Аннотация: немного по "Витражам Патриархов", все тех же Олди. В тексте использованы стихотворения Маркиз и О. Ладыженского.
Ровная лента дороги ложится под ноги легко и привольно. Что может быть лучше, чем путь?.. Разве что встречи. Но этот мир пока молчал - ни случайных попутчиков, ни странных процессий... Только бесконечная дорога да золотисто-рыжий, привольно раскинувшийся вокруг лес. И легкий шорох ветвей от пробежавшего по ним ветерка.
Странник улыбается своим мыслям и поправляет мешок на плече: терпение - это главное, чему его научили дороги.
Маленькая деревушка, редкие избы, пыль и собаки. Бедновато у них тут как-то с благами цивилизации - ни трактиров, ни торговых лавок... да и народ все больше к домам жмется...
Тонкая, ломкая даже на вид женщина, подходит осторожно, словно пугливый зверек. Замирает на мгновение, собираясь с духом, но все-таки спрашивает:
- Не голоден ли, путник?
Он удивляется неожиданной заботливости, но подвоха нет, только настороженное ожидание ответа в усталых глазах.
- Да уж не отказался бы, - усмехается в ответ Странник, - если пригласите, хозяюшка... - и сам гасит иронию своих слов - эта странная женщина не поймет. Не примет.
- Пойдем, - она решительно кивает, словно не ему, а самой себе, и, повернувшись, двигается назад по улице. Он идет следом, пытаясь понять, что же здесь все-таки происходит.
...простой деревянный стол ломится от еды, кажется, хозяйка выставила все, что нашла в своих кладовых: тут и ароматно пахнущее тушеное мясо, и рассыпчатые жареные овощи - незнакомо, но вкусно, и непривычные на вид соления... и даже хлеб - пышный, с примесью каких-то злаков, добавляет к соблазнительным запахам свою ноту.
Ты медленно ешь, а хозяйка тем времен бесшумно скользит вокруг, то пододвигая тарелки поближе, чтоб удобнее было, то ставя новые с чем-нибудь еще, таким же заманчиво-съедобным. Ни слова, ни жеста в твою сторону. Женщина-призрак. Фея гостеприимства.
Наконец, когда на столе так же ненавязчиво-самостоятельно возникает небольшой чайник и забавная глиняная чашка - одна! - ты не выдерживаешь:
- Почему?.. - короткий вопрос, а зависает в воздухе, словно скала - неподъемно. Хозяйка замирает вполоборота - тонкая тень на светлой стене. Молчит.
- Так все-таки, почему?.. - ты умеешь быть мягким, если надо. Впрочем, быть настойчивым ты умеешь не хуже. Женщина медлит еще мгновение - тягучие секунды на решение, важное для нее, и поворачивается. Ты с удивлением видишь слезы в темных измученных глазах.
- Сын... - так выдыхают имя бога - с безграничной, слепой любовью. Бога, отвернувшегося от своего поклонника, а потому любовь эта горько перемешана с такой же бескрайней болью.
- Что с ним? - все также мягко спрашиваешь ты, понимая уже, что опять попал в чью-то трагедию. Местную и личную, но столь же глубокую, как и основные проблемы мироздания.
- Болен, - первый шаг уже сделан, и теперь слова льются потоком тихих, сдавленных от сдерживаемых рыданий звуков. - Сыпь у него. Горячий весь, в себя не приходит, спит и спит, а я боюсь, не проснется... И лекаря, нет лекаря!.. - она замолкает, переводя дух, и - уже глядя на тебя в упор:
- Говорят, если сделать доброе, бескорыстное дело, можно просить о милости самого Патриарха - он услышит мольбы. И тут ты. Теперь я могу просить...
Чудная вера, чудные обычаи. Впрочем, не важно. Когда-то, в одном из очередных сумасшедших миров тебя учили лечить - немного, но все-таки.
- Где твой сын?
Надежда вспыхивает в глазах женщины, и она торопливо шагает к внутренней двери, не задавая тебе лишних вопросов.
...Худенькое, мокрое от пота тело беспокойно мечется на простынях. Темные, слипшиеся волосы и сухие, потрескавшиеся губы. Прозрачная бледность и нездоровой яркостью - красные точки по всему телу. Только лицо осталось почему-то нетронутым. Мальчику от силы лет десять, а сейчас он выглядит не старше восьми.
