Вольф Марина Олеговна : другие произведения.

Линия судьбы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    На Триммеру -2011


  
  

Линия судьбы

  
   Линия судьбы - одна из самых изменчивых линий,
  поэтому надо смотреть связи с линиями жизни, сердца...
  
   Пособие хироманта
  

Прелюдия

   Схватив Артёма за отвороты куртки, Катя сделала подсечку и швырнула соперника на землю. Парень не ожидал такого резкого и быстрого броска, грянулся боком и спиной, жалобно вскрикнул:
   - Ой!
   Он больно ушибся. Это было видно по глазам. Да и губы задрожали, вот-вот заплачет. Девушке стало жаль соперника, она протянула руку, помогла встать, отряхнула спину от пыли.
   - Тёмка, не сердись. С кем мне еще тренироваться?
   Младший брат шмыгнул носом, часто подышал, прогоняя слезы. Самоучитель по борьбе самбо, раскрытый в самом начале, терпеливо ждал продолжения занятий.
   - Ладно, что там дальше?
  

*

   Сколько Катя себя помнила - это лет с пяти, наверное - её преследовали удачи. То смятую денежку у сельмага она найдет, то рыжиков наберет немеряно или опят нарежет ведро, когда другим и пенька не встретится, то звонок на переменку прозвучит удачно и от двойки избавит ... Все так и катило, пока папка не умер. Ей как раз пятнадцать исполнилось. С того времени - заколодило, напрочь.
   Мама одна Катьку и Артема поднять не смогла, перебралась к бабушке, в Кирьяново. А там, на отшибе, жизнь оказалась гораздо хуже и серее. Уж на что в райцентре - скукота плесневая была, но тогдашняя тусовка девчонке чистой сказкой вспоминалась. И школа в селе захудалая, соответственно, численности учеников. Десятый с девятым занимались вместе - а никак иначе, ведь всего двенадцать выпускников набралось.
   Самое скверное, одна Катя об учебе думала. Парни, кто аттестат хотели получить, откровенно отбывали время до армии. От них, пятерых выпускников, учительницы слышали не ответы, а хамство да срамные предложения. Шесть девчонок вроде бы посерьёзней к урокам относились, да кто забеременел и замуж выскочил, а остальные едва до последнего звонка дотерпели. Вот и вышло, что всё внимание учителей Кате досталось. Потом она уже поняла, как ей повезло - репетиторов нанимать не пришлось. И в порядке исключения зачли ей два класса сразу.
   Единственная в деревне, да и в районе, может, она получила заслуженный аттестат с твердыми пятерками и четверками. И ринулась поступать в университет. Не куда-нибудь, в сам легендарный Питер. Её вдохновлял пример Михайлы Ломоносова, тоже дремучего провинциала, в дальнейшем - круто утершего носы спесивым столичным жителям. И что вы себе думаете - у сельских оценок вес не тот?
   Катя Фомина доказала свою состоятельность, поступив на юридический факультет без протекции и взяток. Придя в себя и осознав головокружительность успеха, она помчалась домой. Каникулы кончались. Ей предстояло столько дел, больших и малых, важных и не очень, что оставшиеся дни лета пришлось расписать. Иначе никак не успеть! Первым делом она намеревалась навестить родню близкую, затем - отдаленную. И потом уже в Питер, искать работу и место для проживания.
   Завтра утром Катя собиралась покинуть Кирьяново, а пока - осваивала по самоучителю азы самозащиты. С младшим братом, Артёмом. Ничего, что мал еще - пусть помогает. Как же иначе ей освоить приемчики, ведь следователь непременно должна уметь бегать, прыгать, стрелять и драться!
   Она так ему и сказала, а мальчишка и для себя в том пользу увидел, взбодрился, как молоденький петушок в кругу таких же, как сам, подрастающих задир. Вдохновлённый надеждой стать ух, каким крутым драчуном, брат вытер нос тыльной стороной руки, принял стойку:
   - Нападай!
  

*

История первая - Живуха, столетняя ведьма

   Катю в Мироновке не видели лет пять, по меньшей мере. Тогда она была тощей девчонкой, а сейчас, в семнадцать лет, выглядела красавицей на выданье. Жаль, выдавать не за кого. Само собой, не без изъяна девка - шибко умную из себя корчит. Так огласила временную жиличку деревенская молва. А донесла ту оценку до ушей самой гостьи - соседка по улице, бабка Загорова.
   Новичок в мелком населенном пункте - это вам не фунт изюму! Не хухры-мухры, не баран чихнул. Тут событие крупного масштаба. Естественно, в границах отдельно взятого селения. Ведь будь то деревня или посёлок городского типа - все жители, так или иначе, знают всех и каждого. Если хотя бы неделю кто продержался в деревне, то косточки ему перемоют основательно. Заметят и обсудят до мелочей, а если кличку прилепят - черта с два избавишься потом.
   Оспаривать общественное мнение Катя не стала, зачем? Скоро всё забудется. Неделя кончится, она уедет и увезет себя, свои вещи и репутацию в город, навсегда. Она и так в кои веки-то выбралась погостить у бабушки Насти, с папиной стороны. Не по обязанности - по велению души.
   Рукой подать, вот он, совсем рядом - сентябрь, а с ним и первый учебный год в университете. По рассказам, учеба на юридическом факультете требовала полной отдачи, плюс ко всему, денежку надо зарабатывать. Мама не прокормит, ей Тёмку бы поднять. У Кати, понятно же, с работой на прокорм - свободного времени не останется, и к бабе Насте когда она выберется? Нескоро.
   А доживет ли старушка до следующего посещения - вопрос открытый. Это молодым пять лет - не срок, а когда со здоровьем дела плохи, да тебе уже шестьдесят, да врачей фиг дождешься... Не говоря о "скорой"...
   Надо сказать, Мироновка по праву числилась жутким захолустьем. Сто с лишним километров бездорожья с гордым названием "улучшенная грунтовка" до города - вам не шутка. Собственно, потому районное начальство и разместилось в городе, чтобы ног не марать, идя на работу, в тёплый кабинет.
   Но эти несколько дней Кате удаленность была по фигу, она даже радовалась тишине и покою. Никакого телевизора, никаких машин. Редко когда протарахтит трактор или грузовик. Вечером пташки щебетали за окном и в березовой роще. Днем отовсюду блеяли, мычали, брехали, крякали, кудахтали и кукарекали постоянные обитатели соседских дворов. Баба Настя кормила внучку и старалась не тревожить, всячески отказываясь от ее помощи по хозяйству. Что бы она понимала! Разве Кате в тягость прополоть пару грядок, подоить корову, полить огурцы, обобрать гусениц с ранетки?
   А потом уйти на речку, плюхнуться в омуток и наслаждаться прохладной невесомостью, пока тебя несет к запруде... И ни одного назойливого парня, который шарит по фигуре взглядом, будто уже запустил потные лапы в лифчик. Тут не городской пляж, где не протолкнешься от молодежи. Ее вообще не было. Мироновка вымирала не первое десятилетие. Много пустых домов кричали о демографической катастрофе черными ртами выбитых окон. Наверное, потому царили в селе мир и покой. До сегодняшнего утра.
  

*

  
   Катя проснулась от истошного крика бабки Загорихи:
   - Убила! Рятуйте, люди добрые! Убила, стерва!
   Несмотря на преклонный возраст - почти семьдесят - крикунья сохранила голос, дай бог каждому! Звонкий вопль вонзился в уши Кати настырнее гудения голодного комара, и сон исчез со скоростью вспугнутой ласточки-береговушки. Старуха перемещалась по улице в сторону окраины и настырно вещала на манер предвыборной агитмашины:
   - Клавка, шалашовка, мужика задушила! Ночью спутала, паскудина, и удавила! Ой, горюшко, ой, люди добрые, единственного племянника моего и со свету сжила! Грицко ты мой, родимый, да как же так! Ой, лышенько! Вяжите ее, люди добрые...
   Вскочив с постели, Катя подбежала к окошку, выходящему на улицу. Кроме Загорихи, шкандыбавшей по обочине - ни одной души в обозримом пространстве.
   - Кому она орет? - Сказала девушка, обернувшись в глубину избы.
   - Себе, - ответил голос из кухни, - вдруг кто выглянет, ей и в радость будет новостью поделиться. Трандычиха же местная она, или ты запамятовала? Как же, Загориха спокон веку свободные уши ищет.
   Бабушка Настя отличалась умом и наблюдательностью. А уж язычок имела - острее бритвы! За что внучка в ней души не чаяла. Где ты в наше убогое время почерпнешь уместные поговорки или присказки? В интернете? Там они похожи на засушенную воблу. Зато в устах бабушки слова оживали, обретали объем и силу, краски и яркость. Немудрено, что Катя старательно запоминала обороты, способные выделиться из скудной обыденности штампованных разговоров.
   Вместо вульгарного "да пошел ты!", что никого и никогда не убеждало, бабушка применяла удивительные по сочности выражения, которые внучка обнаруживала позже в литературных произведениях, например:
   - Соблаговолите выйти вон, - или не менее звучное, - избавьте меня от вашего присутствия.
   Как выгодно отличалась эта учительница русского языка, отработавшая почти сорок лет в селе, от нынешних, поражавших Катю своим невежеством. С первого гостевания впечатлилась десятилетняя девчонка речью диковинной и принялась дома выискивать правильное написание в толстенных словарях - помня о грамотной бабушке. Да и пристрастилась читать книги. Поэтому и понимала внучка свою престарелую родственницу, как никто другой. Можно было подержать тему о неуемно говорливой Трандычихе, но - убийство! Кому, как не будущему юристу, заинтересоваться новостью?
   - Баа, кого убили-то?
   - Почему сразу убили? Клавдия нашла Гришу в постели мертвым. Ивановы, помнишь? Третий дом от сельсовета. Ты куда? Катюша, а завтрак?
   Но внучка уже метнулась в горницу, набросила майку, впрыгнула в шорты и в кроссовках на босу ногу побежала к дому Ивановых.
  

*

  
   Она успела. Растолкав десяток селян преклонного возраста, оккупировавших крыльцо, Катя толкнула дверь:
   - Здрасть! Эй, тут есть кто? Алё? Чего молчите? - И прошла в горницу.
   Клавдия и ее брат Дима в дальней комнате как раз склонились над кроватью, где в позе распятого лежал покойник. Его руки и ноги, схваченные толстыми веревками, были растянуты между толстыми трубчатыми опорами-спинками широкой двуспальной кровати.
   - Стойте, ничего не трогайте!
   Дима обернулся на приказ незнакомой девушки:
   - Ты кто?
   - Катя, баб Настина внучка, - пояснила брату Клавдия, а продолжила, обращаясь уже к непрошенной вторженке, - чего это нельзя?
   - Надо дождаться следователя или врача, иначе плохо будет, - уверенно заявила Катя, усиливая довод сомнительным и фальшивым аргументом, - я знаю, я на юриста учусь!
   Как ни странно, обман сработал. Дима пожал плечами, не стал развязывать узлы. Он немного постоял, глядя на спину покойника, потом направился к выходу, говоря сестре на ходу:
   - Тогда пусть так и валяется, жди. Я позвоню в район.
   Кате, самозваной юристке, достался комплимент:
   - Ишь ты, какая вымахала, и не признал сразу.
   У крыльца дома толпился не только прежний народ, но и новый. Старики и старухи подходили, узнавали подробности у тех, кто оказался тут раньше. Затем рассаживались, кто на бревнах, кто на завалинке, кто просто на травке. Словно перед началом спектакля, неторопливо, обстоятельно. Надолго устраивались - смерть молодого мужика, это вам событие никак не рядовое. Однако в дом никто не входил. Лишь только Катя появилась в дверях, как стала центром притяжения. Откуда-то всем было известно, что Настина внучка тут за главную, поэтому девушку плотно обступили:
   - Ну, что с Гришкой-то? Неужто Клавка его и порешила? А вечор он с участковым опять нажрался и в Радаевку к сестрам Зиминым, к этим прости... господи, катались...
   Невесть откуда вывернулась бабка Загориха:
   - Так и что с того, что безмужних помял? Да хороший петух всех кур топтать должен! Да, вчера они хороводились, знамо дело. Так и что, спрашиваю? Разговеться мужику нельзя? Я слышала, как Гришка вернулся, почти и тверезый. А не ваше собачье дело, как мужик жену учит! Клавка, паскудина, мало он ее дрючил! Жалел, а вот не надо бы! Она его, племяша моего, она извела! С ведьмой проклятой сговорилась!
   - Точно, она, Живуха, - согласились несколько женщин помоложе, - отомстила мужику за внучку, как грозилась. А нет бы развестись Клавке, если не живется...
   Два или три пожилых мужчины, но не старики еще по внешнему виду, довольно бодрые, опротестовали тезис виновности жены Иванова:
   - Вам бы только оговорить бабу! Кобеляка ваш Гришка, все елду начесать не может... Гад он, чисто гад! Ладно бы по чужим бабам таскался, так зачем он жену смертным боем бил? Вчера мы слышали, как она плакала. Да вон же, вся в синяках...
   Загорова быстро и громко заверещала, не давая никому вставить слова. Катя убедилась в точности характеристики - Тарандычиха! Из сплошного потока слов удавалось вычленить отдельные слова:
   - ...ведьма... живуха... сглазила... поганка... топить в колодце...
   - Заткнись, дура старая, - появился в толпе Дима, Клавкин брат, - и бабушку языком не тронь. Я тебе утоплю, я тебе так утоплю...
   - Вы слышали, слышали? Он меня убить обещает!
   - Не дури, - одернул голосистую старуху коренастый мужчина в милицейской форме, соскочивший с трескучего мотоцикла с коляской. - Клавка где?
   Катя ответила быстро, чтобы поддержать свой статус значимого человека, и не потерять лицо:
   - В хате. Пойдемте.
  

*

   Спустя четыре часа по деревне протарахтел гусеничный вездеход страшного вида - высокий, широкий и длинный, весь железный. Подняв клубы густющей пыли, он резко тормознул у сельсовета, лихо развернулся на месте, совершенно скрыв себя в клубе светло-коричневой взвеси. Слабый ветерок медленно нес светлеющее облако вдоль улицы, открывая затихшего гусеничного монстра. Перепуганные селяне и пичуги подали голос далеко не сразу.
   - Это кого принесла нелегкая?
   - Чик-чирик, чик-чирик, - робко высказалась пичуга, а вторая и третья согласились с ней, - чик, чик-чирик. Чик-чик-чик!
   - Оперативная группа приехала, - прояснил ситуацию коренастый участковый, выскочив на порог из дома Ивановых.
   Тем временем в боковой стенке гусеничного монстра распахнулась дверь, оттуда спустилась железная лесенка, почти доставшая до земли. Прилично одетый человек, городской по виду, в костюме, клетчатой рубашке, выглянул наружу. Заметив милиционера, спустился и смело ступил в пыль.
   Нога в городской туфле полностью утонула в светло-коричневой пудре. Поняв свою оплошность, городской резко выдернул ногу, безнадежно пропыленную, и вернулся в кузов. Было слышно, как в резких выражениях он пояснил кому-то, что выходить надо на травку, на обочину. Очевидно, шофер понял, так как железный монстр заревел и пополз к обочине, но уже медленно. Но пыль все равно взлетела и окружила машину облаком, только прозрачным.
   Она, пыль, наматывалась на гусеницы, широкой струёй спрыгивала вперед и вздымалась вверх, вкручивалась в открытую дверь. Кто-то изнутри попытался захлопнуть ее, но забытая лесенка помешала. Напоследок лесенка зацепилась за обочину, вспахала с метр, зарылась в траву и согнулась.
   Монстр затих. Городской шагнул на ступеньку, вторую, споткнулся, потерял равновесие. Сельские ждали, затаив дыхание - вот он свалится, да плашмя, да со всего маху! Эх, раскатяшится, перепачкается, заговорит в полный голос! Но горожанин в костюме извернулся, спрыгнул и устоял, ко всеобщему разочарованию.
   Остальные пассажиры спустились без происшествий, молча. Некоторые держали в руках чемоданчики с непонятными надписями. Разнообразие внес шофер транспортера. Увидев погнутую лестницу, он разразился потоком такой брани, что первый горожанин вернулся и резко, но негромко сказал что-то очень неприятное.
   Затем вся компания вошла в дом Иванова. Катя сунулась следом. Старший в группе - как было понятно сразу - показал на тело Гришки Иванова:
   - Бума, займись. Мне нужна причина смерти, быстро. Но прежде...
   Высокий блондин с чемоданчиком кивнул. Катя поняла - это врач.
   - ... ты, Тимофеич. Пробегись по полу, кровати, чтобы он мог работать.
   Плотный мужчина с чемоданчиком поменьше направился в спальню, принялся фотографировать, слепя всех вспышками. Старший группы повернулся к эксперту спиной:
   - Участковый, как вас? Валентин Сергееич, коротко и по сути.
   Коренастый милиционер рассказал, как и когда обнаружили тело, показал пальцем на Клавдию, которая так и сидела у кровати мертвого мужа. Старший прервал рассказ участкового, назвал его на ты:
   - Хорош, Валентин, все ясно. Будешь у меня на подхвате, а пока выведи гражданку Иванову наружу. Пусть там подождет. Ну, а вы сами знаете, что делать. Я только оперов работать не учил!
   Два одинаковых парня улыбнулись и отправились наружу вслед за участковым и Клавдией. Старший уставился на Катю:
   - Вы кто?
   Надо отметить, та успела присмотреться, отметить особенности внешности каждого приезжего. В ожидании следственной группы участковый рассказал, как задерживал преступников, находящихся в розыске. Катя, как будущий следователь, решила тренироваться в составлении словесного портрета. Это просто, когда умеешь. Вот этот, например, хоть и следователь, но совершенно невзрачный. Умные голубые глаза, круглое лицо, нос средний, прямой, с конопушками. Сам среднего роста, светловолосый, стрижка короткая, но давнишняя - лохмы скрывают уши. Рубашка новая, рукава и воротник не затертые.
   Закончить описание Катя не успела. Пауза затянулась до неприличия. Так что следовало поспешить с ответом, и подать себя выгодно, свойской личностью - чтобы разрешили поприсутствовать. Как истая женщина, внучка бабы Насти почти натурально изобразила обольстительную улыбку:
   - Студентка юридического факультета. Я следила, чтобы они ничего не успели скрыть! Можно мне...
   - Понятно. Тогда гуляй отсюда, коллега. Гуляй, гуляй! Нам как раз тебя для полного счастья и не хватало!
   Только что этот человек казался нормальным и умным, но после таких слов Катя увидела - он тупой и ограниченный. Даже не спросил ничего, будто уже все знает! Козел! Мужлан! И лицо у него тупое, нос картошкой, губы толстые, глаза бесцветные, а одет, вообще, словно с помойки! Развернувшись, обиженная девушка выбежала из дома и помчалась к бабушке Насте.
  

*

  
   С точки зрения следователя, допрос шел неправильно. То есть, ответы потерпевшей, она же подозреваемая - мешали следствию продвигаться. Невозможно понять, говорит та правду или косит под дурочку. Вроде бы отвечает, но уклончиво, вразрез вопросу и поперек смысла.
   - Связала, и только? А топор у постели зачем?
   - Всегда связываю, как он заснет. А что топор - топор в доме нужен, как без него. Сроду коло печи лежал...
   Матвей Анатольевич Грамотин взором "прессовал" жену внезапно умершего Григория Иванова. Та пожала плечами, отвела глаза в сторону. Зеленые, красивые, с кровоподтеками вокруг - муж избил. В уме следователя мелькнул полузабытый мотивчик.
     "И с правой и с левой, я ей хорошенечко врезал", - так совершенно непрошено, но услужливо прогнулась память кээспешника.
      - Клавдия Емельяновна! Я вас на экспертизу отправлю, побои снять... Что значит, не хотите? Это не просьба! Должен же я документально подтвердить, в каком состоянии вы находились, когда убили мужа?
      Грамотин не стал бы так грубо давить на подозреваемую, но потом же от проверяльщиков не отбрешешься. Они сами ни фига не умеют и не понимают в следствии, зато поучать и контролировать - хлебом не корми!
      "Не просто в позу "а-ля ваш" поставят, а показательно. В госкурятнике - кто выше, у того жердочка всегда чище!"
      Неприятные мысли пришлось гнать энергичным потряхиванием головы. Подозреваемая покосилась на следователя и даже отстранилась, будто он собака, вышедшая из воды - забрызгает. Матвей медленно и верно закипал, накапливая злость на упрямую бабу:
      - Иванова, кроме вас, ни единый человек не входил сюда?
      Клавдия посмотрела на следователя пустым и равнодушным взглядом. Так, наверное, тупо пялятся индийские коровы на автомобили - как на помеху свободному хождению по шоссе. Слов у селянки не нашлось, и вместо ответа гражданка Иванова изобразила пожимание плечами. Следователь сделал глубокий вдох, глубокий выдох и задержал дыхание, насколько хватило терпежа. Так друзья-медики учили снимать напряжение - пока с дыханием борешься, обо всем забудешь. Прием помог и в этот раз, но не совсем:
      "Тупая, что ли? Ну, ты подумай, вот деревенщина! Мымра натуральная. Одета - хуже не придумаешь! Такой серо-синей стеженой дряни, попробуй, добудь где! Музейная фуфаечка. И монолитные сапоги-дерьмодавы. На босу ногу, сто процентов".
      В бытность активистом Клуба Самодеятельной Песни следователь Грамотин... Не следователь тогда еще, - напомнила память. Верно, рядовой, - согласился Матвей. Так вот, подшофе он пел задорное: "Бежит по полю санитарка, звать Тамарка..."
      Злость не утихала. А следователь обязан быть хладнокровным.
   Тогда в дело пошёл другой прием - на отстранение. Представить Клавдию Иванову изображенной на экране, а себя - отдельно, сидящим в кинозале. Настроился Матвей, указательными пальцами глаза помассировал, чтобы переключение вышло с медленной фокусировкой - это, как резкость постепенно навести.
   Получилось. Возникло впечатление, словно давнее кино смотрит следователь Грамотин, а не с реальным человеком говорит. Смотрит в одиночестве и хладнокровно обсуждает качество фильма:
   "Тамарка и есть. Только вместо пилотки платок. Добро бы банданой, а то, как старуха - у подбородка. Напрасно, при таком красивом лице. Синяки придают глазам глубину и выразительность гораздо лучше всяких там теней. Подвести губы помадой, и прелестная ангардистская штучка выйдет - этюд убийцы в багровых тонах..."
   Хороший прием получился у следователя Грамотина, отвлекающий, в натуре. Нервы успокоились, пришли в порядок. А кто станет злиться на плохое кино? Тем более, кино о деревенском убийстве. Навроде сказки о Колобке такой фильм надо комментировать, нараспев:
   "Жила себе простая, как стакан, баба в селе Мироновка. На лицо симпатичная, но косметикой пользоваться необученная... И вот как-то раз завалила она своего мужа, а губы и не накрасила... О, словно подслушала, открыла тюбик, нарисовала рот. Кукольным бантиком - дура деревенская, одно слово!"
      - Так что с топором? Зачем он возле постели?
      - Оставила у точила, поди. Я помню, что ли? Кто позвал-нито, я и бросила, где стояла... Как не точить? Жало сбилось, так зазубрины убрать, чтоб растопку, ежли что, нащипать было...
      Следователь Матвей Грамотин готов рукоплескать ответу. Правда-правда! Он спросил, и ему ответили. Честно ответили. Ни словом не солгали. Вот как есть - так и сказали!
   "Верно. Вот оно, переделанное из швейной машинки ножное точило. Эх, рукодельники, эти селяне. Из дерьма конфетку лепят. И держат в доме, прямо в комнате. А что? Там точилу самое место - неподалеку от кровати. И свеженаточенный топор тоже принято держать в спальне. Привычка у деревенских такая - как топор купили - сразу его к постели поближе! В сказке же солдат суп из него варил? Почему нельзя топор в качестве украшения использовать? То-то будет зашибись, чисто картинная галерея: - а вот деревенское украшение, прелестная штучка эпохи Путина, плотницкий топор..."
  

*

      Чтобы перевести дух и взять паузу, не заматериться, следователь головой покрутил, осматривая места дома, доступные взгляду. Ему это удобно делать, он лицом ко всем, кто в избе, повернут. Удачно, что Клавдия сидит не на стуле, а табурет взяла. Без опоры под спину она оплыла, слегка сгорбилась - не загораживает перспективу. Над её плечом виден дверной проем, который ведет в горницу. Отсюда, из кухни, все обзорно следователю - вон, в спальне эксперт суетится, пол рассматривает. Участковый ему пояснения дает.
   Матвей Грамотин - при виде местного мента, естественно - из только что найденного спокойного равновесия выпал в раздражение, за что мысленно обругал этого коренастого мужика:
   "Дебил ты, Валентин, не простой - стоеросовый. Додумался заявить - колдовское убийство. Будто бы ведьма публично прокляла, предрекла смерть неминучую, мужик и откинулся скоропостижно. Хорошо, что следственная группа не слышала - икали бы от смеха. Взрослый, а в сказки верит!"
   Следователь Грамотин давно не удивляется людскому невежеству, но кондовую дурость каждого индивида на заметку берет - коллекционирует случаи, чтобы было чем козырнуть в кругу коллег. Этот прикол с обвинением ведьмы ему забавен, ведь догадаться, откуда ноги растут, совсем несложно:
      "Надо же, как мощно внедрилась культура в массы - мент впечатлился, не иначе, самим Воландом. Или Азазеллой-Филиппенко. Ведьму нам подавай, экзотично, чтобы, с мистикой, со страшилкой... А проще быть, приземленней, ближе к реальности - не пробовали, господа менты? К примеру - топором мужика долбанули, точнее, обухом, по затылку, вот и все колдовство..."
   Ну вот, от насмешки над чужой глупостью - собственная злость улеглась, Матвею дышится вполне свободно, можно продолжить допрос подозреваемой. Итак, Клавдия Иванова, для тебя, особо одаренной дамы, повторим:
    - Почему же топор в доме держишь?
   Ответ следует немедленно, быстрый и совсем не о том:
     - Так сказала же, нет разве? Он припечный, где и быть - у дровец, только. А где еще? Думала, потом растопку нащепать возьмусь, а - нет.
   "Да распротудыт твою растопку с топором припечным!"
   Все! Нервы следователя сдают окончательно. Он вскакивает с места, открывает рот, чтобы заорать на эту деревенскую идиотку, вслух облегчить душу, но отвлекается на более практичное дело. Эксперты, закончившие работу, делают ему знак - иди сюда, внимай, что скажем. Медицинский, по кличке Бума, на ходу выдает первое заключение - труп целехонек, внешних повреждений нет.
   Матвей скрыл, насколько разочарован, и шепнул:
   - Говорю тебе - она! Не обухом, значит, иным способом. Траванула?
   Эксперт пожал плечами. Криминалист изобразил понятный следователю знак в сторону Клавдии, получил ответный кивок и приступил к взятию отпечатков у подозреваемой. Участковый и шофер вездехода тем временем переложили тело покойника, которого вчера звали Григорий Иванов, на носилки, с кряхтением потащили наружу.
   Следователь закурил, краем глаза наблюдая возню криминалиста, который накатывал пальцы Клавдии и оттискивал на специальный бланк. А та, неуличенная убийца, безвольно позволяла крутить руки и прижимать к нужному месту таблички. Сама же посвятила себя другому занятию - провожала труп равнодушным поворотом головы. Словно там и не муж вовсе, а чужой дядя.
      "Конечно, чего переживать. Наоборот, радоваться надо, почему нет? Грохнула мужика, - отметил для себя Матвей Грамотин, а потом внезапно продолжил мысль музыкальной фразой, - вот и славно, трам-пам-пам."
      На последнем такте дверь за медицинским экспертом захлопнулась, громко закончив мизансцену и заставив вздрогнуть. Взгляды следователя и деревенской женщины в синяках - встретились.
  

*

  
   Белокурый врач вышел из Ивановской избы последним, вслед за носилками, которые сильно провисли и даже прогнулись под тяжестью тела. Народ притих, все как-то сгрудились, создали проход, пялились на ношу и ждали, как им покажется накрытый одеялом и мертвый Гришка?
   Катя понятия не имела, насколько отличается неживое тело от недавно живого. А надо бы узнать - она следователь! Тем более, что отчетливо помнила покойника, с позавчерашней встречи. Иванов - здоровенный парень, можно сказать, верзила, плохо выбритый и наглый, растолкал очередь в сельмаге, купил хлеб, оценивающе посмотрел на незнакомую девушку:
   - Я - Григорий. Ты чья будешь?
   Узнав, что новенькая - родственница бабы Насти, Иванов расплылся в улыбке, пообещал вечером заглянуть в гости. Только Кате хватило и двадцати секунд, чтобы проникнуться неприязнью и омерзением. От крепкого, но уже пузатенького парня воняло застаревшим перегаром, а запах немытого тела должен был отпугивать комаров и слепней. Уж Катю - точно отпугнул. Не то что принимать ухаживания деревенского Дона Хуана, встречаться с таким самодовольным ублюдком не хотелось!
   "Интересно, как Гришка сейчас выглядит? Говорят, лицо покойника становится добрее..." - мысль подстегнула будущего юриста. Катя забежала перед белокурым врачом, чтобы привлечь к себе внимание, обратилась вежливо:
   - На минуточку можно?
   - Маловато будет, вот полчаса бы на разок хватило, - странно ответил блондин, и так красноречиво глянул на грудь без лифчика, обрисованную маечкой, что девушка залилась краской.
   - Как вам не стыдно! Я не об этом, - она решительно отклонила непристойный намек, - мне хотелось бы...
   - Так и мне захотелось, и еще как!
   Положительно, врач не собирался становиться серьезным! Катя топнула ногой, гневаясь на шутника:
   - Ну, правда, хватит! Я студентка юрфака, следователем буду. Мне можно посмотреть на...
   - ... вскрытие? Да без проблем!
   Катя испугалась, когда смысл нового слова дошел до нее полностью: "вскрытие". Это же... это... Жуть! Но отказываться вот так, сразу, она не рискнула.
   Эксперт вошел вслед за носильщиками в медпункт, велел уложить тело на стол. Бывший Гришка Иванов, только что скрытый одеялом, перекатился с носилок и уставился в потолок бледным лицом. Мокрое пятно на его штанах выглядело очень неприятно, да к тому же источало запах, характерный для загаженного вокзального туалета. Катя зажала рот, сдерживая тошноту, и выбежала вон под смех врача:
   - Куда же ты, девочка?
  

*

  
   Матвей Грамотин следователем быть не мечтал, это жизнь ему подсуропила. Как-то вызвал его начальник и поручил выяснить, кто из соседей "скоммуниздил" у начальниковой тещи набор льняных простыней. А чего выяснять - кому на опохмелку не хватило, тот и стянул их. В десять минут Грамотин выяснил, кто вчера гулеванил, в двадцать - сыскал воров, через полчаса изъял краденое у соседки пьянчужек. И заплели Матвея, как лыко в лапоть - крепко и безвозвратно, до полного износа.
   "Эх, едрит твою в карусель! На кой мне эта командировка? Тут участковому дел на полчаса, а у меня дома своих висяков - гора до потолка!" - вздохнул Грамотин и тупо повторил вопрос, в стотысячный раз:
   - Дрова, говоришь... И что же не нарубила?
      - Чего вы от меня хотите? Не убивала я его.
   "Ага! Вот ты и попалась! Совесть заговорила?" - Матвей вперил проницательный и жестокий взгляд в лицо Клавдии, поймал ответный и сдвинул брови. Жена хвалила именно такой суровый вид, говорила, что до печенок пронимает, если он смотрит долго и с бровями сведенными вместе. Получилось неплохо. Свеженькая вдова первой отвела глаза. Следователь ужесточил напор:
      - Признавайся, как убила? Опоила? Что у тебя за пузырек?
   Эксперт нашел в спальне, на комоде, странный флакончик, в котором подозрительно зеленела пахучая жидкость, а на ярлычке было меленько написано от руки: "Принимать три раза в день по чайной ложке. Будь здорова, Клава!"
   - Баб Лада настой болотника сделала, по женской части мне, не затяжелеть чтобы.
   - Погоди, проверим, что за настой! Ведь неспроста ты мужа связала, неспроста! Ну?! Небось, подлила в водку, и...
      - Не убивала. А связываю всегда. Он, пьяный, меня бьет, потом ...
      "Ох, эти общеизвестные слова! Ими сельская речь пропитана, как весенняя почва водою..." - грустно подумал следователь, мысленно вороша, словно поэт Маяковский, "тонны словесной руды единого слова ради".
   Как Иванова рассказывала - ни один писатель не сумеет повторить в точности. Лев Николаевич Толстой просто отдыхает в сторонке и нервно курит. Русская речь, если без прикрас - убедительна именно простотой. Но в такой "песне" слова приходится заменять, раз выбросить нельзя.
   Кому нужна грубая деревенская прямота? Сказанный Клавкой глагол - в протокольной версии, разумеется - облагородился. Как иначе его впишешь, когда он начинается с буквы "Е"? В результате раздумий на бумаге записалось изящно и понятно - "совокупляет". Берет, значит, свою жену, и совершает с ней половой акт, насильственный.
   Другие слова менять не пришлось. Минуты за три записал Матвей Грамотин, все, что говорила Иванова, кроме повторов. Перечитал протокол, вздохнул.
   Простая и скучная история, непригодная для сериалов. Бабу-убийцу можно понять. И посочувствовать. Гришка Иванов вернулся в село завидным женихом. Десантник, "чеченец"! Одна беда - создавая бойца, армия выбила из парня и без того невеликий разум. А доброты не добавила. Гришка злобился и буянил, приняв на грудь. Но разве пьяное буйство порочит мужика? Да что говорить - на Руси это, скорее, достоинство.
      Углядел дембель Клавдию. Быстро разогнал конкурентов. Кулаками, естественно - иначе не умел! Полгода таким образом ухаживал, и дождался своего часа. Пара месяцев флирта привела к беременности, а там и к свадебному столу.
      Но молодожен оказался востребован многими односельчанками. Свидания проходили по обычному сценарию - водка плюс постель. Могучий организм альфа-самца деревенской общины не удовлетворялся ординарными случками на стороне. Придя домой, подонок желал сравнить жену с только что опробованной любовницей. Так и говорил супруге, безотлагательно приступая к сверке. Неудивительно, почему жена проигрывала конкурс, что ей и сообщалось тут же, на постели. Довольный собой муж засыпал.
   Самое жуткое - Клавдия Иванова супруга не осуждала. Уж, какой есть! У многих не было и такого. От безысходности свыкнешься и со скотством. Однако привычка мужа среди ночи проснуться и опять реализовывать супружеское право - Клавдию категорически не устраивала. Однажды она связала заснувшего изувера, распялив по кровати за четыре конечности. Пометавшись, тот угомонился, а проспавшись - ничего не вспомнил. К воплям, мату и угрозам соседи относились равнодушно - кого колышет чужое горе! Своего невпроворот.
  

*

  
   Катя постояла у забора, пережидая тошноту. Комки подкатывались к горлу и отступали, подкатывали и отступали. Ветерок обдул горящее лицо, успокоил. Глянув на закрытую дверь медпункта, она отказалась от повторной попытки:
   - Нет, это не для меня! Пусть врач сам смотрит, на то он и врач. А я следователь, мне думать надо.
   Легко сказать - думать! О чем? Тот следователь, городской, который так жестоко отказал ей, коллеге - он сейчас Клавдию допрашивает. Участковый, дядя Валя, сказал, что Клавка убила мужа. Вот попробуй, пойми, зачем она так сделала?
   Бил этот гад ее смертным боем, как бабушка Настя говорит. А чего же она не подала на развод, Клава-то? Или заявление написала бы в милицию, чтобы Гришку на пятнадцать суток посадили. Опять же, можно уехать было, сбежать в город...
   Размышляя о странном поведении деревенских женщин, Катя дошла до бабушкиного дома.
   - Чего такая смурная?
   - Баб, а почему Клавдия не ушла, не уехала от него?
   - Куда?
   - В другое село, в город...
   Катя понимала, как хлопотно менять место жительства, её семья три раза переезжала. Но жить вот так, с изувером и терпеть?
   - Непросто решиться, да и как ты без денег устроишься? К тому же, Клава не одна, на ней прабабка. Живухина, наша долгожительница. Так вот она без её, Клавиной, помощи пропадёт. Дима парень хороший, но жена его Живухе, если что, кашу на шиле подавать будет...
   Баба Настя не успела закончить пояснение, как в дверь постучали. На пороге возникла невысокая фигура:
   - День вам добрый, девоньки. Настенька, как твои суставы? Я лекарство приготовила, вот, лечись...
  

