Всю недолгую дорогу до дворца я то проваливался в сон, то вскидывался, как от толчка – после боя навалилась чудовищная усталость, но какая-то мысль на краю сознания не давала покоя. Нужно как можно скорее договориться о встрече с Зианом и связаться с Балькастро… но сначала все-таки выспаться. Однако добраться до постели не удалось: в зарослях криптомерий меня поджидал Туркис, «свежий», как надкушенный огурец. Выкатился на тропинку и шепнул, обнимая за пояс:
– Надо поговорить! Хорошо, что идешь нетвердо, а запаха вина от меня хватит на двоих, – и замахал свободной рукой, будто дирижируя оркестром.
Да, надо. А поэт устроил целое представление: покачивался так, что и меня вело в сторону, «случайно» задев рукой, разворошил мои одежды и ослабил туго завязанный шусинский хвост. Я старался не морщиться, терпел, хотя слабость походки давалась все трудней – проснулся. Понял, что меня целенаправленно ведут к павильону во владениях Туркисов. В этом павильоне он, по рассказам царедворцев, сам и пьянствовал дни напролет. Ну, посмотрим!
– Наконец-то, – выдохнул Конирайя, закрывая за собой двери. – Присаживайся, где удобнее, Аль-Тарук. Надеюсь, все решат, что мы с тобой пили всю ночь.
– Думаешь, поверят? – я оглядывал внутреннее убранство, отмечая детали, слишком уж громко кричащие о пороках хозяина.
Расставлены тут и там кувшины с вином. Сдвинут и замят драгоценный ковер на полу, разбросаны подушки, будто случайно брошен у дивана шелковый чулочек. Рядом с диваном разместилась пара совершенно сибаритского вида кресел с подушками самого разного размера и заваленный всякой всячиной столик, который мой отец назвал бы олицетворением хаоса. Тут и неизменный кувшин с вином, и широкая ваза, где красноречиво перемешались желтые нарциссы и синие ирисы, равные длиной стебля и размером бутона – похоже, что ждали именно меня? Красиво… впрочем, все высшие семьи прививают детям хороший вкус. Рядом опрокинута чаша… но опрокинута так, чтобы не залить ворох бумаг. Бумаги – судя по скачущей длине строчек, черновики стихов – поражают обилием клякс, но почерк слишком тверд и изящен для пьяного, даже упомянутые кляксы посажены живописно. Из-под черновиков, если присмотреться, кое-где выглядывают листы со стройными колонками цифр, написанных тем же почерком, хотя во Дворце шепчутся, что отец давно отстранил наследника от семейных дел. «Не смотри на картинку!»
– А что еще со мной можно делать? – Конирайя тяжело опустился в кресло у столика и поднял опрокинутую чашу. А, так она вообще чистая! Точно декорации! – Вино будешь?
– Вино с утра? Почему бы и нет, – самовольно снял с полки резного шкафчика немалых размеров бокал – малых тут не водилось. – О чем ты хотел говорить?
Мы оба вымотались за ночь, поэтому отбросил церемонии и всем своим видом показывал Туркису, что к выяснению беспокоящего его вопроса следует приступать поскорее.
– Это был ты, – он так же бесцеремонно ткнул в меня пальцем. – Там, в караване, на плато Алтыгель.
– Это был я. И что?
– Фф-ух, – он залпом осушил немалую чашу. – Я-то места себе не находил! Чтобы простолюдин поднял руку на члена высшей семьи и избежал наказания? От равного еще могу стерпеть оплеуху, спишу на состояние аффекта… Но все равно, ты мне задолжал.
– Давай не будем меряться долгами, – вино в кувшине ароматнейшее, будто открыли его только что. – Иначе припомню, как кое-кто пытался столкнуть меня с обрыва на горной тропе. И тоже предъявлю счет.
– Хорошо, принимается. Хотя ты тогда скрыл свой статус, а значит, не вправе обвинить в покушении на него, – чаша в руках поэта снова была полна. – Но как же ты меня выводил из себя! Не представляешь!
– Отчего же «не представляю»? Ты меня раздражал не меньше.
– Это любовь, – Конирайя подмигнул уже непритворно пьяно, – как в романах. «Искры страсти вспыхивали меж ними»… А как ты без своих, да посреди империи? Сбежал из дому? Я давно мечтал сбежать…
– Не сбежал. Отослали в одиночестве поразмыслить о смысле жизни, а там меня нашел наставник. Вот с ним я и путешествовал, как положено вступающему в жизнь юноше из благородной семьи. Но все равно – прятаться под кибитку нельзя. Ты разве не встречался с бабайкой? – Не знаю, почему-то вдруг вспомнил, как после нянькиных сказок в моем детстве серенький волчок и бабайка попеременно бдили во тьме под кроватью, отчаянно соперничая за это право.
– Какой бабайка?! Ты что, не понимаешь, что я был на волосок от гибели? Все в этом демоновом караване могли сбежать и укрыться в горах, а я не имел права бросить папенькино барахло. Сложил бы буйну голову за тряпки и побрякушки.
– Там еще, – продолжал веселиться я, – морские свинки были, правда, уже немного потрепанные, – шутка вышла даже более неуклюжей, чем намек на бабайку, поэтому, встретив отчаянный взгляд Конирайи, заговорил серьезно. – Мы все были на волосок, убежать никому бы не дали. Только кто-то шел навстречу опасности с гордо поднятой головой, а кто-то трясся, как овечий хвост, под кибиткой.
– Зато я сочинил оду о тех, кто ходит с гордо поднятой головой, – мстительно бросил поэт. – В прошлом сезоне она даже стала популярна при дворе. Вы сдохнете, но будете вечно жить в моих стихах!
– Рад был послужить источником вдохновения.
– И еще я написал жалобу Тулипало, – Туркис снова отпил из чаши.
– И что они ответили тебе? – как можно более ехидно спросил, набулькав еще немного вина. Терпкое, с изюмными нотками зимнего винограда… слишком крепкое для бессонной ночи.
– Прислали отписку, что знать не знают, кто там на торговом тракте пошаливает. Их солдаты, типа, все в казармах спят. Но я ж не слепой! – горячился поэт. – Если бы вы не дали сбежать их главарю, они бы все у меня…
– Не надо, Конирайя, – я пожалел его за вновь переживаемый страх. – Ничего бы не вышло, над тобой бы только посмеялись: эти ребята для Тулипало мертвы. Была у них причина выйти на дорогу, показавшаяся нам с учителем уважительной.
– Их, разбойников, тебе стало жалко, а меня?
– Ты, помнится, тоже не проронил и слезинки над погибшими с караваном людьми.
– А о чем горевать? Это просто цифры в отчетах Торговых домов, сотней больше, сотней меньше – стаси… стистическая погрешность. А наследник Туркисов у империи один! И его статусу был нанесен неспомни… невоспомни… невос-пол-ни-мый урон, – Конирайя икнул. Вино оказалось слишком крепким и для него. – Я ведь тебя хотел найти. Приметы Торговым домам. Заказ на твою голову Пиккья. Они отказали без слов. Обиделись, что их охранников разбойнички положили? Так те сами виноваты. Не защитили.
– Нормально они защищали. Но регулярные войска – это регулярные войска, а не охранники-одиночки. Ты сам не рвался защищать себя, трусло, – меня, кажется, тоже развезло, язык мелет, что сам захочет.
– Я поэт. Я не могу проливать кровь!
– Убийцам скажи, – я воздел палец вверх, – миротворец! Не можешь проливать чужую – будут проливать твою. Г-товьсь.
– Злой ты, Аль-Тарук. Злой и жестокий, – он снова икнул в свою чашу. – И учитель твой… ваще зверь. Я видел, как вы их крошили… тех, кого стало жалко.
– Да, – я уже с трудом выталкивал слова изо рта, – милосердие и справедливость не мой конек…
И уронил голову на мягкую подушку у подлокотника. Туркис рухнул на свою секундой раньше.