- Горячая вода есть? - на дне твой сумки валяется несколько мешочков с разными травами на всякие случаи жизни. Поможет, нет ли - неизвестно. Но попытаться стоит, хотя бы в качестве платы за гостеприимство.
Едва слышные шаги за спиной служат тебе ответом. Ты осторожно дотрагиваешься до лба - кожа обжигает жаром. Ребенок вздрагивает и, не открывая глаз, пытается отодвинуться от твоей ладони.
Лунная полночь. Начало июня.
Пальцы замрут на гитарных ладах.
Я расскажу тебе: где-то на юге
Белые, белые спят города.
Это не песня, так, просто попытка успокоить, наладить контакт. Голос твой негромок и плавен - тренированный голос сказителя. Мальчик замирает, словно прислушиваясь к словам.
Где минаретов резные опоры
Держат на шпилях небесный навес,
Есть одинокая чайка над портом -
Росчерк серебряный на синеве.
Душный, пропитанный запахом пота и болезни воздух вокруг свежеет и откуда-то неуловимо тянет легким сквознячком.
Скоро рассвет на востоке забрезжит,
Поиски тайны - древнейший искус.
И, оставляя вдали побережье,
Ляжет корабль на неведомый курс.
Ток воздуха усиливается - теперь это уже игривый, пахнущий морской солью ветерок. Ты машинально отбрасываешь со лба больного прилипшие пряди волос и трогаешь прикрытую рубахой грудь - в пальцах гулко отдается отчаянный стук.
В сердце прибоем минувшее стерто,
Память в ладонях дешевле песка.
Снится мне часто: я чайка над портом,
Строгая стражница выжженных скал.
Комната до краев полна запахом моря и раскаленных на солнце дюн. И тело под твоими руками уже не так горячо, как мгновения до этого. Даже сыпь побледнела, почти сливаясь с возвращающейся природной смуглостью кожи.
Лунная полночь. Так тихо и мирно.
Есть в мире, что не продать, не предать.
Слушай внимательно: в пене жасмина
Белые, белые спят города.
Ребенок громко выдыхает и доверчиво сворачивается клубочком под твоей ладонью. Жара больше нет, как и красных пятен на коже - мальчик выглядит абсолютно здоровым. Ты аккуратно накрываешь хрупкие плечи сбившейся простыней и, обернувшись, натыкаешься на взгляд хозяйки дома. Женщина замерла у входа, крепко прижав к себе сочащийся паром кувшин, - горячо, наверное, - и в глазах ее стоит неприкрытый ужас.
Ты делаешь шаг вперед, и она стремительно шарахается, как от прокаженного:
- Уходи, чужак, - выдыхает она. - Я никому не скажу, что ты складывал слова над моим сыном. Только уйди...
Ты пожимаешь плечами - очередной безумный закон, не в первый раз, и аккуратно, стараясь не задеть сжавшуюся в углу женщину, выходишь из комнаты.
Негромкий голос догоняет тебя уже на крыльце:
- Говорят, где-то возле столицы живет человек, который знает Витражи... Найди его, чужеземец.
Ты киваешь, не оборачиваясь, - похоже, Витражами она обозвала твою балладу, так странно сработавшую в этом мире, и молча двигаешься вновь по дороге. Столица... это может быть интересно.
Аккуратный, изящный даже, домик - одиноко, в стороне от людских поселений, на опушке небольшого леса. После долгой, в несколько недель, дороги и осторожных расспросов, Странник нашел это место. Зачем он пришел сюда? Он и сам не знал. Но неизвестного мастера слов звали в народе Собеседником, и очень хотелось проверить - почему.
Входная дверь открывается тихо, без скрипа. Маленькая комната, прохладный сумрак и чистота вокруг; еще одна дверь - и темная фигура, застывшая на корточках возле небольшой жаровни. Черные, до плеч, волосы, банальная светлая рубаха и коричневые брюки. Рост не определить, но что-то в позе напоминает склонившуюся над добычей кошку - есть в хозяине дома такая же хищная гибкость.
Мужчина оборачивается - совершенно обычное лицо и насмешливые искорки в светло-серых глазах.
- Чаю хочешь?.. - словно старому знакомому, с которым расстались всего пару минут назад. И ты замечаешь, наконец, круглый фарфоровый чайник на тонкой сетке над раскаленными углями.
- Не откажусь, - улыбаешься ты, чувствуя, что пришел в дом, где тебя ждали.
