Глава 5: Развитие событий. (Ver. 1.01 от 5.08.04)

Петр стоял прямо над телом поверженного броском его меча противника. Он медленно вынул свое оружие из его тела и как-то неуклюже его перевернул. Рядом слышно было громкое "Гульп" и звуки опорожнения чьего-то желудка. Машинально повернув голову, Петр увидел Иру, стоявшую, пошатываясь, рядом с лужей блевотины. Цвет её физиономии был ни с чем не сравним. Петр взглянул в лицо лежащему перед ним мертвецу. Смерть стерла с него агрессию, и теперь это просто было лицо молодого красивого человека с копной спутанных каштановых волос, заплетенных мелкими косичками, обрамлявшими красивый высокий лоб. Чуть-чуть загнутый нос и карие глаза из-под воронова крыла бровей. Округлый подбородок и чуть пухлые щеки. Полные губы, из уголка которых стекает тонкая струйка крови. Петр совершенно потерял чувство времени и, не отрываясь, смотрел на это лицо. Оно, казалось, отвечало на его взгляд немым укором, как бы говоря о том, что нехорошо бить в спину. И не важно сейчас было, что сам умерший хотел совершить перед гибелью, важно было лишь, как он погиб, и кто в этом виноват. А виноватым себя Петр считал окончательно и бесповоротно. Кто-то тронул его за плечо. Это был паладин, чье лицо Петр разглядел, как сквозь смутный туман. Он что-то говорил, кажется.

Петр на краю сознания уловил, что паладин говорил что-то Ире: "Это, видимо, его первый бой насмерть. Я видел такие же глаза у некоторых новобранцев, убивших первый раз в жизни...". Но смысла этих слов Петр уже не улавливал. Он не думал о том, что это его первый в жизни бой, закончившийся смертью противнике. Он не думал о том, что он убил врага ударом в спину. Он вообще, кажется, ни о чем сейчас не думал. У него перед глазами просто стояло оцепеневшее лицо мертвеца, в меру красивое, а несколько минут назад еще живое. Его вывел из оцепенения звук, изданный его собственным мечом, с жалобным звяканьем выпавшим из бессильно раскрывшейся ладони. Он неуклюже поднял меч, как-то виновато отер его от крови и опустил в ножны. Он безжизненно выслушал благодарность паладина за то, что помог отразить нападение на деревню. Оказалось, что их команда уложила шестерых (большинство, естественно, пришлось на Даррека) из десяти убитых нападающих. Всего же их было, по-видимому, меньше двадцати человек, потому они и решили отступить столь поспешно. Археон уложил двоих, помог справиться еще с одним. Последнего убили селяне. Петр слушал это как-то рассеянно, хотя картина мертвого лица уже не мешала ему видеть, но память была еще слишком свежа и Петр никак не мог прийти в себя. Он шел, как потерянный.

Паладин сухо поблагодарил Лари за предупреждение, возможно, спасшее ему жизнь. Не будь Петр в таком состоянии, он, впрочем, заметил бы, что сухость по большей части напускная, а вот благодарность - настоящая. Но ему было не до этого. Лари же, в свою очередь, несмело поблагодарила его за спасение своей жизни. Она чуть не сказала двойное, но удержалась. Петр как-то рассеяно кивнул головой, Ира заметила, что он смотрит как-то отрешено. Лари выглядела немного расстроенной такой холодной реакцией, хотела еще что-то сказать, но передумала. Петр шел по улице, поминутно обо что-то спотыкаясь, хотя и глядел прямо под ноги. Ира широко зевнула. Во рту у нее плавали неприятные привкусы, её до сих пор немного мутило от увиденного. Она очень хорошо понимала, что Петру, видимо, даже хуже. Было уже, наверное, часа два ночи, спать хотелось, - жуть. Она отконвоировала Петра прямо до кровати, проследив, чтобы он чего не начудил в таком состоянии. Паладин, кажется, остался заниматься мертвыми, Лари куда-то исчезла. Даррек ушел куда-то сразу после боя, а Беркинс, кажется, приплелся за ними с Петром. Впрочем, все это Ира отмечала уже с захлопывающимися глазами. Отведя Петра, она дошла до своей комнаты и бухнулась спать. Ночью её донимали странные сны, эхо дневных переживаний.