*

  
  
      Матвей Грамотин снова перечитал протокол допроса Ивановой Клавдии Емельяновны. Хотя ни о каком признании или уликах речь пока не шла, в подтексте явственно воспринималось - она и есть убийца. Невозможно нормальному человеку подвергаться таким издевательствам в течение нескольких лет подряд и не рассвирепеть.
   Ну, не рассвирепеть - это он по себе судит - так взорваться, свести счеты. Самому ангельскому терпению когда-то приходит конец. Чаша переполняется, ненависть прорывается наружу и вот - очередное нелепое убийство. На первый взгляд - немотивированное, но при внимательном рассмотрении совершенно обоснованное поведением жертвы.
   Ему, опытному следователю, понятны мотивы. Осталось выяснить, как жена убила мужа-истязателя. Этот мерзавец хладнокровно издевался над ней, избивал, насиловал, оскорблял - и все это совершенно безнаказанно. Так и шло бы все, да этой ночью здоровенный, тренированный мужчина в расцвете лет - внезапно скончался. Вот взял себе и внезапно умер. Якобы жена обнаружила утром, что он холодный, и молча собралась схоронить его. Хорошо, что какая-то родственница позвонила участковому.
   Когда следователь вошел в спальню, труп лежал на кровати врастопырку, словно на круге золотого сечения Леонардо. Вниз лицом. Голова прикрыта подушкой. Уже после первичного осмотра Матвей поразился - на лице умершего застыло выражение ужаса.
      Медик сразу усомнился, что тридцатилетний парень врезал дуба самостоятельно. Но после внешнего осмотра требовалось вскрытие, а ближайший морг - за сто километров. Труп только что потащили в сельский медпункт. На носилках! Через все село!
      "Вот спектакль учинили - на год пересудов хватит, едрить твою карусель!"
   Недовольство сегодняшним днем нарастало, и сил выпытывать правду из Клавдии Ивановой, вдовы и подозреваемой - просто не оставалось. Требовался перерыв, перекур. На обдумывание.
      - Ждите во дворе, - приказал Матвей, стараясь не смотреть в глаза Клавки. - Я еще вызову, мы не закончили.
      Та покорно вышла, беззвучно притворив дверь. Он отложил протокол допроса в сторону. Облокотился на стол, затянулся дымком и загрустил.
      "Нет, надо бросать эту работу! Чем дальше, тем фиговее..."
      По мнению Матвея Грамотина, вертикаль власти, любовно утолщаемая гарантом Конституции, превратилась в негативный фильтр. Умные, а потому строптивые начальники отсеивались, заменяясь серыми клонами премьер-президента. Инструкции дописывались усердными теоретиками, знающими Россию в пределах столицы. Плодились нововведения, смахивающие на американизацию.
      Он, профессионал, прослуживший без малого двадцать лет, сам стал путаться, где работает. По утрам задумывался - какой закон опять приняли? Под какую вывеску ехать? В криминальную милицию? В прокуратуру? В фиг-знает-как-называется? И какое звание у него, Матвея Грамотина?
      "Какого черта устраивать показательные выезды в глубинку? Ну, сегодня группа четыре часа ехала на гусеничном вездеходе! Ну, расследую я странную смерть на месте, потеряв целый день! Кому нужна показуха, если в районе ни приличной лаборатории, ни морга, ни даже исправной машины? Завтра придется выпрашивать попутку, чтобы добраться до нового трупа. Да растудыт твою, едрена-матрена!"
      В комнату заглянул участковый. Значит, труп отнесли в медпункт, Бума приступил к вскрытию, скоро даст полезную подсказку о причине смерти. Матвей не успел порадоваться, как милиционер снова проявил усердие, оказал помощь:
      - Бабка Загориха просится. Говорит, видела чего...
      Грамотин обреченно вздохнул:
      - Давай, Валентин, заводи.
      Он зря тратил вздох - свидетельница если и врала, то, как очевидец. Прочно оседлав табурет, бабка затрещала, хуже сороки. Решительные окрики участкового: "не тарахти, медленней, да не спеши ты, зараза, отвечай на вопросы!" позволили, наконец, получить членораздельную речь. Невзрачная старуха стала отвечать, почти не срываясь на монологи. Через полчаса, наверное, картинка произошедшего нарисовалась полностью, и ее удалось перенести на бумагу.
   Очень живо и достоверно - словно в окно поглядывала - Загориха показала, как о многом умолчала Клавка. Не сказала, утаила от следствия такие вот подозрительные факты:
      - ...за отказ и навешал ей по первое число. Душевно месил, не только по харе. Я сперва слышала крики, но потом он ее завалил и долго ... - глагол тоже пришлось заменить на благозвучный, - опосля уснул. Она почти сразу выбежала. Через час в избу шмыганул кто-то шустрый и убег, а потом зашла ведьма...
      - Кто?
      Загориха, сморщенным беззубым лицом похожая на сгнившую картофелину, изобразила улыбку:
      - Живуха. Прабабка Клавкина. Вот тварь, сто лет справила, а смерть ее не берет! Она и мужа и зятя, а теперь вот Гришку приговорила. Почему? А вот! Вошла, свет на кухне включила, а в комнате - нет. Занавески задернула. Не зря ить? Ты не сомневайся, она убийца. Ведь как обещала, ведьма, так и сделала...
   На всякий случай - мало ли что? - Матвей показал свидетельнице флакончик, где ярлык предписывал Клавдии принимать зеленое содержимое три раза в день и быть здоровой.
   - Живухин почерк! Она, зараза! Ведь всему селу лекарства готовит, а мне - ни разу не дала. Я ведь по-доброму просила, так нет, подлюка, Гришеньку отравила из мести!
      С трудом выпроводив старуху и отделавшись от потока деревенских сплетен, следователь умничать не стал. Хоть суевериями он и не страдал, но уже второй человек переводил стрелки на некую "ведьму". Хочешь, нет, но если ты ищешь убийцу - пренебрегать подсказками, даже сомнительными - неразумно.
   Участковый отправился за "Живухой", которая жила на отшибе. Как и положено ведьме. Оперативники опросили многих селян, которые про Гришку слова доброго не сказали, зато Клавку выгораживали всячески. Возможно, Иванова и не причастна к смерти мужа, засомневался Матвей Грамотин. Но зачем мудрить, когда есть специалист, обязанный помочь подсказкой? В медпункт полетел звонок:
      - Что ты копаешься, Бума? Не забудь проверить на предмет отравления... Никто тебя не учит! Я вопросы ставлю, и не выдрючивайся...
      Разозленный отказом эксперта, следователь решил уточнить некоторые моменты вчерашнего вечера и ночи, уже в свете показания Загорихи. Все еще подозреваемая Клавдия вернулась на стул против Грамотина.
      - Иванова, не надо врать. Я все равно узнаю правду, пусть не от вас. Почему утаили, что сбегали из дома? Где ночевали? Кто заходил в дом после вас? В каких отношениях вы с Элладой Живухиной?
      Та кивнула - не буду врать, ладно. Уставила наивные, а на самом деле очень хитрые, как теперь дошло до Матвея, глаза. Дослушала вопросы до конца и сразу же улыбнулась одними губами - припухлые симметричные синяки под глазами оказались неподатливы мимическим мышцам:
      - Так это, я не врала... Ходила к брату, жаловалась, и домой потом. А баб Лада, она же родня. Трудно ей, в таком-то возрасте. Одна что может? Ни подоить толком, ни пожрать приготовить. Так я и забегаю, сметанку там, творожок занесу. И по огороду помогаю. Если бы не Гришка, забрала бы совсем к себе. А что, теперь ее убивицей сделаете? Небось, Загориха натрындела, кто ж кроме...
      За полчаса упорных расспросов картина вырисовалась отчетливее. В семь вечера Гришка сперва побил, потом ... того, в общем, жену. Около восьми заснул. Клавдия ушла к Живухе, провела там час, затем вместе направились к брату, Димке. Тот помчался в сельсовет - звонить в район, заявлять на Гришку. Спустя время бабка уковыляла тоже. Клавдия долго сидела, жаловалась братовой жене. Когда Димка вернулся ни с чем, побрела домой. Зашла тихо, прилегла на тулупе, на кухне. Свет не включала, но видела, что Гришка лежит мордой вниз...
      - Погоди. Ты же связала его, когда уходила к Живухе?
   Судя по прошлым показаниям, Клавдия стреножила и стреручила изувера Гришку постоянно, как только упивался тот до скотского состояния и засыпал. Так она избавляла себя от повторного изнасилования среди ночи, вроде бы. Следователь полагал, что и в этот раз несчастная баба сама увязала подонка-мужа. Выходит - нет?
      - Нет. Но я подумала, что Димка, он мне несколько раз помогал...
      - То есть, Дмитрий сюда заходил, когда вы еще оставались в его доме? А потом, когда вернулись сюда, состояние Григория вы не проверяли? Во сколько вы вернулись, говорите? В одиннадцать...
   Грамотин воодушевился. Это уже была не ниточка, а целая веревка, канат, ведущий к другому подозреваемому:
      "По боку колдовство! Чертовщина исчезает, когда появляется воистину подозреваемый! На этот раз - мужик, что существенно меняет дело. Допустим, связал спящего, а если тот вниз лицом, то придавил подушкой и - кранты! Задохнулся Гришка, как пить дать, задохнулся!"
      Напрасно следователь радовался. И вовсе зря звонил в медпункт. Эксперт обошелся без губозаверточной машинки:
      - Фиг вы угадали, Мегрэ. Не отравление. Никакой асфиксии. Всего лишь остановка сердца. Внезапная, - а потом ощетинился, - и хватит меня доставать дурацкими вопросами! Нашерлачивайте сами, уважаемый дедуктор, и ждите. Заключение напишу, а сейчас некогда.
      "Ну, погоди, говнюк", - горько и бессильно подумал Грамотин, понимая, что без хрена обидчивого эксперта не сожрешь.
      Тут оперативники завели в избу Дмитрия, брата Клавкиного.
      - Мама дорогая, - чуть не заплакал от жалости следователь, когда рассмотрел это существо, - его же любой комар насмерть засосет, одним укусом.
  

*

   Бабушка Настя приняла из рук старушки аптечную склянку коричневого стекла, поставила на стол:
   - Эллада Эммануиловна, спасибо! Прямо не знаю, как вас благодарить. Вы меня опять на ноги поставили.
   - Настенька, молочка дашь, и ладно. А благодарности, к чему они?
   Катя взяла пузырек, украшенный длинным листиком. Точь-в-точь, как в книжке про Айболита! Ярлычок был испещрен строчками, где буковки, пузатенькие и с завитушками, лежали ровно и говорили:
   "Олеум гиосциами. Для наружного применения при ревматоидном артрите. Способ применения: налить в ладонь десять капель и растирать сустав до полного проникновения в кожу".
   Бабушка Настя налила трехлитровую банку молока, поставила в авоську и позвала Катю:
   - Помоги Элладе Эммануиловне донести.
   - Настенька, да куда мне столько, - запротестовала старушка, однако отбиться не смогла, да еще и литровую банку сметаны получила в придачу.
   Катя возвышалась над местной лекаркой почти на две головы, и делала шаг там, где Эллада Эммануиловна - три. Из-за такого разногласия в скорости передвижения она решила не терять времени даром и удовлетворить любопытство. Бабка Живухина жила на конце села, в покосившемся домишке, топать туда таким темпом предстояло минут десять, не меньше. А вопросов у Кати накопилось много:
   - Баб Лада, как это вы сами лекарства делаете?
   - Не я, Катенька, природа. Флора наша, пока не загажена, лучше всех таблеток лечит. Только знай, когда какую травку собрать, как приготовить и как применить...
   - Вы, правда, колдунья? Загориха верещала, что вы ведьма, - девушка отважно выдала новость и внутренне напряглась, ожидая истеричной реакции.
   Живуха хрипловато хихикнула, и слегка вплеснула руками:
   - Ага, колдунья... Ты же умная, грамотная, зачем бредням веришь?
   - Да я нет, но она так вопила, что даже смешно...
   - Невежество всегда спешит воздвигнуть пред собою щит. Держать народ во тьме кромешной - вот ключ к правлениям успешным!
   Старушка неожиданно процитировала такой стройный и классически звучный стих, что Кате стало неловко обращаться к ней не по имени-отчеству.
   - Это откуда, Эллада Эммануиловна?
   - Гимн нашего общества просвещения. Я его написала...Ты не найдешь его в учебниках, большевики стерли память о нас. Вот так, девочка... А ведьма, это древнее, исконно русское название женщины, ведающей многое. Оскудел русский язык, утратил тысячи слов, вот и не постигают люди значения истинного, тупо церковникам да властям внимают... Если брать нынешний синоним, то я - фармацевт, которому ведомо действие природных лекарств. А ваши химио-таблетки, они во многом плацебо. Но Загориха права, мне ведомо и ноцебо. Не всем я благоугожу, кого и смертью награжу...
   Старушка закончила стихом. Ошалев от ученого языка, Катя замолчала. Она никак не могла подумать, что вот эта дряхлая бабка, которая выглядела самой старой из всех деревенских, имеет обалденное образование. Понятно же, тут не меньше университета, и не одного, наверно!
   Она бы осмелилась уточнить значение совершенно непонятного "ноцебо", однако перед избушкой Эллады Эммануиловны ждал участковый и недобро улыбался:
   - Ну, все, Живуха, отколдовалась. Пошли к следователю, ведьма!
  

*

  
      Перед следователем стоял карлик. Натуральный лилипут. Метр высотой. Двадцать сантиметров в плечах. Одно утешало - глаза на детском по размерам личике Димы сверкали умно и зло. Впечатление не обмануло Матвея Грамотина. Брат Клавдии высказался решительно и бескомпромиссно:
      - Гришка ваш, он тварь и подонок! Хватило бы сил - прибил урода.
   Тут следователь подлил масла в огонь ненависти, чтобы простимулировать деревенского простачка на дальнейшие откровения. Дима купился на провокацию и понес выдавать сожаления, намерения и прочие мелкие тайны, интересные следствию:
   - Вся эта бредятина про ушу и карате для слабых, она рассчитана на придурков. Ну, я коричневый пояс, и кому это страшно? В настоящей жизни - только такие слоны, как Гришка, процветают. Он буянит, его участковый покрывает. Он тупо баб трахает, в очередь, как бычара стадо, а те и рады передок подставлять. Бульдозер им, чтобы придавил, чтобы попискивать... Куклы резиновые! Что бы понимали в сексе! Ни любовной игры, ни романтики - подавай скотское тыканье. А бугаина и рад... Секс-гигант, даже к моей Людмиле подкатывался...
      По таким речам диагноз поставит и не доктор. Дураку, не только проницательному следователю, понятно, что озлобленный недомерок ядреным бабам свой стручок предлагать пытался, да конкуренции не выдержал.
      "Вот он, мотив на преступление..."
      Грамотин прищурился, включил проницательный немигающий взор и долбанул Дмитрия прямым вопросом:
      - Зачем и как убили Григория? Почему связали?
      - Он не сам сдох? Вот не знал, - карлик удивился вполне натурально и выдал перл деревенского красноречия. - Связал бы, да в хрен он мне не уперся! Заглянул я убедиться, что дрыхнет хряк, и пошел к его кирюхе, участковому. Тот отказал, а в район дозвониться, да еще ночью? В Кремль проще! От сельсовета я сразу к себе. Кто уж бычару кончил, не знаю, но спасибо тому - огроменное.
      Не понравилось Грамотину, что недомерок очень уж спокойно благодарил каких-то посторонних, даже не мигнул под следовательским прищуром со сдвинутыми бровями. Так же спокойно Дима рассказал о первой ссоре с Гришкой, когда заступиться хотел за сестру, да вместе с приемами карате вылетел через окно. От простого пинка в живот.
      - Я чуть не умер тогда. Написал заявление, а участковый меня промурыжил и дал отказ. Конечно, бугаина ему друг, вместе служили, то да се...
      Участковый свысока, снисходительно глянул на карлика, подсунул следователю общую тетрадку, раскрыл страницу с данными брата Клавдии. Краем глаза Матвей просмотрел запись про Дмитрия, скудную, как цитата из личного дела. Тем временем сельский электрик, механик, сварщик и кто-там-еще в одном лице, обстоятельно изливал миру великую, обширнее океана, обиду:
      - Ваша шобла ментовская друг дружку прикрывает. В райотделе завернули, прокурору написал - опять отказ. Козлы, ваше счастье, что разрешение на оружие не дали. Я бы Гришеньке отстрелил шулишки его драгоценные...
      Боль человека, обиженного Судьбой, не каким-то жалким сельским подонком, Грамотина не задевала. Кому роста не достанется, кому ума, кому удачи - чего сетовать? Справедливость - понятие поповское. Понятно, добиться или выпросить её сетованиями - дело дохлое, только в лотерею выиграть, разве. Матвей рассматривал Клавкиного брата, как экспонат, как дивного представителя человеческого рода:
      "Лилипут, а элегантен, изящно одевается! Превосходный костюм, явно заказной, не магазинный. Материя тонкая, немнущаяся, выглядит дорого. Рубашка свеженькая. Ворот с внутренними пуговками, иначе так галстук бы не облегал. И галстук в тон, да. Причем пижонство у пигмея в крови, умеет носить настоящую одежду. Как же он по деревенской грязи и пыли передвигается, что туфли сверкают кремом? Чифирь твою расфуфырь!"
      Мысли следователя энергично крутились, просчитывая неувязку с франтовством недомерка.
      "Всегда так ходит? Переоделся, совершив убийство? Что же за следы могли остаться на прежней одежде? Ни крови, ни пороха... Вот заморочка!"
   Трудно следователю, если нет в руках улик. Голые подозрения и впечатления - ничто! Их в делу не подошьешь и в суд не предъявишь. А разобраться надо - этот типчик мог убить. Мотив есть, обида вселенская. Матвей нутром чуял вероятного преступника, ведь сто раз права поговорка:
   "Мал клоп, да вонюч..."
      Этот "карла" злобен, мстителен, образован и талантлив, непременно. Изобретательность российского люда следователю Грамотину известна хорошо, куда как лучше, чем обычным гражданам. Он в бытность заочником служил надзирателем в городской тюрьме. Такого насмотрелся и наслушался!
      Техническим приспособлением завалить человека, это запросто. Спицей заколоть. Укол под язык поставить. Или с другой стороны тела, в более интимное место. Ток пропустить? Тоже годится.
      "О! Если граммов сто бензина в пластиковый пакет, и на голову - чем не способ? Хотя, убитый же не задохнулся..."
      Встрепенулся следователь, захотелось выскочить, позвонить, задать вопрос Буме-медику, да нарываться на очередное хамство не захотелось. Но технические средства тоже могут помочь, если подсуетиться. Вдруг Дима тут, в избе за какой важный предмет схватился - а тот орудием убийства и окажется? Матвей распорядился, переадресовав Клавкиного брата эксперту:
      - Отпечатки пальцев сними и сравни. Сможешь? Ну, хоть попробуй сравнить!
      Неуличенный пока убийца, вероятный, разумеется - вышел, а милиционер ввел следующего кандидата на эту роль. Следующую. Ведьма явилась. Как там ее - Живеха? Ай, нет, Живуха. Следователь глянул на даму и чуть не ахнул в голос от изумления:
      "Распротудыть твою в бога и триста боженят мать!"
  

*

  
      Живуха выглядела колоритно. Рожи у нее, почитай, не осталось. Лицевой череп, он черепом и был. Пергаментная кожа, ссохшиеся в щель губы. При слове "здрасьте" обнажились штук восемь длинных, желтых зубов на тонкой ножке. Белоснежная пакля реденько прикрывала голову. Зато ровно и гладко. Прическа собиралась сзади в жиденький хвостик, изящно перевязанный черным бантом.
   Натуральная Баба-Яга в исполнении Милляра, которого Грамотин обожал за несравненный талант - только страшнее. И не горбатая.
      - Охти мне, какой прикид моднячий! - Мысленно, конечно, но вскричал Матвей.
      И было отчего. Если исключить комнатные тапки - войлок на резиновой подошве, то одежда поражала необычностью.
   Фиг знает, сколько лет назад заплиссированная юбка-миди, она элегантными складками свисала с костей таза.
   Фиолетовая вязаная кофта изображала кардиган, вольготно наспадая с тех мест, где прежде существовали плечи.
   Блузон, да не синтетический, а китайско-шелковый - "крепдешин, если следователь не ошибался?" - съехал на одну сторону, держась за тонюсенькую индюшачью шейку.
      "И - мать моя женщина! - карга носит бюстгалтер, иначе, зачем ей бретелька?"
      - Офигительная красота, - едва сдержал улыбку следователь.
      Ведьма подслеповато прищурилась. Милиционер подстраховал мумию, приземлил на стул. Та поерзала, закрепилась. Узловатые пальцы вытащили из кармана кофты современный футляр, извлекли модные узкие очки, водрузили на нос. Подрагивая, заправили дужки за уши. На вопрос, кто она, старушечий голос ответил неожиданно бодро:
      - Ведьма, как меня аттестуют. Колдунья, если желаете иное толкование. Знахарка. По паспорту - Эллада Эммануиловна Живухина. Когда родилась? О, так вы меня поздравлять станете? Тогда на сто седьмой день рождения многая лета хотелось бы услышать. Пометьте, как заявку, милостивый государь...
   Не просто ехидная, а язвительная шутка у грымзы получилось, хотя формально придраться не к чему - тут тебе не вульгарный матерок. Чтобы расшифровать такую издёвку, надо хоть раз услышать зачин церковного речитатива могучим диаконским басом и зычный ответ хора. Матвей - слышал, потому шпильку оценил:
      "Однако, непроста бабка! Но, спокойствие, только спокойствие... Ведьма, так ведьма. Получу данные вскрытия, тогда и разберемся с твоим колдовством, - не стал реагировать Грамотин, - и сто с лишним лет твои мне побоку, если вменяемая..."
      Он задавал долгожительнице обязательные вопросы, оформлял протокол и удивлялся грамотной речи, редкой даже в устах городского жителя. Несомненно, Эллада Эммануиловна родилась не здесь. Такое образование в церковно-приходской школе не получишь. За плечами старухи, пусть и в далеком прошлом, но ощущались Питер, Москва, и как их там - гимназии с институтами, университетами, академиями.
   Крепло и подозрение. Матвей понимал - эта образованная старушенция вполне способна изобрести способ убийства хитрый и скрытый, неявный. Тем более - надо тщательно искать доказательства. А они должны быть, просто обязаны, иначе, зачем он сюда загнан начальством? Такая развалина не в состоянии убить здоровенного мужика грубой силой - прекрасно! Кто бы спорил! Изощренные способы ничуть не хуже:
      "Грибочками отравить, беленой, чем там еще? Спиртиком метиловым? Конечно, ведьма ты наша, у тебя есть аква тофана! Флакончик с зеленой жидкостью - вот он, приобщен к делу. Дома химики проверят, что за гадость в нем... Найдем, найдем, бабуленция, мне лишь намек нужен..."
   - Это вы готовили? Для чего?
   - Болотник-то? Контрацептив природный. Незачем Клаве беременеть от проспиртованного выродка. Мужчину им не отравишь, зря на нее не греши.
      На этом кончились вопросы, где смысл еще мог найтись. Как быть - ляпнуть старухе: "Да ты ведьма!", по примеру Ивана Грозного в знаменитом фильме? Следователю срочно требовался ответ на вопрос - что послужило причиной смерти. И он возопил в душе:
      - Где ты, змеина, не просто обвивающий бокал, а еще и постоянно оттуда пьющий? В одиночку, что преступно! Где ты, медицинский эксперт?
  

*

  
      Тот немедленно нарисовался, будто телепатия сработала. Красивый, высокий, по-барски вальяжный. Артистически откинул длинные соломенные локоны с лица. Осмотрел комнату на предмет зрителей, ведьмой пренебрег - для ходока по женской части она не составляла интереса. Швырнул на стол заключение. Сел на свободный стул. Задрал ногу на ногу.
      "Наглец. И ведь не выгонишь - нужен, гад!"
      Прочитав несколько листов, обильно усыпанных полуразборчивыми знаками, Грамотин потребовал комментариев. Бума послушно перевел. Изложение позволило понять все. И огорчиться. А кто обрадуется, схлопотав полный облом? Вот такой:
      - Уровень алкоголя в крови - далеко не смертельный. Никаких внешних следов, кроме тех, что на конечностях. Мочевой пузырь и прямая кишка - опорожнены. Он обделался перед смертью. На вскрытии - внутренние органы без особенностей. Причина смерти - остановка сердца. И это на фоне абсолютного здоровья!
   Эксперт поправил слегка задравшийся носок. Попробовал позу "нога на ногу", не удовлетворился - сел "по-американски". Матвей разозлился - он, следователь, мучается, вычисляет убийцу, а этот наглый деятель удобные позы принимает. Вместо того чтобы понять бред собственного заключения о смерти Иванова и сделать вывод! Гнев проявился, заморозил слова, звякнул металлом:
      - Так не бывает, - вразумил бестолкового эксперта мудрый следователь, - чтобы здоровущий лось, и на полном скаку копыта отбросил. Или на плыву - ласты склеил. Или на сидю - преставился. Его убили. Ты обязан найти следы и доказательства.
      Зря звучал металл в голосе, напрасно холодок пренебрежения веял на Буму. Эксперт не слушал - с высоты своего сидячего роста он рассматривал ведьму. Не просто глазел, а изучал с интересом первооткрывателя Америки.
   Матвей замолчал, тоже с интересом смотрел, но на породистое лицо эксперта. Там сперва сияло незамутненное изумление, затем брови взлетели вверх, в глазах сверкнул восторг. Оценил красу, значит.
      - Абрам Францевич, вы со мной? Вы меня понимаете? Обязаны дать мне доказательства причинения смерти...
      - Знаешь, в сказках про ниндзей и шаолиньцев есть доля правды, - не в лад, не в склад понес Бума, тайком показывая на мумию и одобрительно вздымая большой палец. - Если садыкнуть человека в область сердца, то рефлекс может замкнуть, остановить здоровый мотор. В чакрах без бутылки не разберешься, так что возможно специальную иголку куда следует воткнуть - и ага! Мстительность женщин общеизвестна, а изощренность бабьего ума преуменьшается. Электрический ток порой, даже слабенький, тоже убивает. Ввести яд можно, способы известны. Но все это оставляет следы на коже, на слизистой, на внутренних органах...
      Эксперт, понятное дело, молол чушь, вернее, излагал теоретические знания вперемешку с его собственными представлениями. Добро бы польза от разглагольствований была, а так - чистый бред и трата времени! Грамотин слушать записного бабника и ярого антифеминиста не захотел. Плюс, этот гад постоянно дышал в сторону следователя. Обонять запах медицинского спирта, недавно принятого экспертом внутрь! Чего ради? Матвей грубо ссадил эксперта с любимого конька, задав профессиональный вопрос:
      - Так что ты полезного нашел на трупе?
      Бума обиделся, изобразил губами мокрые звуки, похожие на те, что издает противоположная часть тела, огорченная несварением желудка. Это означало - "ничего"!
  
      - Больше того. Я поднял медицинскую карту. Он недавно прошел обследование. Полное. Сюда выездную поликлинику загоняли. Этот кабан годился в космонавты. Его сердце не могло отказать. Но - остановилось!
      Забытая на стуле ведьма неожиданно рассмеялась, точнее, задребезжала, схоже с надтреснутым поддужным колокольчиком:
      - Вас, кобелей, страх убивает. В полном соответствии с Фрейдом. Бессознательное...
      Бума едва не упал в обморок от восторга:
      - Повторите, бабушка! Что в соответствии с Фрейдом?
      - Самцы убогие. Либидо тетешкаете, пенисами меряетесь, частотой койтусов хвастаетесь... Я ему сказала, Клаву не трогать. Иначе порчу наведу, и он умрет в постели. Он побил. Я сказала - теперь ты умрешь. Он и умер...
  

*

   Катя проводила Элладу Эммануиловну до самого крылечка и теперь с трепетом ждала, когда та выйдет наружу. На всякий случай, чтобы слышать, о чем речь, девушка пробралась вдоль стенки и села под раскрытым окном. Во-первых, так будет слышно, о чем конкретно следователь говорит, а во-вторых, какие ответы будут. Хотя, понятно же, такая старушка никогда не сможет причинить зла человеку. Так чего ее допрашивать? Но прошло пять, десять минут - беседа затягивалась.
   Когда врач вошел и громко прочел заключение, Катя убедилась, что никакого убийства не было. Врала Загориха! Но следователь, если судить по настойчивости, в это не верил. И тут Живухина отчетливо прошлась по Фрейду с его сексуальными выдумками, припечатала всех мужиков: "либидо тетешкаете!" Катя прыснула от смеха, потом чуть не в полный голос засмеялась. Пришлось отбежать в сторону, чтобы себя не выдать.
   Из селян, с утра дежуривших во дворе Ивановых, осталось всего душ пять-шесть. Остальным надоело ждать, раз новостей никаких, только дурацкие расспросы от приезжих повторяются: "кто мог убить Гришку?" Ответы им все давно дали, и одинаковые - "никто", но сейчас, между собой, тему обсуждали уже всерьёз. Кто-то же приговорил молодого мужика, если его убили-таки?
   - Да никто! Кому этот урод нужен?
   - Нет, он надоел всем хуже горькой редьки...
   - Хамло, ага. Деда Фиму на ... послал, когда тот за огурцы сказал, ну.
   - Степку ударил на покосе, так то разве повод к убиванию?
   - На месте Клавки я бы ...
   Катя версии слушать не стала, вернулась под окно. Там как раз шел разговор о немощи Живухи, которая двухметрового Гришку, якобы, топором зарубить грозилась. Катя от такого безумного предположения опять расхохоталась и убежала прочь. Нет, подслушать стоящее что-либо ей никак не удавалось!
   Тут брат Клавдии пришел к избе, что-то наскоро прожевывая. Пообедал, видать. Будущий юрист и следователь поймала молодого мужчину за лацканы, оттеснила к городьбе:
   - Дима, о чем спрашивал следователь? Он подозревает, что Гришка не сам умер?
   - Кать, отвяжись. Я что, знаю, какая чухня в его башку вдарит? Там баба Лада, я за нее волнуюсь...
   Дверь распахнулась, высокий белокурый врач вышел, посторонился, дал дорогу Живухе, ехидно уточнил вслед:
   - Так-таки импотенция? Безоговорочная? Что-то я не замечаю...
   - Заметишь, поздно будет. От тебя зависит, паренек, - незлобиво ответил Эллада Эммануиловна, примеряясь, как одолевать ступеньки вниз.
   Дима бросился навстречу, подхватил престарелую родственницу под руку, помог спуститься с крыльца. Откуда-то вывернулась Клавдия. Они увели бабушку, отбившись от расспросов разочарованных селян.
   Тем временем все приезжие собрались в избу почти одновременно. Участковый вошел последним, неся в руках корзинку с едой, выпрошенной у Загорихи.
   Начался дождь. Унылый, мелкий, но плотный и непрестанный - первый привет подступающей осени. Селяне разошлись. Катя тоже отправилась домой, ступая по обочине, на траву - улицу быстро раскиселивало в непролазную грязюку.

*

  
      И снова задребезжала старая карга. Тоненько смеялась, порой беззвучно, хрипловато. Так похрипывали старые пластинки, когда запись кончалась. Следователь до сих пор хранил дома старый патефон и раз в год ставил на него любимую пластинку. "Нинон", как называлась песня. Они с женой слушали незнакомый язык, испанский, наверное. А потом пили вино и поздравляли друг друга.
   Такой получилась их первая любовная ночь, каких-то двадцать лет назад... Хоть Нина и утверждает, что встречалась с уймой парней до Матвея, но следователь верил, что оказался первым. И единственным. Слишком много тому доказательств он помнил. За что жену ценил и втайне гордился ею.
      "Ангидрит твою перекись марганца! Сегодня годовщина, а я, как проклятый, сижу напротив сумашайки из приволжской глубинки!"
      Следователь отвлекся, соображая, как и чем компенсировать себе упущенный праздник. Жена-то не откажет, но свечи, вино и танец нагишом придется отложить - Нинон утром на работу, а он не зверь.
   Ведьма отсмеялась, смолкла. Медицинский эксперт Абрам Францевич Семеренко воспользовался паузой, напомнил ей о Зигмунде, который предложил миру странный взгляд на секс.
      - Лекцию хотите, юноша... А поймете ли? Ныне примитивизм востребован. Конечно, знания не деньги, ин манус нон реципе**...
      Запах оскорблений следователь Грамотин воспринимал мгновенно и в дичайших разведениях - как пустой флакон "Пятой авеню" в мусорном контейнере. Здесь ими не пахло, но обидчивый Бума окрысился:
      - Хоть по-латыни! У меня высшее медицинское образование, между просим.
      Ведьма удостоила его длинным ответом:
      - О, возбудился, набросился, куспидэ эректа**. Не знаешь ты настоящей латыни, пуэр**, так что пожалею, упрощу. Твой Зигмунд наплел сто верст до небес и все лесом, когда секрет прост. Не в либидо дело. Все животные имеют копулятивный аппарат, но только человеческие самцы сделали из него фетиш. Фрейд комплексовал, несостоятелен был по мужской части, вот и свел все к подавленной сексуальности. Кто чего боится, на том и ломается. А надломился - и пошла душа на небо, только пятки замелькали. Понял?
      Эксперт рот распахнуть не успел, как Живуха продолжила:
      - Вы почему над бабами изгаляетесь - от страха, что они сильней вас окажутся. Вот Гришку, пока малой был, все колотили. Мать, отец, братовья. В армии тоже били, в письмах жаловался. А вернулся - конкурентов нет. Он и принялся комплекс свой тешить. Стремился всех течных самок лично покрыть, самоутвердиться. На то много ли усилий надо - мужиков, почитай, и не осталось. А Клавку унижал специально. Чуял, что не ровня ей...
      Следователь оборвал старушенцию:
      - Вы по существу - зачем и как Григория убили.
      Бума следователя шепотком попросил:
      - Нет, пусть продолжает, так быстрей проговорится. Ишь, как на пенис вызверилась, - но к ведьме громко. - Так где бессознательное, бабка? Давай трактовку!
      Живуха откликнулась на реплику:
     - Я телом слаба, зато духом сильна. Он знал, Гришка-то, но хотел доказать, что тело важнее. Самурай деревенский, пришел ко мне домой, кулаком доски заборные ломает и пугает. Вот так, говорит, башку твою проломлю. Я ему и сказала - Клавку тронешь еще раз, так я той же ночью приду и смерть с собой принесу. В штаны наложишь, молить о прощении станешь, а все одно не пожалею. Скажу слово заветное, наговорное - прощай, дурень, оно тебе башку, как топором снесет...
      Следователь обрадовано воскликнул:
      - Ага! Вы ему угрожали! Угрожали зарубить топором?
      - Ой, дурак ты, Мотя, - удрученно шепнул Грамотину эксперт, - она мышь задавить не справится, а ты топор ей в руки мастыришь. Ну, кто в такое поверит? Двухметровый мужик?
      За окошком кто-то звонко расхохотался. Матвей дернулся было посмотреть, шугануть, но спохватился: "Несолидно". Живуха расслышала шепоток и смешок под окном, улыбнулась мудро, опротестовала собственную немощь:
      - Он тоже смеялся и не верил. А я тем же днем на него зарок навела. Народ собрался, участковый покрывальщик прикатил, высмеял меня. А я мало, что прокляла, так и смерть на Гришку навеяла. Пудрой в лицо дунула. Он побледнел, отпрянул. Деревенские-то ворожбе и колдовству податливы. Куда с добром! Участковый его уговорил не верить, они тут же пошли, напились и к бабам. Назло. Пьяные, вы всегда храбрые. Он Клавдию и побил. Тогда я пришла, разбудила ирода, чтобы меня видел. Поколдовала, слово заветное произнесла. Страх и убил его...
   ____________________
   **ин манус нон реципе - в руки не возьмешь. куспидэ эректа - подняв копье. Пуэр - мальчик.
  

*

  
      На том внятный разговор иссяк. Живуха понесла полную чушь, помянула Нострадамуса, Вангу. Похвасталась, что любого мужика насквозь видит. Бума принялся ржать. Ведьма его окоротила, предрекла скорую импотенцию, если с девками по баням не прекратить шляться. У того челюсть отпала. Но выправился ходок по женской части, показал на Матвея - что про него видишь?
      Мумия угадала, больно ударила следователя ниже пояса. Так и заявила, что слабость Грамотина на чужих бабах - штука, наведенная словами. Заговор сотворила жена, потому и стояк настоящий ему лишь с нею. Зато до ста лет.
      "Вот, раскудрить твою березу, провидица!"
      Выставил следователь из кабинета Живуху и Буму. Зазвал криминалиста, тот раскинул по столу карточки с отпечатками пальцев. Топор лапали ведьма и Клавдия. За точило хватались все - покойник, его жена, её брат. Кроме Живухи. Вязал - фиг знает кто. На веревке следов не обнаружить. Спинки и прутья кровати не трогал только лилипут. Ручки двери дергали все, кого следователь прочил в убийцы. Пристрастно рассуждай или беспристрастно, а вывод одинаковый - не сошелся пасьянс.
      "Вот это расследование получилось! Никаких доказательств, только пустые домыслы. При трех подозреваемых - в остатке шиш. Без масла. Дмитрий в убийстве не признался. Клавдия - тоже. Только ведьма заявила о причастности к убийству. Да что - причастности! Призналась".
      Но настолько странно, мистически выглядит убийство, что лучше бы тоже отреклась. Перечитав признание Эллады Эммануиловны Живухиной, следователь Грамотин повторно загрустил. Что предъявлять? Убийство колдовством?
      -Угу. Сейчас, только "Молот ведьм" в библиотеке закажу, часть третью.
      Когда-то давно, пролистав перевод "Гексенхаммера", Матвей поразился педантичности немецких юристов-иезуитов. Без признания - ведьму нельзя было осудить! Для того и пытали. Описания чародейств тоже произвели впечатление.
      Может, с тех пор в голове затаилась вера в невозможное, паранормальное? Положа лапу на сердце, что ведьма про него сказала - правда. Матвей в жене души не чаял, да простить ей не мог позорной импотенции. История позора секретилась, но себе врать не станешь? Он и не врал, вспомнил, как оно было.
  