«И с кем тут сегодня нализался наследник Туркисов? – слышал сквозь сон тихий шепот хлопочущих над нами слуг. – Да с наследником Иса всю ночь выпивали!»
Всю ночь…
Мы с Конирайей Туркисом здесь пили всю ночь – свидетели подтвердят.
Я осведомился о самочувствии Аянги, приказал не будить ее, пока сама не проснется, и прислать кого-то из старших слуг – нужно было срочно подготовиться к разговору с Балькастро. Буквально через минуту явилась Намулун, худощавая шатенка с ромбом младшей семьи, управляющая моим здешним хозяйством.
– Где в нашей части дворца можно организовать встречу с посетителем? – Женщина не растерялась под моим испытующим взглядом, а я вспомнил, что она носила нам ранний ужин перед заседаниями ордена, значит, достойна доверия. – Не тайную, но и не нуждающуюся в огласке?
– Есть специальный павильон Встреч, – ответ сопровождался почтительным поклоном. – Он расположен посреди обширного газона, чтобы исключить возможность подслушивания, и снаружи не видно, что в нем происходит. Приготовить его к приему?
– Да, поспешите.
– Сервировка «для друзей»? – и этикет она знает лучше, чем я.
– «Дружеская встреча чужих, но обязанных друг другу», – такие тонкости о многом скажут не только собеседнику… хотя этому собеседнику они, скорее всего, ни о чем не скажут. А вот интересующихся моими контактами такие сведения удовлетворят.
Я же отправился в спальню и сгреб с подушкой теплого сонного Сию, приоткрывшего один глаз, но так и не вынувшего нос из меха пушистого хвоста. Хорошо ему! Услышав про Балькастро, хранитель полыхнул янтарными глазищами, без сожалений расстался с любимой подушкой, принял нематериальную форму и исчез. Надеюсь, с его помощью удастся связаться с демоном, меня на Изнанку грань давно не пускает.
Двери беззвучно закрылись за удалившимися служанками. В павильоне Встреч было светло и прохладно, пахло недавней уборкой и сладостями, изысканно разложенными на широких подносах. Чайный столик ждал сотрапезников, попыхивая чайником на жаровне. Чашки с трафаретным рисунком серебристых ив, дорогой чай в фарфоровой чайнице… Ожидание продлилось недолго, я только и успел набросать на листе отвратительную рожу напавшего на нас демона, как пришлось вставать с углового диванчика и, исполняя долг хозяина встречи, приветствовать старшего дежурного Первого Центрального округа.
Он долго устраивался за столиком, гремя доспехами и не зная, куда пристроить ошипованные локти. С подозрением следил за наполняющей изящную чайную чашку тонкой струйкой, издающей аромат горных долин. Бросил в пасть сразу горсть рисовых пирожных и нерешительно застыл, боясь разлепить склеившиеся челюсти. Затем, видимо, окончательно наплевав на приличия, громко чавкнул и спросил, какого ляда я отрываю его от службы.
– Нас опять беспокоят ваши жители, – и я подробно рассказал о ночной встрече с демонами.
– М-м-м, странно… судя по твоему описанию, в клетках сидели пигры и срыси. У нас, в Первом Центральном, они точно не водятся. Да и панцирь грабителя больше похож на снаряжение северных «вольных стрелков». Наемники, – пояснил, видя мое недоумение. – Наши буйные молодцы поодиночке не бродят, из них сколачивают отряды и отправляют воевать.
– А воровал он зачем? Если наемник, то оплаты контракта достаточно, разве нет?
– Обычная жадность. Не думаешь же ты, что в наемники идут личности с тонкой душевной организацией?
– Не знаю… наши Пиккья, вроде бы, не тонкие-душевные, но воровство не входит в их представления о приличиях. Им платят достаточно. К тому же не ты ли убеждал меня, что наши ценности не в ходу у вас, как и ваши у нас?
– Не так я говорил! – дефенсор укоризненно покачал рогатым шлемом. – Я говорил, что деньги ваши у нас не в ходу, да металлы ценим совсем другие, у вас и не водится таких. А вот камушки… драгоценные минералы… эти сокровища гор… – сладострастно порыкивал Балькастро, принюхиваясь к чайной чашке. Надо же, как его пробрало… и это я даже вина еще не наливал!
– Хорошо, давай вернемся к пиграм и срысям, – о Судьба, какие вульгарные звуки я вынужден издавать. – Это кто такие?
– Звери. Хищники. Шкуры у них богатые, на шубы синьорам идут.
Я вспомнил спящих в клетке созданий, покрытых ворсом болотного цвета… ну, если это «богатые шкуры», то пусть шубы из них демоны носят сами. Впрочем, они и носят, нам не предлагают.
– Так этот наемник…
– Охотник он. Умеет и зверя поймать в ловушку. Не обязательно убить, но и перевезти как положено, со всеми мерами предосторожности…
– И вовремя выпустить на толпу беспечных горожан, – заключение мне не понравилось, но оно было совершенно логичным.
– Посеять среди обывателей страх и чувство беспомощности, – хохотнул служака. – Славный ход, я придумал бы похожее для врагов.
– Но ведь мы не враги? – еще не хватало обзавестись недоброжелателями с Изнанки.
– Но и не друзья. Слишком разные, потому и общих интересов нет. Только ресурс, которым можно пугать. И выигрывать. Вот смотри, наш с тобой сговор привел к тому, что нашлись и ваши преступники, и наши пропавшие… хотя некоторых, пожалуй, не стоило бы находить.
– Ты это о ком? – неужели кто-то там сочувствует казненному Мельхиору?
– Не так давно вернулся синьор де Норона, – поморщился демон. – Его владения нобили уже поделили, а тут он… явился, не запылился! И вроде бы понимает, что не могут земли бесхозными стоять, но отступиться не желает, вознамерился отнятое вернуть. Буйный нрав свой умерил, и поумнел некстати, такого от него уж точно никто не ожидал. Сражается весьма успешно что мечом на ратном поле, что интригами на дворцовом при княжьем дворе. Снова патримониум бурлит, будто мало нам других испытаний.
– Это ваш буян, пусть у вас и буянит. Мало нам было от него убытка?
– Всё вы, бесы потусторонние, доблесть убытками меряете… – пробормотал Рыцарь Порядка, но спорить не стал.
А я обрадовался так неожиданно полученной весточке от Текудера – не один де Норона возвращает себе свое, еще и наш герой всласть геройствует, как прежде. Оставляет следы в ненашем мире. Их слияние с демоном и должно было привести к интересным результатам, но… – да, пусть этой шуткой Госпожи Смерти наслаждается кто-то другой.
– Значит, говоришь, охотник и его добыча, – я вернул беседу в прежнее русло. – Клетки крепкие, построены не на скорую руку. Сдерживают от побега в ваш и в наш миры – серьезная работа.
– А вот сам и ищи, кто из ваших нанял «вольника». А что тот подворовывал по-соседски, так «вольным стрелкам» закон не писан, а вашим законам он вообще неподсуден. Правда, и за жизнь свою здесь, и за смерть отвечает сам. Но и вы тут не сильно-то… Знаешь, если что – мне сигнал давай, я реагировать обязан.
– Да как до тебя достучаться-то? Сейчас вот только Сию и смог через грань перейти.
– А, точно! – Балькастро гулко хлопнул себя по бронированному лбу и от души расхохотался. – В моем округе упущений не будет, как и во Втором Центральном. Через этот заслон никто не прорвется. Ну, значит, всех, кого найдете, отправляйте на Северо-Запад, к дефенсору Монтанадо. Пусть он разбирается, оттуда утечка. – Потом замялся на секунду и вздохнул. – Ладно, если что, посылай своего элуру. Выдастся свободная минутка – помогу. Только учти, должен будешь. Тут уж я не свой недосмотр покрываю.