Утро началось для Иры с ужасающего ощущения в желудке и застывшего от долгого пребывания в одном положении на жесткой постели тела. Голова болела то ли от ночных снов, то ли от вчерашних событий, то ли от чего еще. Выспаться ей нормально не удалось, одолевала зевота. Впрочем, совершенно понятно было, что дольше проспать она не может, а если все же попытается, то голова у неё просто будет еще сильнее болеть. Поэтому, приведя себя немного в порядок, Ира вышла в общую комнату постоялого двора, столовую или что-то наподобие бара. Там сидела пара ленивых утренних посетителей, на неё совершенно не обращали внимания. На завтрак были хлеб, сыр и яйца. Она проглотила все это без особенного удовольствия, невольно вспоминая о вчерашнем побоище. Вот блин, было там все вовсе не как в обычных приключенческих историях, - в глаза бросалась не красота сражающихся героев и их благородство, а, почему-то, выпущенные кишки и расколотые черепа, кровь и кусочки мозгов... Ира догадывалась, как себя сейчас чувствует Петр. Она-то, по крайней мере, никого не убила... а вот он убил, причем подло, как видимо, считал сам, ударом в спину. Теперь она понимала, что вся его прежняя невозмутимость и холодность - лишь корочка, под которой находится что-то вовсе не бесчувственное. И его, как и любого человека, что-то может вывести из равновесия. Она печально покачала головой, думая об этом. Неизвестно, когда теперь он снова придет в себя, а дорога впереди еще ой какая длинная. Она встала и вышла на крыльцо. Невдалеке, у края села, невысоко еще стоящее солнце высвечивало стоящую лицом прямо к нему фигуру в сером плаще. Ира подошла. Плащ, еще вчера совершенно чистый и новый, был в пыли и грязи, кое-где внизу были видны маленькие и средние темные засохшие капли. В одном месте виднелась даже темная полоса - видимо, задел плащом за чью-то рану. На поясе, мягко, как-то даже приглушенно, как будто виноватая, светилась в лучах солнца рукоять меча, за нее был зацеплен край плаща - то ли специально, то ли нечаянно. Но, как бы там ни было, плащ собирался у меча широкой складкой, меч как будто в него кутался, как если б надеялся скрыться от неведомой угрозы или прятал от мира виноватое лицо. Хотя, что за странные ассоциации, почему о мече хочется говорить, будто о живом существе? У него ведь нет ни чувств, ни лица, хотя, впрочем, как и всякая вещь, он, наверное, отражает настроение хозяина. Голова стоящего, а это был, без сомнения, Петр, была низко склонена, как будто он заснул стоя или, быть может, рассматривал очень внимательно что-то лежащее на земле. Сквозь чуть встопорщенные волосы на затылке по голове скользило солнце, будто гладя его и успокаивая. Медленно обойдя стоящего, Ира чуть наклонилась и взглянула ему в лицо. Морщинки избороздили его лоб, хотя, не будь под глазами синяков, отмечавших не слишком хорошо давшуюся ему ночь, их можно было б принять за следы раздумий или морщинки от смеха. Петр, казалось, не заметил появления Иры, хотя, впрочем, наверное, так оно и было. Глаза его были устремлены куда-то в никуда, они не были сфокусированы ни на чем... так глядят глубоко задумавшиеся люди, люди, мысли которых настолько реальны, что стоят у них перед глазами въяве. И Ира понимала, что едва ли эти мысли о чем-то хорошем. Впрочем, Петр поднял голову, видимо, выйдя из задумчивости.

Когда он поднял голову, в глазах уже не было отрешенности, было какое-то холодное спокойствие и (может, показалось?) какая-то осенняя тоска... Он молча посмотрел на Иру с полминуты, как будто первый раз её видел, не сказав ни слова взял ее за руку, повернулся и повел к таверне. Ира, хотя и удивилась немного, все же ничего не сказала. Петр шел как-то медленно и размашисто, так что Ире было трудно попасть с ним в ногу. Тем не менее, какое-то чувство останавливало её и от того, чтоб задавать вопросы, и от того, чтобы вынуть свою ладонь из его руки. Они шли в тишине, которую нарушали только мерные удары кузнечного молота, доносившиеся с дальнего края села. Вокруг, почему-то, не было ни души, видимо, часть народа не встала, а та часть, что встала, занималась делами где-то в другом месте. Ире почему-то казалось, что сейчас уже она является опорой для Петра, не в физическом плане конечно, а в плане духовном. Он, казалось, подсознательно искал поддержки, и сейчас Ира была рада её оказать. Так бывает, когда друг, попавший в беду, кладет тебе голову на плечо. Нет, он не пытается переложить на тебя свои проблемы, он лишь хочет найти в тебе капельку поддержки, и что-то есть безмерно трогательное в таком детском жесте... как бы в подтверждение её мыслей Петр взял её руку и другою своей рукой и как-то трогательно и задумчиво погладил. Ира тихонько прошептала: "Бедный ты, бедный. Как тебе, наверное, тяжело". Впрочем, в следующее мгновение все уже прошло, Петр, наверное, устыдился этих слов, как-то неловко отвернулся и между ними повисло неловкое молчание. Пытаясь разрядить повисшую тишину, Петр заговорил, неожиданно даже для себя хрипло.

