какому - не важно. Думал - придется представляться со всей помпой.
- И что? - удивился ближайший ко мне грабитель, - Не верю, что у придурка пустые карманы. К тому же он мне сапоги обоссал.
Затем он зарычал и ударил меня в лицо. Ножи его компаньонов тоже пришли в движение...
* * *
На завтрак к Властителю явился Его Преосвященство. Такое замечательное событие не могло остаться без моего внимания. Я заглянул в малую трапезную, держа в руке толстую зажженную свечу.
- Зачем тебе это? - поинтересовался хозяин, оторвавшись от еды.
- Несу свет, - важно пояснил я.
- Но ведь и так светло.
- Тебе это только кажется, заблудший, - я покосился на епископа.
Властитель рассмеялся, а священник решил не ввязываться и продолжил прерванный моим визитом разговор. Я подошел поближе и прислушался, незаметно роняя капли воска на парчовое одеяние прелата.
- Сие есть явление божьего гнева, - убеждал хозяина священник.
- Четверо мертвецов, найденных последней стражей? Ну уж...
- На телах были следы, указующие причину смерти?
- Докладывают, что нет.
Вообще-то, по одному-два неприметных синяка можно было бы обнаружить под слоем покрывавшей тела грязи, но я решил не заострять на этом внимание.
- Или то, что души, без видимой причины, покинули грешников в тот момент, когда те занимались богомерзкой содомией, разве не свидетельствует о справедливом промысле?
Хотел оставить трупы как есть, да не удержался - снял одежду и разложил попарно в недвусмысленных позах. Теперь я - орудие божьего гнева.
Неладное последнее время творится. Сначала люди взывают к казни вчерашнего героя, потом не брезгуют грабить городского дурака, до чего завтра додумаются - палача без работы оставят? Ношу чужих жизней делить начнут?
Я глубоко вздохнул, свеча покачнулась и горячий воск полился ручьем епископу за шиворот.
- Языческое отродье! - взревел Преосвященство и двинул меня посохом.
Отдельные высказывания ему удаются лучше, чем слова молитв. Однако эту грань он переходил очень редко. Разделяющую нас пропасть.
От удара я грациозно увернулся.
А епископ выставил посох на манер алебарды и, словно собрался изгонять демонов, затянул "Pater Noster" и "Deus in nomine". Иногда мне слегка не по себе от его экзорцистского энтузиазма. В ответ я задергался, пустил пену и ответил литанией площадной ругани.
- Пошел вон, - прервал мои упражнения Властитель.
Я, как ни в чем не бывало, оттер рот от слюны, выбрал из вазы на столе самое красивое яблоко, придирчиво осмотрел, водрузил на его место один из своих хрустальных шариков, подмигнул прелату и заявил сам себе:
- Это сколько же надо их съесть, чтобы познать истину... А ведь некоторым и одного хватило...
Затем шумно вгрызся в сочный плод и, чавкая, преисполненный достоинства, удалился.
* * *
Кстати, на вкус яблоко оказалось так себе.
Пара хрустальных шаров сносно передает изображение, немного искажаемое царапинами на поверхности кристаллов, но вот улавливать звуки при их помощи совершенно невозможно. Мне не привыкать. Я некоторое время вертелся вокруг второго шарика, рассматривая гротескные отражения хозяина и епископа, пока не добился удачного ракурса.
Даже если Властитель предполагал, что я в состоянии подсматривать за ним на расстоянии, то догадаться, будто я способен, читая по губам, понимать по-гречески, он не мог. Представьте себе.
- Жрецы становятся проблемой, сын мой, - заявил на языке Гомера Преосвященство.
- Алфред, дружище, их деятельность все еще уравновешивает отдельные аспекты, - возразил Властитель. - Они оттягивают на себя часть невостребованных церковью людских эмоций и подкармливают древние силы, все еще влияющие на ряд натуральных проявлений. Да что это я? Вы же сами прекрасно знаете, что жрецы - неизбежное зло.
- Да-да, антитеза - изнанка реальности, смех и страх, как следствие - нейтрализация суеверий. Мастера-богословы хорошо потрудились над теорией симбиоза. Сын мой, церковь всегда, не афишируя, признавала терпимость к отдельным служителям культов, но - лишь как временное явление.
