I

Ловец набрал полную горсть воды, чтобы напиться. Вода не имела запаха. В кривом отражении перед ним неясно плясало тёмное, подсвеченное с затылка лицо. На секунду Ловцу показалось, что он увидел лицо ребёнка, и пальцы разжались сами. Прозрачный водопад скользнул сквозь ладонь, но Ловец успел приметить надпись на прибрежном песке. Вода размыла слова раньше, чем он успел их прочесть. Ловец посмотрел на свои руки. Остатки прохлады затопляли линию жизни, отражая подмигивающий сквозь листву зенит. И всё.

Не глядя в ручей, Ловец наполнил бурдюк и отправился дальше.

Оставив оазис позади, Ловец наблюдал раскинувшуюся перед ним пустыню. Спустя половину дня пустынный песок заметно выцвел, воздух пожелтел, шаги стали короче. Падающее на бок солнце выслепляло глаза и взращивало тень за спиной, песок хрустел на зубах, в сапогах, и казалось, раздирал спину, налипая на пот. Ловец заставлял себя не опускать глаз. Где-то между горизонтом и его расшатанным телом на песке сидел мальчик, единственный человек, встреченный за месяц при условии, что он не был миражом. Мальчик точил ножом тонкую ветвь. Ловец усмехнулся. Ему вспомнился запущенный городок, который он прошёл последним на своём пути.

II

В небольшой гостиной постоялого двора было душно. Сбитая половица бросилась в ноги, стонущие петли неровно поставили старую дверь на место, стоило только Ловцу войти. Плотный народ проталкивался от столиков к стойке и обратно, в темноте угла уводила на второй этаж смутно различимая лестница. Рота мух отчаянно гребла сквозь смрад и перегар. Постояльцы приняли Ловца к сведению: свинячьи глазки над жерлами не закрывающихся ртов медленно повернулись в одну точку. Ловец позволил себе оглянуться - за побитым стеклом кривая дорога уводила в степь. Стремительно холодела ночь.

Один из посетителей, сжимая в лапе кружку пива, смердящего кислятиной, остановился рядом. Ловцу захотелось поздороваться, но это желание быстро прошло. Посетитель хрипло хмыкнул и, сплюнув, опрокинул в себя полпинты. Огибая его мясистую спину, Ловец протолкнулся к барной стойке. Справа слышались шлепки карт и удары костей, слева - звон и ругань. Звуки умело смешивали друг друга, разбодяживая праздник. Ловец почти коснулся стойки, когда к его ногам, проталкиваясь через двух-трёх дюжих мужиков, упала худенькая девушка в лохмотьях цвета собственных волос.

- Сколько раз! - услышал Ловец над ухом, и толстяки наконец отошли от него подальше. Со стороны лестницы показался новый человечек, низенький, но крепенький, с помятым, очень выразительным лицом. Серые патлы и длинный крючковатый нос намекали о его возрасте.

- Сколько раз! - повторил морщинистый человечек и ударил девушку ногой в живот. - Моешь пол, протираешь стаканы! Протираешь стаканы и только затем моешь пол! Что? Что в этом? Сложного? - С каждым новым выдохом старика на тонкой сорочке наказуемой всё гуще теснились чёрные следы от сапог.

- Я мыла! - верещала девушка, отползая к стойке и хватая за ноги попадающихся на пути постояльцев. - Стаканы, пол, как ты приказал!

- Не одной же тряпкой, тварь! - Старик ударил её по голове, и взгляд его случайно встретился с Ловцом. При следующем звонком шлепке девица подняла на незнакомца радостные глаза, но, поняв, что удар пришёлся не по ней, с криком бросилась к поверженному хозяину. Старик валялся у одного из столов, прижимая ладони к лицу. Сквозь его пальцы струились тёмные ручейки еле различимого в тусклой гостинице цвета.

- Гнида! - Девица схватила старика за ладони, пытаясь отнять от лица. Когда он оттолкнул её - бросилась на гостя. - Сволочь! - Её растопыренные пальцы метили Ловцу в лицо, но хрупкое тело натолкнулось на стол, и упало к ногам гостя. - Кто тебя просил?! Кто просил тебя вмешиваться в нашу любовь?!

Девица снова бросилась к своему мужчине и, оторвав от сорочки изрядный кусок, принялась стирать кровь, капающую на его штанины. Тело её ходило дрожащими волнами. Старик жадно впивался в девушку, а она всё стирала с него кровь и оттирала капли с пола - одной тряпкой.