• Здравствуйте, господин кузнец, извините, не знаю вашего имени.
• Ну, здравствуй, парень. Ты что ль вчера ходил с такой физиономией, будто смерть увидел? Я, помню, с тобой столкнулся, так меня аж в дрожь бросило.
• Я... - медленно проговорил Петр, - но не будем об этом. Не будете ли вы так любезны переподковать нашего коня. У него на передней левой ноге плохо держится подкова.
• Подкую, как не помочь. Деньги-то у вас есть? - Кузнец покосился на Петра, доставшего из кармана пару медяков. - Ну, что ж, с вас один менкель (медная монета среднего достоинства). Но работу я начну, когда закончу с заказом паладина, - он кивнул на кинжал, - хотя тут немного осталось. Он сунул кинжал в воду, подержал пока не прекратилось шипение, а потом направился к огромному точильному камню, вращающемуся ногой. Послышался скрежет, полетели в стороны искры. Петр и Ира поспешно вышли на улицу, спасаясь от громкого звука (молотом-то кузнец бил легонько, а теперь, при заточке, не сдерживал свою силу, а потому скрежет шел еще тот...). Уходить никуда не стали - зачем, может, действительно скоро закончит. А не закончит, - так все одно делать особенно нечего. Минут через пятнадцать, когда они уже спокойно болтали ни о чем, сидя на ступеньках крылечка (как все-таки приятно бывает иногда поболтать о всяких глупостях - очень помогает снятию общее напряжения), вышел кузнец. Они и не заметили, как прекратился скрежет. Он уже успел умыться и вертел в руках только что оконченный кинжал. На кинжале у рукояти была выбита какая-то эмблема - что-то типа герба или чего-то в этом роде.
• Хорошее оружие, - сказал кузнец. Тут он, кажется, что-то вспомнил и повернулся к Петру. Скользнув по его боку взглядом, он нашел то, что искал - рукоять меча. - Можно взглянуть? - Спросил он, протягивая руку.
• Ну, что ж, пожалуй, можно. - Сказал Петр, поколебавшись немного, и протянул ему рукоятью вперед ножны с мечом.
• Поразительно... невероятно, - говорил кузнец, разглядывая поблескивающий металл на черных ножнах. - Умели же создавать древние мастера, - сказал он с некоторой завистью и нескрываемым восхищением, вытащив меч из ножен и разглядывая сверкающую на солнце режущую кромку. На эмблему он не обратил ни малейшего внимания, зато гарду и рукоять разглядывал очень усердно. Он поглаживал металл меча, взирая на него полными восхищения глазами. - Да, умели творить древние, - повторил он. - Ну, что ж, держите, - он сунул меч в ножны и подал их Петру.
• А почему вы решили, что меч древний? - Спросил Петр.
• Мой дорогой друг, у меня страсть к оружию и я знаю, что могут изготовить на западе, севере, юге или востоке, я знаю, чем сражается нежить, и каким оружием пользуются морские пираты. И ни одно из них даже близко не сравнится с этим мечом. Так что он сделан давно. Так давно, что уже забыли о самой возможности существования такого оружия... - он помолчал немного, - берегите его, друг мой. Это великолепное оружие, будьте же достойны его. Меня не интересует, как оно попало в руки к вам, но вам пристало его беречь. Было бы жаль, если бы такое чудесное оружие было потеряно или оставлено по небрежению... - Петр бережно принял из его рук меч.
• Да, действительно великолепное оружие, мой друг. Я вам по хорошему завидую. - Раздался из-за спины Петра голос Археона.
• А, здравствуйте, вы пришли за кинжалом? Он готов. - Сказал кузнец и протянул Археону кинжал. Тот придирчиво его осмотрел и, видимо, оставшись доволен, молча протянул кузнецу серебряную монету.
• А вы здесь, если не секрет, с каким делом? - Спросил паладин у Петра.
• У моей лошади плохо держится подкова. Я попросил уважаемого, - он кивнул в сторону кузнеца, - позаботиться об этом.
• Стало быть, вы скоро отбываете?
• Да, а что?
• Да просто я тоже вскоре отбываю. Если нам по пути, можем поехать вместе. Вы в какую сторону направляетесь?
• На юго-запад, приблизительно.
• Ну, отсюда нет дороги на юго-запад. Как впрочем, и на запад. Отсюда есть только дорога на юг, которая потом пересекается с большим трактом, идущим на запад, к границе. Я направляюсь туда и, если вы пожелаете, мы можем выехать вместе. Довольно долго нам не будет нужды разлучаться.
• Западный тракт, - это который идет мимо замка барона? Извините, я не силен в здешней картографии.
• Нет, что вы. Он проходит милях в десяти к северу от замка барона. Замок, к слову, находится примерно на юго-востоке от нашего месторасположения. Так вы едете?
• Что я могу сказать... мне надо переговорить с моими спутниками, только после этого я смогу дать ответ на ваш вопрос. Тем более что лошадь еще не готова... - Петр повернулся к кузнецу. - Любезный, когда будет готово?
• Ну, я так думаю, часа через два. Ну, максимум, к полудню.
• Хорошо, - сказал паладин, - у меня есть еще здесь кое-какие дела, у вас они тоже есть, давайте встретимся в зале таверны, когда будем готовы.
• Хорошо. По крайней мере, я зайду сказать вам ответ в случае, если мы по какой-то причине с вами не поедем.

Ира, пока проходил разговор, живо осматривала паладина. Вчера было как-то не до осмотров, а внешность у него, все-таки, была очень колоритная. Впечатление на нее он произвел в общем приятное. У нее осталось ощущение, что это честный и благородный, а так же и неглупый (а уж это редкость) вояка, примерно такой, какими изображают средневековых "всадников на белых конях и в сверкающих доспехах" - всегда готовый помогать сирым и обездоленным, вершить справедливость и спасать принцесс от огнедышащих ящеров. Светлые волосы, обрамлявшие его лик, дополняли картину, кажется, выставляя на показ его принадлежность и приверженность к свету и добру. Да уж, неужели он настолько соответствовал своему внешнему образу, как желал показать? Или, может быть, это был лишь, как это называют у нас "имидж, чтоб девчонок кадрить"? Ну, в любом случае, сейчас проверить это не было никакой возможности, а потому Ира поставила себе цель, - когда представится возможность, нужно бы узнать его поближе, разобраться, что он за фрукт. Она вышла из задумчивости, услышав, как Петр окликнул её и позвал в таверну. На входе в нее стоял Даррек, а за одним из столиков сидел Беркинс и потягивал какой-то напиток (пиво, по всей видимости) из большой кружки. Петр быстро собрал их всех вместе и рассказал о предложении паладина. Затем он осведомился о том, правда ли то, что паладин сказал насчет дороги отсюда. Даррек покачал головой и сказал, что это правда. Петр предположил, что уехать лучше все-таки по дороге, даже если потом придется свернуть, а то они покажутся деревенским странными. Даррек вновь покачал головой и сказал, что свернуть тоже вряд ли удастся. Он рассказал о том, что в паре миль отсюда на юго-запад начинаются почти непроходимые болота и без проводника в них соваться нет никакого смысла, если они, конечно, не хотят закончить свои жизни безвестно и бесславно. Петр решил, что брать проводника из местных тоже не слишком хочется (волей-неволей возникнут вопросы о том, на кой черт их понесла нелегкая на болота, когда рядом есть приличная дорога). Тем более, неизвестно еще, пройдет ли по болотам лошадь. А путешествовать вместе с достаточно лояльно к ним относящимся представителем королевской власти, пожалуй, безопаснее, чем одним. Ну, во всяком случае, вряд ли хуже.