Возможно, их речь была менее витиеватой, но переводом занимался я сам и для собственного пользования, поэтому мог позволить некоторые усовершенствования.
- И Вы считаете...
- Сейчас жрецы - нежелательное зло.
- Людям все еще нужны объекты насмешек и ненависти. Я не вижу причин...
- Боюсь, в тебе еще не изжиты остатки язычества. Церковь влиятельна, как никогда, и теперь в силах полностью овладеть чувствами паствы.
- Жрецы лояльны, - хозяин взял из вазы яблоко, мой шарик покачнулся. - Более того, полезны в своем влиянии на толпу.
- Пока, - епископ тоже потянулся за плодом. - Тебе не кажется странным, что...
Шарик сорвался с потревоженной горки яблок и, подпрыгивая на мраморе пола, покатился под стол. Собственно, дальше мне было неинтересно. Интуиция безумцев плюс умение сопоставлять факты вполне заменяют дар предвидения.
"... что палач жертвует причитающимся ради того, чтобы неблагонадежный старик ушел из жизни без мучений? Или - что шут обещает умирающему позаботиться об уже ушедших?" - зазвучали у меня в сознании неуслышанные и неувиденные слова епископа.
Наверное, не один я умею читать по губам. Просто у некоторых это получается чуть хуже.
* * *
Когда-нибудь это должно было произойти. Даже то малое, что мы приносим на капища Древних, не может не привлекать Его слуг. Господство любой ценой - мы не задумывались об этом, когда принимали Его последователей.
- Я ждал этого, - Атрокс лишь усмехается, выслушав мои мысли.
- Но они не смогут...
- Смогут. Недостаток умения они всегда восполняют количеством. Разожгут костры - эманации сотни смертей всегда превысят одну, пусть даже квалифицированную.
- Они слишком рациональны, - я спорю из принципа, по привычке. - Людей нужно шевелить, сталкивать их с абсурдным, выбивать из привычной жизненной колеи. Мое лицедейство...
- Клирики заменят его охотой на таких, как мы, - Атрокс сжимает свои огромные ладони.
- Природа не выдержит нарушения баланса и смещения сил...
- И что? Неурожаи? Вспышки мора? Им всё только на руку.
Мы спорим об этом не в первый раз. Мы - часть мироздания, бессильные против тех, кто воспринимает Жизнь, как средство. Мы - гармония, они - служители культа.
Я кладу на стол хрустальный шарик и кручу его волчком. Солнечные лучи падают на прозрачную поверхность, преломляются, отражаются, играя зайчиками на потолке и стенах.
- Уходим?
- Да, - бывший палач тянется за извлеченной со дна сундука дамасской саблей.
- Прямо сейчас? - я подхватываю длинный посох со стальным наконечником и навершием. - А успеем?
- Не знаю...
* * *
На небольшой площадке у городских ворот сутолока. Зеваки жмутся к стенам, а в центре идет бой. Облаченные в кирасы стражники и несколько офицеров. Пытаются подступится и откатывают, как прибой, умываясь кровавой пеной. Посреди круга - двое.
Один высокий, широкоплечий в сером недорогом камзоле и кожаных штанах. Сабля в его левой руке и длинный кинжал с глухой круглой гардой в правой порхают бабочками. Да и сам он, кажущийся тяжелым и грузным, перемещается с медвежьей грацией. Не роняя ни слова.
Второй - не меньшего роста, но худой и нескладный. Быстрый. Его посох размывается в движении, а сам он ухитряется прикрывать и спину и оба фланга своего соратника. Его одежды яркие и пестрые, он не дерется - он мелькает, сбивая с толку противника. И не молчит. Не экономя дыхания, сыплет острыми и грубыми шутками, заставляя усмехаться даже нападающих.
Они такие разные, но что-то неуловимое роднит обоих. Пара медленно, дюйм за дюймом, продвигается вперед. К воротам. Они уходят, уступая место кострам, охоте на ведьм и чумным пиршествам. Успеют?