*

      Праздник тогда получился скомканый. Кээспэшники планировали собраться большой оравой, но не склеилось. И приехали в "Дом Колхозника", так называлась самая дешевая районная гостиница, всего десять человек. Стол накрыли, напитки выставили, но скучно мелкой компашкой - переругались. Патефон, который Матвей взял на тусовку для прикола, никому не понравился. Только Нина, дежурная по гостинице, завороженно слушала старинную пластинку "Нинон". Матвей предложил ей присоединиться. А что? Молоденькая, симпатичная. Принялся ухаживать, и вечер для них закончился постелью.
      Через месяц поженились. В первую брачную ночь на патефоне крутилась заветная пластинка. Вино, свечи, обворожительное тело молодой - довели Матвея до бешеного желания. Глядя на законно предназначенное ей, несгибаемое произведение природы, Нина сделала несколько пассов, словно сбрызгивая воду с пальцев:
      - Заклинаю тебя страшным заклятьем - стоять всегда, до последних дней хозяина, не меньше, чем сто лет, и только для меня!
      Матвей поулыбался милой шутке, и только. Через года четыре... Или три? Уже неважно. Новый районный эксперт, Бума, начал работу с приглашения коллег в баньку. Кто бы сопротивлялся? Там оказались неприхотливые девочки. Основательно поддавший Матвей махнул рукой на супружескую верность - что, от него убудет? И опозорился. Несгибаемость превратилась в расслабленность, едва он вспомнил слова Нины.
      Списал случай на усталость и водку. Попробовал с одной из старых подруг. Осрамился. Выслушал участливый совет - поесть сметанки, орешков, меда. Даже не уточнил - сметана зачем? Домой вернулся понурый, а как Нина обняла - откуда что взялось! Так славно все отстоялось, не раз и не два. Утомленная, но любящая жена не отказала, само собой. Сонная, похвалила - неуемный ты мой секс-маньяк. С тех пор пробовать на стороне Матвей не решался - ржавой острогой засело в памяти "страшное заклятье".
      Воспоминание мелькнуло и ушло, вызвав желание найти реальную причину смерти Григория Иванова. Не хотел следователь Грамотин верить в сверхестественное. Не хотел!
  

*

  
   Следственно-оперативная группа собралась в избе Ивановых. Оперативникам похвастать оказалось нечем - полный пшик. Деревенские не верили, что Гришка убит, или скрывали свои мысли на этот счет. Тогда Матвей коротко изложил итоги:
   - Версия у меня одна. Доведение до смерти. Кто подозреваемые? Жена убитого, брат её, Дмитрий, и старуха Живухина. Бабка призналась, что она ведьма и что убила словом. Что ха-ха? Вполне возможно, только не от слова, а от конкретного воздействия на нервную систему. Типа, боль невыносимая. Скажем, парня чем-то напоили, что простое прикосновение делает невыносимым... Как глаза режет, если из темноты сразу на свет... Или слух... Короче, он и умер от пытки такой. Но доказательств у нас нет.
   Следователю Грамотину и самому версия не казалась толковой, но кривые ухмылки коллег по следственной группе разозлили:
   - Не нравится? А какого ... рожи строите? Сами мне ни хрена не нашли, вот и приходится из пальца высасывать! Бума, если ты такой умный, скажи, как может сердце у такого бугая остановиться без причины? Тогда заткни язык в ... и помалкивай! Едем обыскивать ведьмино жильё, и попробуйте не найти там отраву, ясно?
   Эксперты и оперы неохотно согласились изучить, что водится в избенке Эллады Эммануиловны. Но прежде - пообедать. Участковый подсуетился, приволок корзину еды и самогон.
   У кого он реквизировал немудреную пищу - бригада не спрашивала. Стрескали оладушки, яйца, сало, овощи, приняли по дозе мутной и вонючей гадости. С удовольствием опрокинул стакан и допил остатки из бутылки только участковый, отчего рожа его раскраснелась и потно заблестела.
      "Зачем, пьем, спрашивается, - подумал Грамотин, глядя в лица коллег, - если не нравится? Хреновая обязанность. Мужчина если, то - надо, должен, вроде. Отказаться боимся. Позор, типа..."
      Вездеход медленно протарахтел в конец деревни, уже без пыли - мелкий дождь прибил ту и промочил до полужидкого состояния. День медленно перерождался в длинный сумрачный вечер. Покосившаяся халупа ведьмы светилась окнами. Живуха сидела в кресле с книгой в руках, делала какие-то пометки. Когда следователь постучал и вошел, старушка уже стояла на ногах у книжной полки. Изба оказалась заставлена книгами, вкруговую. Полки сверху и донизу. На потемневших корешках золотились не только русские, но также и иностранные надписи.
   Матвей попробовал разобрать - ничего не понял. Спросил Живуху.
      - Испанский, латынь, немецкий и английский. Всякая всячина. Учебники, монографии, много художественной. Хотела завещать библиотеке - те отказались, позапрошлый век, дескать, с ятями и фертами. Никому не нужны... Помру, пропадет, повыкидывают, или на растопку пустят, - посетовала ведьма.
      Против обыска она ничего не имела. Эксперты и оперативники шурудили, перебирали немногочисленное имущество и молчали. Никаких склянок, трав, сушеных мухоморов, жаб и мышей они не обнаружили. Из химии в избе оказалась лишь скромная косметика на потемневшем трельяже. Шкаф с одеждами почти пустовал - десяток древних нарядов и все. Обувь тоже стояла на виду - резиновые сапоги, кирзовые сапоги, валенки. Тапки.
   Внимание Грамотина привлекли портреты на стене. Мужчины в парадных мундирах - от царского до советского вида - и женщина в наряде до пола, с кружевным воротником и ридикюлем в руках.
      - Кто это?
   - Мама, муж, сын и зять.
      Матвей заполнил протокол обыска, спросил для порядка:
   - Это верно, что вы все село лечите своими препаратами, отварами и прочими самоделками? И давно занимаетесь травничеством? Кстати, разрешение есть на это дело?
   - Зачем мне оно, - пожала сухонькими плечиками старушка, - а диплом химика и врача, так вон они, в ящике.
   Следователь проверил, удивился виду диковинному, дате, стилю оформления, и признал подлинность - такие подделывать никто не станет, смысла нет. Участковый, красномордый и сильно захмелевший, громко сказал:
      - Скольких ты отравила, ведьма?
      - Где власть бессильна и порочна, - странно ответила Эллада Эммануиловна, - там зло укоренится прочно.
      - В доме проверено все, - доложил оперативник.
   Группа с тоской посмотрела на Матвея - им не хотелось лезть наверх, в пыль и паутину чердака. Следователь внутренне согласился и распорядился прекратить осмотр.
   - Значит так, Эллада Эммануиловна. Это подписка о невыезде и надлежащем поведении. Черканите здесь. Вас, Клавдию и Дмитрия я подозреваю в убийстве Григория Иванова.
   Бума замотал головой, пытаясь остановить Грамотина, но тот уже принял решение и отступать не собирался. Живухина кивнула, подняла сухонький указательный палец, чтобы оспорить:
   - Вы умны, юноша, но...
   - Не перебивайте! Доказательства я найду, так и знайте. И не надо меня убеждать в невиновности, я не дурак, знаете ли! Все, закончили!
   Обрадованная бригада погрузилась в транспортер. Старая карга напросилась по пути, до Клавдии. Отказать ей у Матвея не хватило духу.
   Высадив Живухину, а чуть дальше - участкового, вездеход заревел в полный голосище и помчал в город, выплескивая грязь из колеи.
  

*

  
      Следователь Грамотин радовался, что шум глушил все, делая разговор невозможным. Ему не нравилось сегодняшнее дело. Вроде бы он разоблачил преступников вопреки их запирательству, но полной уверенности не было. Механизм убийства остался "тайной, покрытой мраком". А почему, собственно, не спросить у ведьмы напрямую?
   - Стой. Назад. Я должен уточнить.
      Игнорируя поскучневшие лица коллег, Матвей вылез у дома Ивановых. Стукнул. Открыла Клавдия. Она не удивилась:
      - Вы к баб Ладе?
      Эллада Эммануиловна сидела за столом, пила из стакана молоко. Ведьма, колдунья, знахарка, и кто-то еще в одном лице - она дождалась, пока следователь сел, велела Клаве подать гостю чай. Затем некрасиво улыбнулась во все восемь зубов:
      - Передумал, никак? Арестуешь?
      - Нет. Куда вы денетесь отсюда? Понять хочу. Чем можно довести до смерти здоровенного мужика, прошедшего Чечню. Не колдовством, сто процентов. Так чем?
      - Колдовства нет, верно. Знания есть, юноша, сиречь, ведовство. Его убил страх, как я и говорила. Иное дело, чем я страху нагнала. Вот твой друг белокурый, нибелунг этакий - он Фрейду верит, не мне, а зря. Импотенция его будущая, как и твои постельные неудачи с чужими женщинами - они сродни Гришкиному страху. Все корни изнутри идут, от неуверенности в себе. И от веры в нашу силу. Клаша, выдь на улицу, погуляй.
      Живуха дождалась, пока закроется дверь, продолжила:
      - Ты догадлив, не то, что участковый наш. Не дано ему понять тонкости, а тебе сгодится на будущее. Клавдия с братом непричастна, им даже невдомек, что и как я учинила. Слушай. Петли на руки-ноги изверга рода человеческого лично мною приготовлены, заранее. Он дрых, пока я вязки накидывала, пока крепила. А как в рожу водой плеснула - встрепенулся, принялся орать и дергаться. Тут я ему обещание умертвить напомнила - он протрезвел. Спросила, кто ноне сильнее? Топор показала, точить принялась. Он все видит, все слышит. Искры от камня летят... Молить меня принялся, обещать. Я жало еще повострила, к шее им примерилась - он обмочился. Подушку ему на голову, прощай, говорю, и...
   Следователь затаил дыхание. Он так и представлял себе изощрённое убийство, но последний штрих, то самый нюанс, завершающий мазок, что оживляет картину - где же?
   - ... тресь ребром тапка по шее!
   Закрыв глаза, Матвей прикинул на себя чувства здоровенного мужика, беспомощно распластанного мордой вниз - да, жутко. Ай, ведьма, сильно придумала!
     - А Дмитрий зачем приходил?
      - Мне точило с места не сдвинуть. Я попросила, чтобы в спальню пронес.
      Помолчали. Грамотин встал, попрощался, находясь под впечатлением признания ведьмы и в размышлениях, ранее ему несвойственных. И услышал в спину:
      - Вот еще что - хочешь, к девкам без позора ходи. Я с тебя заговор сняла... Не хотела, а получилось... Ненароком, от нервов. Тяжко это, человека убивать, впервой, не впервой ли. Оно, хоть словом, хоть делом, все равно противоестественно. Ой, худо мне, как худо! Прости меня, если можешь. А нет, так мне скоро грехи спишутся. Или зачтутся...
     

*

  
      Глубокой ночью группа добрались до города. Транспортер прогромыхал прочь и все стихло. Пересаживаясь в свою машину, Бума горячо выговорил Грамотину:
      - Ты меня убей, Мотя, но колдовства не существует в природе!
      - Не существует, - твердо согласился следователь. - Самопроизвольная остановка сердца, ты прав.
     Подходя к дому, он вынул из папки подписку о невыезде гражданки Живухиной Эллады Эммануиловны, порвал в мелкие клочки. Глядя, как ветер растаскивает обрывки по улице, отмечая ими каждую лужу, опытный и умный следователь думал:
      "Живи с нечистой совестью, если можешь. Бог тебе судья... Ошиблась ты со мной, Живуха, хитромудрая убийца! Матвей Грамотин - не Гришка Иванов. Ты думаешь, я тупой самец? Обрадуюсь, и к девкам, проверять потенцию? Ага, разбежался! Нинон моя тоже немало ведает... Эх, Волга-мать, Лена-мать, Енисей-мать и Бия-мать, перемать, угораздило же меня - мало, что полюбил ведьму, так еще и женился на ней! "
  

Интерлюдия

   В пятницу Катя собрала вещи, распрощалась с бабушкой Настей и уехала на попутке. Назавтра после поминок Живухи. Та мирно скончалась на второй день, как перебралась в дом Клавдии. Просто не проснулась, и всё. Элладу Эммануиловну пришли проводить все селяне, кроме Загорихи. Схоронили ведунью на другом конце кладбища, подальше от Гришки - так решил Дима. Кстати, он отдал Живухины книги бабе Насте, все:
   - Она переживала, что пропадут, а кто, кроме вас, их читает-то... Мне без надобности, Клаве - тем более. Только не выбрасывайте, ладно?
   Дима припряг Катю, вдвоём они в несколько рейсов перевезли полки и библиотеку. Девушка помогла бабушке рассортировать, переписать и расставить книги. Перед отъездом выбрала себе на память "Травник" с изумительными иллюстрациями и "Введение в фармакологию". Несмотря на обилие твердых знаков и необычной буквы "эф", читать обе книги оказалось легко.
   В Питере Катя сняла угол в коммуналке, устроилась на работу. Три ночных смены на хлебозаводе должны были обеспечить деньгами на проживание и удешевить прокорм. Главное, конечно, учёба, но хлеб насущный - дело не последнее. Голодное брюхо к знаниям глухо...
   А еще ведь хотелось побывать в театрах, послушать знаменитые оперы, посмотреть балет, спектакли. И музеи, Питерские музеи. И усадьбы художников. И Питергоф. И...
   Господи, как многого хотелось деревенской девчонке, вырвавшейся в северную столицу, легендарный Ленинград!

История вторая - Право на лёгкую смерть

  
  
   Лариса смотрела на лаковую рябь Невы, представляя себя в её глубине. Нет, повторно топиться и резать вены она не собиралась. Не так надо уходить из жизни. Не на публике. Смерть дело интимное, более личное, чем даже секс. Тот рассчитан природой на пару. Человек вправе распоряжаться собой, что бы ни говорили ханжи. Она докажет это, умерев публично: "...и с пользой для общества. Звякну я журналистам, пусть придут в зал суда..."

*

   - Ничего я не знал! Вручил пакет под расписку и всё, - мальчишка утверждал, что это чистая правда, но пожилой усталый мужик не верил ему.
   Курьер и сообщник преступника, Сема Задворский, выглядел не разгильдяем и не бездельником, а просто никчемным человечишкой. Судя по отзывам соседей, девушки у него нет. И то - кому интересен трусливый, очкастый, сутулый урод? А вот поди же ты - преступник, пособник убийцы, если не сам убийца.
   Так думал следователь. Он допрашивал мальчишку о внезапной смерти соседа, Василия Михина.
   - Я ему накануне пакет привозил, а вечером пассивным собутыльником сидел, пока он бутылку приговаривал. Знать бы, что булькает в пакете, кинул бы в помойку, и фиг с ними, с деньгами за доставку!
   - Не ври, что не знал. Так и не заглянул внутрь? Нет людей, что откажутся выпить на халяву, а ты пить не стал. Знал, значит, что отрава там?
   - Я не пью, не нравится мне водка! А что там было, не моё дело вовсе. Расписка в ведомости вручений есть, подшита...
   Мальчишка тупо твердил свое, усталый следователь тупо не верил. Затем распорядился увести подозреваемого. Спустя полчаса тот крутил головой, осваиваясь в новом месте:
   "Круто я попал, называется. Камера, как в кино - нары, пристенный столик, стул и унитаз с раковиной. Над головой в потолке - голая лампочка. Окна нет..."
   Арестованный фиг знает за что - так он считал - Семён Задворский лег на нары и начал вспоминать, с чего всё началось.

*

   В коммуналке на девять семей семейка Михиных - враг номер один для всех. Каждый вечер они нажираются вместе или поодиночке, а потом устраивают концерт. Васька бьёт Машку, та орёт, визгливо предрекая злодею скорую смерть. Потом Васька привязывается к кому-нибудь из мужиков, получает в морду и опять отводит душу на жене. Машка вопит, призываю убить этого гада, самурая гремучего. Наконец, унимаются, засыпают.
   Но вчера Васька был неузнаваем. Получив от Сёмы булькающий пакет, он обрадовался. Минут через десять постучал к мальчишке, позвал к себе. Сёма отложил книжку, зашел, предупредив, что на минутку:
   - Я не пью, совсем, Васька.
   - И не надо. Закусывай, если хочешь. Не могу один, я не алкаш...
   Мальчишка понял - мужику нужна компания. А пожрать колбаску всегда можно, это не вредно. Тем более, Михин надирался всерьез. Быстро, минут за десять поллитровку приговорил. И говорил он с Сёмой как-то странно, всё извинялся. Мальчишка сразу обратил внимание, что Васька одет был не в драный тельник, типа, старый моряк, а в белую рубаху. Кто б из соседей знал, что у него такая есть?
   Когда Михин вылакал все, то сказал мальчишке спасибо, чем сокрушил окончательно. Сема настолько поразился, что читать не смог, собрался и ушел на улицу проветриться. Когда вернулся, коммуналка мирно спала, даже Васька не буянил, хотя обычно его с бутылки на подвиги тянуло.
   Оказалось, Михин в то время не спал, а умирал. Утром Машка вернулась со смены, и нашла его холодным. Оно бы так и прошло, если бы не вскрытие. Пришел следователь, начал всех спрашивать, что да как да почему. Потом проговорился, что в бутылке оказался ядовитый метиловый спирт.
   Ну, Васька бухло всякое признавал, лишь бы с ног валило. Все так и сказали следователю. На том бы все и заглохло. А что такого, алкаш отбросил копыта? Да ладно, кому он нафиг нужен! Никто в коммуналке не заплакал, зато ночью подсунули Михиной под дверь сложенный листок:
   "Ну, сучка, теперь твоя очередь!"
   Машка перепугалась, бросилась в ментовку. Те начали расспрашивать, кто, с кем. И Томка, Стропила прыщавая, вспомнила, как Сёма Задворский в тот вечер принес Михину пакет. Парнишку сразу и сцапали.
  

*

   Катя вернулась с ночной смены, быстро приняла душ, пока ванную комнату не заняли, и успела заварить крутой чай. Коммуналка просыпалась. Эльза Марковна, у которой Катя обосновалась за сущие копейки, выла песню в туалете. Она, как бывшая певица, ни единого мига не мыслила без пения. Жуткое тремолирование ужасало соседей, а вот Эльзе казалось невеликим пороком, и арии исполнялись постоянно, по счастью, не в полный голос.
   - Как уныло все кругом, - задребезжало ариозо Ярославны.
   - Доброе утро, - не согласилась Катя, - грех жаловаться.
   Томка, дочь Эльзы Марковны, высокая и нескладная, засмеялась. Они с Катей прекрасно ладили - и возраст одинаковый и взгляды. Разница только в учебных заведениях. Томка выбрала медицину.
   Пока мама выводила рулады, дочь рассказала новости. Что Васька Михин умер с перепою, Кате уже было известно, но молодой сосед, невзрачный такой, по имени Сёма - и арестован? Разузнать детали не удалось - время поджимало, и подружки условились пошептаться вечером.
  

*

   Сёма сидел в одиночке, и каждый день его водили к следователю. Тот упорно доказывал подозреваемому Задворскому, что отравил Ваську Михина именно Сёма и никто другой.
   - Блин, мобилу посмотрите! Эсэмэски прочтите!
   - Посмотрел. И распечатку проверили, на доставку отравы, - усталый мужчина посмотрел на мальчишку вприщур, зло, - парень, сообщников сдай, чтоб мне их не искать.
   Сёма отпирался, приводил доводы в свою защиту, и никак не соглашался на признание. Он понимал, как мыслит следователь. Мол, пацану поручили убить Ваську, привезти отравленную бутылку и проследить, пока тот не выпьет. Логично? Да. Следователь в коммуналке не живет, ему плевать на крики Сёмы, что отродясь Михины выпивку не заказывали. Те лакали самую дешевую палёнку из ближайшего ларька!
   - Ты еще отопрись, что отпечатки пальцев на бутылке со следами метилового спирта - не твои. Свидетельница Тамара Гурова видела, как выходил от Михина.
   - Томка-Стропила не врет. Но дело ведь в другом! Это заказчик посылал посылки, через меня. Посмотрите интернет,- утверждал Сёма.
   Следователь проверил адреса доставки, найденные в комнате Сёмы. Действительно, были посылки к онкобольным, и получатели умерли!
   - Дураков не ищи, - буркнул следователь, - зачем их травить, если они и так умирающие? У Михина рак пищевода нашли, но он мог бы еще, знаешь, сколько прожить! А ты его убил, сволочь, по злобе. Так ведь?
   Парнишка старательно повторял стандартную историю, как ехал на вокзал, вынимал из камеры хранения пакет и конверт с деньгами за прошлую доставку. После доставки возвращал в ячейку расписку получателя.
   - И все, до следующего поручения я ничего не знал!
   Сёма отчаялся доказать свою правоту, когда на его мобилу пришла новая эсэмэска. Его прямиком доставили на вокзал, где оказался пакет и деньги за прошлую, Витькину доставку. Через пару часов парнишку снова подвезли к вокзалу, вложить ведомость о доставке.
  

*

  
  
   Томка вбила себе в голову, что должна встретиться с парнишкой и объяснить, что не виновата. В следственный изолятор её не пустили. Тогда Катя вместе с Томкой напросились к следователю, долго ныли и выпросили-таки разрешение. А свидание не удалось. Сёма гордо отказался разговаривать:
   - Дура ты, Стропила. Выйду, все косы оборву!
   - Я не знала, что так получится, - разрыдалась Томка, - я не хотела...
   Катя не выдержала и обозвала парня идиотом:
   - Совсем тупой? Тебя бы всё равно арестовали! Она-то при чём? Стала бы она плакать, если ты ей до фени, балда стоеросовая!
   Сёма как-то вдруг стал задумчивым, от пирожков с капустой не отказался, даже спасибо сказал. На втором свидании на Томку не кричал, но молчал много и всё рассматривал девчонку. Напоследок грустно так подытожил:
   - Я тебя, выходит, совсем не знал... Дурак слепошарый. Пирожки обалденные, спасибо, Том. Сто лет не ел, уже и не знал, как это вкусно... Приходи, ладно?
   Девчонки - радостнее не бывает, просто - примчались домой. Эльза Марковна сидела с Машкой Михиной, на пару приканчивая бутылку бормотухи. Увидев подружек, недавняя вдова поинтересовалась:
   - Чего сияете?
   - А вот! - Несуразно, зато задорно ответила Томка. - Жить нравится!
   Она подтолкнула Катю в сторону кухни, где за чаем состоялось экстренное обсуждение слов Сёмы. В дальней комнате дребезжащий голос Томкиной матери выводил арию Ольги Лариной "Я не способна к грусти томной".
  

*

  
   - Семён, против тебя серьёзные обвинения. Ты не сдаёшь сообщников, не признаешься в умышленном убийстве, а факты против тебя. Я говорила со следователем. Он все понимает и готов пойти навстречу. Признайся, что отравил Михина сгоряча, за то, что он тебя побил. Хорошо? Тогда следователь уберет преступную группу. Молодость лет и аффект - вот и снисхождение, года четыре получишь...
   - Это вы меня защищаете так?
   Сёма обиделся, перестал разговаривать с расфуфыренной адвокаткой. Та сделала вид, что ничего не произошло:
   - У ячейки вокзальной богатую особу взяли, которая заявила, что случайная. Мол, заманили открыть, якобы там секретные подробности о врачебной ошибке, повлекшей смерть близких.
   - А мобила? Номер? Тот, - не выдержал мальчишка, - с которого мне слали?
   - Говорит, пропал полгода назад у её сына, когда тот умер.
   - Врет! Столько времени платила, не задумываясь?
   Следователь устроил очную ставку или опознание - Сёма не понял. Красивая женщина, та богачка, была похожа на богинь с тарелки из сервиза "Мадонна". Последней тарелки, то есть, вообще - единственной. Это все, что парню от матери досталась.
   Прикид на современной "мадонне" - её Ларисой звали - естественно, был не "простынка через плечо, и грудь наголе", а много круче древнегреческого, но лицо вполне божественное. Во всяком случае, мальчишке понравилось. Немолодое, но доброе и грустное.
   - Нет, раньше мы с юношей не встречались, я бы запомнила. Он на покойного сыночка похож, - сказала Лариса и разрыдалась.
   Сёма её тоже не признал. Следователю результат не понравился, он принялся кричать, что всех подряд посадит, что в последнем пакете нашли шприц, начиненный героином в сверхсмертельной дозе.
   Лариса успокоила: "кричать не надо, нашли и нашли, радуйтесь", пожала плечами: "ваше дело, сажайте, коли есть за что". Слова последние следователю не понравились, словно пыльным мешком пришибли и на лицо покоробили. Он скривился, молча погрозил ей пальцем - ух, дескать, я тебя ужо! На том разговор и кончился. Сёму вернули в камеру.
   Назавтра следователь сказал, что дело о покушении на новое убийство выделили в отдельное производство. А по первому делу, где Васька Михин отравлен спиртом - суд будет.
  

*

   Народу в зал набилось, словно в дачную электричку. Почти вся коммуналка пришла поболеть или полюбоваться - кто их осудит? Конечно, такое событие не каждый день бывает.
   Машка, как пострадавшая, сидела с прокурорской стороны. Она степенно поклонилась судье, залу, а к обвиняемому обратилась с укоризной:
   - Зачем ты, Сёмочка, моего Васю отравил? Он ведь тебе, как отец родной, помогал. И советом и делом. А что ругал порой, так из добра, на путь истинный наставлял. Ты моего милого отравил, Сёма, но нельзя людей убивать. Посидишь в тюряге-то, отольются тебе мои слёзы по сердечному, по муженьку моему ненаглядному...
   - Ой, не врите, тетя Маша, - вскочила со своего места Томка. - Да всей коммуналке надоели ваши вопли - Васька, гад, убил бы тебя кто, алкаша окаянного, чтоб сдох ты, кобелина, и так далее. Ага, ненаглядный и сердечный! Вам бы радоваться, а не Сёму в тюрьму настраивать!
   Судья остановила девчонку, пригрозила выставить из зала. Речь перешла к даме из прокуратуры. Та очень складно обвинила парня в преднамеренном убийстве. Когда судья спросила Сёму, признает ли он вину, тот, сутулый и неказистый за столом, распрямился во весь рост, расправил плечи и громко, внятно произнёс:
   - Нет. Не знаю, откуда ноги растут у прокурорского глюка, но торкнуло вас основательно! Прошу суд разобраться, зачем и почему меня обвиняют в том, чего я не делал.
   Судья согласилась, приступила к допросу свидетелей. Томка от своих показаний открестилась, мол, не уверена, что это Сёма к Ваське в комнату заходил. Прокурорская дама принялась её запугивать, но судья всех успокоила, передала слово адвокатке.
   Та начала со школьной характеристики, потолковала про интернет с объявлением "требуется курьер". Сёма пояснял, как нанялся на работу, как развозил. Снова предъявлялись эсэмэска, поминалась багажная ячейка, пакет и расписка. Судья скептически слушала, а Сема удивлялся, почему Томка-Стропила плачет и от матери своей отбивается.
   Последним козырем адвокат заявила свидетеля, Ларису Радмичеву. Та вошла и двинулась к трибуне так, что зал стих. С первого взгляда Катя поняла, почему потомственные аристократы узнаются всеми и всегда. Просто так скажи - стать, осанка - они ничего не значат. А вот увидев единожды - поймешь навсегда.
   Адвокат и прокурор - тетки тоже прикинутые, как принято говорить. Но не в одежде дело. Умение себя подать - оно или есть или его нет. Так вот эти две молодые и расфуфыренные - и в подмётки не годились немолодой даме. Свидетель Радмичева встала за трибуну и представилась. Адвокат рот открыла для вопроса, но тотчас и закрыла, после повелительного жеста свидетельницы:
   - Позвольте, я сама. Прежде всего, ваша честь, приношу извинения, что испорчу настроение прокурору. Молодой человек, которого вы старательно обвиняли, ни в чём не виноват. Он мальчик на побегушках, в самом начальном значении этого истасканного выражения...
   Затем Лариса повернулась к Сёме:
   - Прости, юноша. Я не думала, что так подставлю тебя. Не огорчайся. От тюрьмы и от сумы никто не заречён. Короткая отсидка пойдет на пользу, а от сумы - избавлю я. Спасибо журналистам, что явились. Надеюсь, напишете о моих показаниях...
   Кто бы знал, что в зале столько журналистов! Они повскакивали, наперебой закричали, что просят перерыв, чтобы взять интервью. Тут судья стукнула молотком и потребовала тишины. Свидетельница кивнула:
   - Да, ваша честь. Я прохожу свидетелем в другом деле, где на этого мальчика пытаются повесить ещё несколько смертей. Так вот, все они, как и Василий Михин, якобы убитый - самоубийцы. Вот их предсмертные записки, - и передала через пристава аккуратно подшитые в скоросшиватель листы.
   Досталось всем по экземпляру, и адвокатессе и прокурорке. Судья с наигранной скукой просмотрела бумаги, отложила. Те две листали дольше, а богиня продолжала:
   - Сёма, вот копия и для тебя. Так вот, ваша честь, Василий Михин решил свести счеты с жизнью после того, как узнал о неоперабельном раке пищевода. Он слабый мужчина, поэтому мучиться от болей не захотел. Поговорил с друзьями на работе, те помогли советом, навели на мой сайт. Вот распечатка главной страницы, ваша честь... Да, в поддержку эвтаназии... Как меня находят? Любая поисковая система, ваша честь... Михин, скажем, нашёл через интернет-кафе, конечно, с чужой помощью. Связался со мной и попросил легкой смерти, но чтобы обязательно - во хмелю. Я и отправила ему метилового спирта, перелив в водочную бутылку...
  

*

   Что тут началось! Зал шумит, пострадавшая Машка Михина вопит, судья молотком стучит, аж подставка по столу скачет. Катя, раскрыв рот, смотрела на единственного спокойного человека - на Ларису Радмичеву. Томка вцепилась в плечо подруги и бормотала: "Это чудо, это чудо..." Прокурорская дама очнулась первой:
   - Вы заявляете, что убили Михина и всех, кто проходит жертвами по тому делу?
   Судья присоединилась:
   - Я вношу это в протокол.
   Лариса снисходительно улыбнулась им:
   - Непременно внесите. Только отметьте, что не убивала, а помогала легко уйти из жизни. Разница громадная, как вы понимаете...
   И столько в её голосе звучало силы, что зал стих. Все, даже Машка Михина, не дышали, пока уверенная в собственной правоте женщина объясняла, почему:
   - ... жизнь человека принадлежит ему. А государство отняло право на эвтаназию. Мой муж скончался от рака, сын - от костной саркомы, крича от невыносимой боли... Наркотики? К ним привыкают! Я умирала с каждым, видя своё бессилие.
   Судья открыла было рот, но кто-то из заднего ряда крикнул:
   - Дайте ей сказать, ваша честь!
   - Пока законодатели спорят о критериях, люди, кто неизлечим, страдают от болей, другим только предстоит мучительная пытка. А зачем? И я дала им...
   Эльза Марковна звучно взвизгнула:
   - Так нельзя! Вы убили!
   - Что? Я - убийца? Не вам судить меня, не вам, которые не знают, как жутко захлёбываться в грязной воде финского залива, как больно резать себе вены. Я помогала обреченным уйти без боли... Ваша честь, позвольте, я доиграю роль доброго гения?
   Катя записала название сайта "Право на лёгкую смерть", чтобы потом проверить. Томка стихла и восторженно пялилась на Ларису, которая улыбнулась, подходя к растерянному парнишке и кладя конверт на стол перед ним:
   - Сема, всё, что есть у меня - квартира, машина и счет в банке - я оставляю тебе. Ты порядочный человек, это редкое достоинство, юноша...
   Судья ожила, нетерпеливо застучала молотком, требуя прекратить балаган.
   - Согласна, ваша честь, пора прекратить. Я сделала все, что могла и больше жить не хочу. Дамы и господа, смотрите, как надо умирать - без мучений, легко и быстро!
   Свидетельница аккуратно легла на пол и проглотила что-то. Пока пристав со стороны судьи и охранник из-за спины Сёмы бежали к ней, она дернулась несколько раз и стихла. Красивая, спокойная, с улыбкой мудрой богини, Лариса Радмичева лежала среди суеты, пока не примчались медики, которые накрыли её одеялом и унесли прочь.
  

*

   В суматохе Катя и Томка пыталась подойти к Сёме, но охранник не пустил. Несколько минут парнишка и девчонки переговаривались издалека, игнорируя окрики милиционера - а что тот мог сделать им? Потом судья застучала молотком, призвала всех к порядку. В прениях прокурорская дама тупо повторила, что обвиняемому надо десять лет по какой-то совокупности, адвокатесса кратко заявила, что Сёма невиновен.
   Судья согласилась, дала право на реабилитацию. Решение встретили аплодисментами даже Машка Михина и Томкина мать. Сёма не успел сделать и шагу, как на его шее повисла Томка. Она рыдала, как ненормальная, и Сёма тоже плакал. Немного, быстро размазывая влажные следы. Катя дождалась, пока эта парочка расцепится, тогда и вручила им конверт с завещанием, который Лариса оставила на столе.
   Адвокатесса постаралась втиснуться в разговор, принялась пугать парнишку, что надо основательно подсуетиться, пока время не ушло. Услышав, что за десять процентов она отобьется от любых родственников Ларисы, Сёма очень вежливо послал назойливую даму:
   - Идите вы! Я никогда не прощу, что уговаривали меня сознаться в убийстве.
   Спустя пару часов девчонки сидели в его комнате и плакали над строками прощальных записок, доставшихся от Ларисы Радмичевой:
   "...Мне очень больно, лекарства уже не помогают. Не хочу мучить себя, мучить родных. Вешаться противно, а стреляться не из чего. Ты дашь мне яду, чтобы я ушел, не просыпаясь? Незаметно..."
   "...Сегодня я лягу в постель и не проснусь. Щемящее чувство моей временности на этой земле придает последнему дню жизни неповторимо прекрасный колорит. Это как прохладным утром съесть горячую свежую булочку, запить ее холодным соком и ощутить мучительно-приятную волну мурашек. Спасибо тебе за лёгкую смерть ..."
   Сёма тоже хлюпнул носом, встал, принёс тарелку из сервиза "Мадонна":
   - Правда, Лариса похожа на этих богинь?
  
  

Интерлюдия

   Сдав последний экзамен, Катя прибежала в коммуналку. Сёма, Томка и Эльза Марковна сидели за столом.
   - Быстро к нам! Обмыть надо, - распорядился парень, наливая вино в бокал, поданный Томкой. - Начинаем новую жизнь. Переезжаем завтра в Ларисину квартиру.
   - Ты что, правда? Получил документы? Здорово!
   - Осталось оформить в БТИ, и перевести счет на моё имя.
   За месяц, проведенный в тюрьме, Семён стал выше ростом, как-то распрямился. Томка давно перешла в его комнату, и счастливый блеск в глазах пары говорил громче слов, что они созданы друг для друга. Эльза Марковна смирилась с выбором дочери, хотя Машке жаловалась при каждой совместной выпивке. Вот и сейчас, посидев немного, певица незаметно удалилась к подруге.
   Скоро из той комнаты послышались воспоминания графини о временах Людовика, если Катя не ошибалась, пятнадцатого. Похоже, глубокий минор "Пиковой дамы" соответствовал настроению Томкиной матери, если в продолжение коммуналка удостоилась знаменитой французской песни: "Je crains de lui parler la nuit". Молодежь пренебрегла страданиями престарелой аристократки. Без мамы всем стало свободнее, и они тотчас разговорились о перспективах. Сёма готовился к поступлению на юрфак, штудировал учебники и мучился с репетиторами. Томка помогала ему по мере сил. Катя призналась, что в деревню на каникулы не поедет, продолжит работать на хлебозаводе:
   - Надо деньжат подкопить, пока отпуска у народа. Пойду на полную ставку. Вы меня отсюда не выгоните, как переедете к себе?
   Вообще-то, студентка держала в уме и хитрую комбинацию - будущий юрист же! Коммуналку готовили к сносу, и недавно прописку в доме категорически запретили. Она успела, что давало ей шанс на получение квартиры, пусть и через три года! "Лишь бы не выписали, - подумала Катя, - а там, хоть однокомнатная, уже что-то!"
   Сёма лукаво улыбнулся:
   - Это ты с Томкой обсуждай. Видишь ли, мы в ЗАГС подали. Свидетельницей пойдешь?
   - Обалдеть!
   Подружки обнимались, кружились, хохотали, обсуждали наряд невесты и массу важных мелочей, а жених смотрел на всё с мудрой улыбкой. За время предварительного заключения Семён Задворский стремительно повзрослел. Он усвоил, как важно слышать и видеть людей, а теперь учился понимать их интересы и мотивы поступков. Вот его любимая женщина, она всегда жила в соседней комнате, совсем рядом, а он в упор не замечал своего счастья. И полностью осознал, что мог бы потерять, но обрёл, лишь когда история Ларисы попала в газеты. Продравшись сквозь досужие выдумки журналистов, Томка постигла суть страданий "богини", пережила ее ужас, безвозвратность потери самых близких людей. Тогда и сказала Сёме, что тот, как хочет, но она без него жить не сможет. Можно ли не полюбить такую девушку?
   - Так вот, Катюш, раз мы имеет квартиру, вторая нам не светит. Ну, мама своё и отдельное получит, - Томка вернулась на свой стул, - так пусть Сёмина комната достанется тебе! Не возражаешь?
   Ошеломлённая царским подарком, девушка лишь кивнула, утирая неожиданные слезы.

