Страшно, когда оказываешься где-то впервые, и когда понимаешь, что это "впервые" принесет тебе массу незабываемых ощущений, мало приятных к тому же. Вот так и со мной.
Я впервые оказалась на операционном столе. Ощущения отвратительные. Я всегда представляла это немного по-другому.
Меня доставила туда машина скорой помощи. Все, в том числе и я думала, что ничего страшного, посмотрят- отпустят, ну или, в крайнем случае, положат на недельку, чтобы поколоть уколы. Но не в этот раз.
Иди туда, иди сюда, сдай кровь, сделай УЗИ - меня гоняли по врачам из кабинета в кабинет. Как не странно, но когда попадаешь в больницу, в организме срабатывают какие--то рефлексы, и все что мучило тебя до приезда скорой куда-то уходит, у тебя ничего не болит и ты чувствуешь себя самым здоровым человеком на планете. Или это все страх? Страх потупляет в нас все возможные чувства, включая боль.
В перерывах между врачами и анализами, я садилась к своему самому любимому человеку, который изначально заставил меня позвонить 03, и даже умудрялась иногда пошутить. Не знаю, почему, наверное, это опять же защитные рефлексы организма, но в такие моменты мне всегда смешно, и хочется шутить и смеяться по поводу и без.
Не знаю, сколько времени мы там провели, но мне казалось, что уже часа три... вышла врач из приемного отделения и огласила свой приговор - меня кладут на обследование. Тут-то все мои защитные организмы разом отказали. Я начала вопить, что никуда не пойду, раз ничего нет, то я домой. Повопив вдоволь, я решила на последок пойти выкурить сигаретку. Отдала, заранее приготовленную сумку с вещами своему любимому, я развернулась, и в этот момент зазвонил телефон в приемном отделении. Не помню, сколько шагов я сделала по направлению к выходу, когда медсестра высунулась в коридор и сказала:
- В операционную девочку срочно!!!
Вот тут то все и началось, я посмотрела на своего любимого и заревела, ноги на тот момент сами готовы были бежать к выходу и без меня. Я начала плакать, говорить, что у меня ничего не болит и мне не нужна операция, и что я туда не пойду. Медсестра открыла комнату:
- Давай раздевайся и ложись на каталку...что ты расстраиваешься, для хирургов аппендицит- это вообще не операция. Полчаса и все, уснешь-проснешься. Зато одной проблемой меньше.
Но, само собой, ее слова меня не утешали, но я им повиновалась, не спеша раздевалась. Мыслей на тот момент не было никаких вообще. Как будто это не со мной, как в кино, ты смотришь на все происходящее. Только во время просмотра фильма у нас возникают хоть какие-то мысли, иногда более впечатлительные даже переживают за героев с телеэкрана.
Я легла на кушетку и накрылась тоненькой простынкой. Меня жутко трясло. И далеко не от холода. Чем дальше, тем больше мне становилось страшно. По причине того, что я не знала, что меня ждет: а вдруг я проснусь в неподходящий момент, а вдруг вообще не проснусь, кто бы знал, что творилось в моей голове на тот момент - ни одной позитивной мысли, один негатив. На долю секунды мне вспомнился фильм "Awake" (наркоз), как раз тот момент, когда главный герой понимает, что он не спит, а ему начинают делать операцию, и вот чувствую всю эту адскую боль, он даже не мог ничего им сказать. Конечно, в этом фильме присутствует долю фантастики, и что по показателям, за которыми смотрит анастазиолог, можно понять, просыпается ли человек или нет. Но на тот момент я думала лишь о том ужасе, который испытал герой этого фильма. Стало еще страшнее.
Я мало помню, что на тот момент я говорила. Что говорили мне. Я помню как мой молодой человек забрал все мои вещи и говорил, что все будет хорошо. Потом он дал мне телефон:
- Алло.
Это была моя сестра. Ее слов я тоже не помню, помню только фразу, которую я ей сказала, после чего разревелась опять и отдала телефон:
- Меня везут на органы...- сказала я, наверное, пыталась пошутить.
Когда медсестры вывозили меня в коридор, я посмотрела на своего любимого, он поцеловал меня и сказал, что все будет хорошо.
- ты будешь меня тут ждать.. езжай домой... ты будешь меня ждать?- говорила я, сама не знаю чего хочу.
Меня повезли по коридору приемного отделения, мимо кабинетов, по которым всего минут десять назад я ходила, думая, что со мной все нормально, и меня отпустят домой.
И опять начались слезы.
Меня подвезли к лифту. Меня всегда мучил вопрос: "Почему все операционные располагаются на последнем этаже?" Чтоб посещающие больных не ошибались этажами и не ходили по операционному блоку? чтоб не создавали суматохи и проходной двор? Или на то есть какие-то другие причины??
