Аннотация: Когда все, что ты создавал и к чему стремился рушится у тебя на глазах, когда ликовавшая под твоим знаменем толпа обращается против тебя, когда жизнь держится на призрачной гордости - это конец. Или новое начало? Когда надежды нет, всегда остается неожиданное маленькое "внезапно". Изначально это была миниатюра, но, вероятно, когда-нибудь она вырастет в роман.
Возвращаясь к тем дням, когда все началось... я не могу понять, как все могло так обернуться. В чем была ошибка? Что я сделал не так? В чем меня можно обвинить? Разве во все времена люди не мечтали об идеальном мире? Об идиллии и красоте, порядке и гармонии. Разве не я и не к этому вел их? Разве не строили мы идеальный мир, мир, которого желали? Так за что? Почему слушая меня, веря мне, идя за мной, они вдруг все обернулись против? Бросили, разлетелись, как карточный домик, из основания которого неосторожно выдернули карту... Такая мелочь... Но все рухнуло. Все... И вы, мои прежние соратники, мои последователи, вы обернулись против меня! Прежде слушая, признавая, веря мне, видя нашу цель там, куда, кажется, можно дотянуться рукой... Свергли, выбросили из жизни, как испорченную вещь, как... как... ненужную мысль! И сейчас... эти холодные, шершавые стены, жесткость непокрытой койки и старого одеяла, эхо шагов за дверью. И тьма. Вечно непроглядная, вымораживающая тьма. Я даже не знаю, горит ли в моей камере свет, или она и вправду покорена мраком... Я не вижу даже собственных рук. Будто им было не достаточно бросить меня сюда, лишив цели, стремлений, простой человеческой жизни, земных, неприхотливых радостей, похоронив весь мой труд... Теперь я еще и слеп. Хотя... я был слеп и раньше, раз доверял им. Думал, они разделяют мои стремления, желание сделать этот мир чистым и светлым, что мы будем вместе строить его! Их насмешка... "Если ему не нравится этот мир, так пусть не смотрит на него!". И жар раскаленного железа. И боль... в выжженных глазницах... Я думал, что умру, если уже не умер и не попал в Ад. Но я не сдамся! Пока я говорю, дышу, мыслю - я жив, а значит... И... что будет? Зачем мне быть здесь? И просто быть? Зачем мне жаждать сохранить это свое существование, если вся ненависть мира сосредоточена всего на одном человеке - Мне! Вся Ойкумена! Весь наш, так и не достигнутый, Эдем...
Снова шаги. Замершие рядом с моей камерой. Скрип открываемой двери.
- Эй, поднимайся, к тебе гости, - издевка, постоянная, ядовито жалящая издевка. И превосходство. Самый последний убийца и насильник, даже он не получает столько унижения и презрения. Даже он...
- Ты что, оглох? Поднимайся, я сказал! - с трудом слезаю с койки. Крошечный паек едва поддерживает силы. Привычно опускаюсь на колени у стены, готовясь к очередным... "гостям". К этому моменту только ленивый или слишком занятой не приходил, чтобы лицезреть мое падение, приложить руку к моему кошмару.
Из коридора доносятся голоса.
- Как обычно: палка - 2 кредита, плеть - 5, нож - мера.
- За все остальные услуги 5 мер, - второй охранник. Смех, презрение и жадность. Мерзко... Ничтожества... Шакалы, ползающие на брюхе перед тем, кто кидает им объедки...
- Я возьму плеть, - голос мне не знаком. Он явно здесь впервые. Молодой, уверенный... Теперь они говорят, что я разбил им жизнь, опустил на самое дно, лишил будущего, а раньше? С каким желанием, с какой яростью они рвались строить это самое будущее! Так что же изменилось? Почему... почему вы выбрали другую дорогу?!
Рубашку буквально содрали с меня, обнажая уже целиком исчерченную рубцами спину.
- Эй, можешь с ним не осторожничать - на нем все равно все заживает, как на паршивой псине!
- Да, как бы нам не пришлось ему приговор по второму разу исполнять! - смех. Мне уже не страшно. Все равно. Будто с моим падением закончился и мой дух.
Дверь закрывается, и я слышу только дыхание моего гостя. Как давно я стал слышать их пульс, движение воздуха в их легких? Тогда ли, когда потерял зрение? Или в тишине камеры, чтобы не сойти с ума от темноты и одиночества? Но это все рано, что держать в руках их сердца, и обманываться этим ощущением.
Свист рассекаемого воздуха и жгучая боль обжигает плечо. Удар, нанесенный сильной, молодой рукой, впечатывает меня в стену передо мной, вырывает из горла хриплый вдох. Почему-то очень, очень многие выбирают именно плеть - с жалящей, рвущей болью, с протяжным, вгоняющим в дрожь пением. Как олицетворение их ненависти. Как знак власти. Власти над изгоем... надо мной. Власти обезумевшей толпы над своим разумом. Снова свист опускаемой плети - и новый укус ненавистного орудия, обжигающий спину.
Стою, стиснув зубы, вцепившись пальцами в стену. Проклятые... Зачем они лишили меня глаз, но не вырезали язык? Если я закричу... Мне некуда больше падать! И я даже благодарен моим судьям, что мои глаза теперь все же бесполезны... Потому что я боюсь увидеть среди приходящих сюда знакомые лица. Бывших соратников, друзей. Бывших...