История третья - Как вычислить истинного убийцу

  
  
   Перед купе, где лежал труп, начальник поезда остановился:
   - Подробно, с чего началось, как узнала и когда.
   Сказать, что Катя не волновалась - солгать. Трудно оставаться хладнокровным, если обнаруживаешь пассажира мертвым. Точнее - убитым.
   - ... тот вопит, как резанный, и я подбежала сюда. Он лежал, как и сейчас, - Катя посторонилась, чтобы начальник поезда мог заглянуть внутрь купе, - весь в крови, и я зашла, чтобы проверить, живой он или нет. Да, дверь была открыта. Тронула его за руку, проверила, есть ли пульс. Ну, тогда отошла, сфотографировала общий план. Вот, тут и время на фотографиях, видите, девятнадцать двенадцать.
      - Да убери его! Как ты не боишься?
   Начальник поезда отклонил мобильник, даже не глянул на экран. Похоже, он не собирался входить в забрызганное кровью купе. Его красное лицо было искажено гримасой то ли брезгливости, то ли страха. Хотя, чего бояться? Вида покойника? Это да, можно понять.
   Все-таки, по жизни далеко не каждому привычен вид крови. Одно дело порезанный палец и другое, совершенно отличное - дырка в голове человека. Зрелище неаппетитное. Сейчас отвратительный запах крови и мозга выветрился из купе, но, когда Катя туда глянула в первый раз - омерзительные сгустки ещё сползали со стекла, оставляя широкие потеки.
   - Вот что, зайди, проверь, есть у него документы. Сможешь? Только ничего больше не трогай! Я бы сам должен, но не могу...
   - Да ладно, посмотрю. Вы хоть гляньте, одним глазком.
   - Не могу, меня вывернет! Как у тебя духу хватает?
      Проводница пожала плечами. Зачем рассказывать каждому, как она тренировала себя для будущей работы, ходя с друзьями-медиками в анатомку? Ну, так ей это для будущей работы нужно было - она учится на юриста, на следователя.
   Сегодня оправдалась многократная пытка с посещениями анатомического театра. Медики, они настоящие приколисты, если секционные столы с распотрошенными трупами так называют. После жути анатомки уже мало от чего затошнит, а в обморок от порезанного пальчика - точно не бросит!
   Катя вынула из кармана тонкие резиновые перчатки, натянула на руки. У нее всегда была в запасе пара-две. Удобная привычка - места не занимают, но руки всегда защищены, что бы ни пришлось делать. И опять спасибо друзьям-медикам! Приучили беречь кожу от случайностей, типа царапин, бактерий, порезов, грязи всякой. А потом она увидела в кино, что и следователю удобно - собственных отпечатков не наляпаешь при осмотре места.
   Как вот сейчас - осмотр места убийства. Несомненно. Поэтому следует зафиксировать картину поподробней. Мобильник с фотокамерой, пусть слабенькой и без вспышки - лучше, чем ничего. Катя пощёлкала, снимая все подряд, как удалось, естественно, не сходя с места. С порога. Должно получиться.
   В кадр несколько раз попал пассажир, лежащий на нижней правой полке ногами к двери. В его лбу красовалась дыра от пули. Судя по брызгам на стене, подушке, столике, занавесках и на стекле - пуля прошла насквозь и вылетела в чисто поле, где её теперь ищи-свищи.
   Сквозь дырку в окне, окруженную трещинами, и в открытую фортку влетал легкий вечерний ветерок. Сзади, за спиной, Катя слышала шумное дыхание начальника поезда - тот волновался. На фоне тишины, особенно заметной после недавнего перестука колес, пыхтение немного раздражало.
   - Что ты там возишься? Нашла документы?
   - Сейчас, сфотографирую обстановку. Чего торопиться-то, все равно получаса стоять, сами же говорили?
   - Не нервируй меня, быстрее! Мне еще разбираться во всем, а ты чем попало занимаешься!
   Начальник так взвизгнул, что стало понятно - нервы у него на взводе и напряжены до предела. Катя поморщилась - вот так всегда! Блестящая возможность проявить себя представилась ей, а расследование станет вести этот жирный бугай. Тупой, как городской автобус и трусливый, как сто зайцев при волке!
   "Ему, видите ли, поручено! Он, видите ли, вправе разобраться!" - Студентка третьего курса юридического факультета что-то такое помнила про первичное следствие на судах, в экспедициях и прочих места, куда трудно добраться. Но входит ли в такой перечень её начальник? Чёрт знает! Кодекса под рукой нет, а спорить - она что, дура? Лишаться подработки проводником из-за сомнения в праве начальника Катя не собиралась.
   Их поезд стоял в поле, и тишина нарушалась только отдаленным и частым буханьем ружей. Ясно, когда произошло убийство - совсем недавно. Прежде чем совсем остановиться, они медленно ползли по мосту через озеро или ленивую реку. Там канонада была такой оглушительной, что расслышать в ней пистолетный выстрел - фига с два удалось бы!
   Почему пистолетный? Так вот же она, желтая сбруя пустой наплечной кобуры, поверх пиджака убитого, на крючке у двери. Катя обыскала карманы, нашла записную книжку и паспорт. Раскрыла, прочитала:
      - Дрыгин Семен Григорьевич, московская регистрация, - протянула документ в коридор, - вот, Аркадий Назарыч, нашла.
      Еще раз оглядев купе, она отступила назад, задвинула дверь, закрыла на ключ. Начальник поезда вернул ей паспорт убитого:
      - Держи у себя. А ты соображаешь, перчатки надела! Вот что, собирай всех пассажиров, сколько их? Трое с этим? Николай, - окликнул он старшего проводника, - закрой тамбурные двери на замок, потом иди сюда!
      Мирский, пассажир, который первым обнаружил труп, сидел в своем купе у окна, курил. Его дверь была открыта. Увидев Катю, он встрепенулся:
   - Что? А, понял. Иду, - погасил сигарету в раковине, выбросил в окно, принялся ополаскивать руки.
   Второе купе было закрыто. На стук ответил хриплый вопрос:
   - Какого хрена? Сплю я!
      - У нас в вагоне несчастный случай. Начальник поезда собирает всех пассажиров. Выйдите к нам, пожалуйста.
   - Ладно, иду. Оденусь только.
  

*

      Владелец хриплого голоса Кате решительно не нравился с самой посадки. Здоровенный мужик, косая сажень в плечах, с низким лбом - Чезаре Ломброзо торжествует! Мало того, что внешность бандитская, так пассажир ухитрился сразу поссориться с Дрыгиным. Тем самым, что лежал сейчас с дыркой во лбу.
   Тогда еще живой, веселый и полупьяный, в окружении друзей, Дрыгин подбежал к вагону, помахивая дорогим кожаным кейсом. Не замедляясь, сунул Кате билет и попытался протиснуться между ней и героем Ломброзо, слегка отстранив высоченного и здоровенного "бандита". А может, и без кавычек, натурального бандюгана и драчуна, как выяснилось в ту же минуту:
      - Порядка не знаешь, скорохват? Так я поучу.
   Удар плечом отбросил веселого Дрыгина чуть не на метр от входа в вагон. Возмущение весельчака и трех друзей мгновенно увяло, когда "учитель" опустил чемодан и нехорошо улыбнулся золотыми зубами. Как-то сразу стало понятно, у кого все шансы оказаться победителем.
   Сейчас Катя вспомнила тот эпизод, сложила факты в непротиворечивую схему.
   Ссора и убийство Дрыгина сочетались вполне гармонично, и подозрения не родились бы только у дебила. Поделившись соображениями с начальником, Катя подчеркнула:
   - Смотрите, он самый первый подозреваемый, у него мотив есть - неприязненные отношения.
   Аркадий Назарович удивленно поднял брови, но уточнять ничего не стал.
  

*

  
   Первым в купе проводников вошел Мирский. Приятного в его облике тоже было мало, по оценке Кати. Она так наловчилась составлять словесные портреты, что даже с закрытыми глазами могла описать. Ничего сложного, если сравнения находить точные, как учит мнемоника, наука запоминания. Мирский, кареглазый, круглолицый, невысокий, плешиво-лысый, жирный и дряблый, с тремя подбородками. Олешинский толстяк, один из трех.
   Здоровенный пассажир заполнил проем двери, оглядел проводников из-под нависающих надбровных дуг пронзительными блекло-синими глазами. Стриженные под ежик волосы треугольным островком вкупе с глубокими складками низкого лба добавляли выразительности и вселили тревогу в сердце Кати: "Ломброзо не ошибается. Это убийца!"
   Начальник поезда ляпнул смаху:
      - У нас рядом труп, а кто убил - неизвестно. Сядьте вот сюда и сюда, чтобы вас видно было... Я доложил... Вы подозреваемые, поэтому не выходите из вагона. Милиция или приедет сюда, или уже на станции встретит, если тронемся... Тут это, впереди авария, не надолго, сказали... Но я должен, как это? Расследование начать, вот. Кто что странное и необычное видел, а? Сейчас сказать должны, непременно. Вдруг это окажется и важно! Поняли, о чем я?
      "Всё не так, - подумала Катя, - зачем ему, если скоро приедем? Или СОГ доберется. Опять же, он всех вместе собрал, а зачем? Надо по одному, и чтобы никто не переговаривался, запереть по разным местам. Сказать ему, что я будущий юрист, что знаю лучше, как надо делать?"
      Пока она колебалась, Аркадий Назарович толкнул ее к столику, куда звучно шлепнул новенькую амбарную книгу:
      - Сюда будешь записывать. Начнем с вас, товарищ. Документы!
      Здоровенный амбал протянул паспорт, дополнительно напугав синими наколками на кисти и на каждом пальце. Катя подавила страх - она же не одна здесь, чего труса праздновать, собственно? - записала: "Ларин, Николай Николаевич".
   Страх, и впрямь, сдулся, ушел в пятки, наверное, раз сердце оттуда вернулось на законное место. Душа студентки юрфака возликовала. Она не первый сезон подрабатывала проводницей. Всякое бывало раньше - кражи, мордобой, поножовщина. Но такое подвернулась впервые, и уж тут она не оплошает, отличится!
   Почему нет? Голова у нее работает, знания есть. Крови и трупа, как некоторые, она не боится. Чего далеко ходить? Старший проводник, дядя Коля, до сих пор в себя не пришел. Кате пришлось бежать к начальнику поезда, выслушивать матюги и пережидать долгий разговор по рации. И первичный осмотр места преступления - тоже она...
      Воспоминания оборвал вопрос Аркадия Назаровича:
   - Это... Ну... Короче, Ларин, скажите, а что вы видели и слышали сегодня? Катя, записывай!
   Ломброзовский Ларин оказался никудышним свидетелем:
   - Ничего. Спал, пока вы не подняли. Из купе не выходил.
   - Выстрел слышали?
   - И не один, - все встрепенулись на усмешку здоровяка, напряглись в ожидании, но тот закончил шуткой, - даже сейчас слышу.
   И сделал жест в сторону окна. Действительно, отдаленная пальба не смолкала. Открытие охоты на водоплавающую дичь, так назвал канонаду старший проводник, когда Катя удивилась внезапной и одновременной стрельбе. У них в деревне Мироновке никогда и никто не заморачивался такой ерундой, как утиная охота - домашнюю птицу во дворе поймать куда как проще. Да и вкуснее она.
   Настала очередь Мирского, обитателя смежного с убитым купе. Толстяк оказался словоохотливее "бандита". Он зачастил, как обнаружил труп, как позвал проводников, и молол с такой скоростью, что записывать было трудно. Постоянно переспрашивая, Катя заполнила страницу, и тут пассажир задохнулся - видать, весь воздух на трепотню истратил. Начальник поезда наморщил лоб, соображая, что бы еще узнать, и под конец паузы выдал главный, по мнению Кати, вопрос:
   - Не понял, как вы в его купе очутились и чего делали, а?
   Отдышавшись, Мирский посетовал:
   - Черт меня дернул с ним пить! Я и не хотел сначала, просто в картишки перекинуться зашел. Банчок сообразили, чего за так играть? А там уже, слово за слово, стопка за стопкой, и увлеклись. Мы выкушали-то сперва одну бутылочку. Не хватило чуток, вот Дрыгин и заказал добавку и колбаску...
      Оттараторив это, свидетель сделал долгий вдох, помолчал, потом выпустил воздух. Повторяя этот прием, он словно угас. Даже внешне сдал, потерял энергию, став похожим на апатичную жабу. Уже медленно, с расстановкой, Мирский описал, как старший проводник вагона, Николай Ильич, мухой летал за водкой и закуской, как радостно прятал деньги в карман.
   Катя заскучала от многословия, но продолжала заносить "словесный понос" на бог знает, какой лист. Не выдержала и ручка - приказала долго жить. Студентка юрфака предложила прогрессивный вариант стенографирования:
      - Аркадий Назарыч, я возьму ноутбук? На клаве быстрее.
      Тот кивнул. Мирский и Ларин закурили, ожидая продолжения. Вынув "Эйсер" из чемодана, Катя дала волю пальцам и те запорхали по клавиатуре:
   "Допрос свидетеля Мирского, продолжение..."
   - ...играли во что? В дурачка, а что? Кто проиграл, тот и заказывал водку... Он естественно. Нет, я точно знаю, что баксы. Вы сами видели, Дрыгин целую пачку достал из кейса... Как это - когда? - Мирский возмутился, даже голос повысил, напоминая Аркадию Назаровичу. - Вы, товарищ бригадир, вошли, и стали орать за нарушение порядка...
   - Не бригадир, а начальник поезда. И не орал, а замечание сделал!
   - Я и говорю, Дрыгин вас послал и погрозил пистолетом. Вы ушли, пообещав вернуться с милицией...
   Катя под присягой могла подтвердить, так оно и было! Потом дядя Коля к толстяку подошел и сказал - за пару стольников отмажу его от начальника и от ментов. Она слышала тот разговор и видела, две бумажки по сто долларов.
   Мирский продолжал:
   - Дрыгин пистолетом постоянно играл. Шутил он так, наверно, даже в меня целился, когда я пить отказывался, заставлял... Когда вторая бутылка кончилась, я ушел к себе, меня затошнило. Да я в жизни столько не пил! Пока прополоскал рот, умылся. А покурить захотел и вспомнил - сигареты и зажигалка остались у него на столе . Стукнул, открыл, а он убитый, и кровь везде. Я выскочил, а никого нет же, зову, и тут в том тамбуре - вижу, ушел кто-то, спина мелькнула за той уже дверью...
      Катя насторожилась. Она точно помнила - когда возвращалась из вагона-ресторана, ей никто не встретился, а Мирский уже причитал в купе проводников.
      - Ерунда, я в это время шла к нашему купе, и дядя Коля там бельё пересчитывал. Кто мог пройти незаметно, если дверь открыта? И куда спрятаться?
      Старший проводник тоже усомнился. Начальник поезда погрозил Мирскому - 'не врите!' Тот огрызнулся:
      - Я знаю? Может, убийца в туалете переждал? Ну и что, что закрыт? Может, кто из ваших, с ключами? Насчет времени, сто процентов! Семь - начало охоты. Пальба началась. Поезд как раз шел по мосту, потом остановился, а напротив островок и охотников человек десять. Понимаете, утки мечутся, а мне спортивный интерес - попадут или нет. Вот и смотрел, пока не отъехали. Потом вошел к нему...
      - Стоп, - предложил Ларин, - надо проверить туалет. И еще. Кейс тоже надо проверить, вдруг, что и прояснится. Если он деньги оттуда вынимал, как ты говоришь, то посмотреть надо, сколько их.
   - Вы кто такой, чтобы командовать, - возник было Аркадий Назарович, но громадный "бандит" встал во весь рост и вышел из купе.
     Не отпускать же его одного? Все потянулись следом, по очереди заглянули в туалет, который оказался открыт, и окно в нем - опущено. А вот кейса в купе Дрыгина не обнаружилось.
   - Я точно знаю, что был, - перекрестился для убедительности Мирский, - был!
   - И мы видели кейс, - подтвердил старший проводник, а Катя кивнула.
  

*

   Под напором пассажиров начальник поезда согласился поискать, пока не стемнело. Разойдясь цепочкой, они прочесали насыпь и кювет. Распахнутый кейс и вещи убитого нашлись неподалеку от последнего вагона
   - Бабла нет, значит, - многозначительно недоговорил Ларин, с высоты своего роста недобро посматривая на жабообразного толстяка.
   Аркадий Назарович предложил вернуться и закончить разговор. Расселись прежним порядком - пассажиры напротив проводников. Мирский отодвинулся от Ларина максимально, открыл рот, но встрепенулся старший проводник:
      - Э, народ! Я тоже смотрел в окно, и помню вот, как и говорили... Это, особо странное. Один селезень не боялся, совсем рядом плавал, под окном. Как раз мост проезжали. А вспорхнул, когда что-то плюхнулось... Из купе убитого! Не кейс, не бутылка, точно. Пистолет, а? Кать, ты не заметила, случаем?
      Катя пожала плечами - делать ей нечего, ага, на бегу в окна пялиться! Мирский стал похож на жабу еще сильнее, потому что надул щеки, отклонился назад и крикнул проводнику:
      - Вам спьяну померещилось! Я когда в окно смотрел, не было рядом ни утки, ни селезня. А девчонка вашу за бутылкой бегала, вы же ее сами послали, вместо себя. По третьему разу устали, небось, водочку нам таскать?
      - Так, - внезапно вызверился на Николая Ильича начальник, - ты опять, Николай? Выпру я тебя, как бог свят, выпру! Это что же получается? Я за порядком слежу, а ты водкой снабжаешь?
      Лицо Аркадия Назаровича налилось кровью, губы не успевали смыкаться, отчего слова вырывались со слюной. Обрызганный ею проводник внезапно прослезился:
      - Да как же! Я не для себя, помилуйте! Ну, сын же, последняя надежда на операцию, а врачи... Без денег никак... А он единственный... Куда я без работы? Не выгоняйте!
      Страшно выглядели слезы на впалых щеках сутулого мужчины. Он размазывал их ладонями, словно маленький ребенок. Но то, что умиляло в младенцах, здесь выглядело жалко. И потому вызвало у Кати доверие к дяде Коле. Недолгое. Начальник вдруг завопил:
      - Как я не допер сразу? Ты его убил, конечно, ты! Если бы успел, сбросил бы с моста в болотину, и ищи-свищи его в трясине! А денежки - вот они, у тебя! И не только на операцию твоему недоноску хватит... Ай, молодец, Коля, ай умник! Сколько хапнул, признавайся? Сейчас обыщем, найдем же, так что признавайся, пока добром можно!
      - Да вы что? Да как? Да я, разве... - старший проводник задохнулся от страха, потерял дар речи и лепетал отрывками. - Как вам не стыдно? Чтобы я? Вы же меня сто лет знали! Да как же!
      - Да так же, - передразнил начальник. - Где деньги спрятал? А ну-ка, пошли смотреть!
      Все последовали за ним. В купе проводников под матрасом мирно лежали пистолет и триста долларов. Николай Ильич упал на колени и зарыдал:
      - Нет, я не убивал! Подбросили, подбросили! Как же вы не видите, я не могу, мне нельзя в тюрьму! Да за что, лю-ю-ю-ди-и-и?!!
      С молчаливого одобрения начальника поезда Ларин залепил проводнику оплеуху, от которой тот сменил направление защиты:
      - Тогда и Катьку вяжите, она ему водку покупала, последнюю поллитру. Она убила, больше некому! Чтоб я деньги под матрасом? Я что, вовсе дурак? Так бы спрятал, хрен нашли!
      Дядя Коля кричал, стучал кулаком по столику, пока Катя приходила в себя от такого обвинения. Да, она сбегала за водкой для Дрыгина, но когда вернулась - его труп уже нашел Мирский. И вообще, она даже не знала, сколько у этого пассажира денег! И стрелять она не умеет! Начальник поезда с сомнением выслушал ее, покачал головой и высказался насчет 'славной пары гуся да гагары'. Катю словно горячим душем окатили. Она вдруг поняла, каково это - быть подозреваемой. И мгновенно успокоилась, будто валерьянки напилась:
      - Аркадий Назарович, еще минута - он и вас обвинит. Предлагаю последовательно проверять всех, а не валить сразу на дядю Колю. Подбросить пистолет могли, пока я за вами бегала, а он убитого караулил. Наше купе открытым оставалось.
      - Дело говоришь, - негромко высказался Ларин, стоявший позади всех, в проходе.
      Начальник сперва покраснел, потом побелел. Брызгая слюной, он матерно напомнил, что старший проводник уличен. Проорался, перевел дух. Заявил, что с идиотами он иметь дела не собирается. Ларин протиснулся вперед:
      - Заткнись. Меня на понял не возьмешь, понял? Я таких, как ты, на чем надо вертел. Ты был в его купе? Был. Значит, такой же подозреваемый, как мы все, понял? Когда мне реально лет десять отсвечивает, я никому не спущу. Ни девке твоей, - палец с татуировкой уперся в Катю, - ни тебе.
   - Какое вы имеете право, - отважилась возразить девушка, - если ничего не понимаете в расследовании! Да я...
   - Ты много понимаешь! Бабье дело суп варить, так что заткнись и посапывай в две норки. Вопрос, кто и зачем вашего Дрыгина завалил? Втихаря. Спящего. Это заказуха...
   Катя воскликнула возмущенно, услышав настолько несуразную версию убийства:
   - Да что вы мелете! Не видели, так нечего ерунду пороть! Он, если и спал, то проснулся, сел или даже вскочить хотел! Как бы ему голову навылет, чтобы пуля потом и стекло пробила?
   Ларин удивился, поднял лохматые брови:
   - В натуре? Тогда не киллер, мог и случайный фраер. Кейс с баблом на хапок взял, тут терпила вскочил, пришлось мочить его... А ну, подними волыну, платком, дай мне ствол понюхать. Воняет. Значит, из нее шмальнули.
   Немного помолчав, "бандит" удивил уже Катю, сделав логичный и непротиворечивый вывод:
   - Тогда проводник не при делах! Фуфло здесь, подстава. Он что, дурак, кейс на поляну выбрасывать, а волыну не утопить? Не ты ли, красотка, под него сработала?
      Обрадованный Аркадий Назарович воскликнул:
   - Да она с Колькой в сговоре!
   Ларин полоснул того ненавидящим взглядом и рыкнул:
      - Заткнись, сказал! Понты колотить и следака корчить не надо. Теперь я главный. Цыц всем! Я вас, паскуд, сам вычислю. Слишком ты на мужика гнал, значит, расчет есть его подставить. А мы спляшем от печки. От водки, значит. Его могли отравить, усыпить, потом уже застрелить. Ты, - палец уперся в Катю, - приведи сюда, у кого покупали, а мы пока обыск у меня и у Мирского сделаем, для чистоты совести.
      Мирский подобрал живот и выпрямил спину, отчего подбородки вытянулись в дряблую висюльку, как у индийской коровы или игуаны. Начальник поезда потоптался дурак-дураком, соображая, как обойти Ларина, но сдался, присел напротив замолкшего Николая Ильича.
  

*

   У Кати вдоль позвоночника пробежала неприятная волна. Низкий хриповатый голос этого "бандита" с рисунками на каждом пальце звучал угрожающе. Таким тоном хорошо каток во дворе замораживать. Но вслед за страхом пришла разумная мысль -сейчас Ларин на ее стороне. Чего бояться? Это успокоило, а другая мысль, более достойная будущего следователя, выглядела очень весомо:
   "Начальник поезда не имеет права вести следствие, как же я сразу не сообразила? Тогда зачем Аркадию Назаровичу нужно балаган затевать? Не скрыть ли что хочет? А почему бы и нет? Тогда надо ситуацию раскручивать самой..."
   И Катя предложила лукавый вариант выхода из конфликта:
      - Слушайте, давайте не будем ссориться. Я предлагаю, как у Агаты Кристи - всё проверять, и всегда быть вместе. Сами же понимаете, убийца - один из нас. Давайте его вычислять путем перебора возможных способов проникновения в купе и выстрела под шумок. Начнем с меня...
      - Один из нас? Какого... ты мелешь! А из других вагонов?
   Это возник Мирский, но Катя горячо запротестовала и напомнила, что за пару минут, даже десяток - с начала канонады - никто посторонний не успел бы пройти в вагон и так же быстро выйти, да еще и успеть выстрелить. Ларин задумался, постукивая громадным татуированным кулаком по стене, отчего та прогибалась, кажется. Все посматривали на уголовника с опаской, ожидая непредсказуемой реакции.
   По внутренней связи начальника поезда позвал машинист, обрадовал сообщением: "зеленый дали". По степи разнесся гудок, поезд тихонечко качнулся, скрипнул застоявшимися сочленениями, словно старик. Пересчитывая стыки, состав покатил в сгустившуюся темноту степи. За время паузы все успели помолчать, наверное, что-то обдумать. "Бандит" продолжил разговор, словно и не прерывался:
   - Ну, если по времени так выходит, что кроме нас - некому его завалить, тогда тем более сами разберемся! Вы! Сечете, о чем я? Шмон делаем, у меня и у него!
   Ларин зыркнул на Аркадия Назаровича, на Мирского - те согласились, отправились проверять. Ворошить оба купе доверили Кате. Та выкидывала вещи в коридор, перетрясала чемоданы, подушки, матрасы - ничего предосудительного не нашлось.
   Начальник поезда язвительно одобрил вариант убийства, когда Мирский стрелял под шум охотничьей канонады, и подбрасывал пистолет проводникам. Жабовидный запротестовал, Николай Ильич отверг:
   - Я не выходил из купе!
   Аркадий Назарович сделал второй ход - предложил Мирскому парировать такое высказывание:
   - Ну не Ларина же подозревать?
      - Не умничай, ты, - оборвал комбинацию синепалый "бандит". - Как раз на меня и повесят, вместе с алиби. Ментам спасибо, научился думать, как они. Все поняли, что у меня и у Мирского ничего не нашли? Погнали к вашему торгашу, где пойло брали!
      "А собственно, что мы искали у этих двоих? Деньги Дрыгина, что ли?" - запоздало сообразила Катя, пока "взаимно подозреваемые" тащились к шефу вагона-ресторана. Полупустые вагоны они прошли молчаливой цепочкой. Проводники и пассажиры то ли спали, то ли затаились. Хотя, вряд ли кто в поезде знал об убийстве.
  

*

   После нескольких мощных пинков в дверь заведующий вагоном-рестораном открыл купе. Ларин могучей лапищей сгрёб за грудки и вытащил шеф-повара в коридор, объяснил, что происходит, задал вопрос. Испуганный шеф подтвердил, что Николай Ильич водку брал дважды, а закуску - только в первый раз. Про Катю он ничего сказать не успел. На упрек встрепенувшегося начальника поезда - "как ты посмел продавать так поздно, в нарушение правил?" - последовал изумленный ответ:
      - Аркаша, не выделывайся, а? Ты тоже у меня купил, когда с обхода вернулся! Святоша выискался. Тебе можно левых пассажиров, да? А я рылом не вышел подрабатывать, так?
      - Что плетешь? Какие леваки? - возмутился оппонент. - Ты ври, да не завирайся, смотри, какой чегевара сыскался! Давно тебя за неакциз и паленку не трахали? Так я подскажу им - вазелина не напасешься!
      - Ах ты, чистоплюй! - Рассерчал уже шеф-повар, и пригрозил. - Ну, все, хрен тебе теперь, а не диета! И лапы свои грязные у меня мыть не смей, засранец!
      - Когда это я в твоем мойдодыре плескался?
      Катя в пол-уха слушала, как эти двое открывали слушателям секреты Полишинеля. Ну, продаешь ты водку втридорога, ну, возишь левых пассажиров! Это же не убийство, чего собачиться? И вдруг задумалась - зачем начальнику поезда мыть руки здесь? Почему не в своем купе?
      - Аркадий Назарович, а где и чем вы испачкали руки? И когда?
      - Чего ты лезешь? - краснорожий и потный начальник, заведенный спором с шеф-поваром, только что не взвился. - Да оступился в тамбуре и упал! Руки испачкал.
      Но высказанное девушкой подозрение понравилось всем. Ларин проворчал:
   - Специально лапы измазал...
   Мирский добавил:
   - ...чтобы кровь скрыть!
   Катя попросила Аркадия Назаровича показать, где забрызганная мойка.
      - Какая кровь? Совсем сдурели! Меня подозревать? Стадо непуганых идиотов!
      - Не скажите, господин начальник поезда, - заторжествовал Мирский, - не скажите. В купе Дрыгина заходили? Заходили! Денежки в кейсе видели? Видели! А там у него миллион, не меньше. Скажем, вы денежки хапнули и уходить, а он проснулся, вскочил? Вы с испугу пистолетик цопэ и в лоб ему - бах! Не вашу ли спину я в конце коридора заметил?
      - А ну, подробней, - приказал Ларин Мирскому, отчего тот расплылся в печальную жабу, - а ты, как тебя, Катя? Записывай. Что за спина? Точно, в мундире? Значит, кто-то из вас, проводнички! Ну, предъявите руки! И ты, шеф. И ты, Катя. Мирский, понюхай, у кого мылом пахнет? Только у Аркадия? Идем проверять, где он лапы мыл, нет ли там кровушки...
      Начальник поезда попытался возразить, но Ларин ткнул его в спину, кивком указал направление. Молчание у этого сурового мужчины получалось убедительнее слов. Шеф-повар двигался первым, следом Мирский, Николай Ильич, Ларин с Аркадием Назаровичем и Катя. В кухне все стали полукругом. В ярком свете серые пятна на кафеле стены и мраморе стола выделялись отчетливо. Катя сфотографировала их, затем тронула пальцем, поднесла к глазам:
      - Крови не видно, только грязь. Экспертизу надо, но вряд ли найдут следы...
      - Менты все найдут, если захотят, - буркнул Ларин, - ты их не знаешь.
      Он вытащил сигарету, почиркал зажигалкой, потряс, глянул на просвет, выбросил. Мирский достал свою, роскошную, золотую или золоченую, поделился огоньком, закурил сам. Николай Ильич встрепенулся, лихорадочно заговорил, обращаясь ко всем:
      - Прошу вас, прошу, давайте все проверять, ну прошу! Верьте мне, это надо, иначе меня посадят, им только дай волю. Они сынка моего изувечили, позвоночник сломали мальчику, сломали... Нестабильность называется, он такие боли терпит и на костылях уже не может. А я не убивал, не убивал, мне деньги на операцию набрать надо, восемьдесят тысяч... Долларов. Я все продал, а двух тысяч не хватает... Но не убивал, как можно, сынок без меня погибнет, а меня в тюрьму? Как можно... Давайте искать убийцу, давайте...
      Он шептал так, пока обыскивали купе начальника поезда, пока разочаровано шли назад. Его лихорадочный шепот, суетливые руки, трогающие всех за рукава, выглядели совершенно безумными. Он походил на юродивого из 'Годунова', и настолько страстно уговаривал, что шеф-повар не выдержал:
      - Ой, уберите его, а то с ума сойду!
      - Заткнись, - негромко повторил Ларин и уткнул палец в горло шефа, отчего тот поперхнулся, - а лучше подумай, где Аркадий мог испачкаться. И почему отмывался не у себя? Одни вагон не дошел. Почему? Думай, убедительно прошу, пока я терпение не потерял...
      Толстенный палец, поросший рыжими волосами, примкнул к остальным собратьям, образовав громадный кулак. Размером с футбольный мяч. Его Ларин легонько примерил к носу шефа, затем предъявил начальнику поезда:
      - Ну? Или сам расскажешь?
      Аркадий Назарович отмолчался, Катю кулак миновал.
      - Ты молодая-красивая, тоже думай. А ты, - тычок в бок, как приказ, остановил причитания старшего проводника, - дурбецало припудренное, не причитай, а мозгуй. Время у нас - до ментов. Не сообразите, кто убил, они мне и вам дело пришьют. А с тобой, жирный мой дружок, мы сейчас иначе потолкуем. Нестыковка про селезня и бумажник тут прорезалась... Я как-то не вдруг просек, только по зажигалке въехал...
      Мирский сглотнул слюну и опустился мимо лавки, на пол. Ларин легко приподнял тушу, встряхнул и переместил напротив себя:
      - Карманы выверни. Выкладывай на стол.
      - Вот, пожалуйста. Это мой бумажник, там три тысячи долларов. Все, что есть. Да. Зажигалка моя. Подарок, вот гравировка. Я разве не сказал? Да, забрал ее со столика, когда увидел, что он убит. Но она моя! Не ...
      - Ты с ним в карты на интерес резался. Проиграл. Так откуда у тебя капуста?
   Ларин снова тряхнул жабу, слегка долбанул затылком об откидную полку. Посыпались новые признания:
      - Да только свои доллары забрал, только свои. Ему уже все равно, а мне нужно, вы поймите, кризис, каждая копейка на счету, а я ему полторы тысячи в буру проиграл! Да, это его бумажник спугнул селезня, я его сразу в окно выкинул...
      Катино лицо затопила краска стыда. Конечно, следствие начинается с обыска карманов, а она! Какой-то уголовник Ларин вместо нее ищет, где собака зарыта! Отчаяние и стыд за собственную беспомощность внезапно споткнулись о слово - 'зарыта'. Грязные руки...
      - Где можно рыться? Ларин, послушайте, я поняла! Надо искать в угле! Дядя Коля, где у нас его много?
      - В тамбуре плацкартного, перед рестораном. Он же старый. А в наших угольных титанов нет, тут электричество...
  

*

      Ночь еще не до конца вычернила степь, когда поезд подкатил к разъезду, где стояла следственная машина. Суровый милиционер и не менее суровый следователь в гражданском отметились грязными ботинками на ковровой дорожке вагона. Эксперты вошли последними. Николай Ильич проводил представителей закона до купе проводников. Там их ждал связанный начальник поезда. На столике лежал пистолет и грязный пластиковый пакет с пачками долларов. На возмущенный вопрос следователя:
   - Что это значит? - Ответил хор свидетелей из коридора:
   - Мы поймали убийцу!
   Катя вручила ошарашенному мужчине флешку и несколько листков бумаги:
      - Здесь протоколы допросов, фотографии и его признание.
      Реакция последовала бурная и ожидаемая:
      - Так, все вон! Без сопливых разберемся. Лейтенант, перепиши данные каждого!
   По степи опять разнесся гудок, состав покатил дальше. Загнав свидетелей в пустое купе, милиционер отобрал паспорта, уточнил личности, должности. Сбегал к следователю, через полчаса отвел к нему шеф-повара.
   Катя просматривала снимки места происшествия, переносила в ноутбук. Она предвкушала, как похвастается перед однокурсниками, и сожалела, что не отважилась напроситься к следователю помощницей.
   Мирский смотрел в окно на последнюю багровость заката. Николай Ильич сидел, зажав руки между колен, что-то шептал себе под нос, упоминая сына. Наверное, молился.
   Ларин изучал то свои кулаки, то потолок. Вдруг он проверил дверь:
   - Закрыто, это хорошо, - и поймал взгляд Кати, - мы тут посоветовались...
   Его лицо совсем не выглядело бандитским. Возможно, Чезаре Ломброзо ошибался в обобщениях. Просто высокий, широкоплечий - как принято говорить, здоровенный - мужчина кивнул на старшего проводника, подмигнул девушке. Та ответила кивком и улыбкой, стала к двери, спиной заслонив проход - на всякий случай, если откроют внезапно. Ларин золотозубо улыбнулся Мирскому, звучно хлопнул громадным кулаком о громадную ладонь:
      - Пока суд да дело, мы тут посоветовались, и ты решил... Как что? Пожертвовать старшему проводнику на лечение сына две тысячи долларов. Много? Хорошо, три! Много? Хорошо, четы... Ну, если согласен - дари, пока цена не повысилась!
  

Интерлюдия

   Каникулы кончились, Катя распрощалась со старшим проводником дядей Колей, вернулась в свою комнату и стала забывать о неприятном случае в предпоследнем рейсе. Прошлогодние восторженные представления о работе следователя помалу стихали, придавленные все новыми и новыми знаниями. Зачеты, курсовые, рефераты, экзамены - будущий юрист Фомина старательно училась, ухитряясь подрабатывать на дорожающую жизнь.
   Конечно, походы в театры пришлось сократить. Потом и вовсе не осталось времени - только работа и учеба, работа и учеба. Редкими свободными вечерами замученная девушка выбегала посмотреть кино, в основном про любовь. С которой как-то все не складывалось. Те, кому нравилась она - не нравились ей.
   Катя Фомина до сих пор не встретила парня, который задел бы сердце. Несколько случайных поцелуев с симпатичными студентами после вечеринок, которые питерская молодежь называла "пати", не походили на любовь. Ничего не загоралось внутри, не возникало желание продолжить знакомство. А ложиться в постель ради опыта - на фиг нужно!
   Любовь должна сразу заявить о себе, резко и безоговорочно. Вот Сема Задворский и Томка - после тюрьмы поняли, что пара. А Гришка и Клава - нет, парой не стали. А ведь женились, думали же о семье. Без любви сошлись, потому и не сложилось...
   Неужели мужчина и женщина должны идти навстречу друг другу такими сложными и болезненными путями? Эх, встретить бы такого, чтобы сердце замерло, чтобы ноги подкосились, чтобы дурацкий вопрос - а тот ли он? - даже не возник. С этой мечтой Катя втискивалась в подушку, надеясь, что во сне придет к ней подсказка, где искать принца...
   Утро не приносило ничего доброго. После занятий и пары часов отдыха дома начинались трудовые вахты. Кроме хлебозавода, пришлось работать уборщицей в ночном клубе. И вдруг подвернулась не совсем обычная, зато высокооплачиваемая работа. Сиделка с обязанностями референта или стенографистки при очень неординарной дамочке. Необычность проявилась сразу, как только в квартире Елены Карловны Ненашевой появились две девушки, похожие лицами, фигурами, но очень разные по поведению и речам.
  