Ловец оглядел гостиный зал. Стало немного теснее - люди придвигались к гостю. Стало чуть тише - было слышно, как на соседнем столике упала очередная карта, как скрипнула лестница в дальнем углу.

Много позже, вечерами Ловец иногда вспоминал их застывшие лица. Пересекая пустыню, он памятью видел людей: они так и лежали на сбитых половицах, подпирали вставшую ровно в своём косяке дверь. Почти на всех было удивление, и это было самым загадочным для Ловца. Как можно не замечать линию своей жизни? А пока пивной дух оседал на людских щеках мелкими каплями, мухи продолжали грести к пробоинам в стекле.

Стоило Ловцу покинуть постоялый двор, его за рукав задержал ещё один человек. Внешний вид незнакомца настолько сросся с общим запустением городка, что, казалось, представить их раздельно было невозможно. Ловец вложил в протянутую руку последнюю монету. Возможно, он разглядел что-то в линиях на грязной ладони, а быть может, увидел в почерневшем бородатом лице остатки человечности - и чего-то знакомого.

Проводив бродягу взглядом, Ловец посмотрел в окно гостиницы. Посреди тишины за одним из столов оставшиеся игроки продолжали партию. Взглянув на открывшийся расклад, один из них вскочил с места, схватившись за горлышко бутылки.

III

Ловец очнулся от рези в закрытых глазах. Приподнявшись на локте, он увидел рассвет - за несколько дней в пустыне Ловец так и не привык к нему. Тонкая алая линия плавила песок, растапливала небо на горизонте. Ловец сел спиной к солнцу, разворошив сапогом пепел. Рядом с остатками костра сидел мальчик в запыленной, пустынного оттенка одежде и старательно чистил тряпицей старый нож. На поясе Ловца висел почти такой же, самолично вычищенный до блеска. Ловец посмотрел на клинок, и отражённое солнце прокололо ему зрачки.

Ловец развернулся к рассвету. В этом красном свечении он как никогда ясно увидел лицо своей заброшенной любви. Почему нет - как любой сильный, он тоже мог её испытывать. И испытывал - жил испытаниями. Когда-то она ждала его у окна памяти, тёплая и неопытная, а сквозь неё струился рассвет в пустыне. "Я вернусь - когда решу, что так для тебя будет лучше", сказал он. Думал тогда, что поймёт с течением времени состояние своей любви. В то утро она ещё смотрела на него, размазывая по щекам небесную кровь. И заплакала, только когда он ушёл. Отсюда, из пустыни, Ловец видел это лучше, чем раньше.

Когда он снова отправился в путь, очередные воспоминания догнали его сами.

IV

В период путешествия по степи Ловец отгонял от себя видения. За эти годы он кое-чему научился. Научился не обращать внимания на мелочи, которые другим казались неразрешимыми. Научился держать себя в руках, если у него просили помощи. Какое-то время сострадание ещё проходило горизонтом, огибая его.

Но через несколько дней Ловец увидел на дороге женщину. Она стояла на обочине почти недвижно, а вокруг неё бегали дети. Ловец не сразу узнал её. Тело женщины заметно поплыло, волосы из серого стали подержанного желтоватого оттенка, но желание служить не утеряло свойства. Она, однако, не признала в нём гостя кабака. Казалось, её не интересовали ни дети, бегающие вокруг, ни люди, проходящие мимо. Если им что-то было нужно, они подходили сами. Ловец уже хотел уйти, когда за его штанину ухватился один из детёнышей. Мальчик был не в мать черноволос и любопытен взглядом. Он чего-то попросил у Ловца, но тот не понял его слов. Достав из дорожной сумки последний кусок хлеба, Ловец протянул его ребёнку. Заблестев глазами, мальчуган отрывисто вскрикнул и помчался назад к матери и братьям. Ему навстречу пошёл один из старших мальчиков и, ударив, отобрал хлеб. Не глядя на еду, он протянул её матери. Женщина принялась методично прожёвывать крупные куски, привычно глядя в сторону. Заметив, наконец, Ловца, она резким движением задрала кофту, открыв вместительную, тесно искусанную грудь. Отвернувшись, Ловец оставил их.

Когда степь уже практически перешла в пустыню, Ловец снова встретил знакомого бродягу. Выразив свой восторг возгласом, тот подбежал к Ловцу, оставляя на первом песке пустыни неровный след.

- Д-дай, - произнёс отшельник, протягивая жилистую худощавую ладонь. Борода его пахла перегаром, одежда источала сразу все запахи этого мира.

Ловец в отвращении отшатнулся.

