Осень - это здорово. Серьезно, я люблю осень. Люблю тихие дожди и мягкие листья под ногами, и ничего нет лучше, чем шагать по лужам в промокших кроссовках и смотреться в эти лужи, как в кривые зеркала, но не смеяться громко, как в комнате смеха, а тихо улыбаться. Осенью все можно делать только тихо. Я люблю эту теплую прохладу, когда сильнее закутываешься в тонкую куртку и прячешь руки в карманы. В сентябре можно прятать, прятаться, и никто тебя не осудит, ведь на любой случай имеется отговорка - осенняя депрессия, такая легкая, лиричная отговорка, и ведь даже поспорить не с чем. Люблю замедлять шаг, когда все вокруг так и рвутся куда-то убежать. Осенью можно никуда не торопиться, золотая-мокрая простит, она все понимает. Люблю спасаться прогулками в парке, хоть это занятие и не блещет оригинальностью. Подолгу сидеть на влажной скамье и рассматривать свое отражение в луже. Или собирать пальцами тонкие паутинки с веточек, они тоже влажные. И липкие. И вовсе не "фу, какая гадость", мне нравится это ощущение. Но больше всего мне нравится сам запах осени, запах сырости. Весенние дожди пахнут совсем по-другому, они будут еще нескоро, а пока можно вдыхать в себя сентябрь, заполняя им легкие, заполняя себя частичкой неба, луж, листьев, паутинок, частичкой этого серого калейдоскопа.
И вот сейчас я сижу на скамейке и дышу сентябрем. Скамейка моя любимая, под кустом сирени, на ней нацарапаны имена. Влюбленные Саши-Маши были, есть и будут всегда. И что самое интересное, им невольно начинаешь завидовать. Но, знаете, не по мне все это: сидеть с кем-то вот так, обнявшись, взявшись за руки и... даже продолжать не хочется. Наверное, я завидую слишком сильно.
А еще я завидую тем, кто хорошо рисует, потому что как бы я ни старалась, ничего дельного не выходит. А хуже всего получаются портреты, но именно их я "творю" чаще всего, с упорством маньяка набрасывая раз за разом черты чьего-нибудь лица. Получается криво, ассиметрично. Поэтому я стала рисовать мысленно, и там, в галерее моих мыслей, лица получаются гораздо лучше, они почти идеальны, но непохожи на оригиналы - они такие, какими их вижу я. А если впечатление о человеке меняется по каким-либо причинам, изображение всегда можно подкорректировать, ну, или разорвать на клочки, зачеркнуть, сжечь - смотря, насколько сильно меняется отношение. А сейчас рядом не было никого, и хотелось отгородиться от всего, что было раньше, попробовать что-то новое.
На коленях моих лежит блокнот, и очень уж хочется нарисовать что-нибудь, но в голове одни отрывки, смазанные, расплывчатые. Хочется рисовать небо, но оно выходит неправдоподобным. Слишком ярко. Слишком серо. Слишком небо. Ничего у меня не получается, н и ч е г о. И мой незаконченный кусочек неба летит в ближайшую лужу и медленно тонет, набухая влагой. Совсем как небо настоящее, готовое опрокинуться очередным дождем и ждущее лишь... чего? Какого-то невидимого знака? Неважно. Мне этого не понять. Но я почему-то тоже жду, жду чего-то необычного, неизвестного, непостижимого, ненормального. Все нормальное слишком скучно, и небо меня понимает, отзываясь одобрительно далеким раскатом грома. Я слышу, как небо дышит, как оно готовится к грозе. А значит, пора покидать любимую скамейку и выдвигаться в обратный путь, чтобы из-за оконного стекла своей комнатки наблюдать за тем, как бушует небо, сердится за то, что я выбросила его кусочек в лужу, что ухожу от него под теплую крышу, но оно меня вскоре простит, как и осень, мы с ним слишком похожи.
Набрасываю капюшон на растрепанные волосы, которым, видимо, суждено сегодня все-таки стать мокрыми - на ладонь падают первые мелкие капли. Прибавляю шаг. Прости, небо, я не хочу провести выходные с простудой, а иначе я бы осталась, обязательно. Но мы еще побудем вместе, обещаю, я сдержу слово, ты же знаешь, впереди еще много осенних дней и вечеров.