  

История четвертая - Не злите тетушку!

     
     
      Елена Карловна неприязненно смотрела на племянницу:
      - Дора, у тебя совсем нет совести. Дашенька сутками сидит над диссертацией, чтобы в люди выбиться, а ты предлагаешь ей подрабатывать, да ещё и уборщицей! Ты специально хочешь унизить сестру? Я в состоянии оплачивать её расходы.
      - Тетя Лена, два раза в неделю повозить тряпкой, а оплата немедленно и нормальной суммой! Где Дашка сможет так подработать? В её дурацком институте вулканологии что она получает? А Кристина нормально платит, если человек хорошо работает. - Тут Дора сочла возможным немного обидеться. - Вот так всегда, нет бы спасибо, а то моим салом да мне по мусалам.
      Другой кто и заткнулся бы от такого ядовитого примечания, но не тетка. Ее лицо, дряблое и вялое, с красными прожилками на носу и скулах, нисколько не прикрытое косметикой, выразило почти презрение. Такая вредная, хуже старухи Шапокляк, родственница объединяла двоюродных сестер. Дора считала тетку примитивной и неумной, да собственно, и сестру тоже.
      Военная пенсионерка, де еще и инвалидка - Елена Карловна долго служила где-то в заграничном гарнизоне телефонисткой или ещё ниже - настолько властно и жестко ограничивала естественные желания школьниц, что Дора только из-за неё выскочила замуж за Евгения Федотеева. Не сразу, естественно.
   Сначала тайком промышляла девочкой по вызову, и что? Да, нравилось, что "кобели" с ума сходят от такой молоденькой и такой умелой гетеры. И вообще - нравилось, когда тебя старательно ласкают. Да, и денег хотелось, независимости! А потом приелось все, стала искать замужества и нашла.
   Муж-олигарх щедро оплачивал капризы молодой и ласковой супруги - Дора могла спокойно ждать кончины тетки. По завещанию деда только тогда все немалые ценности переходили к ней и Дашке, поровну.
      "Дашка, кузина. Покорная и послушная, словно корова на веревке, - Дора мгновенной и бесполезной жалостью мысленно приласкала сестру и тотчас обозлилась на нее. - Ты сама виновата в бедственном положении. Нефиг учиться, если денег только на жратву. Тетушка та еще жлобка, конечно. Но я же забила на неё, и не жалею! Дашка дура полная, передок бережет для черт знает кого. Пару раз в неделю подмахивала бы, если замуж противно, екарный бабай! С такой смазливой мордашкой, чуть лореалем подрисуй губеночки, чтобы на поцелуй сложились - уже полдела! Талочку выделить, ягодичками поиграть - любой мужик твой..."
      Даша вела себя, с точки зрения тертой и бывалой сестры, как дурында. Ни с кем из приятелей Евгения не легла. Дора злилась, выговаривала ей, упрекала, что сестра выделывается, как муха на стекле, обзывала весталкой. Сто раз подталкивала, прямо указывала, что та пашет за гроши в институте, а фактически оказалась приживалкой у Елены Карловны.
      "И сейчас сидит, дура, помалкивает, - Доре страстно хотелось унизить сестру, опустить за невысказываемый, но гонор, - умная она, как же!"
      Спор тянулся, пока Даша, одетая в старое домашнее платье, ненакрашенная и блеклая на лицо, словно подвальный картофельный росток, не прервала тетю:
      - Я согласна.
      - Вот и ладушки, только не говори Кристине, что родственница. Сама понимаешь - незачем, а то начнут на тебе вымещать...
   Елена Карловна обернулась, ища сиделку:
   - Дашенька, ты делаешь глупость! Ну, как хочешь. Катя, увези меня отсюда. Хочу свежего воздуха, - и бессильно откинулась на спинку кресла-каталки.
  

*

      Положа лапу на сердце, Катя должна признать, что после ломовой работы на хлебозаводе, поломойстве через фирму услуг и прочих подработок, ей досталось отменное местечко. Быть референтом у старушки-инвалида намного легче и чище. Елена Карловна, как военный ветеран, получила от издательства заказ на мемуары. Сложность и единственная, заключалась в том, что референт требовался с навыками сиделки.
   Парализованная нижняя часть тела сильно осложняла жизнь деятельной старушки. По слухам, кандидаток прошло много, десяток или два. Настал черед студентки Фоминой, шансы которой расценивались ею самой крайне низко. И напрасно. Потолковав минут десять, Елена Карловна приняла Катю на работу. Некоторые сложности с расписанием учебы пенсионерка решила мгновенно:
   - Утром меня поднимешь, обработаешь, усадишь и - учись. Придешь с занятий, снова обработаешь, погуляем и подиктуем пару часов. С восьми до двенадцати - занимайся своими делами. Жить будешь у меня, чтобы время не терять. Всё! Закрыли тему.
   Если Катя правильно поняла - она удовлетворяла всем требованиям Елены Карловны - умна, грамотна, небрезглива и добра. А что тут особенного, если разобраться? Сменить памперсы, и обиходить старушку ничуть не сложно для сельского жителя. Катать коляску - так вообще, прогулка. И уж заносить в комп воспоминания - ноу проблем!
   Елена Карловна свое отношение к людям не скрывала. Так что сиделка-референт скоро узнала много интересного о племянницах инвалидки. Как она поняла из реплик, Дора удовольствия от изощренной мести не получила. Дашка опять повела себя, словно полная дура - по отзыву сестры - пахала на ниве уборки, как и на основной работе. Уборщица-аспирантка с высшим образованием, но трудилась добросовестно. Клиенты так расхваливали усердную поломойку, что хозяйка фирмы доверила ей уборку собственных апартаментов.
   Тетка не покушалась на зарплату неимущей племянницы, а Доре за трудоустройство даже выцедила 'спасибо' - сквозь дряблые, ненакрашенные губенки. В присутствии Кати поблагодарила благодетельницу, а та в спину Елены Карловны прошипела:
   - Блин, эти покладистые современные Золушки, ничем их не проймешь!
  

*

      Истошный визг Доры разбудил Кристину и Артура:
      - Его убило, убило!
      Артур, как положено мужчине, встрепенулся первым. Он выпростался из спального мешка, обулся и выбрался наружу. Когда Кристина вылезла из палатки, ее муж и Дора уже бежали вдаль. Их фигуры эффектно высвечивались на фоне вулканических фейерверков. Профессиональная привычка журналистки сработала - Кристина сняла общий план и закончила крупным, выведя фокус по максимуму. А потом бросилась вдогонку, преодолевая вялость, все еще владеющую телом.
      Вулкан явно оживился. Если днем его огненные фонтаны выбрасывались редко и невысоко, то сейчас расселина булькала, словно кастрюля на сильном огне. А совсем рядом с ней, на тающем снегу, валялся Евгений. Точнее, что от него осталось. Тело. Темное пятно возле головы и камень - немного в стороне.
      Кристина сделала несколько снимков машинально. Большое увеличение - это классно. Можно не приближаться к мертвецу, что несколько часов назад был ее братом. Нелюбимым, но все же родственником, тем более - единственным. И так вдруг стало жалко его, толстого, вредного и до ужаса упрямого болвана, что она прослезилась:
      - Женька, как же так? Вот оттянулся, называется. Сосватал нас на экзотический тур, на прикольный ночлег у тихого вулкана. А тихоня жахнул, да прямо по тебе. Минутку, - мелькнуло в неприятно тяжелой голове бывшей журналистки, - а кто унаследует бизнес Женьки? Неужели Дора? Это неправильно...

*

   Узнав о трагедии с мужем Доры, Елена Карловна ненадолго задумалась, а затем расхохоталась во весь голос. Встревоженная Катя бросилась за водой, но пенсионерка оттолкнула стакан:
   - Оставь, Катюша, со мной все в порядке. Я развеселилась, просчитав дальнейший расклад. Ах, Дора, маленькая и злобная дурочка! Жаль Евгения, но он полный идиот, и сам выбрал такую жену.
   Поздним вечером в комнате Кати раздался сигнал вызова. Крайне редко пенсионерка пользовалась им, только когда становилось совсем невмоготу и руки не могли разыскать лекарство без посторонней помощи. В этот раз понадобился укол - сердечные таблетки не помогли. Около часу ночи Елена Карловна смогла отпустить сиделку, извинившись за беспокойство:
   - Не ожидала, что так разволнуюсь. Дора дура, конечно, но такую комбинацию прокачать - это серьезно. Как бы я не просчиталась с ней. Надо соломки подстелить, чтобы Дашенька не ушиблась, если падение не предотвратить...
   Такое откровение напугало Катю, и до утра она ломала голову, какой смысл вложила ветеран разведки в старинную русскую поговорку?
  

*

      На поминки по безвременно погибшему бизнесмену, депутату Московской думы Евгению Федотееву, привалила чертова уйма приятелей, скрытых и явных недругов, любопытных и праздношатающихся, желающих выпить на халяву. Дора рассматривала жрущую-пьющую толпу с плохо скрываемым омерзением:
      - Ублюдки. Мнят о себе, что гении. А по сути - плесень. Пена в отстойнике фекальной канализации, - ей такое сравнение казалось удачным, как бывшему технику этих очистных сооружений.
      Свеженькая вдова могла позволить себе любую мину - мероприятие носило траурный характер, потому и брезгливость сходила за скорбь по мужу. Кружевной наряд ей очень шел, не зря столько времени пришлось отдать на примерки. Особый шик придавала легкая вуаль, опущенная на глаза, и шарф из темного крепа с горошинами - сам Рюмашкин создавал модель, не кто-нибудь!
      Тетка тронула Дору за рукав, повернула к себе:
      - Прими наши соболезнования.
      - Спасибо, Елена Карловна, спасибо, Даша.
      Дора скрыла презрение, изобразила улыбку. Эти посетители подняли вдове настроение, напомнив, что ей не надо унижаться ради куска хлеба, как сестре-аспирантке. Пока она радовалась, насколько выигрышно смотрится на фоне тусклой пенсионерки и стандартно одетой Дашки, тетка продолжила:
      - ...хотя они тебе ни к чему. Вот ты и разбогатела, Дора.
      Вдова решила поставить вредную старуху на место и сухо вымолвила заученные у нотариуса слова:
      - Только через полгода вопрос наследства будет закрыт, тетя. И не надо об этом говорить, неприлично так себя вести!
      Елена Карловна усмехнулась над театральным жестом племянницы, промокающей уголки глаз:
      - Ты уж определись, Дора, всерьез тереть накрашенные глаза или хотя бы платочек намочить? А меня на голос не бери, не таких видывала. Наглость, может, и второе счастье, но недолгое. Смотри, как бы твое наследство другие не отняли. На большой куш много желающих.
      Вредная старуха ударила в больное место. Дора вскинула голову, повернулась к родственницам спиной. Только так удалось сдержать слова, готовые вырваться: 'Без сопливых скользко! Не держи меня за дуру, тетя - знаю, кто рот на мой каравай ряззявил. Я сумею разобраться, как у всяких змей зубы выдергивать!'
  

*

      Записка лежала в почтовом ящике. Простой конверт, без марки, без надписи. Артур опасливо посмотрел на него, нашел перчатки, отнес конверт на кухню. Там задержал дыхание - вдруг ядовитый порошок или чума? Отстранился на вытянутую руку и осторожно взрезал край ножом. На подстеленный чистый лист выпала фотография и обрывок бумаги. В треть страницы.
      'Видишь свои следы у трупа? А ведь ты ещё не подошел к нему. Как думаешь, сколько лет дают за убийство? Когда сообразишь, позвони. Я выслушаю твое предложение. Привет сучке! Ей фото обязательно покажи, пусть знает, за какое место я вас держу'.
      - Дора, надо что-то делать, - Артур взволнованно убеждал подругу, размахивая фотографией, - Кристина непременно подстраховалась, иначе так нагло бы себя не вела.
      - Что делать? Ты можешь не верещать, как свинья перед кастрацией? Раздражаешь. Давай посчитаем, на что она способна...
      - Да она разорит меня, а потом за тебя возьмется! Ты пойми, мою половину бизнеса, как минимум, требовать станет! Проще киллера нанять, грохнуть её и всех друзей, у кого она дубликаты фотографий оставить может.
      Дора внутренне усмехнулась глупости высказываний. "Во-первых, не говори - разоримся. Это твои ножульки - где не должны быть. Во-вторых, почему я должна платить? Неизвестно, послужат ли фотографии следов доказательством, что Женю убил ты. И вообще, почему бы тебе не заплатить за ошибки самому, дружок?"
      Если честно, недавней вдове уже надоел суетливый, хотя и смазливый брюнет. Конечно, по сравнению с жирным и вялым мужем, такой любовник, похожий на Бандераса, казался превосходной парой. Но только казался. Несколько месяцев совместной жизни показали полное ничтожество и тупоумие неплохого полового партнера. Как все-таки правы юмористы, когда говорят, что головки недостаточно, желательно к ней иметь умную голову.
      Артур бегал, кричал в истерике, прихлебывая скоч, пока не уполовинил бутылку. Алкоголь помог ему уняться и замолчать. Мерзкий запах перегара Дора терпеть не могла и выгнала друга в другую спальню. Среди ночи она проснулась, от раздражения включила телевизор. На ретроканале шел фильм о Ленине. Осененная подсказкой, вдова решила толкнуть "Фанни Каплан" под локоть. Нужен лишь один выстрел, чтобы склеилось - и попадутся оба "зайца".

*

      - Вот, достал пистолет, - показал Артур, - и киллера нашел. Не одного, само собой, проверил по ценам, взял дешевого. За пять штук. Он даже отследил, выбрал, где Кристину грохнет...
      Безобразный, блестящий, черный - пистолет выглядел ужасно! В нем таилась смерть, некрасивая, похожая на мертвого Евгения, и пахла она какой-то острой химией, похожей на плохой бензин. Дора выставила ладони перед собой, отгораживаясь от нечисти:
      - Прекрати, видеть ничего не хочу! Ты сдурел, идиота кусок, убийственные штуки домой тащишь? Немедленно убирайся вместе с ним отсюда! И чтобы я ничего не слышала и не знала!
   Артур усмехнулся, понимая свое превосходство над истеричной женщиной. Их совместная задумка - нет человека, нет и проблемы - была близка к реализации. Конечно, он и собирался отвезти оружие киллеру, не прятать же его в сейф? Там лежали только контактные телефоны людей, готовых помочь ему за разумные деньги. Кстати, после исполнения заказа и этот список можно сжечь...
      Дора тоже усмехнулась, но внутренне. Она таким ледяным тоном отчеканила последние слова, чтобы выглядеть полной истеричной. Любовник, так хотевший найти вариант освобождения от жены-шантажистки, уже надоел ей хуже горькой редьки. Секреты он от неё прячет! В её сейфе? Идиот. Она, умная и предусмотрительная женщина, давно воспользовалась теми же телефонными номерами, но не поскупилась, наняла не дешевого, а надежного работника. И оружие сама не разыскивала, как этот придурок.
   Красивый профиль Артура с ровными усиками смотрелся на себя в зеркало. "Гламурное чучело! Лаком волосы покрывать, это же надо! Как гомик!"
   Когда тот наклонился, обувной ложкой заправляя пятки в мокасины, сквозь короткую модную стрижку неожиданно проглянула будущая лысина - неяркой, но отчетливой тонзурой. Неприятное зрелище. Дора передернулась от омерзения, вспомнив, сколько курчавых волос толпится на груди и спине опостылевшего любовника.
      "Фу, как мерзко! И воняет от него, горской обезьяны, словно сто лет не мылся. Только парфюм переводит, придурок. Постричь, как кота, что ли? Усыпить, как Женю тогда, - она улыбнулась, настолько забавной показалась идея, - вызвать ветеринара, и скосить всю шерсть..."
      Артур поймал улыбку, отнес ее на свой счет, приободрился. Послав воздушный поцелуй, он прикрыл дверь. Дора погасила свет в зале, прильнула к окну. Вот любовник вышел из подъезда... вот снял машину с сигнализации... выехал со стоянки.
   Перед выездом на улицу Артур притормозил, дожидаясь полного открытия шлагбаума. Затем машина резко дернулась вперед, проскочила улицу под прямым углом и столкнулась с грузовиком.
      Разъяренный водитель последнего подскочил к водительской двери "мерина", рванул её. Тело Артура с простреленной головой выпало на асфальт - этот придурок никогда не пристегивался.
  

*

      В улицы никто и не мог заметить, как женщина улыбнулась, поняв, что заказ выполнен. Не включая свет, она ушла вглубь комнаты. Зеркало, в которое недавно смотрелся Артур, пригодилось для отработки мимики:
   - О боже, - несколько минут подряд восклицала Дора, примеряя перед зеркалом подходящее выражение лица, - его убили, убили! Боже, как я несчастна, за что мне такие испытания?
      Когда свет вспыхнул, в комнате уже работал телевизор, звучала веселая музыка. Почему нет? Ведь её обязаны деликатно уведомить о трагедии, а пока - нет оснований печалиться.
   Должностные лица - Федотеева специально не спрашивала, кто именно - явились через полчаса. Сообщили о внезапной смерти Артура, посмотрели на поведение, успокоили, поспрашивали и ушли ни с чем. Откуда Дора могла знать, кто совершил убийство ее друга? Как она могла кого-либо подозревать - безутешная и невменяемая от горя?
      Кристину арестовали следующим вечером. В ее квартире обнаружился пистолет, из которого застрелили Артура. Со стертыми отпечатками.

*

      "А следователь - круглый идиот. Как, собственно, и следовало ожидать. Нормальный человек мятый мундир носить не станет. Ботинки нечищеные и носки короткие. Ноги, точно, не моет никогда. Воняет козлищем, а на голове одна извилина, круговая, от фуражки. Иначе зачем он глупые вопросы задавал, - унимала раздражение Дора, выходя из прокуратуры, - про смерть Артура? Тем более - про гибель Жени? Можно подумать, заключение полиции, которое мне дали в Исландии, ничего не значит..."
      Это правда, там исландский следователь с трудным именем сразу сказал, что врачи констатировали мгновенную смерть её мужа от удара вулканической бомбой по темени. Несчастный ненормальный Женя, причитала там Дора, и задавала всем вопрос: какой черт его понес ночью к вулкану, как его там - Фью-дю-хаулс, кажется?
   Дора полезла в сумку, нашла блокнотик, где записывала непроизносимые названия чертовой страны с замечательным климатом:
      'Ой нет, то перевал, где мы были. А вулкан зовут Филь-паль...икуль... Да пропади ты пропадом! - Она скомкала бумажку и выбросила в ближайшую урну. - Теперь мне не надо помнить название. А поблагодарить духа этого вулкана за внезапное освобождение? Надо! Он молодец, все разом решил. Без развода, без дележа имущества. Одна, одна, совсем одна!'
      Вдова с полугодовым стажем от избытка чувств сделала несколько странных па, словно станцевала вальс сама с собой. Но тотчас сообразила, насколько неприлично ведет себя, и напустила строгий, постный вид.
      Дойдя до автомобиля, она спокойно села, пристегнулась, медленно выкатила "мерина" со стоянки и влилась в дорожный поток. Лишь отъехав от прокуратуры подальше, позволила себе улыбнуться:
      "Да, все сложилось, как нельзя лучше, в точности по сценарию Артура. Только без него и дуры Кристины. Я везучая. И не просто везучая... Теперь Дашку проводить, а потом и тетушку..."
  

*

      - Дашка, хочешь со мной прокатиться? На живой вулкан посмотришь, действующий.
      - Она только что с Камчатки, Дора, - недовольно вмешалась тетка, - и должна отдохнуть. Кандидат наук, только что защитилась и теперь собирает материал на докторскую. Это не баран чихнул! Тебе делать нечего, треплешься, как простыня на ветру - Куршавель, Таити, Канны. И всегда мужики разные. У тебя ноги вообще вместе сходятся когда-нибудь?
   Катя прыснула от смеха. Елена Карловна умела припечатать, это да.
      - Увяньте, тетя! Вы со своими представлениями об активном отдыхе застряли в прошлом веке, - совершенно хамским тоном и с одесскими интонациями оборвала Елену Карловну очень богатая племянница, - а моралей нам не надо. Сестра без ваших поучений может замечательно оттянуться. Дашка, не тушуйся и рвани со мной, это же в Исландии! Не какая-нибудь Ключевская сопка. По слухам, половинчик Фродо там сбросил волшебное кольцо. Неужели не интересно?
      Даша сидела на подоконнике, обхватив колени руками, четко выделяясь на фоне московского неба. Как фотомодель, непринужденная и скрыто эротичная, загоревшая и неожиданно похорошевшая. Она возбуждала в сестре зависть: "Мерзавка, такой цвет лица и без всякой косметики! Тварь, откуда у тебя точеная фигурка - без фитнеса, без диет, без массажа? Убила бы!"
      Но такое говорить нельзя! Что Дора - дура? Жизнь научила бизнес-леди составлять какие угодно лживые слова в сложные и убедительные фразы. В результате ненависть к молодой научно одаренной родственнице получила красивую упаковку:
      - Дашунчик! Если без балды и по большому счету, то мне нужно отдать долг памяти покойному мужу. Евгений заслужил панихиду, или как ее называют, заупокойную молитву, на месте трагической гибели. Неужели я поеду туда одна, без родственной поддержки? Посмотри, Женю и меня предали все! Неужели и ты меня бросишь?
      Дора усвоила урок, преподанный теткой на поминках почти год назад - не стала подносить платок к сухим глазам. Но голосом удалось управить хорошо - он дрогнул в нужном месте, изобразив трагическую зыбкость. Словно сразу в горло слеза ушла, перехватив дыхание. Вдова играла качественно, не хуже профессиональных актрис, отслеживая поведение родственниц.
      Тетка кривила бесцветные губы, беззастенчиво не веря ни единому слову Доры. "Вот тварь, - возмутилась вдова, - дура-дурой, а ни на что не покупается". Простушка Даша слушала, искренне переживая. Сестра легко просчитала несложные мыслишки свежеиспеченной кандидатки наук:
   "Как же не пожалеть несчастную вдову? Любимый Женечка внезапно погиб. Кристина, единственная сестра покойного, вот мерзавка какая - застрелила собственного мужа, Артура, который хотел с той развестить. А ведь это был компаньон Жени, держатель половины акций успешной фирмы! И теперь Дора вынуждена тащить на своих плечах воз проблем, руководить такой фирмой. Бедняжка!"
      Вопреки настоянию тетки, Даша согласилась сопровождать сестру в Исландию.
   - Даша, я тебя умоляю, хотя бы маршрут мне сообщи заранее, - потребовала Елена Карловна от племянницы, поняв, что время запретов минуло безвозвратно. - И с дороги постоянно звони, поняла?
   Вечером Катя вместе с инвалидкой просматривала карту, выписывала названия и готовила текст письма. Утром военная пенсионерка сама отправила его электронной почтой, предварительно дописав несколько строк и зашифровав. Так показалось Кате. Во всяком случае, на экране вместо букв толпились цифры и "кракозябры" из странных знаков.
   А вечером Елена Карловна получила ответ и немедленно перевела со своего счета в Исландию несколько тысяч долларов. Катя ничего не понимала, но спрашивать не решилась. Судя по лицу инвалидки, та приняла какое-то важное решение и делиться им не собиралась ни с кем.
  

*

      Вся компания, приглашенная Дорой, включая батюшку и нескольких певчих, прекрасно уместилась в арендованном вертолете. Туристическая компания подсуетилась и предоставила толкового сопровождающего, так что на месте посадки уже стояло несколько больших палаток. Дора показала пример, налив полстакана водки и мужественно проглотив ее. Почему-то в последнее время ей гораздо чаще хотелось оглушать себя алкоголем. Остальные последовали примеру хозяйки, в более крупных дозах.
      Подкрепившись и приведя себя в порядок, все дружно направились к щели в горе, откуда валил дым, изредка вылетали плевки огня и раскаленных камней. Ко всему прочему, из кратера слабенькой струей вытекала густая лава. Она походила на живое существо, диковинную ящерицу или змею, сквозь неровную чешую которой просвечивала огненная плоть. Дора передернулась от омерзения - змей она терпеть не могла, до обморока! Голм, голм... Может, правда, хоббит бросил здесь кольцо, а эта змеюка заглотила и выползает наружу, злобная и безжалостная?
      - Начинайте, - кивнула она батюшке, чей прилет стал в немалую копеечку.
      Запахнув манто, Дора возвела глаза к небу. Прическа должна красиво лечь на меховой воротник. Теперь надо печально потупиться - безутешная вдова, как никак.
      Вулкан ворчал и кашлял, лениво бросая мелкие светящиеся бомбы. Лава струилась хилым потоком. Фотограф прыгал вокруг безутешной вдовы, фиксируя выигрышные моменты для раздела светской хроники. Густой голос батюшки возвестил, что поминается раб божий Евгений. Последовали другие распевные слова, плохо понимаемые по содержанию, но ясные по сути. Дору захватило незамысловатое вроде пение. Она с раскаянием вспомнила прошлый год:
      - Нужно ли было все это? Неужели деньги так ослепили нас? Зачем я согласилась на снотворное, подмешанное в коньяк и минеральную воду? Артур, это он уговорил меня на преступление, он ухитрился наделить тем питьем Кристину и Евгения. А я тут никоим боком, да, ни при чем и ни при как! Лишь невольное орудие убийцы!
   Состоятельной молодой женщине вдруг захотелось оправдать себя. Она едва не произнесла вслух:
   - Я всего лишь, когда брат с сестрой захотели спать, громко и отчетливо произнесла, что Женечка хотел на вулкан посмотреть, ночью. Артур, это он принес спящего Евгения расщелине, поднял горячий кусок камня и ударил несчастного по голове. Убийца, хладнокровный убийца, он спокойно ушел в свою палатку, оставив умирающего Женю на моих руках!
   Доре понравилось оправдание. Действительно, если умолчать совсем о немногом, то виноват во всем Артур. Даже следы свои не стер, так торопился под бочок к Кристине. Она, Дора, должна была обо всем заботиться! Найти и сбросить оставленные Артуром асбестовые рукавицы подальше в лаву. Придурок! А если бы следователи обнаружили эти самые рукавицы рядом с трупом? Славный бы несчастный случай получился!
      Кристина сама виновата! Мало ей обнаружить отпечатки ног Артура, так еще и сфотографировала. Тварь наблюдательная! Шантажистка! Половину бизнеса ей захотелось, хищнице! И ведь могла оттяпать. Артур, он ничтожество, как организатор убийств - зачем такому деньги? Дора постаралась принять версию прокуратуры:
      - Кто Артура застрелил? Кристина. Тут куча мотивов. Убить его, потом меня, и захапать прибыльное дело Женьки. Но бог есть, и, Крыса, не выгорело у тебя! А не фиг было Дашку унижать, поломойкой использовать! Да еще и ключи с кодом доверять. Мало ли кто у лопоухой уборщицы ключи позаимствует и пистолет в квартиру подбросит? Вот посиди десять лет, подумай, кто на такой ловкий ход способен...
      Песнопения давно стихли. Батюшка с певчими удалился. Прихлебатели, светский фотограф тоже ушли к палаткам - выпить и закусить. Только Даша стояла рядом и утирала настоящие слезы.
   - Дура чувственная, что бы ты понимала в жизни бизнесменов!
      Дора выпила еще стопочку и задумалась над судьбой сестры:
   - Дашуня, ты провинилась перед Кристиной. У тебя позаимствовали ключи, чтобы подбросить пистолет! Ты, Дашка виновата, что Крыса сидит. И вообще, нельзя быть такой молодой и красивой рядом со мной, несчастной вдовой! Тем более, что драгоценности дедушки делить с какой-то кандидаткой вулканических наук - верх идиотизма. Завтра профессионал явится по твою душу. Дорожно-транспортное происшествие, ужас какой!
      Вдова смотрела, как вулканические бомбы выпрыгивали и падали, описывая пологие дуги. В день смерти Евгения они подлетали ненамного выше. Артуру пришлось долго ждать, пока какая-нибудь упадет поближе. Спасатели застали самый разгар более сильных выбросов, потому и поверили.
      - Поверили, тупари, - удовлетворенно прошептала очень богатая вдова, - и правильно сделали. Фортуна на моей стороне, вот потому мне всегда везет. Зря тетка твердит, что наглость - всего лишь второе счастье, и недолгое. Что бы она понимала, дура старая! Мне просто везет. Всего лишь везет. Постоянно везет...
  
      Кратер всё так же кашлял, выталкивал из себя ленивую змею лавы, фыркал, пыхал дымом. Бомбы взлетали, плюхались расплав. За таким шумом Дора не расслышала шаги. Камень, еще достаточно горячий, чтобы сойти за вулканическую бомбу, размозжил ей голову. Убийца-профессионал, прилетевший из России, снял теплозащитные рукавицы, специально приготовленные из базальтовой ваты, спрятал в карман. Затем вынул небольшой клочок бумаги и прочел над трупом, мысленно подивившись причуде заказчика:
      - Не возжелай добра ближнего твоего... Аминь.

*

      Выслушав перемешанный с плачем сбивчивый рассказ Даши о внезапной смерти сестры, Елена Карловна успокоила ее, как смогла. Положив трубку на аппарат, тетка откинулась в кресле-качалке и замурыкала песню молодости:
      - За что же Ваньку-то Морозова, ведь он ни в чем не виноват? Она сама его морочила, а он ни в чем не виноват...
      Допев, Елена Карловна позвала Катю:
   - Дай мне сигаретку и чашечку кофе. Свари, пожалуйста, хочу с настоящим кофеином. Не спорь, имею право!
   Пенсионерка затягивалась до легкого головокружения, затем делала мелкий глоток. Она могла бы рассказать, как он прокатывался по полости рта, сливался с горьковатым дымком, одаривая давно забытым наслаждением.
      Катя видела полное удовлетворение, отчетливое и неожиданное, на лице семидесятилетней женщины, дряблом и вялом, с красными прожилками на носу и скулах. Но это было все, что могла позволить себе кадровая разведчица-диверсантка. Мысли Елены Карловны прочтению не поддавались. И жаль. Мысли были очень конкретными и безжалостными. Отнюдь не сентиментальными, если бы их кто услышал.
   Мемуары? О, скромное и бледное отражение реальных событий! То, что Катя печатала, оставляло едва ли сотую часть подлинной истории. Большая часть воспоминаний не имела ни единого шанса стать известной. Как и это, возможно, последнее дело, организованное Еленой Карловной.
   Незначительная часть долларов, нажитых в годы службы, позволила ей просчитать следующий шаг убийцы. И предотвратить очередное преступление. Совесть военной пенсионерки, дочери генерала НКВД, как и он, отдавшей себя на благо страны, которая сейчас нещадно разворовывалась такими, как Дора и ее компания - была кристально чиста.
   Елена Карловна не изображала из себя альтруистку, не стеснялась накопленных отцом и ею самой драгоценностей. Это реальная жизнь, в ней надо уметь заботиться о себе и о потомках. Кадровая разведчица в отставке не разыгрывала из себя вершителя судеб, но подставлять свои морщинистые щеки, чтобы по ним хлестали твари и подонки? Пусть даже эта тварь - племянница, ставшая выродком и поднявшая руку на сестру?
   - Извини, граф Толстой, - шепнула старушка, - я на стороне Александра Невского. Кто с мечом к нам придет...
   Катя услышала шепот, переспросила:
   - Что идет?
   Разведчица встрепенулась, быстро просчитала варианты, с сожалением решила, что от превосходной сиделки, но слишком умной и наблюдательной девочки - придется отказаться. Незачем кому-то третьему знать слишком много. Не найдется такая же толковая - придется привыкать к той, что похуже. Это не самое страшное. Главное, опасность для любимой племянницы устранена, можно расслабиться, помечтать о будущем:
      - Дашенька выйдет замуж по любви, а не как потаскушка Дора... Нарожает нормальных и умных детей, которые в наследственных драгоценностях станут видеть лишь украшения...
     

Интерлюдия

   При всех недостатках ночной работы у нее было неоспоримое достоинство - она не мешала учебе. Все-таки сиделкой при Елене Карловне - как на цепи, пусть и длинной. А поломойка отвечает только за чистоту. Вымыла быстро и качественно - гуляй!
   Катя натренировалась в уборке, как иной циркач в фокусах. Стремительные движения шваброй, чтобы оттереть натоптанную грязь, сменялись размашисто-экономными, когда резиновая полоса сгоняла воду с кафеля, почти не оставляя следов. И завершающий проход тряпкой удалял последние признаки уборки, чтобы девственно-чистый пол обрадовал проверяльщика.
   Так прошла весна. Сессия потрепала нервы, но зачетка заполнилась отличными оценками и залихватскими подписями экзаменаторов. Пришла пора практики. С отличным настроением Катя переступила порог городской прокуратуры. Замелькали дни, лица, события. Мечты сбывались - она работала рядом со следователями, больше того, она работала почти, как следователь! Но всему приходит конец.
   Попрощавшись с наставниками и коллегами, Екатерина Дмитриевна Фомина вышла на улицу, оглянулась на массивную дверь, на красивую надпись "Прокуратура города Покровска", и превратилась в Катю, которой пора спешить в деревню, к маме.
  

История пятая - Любовь, деньги и наводнение

  
   Лучше бы Катя осталась в городе - хоть подработала бы за каникулы. А тут, у мамы, она оказалась отрезанной от мира - ни телевизора, ни интернета, ни телефона! В день приезда все перечисленное еще работало, но если не везет, так не везет по-крупному.
   Природа ночью сорвалась с цепи, небесные хляби разверзлись - не дождичком, фигушки! - обильным ливнем. Погреми он, да покруши молниями лес, кто бы стал переживать? Так нет же! Ливень не унимался трое суток и натворил дел, как никогда - Аранка раздурилась и сорвала паром, а озеро Длинное вспомнило, что до старицы служило бурным руслом.
   Оказалось Кирьяново на острове - лодкой не подступиться, к тому же без света и телефона. Хорошо, у геологов залило шурфы. Они со скуки приволокли свой электрогенератор в клуб и организовали дискотеку. Народ уже приступил к взбиванию пыли на полу клуба, как вбежал Илья, обычно такой развеселый, нагловатый:
   - Шеф! Его избили!
   Толпа вывалилась наружу, окружила неподвижное тело. Медичка Селена быстро осмотрела рану на голове, распорядилась: 'Ко мне несите'. Четверо геологов подхватили своего начальника за руки-ноги, понесли в медпункт неподалёку. Катя последовала за ними. Уложив беспамятного Еремина на стол, мужики вышли на улицы, закурили.
   Осветив перевязочную несколькими керосиновыми фонарями, Селена позвала на помощь. Илья отозвался первым. Сережа промолчал, чему Катя обрадовалась. Этот практикант был самым высоким из геологов, и, наверное, самым сильным. Во всяком случае, так хотелось думать девушке. Когда он пригласил её танцевать вальс, то его руки так бережно поддерживали спину, что Кате хотелось продолжения. Увы, хотя в клубе опять гремела музыка, но не та, совсем не та.
   "Эти поскакушки в стиле техно, того хуже, электро, они только для припадочных хороши и обкуренных! Сейчас бы танго, - Катя прижалась к теплому плечу Сережи, млея от осторожного полуобъятия и слегка негодуя, - мог бы и притиснуть, заявить свои права... Ай, ладно, и так хорошо!"
   - Голова пробита, кровищи сколько, - вместе с папиросным дымом выдохнул самый старший из мужиков, лысый Романов, - ударили сильно.
   - Какая сволочь, знать бы, - зло рыкнул высокий и тощий Лимонов, то самый шофер, чей грузовик в первый день нагнал Катю в поле, - и за что?
   Сухощавый мужчина, которому Катя несколько раз отказывала на танцах, пока Сережа категорически не защитил её, ощерился металлическими зубами и далеко цвиркнул плевком:
   - Деревенские приревновали, типа. Попробовал бы кто меня так...
   - Кончай, Щербатый, понты колотить, - отрезал Лимонов, - тебя соплёй перешибить можно!
   Геологи курили, обсуждали версии, склонённый силуэт медсестры шевелился на занавеске, оранжевая луна выкарабкивалась из леса. В темноте улицы появился маленький огонёк, затем мужская фигура приблизилась, почти неслышно на фоне клубной музыки.
   Председатель сельсовета неторопливо оглядел всех. Невысокий и плотный, он словно сошел с экрана черно-белого кинофильма "Трактористы". Его лицо, круглое и сытое, выглядело добродушно, но узкие, как бы прищуренные, глазки смотрели остро. В лунной подсветке хорошо знакомый и привычный Леонид Сергеевич вдруг произвел на Катю впечатление хитрого кота, который притворяется ленивым:
   - Здорово, мужики, едрить вас семь раз поперек и вдоль. Как же вы за начальником не усмотрели, чтоб у вас ухо на лбу выросло? Не дети же, хрен вам в зубы, - председатель сельсовета виртуозно перемежал слова матюгами, многослойно и разнообразно, как собирают "Биг-Мак", - знаете, что бубну выбить могут, если не ту бабу ерошите.
   - Леня, какого черта ты нас воспитываешь? Своих деревенских шерсти, - возразил Романов, - чтоб рукам воли не давали. Бери мента и начинай следствие...
   - Сергеевич, его на улице подстерегли, - добавил Лимонов и показал пальцем в сторону клуба.
   - Не учи ученого, а поешь дерьма толченого, - с детства известной Кате присказкой осек геологов председатель сельсовета. - Нет у нас милиции, участковый в отпуск укатил. Ленка, зайти можно? Эй, что молчишь?
   Все затихли. Окрик проник в открытую дверь, оказал воздействие. Силуэт Селены на занавеске распрямился, разрешил войти, стал оправдываться:
   - Леонид Сергеевич, у меня же опыту с гулькин нос, без году неделя! Что? Сзади ударили, железкой, наверное. Вот такой длины рана, сантиметров пять, до кости. Он еще без сознания, и вырвало его. Надо в больницу, срочно, а то умрет!
   - Хрен там, срочно. Связи нет, а паром только к завтрему наладят, бог даст. Лечи и сопли не распускай тут - умрет он, раскаркалась...
   В разговор включился Еремин:
   - Эй, почему я здесь? Не врубаюсь, - причём удивился вполне нормальным голосом, без стонов, - или случилось что?
   - Случилось. Такое вот даже что. Саданули по башке, - пояснил Леонид Сергеевич.
   После непродолжительного молчания Еремин сказал:
   - Ого. Тогда к тебе дело есть, Лёня, - выставил из перевязочной Селену с Ильёй, но позвал Романова и Сережу, - прикройте дверь, мужики.
   Через пяток минут все трое направились к дому председателя. Сережа извинился перед Катей, поручил было Илье проводить. Но девушка не позволила, пошла к себе одна. Когда машина председателя обогнала её, Сережа крикнул:
   - Не сердись, это срочно!
  