В полдень компания уже собралась и была готова к выезду из деревни. Конными были все, - жители деревни постарались. Впрочем, не всех коней можно было назвать великолепными. Ире достался живой молоденький серый конек, Петра пожелал везти Лизандер, Даррек ехал на вполне подходящем ему по росту коричневом пони, а вот Беркинс ехал на тощей и своенравной кобыле. Он, впрочем, каким-то образом быстро нашел с ней общий язык и ехал, задумчиво опершись локтем о шею лошади. Она ему это прощала. Процессию вышли провожать многие селяне. Они тепло напутствовали наших героев, особенно теплые напутствия звучали в адрес Петра, Даррека и Археона (не слишком понятно, почему к числу героев причислили Петра, однако ему строила глазки половина здешних красавиц (другая половина строила глазки Археону)). Тройка чествуемых относилась к этому, впрочем, довольно холодно. Лишь Археон поднимал руки и качал ими, улыбался толпе и делал иные положенные к случаю жесты. Даррек окидывал толпу хитрым и ироническим взглядом из-под полуопущенных век, Петр как-то загадочно улыбался и смотрел в одну какую-то точку, находясь полностью в своем внутреннем мире. Он уже, казалось, полностью отошел от вчерашнего происшествия и стал таким, каким был до него. Провожающие шли за ними еще около мили, а затем стали отставать. Но Ира замечала, какими томными взглядами провожали Петра некоторые селянки. Видимо, загадка в его глазах притягивала даже более, чем приветливые и, даже, может быть, игриво обещающие взгляды Археона.

Путники двинулись по дороге. Впереди вставала пелена тумана, вызванного к жизни близкой сыростью болот. Они въехали в туман, зябко кутаясь в плащи. Теплое дыхание летнего дня сменилось стылой сыростью топи. Впрочем, им грех было жаловаться, - дорога была широкой и ровной, с неё трудно было сбиться даже в таком тумане, на обочине тянулась еще нормальная, не топкая земля, да, впрочем, было и не так уж холодно - это им просто показалось из-за контраста с солнечным днем. Но все же было что-то, воля ваша, страшноватое в этом мглистом сумраке, даже и в полдень. Стук копыт гулко отдавался вокруг, как будто они шли по какому-то громадному брошенному залу. Петру неожиданно вспомнился давний сон, даже не сон, а вереница образов, запомнившаяся ему. Была там и такая же, как и здесь, серая мгла, был громадный серый зал. Мгла была снаружи, после входа же в громадный портал с колоннадой она исчезала и открывала большой, возможно, в несколько сотен метров длиной, прямоугольный зал. И никаких украшений, ничего. Только голые стены. Потолок, видимо, находился на громадной, не меньше метров тридцати, а то и пятидесяти, высоте. Этот вывод можно было сделать потому, что высота потолка не казалась непропорциональной ширине и длине зала. Смутно помнились то ли нацарапанные, а то ли написанные краской записи на стенах. Смысл их не помнился, но они не выбивались из общего колорита, - серого, унылого, безысходного. В дальней от входа стене была дверь в человеческий рост высотой, - какой маленькой и непропорциональной казалась она здесь. Но не смешной, нет, скорее, - зловещей. Помнились Петру начинавшиеся за дверью бесконечные темные, едва освещенные неизвестно чем штреки. Он шел по ним, ища... выход? Или не выход, он уже не помнил. Но суть в том, что, когда он пытался, наконец, найти дорогу назад, у него ни разу этого не получилось. Он долго бродил по этим темным коридорам, все более и более отчаиваясь. В этом кошмаре никогда не было монстров, - да и зачем они были нужны. Отсутствие выхода отчаивает и пугает человека гораздо сильнее, чем любая придуманная тварь. Петр раз за разом петлял в темных бесформенных коридорах, похожих на разветвленную пищеварительную систему какой-то непредставимой твари, раз за разом входил в зал и проходил его. Но всегда направление его пути по залу было одним и тем же, это он помнил хорошо. Впрочем, помнилось ему смутно и то, что случилось в тот раз, когда он не пожелал входить в предложенную ему одинокую дверь... Петр вздрогнул. Из задумчивости его вывел приближавшийся сбоку и чуть спереди звук. Видимо, неприятные воспоминания эта туманная дорога навевала не только ему, потому что остальные тоже нахохлились и смотрели в сторону приближающегося звука с подозрением, а иные и со страхом. Бог мой, как искажал все этот проклятый туман! А ведь это были самые обыкновенные шаги и, когда они приблизились, все чуть встрепенулись. По крайней мере, понятно было, что идет один человек. "Кого это несет нелегкая?", - пробормотал паладин, не снимая руки с рукояти меча. Перед ними на дорогу вышла ни кто иная, как их давешняя знакомая, Лари. Все облегченно вздохнули, как будто встретив старого друга. Петра кольнуло это чувство. Он подумал: "А что, в сущности, я о ней знаю? Знаю, что она вампир, знаю её историю, которой вовсе не имею объективных оснований верить. И все..." И, хотя сердце и подсказывало ему иное, он решил пока вести себя с Лари внимательно.