Дрожь становилась все сильнее. Одна из медсестер спросила:
- Тебе холодно, что ли?
Я покачала головой. Мне страшно. С грохотом открылись двери и меня ввезли в лифт, противное ощущение ехать в лифте лежа. Чувствуешь, как он начинает подниматься, как останавливается.
- Ну чего ты плачешь, все будет хорошо,- сказала вторая медсестра,- сейчас тебе сделают укол и ты уснешь, проснешься уже в палате. Ничего не вспомнишь, поболит чуть-чуть шов, и через неделю уже домой.
Тут - то я и вспомнила, что у меня есть еще один жуткий страх, который я, наверное, никогда не переборю в себе - боль. Я жутко боюсь боли, даже если знаю, что это не так уж и больно. Я боюсь сдавать кровь, даже из пальца, еще сидя в очереди могу потерять сознание от страха, я боюсь стоматологов, хотя знаю, что мне сделают укол и кроме ужасных звуков и запаха, я больше ничего не почувствую, а все равно боюсь, потому что приходилось в детстве лечить зубы без обезболивающего, оно не было так распространенно как сейчас.
- А как мне будут делать наркоз? через маску?- спросила я у медсестер, которые оживленно обсуждали последние сплетни.
- Нет, сделают укол и сразу уснешь. Через маску хуже, от нее ощущения как будто задыхаешься. Ладно тебе все будет хорошо, давай успокаивайся.
Маску мне никогда не одевали, поэтому я с трудом верила тому, что она говорила. А вот что такое укол в вену я знаю. Это же больно. Я, наверное, упаду в обморок еще до того, как они успеют ввести в вену лекарство.
Лифт открылся на последнем этаже, то ли шестом, то ли седьмом. Меня вывезли в коридор. Зелено-синий цвет и отвратительный запах, похожий на кварцевую лампу. Наверное, это и была она. В операционной должно быть все стерильно. Они остановили каталку у окна и обратились к мужчине, который вышел из какой-то комнаты в конце коридора:
- Куда?
- Что везете?- спросил он.
Ну, здрасти, приехали, ничего себе отношение - что!!! Меня это так шокировало, мне так хотелось привстать и сказать ему, что я вообще-то живая еще, и везут не что, а кого!!!!!
- Аппендицит!- сказала одна из медсестер.
Он назвал им номер оперблока. Наверное, это такой их профессиональный сленг. Коротко и ясно, чтоб не говорить лишнего, что вот мы тут везем девочку, ей надо вырезать аппендицит и все такое. Может оно действительно проще, что - такую-то болезнь, но жутко неприятно, когда ты все это слышишь.
Меня подвезли к входу, и на какое-то время оставили у окна. Я посмотрела в окно, было уже темно. В окнах горел свет. В каждой квартире люди занимались своими делами, кто чем: кто-то ел, смотрел телевизор, разговаривал с семьей, сидел в бесконечном виртуальном пространстве, читая чьи-то блоги. Жизнь шла своим чередом.
Где-то внизу сидел, а скорей всего курил у входа мой Любименький, у ворот больницы стояла моя сестра пытавшаяся пройти внутрь через упертую охрану, которая то и дело твердила ей о том, что нельзя приходите завтра. А за тысячу километров отсюда, моя мама собирала чемодан, покуривая нервно время от времени сигареты. Она собиралась вылетать в Москву первым же рейсом, чтобы в обед оказаться в больнице. Ее успокаивал папа, периодически названивая то сестре, то моему любимому, чтобы быть в курсе всего происходящего. Папа мой - на то и мужчина. Панику напрасно не разводит, он вообще никогда этого не делает. Конечно, на то и даны родители, чтоб переживать за нас. Никто так сильно не переживает за нас, как это делают наши родители. Но я была спокойна, потому что мама была не одна. Она была с папой, который ее поддержит. Тяжело, когда ты где-то далеко и не рядом, и переживаешь все на расстоянии, зная то, что чтоб приехать поддержать надо, как минимум несколько часов. Даже не знаешь, что лучше в таких ситуациях быть рядом или находится за несколько тысяч километров.
Я поймала себя на мысли, что мой страх куда-то делся, я больше не плакала и не тряслась. Мне становилось интересно. Я пыталась максимально сконцентрировать свое внимание над происходящем вокруг, пыталась рассмотреть операционный блок, в который меня до сих пор еще не ввезли. Как сон, тебе снится то, что ты никогда не видел, и тебе интересно, но на каком-то страшном моменте ты откроешь глаза и проснешься в своей комнате на кровати, и, вздохнув, ляжешь спать дальше.
Не знаю, сколько по времени я находилась в коридоре, не думаю, что много, наверное, минут пять-шесть.