*

   Следующим вечером Сережа выдал Кате, куда они втроём мотались:
   - Там же два миллиона в штабном кунге, зарплата, а в сельсовете сейф надёжный, со времен НКВД ещё. Мы их переложили, - и подчеркнул степень своего доверия, - только молчок, никому. Илья выпытывал, а я ему так и ни слова.
   Девушка кивнула, хотя такую откровенность не одобрила: "Тоже мне, тема для разговора! Ты, Сережа, трепло. Вот я же не призналась, что в тот вечер со мной было?" Доведись до неё, ни за что бы не рассказала, как остановилась на крыльце и даже всхлипнула. То ли обида, то ли жалость к себе подступила, только слёзы выступили и сами собой потекли. А тут дверь за спиной тихонько скрипнула, испугала. Мама поняла:
   - Из-за парня? Что, славный?
   - Славный, а толку-то, мам? Сейчас в любовь никто не верит, всем секс подавай, - и Катя разрыдалась всерьез, пересказала маме не только нападение на Еремина, но и знакомство с Сережей.
   А случилось это три дня назад. Первый ночной ливень взял себе короткий перерыв, и черт понес Катю в дальнюю сторону, к березам - грибы посмотреть. На полпути назад небеса разверзлись, и девушка промокла, словно окаченная из ведра. Гром поджал хвост и плелся за хозяйкой, не поднимая головы. Наверное, берег глаза. У московской сторожевой они, словно у Вия - нижние веки слегка отвисают. Ужас, сколько туда дождя зальется, если башку вверх поднять!
   Сначала разбитый проселок из сдвоенной лужи превратился в русло нового ручья, затем весь луг залило, причем основательно - до половины голени, а ливень наяривал всё пуще. Катя ускорила шаг, вздымая небольшие волны. Сзади раздался автомобильный сигнал, звук двигателя пересилил шум ливня.
   Грузовик с тентом тормознул, водитель быстро приоткрыл стекло и предложил лезть в кузов. Два бородатых парня протянули было руки, чтобы втащить попутчицу, но Гром предупредительно бухнул басом, встал, положил лапы на борт, и те отпрянули:
   - Вот это зверюга! Пусть бежит сзади, а?
   - Борт откройте, - предложила девушка, - он запрыгнет.
   - Ага, и на ленточки порвет.
   - А не возьмёте, все равно запрыгнет, сходу, и тогда ой, что устроит!
   Борт опустился, парни легко подняли девушку внутрь, Гром заскочил сам. Машина тронулась. Ливень продолжал колотить по тенту, пробивая брезент насквозь мельчайшими капельками.
   Катю усадили на лавку, уступив место у борта, чтобы она могла держаться - качало и трясло немилосердно. Дали пару тканевых рабочих перчаток, чтобы не занозила руки, цепляясь за новую доску борта. Пес стоял врастопырку, на крупных кочках подлетая вверх, но ловко держа равновесие.
   - Ты в деревню? А мы геологи, стоим у Лысухи...
   Слово за слово и все перезнакомились. Илья и Сережа оказались очень приятными собеседниками, ровесниками Кати, студентами-практикантами. Она чуть сдуру не сказала им правду про себя, но тряхнуло удачно - слова застряли в горле и перемешались. Илья досочинил: "Жур... ...налистка?", а опровергать его догадку девушка не захотела.
   Сергей отыскал полотенце, предложил утереться, что Катя с удовольствием и сделала, держась за борт одной рукой. Ливень на краткий миг стих, выглянуло солнце, подсветив громадную радугу. Посреди деревни машина тормознула. Парни опустили борт, Гром облегченно сиганул, расплескав грязь из глубокой лужи. Катя спустилась аккуратно, помахала рукой:
   - Я вон в том доме, заглядывайте, если что, чайку пошвыркаете, с вареньем...
   - А ты знаешь, что очень красивая?
   Комплимент отпустил Илья, глаза Сережи сказали то же самое. Ливень припустил с новой силой. Девушка улыбнулась сквозь струи, бегущие по лицу, и пошла вслед за Громом к маминой калитке, стараясь для новых знакомых казаться стройной, изящной, но справедливо подозревая, что выглядит мокрой курицей. Ах, если бы еще не оскальзываться на раскисшей деревенской грязи!
  

*

   Через два дня в гости явились новые знакомцы, пригласили на дискотеку, попили чай с вареньем, поболтали немного. Оказалось, что Илья парень ушлый, умеет из всего делать деньги. Даже здесь ему удалось устроиться на полставки, хотя Сергею досталась всего четвертушка. Похоже, этот блондин всерьёз считал, что наглость - второе счастье, если почти сразу улучил момент, когда друг вышел из комнаты, и предложил Кате вечерком заняться безопасным сексом:
   - Ты же без комплексов?
   Получив "отлуп", Илья не огорчился, а на дискотеке 'снял' Селену. Зато Сережа весь вечер ухаживал за Катей. Той очень понравилось тактика робкой осады, которую применил рослый парень с нежной курчавой бородкой и шелковыми усиками, за что по собственной инициативе девушка поцеловала его у калитки:
   - Спасибо за деликатность, - и пояснила удивленному Сереже, - надоело отваживать "жонихов", что сразу за грудь хватают. Давалок и без меня хватает!
   Это было чистой правдой. Дискотека удалась на славу - застоявшиеся деревенские молодухи немедленно взяли над геологами "шефство". Парочки расходились без всякого стеснения и секретности, чему Катя в свои юные годы даже немного завидовала. Она еще не встретила мужчину, который растопил бы ее сердце. Причем, некоторые нравились так, что порой она проверяла себя, позволяла ухажерам обнять и полураздеть. Но потом решительно прерывала это занятие, ощутив внезапное омерзение.
   Вот при Сереже возникло выраженное желание стать полноценной женщиной, как приходило в частых снах. Катя тотчас попросила совета у мамы, та грустно подперла щеку натруженным кулачком и пожалела дочь:
   - Мою дурость унаследовала, все любовь ждешь. Ой, несладко тебе придется, ведь нынче на верных жен моды нет, мужики сплошь на Анфисок западают.
   Телевизионную потаскушку, которая позорила знаменитую фамилию, Катя тоже на дух не переносила. Но дело-то не в антипатии к безразборному блуду - в планах на жизнь. Пора все-таки найти симпатичного и здорового бойфренда, чтобы после института было от кого родить ребенка.
   Почему Сережа показался девушке подходящим кандидатом для первого постельного опыта, она не поняла. Просто захотелось обнять за шею, прижаться всем телом и обмякнуть в его сильных руках. А тот и во второй вечер не рискнул пойти дальше, только держал за руку. Ну, слегка коснулся губ на прощанье. Мало, робко!
   Ночью Катя металась в откровенно эротическом сне, который запомнила не полностью. Следующий вечер девушка решила провести по собственному сценарию, для чего проверила сеновал, приготовила там одеяло, матрац, две простынки и полотенце. А также фонарь, пригоршню конфет и бутылку с водой - вдруг жажда одолеет? Но вот непруха, покушение на Еремина всё испортило!
   Сегодня девушка решила не отступать от намеченного плана и предложила парню переночевать на сеновале, чтобы не тащиться на стан по темноте. Тот согласился. Быстро расстелив приготовленную постель, Катя растерялась - что дальше делать? Серёжа сидел рядом, обхватив колени, как маленький ребенок. От него веяло растерянностью.
   - Ты что такой... - она помедлила, подыскивая слово, - обескураженный? Про Еремина думаешь? Найдут, кто напал, не переживай!
   - Пока милиция сюда доберется, все следы пропадут.
   - Хочешь, сами начнем расследование? Я умею, - рискнула открыть свою небольшую тайну девушка, но потом одумалась, сообразила, что деловые разговоры лучше отложить на светлое время, а ночь потратить чуточку иначе.
   Только из этого совместного сидения романтика так и не образовалась. Серёжа отмолчался, пожелал спокойной ночи. Даже не попытался обнять. Дура-дурой слезла девушка с сеновала и долго не спала, соображая, почему все идет не так?

*

   Ранним утром девушка созвала Сережу, отряхнула от прилипшего сена и накормила завтраком. Мама даже не выглянула на кухню, только перекрестила в спины, когда пара уходила - это Катя заметила, обернувшись.
   - Так что, расследуем или нет? Сам говорил, что надо найти.
   - Говорил, - немного опешив, согласился парень. - Так мы же не милиция, а без экспертов никто не справится. Я все детективные сериалы знаю...
   - И зря смотришь! Вот уж где фигня, фиговей некуда, - неожиданно для себя обиделась девушка и съязвила, - там сценаристы все из пальцев высосали, даже на ногах. Им своих не хватает, так у родных просят.
   Катя остановилась у кровавого пятна, ещё заметного, как неприятная клякса. Прикинула, где стоял бы преступник, о чём думал, что делал - словно влезала в его шкуру. Вот она бы орудие преступления хранить не стала. Однозначно - вдруг кто выйдет и заметит, что у тебя в руках окровавленный лом? А куда можно зашвырнуть длинную железяку?
   - Катя, ты что? Вот, надумала тоже, - принялся отпираться Сережа, получив поручение забросить подальше сломанное лопатное древко.
   Но надолго его не хватило. Девушка надела подаренные геологами рабочие перчатки, подобрала длинные щепки, и отметила места падения палки в разных направлениях. Она порядочно набегалась, когда к ним приблизился председатель сельсовета, пуская дымок вверх:
   - Зачем суета, а?
   - Чтобы отыскать, чем Еремина ударили, - охотно пояснила Катя, давая Сереже время собраться с мыслями.
   Леонид Сергеевич идею оценил, как слабенькую, но прочесать отмеренную территорию согласился - вдруг найдется железяка? Втроем они принялись "раскручивать спираль", держа за центр кровавую кляксу. Но перед зарослями бурьяна и лужей Леонид Сергеевич остановился, чтобы очень непечатно отказаться от участия в расследовании:
   - Нет, дуру ты гонишь, Катька! Да и хрена ли ему тут бросать? Охреначил, удрал на хрен подальше и там уже выбросил к хренам. А здесь хрен что найдешь, бурьянище охренительный. Кабы ищейка, та бы унюхала, а так...
   И председатель сельсовета пояснил, почему ни милиция, ни служебная овчарка в деревне сегодня не появятся. Когда девушка открыла рот для возражения, Леонид Сергеевич в тех же выражениях указал, где он видел таких умных, из университета. На том расследование закончилась. В медпункт троица шла молча.

*

   Еремин лежал на боку, обросший свежей щетиной. Вместо ожидаемой белой шапки у него на затылке красовалась марлевая наклейка. На фоне выбритого участка она была нелепой, нарушала симметрию и вызывала жалость к пострадавшему начальнику.
   - Александр Иванович, - мальчишеским голосом спросил Сергей, - вы как? Ничего?
   - Чего. Рвать тянет, а нечем. И голова гудит, хуже, чем с похмелья.
   Еремин говорил хриплым шепотом, страдальчески морщась. Вряд ли он притворяется, но отец говорил, что жалость - не то чувство, которое должен вызывать мужчина. Катя увидела, как ее вопросы не совсем уместно звучали, зато вернули начальника экспедиции к важным делам - к расследованию:
   - Вы видели, кто вас ударил? Кого-то подозреваете? У вас что-то пропало вчера? Сережа, не мешай спрашивать! Знаете, Леонид Сергеевич, не затыкайте мне рот. Вы так себя ведете, будто покрываете преступника!
   - Ключей не вижу, - сообразил Еремин, - Лена заныкала, небось.
   Как раз вернулась Селена, засуетилась, демонстрируя активность и заботу - давление замерила, рот Еремину распялила, заставила проглотить пригоршню таблеток. Начальник экспедиции едва не подавился, запивая россыпь лекарств водой. Справился, перевел дух, а потом "перевел стрелки" - на медсестру. Селена фыркнула недовольно:
   - Буду я за вашими ключами смотреть! В одежде, небось?
   Сергей сгрёб и передал одежду Еремину, тот проверил карманы - пусто. Леонид Сергеевич поинтересовался - что за ключи, от чего.
   - Отовсюда, - хмуро ответил Еремин. - Сережа, найди Романова, проверьте мой кунг и ревизуйте малый склад. И замки смените.
   Склад остался целым, до кунга руки не дошли. Так вечером парень доложил Еремину и чуть позже Кате. Отгремела дискотека, геологи разбрелись по домам подружек. Сережа и в этот раз долго сидел с Катей на сеновале, но ожидания девушки опять не сбылись. Спустившись в избу и разбирая свою постель, она шепотом спросила маму:
   - Может, я что, все не так делаю? Или он не мужик, а мам?

*

   Утром Сергей ушел на стан рано, только с Катиной мамой успел перемолвиться, когда та корову выгоняла. Катя проспала и очень огорчилась этому. Наскоро позавтракав, отправилась в гости к симпатичному ей парню. Зачем? Себе врать не стала - неожиданно прониклась она ощущением ценности нового знакомого: "Уведут ведь, как пить дать. Соблазнят, и кусай потом локти".
   Пример был перед глазами: Селена отпустила от себя Илью всего на два вечера, когда тот уходил охранять шурфы у подножья Лысухи. Пока служительница Асклепия выхаживала раненого Еремина, бухгалтер Светка отважно 'покараулила' с Ильёй. И всё, увела парня!
   Стан геологов оказался густонаселенным. Под навесом сидели рабочие и громко спорили о превосходстве российских десантников над американскими. Градус беседы был подогрет водкой, пустые бутылки которой валялись на полу, а недопитая сиротливо стояла посреди остатков закуски. Хорошо, что Илья встретился Кате раньше, чем эти ухари с рожами пропойц и ухватками маньяков.
   - Ты к Сереге? Ой, у нас такое случилось, - напротив работяг он замедлил ход, показал кулак. - Эй, Шербатый, уйми народ! Без матюков, тут девушка. Вы бы обороты сбавили, а то с утра пораньше гуляете. Ох, Еремин вернется, огребете...
   - А что мы, мы по праву отдыхаем. Шурфы только к завтра откачают, - отозвался сухощавый мужчина, весь в синих разводах уголовной татуировки, - чего время терять. С нами вмажешь, Илюха? И фемине нальем, если не западло ей с пролетариями хряпнуть, А, Катяня?
   Отмахнувшись, парень поднялся по лесенке в ближайший вагончик, постучал, распахнул дверь, поманил Катю:
   - Глянь!
   Внутри царил хаос - пол кунга оказался грубо вскрыт, доски с отметинами лома торчали в разные стороны, валялись в проломе, на земле. Сережа составлял перечень имущества под диктовку Романова. Послышался шум мотора - Лимонов привез председателя сельсовета. Романов показал на железный шкафчик с исковерканной дверкой:
   - Заметь, Леня, изнутри забрались, с земли. Хорошо, что мы деньги в сельсовет успели перенести. Сережа, ставь число, подписывай, и поехали к шефу.
   "Да вы что, совсем глаз не имеете?" - Так собралась возмутиться Катя, но все полезли в кузов. Пришлось и ей отложить спор. Уже по дороге к медпункту она попробовала доказать мужчинам, что те на редкость ненаблюдательны - пол специально взломан, для отвода глаз! Тот, кто это сделал, имел ключи от кунга! Но Романов, Илья и - самое обидное - Сережа отмахнулись:
   - Можно подумать, ты много понимаешь!
   "Ах, так! Ну, я вам докажу, - рассердилась девушка, - что права!" Попросив тормознуть возле дома, она взяла Грома на поводок и направилась в сторону клуба. Конечно, никакой помощи пес не мог оказать, он же не ищейка, но с ним не так одиноко было проламываться сквозь заросли бурьяна.
   Столько разных и неожиданных вещей подвернулось девушке под ноги, пока он бродила, сминая жесткие или колючие стебли. Колесо тележное, тракторная шина, борона шипами вверх, резиновые боты, рваные сапоги, множество палок, обломков досок и битых бутылок. Несколько раз Катя спотыкалась и разок даже упала, испачкав левую перчатку в жирной грязи. Но она терпеливо раздвигала жесткие стебли, пока на земле не обнаружилась находка.
   Длинная металлическая полоса выглядела, как недавний рабочий инструмент: черная краска, местами облупленная, свежие пятнышки ржавчины. Гром обнюхал, гавкнул вполголоса.
   - Я тоже так считаю, она, - согласилась Катя.
   Напрасно думать, что только милицейские следователи умеют обращаться с уликами - Катя тоже не лаптем щи хлебала! Прихватив находку припасенным кусочком целлофана, девушка уложила ее на газету. А место отметила, воткнув острый обломок палки, лежавший рядом.
   Теперь стоило придумать, как распорядиться находкой. Отдавать Леониду Сергеевичу не хотелось, ведь так не доказать Сереже, насколько Катя умна. А если зайти к Еремину в медпункт и там небрежно выложить находку? Все получилось, как нельзя лучше. Тот воскликнул:
   - Монтировка, - и предположил, немного сомневаясь, - я у Лимонова такую видел, - затем велел положить сверток под кровать.

*

   Утром Катя направилась к Еремину, а там оказалось неожиданно много народу. Врач осматривал разбитую голову начальника экспедиции, Селена суетилась рядом. Чуть в стороне сидели Сережа, Романов и расстроенный Леонид Сергеевич, с которыми беседовал суровый милиционер. Милиционер очень обрадовался, когда Катя заглянула в изолятор:
   - Войдите целиком! Вы кто? И зачем пришли?
   Катя вытащила из-под кровати Еремина сверток с находкой. Милиционер разве что не обнюхал улику, достал резиновую перчатку, как настоящий сыщик, каждый краешек изучил и задумчиво изрек:
   - Вроде бы есть следы крови, но что это доказывает? Вы, девушка, как нашли, где, помните? Надеюсь, руками не лапали?
   Момент торжества Катя использовала по полной программе - показала перчатки, те еще, "геологические", которыми держала монтировку за край, полоску целлофана. Подробно все рассказала, мужчин полными ничтожествами представила и точку поставила жирную:
   - Улика и доказательство! Если бы не я, то и преступление не было раскрыто!
   - Шерлок Холмс, блин, - пробурчал милиционер, - как дитя, честное слово. Вы что, не в курсе? Сельсовет ограбили ночью, сейф вскрыли! Как-как, закакали! Стекло выдавили, сейф на пол уложили, заднюю стенку пробили ломом и разворотили, она за столько лет чуть не насквозь проржавела. Кстати, в тканевых перчаточках работали, что на вас.
   Оказалось, что утром заработала связь, потом паромная переправа, и следователь Иванов немедленно прикатил вместе с экспертами. Пока ошарашенные геологи приходили в себя, врач закончил осмотр головы Еремина, пожал плечами, усомнился в диагнозе Селены:
   - Не вижу сотрясения. Кожа едва рассечена. Ранка небольшая, можно и без повязки, - и грубо выгнал начальника экспедиции на волю со словами, - вы полностью здоровы.
   Покряхтывая и постанывая, тот оделся, обулся, попросил у Селены справку, бережно упрятал в карман. От Сережиной поддержки отказался, но шел медленно. Кате показалось, что крепкий внешне, розовощекий мужчина даже покачивался немного при движении, чуть ли не зигзаг выписывал. Жалеть его, конечно, она не стала, но посочувствовала.
   Иванов остался допрашивать Романова, затем подошедшего Илью, так что на следственном уазике догнал Еремина с компанией по пути в стан. В расположении экспедиции весь наличный состав оказался на месте. Рабочие сегодня не пьянствовали - страдали с похмелья. Еремин раскричался, принялся стращать их карами, начетами, но прогул засчитать не удалось. Появился прораб, доложил, что шурфы осушить не получается - прет вода снизу, из грунта.
   Следователь осмотрел штабной вагон, арестовал Лимонова, который признал монтировку за свою. Принялся поодиночке допрашивать работяг, снова Сережу, Романова.
   Катя заняла приступочку под открытым окошком и узнала все, о чем спрашивал милиционер и что докладывал в район. Тот намеревался изобличить банду, состав которой уже определил точно: Лимонов, Сережа и Леонид Сергеевич с Романовым. Пригласив всех, Иванов ткнул пальцем в монтировку и сказал:
   - Признавайтесь, сдайте деньги, и приговор будет мягким.
   Романов обиделся первым:
   - Вы сдурели?
   - Короче, у вас времени до завтрашнего вечера, потом сажаю под замок и аля-улю на зону! Пока свободны, запишите мой мобильный. Жду.

*

   Обедать у геологов Катя не стала. Мамины плюшки гораздо вкуснее, это Сережа оценил. Натрескавшись, как щенки на свадьбе, парень с девушкой уселись на диване.
   - Сережа, надо думать, где украденные деньги.
   - Кто-то из наших, понятно.
   Разговоры пошли жаркие - они вдвоем построили сразу много версий. По итогу Романов с Ильей остались вне подозрений. И Сережа, конечно. Против Лимонова, Еремина и Леонида Сергеевича подозрения остались. И вот еще пунктик - врач сказал, что рана Еремина небольшая и на сотрясение не похоже. Так чего начальник экспедиции так долго валялся в изоляторе медпункта и разыгрывал из себя умирающую лебедь?
   Наступала ночь, самое время для злоумышленников. Сережа предложил последить за Ереминым - он ближе, а Катя согласилась. Захватив Грома и строго нашикав, чтобы не вздумал гавкать, девушка предусмотрительно обрызгала себя и этих двоих антикомариным аэрозолем. Неподалеку от штабного кунга они спрятались за густой куст.
   Еремин не подвел - выбрался наружу в полной темноте, постоял на углу. Потом бодро отправился в сторону деревни. Что он там забыл? Днем вот не пошел, а? Сережа озвучил подозрение, и Катя немедленно позвонила следователю. Тот удивился, прибежал из Романовского кунга. Гром поворчал на Иванова - очень этот пес людей в форме не любил, но Катиной оплеухе внял, смирился.
   Шли вслед за Ереминым не по проселку, а лесом. Так незаметнее и тише - все промокло, не шуршит и не хрустит. Но медленней, конечно, чем по дороге. В деревне следить стало опасно, хорошо, луна приготовилась взойти, дала немного света. В нем и разглядели, как Еремин вошел к Селене. Следователь глянул в край окна, вернулся, обругал Катю с Сережей:
   - Идиоты! Он к любовнице пришел, бутылку открыли, любезничают, - и направился в стан, грязно пошутив, - свечку им сами держать будете?
   Смущенная Катя не нашлась, что ответить. Сережа проворчал:
   - Ничего себе скорость, вчера ещё с Ильёй амурила, - и вдруг хлопнул себя по лбу. - Илья? Илья... Катя, ой, дурни мы! Ведь он не знал сначала, что деньги в сельсовете, а ключи мог забрать сто раз!
   Замечательный возглас очень понравился девушке. Она немедленно изобразила несогласие и легкую тупость. Сережа воодушевился пуще прежнего, на пальцах и в повышенном тоне дал раскладку, как Илья мог Еремина ударить, и ключи взять.
   - Конечно, - изобразила медленное понимание Катя, - открыл, быстро разломал пол, чтобы сбить с толку, потом вскрыл ящик - а там пусто!
   - Само собой! И сельсовет ограбить он влегкую мог. Слышал же, что деньги в том сейфе. Дождался темноты, влез. Там жилых домов рядом нет, ломом хоть задолбись - никто не услышит.
   Это уже обсуждали на бегу к вахтовке у Лысухи, где сегодня дежурил Илья. Подобравшись поближе, сыщики перешли на шаг, перевели дыхание, присмотрелись. Окна вагончика светилась, мужские голоса звучали невнятно, но громко - внутри шел бурный разговор. А потом раздался крик, дверь распахнулась.
   Катя припустила за беглецом, Гром тоже, лишь Сережа немного припозднился - поскользнулся на высоком старте и плюхнулся в лужу. Пока встал, погоня перешла в заключительный этап. Потом он Кате рассказал, как красиво выглядело это со стороны:
   - Гром по влажной пойме, словно лебедь на взлете: шлеп-шлеп-шлеп-шлеп и затем сочный большой шлеп! Это он Щербатого лапами по спине и - сбил. Тот пропахал длинный, глубокий тормозной след мордой вниз. Лежит, грязь глотает, а шевельнуться боится - Гром зубами ему шею массирует и горячо дышит...
   Катя и Сережа сначала в чувство привели Илью. Тот получил кастетом. По голове. От всей уголовной души подельника, как позже выяснилось, Илюхиного земляка. Иванов всю ночь сидел в медпункте, охраняя скованных Шербатого и раненого Илью.
   Селена маленькую рану ушила, но выбрила бывшему другу больше чем полголовы, не иначе, как отомстила. Утром прикатил ещё один следователь, в синем мундире. Выйдя из машины, прокурорский поверг все Кирьяново в ступор. Увидел Катю, растопырил руки, кинулся обниматься:
   - Фомина! Какими судьбами? - А ошарашенному Иванову изобразил щелбан. - Эх ты, такую ценную помощницу не задействовал. Она же у нас неделю назад практику закончила. И как! Три преступления раскрыла сама! А теперь - четвертое.

*

   Дурацкое такое, путаное дело с этой кражей получилось, нелогичное. Но раскрыли его все-таки Катя и Сережа. За это им дозволили присутствовать на допросе. Со слов Ильи выходило, что он ничего не знает, но уверен - во всем виноват Лимонов. И о деньгах шофер знал, раз Еремина в банк и обратно возил. И Щербатого тоже Лимонов рекомендовал на работу. Почему бывший уголовник набросился и ударил безобидного студента по голове - так кто его чёрную душу знает?
   Прокурорский следователь сломал сопротивление Ильи, задав один вопрос. Зачем Щербатому приносить и уносить из вахтовки два миллиона в сумке Ильи?
   Сережа, когда сообразил, что не "жур", а "юрфак" - дуться на Катю не стал. Наоборот, виноватым себя ощутил, успел до вечера десять раз попросить прощения за самонадеянность. Катя не спешила индульгенцию выдавать и похвасталась этим маме, пока они на кухне готовили ужин. Сережа вроде не скучал, смотрел в горнице телевизор, так что эпизод с его посрамлением был изложен в героической трактовке.
   Мама дослушала до конца, погрустнела и промахнулась ножом по огурцу. Залепляя ей порез на левом указательном пальце, Катя встревожилась, увидев, как блестят мамины глаза:
   - Ты чего? Больно?
   - Доня, ты, как дурной возчик, коня кнутом хлещешь, вожжи дергаешь, а нет бы сахарок предложить...
   Мама коротко пояснила, зачем жена должна быть "шеей", а не "головой". Потом еще короче: сто раз назови мужика свиньей - на сто первый он хрюкнет. И совсем коротко - с кем поведешься... Стыдно Кате стало, как никогда прежде. Отнесла она салаты на стол, примостилась рядом с парнем, обхватила его руку, прижалась щекой к плечу и сидела так, раскаиваясь.
   А Сережа то ли понял что, то ли просто разнежился, только не стал ничего спрашивать, лишь легонечко чмокал в макушку и ласково так, двумя пальцами водил по ее плечику. Ближе к вечеру мама засобиралась:
   - Пойду к бабе Марусе, да там и заночую, чтоб по темну в такую даль обратно не переться. Кать, утром корову в стадо выгони. Я не раньше десяти вернусь.
   Они проводили ее до калитки. Там Сережа обнял Катю за плечо, слегка повернул к себе, проверяя на сопротивление. Не ощутил, добавил решительности, заключил в полноценные объятия. Но поцеловаться не удалось. Между их телами втиснулась громадная башка Грома.
   - Сексконтроль, - расхохотались парень и девушка, а пес басовито добавил свой гав в общее веселье.
   - У тебя классная мама, - отметил Сережа, оборачиваясь с крыльца, - а папа где? Умер? Извини. И все равно тебе повезло. Я своего даже не знаю.
   Войдя в избу, Катя закрыла дверь на крючок. И вдруг поняла, почему парень настолько нерешителен - так некому же было ни пример показать, ни совет дельный дать. Столько нежности нахлынуло на девушку, что она обняла Сережу и шепнула на ушко волшебные слова о любви, после которых все у них само собой получилось.
   Но это уже не детектив, а совсем другая история...
  

Интерлюдия

   Работа оплачивалась хуже, а времени на неё уходило всё больше. Хлебозавод сократил штатных работников наполовину, и временных перестали брать вовсе. Для ухода за инвалидами теперь приглашали молдаванок, вьетнамок - кто подешевле. Студентам оставалась поломойство и разовые подработки - уборка после ремонтов. Денег на оплату учёбы хватало в обрез. И тут Катя получила долгожданную квартиру - их коммуналка, наконец, реально попала под снос.
   Очень удачно, что новый район нуждался в консьержках. Одной из них оказалась студентка юрфака Катя Фомина. Сидеть за столом, контролировать вход и выход, следить за хулиганистой пацанвой, чтобы не пакостили - разве сложно? Тем более, что учебник читать во время дежурства - самое полезное занятие!
   За несколько месяцев все жильцы стали знакомыми. И помалу стали открываться Кате такие подробности из жизни соседей, что никакой фантаст не придумает. Особенно отличился Юрка-умник из 176 квартиры, которого потом участковый на спецучёт поставил, как условно осуждённого. Но начиналось все совершенно невинно.
   Парень выглядел обычным ботаником - джинсы обрёмканные понизу, куртка самая дешевая, китайские кроссовки. Сам невзрачный, сутулый, вечно с книжками или железками, пальцы в порезах и ожогах. Но добрый и отзывчивый, всегда здоровался первым, помогал Кате, если что надо было поднять, переставить, как ту пальму в бочонке для украшения фойе. Он несколько раз приделывал ей новую ручку на школьный еще портфель, которая постоянно рвалась под грузом учебников.
   И вдруг, почти внезапно, стал одеваться, как с иголочки. А отец его купил новую машину взамен ржавой жигулины. С того времени и начались странные события, объяснения которым нашлись много позже.
  

История шестая - Опасная халява

  
   С переездом в новую квартиру семья Липкиных, наконец, вздохнула свободно. Отважившись на кабальную ипотечную ссуду, они получили вдобавок к двум спальням еще и кабинет для Юрика, а мужу выделили часть большой комнаты, вроде зала, с огромной, утепленной лоджией. Повесив плотные шторы в дополнение к тюлевым, Илья отделил себе личный угол с диваном, и лоджия стала его компьютерным кабинетом.
   Сын ликовал - институт требовал вдумчивой работы, которая возможна только в тишине. Родители вечерами закрывались по комнатам, а телевизор из кухни, если мама возилась там, был практически не слышен. Прекрасная голова сына помогала в учебе, и он с гордостью доказал это "старикам", получив именную стипендию.
   Свободное время Юрик тратил на интернет, забросив прежние увлечения. Его недавние самоделки - гибкие манипуляторы, подвижные, словно щупальца осьминога - валялись грудой хлама. А ведь совсем недавно он получил какую-то премию на выставке технического творчества за многосуставной привод на принципиально новой основе, кажется, магнитозависимой твердой жидкости. Наташа слабо понимала терминологии. И еще хуже - принципы действия этих игрушек. Главное - сын не пил, не курил, сомнительными знакомствами не пачкался.
   О, друзья у него появились серьезные, из приличных семей. Профессорские отпрыски, не меньше. Он с ними порой уходил на вечеринки, возвращался слегка навеселе, но вполне в рамках. Первое время хвастал перед матерью - отцу всегда недосуг! - новыми играми, новыми фильмами, которые скачивал с помощью какого-то осла, но все реже и реже.
   А затем вовсе перестал снимать наушники, и отрываться от экрана. Как зомби, забредал в кухню, наваливал в тарелку еду, наливал суп, брал несколько ломтей хлеба - и бегом возвращался. В редкие минуты его отсутствия Наташа протирала рабочий стол, переворачивала клавиатуру, вытряхивая множество крошек, которыми некомпьютерная мышь кормилась бы неделю, не меньше.
   Странности начались через пару месяцев. Немногочисленные украшения матери, лежащие в черной шкатулочке на трельяже, пропали. Хватившись золотой цепочки, Наташа допросила мужа, вывернула свои сумочки наизнанку, и смирилась с утратой. Но аметистовые серьги с алмазной мелочью - встревожили основательно. Кошек и собак, что могли случайно проглотить или спрятать такие вещи, тем более птиц - в доме не было. Однако серьги пропали! Наталья вызвала на разговор Юрика, и намекнула - а нет ли у него карточного долга?
   Верна пословица, что дети стоят на плечах родителей. То, что ей казалось тонким намеком, сын просек мгновенно и вознегодовал на чудовищно несправедливое подозрение. Уж как только мать не уговаривала Юрика - тот рвал и метал! Заявил, что уйдет из дома, что ненавидит ее, что с детства ненавидел за бесконечные запреты, что она ему всю жизнь сломала, что из-за нее он не хочет с женщинами знаться, и что станет геем - в общем, выкрикивал такие страшные слова...
   Наталья ощутила, как мучительно стали суммироваться нервные импульсы в несчастной ее голове, пробивая разрядами мышцы; как напахнуло давно забытым жаром/холодом, предваряющим припадок; и - выпала в темноту беспамятства, где плавали яркие разнокалиберные круги и овалы.
   Это произошло впервые. Прежде чернота была пустой. Испугаться Наташе не удалось, место привычной эмоции занимала тревога. Точнее, тревога за сына, смешанная с изумлением - отчего Юрик превратился в светящееся пятно? Чуть в стороне болтался крупный и плотный овал по имени Илья, то есть - муж. В плохо обозримой дали по-разному выглядели соседи, друзья, занятые своими делами. Сама она светилась слишком ярко, как лампа, что вот-вот перегорит. И вот, в момент, когда она, Наталья, поняла, что сошла с ума - сознание отключилось, а тьма стала однородно черной...

*

   Катя подсказала врачам скорой, на какой этаж ехать к Липкиным. Те вознеслись, но вернулись очень быстро, минут через десяток, наверное. Врач вытащил сигарету, закурил, не спеша на улицу под начавшийся дождь. Консьержка воспользовалась паузой:
   - Ложный вызов?
   - Нет, все в норме, - фельдшер, молодой парень, с удовольствием настроился поболтать с молоденькой и симпатичной девушкой. - Она не эпилептичка, похоже, просто перенервничала. Что ты хочешь, от такой жизни и здоровые в обморок падают...
   Он поделился своими соображениями о временах, посетовал на перегруженность работой, сообщил, во сколько заканчивается смена, явно готовя почву для будущего свидания. Врач, унылый толстяк из той породы медиков, что готовы давать советы, которым сам следовать не станет никогда, докурил сигарету, пресек разговор:
   - Заканчивай, у нас еще два вызова, - и гнусно пошутил, - а хорошие девушки на ходу не снимаются...
  

*

  
   Врачи ушли, но ушибленный затылок Натальи болел, как в детстве.
   - Мам, ты как?
   Голос Юрика дрожал. Илья тоже был рядом с диваном, где она пришла в себя, подкладывал что-то под голову, рычал на сына:
   - Ты что ей наговорил такого, придурок? У нее припадков двадцать лет не было, с твоего рождения, а ты - довел!
   Превозмогая слабость, Наташа выговорила:
   - Не ругай его, Илюша, я сама виновата... Помоги встать, мне уже лучше...
   - Мать, поспала бы хоть полчасика! - Муж знал, как трудно она возвращалась к нормальному состоянию раньше, но сегодня приступ не оставил в ней такой разбитости и пустоты в голове, хотя язык прикусился, как обычно.
   Умостившись на стуле, Наталья коротко ввела мужа в курс разговора, извинилась перед сыном за подозрения, на что тот ответил:
   - Не крал я твои колечки. Барабашка, может, завелся? Я читал в инете, что они частенько берут вещи и потом возвращают. Надо поговорить с ним, сказать: Черт-черт, поиграй и отдай!
   Юрик ничем не напоминал того встопорщенного звереныша, что кричал полчаса назад гадкие и страшные слова, и это было счастьем для матери...
  