- У меня больше нет денег, - произнёс он, отворачиваясь от ладони. - Ты снова их пропьёшь.

Тень бородача застыла в кривом недоумении. Одна рука поднялась, подёргала за одежду, наводя в ней порядок.

- Кто дал тебе право решать чужие судьбы? - услышал Ловец за спиной. - Умереть от голода или сдохнуть счастливым - только мой выбор.

Ловец повернулся на голос, собираясь что-то ответить, но бродяга уже уходил. При каждом шаге он смотрел себе под ноги, ковыряющие песок, словно надеялся найти в нём новое благо.

V

Приколоченное к зениту солнце истребляло ночь вот уже несколько суток подряд. Ловец не помнил, как он спал, не помнил, что ел, и осталась ли у него вода.

"Если ты сильнее - с чего ты решил, что имеешь право менять мою судьбу?". Действительно. Эти слова Ловец впервые услышал в середине своей жизни. Бредя по пустыне, ища собственную тень под ногами вот уже битый час, он вспоминал чужие линии, которые отчаянно отлавливал всю свою жизнь, заранее присвоив себе право менять их - им же во благо! Ведь он отдавал людям самое дорогое, что у него было - помогая им стать лучше. Должна была пройти половина его собственной линии, чтобы Ловец понял, что его сила никому не нужна. Как же так? Ведь добро должно было стать абсолютным...

Ловец поднял голову, забыв, что никогда не опускает взгляда, и осмотрелся. Далеко впереди одиноко умирало дерево. Пустыня раскачивалась, отбирая рассудок по крохам, и Ловец коснулся бедра, испугавшись, что потерял последнее, что было ему дорого. Но нет, нож был на месте.

Когда-то давно клинок подарил ему незнакомец. Отдал ребёнку старый нож с длинным исцарапанным лезвием и костяной рукоятью. Он сказал тогда мальчику что-то очень важное, но повзрослевший юноша уже не помнил его слов. Он помнил только эмоцию - и жил в согласии с ней: люди нуждаются в его помощи. Он никогда больше не видел того человека - наверное, потому что не запомнил его лица. Ловцу от него больше ничего не было нужно. Он всегда смотрёл вперёд, пусть и видел перед собой только мёртвое дерево.

К середине дня он дошёл до него. Серые ветви тянулись к небесному отцу, корни - к матери-земле. Им не отвечали. Вконец исхудавший бродяга, перекинув петлю через нижний сук, крепил её у себя на шее. Взгляд, брошенный на Ловца, был мутен, но трезв.

- Самый глупый способ, - констатировал Ловец, глядя на старого знакомого.

Бродяга перевёл взгляд с Ловца на бесконечный пустынный горизонт.

- Зато мой - намного быстрее.

Ловец молчал.

- Дай мне воды, - попросил оборванец, затягивая петлю.- Ты уже потерял здесь всё, что тебе было дорого - зачем тебе вода? Кинь бурдюк к корням этого дерева - быть может, оно когда-нибудь снова оживёт. В этом, по крайней мере, будет какой-то смысл.

Ловец не ответил. Обнажив нож, он подошёл к вздрогнувшему отшельнику и протянул ему рукоять.

- Возьми. Я больше не стану помогать тебе. Ты можешь зарезаться им или перерезать верёвку. Это твоя судьба.

VI

Ловец лежал в бреду на песке. Ему казалось, что пахнет водой, но волны не доходили до него. Он надеялся, что нашёл оазис, но не было сил проснуться. Рука лежала на пустом бедре, ножны царапали линию жизни - кажется, он где-то потерял самое дорогое, но не помнил, когда это произошло. Сквозь сон он видел мальчугана, ребёнка, давно не посещавшего его. Рядом с мальчиком стоял взрослый человек с всклокоченной бородой - лица обоих были смутно похожи. Дыша перегаром, взрослый протягивал ребёнку старый нож. "Выбери судьбу за меня", - произнёс старик, и образ развеялся. Неудержимо хотелось пить.

Когда Ловец покинул мираж, в оазис зашёл маленький мальчик. Спустившись к ручью, он долго провожал взглядом путешественника. Мальчик знал, что Ловец ещё вернётся сюда, но пока ему предстоит путь в маленький городок, на улицах которого Ловец впервые попросит напиться.

Паренёк достал из-за пазухи остро отточенную ветвь и старательно написал на прибрежном песке только что пришедшее в голову. "Сильный не ставит себя в центр мира. Время - это колесо". Ребёнок улыбнулся. Не забыть бы.

.