:::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Великий гон ::::::::::
:::::::::::::::::
На стогны ночи за облаками луна выходит,
протяжных улиц квадратных строфы она не видит,
она не знает речей и мыслей ритм уходящий,
и светом светит лишь отражённым, но видит зрячий -
шаги сливаются с догматом вериг и правды,
плащаниц туча, заполнив небо, скрывает отсвет.
Под облаками проскачет всадник, во тьме спешащий
в какой-то замок послушать песен и сделать подвиг.
Но только плачет на старой башне опять кукушка,
и небо гомоном полно - ты лишь послушай -
звенят доспехи, слышны команды и гогот дикий.
Летят седые там старожилы, мелькают лики,
трубят там трубы, гремят подковы, там начинают
великий гон, не знать нелепо. Там гимн играют -
в такую ночь нельзя забыться, взглянуть что свыше.
Ты убегай - игра страшна. Мы лишь услышим,
пока на стогнах ночной дозор луна справляет -
великий гон седая нечисть там начинает.
А что же рыцарь? Успел ли в замке хоть он укрыться?
Его судьба тревожит сердце и нам не спится.
::::::::::::::::::::
:::::::::: Фонарщики ::::::::::
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
Вернётся день. Горбинки старых улиц.
Проснётся вид на светский сонный город.
Твоих столиц возьму переживанья,
небесный угол, ряд текущих лиц,
и переулков странные названья,
и перепевы звуков по утру,
фонарщиков степенное призванье
тушить огни - и в мае, и в пургу.
Чертог для смертных, мимо проходящих,
спасенье быть в разряженной толпе,
игра шагов, расчёт необходимый,
чтоб акций гнейса больше не держать,
и взглядом сумрачным не видеть очертанья -
от дней уйти, от города бежать
туда, где спас несет преображенье.
Но замкнут круг в трамвайное кольцо.
Иглой взметнувшись к мареву под небом,
волшебное держать в руках яйцо,
его разбить, иглу извлечь. В наём
бессмертие цветов не отдавая,
вернуть опять тот город, где живём
в хрусталиках метели февраля,
и гасим фонари, не говоря.
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Нисхождение ::
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
небо полно шалфея
созвездия исчезают
незримо зорю играет
петух легендарноизвестный
тает очарованье
и Вифлеем нисходит
и скажет житель:
"Так где я?
что это происходит?"
спи ещё
горожанин
дела пока не настали
это всё снится только
утро едва на подходе
тут дурачок у церкви
тоже проснулся тревожно
холодно безнадёжно
самое раннее утро
::::::::::::::::::::::::::
::::::: Мы пили пиво ::::::::
::::::::::::::::::::::::
Напившись терпкости и горечи,
(горчит весенний привкус ветра) -
всё чтиво нудной долгой повестью
зовёт к незнанью метр за метром.
Вот метр Шико, Мегре, Харкевич -
французский полонез для супа.
Мне правят речь родные капельки,
и пар над лошадиным крупом.
Она наездница лихая - ругалась матом
так заправски,
и, в голове блуждая, атом
мешал понять рассвета краски.
Мы пили пиво там - на лавочках,
парил над миром туз бубновый.
Все женщины когда-то девочки
в своих спешат, спешат обновах
до первого огня волшебного.
Чу - гулкий стук копыт тяжёлых.
Вина откушавши целебного -
в столицах, городках и сёлах.
Мы пиво пьём на тех же лавочках
в прокарканном вороньем парке,
а утро в мягких своих тапочках
идёт тихонько, шатко, валко.
::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Мой пригород ::::::::::
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
В твоей крови оседлости черта,
мой пригород, без смысла и начала,
где нет и не было от века ни черта,
и вечно тишина в домах молчала.
В твоей душе то слякотно, то жарко,
то лень и сон, то пьяные синдромы
истерик без понятий, слов. А жалость,
мой пригород, тебе едва знакома.
Небесное убранство - рай для центра.
Центр рая и райцентр - одно и тоже:
циклон привес имеет в квартал центнер,
но в центре ничего, какой там боже?
По роже очень просто получить,
но всюду жизнь, и всюду могут жить,
абстракции никак не создавая,
ничто не знав, ничто не забывая.
В твоей крови инфекция ль распадка?
Иллюзия - ничто не распадаясь,
живёт своим немыслимым порядком,
себя сжирая, этим примножаясь.
Мой пригород, по имени Нас Много...
Шут, чу... И это всё от бога,
от центра, от привычки создавать,
и чавкает размытая дорога,
ведущая ... куда сама не знать.
Мой пригород, по имени Нас Рать.
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Снег идёт ::::::::::
:::::::::::::::::
снег шёл зело, всё утро
в небо смотрел - как-то хмуро
какой-то снег был противный
мокрый такой, злобный
и очень тоскливый, очень
бывает - снег идёт в радость
красиво и даже нежно
подумал, что сердце наше,
как снег -
разнолико, безбрежно,
небрежно к мыслям
и чувствам
природа
да в городе стылом
идёт и идёт снег всё утро
постыло,
отвратно,
уныло
:::::::::::::::::::
::::::::::
::::::::::::
Старые кладбища ветхих скоплений
Строений с отметиной разных веков,
Оспой которые времени гений
Метил на радость больших чудаков.
Кривенько улицы в разные стороны -
(Те, где привычна каждая малость).
В парках же голуби, в парках вороны.
Идём всё по улицам - не нагуляемся.
:::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Весна ::::::::::
:::::::::::::
Когда по лужам воробьи заскачут,
когда огромный грач мне скажет: "Здравствуй!"
и про меня кустарник засудачит -
я не смогу краснея извиниться,
а измениться вовсе не смогу, -
пойду туда, куда глаза глядят -
под воздуха магнитную дугу,
пойду смотреть, как учат воробьят
и им дают заботу и еду.
А в городе весны столпотворенье -
фотографы на свадьбах опьянеют,
и каждый вздох уже стихотворенье -
творенье суеты и нахожденье
вещей давно забытых и чудных,
стихов чириканье, чирканье.
О, воробьи мои, прыгучее призванье,
о птиц весны присутствие родных -
изломанный и лёгкий ветром стих.
Трамвайное кольцо, наречья, гомон,
как ход весны над речкою Янцзы...
Я этим звуком долгим зацелован,
и в голову слетаются скворцы,
а в руки чистый дух без сожаленья.
И журналист заметку помещает,
что к нам пришла весна, и пионеры,
весну встречая, песни распевают,
и для скворцов скворешни расставляют.
Так здравствуй же о, грач, товарищ старый,
привет всем птицам мокрым и веселым.
Я извиняться больше не намерен,
гудрон забыв, иду искать просёлок.
И, в лужу заглянув, - себя увижу,
услышу стрекот пишущих машинок.
Гляжу, дышу, и водку хлещут в сёлах.
Каких смешных наделать бы ошибок
под воробьёв приветствия улыбок?
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
:::::::::: Любовь ::::
::::::::::::::
в уездном городе,
пустом в вечерний час,
и расползающем, как яблоко для червя,
от колоннады под орлом
в который раз
вокзал гудком натягивает нервы
в том месяце,
что вроде бы на "арт",
или на "ябрь",
да впрочем - безразлично,
как вывернутый вшиворот азарт,
что там - "ол"райт",
да верно, что отлично
такая грусть,
особенно на пасху,
что нынче ветрено
и сыро, одиноко
пасет собор свою незримо паству
над нею
вознеся себя
высоко
вот, ядовитой трубочкой до дна
незримой нервы вздергивают бровь,
когда соседи,
выпивши вина,
поют про что-то,
кажется -
любовь