• Можно мне пойти с вами?
• А тебе это к чему? - Спросил паладин.
• У меня никого нет в этом мире, - сказала девушка, - так, коли судьба столкнула нас, так позвольте мне побыть с вами и еще немного. Я, конечно, понимаю, что то, что вы спасли мне жизнь, - она, казалось, на долю мгновения взглянула в сторону Петра, - не обязывает вас проявлять ко мне дальнейшую благосклонность, но, все же, быть может, вы позволите мне попутешествовать с вами немного. До тех пор, пока я не найду себе места в жизни или пока вам не надоем. - Она глядела на путников с какой-то особенно униженной мольбой в глазах. Так глядит на случайного прохожего, давшего ей поесть тощая бездомная дворняга, когда следует за ним. С какою-то трогательной и болезненной для сердца обывателя почти безнадежной надеждой... ведь она и сама понимает, что едва ли этот прохожий возьмет её с собой или сделает ей еще что-то хорошее.
• Да, конечно можно, - ответила Ира. - О чем речь - хочешь, так пошли. Если, конечно, остальные господа не возражают, - и она свирепо воззрилась на спутников, так что даже если кто-то из них и хотел возразить, то ему, наверное, расхотелось это делать. На некоторое время воцарилась тишина, а затем Петр все же возразил или, скорее, почти возразил.
• А на чем она будет ехать? Пеший конному не товарищ, а мы все верхом. Даже если она за нами и угонится, к концу пути её будет попросту шатать от усталости.
• Да, ничего, не беспокойтесь. Я выносливая, я выдержу.
• Ну, ясное дело, кто-то просто должен взять тебя с собой на лошадь, - смягчился Петр, - только вот кто? Я не могу, Лизандер и так достаточно тяжело нагружен. Он везет больше половины поклажи. Ну, кто возьмет её с собой на лошадь? - Обратился он к спутникам. Беркинс безучастно смотрел в сторону, Даррек задумчиво жевал неизвестно откуда взятую соломинку, а Археон, быть может, и взял бы пассажирку, да только вот его конь не потянул бы еще шестьдесят или даже пятьдесят килограммов лишнего веса - как-никак, паладин был и так в полном доспехе и с поклажей, которые вместе весили очень немало...
• Я готова взять её с собой. Я вешу немного, а лошадь у меня сильная, этот лишний груз будет ей нипочем. - Сказала Ира, как бы бросая во всем - во взгляде, в голосе, в самой своей позе вызов всем своим спутникам. - Залезай! - Скомандовала она Лари, не дождавшись ответа на свой вызов. Пока Лари несмело и неумело карабкалась на спину лошади, Петр развернул коня и поехал дальше в туман. Чуть погодя, за ним направился и Археон, за ним последовали Лари и Ира, следом ехал Беркинс, а замыкал колонну Даррек.
• Ты, главное, не дрейфь и не унижайся так. В конце концов, ты что, рабыня, что ли? Ты же свободный человек, и просишь не о чем-то из ряда вон выходящем. Так почему ты так умоляешь и унижаешься? - говорила тихонько тем временем Ира Лари.
• Нет... - чуть погодя ответила Лари. - Ты не права. Я не человек, я вампир и в этом громадная разница. У вампира здесь нет прав. И даже с той охранной грамотой, которую мне дал паладин, ко мне будут относиться, как к врагу. Знаешь, как это тяжело - когда все тебя боятся или презирают. Мне было, показалось, что он, - она кивнула в сторону Петра, - относится ко мне по-другому, но, видимо, нет. Ты вот ко мне нормально относишься, но, опять же, надолго ли... хотя, что я говорю, - прежде всего, спасибо тебе за поддержку. - Она как-то совсем уж потеряно опустила голову.
• Не говори мне спасибо. Не за что пока. Да и о Петре не суди слишком скоро... - Ира чуть замялась, - он странный... Может быть, он решил, что слишком быстро стал тебе доверять. Вчера-то решение надо было принимать быстро, а теперь, когда нужды спешить нет, он и не торопится показывать свое отношение к тебе. Но предварительное его отношение ты уже имела видеть. А холодный он - внешне... так что не беспокойся, ты, скорее всего, ему понравилась, и относится он к тебе хорошо. - Ира задумчиво покачала головой. Оказалось, ей гораздо проще выразить свои мысли по поводу Петра кому-то другому, нежели себе. Да и речей таких строгих и вдумчивых она о себе не помнила... видно, действительно, люди сильно меняются, а в особых ситуациях - и вовсе. Кажется, она переставала быть той веселой хохотушкой, какой бывала раньше. Хорошо ли это, плохо ли... кто знает. И немалую роль в этом, по всей видимости, сыграл Петр, ведь многие её новообретенные черты были очень похожи на его черты... быть может, она подсознательно старалась стать похожей на него. А может, сама ситуация, тот суровый мир, в который они попали, делали её такой. Она заметила, что Лари терпеливо ждет, пока она выйдет из задумчивости, видно, хочет задать какой-то вопрос.
• Как ты думаешь, сколько я смогу с вами пропутешествовать?
• Сколько тебе будет угодно. Уж, по крайней мере, гнать тебя точно никто не собирается. Как сама захочешь - уйдешь, а не захочешь - так оставайся.
• Правда?
• Чистой воды.
• Спасибо. - Лари немного помолчала. - А ты правда думаешь, что Петр ко мне нормально относится?
• Насколько я его знаю - да. Но, впрочем, не советую слишком обольщаться, - иногда мне кажется, я его и вовсе не знаю, таки странные поступки он совершает. А сейчас он еще и немного не в себе после вчерашнего...
• Это из-за меня?! - воскликнула Лари несколько громче и взволнованнее, чем полагалось. Беркинс подозрительно на них посмотрел - едва ли, впрочем, он слышал что-то кроме этой фразы.
• Нет, успокойся. Просто, вчера он впервые убил человека. Можешь себе представить его состояние. Причем, он не просто убил его, а убил броском в спину, за что, мне кажется, до сих пор себя корит. Впрочем, с ним ни в чем нельзя быть уверенным... слишком у него жесткая корочка, и слишком хорошо под нею скрыты все эмоции. Но все же, кажется, он пока не полностью пришел в себя. - Разговор на какое-то время прекратился. Обе девушки задумчиво ехали на лошади. "Как это все-таки неудобно..." - проворчала про себя Ира.
• Слушай, прости меня. Я ведь даже имени твоего не спросила, - а ведь кому, как не тебе, я обязана тем, что сейчас еду с теми, кто ко мне нормально относится - единственными, пожалуй, на этой стороне... Меня зовут Ларнадикруала, сокращенно просто Лари.
• А меня Ира. И не надо извиняться, я тоже хороша. Первое, что делают все нормальные люди, - представляются. А мы, блин, - она весело посмотрела на Лари, - как не от мира сего. Видно, слишком нас дела заели. - Судя по всему, ей удалось-таки достичь поставленной цели, - чуть поднять настроение Лари, - та даже улыбнулась.
• А давно вы с ним знакомы? С Петром, то есть.
• Да со школьной скамьи, - заметив недоумение и непонимание на лице Лари, Ира поспешила добавить, - лет десять-двенадцать то есть. - И тут же она подумала о том, что период обращения здешней планеты вокруг солнца мог и отличаться от земного. Впрочем, исправлять свои слова она не стала, а Лари про это больше не спрашивала.