Демон недовольно понюхал содержимое чайной чашки, почти утонувшей в его лапище, и отставил ее в сторону. Не понравилось, как заварен изысканный горный чай? А я-то уже начал гордиться своими умениями…
– Ну что же, будем прощаться? – спрятал досаду за прощальным поклоном.
– Бывай, мелкий! И не кивай мне так часто. Хватит, у меня уже в глазах рябит от твоего мельтешения. Где элуру? Эй! – гаркнул зычно. – Хвостатый! Веди меня обратно, подзадержался я тут, – дефенсор, звеня шпорами, удалился в туман вслед за искрящимся синим Сию по только одному хранителю ведомой тропе меж мирами.
До меня донеслось лишь грозное ворчание дефенсора: «И попробуй еще хоть раз нагадить в мой домашний башмак…» Теперь понятно, отчего так горели глаза у моего котика, можно подумать, его фантазия ограничена башмаками! Лично я на месте Балькастро предпочел бы уже известную пакость и завел пару-другую домашней обуви про запас. Не любит Сию демонов. А за что их любить? Взять хоть старшего дежурного Первого Центрального округа: ни поздоровался, как положено, ни попрощался – неотесанный варвар, далекий от истинной культуры. И с ним я пытался общаться на равных? Даже перевел на невежу очередной редкий чай из коллекции отца!
Преимущество ресторана с канамаркской кухней перед иными подобного рода заведениями было неоспоримо: с его веранды открывалась живописная панорама столицы. Будний день в разгаре, на улицах толпится народ. На встречу с Зианом Гюреном Иса я прибыл вовремя и уже успел насладиться и панорамой, и недурственным напитком из листьев кустарника бака-бало, а он опаздывает и рискует моим покровительством. Лихо обгоняя идущих по своим делам горожан, паланкин со значком управления внутренних дел пересекает канал по ажурному мостику. Носильщики бегут, насколько хватает быстроты ног, расталкивают замешкавшихся прохожих, рядом спешит охрана. Скорее всего, в закрытом кузовке восседает Зиан Гюрен Иса, кто еще, как не следователь по особо важным делам, может мчаться по городу на служебном транспорте? Кортеж свернул на ведущую к ресторану улицу и потерялся из виду за высокими оградами домов. Старший следователь скоро прибудет, и придется указать на недопустимость опоздания… Или не стоит тратить слова? Порой немой упрек более громогласен – достаточно посмотреть на каменные физиономии Хугина и Мунина, расположившихся за соседним столиком и упорно не спускающих с меня глаз. Утром они повинились в том, что не смогли защитить меня в битве с демоном, и почтительно, но непреклонно заявили, что приказы, предполагающие их удаление от охраняемого тела, исполнять не будут. Никакого уважения к стратегическому гению господина! Туркису от своих телохранителей, наверное, тоже досталось за то, что бегал без присмотра.
Время идет, но огороженная площадка у ресторана по-прежнему пустует. Это уже слишком! Где он? Носильщики управления славятся своей быстротой, – сам видел, бежали они весьма проворно – Зиана Гюрена минут пять как должны были доставить к месту встречи. Укачало его, что ли? Что же, от несостоявшейся беседы всегда страдает репутация того, кто не явился, дальше здесь сидеть я не намерен. Допил напиток, рассчитался и покинул уютный зал. Пройдусь пешком по улице, я ведь не следователь по особо важным делам!
Мы повернули за угол, в тень тех самых домов, скрывших передвижение служебного паланкина. Все пространство запружено толпящимися людьми: шум, крики ужаса, кто-то бежит навстречу, отталкивая всех с пути, кто-то, наоборот, рвется вглубь, стремясь подобраться к невидимой пока цели… Крепкие локти братьев-воронов расчистили путь, и только благодаря их напору я смог подойти к месту, вызывающему острое любопытство зевак. К рухнувшему у обочины покореженному служебному паланкину.
– В сторону! – грозно рявкнул Хугин, вместе с Муниным оттесняя самых любопытных от охранников и носильщиков, скорчившихся у сломанных носилок. «Иса! Здесь Иса!» – тревожный шепоток разошелся среди зевак, как круги на воде, и они дисциплинированно попятились, а я смог подойти ближе. Носильщики, так и не выпустившие ручек паланкина, мертвы или при смерти: у кого-то неестественно, как у сломанных кукол, вывернуты ноги и руки, кто-то с хрипом ловит последний вдох. В шаге от них лежит охранник, успевший выхватить оружие, чуть дальше – другой, безоружный. Кровь вязкими ручейками медленно растекается по стыкам плит мостовой, матово поблескивая на солнце. Братцы-вороны настороженно оглядывали улицу.
– Развелось убивцев, – пожаловался лоточник, уворачиваясь от ножен меча, которыми Мунин сдерживал напирающих зевак. – Куда стража смотрит?
– Ничего не трогать! – распорядился я, и пара юрких мужичков, увлеченно ковырявших дверцу, прыснула от носилок в разные стороны и затерялась в толпе. Возможно, успели что-то прихватить, но задержать сейчас их некому. – Освободить территорию! – заставляя толпу отступать, двинулся от паланкина по дорожке из багровых мазков и пятен крови и дошел до того места, где, судя по следам, уже слегка растертым и затоптанным зеваками, случилось нападение.
– Что здесь произошло?
Какая-то толстая тетка с корзиной – тетки всегда видят и знают больше, чем остальные, – тут же заголосила:
– Дак ведь эти, с носилками-то, толкнули человека! Толкнули, и он аж отлетел. – Толпа согласно загудела. – Куда неслись, вот скажи? Людям спокойно ходить не дают.
– Да, простым людям спасу уж нет от этих… – густой бас поперхнулся, за него продолжил уже другой голос. – Носятся как угорелые, топчут простой народ.
– Господа служивые столкнулись здесь с мужиком, – из-за спины Мунина высказался еще один свидетель. Говорил он грамотно и спокойно, чем привлек мое внимание. На вид мужчине было лет сорок, типичный бахарец с блондинистой бородкой и легкой полнотой, исключающей изнурительный труд. Одет опрятно и добротно, короткие волосы простолюдина убраны под аккуратную шапочку, на виске изображена булочка-баоцзы, глаза встревоженные и недоуменные, но нездоровое любопытство в них не горит.
– Рассказывайте, – вежливо попросил я.
– Слушаюсь, господин, – чуть выступил вперед пекарь и поклонился. – Господа служивые спешили очень, хоть у них и маячок, но многих задели, а этого мужичка с дороги просто оттолкнули. А он вдруг извернулся, выхватил нож и ударил охранника, что за паланкином бежал. Потом и второго. Тут откуда-то еще двое выскочили, видать, ему на помощь, потому что тоже с ножами, носильщиков порезали, вот их в сторону и повело, – указал на обочину. Я еще раз посмотрел на расположение тел – ну да, где-то так оно и было. – Носилки упали, народец стал кричать и разбегаться… а те трое, с ножами, к паланкину кинулись и давай пассажира через стенки колоть… а потом сами убежали.
– Куда?
– Да кто ж знает? – резонно удивился свидетель. – Отсюда тогда все в разные стороны побежали, вот и они вместе со всеми…
– Дождешься стражи, – приказал я. – Все, что заметил – расскажешь им.
– Слушаюсь, господин… а кого убили-то, знаете?
– А Вы знаете?
– Нет, но непростой ведь человек это. Простые безо всякой охраны ножками ходят и народец не давят. Не за что простых убивать.
Я не стал отвечать на вопрос, незачем обычному обывателю знать ответ на него. Рванул дверцу паланкина, пробитую в нескольких местах крепкими лезвиями, и старший следователь управления внутренних дел Зиан Гюрен Иса кулем вывалился мне на руки. В застывших глазах отражались плывущие в высоком небе облака.
Вот и поговорили.