Уже вся спина пылает. По пояснице стекает горячая вязкая кровь, пропитывая штаны, сбегая на бедра. Он молод, его хватит еще надолго. Возможно, надольше, чем меня... Лишь бы не закричать... Умереть, исчезнуть, отключиться, но не кричать!
Удары становятся чаще и тяжелее. Еще немного - и я начну умолять его остановиться, прекратить... Но пока лишь вжимаюсь в холодную стену, ища в ней если не укрытие, то хотя бы опору. Очередной удар вырывает из горла сухой всхлип. Ногти судорожно царапают шершавую поверхность бетона.
Внезапно все прекращается. Меня словно оглушает тишина. Окостенело застывшие плечи не верят в пощаду, и не могут расслабиться, расправиться. Закушенная губа распухла и кровоточит. Слышу прерывистое, с отголоскам всхлипов, дыхание. И понимаю, что это дышу я. И ничего... Я не слышу больше ничего! Не было ни звука шагов, ни скрипа двери, ни привычных издевок. Он... еще здесь? Несмотря на холод в камере, меня покрывает пот. Стою, вцепившись в стену, пытаясь сдержать дрожь.
Неожиданно мне на бедра опускаются руки. Сильные. Обжигающие даже сквозь ткань окровавленных штанов. Губы касаются плеча, язык поникает в рану, скользит в разорванной плоти. Больно. Боже, как больно! Против воли из самого сердца вырывается отчаянный вскрик. Горячие руки начинают свое успокаивающее движение вверх, поглаживают живот, массируют грудь, чуть царапают ключицы... Язык продолжает исследовать кровоточащие надрезы, заставляя спину выгибаться, губы кривиться в болезненной гримасе...
И вдруг прикосновения ушли, как исчезла и обжигающе-острая боль на спине. Перевожу дыхание, боясь поверить, что все закончилось. В голове непонимание и... страх... Тело в огне. И тут я чувствую пальцы, сомкнувшиеся на моей шее.
Впервые хочу закричать! И не могу. Нет возможности сделать хотя бы маленький вдох! Хоть чуть-чуть воздуха, умоляю... В ушах звон и прерывистое дыхание, ерошащее волосы на затылке. Голова в тумане. Пожалуйста, не надо... Не так... Перед глазами свет. Пульсирующий и зовущий. И ослепительно белый... И невесомое чувство полета.
***
Глаза режет свет. Яркий желтый свет. Горло саднит и с таким трудом дается каждый глоток воздуха... Тела будто нет. Только тяжесть. Давящая тяжесть, будто пытающаяся остановить непокорное сердце, заглушить его стук, заставить его замолкнуть.
Открываю глаза и сразу зажмуриваюсь. Больно. До невольных слез. До звона в голове. Сцепив зубы, пытаюсь пошевелиться. Снова больно. Дьявольски больно. Но боль - это хорошо, значит, есть чему болеть, значит, жив. Я... Кто... я?..
- Вроде очнулся... Эй, капитан, вы как себя чувствуете? - неуверенное прикосновение, тепло на плече. Пытаюсь снова открыть глаза, но сквозь застилающих их слез виден только размытый силуэт...
- Не трогай его, пусть отдыхает, - кажется... Такой знакомый? Или лишь кажется?
- А ты у нас теперь в медики записался?
- А если и так? Отстань от него, ему и так пришлось тяжело.
- Ладно-ладно, уже ушел. Да, неплохо его ударной волной прижало...
Эхо шагов. И тихо... Снова эта тишина. Она будто опустошает душу, затягивает сознание в пучину забвения. Словно куда-то проваливаюсь, в бесконечную бездну. Страшный, нет, преисполненный ужаса полет куда-то вниз. Может, это дорога в ад?
- Норе... - тихий голос, словно поводок, выдергивает разум из сонного марева кошмара, как пощечина, завладевает вниманием. Пытаюсь вырваться из вязкого сна, цепляясь за отблески реальности пробуждающимся сознанием, но не могу. Будто морское чудовище, уносящее свою жертву на дно океана, что-то затягивает меня обратно, в дымку сна. Может, мне что-то вкололи? Или я просто сошел с ума? Может, я уже мертв? - Мой мальчик... - теплая ладонь нежно касается щеки, большой палец ласкает губу. Кровать прогибается - кто-то сел рядом. Кто это? Что происходит? Как... Мысли замирают, будто пойманные на месте преступления воришки, когда палец на губах сменяется чужими, жестковатыми, но осторожными губами. Незнакомец... Такие губы... Только мужчина... Поцелуй углубляется. Его язык проскальзывает по небу, задевает зубы, ласкает мой язык, будто приглашая вступить в приятную игру. Прикусывает мои губы - осторожно, чтобы не... поранить? Не оставить следов? Кто он? Тело не слушается, легкость, почти невесомость. Я не могу сопротивляться, даже если захочу. Он знает это? Или просто думает, что я сплю? Что же происходит? Оторвавшись от моих губ, он очерчивает дорожку быстрых поцелуев от скулы, по шее, к ключице, чуть куснув ее, тут же снова поцеловав, не давая боли малейшей лазейки. Снова наклоняется к лицу. Пытаюсь сдержать дыхание, но губы сами раскрываются, в попытке поймать... обманчивый воздух? Едва уловимое теплое дыхание? Или горячее тепло ускользающих прикосновений?
Смешок. Скольжение обжигающего языка по нижней губе.
- Поправляйся, хорошо? - снова скрип кровати. И снова, снова эта чертова тишина, так легко отдающая разум небытию.
Темно. Жутко тихо. И страх. Почему же мне страшно?