Долгие, уютные беседы по вечерам: тонкий аромат странного лилового чая и спокойные глаза человека напротив. Чашка приятно греет ладони, и слова текут легко, не останавливаясь. Ты рассказываешь о других мирах и о людях, что там живут. Собеседник обычно молчит, внимательно слушая твои истории: грустные и смешные, длинные, в целую человеческую жизнь, и короткие, в одну мимолетную улыбку. Он действительно умеет слушать, этот Собеседник, легендарный Мастер слов, - редкий дар в нашем переменчивом мире, - и пара его коротких вопросов или замечаний окрашивают твои сказки новыми цветами, придавая им совсем иной смысл...
Днем к нему идут люди, чтобы тоже получить свой совет и единственно верное слово, а ты уходишь: мир вокруг прост и вместе с тем загадочен, он зовет тебя, раскрывая свои маленькие секреты и гордо умалчивая о сокровенных тайнах. Порой ты пропадаешь на несколько дней, но всегда возвращаешься. Чтобы договорить. То самое, о чем не успел последний раз. Дорога еще не позвала тебя за собой, а ты пока так и не рассказал о чем-то важном...
Собеседник каждый раз понимающе улыбается и молча разливает по чашкам непременный чай, всегда ожидающий твоего прихода.
- Витражи - это оковы для стихий, - неожиданная реплика разрезает тишину раннего утра, и ты поворачиваешься к Мастеру, отрываясь от процесса умывания. - Стоит учесть смену ритма, правильно сложить слова, и мир изменится. Это много?..
- Не так уж и мало, - пожимаешь плечами ты.
- Ты рассказывал о мирах, в которых нельзя управлять стихиями. В которых слова мертвы и безжизненны, и слагая Витраж, ты не слышишь отзыва... Скажи, это больно - звучать в пустоту?..
Ты молчишь. Вопрос прост, и ответ однозначен, но как передать всю полноту одиночества человеку, который получает ответ всегда? Ветром, дождем, солнцем и струями воды. Порывами воздуха и ропотом испуганной толпы - какая разница? Будь благословен этот мир, где стихии еще не разучились слышать, который еще умеет отзываться на чужие слова всей искренностью своей души.
- Ты можешь сложить Витраж про утро?.. - продолжает Собеседник, рассеяно гладя ладонью резные перила крыльца. Ты окидываешь взглядом кружево листвы за изгородью, темное дерево калитки, узкую, уходящую в лес тропку. Редкие капли не выпитой еще солнцем росы дрожат на лепестках золотистых цветов, растущих под окном.
Идиллическая картина. А в голове - другое:
По позднему мраку, по раннему свету,
От старческих бредней к ребенка совету,
Резкий порыв ветра почти сбивает с ног, и небо стремительно затягивает тучами. Внимательный взгляд собеседника, в перехлест с твоим, но ты продолжаешь:
Иди, изумлён, и на участь не сетуй...
Ты - призрак?
Ты - путник?
Ты - Бог?!
Ливень. Единой стеной, без прелюдий и предупреждения - словно где-то наверху решили устроить очередной очищающий потоп и теперь стараются уложиться в рекордно короткие сроки. Ледяная вода сечет тело, и ты проворно взлетаешь на крыльцо, под крышу, сам немного удивленный реакцией стихий. Не хотел...
- Вот так, - спокойно кивает Мастер, словно иного он и не ждал. - Ты не умеешь складывать слова для утра, ночи или солнца. А я не умею слагать витражи, которые дойдут до чьей-то души. Потому что мне никогда не приходилось ждать, пока мои строки достучатся до чужого сердца и вызовут отклик.
Он замолкает и поворачивается к двери. И уже через плечо, все так же спокойно:
- Ты бывал в мирах, где люди умеют слушать. У нас это почти невозможно.
И ты ничего не говоришь в ответ, потому что живой пример этого самого невозможного скрывается в доме.
Вернувшись из очередной "прогулки по окрестностям", как он это начал называть, Странник обнаружил испещренный следами копыт и сапог двор, сорванную с петель дверь и следы крови на досках крыльца. Картина почти не удивила.
Власть над витражами давно уже принадлежала магам государственной Ложи, и одинокий отшельник, умеющий складывать слова в нужные для этого ритмы, не мог остаться безнаказанным. Рано или поздно за ним должны были прийти. Пытки и казнь - законная кара за свободомыслие. И никого из управляющих стихиями не интересовало, что этот странный Мастер предпочитает слушать, а не говорить, потому что в том - его истинный талант...