Коллеги старшего следователя, оперативно прибывшие на место преступления, сноровисто приступили к его осмотру и опросу свидетелей. Пекарь повторял свой рассказ писцу, время от времени кивая то на меня, то на толстую тетку с корзиной, ожидающую своей очереди давать показания. Нас с Хугином и Мунином без задержек сопроводили в Центральное управление внутренних дел. Прошли через охрану на входе благодаря сопровождающему, а потом, прорвавшись сквозь поклоны снующих по длинным коридорам служащих, поднялись по широкой яшмовой лестнице к кабинету Манисинамира Иса, начальника управления и одного из сыновей дядюшки Баламанияра, главы младшей семьи, отвечающей за работу департамента внутренних дел. Близко мы не общались, были знакомы лишь по семейным праздникам и церемониям во славу Судьбы, но дверь отворил уверенно, зная, что встретят меня радушно. Так и вышло. Для начала Манисинамир гостеприимно предложил мне собственный тазик для омовений и чистый халат в родовых цветах, чтобы прикрыть залитое кровью ханьфу. После обязательного чаепития с непринужденным обсуждением благополучия родственников я в общих чертах обрисовал наши отношения с жертвой преступления и выразил надежду на скорейшую поимку убийц.
– Скажу честно, – бесстрастное лицо начальника управления чуть посмурнело, – надежд на поимку немного.
– Почему так? Есть свидетели, есть подозреваемые…
– Понятно, кто исполнил бедолагу Гюрена, но Пиккья никогда не сдают тех, кто платит им звонкой монетой. За это и платят. Даже когда мы их задержим, – хотя, по моему опыту, скорее не задержим, а найдем, – на заказчика не выйдем: они к тому времени при всем желании ничего не смогут сказать.
– Значит, все же Пиккья… – не слишком ли часто в мутных делах всплывает имя этой семьи?
– Вероятней всего. Убийцы мато-якки никогда не пойдут против нашего департамента, это гибель для всех, включая старейшин. Мы ведь знаем их поименно и безнаказанными не оставим.
– А если направить претензию главе Шипов Роз?
– О чем, брат? О том, что они слишком хорошо выполняют свою работу? Пиккья были в своем праве – Зиан Гюрен не такая уж важная птица, чтобы отклонять заказ на его убийство. А если они преследовали собственные интересы, тогда мы о заказчиках вообще ничего не узнаем.
– И что? Утремся? – Я не успел рассердиться, Манисинамир погасил гнев чуть заметной улыбкой.
– Ну почему же «утремся»? Будем действовать по правилам. Нарушений за ними зафиксировано немало, поэтому почистим столицу от кланов, проредим слегка поголовье, чтобы окоротить. Чьи-то дела передадут в суд, кому-то откажут в аренде жилья и вообще вышвырнут вон из столицы. Если они кусают нас на уровне исполнителей, – а Зиан Гюрен, при всем его профессионализме, был всего лишь хорошим исполнителем, – то и мы должны отвечать адекватно. Таковы правила, – сочувственно улыбнулся он.
Что же, фактически гибель следователя останется безнаказанной. Неприятно, но понятно. Нужно послать Амагелона в квартал Ворон, пусть побеседует с местными воротилами и убедится в невиновности мато-якки. А может быть, даже нащупает какую-нибудь ниточку, ведущую к конкретным наемникам-Пиккья, ведь об уличных преступлениях они должны знать побольше нашего… моего – точно. А я – займусь-ка тем, что на самом деле зависит от меня.
– Чем Иса помогут его семье?
Манисинамир Иса снова слегка улыбнулся и кивнул на несколько папок, лежащих на столе справа. У отца на этом месте всегда лежали дела, по которым уже принято решение.
– Сын Зиана Гюрена служит в управе квартала Свиньи и успел зарекомендовать себя положительно, – личное дело сотрудника, видимо, уже успели доставить начальнику. – Его ждет перевод в наше управление и досрочный экзамен на следующий должностной ранг. И это немало, поверь.
Знаю. Для семьи гибель отца «при исполнении» порой оборачивается благом: укрепляет тень заслуг предков, повышает статус, поддерживает в восхождении по социальной лестнице.
– Ну, хоть так.
С группой покойного следователя я тоже побеседовал, – разумеется, с санкции начальника. Сейф неохотно открыли, но в толстых папках с находящимися в разработке делами не было ничего, что указывало бы на поиск демонов. А ведь погибший занимался еще и этим, и накопил немало данных о нападениях! Коллеги припомнили, что на встречу со мной он отправился с увесистым футляром, в котором принято переносить важные депеши, но в разбитом паланкине я такого не видел. Забрали убийцы или поработал случайный воришка? Думаю, специалисты разберутся – это, в конце концов, их работа. Но о результатах отчета потребую.
Солнце перевалило середину неба, когда дежурный паланкин управления с проблесковым знаком-маячком доставил меня ко Дворцу. Братцы-вороны сдали охраняемого с рук на руки Аянге и удалились смыть уличную пыль. Отмахнулся от зудящего над ухом Тонго, докладывающего о каких-то посыльных, оставил их всех за дверью кабинета и спешно выложил на стол из стоящего коробом рукава ханьфу сложенный в несколько раз лист бумаги. Его я нашел в потайном кармане за поясом Зиана Гюрена, никакой другой поклажи в паланкине действительно не было.
На листе схематично набросана карта территории к западу от столицы. Пунктирные линии, связывающие Арабеду, Пуфану, Кур-Шаккар и даже столицу Зебанавара Ильшафану с Бахаром, украшены пометки с указанием дат. Что-то настолько важное, что стоило держать в секретном кармане широкого кушака? Зиан Гюрен пояснил бы мне смысл красных крестиков и дат за пару минут, теперь же придется поднимать отчеты. Знать бы еще, в каком разделе архива искать… ладно, потерпит. Прежде всего стоит отмыться и переодеться – смертью от меня разит не на шутку, то-то слуги встревожены.
В кабинет вернулся не скоро: служителям купальни пришлось потратить много времени, чтобы тщательно вычистить засохшую кровь из-под ногтей. Я недаром считал длинные ногти придворных не чем иным, как вредным излишеством, но приходилось терпеть.
– Откуда это у тебя? – Конирайя Туркис, нахмурив брови, рассматривал разложенную на столе карту.
– Как ты здесь оказался, т-творческая твоя натура? – вот так сюрприз! Не ожидал увидеть здесь столь нахального нарушителя личного пространства. – Пролез в окно?
– Еще чего, – не отрываясь от бумаги ответствовал приятель. – Хотя прорваться к тебе сложнее, чем на прием к императору или в сокровищницу семьи. Но меня, – поднял глаза и широко улыбнулся, – Аянга впустила, я обаятельный.
Нашел на кого надавить! Бедная девочка до сих пор путается в придворных порядках. Что же, баш на баш – я тоже много интересного подметил в его убежище, хотя и не хозяйничал там столь демонстративно.
– Положи мою вещь на место и пошли пить чай. – Я уже открыл ключом створки чайного шкафа – отец дал мне право эксклюзивного доступа к его драгоценной коллекции – и отмерил нужное количество чая. Подносик со сладостями материализовался как бы сам собой. Выучка моих здешних слуг на высоте: все делают вовремя, тихо и незаметно для господ, – управительница Намулун оказалась мастером дрессуры.
– Откуда у тебя эта карта? – Туркис с явным сожалением вернул ее на стол и послушно направился к чайному столику.
– А что там вообще нарисовано-то? – похоже, ему этот листок поведал больше, чем мне.
– Маршруты наших караванов, которые не дошли до столицы. И даты подозрительно совпадают с моментом их разграбления.
– Ты помнишь наизусть все пути караванов? – первую заварку пора разливать, чем и занялся.
Конирайя поднес чашку к лицу и с удовольствием втянул носом аромат.
– Конечно! Меня этому учили. В детских покоях висела большая карта империи, и каждое утро наставники выдавали задания. Я должен был сам прокладывать оптимальный маршрут перемещений товара, сверять его с реальным, принятым опытным караван-баши, отмечать флажком участок, пройденный нашими людьми за день… Со столичными Торговыми домами было проще, а в провинциальных поначалу путался изрядно.