Долго еще ехали путники в белесой мгле. Солнце, перевалившее уже через верхнюю точку своего небесного пути, серым диском виднелось в небе, почти не освещая ничего вокруг. Видна была лишь слабо наезженная дорога, местами превращавшаяся и вовсе в узкую тропку. И только она казалась более-менее реальной, все остальное казалось обомшелым сгнившим призраком, плывущим вместе с туманом. Обстановка не располагала ни к веселью, ни к разговору. Теперь молчали даже девушки и ехали, понурив головы и задумавшись. Паладин, казавшийся уже неясным силуэтом в плотной мгле, кажется, вперил свой взгляд в дорогу и смотрел на нее безотрывно. Петр, напротив, ехал, подняв взгляд к солнечному диску, совершенно не вредившему в этой ситуации его зрению. Беркинс и Даррек ехали где-то сзади, тоже о чем-то задумавшись. Так прошло несколько часов. Лошади бежали почти шагом, да, казалось, и не бежали вовсе, а молотили копытами на месте в этом проклятом тумане. Пускать их быстрее ни у кого не было никакого желания. Дорога стала сырее, и теперь время от времени раздавались неприятные чавкающие звуки, когда лошади попадали копытами в совсем уж мягкую и вязкую почву. Теперь путники ехали гуськом друг за другом, с дистанцией в половину корпуса лошади, чтобы хотя бы не потерять друг друга из виду. Потянул какой-то промозглый ветерок, низко стоящее солнце уже и не грело вовсе... но, впрочем, дорога снова становилась шире, а туман уже не окутывал их молочной пеленой, а висел рваными клочьями там и сям. Чуть погодя они и вовсе выехали из него, и, оглянувшись назад, заметили, что те места, из которых они приехали, выглядят, как какой-то спутанный комок серых шерстяных ниток, и низко стоящее на западе солнце почти не изменяло цвет даже его края. Лучи солнца, казалось, бессильно запутывались в этом клубке и бесследно исчезали. Чуть поодаль виднелась деревушка - почти что город. Его домики казались золотыми в свете солнца, а большой тракт, кажется, рассекал его напополам, словно могучая река. На улицах виднелись люди, - спешащие куда-то или, напротив, неспешно прохаживающиеся, или сидящие на крылечках домов, занимаясь какими-то делами, или просто отдыхая после дневных трудов. Паладин в блестящем и золотящемся на солнце доспехе первым въехал в город и был тут же окружен толпой зевак. Потом к ним подошел какой-то старый войн и, предъявив документ, устало потребовал оплатить дорожный налог. Паладин поджал губы, когда увидел его величину, но заплатил. Петр и компания тоже заплатили, поскольку решили не выделяться и не вступать в конфронтацию. Их провели в какое-то здание, в котором выдали бумаги, удостоверяющие, что они оплатили налог и имеют право беспрепятственно путешествовать в любом угодном им направлении в течение месяца с сего числа. Петра, впрочем, кольнуло неясное опасение. Понятное дело, что в достаточно большом городе должен быть и свой сборщик налогов, и связанная с этим контора. Понятно также, что прибыли они совсем не в том составе, в котором отбывали из трактира Беркинса, но, тем не менее, был шанс, что их узнают и схватят. Но делать было нечего - и люди, и кони устали, всем нужен был отдых, хотя Петр и укорил себя за неосмотрительность. Впрочем, - скажем мы, - что он мог поделать. Если б он повел спутников через болота, то их участи едва ли можно было бы позавидовать, а этим путем все же наиболее приемлемый вариант был - остановка в городе. Город звался Антре и был когда-то крупнейшим торговым узлом баронства. Поэтому путники легко отыскали неплохой трактир, где за небольшую плату получили кров, ужин для себя и конюшню с яслями, полными овса для лошадей. Петр решил, - пусть все идет, как идет, утром они выедут из города на запад, а потом повернут ещё к югу, если, конечно, не случится ничего из ряда вон выходящего. Зеваки, проводившие их до таверны, постояли немного, обсуждая прибывшую в город компанию, а потом разошлись по домам. Все-таки, сюда путешественники заглядывали не так уж и редко, хотя компании, которая могла бы по колоритности тягаться с нашими героями, не было давно.

Утром Лари поднялась довольно рано. Она вышла во двор, прошла на улицу. Таверна стояла прямо у шедшего с запада на восток тракта. Широкая, мощеная серыми каменными плитами, дорога казалась проложенной не людьми, а какими-то титанами. Плиты были квадратными, со стороной больше роста человека и толщиной больше ладони (в одном месте рядом с трактом была большая выбоина, и было видно, что плита уходит в землю не менее чем на ширину ладони). На плитах были видны многочисленные мелкие выбоины и царапины, но, все же, меньше, чем можно было ожидать. Дорога была проложена очень давно, скорее всего, еще до того, как появился какой-то намек на поселение в этих местах. Плиты, некогда, видимо, плотно пригнанные друг к другу, теперь расходились в некоторых местах на половину локтя. В небе низко стояли тучи, придавая мрачному величию этого древнего сооружения какую-то особую грусть, западная сторона неба слабо освещалась готовящимся взойти солнцем. Лари заметила какую-то фигуру, медленно бредущую по дороге к востоку. Больше на улицах никого видно не было - город, по видимости, еще спал. Заметив в очертаниях и движениях фигуры знакомые черты, Лари поспешила догнать её. Это был Петр. Бог его знает, сколько он уже бродил здесь, но, во всяком случае, когда он поднял на звук её шагов голову, он не казался не выспавшимся, только печать грусти лежала на его лице.