Наконец-то включили свет, открыли двери и ввезли меня внутрь блока. Яркий свет, после полумрачного коридора, заставил прищуриться. Меня подвезли к столу и попросили перелечь, я это сделала без особых усилий. А дальше было дальше.
Справа от меня у стены стоял маленький магнитофон, из которого на весь блок играла музыка, не знаю, что это было за радио, но играли песни 90-х годов. Зашли медсестры, и стали готовится сами, готовить меня и готовить необходимые инструменты для хирургов.
Там оказалось жутко холодно. Я лежала абсолютно голой, ничем не накрытой, ко мне вернулась дрожь. На этот раз меня уже трясло от холода. Мне привязали руки, так всегда делают на операциях: привязывают руки и ноги. Наверное, чтобы, случайно, в бессознательном состоянии не дергать ими.
Пришел анастазиолог. То ли он сам по себе такой грубый и необщительный, то ли был не в настроении, я пыталась задать ему какие-то вопросы, что-то узнать, он отвечал неохотно и грубо. Его задачей было дать подписать мне кучу бумаг, в которых я всю ответственность беру на себя и дать мне дозу наркоза.
Интересно, а кому они дают подписывать эти бумаги, если человек в бессознательном состоянии, и доставлен, к примеру с места аварии и совсем один? Кто тогда берет на себя всю ответственность. Хорошо, если рядом понимающие медсестры, которые понимают весь твой страх и переживания и могут поддержать. А если таких нет, и с тобой никто не говорит? Остаешься один на один со своим страхом. Вот здесь-то в таких местах, не хватает хороших психологов, чтоб отвлекли, поговорили и ответили на твои вопросы.
Мне ввели в вену катетер - очень толстую иглу, было очень больно, но терпимо, в обморок я не упала и даже не успела толком испугаться, как это обычно бывает перед забором крови из вены. Поставили какие-то капельницы. У меня спросили приблизительный вес и рост, наверное, рассчитывали дозу наркоза.
Анастазиолог одел на другую руку аппарат, при помощи которого измеряют давление, при этом недовольствовал тем, что у меня худая рука и придется что-то там скрепить скотчем. Если бы была бы возможность. Я бы выбрала другого анастазиолога. Меня сильно трясло от холода. Он посмотрел на меня и сказал. Хватит трястись. Посмотрела бы я на тебя, если бы тебе было также холодно. Одна из медсестер предложила меня накрыть, но этого никто пока что не сделал.
Медсестры подкатили к операционному столу столики и стали раскладывать на них инструменты, весело напевая песню, звучащую из магнитофона, периодически они что-то обсуждали. Я слышала только названия инструментов, которые они готовили. И куда на одну меня столько инструментов, ватных тампонов и прочего. Когда же я уже усну.
Я думала. Что все будет по-другому, меня привезут я усну, и только потом меня привяжут и будут все готовить. Оказалось все иначе. Все делается параллельно, при тебе. Жутко стало. Захотелось в туалет. Но было уже поздно. Мне ввели в вену шприц, наполненный чем-то, видимо наркоз. Медсестра сказала, что сейчас начнет кружиться голова. Наконец-то, сейчас закружится, я закрою глаза, открою и все будет позади... Головокружений все не было. Медсестры помазали мне живот противно холодным раствором оранжевого цвета, что-то похожее на раствор йода, а может это был и он. Стало противно холодно и немного щипало.
Закружилась голова. Мало приятное состояние, я закрыла глаза. Стала слушать музыку, в надежде, что вот-вот и я провалюсь в сон. Все стало не так отчетливо, как было до укола, но я не спала. Открыла глаза - все та же картина. Нет, не сплю. В голове промелькнула мысль о том, что вдруг не подействовал укол, закрою глаза, они подумают что уснула. Нет надо смотреть на них до последнего. Мне задали вопрос - я ответила, потом еще один, и еще. Я уже не помнила, что меня спрашивали. Последнее, что отчетливо я помнила, это шторку перед моим лицом. Свое тело и медсестер я уже не видела.
...Все было как в калейдоскопе, картинка сменялась картинкой. Ни одного точного изображения. Ощущение было, что жизнь набрала скорость света. Все так быстро и непонятно.
Я слышала голоса врачей, где-то вдали, каким-то эхом они доносились до меня, вопрос-ответ, наверное, я отвечала им машинально, так как ни одного заданного мне вопроса я не помню. Просто помню, что это было. Мелькал свет, то тусклый то яркий как в коридоре, грохот, видимо открылся лифт и темнота. Потом опять свет, голоса и темнота.