– Что же ты, с таким-то опытом, так затянул в Саксаюмане, когда сам с караваном пошел?
– Да знаю, что «время – деньги», – досадливо воскликнул наследник Туркисов, – с детства уши прожужжали!.. – и мечтательно улыбнулся. – В Саксаюмане было весело. Мне вообще возвращаться в Бахар не хотелось. Чинки все же отличные ребята, умеют и поработать, и зажечь петарду без огня. Проще там всё: говорят, что думают, не лукавят, не прячутся за двойными смыслами. Хотя долбанутые Терасы который век стараются превратить их в механических человечков, но не на тех напали! А горы? Ты видел эти горы? Они грандиозны!
– В Зебанаваре, говорят, тоже красиво, особенно на побережье…
– Да ну, море как море, вода и вода, – восторженный огонь в глазах погас. – А вот народишко там мутный, гнилой насквозь. Суеверные все, зашуганные какие-то и тупые. За сотни лет так и не сподобились постичь канон веры в Священную Триаду. Сколько храмов мы Ей возвели, а все стоят пустые. Ты знаешь, какие в Зебанаваре бывают грозы?
– Откуда мне знать, – действительно, за все время странствий я не добрался до Зебанавара, но горные храмы Канамарки во славу Грома, Молнии и Ее удара помню прекрасно. В них царила удивительно уютная атмосфера.
– Можешь поверить на слово, грозы с моря – это не то, с чем можно шутить. Караванщики щедро жертвуют храмам, но местные прибегать к защите наших богов до сих пор не спешат. Зато через слово это их «вечно с-с-сущее небо»... – с каким-то мстительным удовольствием протянул Конирайя. – В лицо кланяются угодливо, подношения суют, лебезят, а за спиной «козой» тыкают… Хотя девки у них сочные, это да, но одними девками сыт не будешь.
Эк разошелся поэт, душой рвется на историческую родину… все же что-то не так с нашей системой управления: память предков просыпается пока еще глухой тоской по утраченному в каждой из Шести семей. Пропасть между правителями провинций и их подданными не исчезла до сих пор, и ни к чему хорошему, чую, это не приведет.
– Я понимаю…
– Вижу, что понимаешь, – приятель кивнул на мой шусинский хвост. – Но не уводи разговор в сторону. Откуда такой интерес у Иса к пропавшим караванам? Ваши сыщики так и не смогли нам внятно ответить, кто виноват в грабежах и убийстве охранников. Хорошо, хоть Пиккья не повысили плату за сопровождение, а то пришлось бы есть кошек [1]. Ты ведь понимаешь, мы заинтересованы в любой информации…
Я поначалу сомневался, нужно ли рассказывать Конирайе о находке карты за поясом убитого сотрудника управления внутренних дел, но все же отринул сомнения. В конце концов, кто лучше хозяев знает, что перевозили ограбленные торговцы и какое отношение к ним имеют демоны? Ведь с покойным следователем мы сотрудничали исключительно по этому поводу, и вряд ли он нес на встречу карту для ученых бесед о географии. Да, Конирайя Туркис – болтун, и наша беседа рано или поздно станет достоянием общественности, но в интересе Иса к загадочным преступлениям нет ничего предосудительного. Я не запачкаю свою репутацию, открывшись.
– Думаю, ты еще не успел забыть того монстра, который был убит сутки назад? Так вот, подобных созданий я уже видел…
Я поведал о демонятах квартала Ворон, своем знакомстве с Зианом Гюреном Иса и о кровавых побоищах в столице, параллельно систематизируя в уме имеющуюся информацию. Конирайя сначала слушал, затаив дыхание, затем из-за широкого кушака выхватил блокнот и карандаш, и с кончика грифеля полились на бумагу неровные строки. И тут смог вдохновиться? Чем? Странные они, эти поэты.
– …А вот карту, – закончил свой рассказ, – следователь не приложил к тем документам, что нес на встречу. Может быть, вспомнил о ней в последний момент. Может быть, посчитал слишком важной и позаботился о сохранности дополнительно… кто теперь скажет? То, что на нее нанесены маршруты ваших караванов, я узнал от тебя только что и должен разобраться с этим.
Приятель будто не слышал, погрузившись в правку стихов, но вскоре прервал повисшее над столиком молчание. Блокнот и карандаш исчезли в широком поясе-кушаке, взгляд прояснился, обрел расчетливую цепкость.
– Может, попробуем разобраться вместе? Скажи, что является причиной всех бед? – черные глаза наследника Туркисов требовали от меня ответа, а у меня перед глазами перед глазами вспыхнул взгляд его отца, пронзивший во время представления Главам Семей, и рассыпался искрами. Тогда он мне, помню, показался крокодильим, и теперь я пристально вглядывался в лицо его сына. Нет, слава Судьбе, нет! В этих глазах живет душа, а не трезвый расчет голодного крокодила.
– Как учили меня наставники, на самые страшные преступления толкают людей месть, любовь и деньги.
– Так, да не так. Причиной всего богатого разнообразия пороков является обычная человеческая жадность. От нее и будем танцевать.
Хм-м-м, в чем-то Конирайя прав. Месть – наказание за оскорбление, обиду, лишение статуса, признания, авторитета, за потерю близких. Отомстить хочется лишь тому, кто отнял у тебя что-то ценное, с чем не хочется расставаться. Преступления на почве страсти – нежелание делить, жажда обладать единолично дорогим для тебя человеком. Деньги – это понятно без пояснений: выгода, которая должна стать только твоей.
– Если нападения на караваны как-то связаны с демонами и жадностью… Насколько ценный товар перевозили ваши люди?
– Вот! – Туркис поднял вверх указательный палец. – С этого и надо начинать. Кому выгодно?
– Я понятия не имею, кому. Знаю только, что участники этих происшествий всегда лишь Туркисы, Пиккья и демоны.
– Если принять это как данность, то я пролью немного света на эту тайну. Первое: гибель каравана невыгодна нам, мы теряем всё, так? Туркисы здесь потерпевшие. Второе: Пиккья теряют обученных людей, что невыгодно им, так? Но есть нюанс: свою репутацию при этом они лишь укрепляют, и остальные семьи убеждаются, что Пиккья готовы пожертвовать собой при исполнении контракта. То есть, для Пиккья выгода есть, просто она опосредована. Третье: демоны получают чистую выгоду, так?
– Возможно. Как мне недавно стало известно, – про связь с Изнанкой я никому во Дворце не собирался объявлять, – демонов никогда не интересовали золото, металлы или дорогие ткани… Из того, что есть у нас, им нужны лишь драгоценные камни.
– Тогда, похоже, я порадую тебя, друг, – важно заявил торговец-поэт. – Именно в Ильшафане, Кур-Шаккаре, Пуфане и Арабеде работают наши лучшие ювелиры. И каждый из этих караванов вез немалое количество обработанных самоцветов, которые, что интересно, до сих пор так и не всплыли на рынке. Ни один! Ни на рынке официальных продаж, ни на теневом. Мы продолжаем искать их следы по своим каналам и до сих пор не нашли ни единого камушка.
– Из этого следует четвертое: как демоны узнали о грузе, вернее, где произошла утечка сведений? У вас или у Пиккья?
– Это главный вопрос, на самом деле, – поморщился наследник высшей семьи Туркис. – Среди наших такие перевозки не принято обсуждать, слишком велик риск. Попробую выведать, кто все-таки мог проболтаться. И кому.
– Будь осторожней. Мы только что обсудили, на какие преступления может толкнуть человека жадность, – а то, что любопытство тоже чревато потерей головы, это я понял еще три года назад.
– Мой интерес к перевозке драгоценностей вполне объясним, я ведь во всеуслышание обещал Дивии лал из первой же поставки… кстати…
– Да, кстати, – кажется, одна и та же авантюрная идея осенила нас одновременно. – Он уже в пути, ваш новый караван?