• Что ты здесь делаешь? - спросила Лари.
• Брожу, встречаю рассвет. Он обещает быть не слишком красивым... к тому же это хорошее время, чтобы поразмыслить.
• Можно побродить с тобой? - Спросила она. Губы Петра тронула слабая улыбка.
• Да почему же нельзя. В конце концов, странный вопрос. - На минуту воцарилось молчание, и тишина нарушалась лишь тихим шелестом их шагов по древней дороге.
• Невеселые у тебя раздумья... - наполовину вопросительно, наполовину утвердительно сказала Лари.
• Да, есть немного. - Согласился Петр.
• О чем ты думаешь, - она бросила на него быстрый взгляд и тут же отвела глаза, - если не секрет, расскажи.
• Не секрет. Я думаю о том, что кто-то очень могущественный когда-то построил эту дорогу... а теперь забыт и он, и его деяния. Ведь не будь они забыты, дорога не была бы столь запущена. И уж если изглаживается память по таким могучим людям, то что говорить о нас... какой след оставим мы в мире и его истории... долго ли нас будут помнить. Мы ведь лишь пылинки, существующие долю мгновения, по меркам вечности. И ведь живем, чего-то стараемся сделать...
• Мы ведь сами создаем свою судьбу, разве не так? - Лари внимательно взглянула в грустное лицо Петра. - Хочешь оставить след, так пусть твоя песчинка уподобится горе и оставит свой след даже и в вечности, это ведь зависит от тебя. - Петр быстро и резко взглянул ей в лицо, но она не отвела взгляда. В глазах его сначала была печаль и боль, а затем там зажглись интерес и озорство. И какая-то мягкая теплота, что-то наподобие симпатии.
• Да, ты права. Удивляюсь я тебе. После того, как столько пережила, после того, как жизнь тебя столько била и кидала, ты не озлобилась и даже находишь в себе силы утешать других... ты сильная, и за то, как ты пользуешься своею силой, я тебя уважаю.
• Если ты думаешь, что я сказала все это лишь затем, чтобы подбодрить тебя, то ты все же ошибаешься. - Усмехнулась в свой черед Лари.
• Но ведь и для этого тоже. За это тебе можно сказать спасибо. Что-то я в последнее время стал часто хандрить, - последнюю фразу он пробормотал, обращаясь уже к самому себе.
• Ну что ж, тогда, - всегда пожалуйста.
• Смотри, смотри! - С ребяческим восторгом воскликнул вдруг Петр. - Новый день пришел! - из-за далеких гор показался, наконец, краешек солнца. Лари показалось, что сейчас он оказался таков, каким был в далеком детстве, таков, каким оставался и сейчас - только глубоко-глубоко внутри, прячущий свою истинную сущность от мира, как и все люди... сейчас он вспыхнул, как маленькая, несущаяся к земле звездочка, и неважно, что заставило его вспыхнуть. Важен был сам факт. Он стал, казалось, вдесятеро живее и лучше... хотя, впрочем, какие существуют мерки для измерения этого... Впрочем, мгновение это сгорело, как горит вязанка хвороста: жарко и быстро; пепел рассеялся по ветру, не оставив и следа момента. Как от костра после дождя остается лишь несколько черных маленьких угольков, так и от порыва Петра осталась лишь внешняя оболочка, сухая и прохладная. Но нет, впрочем, Лари заметила, что искры не угасли совсем. Они притаились в его глазах озорными отсветами горящего внутри костра, и, чувствовалось, в какой-то момент они снова выйдут на свободу. Петр пригасил немного и эти искорки в глазах, убрав их на грань, где их мог заметить лишь самый внимательный зритель. - Так иногда приятно бывает подурачиться. - Сказал Петр, и эхо веселья прозвучало в его словах. - Но, впрочем, пойдем, а то, может быть, к завтраку опоздаем.