Шум, шорох, небольшая мимолетная боль. Глаза я открыть не могла, а может, просто не старалась. Я слышала собственные стоны, как будто бы они были отдельно от меня - мои стоны, мое тело и мое помутневшее сознание; все было отдельно друг от друга. В голове промелькнула мысль, зачем эти стоны, я ничего не чувствую. Но контролировать себя я не могла. А может было все наоборот? Мое сознание не чувствовало то, что чувствовало тело?
Попробовала открыть глаза, веки были жутко тяжелыми, лампа на стене, темнота. Лампа прыгала со своего места к потолку и обратно, я пыталась сфокусироваться на ней. Не получалось. Я тогда подумала, интересная лампа, надо бы такую купить, прыгает на пружине туда сюда. У меня тогда и в мыслях не было, что это просто несфокусированное зрение, я свято верила в существование такой интересной лампы. Появилось чувство холода, ощущение, что живот покрылся большим слоем льда, и он обжигал все сильней и сильней. Это была грелка наполненная льдом, для того чтоб спал послеоперационный отек. Может ее и можно было спокойно терпеть, но не тогда, когда она обжигала с каждой секундой все больше и больше.
Я повернула голову и увидела его, он сидел рядом и держал мою руку. Рука его казалось тогда очень горячей, а может моя была слишком холодной. Сфокусироваться было довольно сложно, но в какой-то момент это получилось и я улыбнулась и спросила:
- Где я? Что случилось?
Вопросы шли не от моего сознания, а само собой рефлекторно, мне на них отвечали: все хорошо, ты в палате, маме завтра вылетает. Потом тишина и темнота. И так все по кругу: свои стоны, такие громкие, что мне казалось, меня слышат все, эта чудо-лампа, его рука, та же моя улыбка, тот же мой вопрос, тот же ответ, какие-то разговоры, и опять темнота.
Не знаю сколько раз я так приходила в себя, мне казалось, что до самого утра.
Я открыла глаза. На улице было уже светло. Я была в палате с соседкой и больше никого не было. Первое что я подумала, разве здесь его не было ночью? Но тут, же моя соседка, словно прочитав на моем лице недоумение, рассказала мне, как мне было плохо ночью, что меня привезли с операционной, и что мой молодой человек проторчал тут до самого утра. Я улыбнулась ей и закрыла глаза.
Открыла рядом стояла медсестра, она что-то спросила, я ей что-то невнятно ответила, она вколола в катетер укол. Я заметила, что его мне не сняли, и я с ним так и лежала всю ночь. Я попыталась встать, для чего сама не знаю, и почувствовала жуткую боль, соседка сразу подлетела ко мне с расспросами, куда я собралась, может мне помочь, я сказала, что все нормально я просто так, и легла обратно. Приподняла одеяло и увидела полностью перетянутый живот. Вот тебе и сюрприз, зачем надо было весь живот распарывать. Я закрыла глаза.
В следующий свой приход в себя пришла сестра, не знаю, сколько времени я проспала. Я немного с ней поговорила, потом пришел самый любименький с цветами и всякими вкусностями. Мне захотелось кушать, но было нельзя. Следом за ними пришел врач, который оперировал меня, сняли с меня бинты, шов оказался маленьким. Я вспомнила о маме, которая собиралась вылетать.
Он сел рядом я начала ему рассказывать про свои ощущения, расспрашивать о чем-то его, периодически засыпая.
А дальше были 7 дней больницы, уже намного проще первого.
Как же я была счастлива, когда на второй день, врачи разрешили мне поесть, я с утра позвонила сестре и попросила как можно быстрее привезти мне этот бульончик. Тогда и представить не могла себе, что несоленый бульон с вареным яйцом и вареной вермишелью это очень вкусно. На тот момент мне казалось, что ничего вкуснее я в жизни и не ела.
Боль постепенно становилась все меньше и меньше. Нас, таких оперированных было много, мы ходили гулять, смотрели с утра до ночи разные фильмы, много смеялись, хотя это адски больно, ощущение было, как будто с каждым смехом швы расходились. Но мы все равно смеялись.
Вот такую вот веселую отпускную неделю я получила этим летом. Теперь мне не так страшно, как было раньше. И уколов в вену я теперь почти не боюсь, не то чтобы совсем не боюсь, но стало намного проще их переносить. А еще хорошо, что я была не одна, к мне постоянно приходили самые близкие и любимые. Спасибо им за это.
Спасибо тем, кто был со мной той ночью рядом или на расстоянии. Чувствовать, что ты небезразличен, чувствовать поддержку самых близких людей очень важно.
Спасибо вам, за то, что вы не спали той ночью, пока все это продолжалось, что ходили из угла в угл, курили больше обычного, собирали чемодан, для того чтобы первым утренним рейсом вылететь ко мне, стояли у ворот больницы, доказывая охранникам свою правоту, и желание пройти внутрь. Спасибо за то, что не спал всю ночь вместе со мной, держа меня за руку. Спасибо...