– Завтра должен покинуть Пуфану, – задумчиво сообщил Туркис, напряженно разглядывая силуэты черно-белых кои на ширме. – Поедем навстречу?
– И как можно быстрее.
Тракт, ведущий на Зебанавар, был оживленным и благоустроенным. Конирайя, без особой охоты севший в седло одного из скакунов Иса, неплохо знал эти края и подсказывал лучшие места для остановок. Правда, найти достойные высокого статуса комнаты для ночевок было трудно, но мы справлялись. Меня, кроме Аянги и братцев-воронов, сопровождал Шинч: надо же кому-то заниматься конями. За Туркисом увязались пара телохранителей-Пиккья, но им так и положено. Наша кавалькада встречала и обгоняла бродяг, почтенные крестьянские семейства, ремесленников, не входящих в Торговые дома розничных продавцов, отряды наемной охраны и патрули стражей порядка. Народ на тракте так и кишел. Кто в здравом уме будет нападать на караваны Туркисов, когда свидетелями этому станут сотни глаз? Именно об этом и задал вопрос.
– Сердце всех торговых операций – здесь, на Западе, – издалека начал отвечать Кони, – кроме товаров собственного производства, корабли постоянно привозят из-за моря много чего нужного и интересного бахарцам. Направить этот поток в столицу – самая простая из всех возможных торговых операций.
– Но я не представляю, как можно здесь потерять караван.
– Полагаю, ты подзабыл, что Зебанавар славится глухими лесами – снисходительно улыбнулся Туркис. – Просто мы до них еще не доехали. А там... если свернуть с торной дороги, можно заплутать так, что себя потеряешь.
Последние слова прозвучали даже как-то зловеще. Богатством воображения поэта не обделило.
– А зачем сворачивать? Зачем караван-баши так рисковать?
– Причины могут быть самые разные, вот и выясним, наконец, что к чему.
Под вечер леса подступили к самому тракту, закрыв темной стеной небо. В таких чащах я не бывал даже во время странствий. Темные лапы елок настороженно застыли, печальные осины трепетали поредевшей листвой, голые прутья малины ощетинились иглами, словно приготовились биться с людьми. Мерхе беспокойно прядал ушами, Аянга твердой рукой сдерживала Халаян, золотую подругу моего аргамака, мерин Амагелона тоже косился испуганно, да и сам степняк время от времени шмыгал носом и с опаской поглядывал на подступающую к дороге тьму. Сворачивать с тракта казалось беспросветной глупостью, да и куда сворачивать-то?
Очередной постоялый двор, несмотря на добротность построек, выглядел серым и невзрачным. Звероватого вида сторож, заросший до глаз буйной бородой, без особого радушия распахнул перед нами ворота высоченного забора. Захрипели цепные псы, размерами догнавшие полугодовалого теленка. Братцы-вороны и телохранители Туркиса, красноречиво придерживая ножны мечей, первыми спешились на вымощенный битым камнем двор. Слуги-мальчишки подхватили поводья, не обращая внимания на окрики Амагелона, придирчиво осматривающего конюшню: шусинец был в своей стихии и наслаждался собственной важностью.
– Этот постоялый двор никто не минует, – прикоснувшись к моей руке, шепнул Конирайя. – Дальше на день пути нет других, лес подходит слишком близко к тракту.
Странно, что здесь сейчас так безлюдно.
Хозяин вышел в зал лишь после ужина, который споро собрали нам крепкие тетки, вряд ли годные на что-то еще, кроме как накрывать на столы. Поприветствовал почтительно, но без особого подобострастия, отдав особый поклон нашему поэту – тот в своих желтых одеждах выделялся среди моих людей и телохранителей-Пиккья, как пушистый цыпленок на фоне синевы неба и зелени трав.
– Садись. – Туркис брезгливо выпятил нижнюю губу и словно нехотя указал хозяину место напротив. – Говори: как твое имя? Давно ли проходил последний наш караван?
– Вахушем кличут, господин, – хозяин, поклонившись, сел на указанное место. В прорези горловины рубахи мелькнул полустертый медальон-символ Вечносущего Неба. Не обремененное украшательствами колесо виджраты, столь популярное в Танджевуре, а простой, даже аскетичный его знак. – А караваны… Недавно шел, с неделю назад, здесь их старшие вечеряли.
– А остальные?
– Да тут такое дело, господин… Двор у меня старый, еще с деда-прадеда, тогда такой торговли-то не было. А нынешним караванам у меня места мало, встать на стоянку негде, вот они всё больше идут мимо, для них всё обустроено там, через лесочек, – мужчина махнул рукой куда-то в сторону окна, уже закрытого ставнями. – Но иногда и ко мне по старой памяти заходит кто из торговых людей, поужинать там или в нормальной постели выспаться.
– А вот скажи мне, Вахуш, кто из старших обычно ужинает у тебя?
– Караван-баши с помощниками, приказчики Торговых домов, – спокойно перечислил хозяин. – Важные господа все, любят хорошо покушать.
– Кто-то еще?
– Еще? – старательно морщил лоб Вахуш. – Начальник охраны один был, ночевал даже, хотя обычно они со своей командой вместе, мало ли чего.… Только давно это было, и всего раза три-четыре за последние годы. То съел что-то не то, то продуло в дороге. Не так много народу у меня останавливается, чтобы забывать постоянных клиентов, а он часто с караванами ходит.
– Что за человек? Чем запомнился?
– Рассчитывался тут всегда полновесной монетой. И с уважением ко всем, хоть и воин. Непотребства не допускал, блюл себя. Хороший командир, только с командой ему не везет.
– Как именно не везет? Неумелые, что ли? – наследник высшей семьи нахмурился по-хозяйски: ну да, за охрану-то они платят.
– Да терял он своих бойцов иногда, всех, подчистую терял, – мужичок ронял слова неохотно, но от вопросов не уходил. – Говорят, разбойники нападали, они в наших краях случаются, а как-то раз слух прошел, что вообще чудовища всех сожрали. Про чудовищ не скажу, но медведи здесь у нас водятся. Хорошо хоть самого его хранит Вечносу… – рука привычно пошла описывать круг виджраты, но замерла под пристальным взглядом Туркиса. – Судьба, говорю, хранит его. И Триада Священная.
– Как зовут этого молодца, ты хоть знаешь?
А наш троговец-поэт совсем не прост, пусть даже и слишком прямолинеен. С другой стороны, это его провинция, не по статусу ему здесь хитрить и тайно выведывать. Мягкое Золото вправе потребовать честных ответов от подданных.
– Откуда? – выражение лица не изменилось, только вопросительно сдвинулись вверх лохматые брови. – С чего бы господам знакомство со мною водить? Я и ваших вот имен не спросил.
– Но хоть комнату дашь? – я вторгся в беседу и демонстративно зевнул.
– А как же! – хозяин был рад уйти от неприятных вопросов, напоминающих допрос. – Устрою все в лучшем виде. Подождите чуток…
И взлетел на второй этаж с удивительным для массивного тела проворством. Тут же забегали тетки со стопками чистого белья, зазвенели металлические крышки жаровен – комнаты прогревали. Вроде бы не на север идем, а осень все заметнее перенимает приметы зимы.