*

   Свет настольной лампы падал на рабочий стол мужа широким конусом.
   - Илюшенька, я тебе кофейку с бутербродом...
   - Поставь на стол, потом выпью, - муж держал пинцетом коричневый квадратик и целился в него дымящим паяльником. - О, класс, спасибо, что включила люстру!
   Но дополнительный свет не от ламп появился, отнюдь. Необычайно яркий шарик сунулся в комнату через открытую дверь. Наталья вскрикнула, предостерегая, на что Илья, наконец, поднял голову:
   - Чего орешь! Подумаешь, надымил!
   - Илюша! Да посмотри же!
   - Барабашка?
   Из Юркиной комнаты раздался грохот падения чего-то звонкого, жестяного. Шар исчез. Муж выронил паяльник. Брызги олова с медного жала запятнали зелень материнской платы. Пинцет и новый чип, украденный с радиозавода, соприкоснулись с "мамой" ненамного позже. Малюсенькие искорки пыхнули в местах контакта ножулек квадратного паучка. Свет погас во всей квартире.
   - Юрка, идол косорукий! Ты что там натворил? Опять пробки вылетели!
   - Ща включу, - долетел голос Юрика, и шлепанье босых ног отметило путь из кабинета в коридор. - Готово!
   Лампа не вспыхнула, зато неприятно яркий шарик, словно кусочек синеватого солнца, снова заглянул в комнату. Свет барабашки ослепил Илью, Наташу и вошедшего через другую дверь Юрика - с неизменными наушниками на голове.
   - Сынок, беги! Они вредные, эти барабашки, - жалобно вскрикнула мать.
   Опомнившийся отец тихонечко отступал, а Наталья, словно завороженная, смотрела, как барабашка поворачивает голову, осматривая людей. Свечение стало очень ярким, слепящим.
   - Охренеть, - негромко выразился Илья, - такой яркости только шаровые молнии достигают. Не взорвется, как думаешь?
   Наталья слушала их диалог, слабо понимая суть. Эти два фаната компьютерного мира в последнее время вместе копались в своем "железе", доводя его до известных только им высоких кондиций. Вот и сегодня Илюша паял какую-то невероятную схему из черт знает чего, мастерил "танк на самоварной тяге", как в сердцах обозвала его самоделки жена, оцарапавшая при уборке бедро. Возможно, этот яркий шар - дело рук доморощенных Самоделкиных, подумала Наташа и прикрикнула для порядка:
   - Быстро убрали эту хрень отсюда! И свет мне включите! Чтоб через минуту и духу ваших барабашек здесь не было!
   - Мать, сдурела? Это не наши, - отрёкся Илья, рукой прикрывая глаза от нестерпимого света.
   - Он из параллельного мира, точно, - высказал предположение Юрик.
   Наташа шагнула к шару и замахнулась. Барабашка, если это был он - вспыхнул совсем ослепительно. Женщина зажмурилась, а когда открыла глаза - перед ними долго плавали радужные круги. Куда делся шар - никто не заметил.
   Наташа мысленно плюнула на всю эту мутотень, и ушла на кухню. Барабашка, нет ли - уже исчез, а вот голодная семья - никуда не делась!
  

*

   Этот яркий шар еще пару раз появлялся в коридоре, и мгновенно исчезал, дав напоследок ослепительную вспышку. Что странно, в коридоре постоянно выпадала пластмассовая вентиляционная решетка. Замаявшись вставлять её, Илья махнул рукой, отложил до будущего ремонта. Ночью в коридоре пыхнул свет, и на полу нашлась пачка денег, скреплённая резинкой. Ни Илья, ни Юрик деньги своими не признали. Это повторилось. Наталья решила обратиться в милицию и сдать халявные рубли - мужчины единодушно возразили:
   - Мать, сдурела? Мы не миллионеры, нам самим пригодится!
   - Не хочешь с пола, я барабашке скажу, чтобы мне давал, - заявил Юрик.
   - Как попросишь? - Илья всегда отличался трезвомыслием и практицизмом.
   - Записку напишу, мол, натуральный обмен. Вдруг им чего надо, а у нас есть?
   Написали фломастером "Вам что-то нужно от нас?", прилепили к Юрику на дверь. Утром записка лежала на полу, с кривыми буквами "Да, энергия". В коридор вынесли удлинитель с розеткой - подложив записку "Это?" Ответ убедил: "Не надо. Сам возьму". Илья просидел ночь в засаде, отслеживая действия барабашки. Тот вылезал из вентиляционного отверстия. Точнее, не вылезал, а высовывался и сбрасывал деньги. Через пару дней барабашка стал приносить деньги в комнату сына.
   Тот, на правах приручителя или дрессировщика, заявил:
   - Я их себе оставлю, ладно? Халява же! У вас зарплаты, а мой степон - вообще гроши!
   Наташа запротестовала было, но Илья ее разубедил, мол, пусть пацан порезвится, пока молодой, раз уж нам не досталось. Юрик вел себя разумно, не кутил, и мотовством не грешил. Наоборот, старался для семьи, щедро субсидировал покупку еды, затем взял на себя оплату налогов и возврат ипотеки.
   Мать и в этом заподозрила нечистое - не связался ли с грабителями? - в его отсутствие сделала обыск, перерыла всё в шкафах, под кроватью на полках. Ни денежных заначек, ни наркотиков - чисто! Кроме кучи старых механических самоделок и нескольких разобранных компьютеров - ничего. А пачки купюр, перетянутые резинками, продолжали появляться в комнате сына.
   Страх - ох, аукнутся им дармовые деньги! - не отпускал Наталью. Взяв отпуск, запасясь наличными деньгами из собственного запаса, она бросилась в поиск ответа, не пропуская ни одного объявления, намекающего на знание проблемы. И целую неделю, верстовыми столбами мелькали - проявлялись, приобретали объем, цвет, а порой и запах (особенно после выходных), на краткое мгновение задерживались и уносились за спину - такие одинаково сытые лица разнообразнейших специалистов:
   - ...обыденные представления не соответствуют реальности. Практически невозможно описать время и пространство словами на языке известных Вам понятий. Современные научные представления доказывают возможность существования и взаимопроникновения друг в друга разных пространственно-временных миров, одним из которых является и наш...
   "Мимо, читатель, мимо!" - совсем не к месту воскресал в ней Николай Васильевич Гоголь, искавший свой ответ на Невском проспекте.
   - ...по Блаватской, "саморожденные" возникли в виде эфирообразных существ путем уплотнения мира психической энергии. Они подключены ко Всеобщему информационному полю, владели дистанционным гипнозом, передачей мыслей на расстоянии, могли воздействовать на гравитацию...
   - ...чудо свершится, если уверуешь. Истинно говорю, сестра, молиться надо, дух укреплять, и ниспошлет Господь благодать свою. Окропить сына святой водой и освятить комнату...
   "О Боже! Да я этой воды чуть не ведро извела, и свечами весь пол закапала. Мне сына спасать надо, а не душу мою!"
   - ... человек в каком-то глубинном смысле мыслит всем телом. Кровь, как подсистема организма, не менее мозга необходима для реализации психических функций, хотя ее и не считают органом мысли. По Гераклиту - сила мышления находится вне тела...
   - ... истинный смысл круговорота воды в природе заключается не в том, что она испаряется, скапливается в тучи, проливается дождями, и этот цикл повторяется бесконечно. Речь о другом. Человек на три четверти - вода, в том числе и клетки мозга. А потому мысли, идеи, информация - не исчезают бесследно, потому что вода впитывает их...
   Бред таких учений ничуть не помог, только заморочил голову окончательно. Выйдя из кабинета очередного адепта многомирия, Наталья заблудилась. Тусклая лампочка над входом-выходом разгоняла тьму египетскую метров на десять, а дальше начинался глубокий, насыщенный мрак безлунной летней ночи. Где-то вдалеке, над веселым центром города светилось, разлиновывалось лазерным лучиком небо, а здесь оно могильно и беспросветно сливалось с деревьями и кустарником в одноцветное "ничто", в космическую черную дыру.
   Пробуя почву ногой, Наташа вошла в проход между домом мистика и безжизненной коробкой новостроя. Мир исчез. В реальности осталась шершавая стена, да пальцы, скользящие по ней.
   А потом раздался мужской голос:
   - О! Телка! Как вовремя, а? Петь, давай ее трахнем, и на телок не надо тратиться.
   Сознание ожидало совсем другой параллельный мир, но вспомнило, что надо кричать, звать на помощь, и впопыхах выдало гортани команду на крик. Вопль прозвучал странно коротко и одиноко, однако голоса стали удаляться:
   - Коля, брось ее. Не трогай! Больная, наверное - сифилис или СПИД. Я такую и с гондоном не буду! Говорят, они плевком заражают...
   Как странно повели себя гоблины, или как их там? Не тронули. Сбежали сами. А почему?
   Реальность проступала оттенками черноты. Впереди проявился далекий свет уличного фонаря, второго, третьего, стала различима тропа, затем узенький проход раскрылся во всю ширь, стал перекрестком, так что можно уже перевести дух, спокойно сесть в трамвай и начать успокаиваться:
   "Что же я такое крикнула? Не "караул, спасите!" - это точно, а что?"
  

*

  
   Десятым по списку был потомственный колдун и экстрасенс. Посмотрев фотографию Юрика, покачав над ней ниткой с подвешенной медной шайбой, колдун вдруг сказал нормальным голосом:
   - У мальчишки сложность взросления. Он никому из родителей не верит, зато верит в интернет, и живет в его игрушках. Вы же знаете, что наши мысли представляют огромную силу? Они из нематериализованной, идеальной формы информации могут превращаться в материальные вещи, предметы, сооружения. Вот, я беру чайник, а ведь это - всего лишь мысль конструктора...
   Рассуждения колдуна отличались от ранее слышанного бреда. Наташа начала поддакивать ходу его рассуждений.
   - ... мысли каждого человека притягивают к себе подобные. Плохие мысли притягиваются к плохим, хорошие - к хорошим и т.д... Мысли сочетаются и интерферируются с такими же мыслями других людей, одинаковыми по частотам, энергиям и кодам...
   - Это точно, он и говорит мне, что реален только мир всемирной сети, что там они все - как братья, мыслят одинаково...
   - То есть, их сеть несет в себе магнетическое влияние. Их общая мысль и является жизненной силой сети, ее вибрационной силой. Для нас, колдунов, вибрации имеют три аспекта: слышимость, видимость и ощутимость. Скажите, а вибрации этих сущностей...
   - Барабашек?
   - Ну, зовите их так, неважно. Ощущали?
   - Даже видела. Яркий свет, и тепло идёт... Знаете, такие... Ослепительные.
   - Возможно, эти шары - члены информационной цивилизации, которая родилась и развивается. Призраки не менее реальны, чем люди. Просто эту реальность не всем дано ощутить. А у вашего сына в информационном мире мысли и желания становятся реальностью...
   - Они ему из ниоткуда купюры приносят...
   - Ну, деньги - это всегда хорошо! - вскинулся колдун.
   - Легкие деньги развращают, боюсь, расхочет работать, баловаться наркотиками станет и...
   - Что же вы сына в таком подозреваете! Как можно, если родители нормальные, то и сын...
   - И что, если нормальные? Я на божничку не мощусь - сама травку и экстази пробовала, хорошо, не запала на них... Чую, ворует он, ворует с их помощью! Не хочу, чтобы он попал в тюрьму! Не хочу!
  

*

   Увы! И колдун не дал средства для спасения сына. Убитая горем Наталья брела домой, не понимая, что делать дальше. Но сердце материнское чуяло беду, ох чуяло! Говорите, что угодно, но сердце - вещун. И предвещало оно с недавних пор нечто исключительно недоброе...
   Наталья сходила с ума от тревоги, но Юрик старательно убеждал её, что у них в квартире встретились параллельные миры:
   - Барабашка, мам, он реален. Мне жаль сдавать его ученым. Тогда все, халява прикроется, денег не увидим. Пусть он поживет у нас. Тебе что, внатяг? Он берет электричество, за которую мы платим. Тут нет воровства, понимаешь, для него воссоздать купюру по образцу, как для нас - чихнуть! Честный обмен.
   Илья согласился, хотя сомнение читалось на его лице:
   - Он прав, думаю. Мать, не мечи икру! Не знаю, как Юрка с ним договаривается, с этим барабашем. Опять же, смотри, пока всё проходит? Грех не воспользоваться...
   Так или не так обстояло дело, но скоро даже исчезнувшие драгоценности вернулись в шкатулку. Наверное, Юрик с барабашкой научились понимать друг дружку и ослепительный шар отыскал пропажу через параллельное пространство.
   - Я у него попросил, - объяснил сын, - а в обмен согласился никогда не отключать компьютерную плату. Ну, где чип припаялся! Он с нее инфу качает, видишь, она в сети и запитана?
   Деньги шли на погашение ссуды за квартиру, потом - за машину, потом на мебель... Илья и сын с восторгом тратили их на одежду, обувь, новые компьютерные причиндалы. Семья выбиралась из нищеты, а мать совсем потеряла покой.
  

*

   Вечером в дверь позвонил невзрачный мужичок, сосед снизу. Юрик открыл и вскрикнул от неожиданности, получив толчок в грудь. Следов вошли бандиты, страшные, как в кинофильме "Бригада".
   Предчувствие Наташи сбылось. Их семью вычислили. Это просто, когда ты живешь в районе, где тебя знают, как облупленного. Стремительно разбогатевшие соседи попали на заметку бандитов, а суммы выплаты за машину и досрочное погашение ссуды совпали с исчезнувшими из "общака".
   Так сказал, снисходительно посмеиваясь, здоровенный жлоб. Когда на крик сына с кухни прибежала мать, а потом выскочил Илья - их схватили два пристебалы поменьше, но с более наглыми мордами. Юрик утирал кровь. Наталья бросилась к нему, но толчок отбросил её к стене:
   - Цыц, корова!
   - Маму не трогайте, - попросил Юрик, нечетко выговаривая слова разбитыми губами.
   - Колись, сучонок, как деньги скрал! - злобно прорычал щуплый мужичок, который иногда встречался им во дворе дома.
   - Какие деньги, вы что, - отказался перепуганный Юрик, - я понятия не имею!
   - Ага, а как из моей квартиры бабло пропало? Я вот тут живу, - щуплый ткнул пальцем вниз, - под вами.
   Тем временем верзила заглянул в ящики комода, нашел там деньги и показал всем. Его тупое лицо озарилось восторгом:
   - Ты крал, это к бабке не ходи, - громила для убедительности ударил мальчишку по лицу, - вот, это я набирал. Я пишу на верхней денежке, сколько тут всего. Говори, как тырил!
   Кровь из разбитого носа Юрика потекла обширной струйкой, добавляясь к той, из рассеченной губы, что уже окрасила рубашку. Наталья снова рванулась к сыну, но ее удержал щуплый:
   - Ну, и как возвращать будете?
   - Ссуду возьмем, - вступился Илюша. - Это я украл, я и верну. Все, до копеечки. А жену и сына - не троньте! Они ничего не знали.
   - Ага, до копеечки, - заржал тощий. - Ты мне квартиру отдашь, машину, и еще пять лет с голой жопой жить будешь. Проценты, мужик, процентики! Братва, тащи их в комнату, чего в коридоре стоять!
  

*

   Пройдя в комнату Юрика, бандиты потребовали показать, как происходило воровство. Тот отпирался, получал болезненные удары и вскрикивал, пока Наташа не взмолилась:
   - Да что ты упрямишься? Ведь убьют! Покажи, если и вправду ты брал!
   Она застонала от мысли, что сын врал ей ради поганых бумажек, которые всегда приносят только беды! А Юрик быстро вынул из хлама какие-то детали, подключил их к разобранному компьютеру и взял в руки джойстик. Прозрачное змеевидное щупальце поднялось с пола, кончик его вспыхнул ослепительно - светом барабашки. Бандиты пришли в состояние полного обалдения. Илья схватился за голову:
   - Я идиот, купился, как пацан! Юрка, Юрка, что ты натворил!
   Выпустив пленников, бандитская четверка собралась у стола, и рассматривала щупальце, раскрыв рты от изумления.
   - Покажи, как тырил!
   Щупальце резво скользнуло в открытый Юрой канал вентиляции, унеся с собой ослепительный свет. Все уставились на экран, где навстречу камере двигался квадратный просвет. Затем возникло изображение решетки. Выставив её, щупальце доползло к шкафу, открыло и залезло в сумку с деньгами. Возвращение выглядело стремительнее и проще. Щупальце выползло из вентиляции, подползло к столу, и перед бандитами легла пачка денег.
   - Она у тебя что, на автомате работает? Ах программа, самоуправляемая... У, крысеныш, а ты черепастый, - вымолвил щуплый, видимо, самый главный и сообразительный, - прямо изобретатель! Ну, все, теперь я врубился, въехал... Это же отовсюду можно... Сколько тут метров? Десять? Круто...
   Его подельники лупали глазами, не успевая за ходом мыслей пахана. Наталья почувствовала холодок страха, пробежавший меж лопаток. Голосок щуплого стал масляным, словно сожрал что-то очень вкусное:
   - Из банка уволочь, это само то! Да "зелеными"! Доперли? Вот как вы должок отрабатывать станете, лохи педальные...
   - Вы чего, совсем? Не буду, - крикнул Юрик, - я вам не...
   Удар громадного кулака с хрустом заткнул сыну рот, сбив на пол.
   - Не п**ди!
   Будущее предстало более страшным и безнадежным, нежели предвещало сердце. Наташа завизжала, зажмурила глаза, изо всех сил желая, чтобы эти поганцы навсегда исчезли из ее дома, из ее жизни, оставив сына и мужа в покое! Ей показалось, что в голове прозвучало эхо, словно желание взорвалось криком в пустой комнате, словно резонанс и реверберация раскачали изнутри стенки черепной коробки, усилив страстное желание до нестерпимой боли, ослепительным всплеском выжигая сознание...

*

   Катя в испуге вскочила, когда в подъезд вошли двое в штатском, а за ними десятка два бойцов в масках, касках, жилетах и с короткими автоматами. Сделав ей знак не волноваться, половина воинственных посетителей отправилась вверх на лифте, а остальные пошли по лестнице. Спустя полчаса, наверное, прикатила уже знакомая бригада "скорой помощи".
   - Мы к Липкиным снова, - доложил молодой фельдшер.
   Толстый врач ничего не сказал. Он курил сигарету и страдальчески морщился, словно от больного зуба.
   Катя успела написать половину реферата по праву собственности, когда из лифта вывели нескольких человек, скованных наручниками за спинами. Суровые бойцы конвоировали арестованных, отвешивая тем чувствительные удары при любой попытке перемолвиться между собой:
   - Молчать!
   Гражданские подмигнули Кате, увидев её изумление. Высокий пошутил:
   - Не трусь, Маша, я Дубровский!
   - За что их?
   - За дело.
   И всё стихло. Выйдя на порог, Катя с завистью проводила взглядом автобус и легковую машину со специалистами, какой она станет ой, как не скоро! Вернувшись к столу, девушка неохотно закончила реферат. Вот зачем ей, будущему следователю, нужно учить гражданское право? Ух, скорее бы закончить универ, защитить диплом по уголовке на отлично, устроиться на работу в прокуратуру!
   Лифт доставил медиков. Фельдшер опять принялся любезничать, но сегодня Катино настроение не располагало в длительной беседе. Она сухо кивнула на предложение встретиться, взяла телефон парня, чтобы отвязаться, и с трудом дождалась, пока за ним закрылась дверь. Кате хотелось помечтать, и лучше всего - в одиночестве.
  

*

  
   Бодрящее амбрэ нашатыря запустило мысли, как громкий окрик. "Какое радикальное средство, - трезво восхитилось сознание Натальи, пока тело подчинялось рефлексам, отворачивалось, отпихивало руками омерзительно воняющую аммиаком ватку. - Илюша, чего голосок-то дрожит? Испугался, охламон? Жалко домработницу стало? Или все-таки жену? Поваляться бы так минут несколько, поумирать, чтобы точно расслышать, любит ли еще, змей огненный, а то лет десять, как ничего не говорит..."
   Наташа открыла глаза, страшась снова увидеть рожи негодяев. Полыхающая вовсю люстра освещала пустую комнату. Ни бандитов, ни ослепительного барабашки на конце щупальца - не было.
   Суровый человек отчитывал Юрика:
   - Ни в коем случае никому не говорите, что случилось. Спугнете бандитов - только хуже будет. А по вашим фокусам мы поговорим отдельно. Деньги все сдали?
   И он ушел, оставив парнишку в глубокой задумчивости. Наташу тронул врач, стоявший рядом, внимательно глянул ей в глаза:
   - Очнулись?
   Фельдшер собирал врачебный саквояж. Он защелкнул замки, показал на использованный шприц:
   - Выкиньте, будьте добры. Все. Рекомендации помните, Илья Иванович? Прекрасно, тогда мы пошли.
   Собрав еще какие-то причиндалы, врач и фельдшер удалились. Наташа попробовала сесть. Это удалось. Тогда она попыталась понять, что произошло:
   - Илюша, а бандиты - ушли, да?
   - Ага, ушли бы они, жди! Увели их, под белы ручки, - муж хмыкнул, - менты повязали. Ты в крик, упала, они растерялись, а тут дверь - хрясь и нараспашку! Спецназ ворвался. Бандюков скрутили и всё. Елки, теперь еще и дверь менять придется! Как они ее вышибли, косяк в щепки...
   - Почему?
   - Так за ними давно следили, всё ждали, когда они вместе соберутся. Юрка же чего отчудил? Он воровскую кассу обобрал, общак, называется. Они сначала друг на друга наезжали, шум подняли, двоих за крысятничество убили. Если я понял, милиция после этого стала следить за ними, а бандюки спецов наняли и видеонаблюдение за шкафом устроили.
   Юрик, уже умытый и в чистой рубашке, без крови, добавил, смущенно улыбаясь:
   - Смотри, глаз к такой яркости не может привыкнуть, слепнет, а камера умеет подстраиваться. Они по записи засекли, как пачка через вентиляцию уползла, всем скопом пошли к нам, разбираться. А милиция - за ними. Короче, мне и от ментов попало... Забрали все деньги. Мам, прости, что так получилось. Твои украшения в ломбарде были. Я их сдал, а потом выкупил. Не хотел говорить, что меня стипендии лишили. Я с деканом поцапался, а... Короче... Честно, хотел помочь вам...
   Илья отвесил сыну подзатыльник:
   - Помог, придурок! Чуть не убили нас за твои фокусы! Мать вон, еле живая...
   Но в голосе и в шлепке не было злости, а только остатки тревоги и облегчение. Юрик долго рассказывал, как от безысходности запускал щупальце по всем квартирам, в надежде украсть, и крал ведь - где деньги, где драгоценности. Пока не наткнулся на воровской общак.
   Держась за мужа и сына, обессиленная Наташа добрела до Илюшиного кресла, облегченно села, и вдруг стала хохотать, все громче и громче, опять перепугав мужчин:
   - Ой, не могу! Начудили мы, однако! Отец у нас самый дурной, легковер. Лох, одно слово... Сын - вор и у воров крал. А я, дура, у шарлатанов помощь искала! Нет бы сразу в милицию пойти... Дура и есть, ведь с перепугу что вчера орала! Ой, что орала-то... И ведь совсем не зря, кажись... Прям в точку...
   На их вопросы, предложения прилечь, выпить водички - она махала рукой и заливалась звонким, молодым смехом, утирая слезы, обильно струящиеся по щекам. Наконец, уморившись до боли в мышцах живота, стала успокаиваться, а минуты через три, продышавшись, ответила:
   - Все-все, упокойтесь, я в норме... Нет, не истерика, не приступ! Илюш, помнишь, я вчера у мистика-шарлатана была, и меня какие-то хмыри на обратном пути словили? А потом убежали? Так я сейчас вспомнила, что там с перепугу закричала...
   И бросила в недоуменные лица:
   -Ура!
  

Интерлюдия

  
   Всю историю Катя узнала совершенно случайно и много позже. Участковый пару раз посетил квартиру Липкиных, молча и с умным видом. А потом те быстро и тихо переехали. Куда - никто не знал. Кроме одного из оперативников в гражданской одежде, которые в тот памятный день руководили арестом бандитов.
   На летней практике Катя встретила этого капитана, они вспомнили друг друга и разговорилась. Дело в том, что Юркино изобретение оказалось очень полезным каким-то службам. Деталей и принцип действия пробора или приспособления капитан не знал, но судя по секретности - из дела изъяли все фотографии и экспертное техническое заключение - так была такая крутизна, Бэтмены отдыхают! Суд по Юркиному воровству проходил при закрытых дверях, а дали парню условный, чисто символический срок. И сразу забрали в институт, чуть ли не космического направления.
   Про деньги халявные капитан и Катя догадки строили разные. Милиционер полагал, что с Липкиных все наворованное взыскали, а девушке больше нравилась версия, что - все оставили. Если честно, она бы на месте суда и следователя отнятые у воров деньги передавала бы для стипендий особо одаренным детям. Как вот Юрка Липкин - тогда бы полезные изобретения случались чаще.
  

*

  
   Зимние каникулы всегда коротки, для Кати они сущее мучение. До мамы ехать - три дня полных. Назад - столько же. И уйма денег на дорогу. Стоит ли переться через полстраны, если можно с толком потратить время на заработки? Самый сезон, когда временные работники нужны на подмену. За пару праздничных недель как раз удавалось подкопить, чтобы не каждый вечер потом в пиццерии или в кафушке поло- и судомойничать.
   Но в канун Нового года Катя оказалась предоставленной себе самой. Все торговые точки закрыты - вот и она никому не нужна. Скучно в городе, когда подружки разъехались по домам, встречать Новый год в семейном кругу. Пойти в общагу, где только иногородние остались. Так там опять все парни перепьются, начнут легкого секса искать. Было уже, ломились парни в комнату девчонок, где она заночевала.
   - Ну, на фиг, ждать неприятностей!
   Так подумала Катя и решила просто посидеть дома и дописать работу, что вела в студенческом научном обществе. Для этого тридцать первого днем заскочила в прокуратуру, где брала материал. Володя Кириллов, только в прошлом году кончивший универ, куратор Кати по студенческому научному обществу, распивал коньяк в компании следователей. Симпатичной гостье обрадовались, плеснули на донышко и принудили:
   - Ты нас уважаешь?
   - А то, - мужественно ответила студентка, морщась от клопового запаха и жжения во рту.
   Слово за слово, мужская компания выпытала у Кати всё. Спиртное ли, новогодний настрой - но следователи взяли шефство над одинокой девушкой. Для начала предложили поучаствовать в работе СОГ.
   - Следственно-оперативная группа, это, я тебе доложу, мощный инструмент, - слегка покачиваясь, читал лекцию Антон Пряжкин, совершенно лысый и толстый, похожий на добродушного слона.
   - А ты со следующей практики, - мудро наставлял высокий, деликатный очкарик Кириллов, - бери тему работы, которую прокурор может себе в докторскую воткнуть, по рецидивной преступности...
   Только один из всех собутыльников помалкивал, строгий и неулыбчивый, весь такой... такой... изысканный, что ли? Одним словом, франт или денди лондонский, судя по костюму. Уж в таких делах у Кати глаз наметанный, она сразу отличает дорогую вещь от ширпотреба. Лацканы так приглажены, так туго прилегают, что видно - не "Большевичка" сшила, а "Бушерон", как минимум.
   Так вот, помалкивал этот строгий, да слушал, как девушку обхаживают. Но едва только пауза образовалась, он ее и заполнил. Глубоким и бархатистым голосом, звучно и низко, почти баритоном:
   - Вы, Катя, хотите вместе со мной сегодня поработать? Мне, неудачнику, выпало дежурить по району. Кстати, нас не познакомили, так я сам, не возражаете? Владислав Кусаев.
   Когда она протянула ему руку для пожатия, он поднес кисть к губам, слегка склонился в полупоклоне, не сводя с девушки глаз. Сердце Кати обмерло - впервые в жизни мужчина поцеловал ей руку.
  

История седьмая - письма к будущему сыну

  
   Так начался головокружительный роман. Владик умел ухаживать. На второй вечер он подкатил к общежитию на вишневой девятке, вынес букет алых роз и миновал вахтершу без слов, заворожив служебным удостоверением. Катя ахнула, когда после короткого стука и приглашения войти на пороге вырос джентльмен. Не "одесский", что периодически возникали на телеэкране в пошлых белых шарфиках и с пошлыми ужимками.
   Владислав Игоревич Кусаев выглядел достойно и вел себя - соответственно. О да, он умел быть неотразимым. Кажется, так несложно говорить женщине правду! Но большинство мужчин сбивается на вульгарный обман, порет чушь, лишь бы поскорее заполучить очередную партнершу в постель. Катя такое вычисляла мгновенно и гнала лгунов прочь. Единственным мужчиной в ее жизни был Серёжа. Честный до невозможности, робкий и, увы, недалёкий.
   Они встретились минувшим летом, прониклись интересом друг к другу и по обоюдному согласию утратили невинность. Тот первый сексуальный опыт принёс им немало приятных минут, но, кроме постели, нужно было ещё о чем-то говорить. Тут и выяснилось, что общего у них с Катей поразительно мало. После пары месяцев редких встреч они расстались. Без упреков, обид и претензий, сохранив отношения, как у брата и сестры - добрые и невинные.
   Сережка первым и узнал, что она встретила настоящую любовь:
   - Ты понимаешь, у меня сердце замирает, когда я его вижу. У Хэмингуэя так описано, а я думала, что выдумка!
   Любовь росла, захватывала Катю, мешала работать, учиться, но разве что-либо имело значение? Близилась весна, пора экзаменов. И тут случилось ужасное - Владик исчез. Он не ответил на звонок, его не оказалось в служебной квартире. Рабочий телефон ответил незнакомым голосом. Идти на работу девушка не рискнула, чуя недоброе - она набрала номер приёмной.
   Секретарь не узнала Катин голос и сухо ответила, что следователь Кусаев переведен в другой город. Можно было позвонить Володе Кириллову или Антону, чтобы узнать адрес. Но Катя не стала уподобляться несчастной влюбленной из "Служебного романа" и преследовать мужчину. Она поняла сразу:
   - Не нужна. Настолько, что даже сказать "прощай" не заслуживаю. Случайная постельная партнерша. Спарринг-партнерша для отработки сексуальных приемов. Почти что шлюха с Невского, только платил он мне не деньгами, а ласковыми словами. Лживыми, как он сам. Боже, какая я дура!
   Стиснув зубы, Катя продолжала жить. По инерции, словно ледышка на катке, когда ту пнут сильно. Учеба, работа. Учеба, работа. Экзамены, зачеты... Но почему судьбе надо, чтобы задержалось то, что раньше приходило регулярно, как часы?
   Проверка показала - случайности нет места в жизни Кати. Все закономерно. Потеряв любимого мужчину, она должна получить дополнительный удар. Беременность, только ее сейчас и не хватало!
   Токсикоз начался немедленно, сразу вслед за получением результата анализа. Девушку выворачивало наизнанку, организм отказывался принимать пищу, а сил - не осталось вовсе. Скудные накопления растаяли за неделю, голова отказывалась вспоминать выученное. Два экзамена она сдала на трояки, а один - завалила.
   Предупредив телеграммой, к ней приехал брат с мамой - попробуй, откажи? И все выяснилось. Мама резко пресекла даже мысли про аборт:
   - Не будь дурой! А вдруг потом родить не сможешь?
   Проплакавшись, Катя согласилась. И все сразу стало проще. Взяв академический отпуск, незаконченный юрист под конвоем мамы вернулась в Кирьяново. Там предстояло пережить токсикоз, выносить, родить и докормить ребенка до года. Темка остался в Питере, он собирался в мореходку.
  

*

  
   В деревне Кирьяново жизнь замедлилась и потекла, словно вода по болоту - тихо и скучно. Токсикоз унялся, беременность протекала нормально, живот рос и рос. Незаметно для себя Катя стала ходить степенно, отклонившись назад. До родов оставались считанные дни, так сказала Селена, уже опытная акушерка, которая Катю опекала почти по-матерински. Наверное, потому, что тоже так и не вышла замуж, но родила уже второго. Для себя, как она отвечала всем.
   Катина мама с утра убегала на ферму, и домашнее хозяйство вела дочь. Собственно, того хозяйства оставалось - кот наплакал, лапкой сгреб - много ли нужно на прокорм женщине, если Тёмка остался в Питере? Корова, куры и свинья с подсвинком требовали немного забот. Огород? Так разве это сложно, пробежаться, собрать, что созрело, выдрать сорняк, что пробился, собрать гусениц и полить грядки?
   На улицу или в магазин Катя старалась не выходить - неприятно встречаться с людьми, которые так и судачат за твоей спиной: "Нагуляла...". Но что делать, если на чужой роток не накинешь платок? Отвечать каждой - да, нагуляла, а вы что, завидуете? - сил и желания не наберешься. Девушка стискивала зубы, шла, в сельмаг, здоровалась, улыбалась в ответ, терпеливо стояла в очереди. И уходила домой, чуя обжигающие взгляды в спину, почти слыша ехидные перешептывания. Но высоко держала голову и не оглядывалась.
   Лишь дома давала себе волю, плакала, пока не уставала жалеть себя, дуру наивную. А потом приходила в себя: "Чего ради выть в подушку? Свободные минуты лучше потратить на чтение книг, доставшихся от Эллады Эммануиловны. Вон их сколько! Только русской классики - хватит читать и перечитывать не на год, не говоря уж о переводной..."
   И она погружалась в мир, нарисованный Тургеневым и Куприным, которые почему-то влекли к себе четким слогом и героями. Но мысли вдруг меняли направление, Катя откладывала томик, доставала дневник и писала в нем что-то короткое и очень личное.
   Однажды ее сморил неожиданный сон. Мама вошла тихонько, увидела тетрадку, упавшую на пол. Подняла, да нечаянно и раскрыла. А потом уже не смогла оторваться, читая письма Кати к будущему сыну:
  
   "Как мне тебя назвать? Сказали, мальчик. Здравствуй, мой маленький! Не переживай, что мы остались одни, я без мужа, ты - без отца. Да, я одинока! Но плакать не буду... Обязательно не буду. Вот еще немножко пореву и перестану. Ты знаешь, я ненавижу этого гада, папашку твоего...
      Вчера мне приснилось, что он вернулся. Подошел ко мне и сказал, что любит меня неимоверно, что это работа ему помешала... Я поверила, чуть не заплакала от счастья. Но потом вспомнила, что это сон, и я же знаю, он врал, он врет, он будет врать... Он не может не врать! А потому собрала самое кислое и пренебрежительное лицо из всех, что в зеркале отрепетировала, и так ему, небрежно, через губу:
      - Ах, как трогательно, сударь! Столько благородства - и в одном человеке. Ты уж слишком-то не напрягайся, а то через край хлынет - до горшка не добежишь!
      Ну, зачем я так сказала? Пусть и во сне, а зачем? Он обиделся и ушел, а я проснулась и опять ревела всю ночь...
   ...Здравствуй, маленький! Тебе уже шесть месяцев, ты знаешь? Знаешь, вон как толкнул ножулькой! Ты у меня мальчишка. По ультразвуку я даже не поняла, но врач говорит - не девочка, вот кокушки вижу...
      ...С днем рождения! Ой, я совсем сдурела - то есть, днем зачатия! Ну и что, а мама сказала - китайцы так возраст считают, да. Она меня за прошлое молчание пилить перестала и не допытывает, кто твой папаша. Вот и хорошо. Мне невмоготу вспоминать...
      ...Ты умница, меня уже не мучаешь, только капризничаешь. А ко мне Сёма с Томкой приезжали, после Чукотки. Полную банку икры привезли - краснющая! А я ее всю одна и стрескала... Для тебя. Все три литра... Даже хлебушком стенки подтерла... Во что ты со мной творишь! Томка рожать собирается сразу после института, через два года. А я уже скоро. На следующий год можно продолжать учебу, но я чего-то не хочу уже следователем. Не мое это....
   ... вчера посчитала, сколько трупов уже видела, и вспомнила, как мне противно всегда. Особенно теперь. Женщина должна давать жизнь, сохранять ей, продлять, а я все возле покойников... Никакого удовольствия - воры, вруны, обманщики, насильники, драчуны... Надоели они мне все.
   Спать хочу... Сейчас Нюську подгребем, пусть мурлычет рядышком..."
  