Узника могли увезти только в столицу - Странник так и не побывал в ней еще, но знал, что до нее пять дней пешего пути. Решать было нечего - дорога известна, цель тоже.
Город обнимает тебя своими узкими мощеными улицами, завлекает эхом пустых в ранний час переулков, манит переплетением массивных стен ремесленных мастерских и изящной лепнины дорогих кварталов. Забавные флюгера в виде сказочных чудовищ - вязью над тесно сдвинутыми крышами торгового квартала - от их силуэтов веет почему-то грустью. И неожиданный простор лобного места: помост, столб, темная пыль на плотно сколоченных досках. Все готово, но когда будет казнь...
Здесь нет вывесок, что естественно для этого мира, но гостиницу ты находишь сразу же, руководствуясь немалым опытом странствий. Просторная комната с несколькими столами и старой деревянной стойкой, лестница наверх, где, скорее всего, и находятся жилые помещения. Высокий худой старик принимает местные квадратные монеты - плату за пару дней проживания и вручает тебе ключ от комнаты. Уже повернувшись к лестнице, ты словно вскользь замечаешь:
- Я видел помост на площади...
- Там постоянно кого-то наказывают, - равнодушно звучит в спину. - Но говорят, на днях будут казнить преступника из провинции. Вроде как учил людей складывать слова в Витражи... Желаете посмотреть?
Ты, не отвечая, двигаешься вперед, провожаемый ехидным фырканьем:
- Витражи, ха! Всех Мастеров отправляют во дворец, где их казнит сам Верховный Магистр! Видно, этот бедолага - такой же мастер, как я, например!
Ты поднимаешься по скрипучим ступеням, и слова старика эхом отдаются в сознании. Собеседник так и не показал свою истинную силу. Как это естественно для него...
Толпа волнуется, бурлит разноцветьем одежд и разноголосицей разговоров. Слухи гуляют по городу, один загадочнее другого, и в объявленный день люди стекаются на площадь со всех соседних кварталов. Ты протискиваешься сквозь тесно сдвинутые тела поближе к суровому оцеплению, окружившему место казни - неприступная стена, ощетинившаяся оружием.
На залитый полуденным солнцем помост выводят невысокого мужчину в обтрепанных штанах. Руки и ноги скованы, на плечах и спине - темные полосы от бича. И страшные следы ожогов на груди. Узник подслеповато щурится на ярком свете и покорно следует за кряжистым человеком в пунцовом капюшоне. Пара точных движений - и осужденный плотно примотан к толстому столбу.
Важный, разодетый в цветные тряпки представитель местной власти громко зачитывает обвинение. Что-то про вольнодумство и запрещенные знания. Ты не слушаешь, пытаясь поймать знакомый взгляд. Жестокое слово "четвертование" эхом гремит над площадью, заставляя стихнуть пересуды и шепотки - зрелище обещает быть красочным, и зеваки готовятся насладиться им по полной.
Твоя настойчивость достигает цели - глаза человека у столба встречаются с твоими. Всего несколько слов, пара вовремя и правильно сложенных ритмов - ты готов поддержать, как сможешь и чем сможешь - стихами, мечом, волей, чем угодно...
Во взгляде обреченного - родное до боли понимание и спокойствие. И смирение, бьющее тебя под дых осознанием свершенности. Нельзя спасти того, кто уже принял свою смерть.
Палач берет в руки тяжелый топор, и толпа замирает, затаив дыхание - сейчас будет кровь и крик!.. короткий, почти без замаха удар - мастерски точно - и голова узника катится по помосту. Чуть слышный разочарованный выдох стоящего рядом - ты готов убить его сейчас же, и движение человека в пунцовом капюшоне - к мертвому телу. Что ж, палач, он ведь выслушал и тебя, правда?.. и ты нашел, чем отплатить.
Стражники, неподвижно замершие было, бросаются вперед, чтобы схватить ослушника, но ты уже не смотришь.
Выбраться из толпы и вот в тот переулок. Оттуда - один шаг до следующего мира. В котором не будет послушных стихий и не умеющих слушать людей. Будет что-нибудь другое, свое.
Но ты навсегда сохранишь память о понимающе молчащем человеке, обладавшим самым редким даром на свете - слышать.
Слова приходят сами, и ты не сдерживаешь их:
Выпал нечет или чет -
Все равно. Он отчитался.
Мир провожает тебя стылыми слезами дождя.