Я проснулся от холода – в жаровне погасли угли. Прислушался к шелесту ночи за плотными ставнями, к похрапыванию Хугина и Мунина у дверей нашей тесной комнатушки. Аянгу удалось уговорить переночевать отдельно, она поддалась давлению правил приличия, эти же так и остались со мной в комнате, рассчитанной на одного постояльца. Кинули спальники на пол, и совесть их спокойна, приличия не волнуют…
Что-то зябко мне, муторно, будто душу нитью из сердца тянут. Голова тяжелая, слабость в суставах и немного подташнивает. Накинул теплый халат, но и он не согрел. Спуститься, что ли, попросить горячего питья? Должен же кто-нибудь дежурить в зале ночами, знатные путешественники бывают капризны… О, Конирайя это сегодня наглядно продемонстрировал! Требуя возможные и невозможные услуги, обрушил на теток-служанок всю силу своего таланта раздражать людей, и даже их туповатые коровьи морды к концу нашего обустройства, похоже, молили Вечносущее Небо о милости: у постояльца соседней комнаты, куда они по очереди шмыгали, я заметил характерный цвет священнического одеяния. Не иначе, как просветленный служитель наставлял их в смирении и терпении. Уже держась за ручку двери, замер: меня пошатывало, я ведь чуть ли не наступал на братцев-воронов, а халатом так точно зацепил в тесноте, но ни один из них даже не шевельнулся. Да такого быть не может! Прислушался: дом спит, но спит как-то странно, будто замороченный. Значит, мне не почудился легкий запах мышей в аромате пламени светильника на столике у кровати, и это были не мыши, а болиголов. Хорошо, что я его быстро затушил. Но теперь горячее питье просто необходимо!
Я перегнулся через перила лестницы, огляделся – общий зал пуст, только дрожащий огонек светильника на стойке пытается противостоять сгущающемуся в углах мраку ночи. Нет никакого дежурного, что досадно. Придется самому спуститься на кухню и разбудить поваренка. Шепот снизу почти оглушил и заставил застыть в нелепой позе. Осторожно втянул голову и шагнул от перил.
– Отменяется все, возвращайся назад, к каравану.
– Что случилось? Спалились?
Голоса доносятся аккурат от столика под лестницей. Я даже дыхание затаил, стараясь слиться с темнотой, раствориться в ней, стереть следы присутствия на всех уровнях реальности.
– Нет пока… если сегодня не спалимся. Урода нашего демонического сталью угостили досыта, мы теперь с ним окончательно в расчете. Так что идите спокойно, в этот раз груз довезешь до конца.
– Хвала Вечносущему Небу! Больно молодых терять, столько сил в них вложено, столько хороших ребят погибло…
– Не нам оспаривать приказы старших, сам знаешь. Радуйся тому, что хоть этих сохранить смог.
– Радуюсь. Ты тоже уходишь?
– Да, сматываю удочки, – послышалось раздраженное хмыканье. – Принесло же сюда младшенького Туркиса, балбеса никчемного. Пьянь пьянью, но уж больно он Вахуша доставал вопросиками своими въедливыми, телохранители доложили. Про тебя выведывал. А второй, дружок его… вот поди ж ты, стакнулись пьянь с малахольным, кому скажи – засмеют… опасным становится малец. И Судьба не к добру сводит нас на узкой дорожке. Надо было его прикопать, пока в силу не вошел, а не спасать, но приказ… Не обсуждаются приказы старших.
– Про наследника Туркисов и мне уже уши прожужжали, только чужой он у Золота, нет у него там поддержки. А второй кто?
– Иса. Новый наследник. Очередная «надежда семьи», поганец такой.
– Иса? Это серьезно, с ними связываться чревато… Спасибо за новости.
– Иди уже! Я доложу о проблемах наверх, к тебе претензий не будет.
– Правосудие восторжествует!
Еле слышно стукнула входная дверь за начальником охраны каравана. Под скудное пламя светильника выступил его собеседник и прислушался к тишине. Шафранная мантия-кашая, толстощекое лицо с носом «уточкой» и утонувшими в складках век глазами, голова чисто выбрита, на виске круг виджраты – типичный служитель Вечносущего Неба, тот самый жилец из соседней комнаты. Я вижу этого человека впервые, но он меня откуда-то знает, и, похоже, знает давно. «Малахольный» – это ведь о жизни в квартале Ворон? «Прикопать, а не спасать» – про случай с талхом? Буду знать своего спасителя хотя бы в лицо. А как он там говорил? «Сматываю удочки»? Для кого в империи удочки привычный инструмент? Для рыбаков, конечно. Рыбаков и... шпионов с островов Восторжествовавшего Правосудия, Хико Сенжиру. Точно, ведь охранник ему ответил: «Правосудие восторжествует!» Священник поворачивается к лестнице, и тень его, причудливо меняя очертания, скользит по стене. Сотканное из черноты изображение на мгновение складывается в сгорбленный силуэт тощего волка, точь-в-точь фигурка из наследства скульптора-самоучки Марана Мочи.
Аландар Делун Пиккья.
Я осторожно попятился к своей комнате. Если он сейчас поднимется к себе, в соседнюю, то обязательно наткнется на неудобного свидетеля встречи с начальником охраны так кстати пропадавших караванов…
Не знаю, чем выдал себя. Может быть, скрипнувшей под ногой половицей, может быть, потревоженным мраком галереи. Пиккья лениво поднял голову и встретился со мною взглядом. Кисть руки, уютно утопающей в широких рукавах одеяния, вынырнула мгновенно. Плечо пронзила резкая боль, ноги подогнулись в коленях, и я рухнул на твердые доски пола, не способный шевельнуть и мизинцем. От складок кашая пахнуло мышами, – вот от кого служанки получили болиголов! – и башмаки с белыми гамашами остановились напротив лица. Жесткие пальцы сначала закрыли веки отказывающихся моргать глаз, потом, провернув, извлекли из раны сюрикен. Кровь горячей волной толкнулась в плечо.
– Как ты мне надоел, щенок, – шаги удалились, чуть скрипнула дверь.
Валяясь бревном в галерее, я многое слышал. Слышал, но сделать ничего не мог. Шип, уже не таясь, вышел из комнаты, перешагнул через меня и спустился вниз. Вскоре там зашебуршали владелец и слуги. Звуки выдавали поспешные сборы в дорогу – хруст упаковок и нечаянное звяканье металлической утвари сопровождались сдавленными ругательствами. Содержать постоялые дома весьма выгодно, но и ответственность тоже велика: если хозяин останется, то не минует допроса с пристрастием и казни за то, что под крышей его дома травят постояльцев. Причем казнены будут все обитатели, даже собаки, ибо самое тяжкое преступление – подвергнуть опасности жизнь доверившегося тебе путешественника.
...Цепкие пальцы захватили ворот халата и проволокли одеревеневшее тело по полу. Скрипнула еще одна дверь. В комнате холодно, ветер задувает в окно, но и мышами не пахнет. Аянгу, похоже, разбудил шум внизу, и теперь она тормошила меня, расталкивала, не зажигая светильника, пока не вляпалась в кровь. Женский голос сквозь зубы выбранился, – я в этой конструкции узнал только слово «помёт», – зашуршали завязки мешка, который степнячка таскала с собой, несмотря на насмешки, рану перетянула куском полотна.
– Потерпи, – шепнула на ухо, – сейчас возьму на кухне нужное.
Куда? Но мой протестующий хрип не остановил девчонку.
В очередной раз повезло и ей, и мне: хозяева уже вышли из дома, и на кухне никого не было. Вскоре меня отпаивали каким-то отваром, а рану промыли и смазали мазью. К нервным окончаниям вернулась чувствительность, даже слишком сильная – зубы ныли, кончики пальцев горели в огне. Но лежать и страдать не было времени: Аландар Делун бросил здесь ослика, на котором пристало перемещаться служителю Вечносущего Неба, и позаимствовал лошадь Амагелона. Верхом он сможет уйти далеко. Мои аргамаки не дались ему в руки, но и простые лошадки из конюшен Иса были не столь уж просты, плохих не держим. Об этом поведал нам Шинч, заночевавший в конюшне и ставший невольным свидетелем панического бегства хозяев. И слава Судьбе, что у него хватило ума не броситься на защиту коней. Мы сидели в общем зале за столом – Аянга, братцы-вороны, мой шусинец и отчаянно зевающий Конирайя с хмурыми телохранителями. Я уже привык ко вкусу настоев и отваров степнячки, она частенько испытывала на мне экспериментальные сборы, но остальные, хоть и пили, но морщились. Болиголов здорово подкосил самочувствие нашей компании: мы с Аянгой недолго жгли светильники, но отравленный дурманом воздух опускается вниз, и спавшие на полу Хугин и Мунин все еще клевали носом. Больше всех досталось Туркису с сопровождением, их еле растолкали. Неужели телохранителей-Пиккья не учат разбираться в растительных ядах? Слабо верится, не крестьянина ведь охраняют.