• Ну, что, когда отправляемся? - Спросил тот.
• Да хоть сейчас. Погода, конечно, не ахти какая, того и гляди, дождь пойдет, однако, пока его нет, - лучше выехать. А то потом придется даже выезжать под дождем. - Ответил Петр. Была у него и другая причина, чтобы поторапливаться, но он, естественно, о ней умолчал. И тут со двора донесся звук, которого он опасался. Это был стук копыт приближающихся лошадей. Потом послышались звуки, как будто несколько людей спешиваются, и дверь таверны отворилась. Внутрь вошли, устроив толкотню в дверях, человек десять во главе с высоким седеющим, а некогда темноволосым воином в сильно потрепанном боевом доспехе. Рядом с ним подпрыгивал от злобной радости священник из деревни, в которой они останавливались накануне.
• Вот он, вот он, - восклицал священник, - а вот и девушка. Хватайте их! Это те, кого вы ищете. - Предводитель компании окинул Петра и Ирину внимательным взглядом.
• Действительно, очень похоже на то, - задумчиво промолвил он. - Извините, молодой господин, вам придется пройти с нами.
• А в чем меня обвиняют? - Как можно спокойнее сказал Петр, хотя на душе у него скребли кошки.
• Вас пока ни в чем не обвиняют. - Спокойно отвечал воин-предводитель. От него, казалось, не укрылось ни волнение Петра, ни то, что он пришел как раз в то момент, когда тот уже собирался уезжать. - Вам лишь предлагают отправиться с нами для выяснения вашей личности.
• А если я скажу вам, что его личность мне известна и я могу за него поручиться? - неожиданно спросил паладин.
• Мне, к сожалению, будет этого недостаточно. - Сказал, едва заметно и как-то грустно улыбнувшись, воин. - Извините, я должен доставить любых, похожих по описанию на них, - он кивнул в сторону Петра с Ириной, - в замок барона для дальнейшего разбирательства. И в случае неподчинения, - его голос неожиданно стал очень твердым, - я буду обязан применить силу. В наше смутное время приходится действовать решительно. - Сказал, не слишком понятно к кому обращаясь (Петру даже на мгновение показалось, что к себе), воитель. Ему, казалось, претило высказывать такие угрозы в адрес сопливого юнца, каким должен был ему казаться Петр. Петр обвел затравленным взглядом пришедший за ним отряд и понял, что едва ли ему удастся что-нибудь сделать. Он будет последним идиотом, если втянет друзей в бой - здесь было одиннадцать дюжих молодцов, едва ли побывавших в единственном бою, а предводитель и вовсе казался вполне достойным Даррека. Он выглядел закаленным и повидавшим многое, очень многое за свою жизнь воином. И, как это не странно, он Петру нравился. Ему почему-то казалось, что этот человек никогда не ударит его в спину и не позволит этого сделать кому-либо в его присутствии, что он действительно сочувствует Петру, что, будь его воля, он не стал бы его куда-либо вести и задерживать. Но так уж сложилось. И Петр решил, что лучше уж покориться такому тюремщику (а он не сомневался, что по прибытии он будет заключен под стражу), чем какому-нибудь глумливому негодяю. И снова Петру показалось, что от его собеседника не ускользнули его мысли или, быть может, хотя бы их обрывки.
• Ну, что ж, думаю, у меня не так уж и велик выбор... - сказал Петр, взглянув собеседнику прямо в глаза, перевел взгляд на Иру, послав в нем немой вопрос и, получив, как ему показалось, ответ, воскликнул негромко, - ведите! - Петр взглядом остановил готовую сорваться с места Лари и сказал, обращаясь больше к спутникам, чем к себе, - Будем надеяться, в этом действительно нет ничего страшного.
• Сдайте, пожалуйста, оружие.
• Хм. Если вы не возражаете, я, пожалуй, лучше оставлю его своим спутникам, - сказал Петр, слегка усмехнувшись.
• Ну, оставьте, если вам так будет спокойнее, дело ваше. - Ответил воин, усмехнувшись в ответ. - Если бы вы отдали его мне, я бы вернул его вам тотчас после окончания вашей истории.
• И все же, я предпочту оставить его друзьям. - Петр вытащил из-за пояса меч и бережно передал его Дарреку. - Сохраните его, учитель. Прошу вас. - Тот бережно принял у него из рук ножны, и они быстро исчезли в складках его плаща. - Ну, что же, пойдемте, - обратился он к своему будущему тюремщику.
• Идите вперед. Девушка за вами. - Немногословно ответил ему собеседник, и вся группа покинула таверну. Священник, покосившись на паладина и не увидев ничего хорошего для себя в его глазах, поспешил следом.

Петру и Ире предоставили лошадей, и они понеслись галопом. Странно, наверное, выглядела эта процессия. Дюжина всадников в боевых доспехах окружают худенького юношу в сером плаще и молодую девушку с соломенными волосами. Картину медленно начало размывать крупными каплями дождя, падавшими все чаще, чаще... спустя пару минут наблюдатель, находившийся не вплотную к конвою, уже не мог бы заметить ни Петра с Ириной, ни их сопровождающих. Копыта коней расплескивали воду из ямок в дороге (хорошо еще, что она была мощеная), но они сию секунду наполнялись вновь. Путники промокли и продрогли на холодном ветру, сопровождавшем неистовый ливень. Когда предводитель отряда свернул на проселок, Петр и Ира думали, что хуже быть уже не может. Оказалось, - может. Неистово хлещущие дорогу струи дождя помогали молотящим копытам коней, задавшимся, казалось, единственной целью, - превратить путников в единые комки мокрой и липкой коричневой грязи. Как и кто разбирал дорогу, Петр не знал, потому что его заботой стало отплевываться от грязных брызг, летящих во всех направлениях, в том числе больно хлещущих его по лицу. Поэтому, он был почти рад, когда они достигли места заключения. Замок барона был, судя по тому, что им удалось углядеть, небольшим и находился в достаточно плачевном состоянии. В стенах там и сям не хватало камней, а некоторые, судя по всему, попросту раскрошились до состояния, когда стену, составленную из них, уже даже с большой натяжкой нельзя было считать стеной. Но, однако же, её видимо недавно ремонтировали и многие самые крупные проломы были заделаны. Они въехали в широкие ворота, тоже, судя по всему, новые, и заметили, что арка и ближняя к ней стена целиком сложены заново из добротных серых камней. В центре, судя по прикидкам Петра, стояло большое здание, собственно крепость. Высокие стрельчатые окна, видные через пелену чуть ослабевшего дождя, покатая крыша и массивные деревянные ворота-двери не вызывали приятных чувств. Они спешились, коней увели куда-то в сторону. Сами же они прошли вслед за предводителем в мрачную темную дыру входа. Казалось, они входят в пресловутый замок с приведениями. И действительно, внутри их встретили паутина, висящая в углах, те же раскрошившиеся камни и коптящие факелы, кое-где укрепленные на стенах. Создавалось полное впечатление, что домом давно не пользовались, а теперь начали обживать лишь некоторые комнаты. По углам кое-где валялось что-то, подозрительно похожее на сломанную мебель. Умыться им не предложили, а провели по каким-то лестницам вниз, и они оказались в том, что так любят описывать иные писатели, - в коридоре замкового подземелья. По сторонам шли, судя по всему, камеры. Когда их провели в ту, что предназначалась им (слава богу, обоих), они увидели там из мебели только какую-то скамеечку, тюфяк и довольно много разложенного на полу сена. Впрочем, с учетом остальной разрухи, могло быть и хуже. Камера была размером где-то приблизительно метра четыре на четыре, может, чуть меньше. В принципе, вполне терпимо, Петр понимал, что могло быть и значительно хуже. Свет в камеру проникал через небольшое зарешеченное окошечко на двери от висевшего на стене напротив факела. В углу зияла яма, по всей видимости, служившая туалетом. Что ж, и на том спасибо. Воняло не так затхло, как в остальном замке, от ямы тоже не несло, - видно, в камере давно никто не сидел. Так невесело для наших друзей начался еще один день.