– Ладно, – еще раз зевнул приятель, демонстративно не обращая внимание на Шипов, – ты как хочешь, а я еще отдохну немного и поеду встречать караван. Побеседую с караван-баши, выберу лал покрупнее… удивлю Дивию.
– А мы поскачем вызволять нашего коня. Семья не простит мне его потери… да и этой поездки тоже не простит.
Конирайя многозначительно кивнул на прощанье и вернулся в комнату, досыпать. Пиккья не отошли от него ни на шаг. Я проводил глазами неудобных попутчиков и обернулся к своим.
– Ловить Аландара Делуна имеет смысл на дороге в Бахар. Скорее всего, он спешит именно в столицу. Перехватить нужно обязательно, пока не доложил о нашей встрече своему начальству.
– Он один, – отметил очевидное Мунин. – Нас трое.
– Четверо. Я буду с вами. Не обольщайся, он опытен, и я сомневаюсь, что мы даже все вместе сможем его достать.
– Мы учились защищать и от наемных убийц, господин, – утешил Хугин простодушной улыбкой.
– Рад, – не защищать меня им предстоит, а нападать. Тут навыки иные нужны. – Но сначала его нужно догнать. Шинч, на тебе лошади, веди их в столицу сам: даже если загоним аргамаков, мы не настигнем беглеца, фора у него приличная. А остальные бойцы… Будем пробовать вместе ходить с туманами.
Я таким способом путешествовал только с Сию, но там неизвестно, кто кого вел. Учитель Доо показывал, что это возможно, значит, стоит попробовать сейчас. Только попасть я сумею лишь в то место, которое хорошо запомнил. Вот как раз вчера мы обедали в одном придорожном трактирчике с розовыми стенами и голубыми ставнями… такой забыть сложно, даже если постараешься. Мимо него Шип не проедет, и доехать до него еще не должен даже на нашем коне. Попробую переместить нас туда.
За дверью постоялого двора пусто. Дом и раньше выглядел одиноким и настороженным, но тут, брошенный хозяевами, вообще загрустил. Сумерки серы, рассвет только чуть подрумянил восток. Осенние ночи туманны, это мне на руку – вызывать облака еще не умею, хотя и тренируюсь тайком. Аянга и братцы-вороны топчутся за спиной, Амагелон позвякивает сбруей в конюшне. Обнимаю степнячку за талию, телохранители кладут руки мне на плечи. Делаю шаг в серую хмарь.
Отдергиваю влажную завесу и ступаю на ровные плашки двора. Сквозь дымку тумана розовеет бок трактирчика, неверяще гавкает пес. Все здесь, никого не потерял. Теперь самое главное – выяснить, где сейчас находится беглец. Обитатели уже проснулись – у колодца брякает цепь, хлопает задняя дверь. Прислуга неторопливо готовится к новому дню, мало ли какой путник спешил всю ночь, и теперь ему нужен ранний завтрак? Нам он тоже не помешал бы, но пока обойдемся. Заспанный сторож встречает нашу компанию у закрытых ворот.
– Доброе утро, гости дорогие, – удивление на его лице начертано крупными пиктограммами: и хочется узнать, как мы здесь очутились, и не смеет требовать ответа с клиентов в дорогих дорожных одеждах.
– А доложи-ка, мил человек, – я взял начальственный, но дружелюбный тон, – не проезжал здесь ночью всадник на добром коне?
Переодеться Шип мог во что угодно, но коня замаскировать ему будет непросто, потому как и конь непростой.
– Нет, господа хорошие, – поклонился сторож. – Ночью тихо было, никто мимо не шел.
Что же, будем надеяться, что Пиккья не смог уйти дальше к столице. Подкараулим его на подступах к этому месту, главное – найти удобный для схватки участок.
Спускаясь с небольшого холма и огибая его полукругом, дорога пересекала равнину, расчерченную канавами с водой на прямоугольники уже убранных полей, и терялась в заросшем подлеске. По берегам канав щетинился низкий кустарник, заботливо высаженный для того, чтобы их не размывало водой. В полях не было ни души – урожай уже собран, крестьяне готовились к зиме, даже сарай для хранения нехитрых инструментов пустовал до весны. Где-то за полями должна быть деревня, во всяком случае, есть поворот с тракта, но сейчас ее не разглядеть за пеленой тумана, стремительно тающей под лучами рассветного солнца.
– Вот тут мы его и встретим, – я еще раз окинул взглядом местность, пытаясь учесть все возможные варианты развития событий. Самым удачным показалось перехватить шпиона на границе леса и равнины – место уединенное, с дороги нас здесь не увидят. – Мёнин с Аянгой, вы затаитесь в кустах. Отрежете его от леса, чтобы гад не удрал в чащу. Мы с Хэмином пойдем к дороге и выгоним его на вас.
– Почему так сложно? – Аянга недовольно наморщила нос. – Сядем все в кустах, а я поджарю его молнией.
Мунин одобрительно кивнул.
– Это было бы замечательно, но мне лошадку жалко. – Шутка была так себе, но все дружно заулыбались. – Во-первых, его надо сначала опознать, а прикинуться он может кем угодно. Во-вторых, нужно сделать все по возможности тихо, не привлекая внимания. Мы же не хотим собрать здесь все патрули с тракта? Ну и, в-третьих, я все же хочу побеседовать со шпионом. У меня накопилась к нему внушительная кучка вопросов, – с необходимостью поговорить согласились единодушно. Придирчиво оглядел свою команду. – У нас есть метательные ножи, мечи и тешань – их и пустим в дело. Так что, Аянга, держи себя в руках, то есть, держи молнии при себе.
– Неужто так хорош Пиккья? – Хугин ловко подвязывал рукава дорожного одеяния, чтобы не мешали в схватке. – Он, вроде бы, не молод…
– Нам это ничем не поможет, – я тоже ослаблял и затягивал шнурки так, чтобы двигаться было сподручней. – Мастер внезапных атак. Хорош с метательным оружием. Главное – не дать ему уйти в столицу и добраться до старших, иначе они затаятся, поменяют планы, и мы никогда не найдем концов этой истории… а ведь она и меня касается.
– Чем? – Аянга не сдержала любопытства.
– Тем, что все, что касается Аландара Делуна Пиккья, касается и меня. Он мне задолжал. Поэтому действуем аккуратно: надо его скрутить, обездвижить…
– Возьмите мой плащ, а то он вас узнает издалека, – пальцы Мунина задумчиво побарабанили по гарде меча. – Если он так хорош, как ты говоришь, без крови не обойтись. Нормально будет, если я отрублю ему руку?
– Лишь бы не голову, не ищи легких путей, – предостерег я, накидывая на плечи чуть коротковатый плащ телохранителя, скрывший родовые цвета одеяния. – Трудно, да, но ведь и мы уже сработались, притерлись, и вместе можем многое сделать. Ваша двойка – полезайте в кусты. Сидите тихо, смотрите во все глаза. Следите, чтобы он не ушел в лес от нашей атаки. Раньше времени себя не раскрывайте, но если вдруг Шип попытается удрать – тут вам и ножички в руки. Не дайте ему потеряться в зарослях и уйти!
– Да поняли мы, поняли! – степнячка картинно закатила глаза и полезла вслед за Мунином в кусты.
Хугин шустро расправил примятые ими ветки. Я окинул взглядом подлесок, вслушался в утреннюю тишину, нарушаемую лишь редкими воплями какой-то птицы, и остался доволен.