*

  
   Селена не ошиблась с подсчетом. Но Катя отказалась ехать в район. Наверное, правильно сделала. Она успела дойти к медпункту с помощью мамы, когда схватки только начались. Через десять минут она лежала в изоляторе, а спустя два часа - в кровати изолятора, и заносила в дневник свежие впечатления:
     
      "Ой, да что же со мной делается? Почему никто не сказал, что это так больно! Не хочу, не хочу, мама! Отстань, Селена, буду орать! Ну и что, что ты два раза рожала, мне от этого не легче! Буду орать, буду! Пусть все слышат, как мне больно... ох, отпустило... Я думала, спина сломается...
      Так это и есть схватки... Ох... обалдеть! Сынок, ты зачем такой крупный удался? В папашку своего длинного? Ну и зря... Он тебя никогда не увидит, никогда!
      Ой, мамочка, да что же мне так больно, мамочка! Ленка, ну, дай мне что-нибудь, а то я умру! Ну и пусть охрипну, а мне невмоготу...
      Отпустило... Маленький мой, не сердись на меня за крик - мамке твоей больно... Но она выдержит. Уже немножко осталось, дотерплю... Если бы не главная боль! Сынок, не хочу, чтобы и у тебя когда-то так болела душа...
   ... эта боль - хуже всяких схваток... И не отпускает... И не покричишь - никто не поймет, ведь ее не видно...
      Ой, как ты рвешься наружу! Ну, больно же мне, больно! Сейчас меня разорвет пополам, спину сломает, я умру! Да что же ты делаешь, Ленка! Ну , дай обезболивающее, у вас есть, я же знаю, знаю! Мне говорили, что своим даете!!! Ой, мамочка моя, я умираю...
      Как всё? Я родила? Покажи!
      Здравствуй, мой маленький. Какой ты смешной! И уже с волосиками! Изящный, с крантиком... Радость моя, лапонька... Дай его мне, Селена, дай! Он кричит, как я - у меня научился! Ой, какие ручки! А ноготки? вот это да! - тонкая работа... Ах ты, мой масенький, крошечка ты моя, лопотулечка...
      Он жаба, твой случайный родитель, забудем про него... Занес пыльцу своей тычинкой - и пшел вон! Кто он нам - да никто, и звать его - никак! Вольный кобель, случайный самец, донор спермы - кому он нужен?! Уж точно, не нам с тобой...
      Всё, теперь мы не расстанемся, масенький ты мой золотулечка... Теперь мы вдвоём...
      И никогда не будем одиноки!"
  

*

   Спустя полгода Фомины перебрались из Кирьянова в Питер. За небольшие деньги они продали все хозяйство. Вещей набралось немного, но библиотеку перевезли всю. После родов Катя перестала читать художественную литературу - желание, как отрезало. Вместо этого она принялась восстанавливать английский язык.
   Почему ее так торкнуло - они не стала разбираться. Просто брала книжку и читала вслух, восстанавливая произношение и разыскивая забытые слова в словарях. В городе дела пошли еще лучше. Артем учился в мореходке, мечтал о загранице и тоже долбил инглиш. Он так обрадовался - нашел собеседницу! - что полностью перестал говорить с сестрой на русском.
   Мама сидела с Сашенькой, Катя устроилась санитаркой в ближайшую больницу. Ни одно из прежних мест работы ее не привлекало. Чтобы начать жизнь с чистого листа, следовало избегать напоминаний о прошлом. Девушка старалась забыть, вычеркнуть из памяти неудачный роман, начавшийся в стенах городской прокуратуры.
   Но непонятное ей самой чувство собственной вины не позволяло спать спокойно. Постоянно возвращаясь к воспоминаниям, она видела, что вела себя не так. Бежала к Владику по первому зову, бросив свои дела, подчинялась любому его капризу. Ни разу не заспорила с ним, ни разу не выразила свое мнение, хотя часто ей очень хотелось этого! Зачем нужно было терпеть пренебрежительное высказывание Владика о классических постановках? Тот вслед за кучкой пресыщенных снобов рукоплескал жалким потугам на оригинальность какого-то Питера Штайна, хотя в театры-то стал ходить по Катиному настоянию.
   А она, завзятая театралка, знающая историю и предысторию каждого спектакля, умеющая распознать под кичливым фантиком бездарное содержимое - смолчала. И так всегда. В споре о ширпотребном Джексоне, грубо навязанном американцами в качестве эталона, о расхваленных эстрадных однодневках - всегда уступала, всегда признавала его правоту. Зачем? Зная, что права - сдавалась, чтобы сделать Владику приятное. По сути, отказалась быть личностью:
   - Дура, тряпка! Потому он меня и бросил.
   Катя дала себе зарок - впредь никогда не поступаться собственным мнением. Затем пришел черед решительного пересмотра детской мечты. Она вспомнила все сомнения, одолевавшие ее во время беременности. Хорошенькие впечатления: умерший со страху Гришка Иванов, отравленный Михин, застреленный Дрыгин, убитая камнем Дора...
   Работа следователя, густо замешанная на крови, воровстве и убийствах, предстала во всей неприглядности. Катя с содроганием осознала, чем увлекалась совсем недавно. Она - следователь? Мэгре? Мисс Марпл? Боже, какой бред! Зачем ей нужны неизбежные при этой работе горы трупов?
   - Нет, это не для женщины. Во всяком случае, не для меня. Не хочу окунаться в такую грязь, чтобы потом нести ее домой, к сыну!
  

*

   Летом, когда несколько девчонок-санитарок пошли в мединститут, подала документы и Катя. На вечернее отделение. Экзамены ее абсолютно не волновали. В душе поселилась бесшабашность - а, как судьба распорядится, так и будет! Возможно, эта легкость и сработала. Она набрала проходной балл и в сентябре уже надела белый халат для первого визита в анатомический театр. Раньше Катя ходила туда с Томкой, для тренировки воли и бесстрашия, а теперь? Как оно будет?
   Получилось совершенно по-иному. Спокойно и равнодушно студентка Фомина рассматривала тела, сама препарировала, и ничто в душе не трепыхалось, как раньше, в бытность полу-юриста. Ко второму курсу студентка мединститута разобралась в себе и поняла, что изменилось в ней. Кате нравилась будущая работа, поэтому всё воспринималось радостно, со знаком плюс. Раньше в анатомке перед ней, следователем, лежали тела, как жертвы преступников. А теперь, врач, пусть тоже будущий, видела в них всего лишь учебные пособия. Вот где крылось отличие!
   Так шли дни, месяцы. Минуло два года. Еще не Екатерина Дмитриевна, но уже не Катька, она училась, работала. По счастью, не до изнеможения - мама хоть чуточку, да помогала. Как только Сашенька пошел в ясли, его бабушка устроилась консьержкой в соседнем доме. Две зарплаты в руках экономных женщин - это уже серьезно! И Катя снова открыла для себя театры. Жизнь налаживалась. А однажды в больнице стали собирать спортивную команду на городскую спартакиаду.
   - Фомина, ты спортом занималась?
   - Да, самбо, но давно...
   - Отлично! Записываем.
  

Интерлюдия

   Спортивное прошлое кануло в прошлое вместе с мечтами о карьере следователя и учебой на юридическом факультете. Какого черта в программе университета нужна была физподготовка - Катя не понимала упорно. Эти зачетные кроссы, лыжи, занятия в зале - они только отнимали время! Хорошо, что участникам универсиады, которые занимали призовые места или даже просто участвовали, зачет ставили автоматически.
   Тогда Катя фишку просекла сразу - пошла в кружок самбо и там быстро стала прогрессировать. Её несколько раз включали в состав сборной и направляли на сборы. Было классно - постоянные тренировки и халявная кормежка. Но те времена давно прошли, она напрочь забыла все навыки.
   В больничной команде она оказалась единственной самбисткой, но у других лечебных заведений и такого не нашлось. Городские соревнования получились чистейшей фикцией - шесть спортсменок! Катя легко взяла первое место. Ее тут же забрали спартаковцы. Среди совсем молоденьких самбисток она приступила к тренировкам.
   Девчонки подобрались какие-то заполошные, азартные и помешанные на спорте. Наверное, потому "перегорели" и проиграли. А Катя попала на заметку, как второй призер, и вошла в сборную города, составленную в основном из "динамовок". Милицейские девушки ей, а она им - взаимно не понравились.
   Вот среди саблисток, что фехтовали в дальнем углу, она заприметила красивую и грустную девушку, Лизу. Та привлекла внимание необычным видом и поведением. Очень коротко стриженые волосы делали гибкую девушку похожей на мальчишку. А манера всегда держаться в стороне и отмалчиваться - говорили, если не об уме, то о спокойном характере. Однажды Катя подошла к стриженой саблистке и заговорила сама:
   - Привет. Ты тоже не местная, да?
   - С чего ты решила?
   - С питерскими не тусуешься, - Катя кивнула в сторону весело щебечущей стайки девиц, - как и я. Деревенская, ничего не знаю, ничего не понимаю, да еще и работаю. Чужая им...
   Лиза обрадовалась:
   - Я вообще нездешняя. Из Молдавии, а ты?
   Так, слово за слово, они познакомились. Лизу вечером забирал приятный молодой человек, пружинистая походка которого и экономные движения выдавали спортсмена. Кате казалось, что перед ней супружеская пара, но в один из субботних дней её удивил Андрей, как тот представился:
   - Катя, можно вас позвать в свидетели? Лиза сама стесняется.
   - Куда?
   - В ЗАГС. Мы женимся.
   Конечно, Катя согласилась.
  
  

История восьмая - Средство от страшного сна

  
   Краем глаза Лиза видела, как бегут на взгорок милиционеры, вызванные сердобольной соседкой, но они не успевали! Топор взлетел в руке несостоявшегося мужа. Вторая лапища сгребла её белокурые локоны и больно дернула. Она поняла - сейчас тяжелая железяка обрушится на голову! Рефлекс фехтовальщицы подсказал: спасет шаг вперед!
   Рывок, и Лиза ощутила, как расплющиваются тугие шарики ненавистного органа. Ублюдок вскрикнул от боли и зажал руки между колен. Пока он корчился, девушка бросилась прочь, притаилась за деревом, дожидаясь, чтобы милиционеры пробежали мимо. Не хватало только попасть им в лапы. Опять начнётся:
   - Паспорт? Как нету? Откупись! И денег нет? Пройдёмте!
   А там - депортация, нищий Тирасполь, насмешки, издевательства... Нет, нет!
      Заходить домой Лиза не отважилась и направилась на вокзал. Но и там казалось опасно, ведь железнодорожная милиция тоже могла потребовать паспорт, который сразу отнял и спрятал этот ублюдок.
      - Боже, как можно быть такой дурой? Поверить интернет-переписке, фальшивым ласковым словам и чужим, как оказалось, фото? Понятно же, что писал не сам ублюдок, у которого отродясь комп в доме не водился! Дура, дура, миллион раз дура!
      На улице она задрожала от холода и обхватила плечи руками:
      - Господи, как теперь жить? Без денег и документов, одной во всем мире? Возвращаться к этому чудовищу, опять терпеть его издевательства? Нет! Лучше смерть.
      Ярко освещенная витрина магазина сувениров привлекла внимание. Лиза вошла внутрь, в тепло. Делая покупательский вид, медленно передвигалась вдоль прилавков и стендов, разглядывала статуэтки, авторучки, матрёшки, шкатулки. Рыцарские латы опирались на громадный двуручный меч с нарочитыми выщербинами. Стилизованные под древность шпаги с витыми гардами и тупые кинжалы, украшенные рунной гравировкой, сияли полировкой или хромом - нагло, пафосно и смешно.
   Лишь полуобнаженная катана на простенькой подставке поблескивала скромно и лаконично. Жаль, клинок тупой. Спросив разрешение, Лиза приняла стойку, в красках представила, как бы она разделалась с ублюдком, держа в руках такое убийственно лёгкое лезвие. Шаг назад, поворот...
      - Будете брать? Тогда простите, мы закрываемся...
      К полуночи сидеть на лавках стало невыносимо холодно, лишь движение немного согревало. Ходьба по ночным улицам измотала Лизу вконец. Есть хотелось неимоверно, больше, чем спать. Девушка унизилась до того, что стала переворачивать мусорные урны и выискивать там съедобное. Половинка засохшего пончика и недоеденный уголок пирожка рассыпались на крепких зубах в мелкую крошку и тотчас растворились в обильной слюне, не уняв судороги в желудке.
      - Вы что-то потеряли?
      Лиза вздрогнула. По счастью, это оказался молодой человек невысокого роста. Облегчение было так велико, что девушка разрыдалась. Всхлипывая, она вошла в квартиру спасителя, готовая безропотно предоставить свое измученное тело, если тот пожелает.
      Спасителя звали Андрей. Это выяснилось утром, когда он принес Лизе бутерброд и горячий кофе в постель. Осознав, что спит в чужой квартире, в чужой постели, но совершенно нетронутая, девушка разрыдалась вторично.
      - Почему? Что тебе надо от меня?
      - Ничего. Просто решил помочь красивой девушке. Разве нельзя?
      - Так не бывает, не бывает, не бывает! Вам всем от женщины нужно только одно, скоты!
      - Да бога ради, гуляй на все четыре стороны. Прямо так пойдёшь, или сначала умоешься?
      Переждав истерику, Андрей предоставил ей халат, полотенце, тапочки и отправил в ванную комнату. Когда она вышла, на полу ждала записка: "Уходя - захлопни дверь. Но лучше дождись. Вдруг сумею помочь?"

*

      Вечером Лиза наврала, что потеряла документы, что их вот-вот привезут знакомые, что никакой помощи не надо, лишь переночевать негде. Андрей пожал плечами. Дня три она отсыпалась. А в благодарность навела порядок и чистоту в холостяцкой квартире. К воскресенью с лица сошли синяки и очень вовремя закончились месячные.
   Спаситель предложил прошвырнуться по магазинам, где купил ей веселенькое платье с воланами и туфельки на среднем каблучке. Вечером, когда Андрей привычно отправился стелить себе на диване, девушка решительно возразила. Так началась их интимная жизнь.
      - Боже ж ты мой, - восторженно прошептала она, придя в себя от безумящего восторга, - я не знала, насколько это приятно. Понимаешь, милый, ты у меня первый настоящий мужчина оказался. Я и не подозревала, каким бревном была в постели...
      Андрей промолчал, то ли говорить на такую тему не захотел, то ли не поверил. Это показалось обидным. К утру тело потребовало продолжения, которое оказалось не менее приятным, но совершенно иным по ощущениям. Каждая ночь становилась для Лизы открытием, хотя теоретически она знала почти всё о сексе. Но когда сухая теория вдруг оживает ослепительным фейерверком практического наслаждения, о! Невозможно описать словами то, чему нет названия! Да и надо ли?
      Андрей слушал восторженные рассказы о том, как и откуда, от какой части или крохотной детальки тела начался последний оргазм, улыбался и молчал.
      - Неужели тебе нечего рассказать?
      - У мужчин всё гораздо скуднее. Мы обделены природой, - отвечал изобретательный и неутомимый любовник.
      С каждым днем Лиза все больше влюблялась в него. Она не расспрашивала Андрея о его жизни и откладывала на потом рассказ о своей.
      Увы, прошлое напомнило о себе, жестоко и болезненно.
  

*

      Заглянув на крытый рынок, молодые люди решили разделиться, чтобы сэкономить время - слишком много народу толпилось в очередях.
      - Я возьму овощи, а ты - свининку, - крикнул Андрей, протискиваясь к прилавку.
      Изрядно помучив продавца, но выбрав самый соблазнительный кусок грудинки, Лиза опустила его в пакет и попыталась протиснуться к выходу. Толстая тетка грубо снесла её с пути совершенно хоккейным приёмом - Лиза едва устояла, наступив каблуком на чью-то ногу.
      - Простите, - вырвались слова, перешедшие в крик боли.
      - Ну, сука, попалась, - и волосатая лапища сутенера принялась наматывать на кулак её длинные светлые локоны, - ща домой отволоку, там разберемся. Ишь, паскудина, я такие бабки за тебя заплатил, а ты решила передком без меня работать? - Кулак ударил в шею, сбил девушку с ног. - Шалишь, со мной такие номера не проходят, ты у меня в две смены пахать... Уй-ё-о-о-о!!!
   Вой здоровенного мужика был настолько жуток, что затих весь базар. Лиза поднялась с колен. Андрей, её Андрей заломил руку волосатому чудовищу, только что такому самоуверенному и наглому. Два упитанных милиционера, прибежавшие на крик, дружно козырнули парню, увидев удостоверение. Ублюдка согнули вдвое, отконвоировали внутрь подсобных помещений. Андрей пробежал глазами по толпе зрителей, позвал Лизу. Не дождавшись ответа, направился вслед за милиционерами.

*

  
   Катя не пожалела, что согласилась пойти свидетелем к Лизе. Районный ЗАГС, никакой толпы и суеты. Скромная регистрация - без обычной толпы родственников и знакомых - прошла быстро, а свадебное застолье оказалось роскошным ужином в квартире жениха, то есть, уже мужа. Свидетель, друг Андрея, симпатичный парень Толя, вел себя деликатно, лишь смотрел на Катю такими голодными глазами, что ей стало неуютно:
   - Я пошла, ребята...
   - Да ладно тебе, - остановил ее Андрей, - посиди еще. Ты не думай, я не зажилил от своих, мы завтра в кабаке отмечаем. Просто у нас сегодня юбилей, ровно год, как встретились. У Лизоньки, знаешь, какая судьба замороченная? Это она сейчас оттаяла, а была - не дай бог никому - хуже бомжа...
   Катя недоверчиво посмотрела на подругу. Та кивнула:
   - Если бы не Андрюша... Я такая дура была! Чуть больше года назад списалась я по интернету насчет работы в России. Приехала из Тирасполя, добралась по адресу, а потом такой ужас начался, что я сбежала. Встретила Андрюшу, так нет, сказать бы ему всю правду! Я таилась, пока не влетела еще хуже. И оказалась на помойке...
  

*

  
      - Кажись, шаги, - закутанная в перину старуха подняла голову.
      - Точно, чавкают, - согласилась Лиза и накрыла голову одеялом.
      Ей было абсолютно всё равно, ментовская облава это или возвращается из города очередная группа помоечных бомжей. Две недели, проведенные на городской свалке, превратили молодую девушку в опустившееся и безразличное ко всему, кроме еды, существо. Грязное лицо, спутанные в сальные сосульки волосы, из которых толпами выходили на прогулку упитанные вши, и мёртвое равнодушие в глазах.
   Лиза оказалась непривлекательной даже для сексуально озабоченного вожака помойщиков. Тот заволок новенькую в свою берлогу, задрал ей платье и даже взгромоздился сверху. Но глянув на безразличное лицо, утратил желание и постыдно увял.
      О позоре своём вожак промолчал, а без его соизволения не отважились и прихлебатели. Лиза безучастно сидела в укрытии, дожидаясь очередного мусоровоза, потом брела туда, подбирала куски, отброшенные более бойкими и привередливыми. Телу хватало калорий, а души у Лизы не осталось. С позором возвращаться домой? Зачем? Тем более, документов нет. И вообще, жизнь утратила смысл...
      Вернуться к Андрею - нечего и думать! Ведь несостоявшийся муж, этот ублюдок-сутенер, обязательно полил её грязью, обильно и гадко. Кто поверит молдаванке, что она приехала в Россию выйти замуж, а не заниматься проституцией? Кто поверит, что проститутка досталась сутенеру девственницей, если даже этот негодяй не поверил? Дура, непроходимая дура!
      Вечный круг упрёков и самообвинений разорвал жестяной голос мегафона:
      - Граждане бомжи! Выходите добром, пока собак не пустили. Потом пеняйте на себя, прививок от бешенства делать не будем, а сидеть не сможете, недели две, не меньше. Граждане бомжи!
  

      Лиза молчала, пока их везли в изолятор, молчала, когда раздевали и стригли во всех местах. В душевой пришлось вымыться, чтобы избежать ударов резиновыми тапками по лицу. Надзирательница заставила надеть серую робу и занять койку. Медицинский осмотр закончился быстро, хотя унизительные процедуры осмотра у проктолога и гинеколога вызвали у Лизы протест. Послушно поворачиваясь для фотографирования, она подумала, до чего похоже это на сталинские времена, которые едва пережила бабушка.
      - Это судьба, карма, - шепнула Лиза, устремив мысли к равнодушным небесам, невидимым сквозь плохо белёный потолок барака, - чтобы нас всегда насиловали и унижали. За что, господи? Я ведь так верила в тебя! Почему ты обещаешь спасение и блаженство только после смерти? Чтобы никто не мог проверить, что ты обманщик?
      К её кровати подошла высокая женщина:
      - Встать. Не одевайся, накинь одеяло. Вперед!
      В комнате надзирательницы пахло не дезинфекцией, а цветочным мылом. Закрыв дверь, та велела снять одеяло и набросила на Лизу шелковый халатик:
      - Меня зовут Люба. Люба-Любонька, целую тебя в губоньки... Подруга мне нужна. Понимаешь, о чем я? Такие мужики, бля, пошли... Псы голодные, и то после супового набора мясо предпочитают, а эти! Короче, девушка, хочешь пожить нормально этот месяц в пересылке, - могучая бабища медленно раздевалась, - будешь стараться. Иначе, сгною...
      Раскинувшись на двуспальной кровати, застеленной простыней с веселенькими цветочками, она принялась горячить себя пальцем и поманила Лизу.
      - Ну, приступай!
      Волосатые мускулистые ноги так напомнили ненавистного сутенера, надругавшегося над мечтой о семейном счастье, что вопль безысходности и ужаса вырвался из комнаты и перебудил обитательниц барака. Оплеуха обозлённой бабищи звонко швырнула девушку на пол. Пинок пришелся под рёбра, выбив дыхание.
      Лиза скорчилась, закрывая лицо и живот, застонала:
      - Боль, снова боль. Всегда боль! Как ты жесток, господи, как равнодушен!
      Хлопнула дверь барака. Мужской голос скомандовал:
      - Задержанная Лупеску. С вещами на выход!
      И голос Андрея, звонкий и счастливый:
      - Лиза, я за тобой, я тебя забираю!
  

*

      - Зачем прятаться? Виза на полгода, она еще действительна. Распишемся без очереди, сразу просьбу на гражданство России. Завтра отпрошусь, выслежу ублюдка и заберу твой паспорт.
      - Не надо, я сама. Теперь я ничего не боюсь, ты меня хорошо научил, - и Лиза нежно поцеловала Андрея.
      Три месяца минуло со дня их первой встречи на ночной улице. Кто бы мог подумать, что жизнь так резко повернется улыбчивой стороной? Тренер по рукопашному бою, капитан милиции Андрей Игнатьев, завоевал Лизино сердце навсегда. Она снова жила в его квартире. После спасения от надзирательницы-кобла, девушка рассказала всю правду о себе.
      Возмущенный Андрей собрался побить мерзавца, подло обманувшего Лизу, но та удержала его. Всё-таки, часть вины лежала и на ней. Незачем было тираспольской дуре соглашаться на предложение руки и сердца. Еще повезло, что сутенер не выставил сразу работать на улицу, а решил лично попользоваться "свежатинкой". Так меньше походило на проституцию - утешила себя Лиза.
      Заявление в прокуратуру она писала под диктовку Андрея. Следствие началось не сразу, сначала прокуратура отфутболилась, пришлось жаловаться в область. Дело возбудили пару недель назад, и велось оно ни шатко, ни валко.
      Узнав, кем работает любимый, Лиза потребовала научить приёмам и её. Андрей привел девушку в зал и поразился. Смех смехом, но гибкость и реакция фехтовальщицы прекрасно сочетались с приёмами каратэ-до, органично вошедшими в стандартный набор боевого самбо. Короткие волосы - спасибо пересыльной тюрьме! - прибавили шарма. Лиза сразу попала на заметку старшего тренера, выстояв в спарринге. По мнению того, девушка практически безукоризненно работала бокеном.
     
  

*

   Перед сном Андрей весело сказал:
   - Лизок, я решил твою проблему! Все, дело открыто, ведет его следак, которого я знаю. Так что завтра мы с парнями идет к твоему бывшему и забираем документы!
   И они спокойно уснули. Однако среди ночи девушку как кто толкнул. Она тихонько, чтобы не разбудить Андрея, встала, собралась наощупь, не включая свет. В ней кипела ненависть:
   - Нет, слишком просто - забрать документы. Негодяя надо покарать!
   Фантазия выдала множество вариантов мести, взлелеенной в ночных скитаниях. Бокен? Насколько он похож на бейсбольную биту, которой орудуют киношные герои! Но ей нужно настоящее оружие. Катана, та, из сувенирного магазина - о, как приятно лежала она в руках, как свистел разрубаемый ею воздух! Похожая, но настоящая, бритвенно-острая, лежала на подставке в квартире тренера.
      - Прости, сэнсэй, - Лиза не собиралась ограничивать себя требованиями христианской морали, - это не кража, я верну, обязательно верну. Ты не узнаешь, я быстро обернусь!
   Рассвет не наступил, как она подошла к дому, где не спал - сидел, допивая бутылку водки, ее истязатель.
      - Ты, сука! Совсем наглость потеряла? По чужим постелям потаскалась, а теперь домой пришла? Добро мое тырить? Думаешь, шибко круто смотришься, кунфу гребаная, если башку побрила? Ща я тебе её ссеку, на футбол пущу, - завопил пьяный громила, когда Лиза пинком открыла дверь.
      Не обращая внимания на крики, девушка выдвинула ящик с документами. Раз! И они легли на дно спортивного рюкзачка. Грузные шаги и угрозы звучали уже близко, так что она распахнула окно, легко выпрыгнула и отбежала на дорожку. Пока двухметровая волосатая тварь перелазила через подоконник, Лиза плюнула в сторону дома, где прошла унизительная часть ее жизни.
      - Убью, сука!
      - Получи, мерзавец, - тихонько шепнула она и крутанулась, целясь пяткой в небритую рожу.
      Откуда только взялось у нее умение так ловко наносить удары? Выплюнув несколько зубов, ублюдок продолжил погоню, выкрикивая ругательства с приятной слуху шепелявостью. Девушка легко бежала по знакомой тропе, предвкушая отмщение. Соседка, сердобольная старушка, выглянула из окна, схватила телефон. Все словно повторялось - как в тот день, когда она убежала отсюда.
      - Зря звонишь, бабушка, - подумала Лиза, - сегодня милиция не нужна, сегодня всё будет по-иному.
      Сутенер топал ножищами, размахивал топором и тупо, как баран, спешил на бугорок, к месту заклания. Вот и полянка с давними кострищами, бутылочным стеклом. Сюда она забежала, спасаясь от побоев. Здесь ублюдок махал этим же самым топором. Но тогда Лизе мешали шпильки, тугие джинсы стесняли движения. Иное дело - черная самбовка и невесомые тапочки. Сегодня всё будет иначе!
  

*

  
      Сутенер ворвался на площадку, оскверняя воздух смрадом перегара, гнилых зубов и желудочной отрыжки. Замахнулся топором. Лиза нырнула под руку, с наслаждением пнула. Задница ублюдка, наполовину выглядывающая из безразмерно великих, по негритянской моде, джинсов - всегда раздражала девушку обильной волосатостью и "единственной извилиной".
      Пролетевший от неожиданного ускорения в колючки боярышника, сутенер заревел. Пока его жирная туша поворачивалась, с грацией перекормленного борова, Лиза сунула руку под примятые стебли высокой травы. Настоящий японский меч, заимствованный у тренера, дугой соединил руки девушки.
      И - раз! С характерным, упоительно сладостным звуком ножны посторонились, обнажив победное сияние клинка...
      И - два! Левосторонняя стойка, шаг вперед...
      И - три! Выпад...
      Катана со свистом рассекла воздух, чиркнула противника в пах, вынырнула. Наверное, ампутировав предмет гордости тупых самцов. С чего бы тогда боль согнула ублюдка? Визг радовал ухо, пока катана завершала второй оборот - последней третью ложась чуть выше расстегнутого ворота рубашки.
      Как в замедленной съёмке наблюдала Лиза полёт клинка и наслаждалась каждым мгновением мести.
      Лезвие немного примяло кожу и начало погружаться в шею...
      Сальная, толстоскладчатая кожа, утыканная щетиной, лопнула и медленно расходилась в стороны, показывая желтый жир...
      "С потягом!" - вспомнились слова тренера, и Лиза потянула клинок на себя...
      Дойдя до позвоночника, легкий меч чиркнул по кости. Бритвенно острый конец продолжил движение, легко коснулся хрящей и закончил смертельную работу, взмыв вертикально. Долгую секунду кровь из рассеченных тканей и сосудов обдумывала, как быть, и решила выплеснуться наружу.
      Тем временем тупой мозг гориллообразного негодяя получил сведения о новой ране. Сутенер распрямился, лапая шею левой рукой, и взмахивая топором - в правой. Рот ублюдка раскрылся, снова рождая визг.
      Лишенная поддержки мышц слева, голова отклонилась, воздух вырвался из надсеченной гортани - крик выродился в булькающее шипение. Но топор продолжил движение. Чтобы не попасть под удар, она шагнула вперед, как тогда.
   Воспоминание о страхе, боли и беспомощности нахлынули волной, и колено впечаталось в окровавленный пах ублюдка. Лиза с таким наслаждением ощутила, как расплющиваются тугие шарики ненавистного органа этого мерзавца, что свет в глазах померк...

*

  
   Она словно уснула или проснулась во сне. А может, она умерла? Что творится, почему так странно и нереально все складывается? Тело обессилело, осталось лежать, а душа - конечно, душа, согласилась Лиза, видя себя со стороны - девушки вспорхнула над зелёной, весенней поляной.
   В таком неожиданном ракурсе она видела сверху весь мир. Ублюдок не упал, он устоял на ногах, хотя истекал кровью. Зато Лиза не сумела увернуться от удара в висок, и сейчас лежала недвижимо. Милиция, вызванная сердобольной соседкой, опоздала. Подбегающий участковый успел крикнуть "стой!", выхватить пистолет и даже выстрелить, но пуля не остановила пьяного буяна.
   Топор взлетел и рухнул, отсёкая белокурую голову. Душа Лизы ощутила боль в шее, но совершенно не расстроилась. Она словно предчувствовала, что история не закончена. Противно скрипнув тормозами, снизу подкатил микроавтобус, надписанный "СОГ". Несколько мужчин поднялись к месту убийства. Участковый радостно вздохнул, бросился докладывать типу в гражданском. Поджав губы, тот окинул взглядом поляну, махнул "Скорой", подзывая, скомандовал сопровождающим:
      - Приступайте, - и обернулся на рев мотора.
      Легковушка, ведомая Андреем, обогнула машину следственной группы, устремилась по тропинке. Сминая кусты, вылетела на пригорок, резко тормознула. Её занесло, развернуло боком. Растоптанная в пыль земля, зола с кострищ тяжелыми струями выплеснулись от колёс. Воздух закрутился грозовым облаком и стал расползаться вширь, перемешивая в себе мутные клубы пыли. Андрей растолкал следственную группу:
      - Лизонька! Душа моя! Да как же...
      Упав на колени, парень не заметил, что белокурая голова девушки отделена от тела, что кровью залита трава. Он видел Лизу целиком и молил её отозваться, прийти в себя. Его теплые руки прикоснулись к щекам любимой, губы тронули лоб, затем осыпали поцелуями всё лицо.
      - Что с тобой? Не молчи! Тебе страшно? Не бойся, лапонька, я рядом... Я всегда буду рядом... Ну, открой глазки, приди в себя, очнись...

*

      Сердце заторопилось наверстывать упущенное. Лиза вздохнула, проверила рукой это бешеное колочение в груди, ослабила цепочку с крестиком на шее, открыла глаза:
      - Я ожила? Ты меня оживил?
      Полумрак квартиры чуть разжижался светом с улицы. Никакой поляны, никаких следователей, врачей и милиционеров. Девушка села, осматриваясь, понемногу постигая реальность неожиданного воскрешения из мертвых.   Андрей тоже перевел дыхание:
      - Ты закричала, а потом вдруг затихла, дышать перестала. Я спрашиваю, спрашиваю, а ты молчишь, - руки взъерошили короткий светлый ёжик на голове девушки, губы коснулись лба и умоляюще шепнули. - Не пугай меня, ладно?
      - Андрюшенька, родной ты мой, так я жива, так это сон! О господи, - и она обняла парня, затем повернулась, потянула его на себя, спеша полностью скрыться от кошмара, вытеснить ужас, чуть не убивший её. - Скажи, это сон?
      Вопросом она изгоняла последние остатки кошмара, хотя прекрасно знала ответ. Да разве мужчина подвергнет свою женщину опасности? Капитан милиции Андрей Игнатьев еще вчера забрал паспорт и вещи Лизы, а ублюдка взяли под арест до окончания следствия.
   Вспомнив это, девушка отринула все мысли. Женское чутьё подсказало, как избыть чудовищную неправду сна - слиться с любимым воедино...
  
  

Интерлюдия

   На этом месте Лиза закашлялась - видимо, во рту пересохло. Пока Андрей наливал ей содовую - в комнате стояла тишина. Катя едва удержалась - слезы стояли у глаз. Она хлебнула из своего стакана, перевела дух и уточнила, для спокойствия:
   - Это тебе приснилось, я поняла, да?
   Подруга кивнула. Понятно, чего стоило сдерживаться, и почему она рассказывала как-то равнодушно, без эмоций, чем усугубляла негативный окрас приключений. Катя примерила историю на себя и поежилась. Если бы ей довелось пережить такое, то она бы не то, что спокойно говорить - думать не смогла! Ужас!
   Андрей редко вмешивался, но всегда вставлял точные детали или комментарии, без которых трудно было бы понять, почему случилось так, а не иначе. Касаясь темы задуманной его невестой мести, он укоризненно покачал головой, напомнив Лизе, что законный путь всегда безопаснее, хотя и сложнее. Та прильнула к мужу, потянулась, словно кошка, и легонько потерлась о его щёку:
   - Люблю тебя, хоть ты и колючий. И глупый. Женщине нужно сказку, и чем поганее жизнь - тем красивее сказка должна быть... У меня она получилась, почему не похвастаться? Правда, Кать?
  

*

   Удивительно, как весело Лиза и Андрей живописали приключения, от которых у Кати в животе сжимался комок. Её даже немного подташнивало в самых неприятных местах. Напоминая себе - "я должна знать изнанку жизни", девушка перетерпела рассказ и сдержала слёзы.
   - Лиз, ты чудо, если после такого и не обозлилась на мир.
   - Ой, оставь! Мир-то каким боком, если я сама глупость спорола, - подруга махнула рукой в неопределенном направлении, - за что мне и наука. И потом, смотри, не будь я такой идиоткой - Андрея не встретила бы.
   - Бог не по силам не дает, - загадочной поговоркой отозвался ее муж, - и закалку проверяет. Выпьем за нас, девчонки!
   Около часу ночи молодожены проводили своих свидетелей до машины. Толя взялся довезти Катю к ее дому. Но то ли вино виновато, то ли рассказ о чудесной встрече, а может, загадочная физиология, которую только начала изучать студентка мединститута? Проснулась она утром в чужой квартире, в постели с малознакомым парнем. Воспоминаний практически не осталось, ни хороших, ни плохих. А главное, Владик Кусаев был полностью вытеснен из мыслей.
   Толя выполнил обещание, доставил Катю к подъезду, помахал на прощанье и укатил. Свободная женщина по имени Екатерина Фомина поднималась к себе по загаженной освещенной лестнице, не уставая удивляться чужой судьбе:
   - Надо же, если кого она и сводит, то всегда по-разному! Лиза нашла свою половинку на улице, и точно того, кто нужен. Это видно сразу. Сема Задворский и Томка - после тюрьмы поняли, что пара. А Гришка и Клава - нет. А ведь женились, думали же о семье...
   Она не признавалась себе, что мечта о принце на белом коне вернулась, но уже на совершенно другом уровне. И ни один знакомый мужчина даже близко не дотягивал до нижней планки требований к Суженому. Ничего, Катя готова ждать. Она станет достойной своего избранника. А пока продолжит подъем по лестнице. Вчера - санитарка, сегодня - медсестра, завтра - врач.
   Послезавтра - жена.
  

История девятая - Случай на станции

  
   Семен поймал игрушечного парашютиста у самого пола, затолкал ткань в его ранец, снова стрельнул фигуркой вверх, под самый купол. Тот кувыркнулся несколько раз, завис, начал падать. С задержкой в несколько секунд парашютик раскрылся и опустил игрушку прямо в пустую тарелку Анны. Та испуганно отскочила, потом расхохоталась. Экипаж станции зааплодировал, стал расходиться, покидая столовую.
      - Сыну подаришь? Здорово, - похвалил игрушку Тихон, поймав здоровенной ладонью, - и за счет чего раскрывается?
      - Секрет фирмы! А если без балды - пружинка с таймером задержки. Прямо на ранце, - Семен показал ползун с делениями.
      - Жаль, быстро сломается. Или порвется, - теперь Тихон стрельнул из рогатки.
      - Нет. Сам делал. Из настоящих строп и настоящего шелка. Грузовой парашют, последний, что на останец упал. Помнишь?
      Из двадцати членов высокогорной пустынной станции эти были наиболее дружны. Причем за ними не наблюдалось никаких гомосексуальных наклонностей и попыток соблазнить женский персонал. Семен хранил верность жене, а Тихон и раньше избегал случайных связей. Тщательная проверка отсеяла всех проблемных, склочных, ревнивых, завистливых и так далее - Катя знала это лучше начальника станции. Она нашла все характеристики в медицинских файлах.
   И качество российского отбора подтвердилось - трения возникали только с американцами. Всё-таки, ментальности разные, сказывалось это. Вчера Рэйчел пожаловалась на сексуальные домогательства Семена, хотя тот лишь восхищенно показал большой палец коллегам, когда американка вышла в кают-компанию в облегающем и прозрачном платье.
      - Дура какая, сама провоцирует и сама жалуется, - изумился тот, стоя перед начальником станции, - она же на танго меня пригласила и терлась, словно петтинг надумала? Илья Иванович, я её отшил, ведь лесбиянка же, парная.
      Катя подтвердила - было дело, видела она тот танец. Чёртова политкорректность заставила амеров включить в состав станции желтых, черных и две гомосексуальных пары. Слава богу, негры оказались хоть и туповатыми, но послушными, мешать настоящим работягам не стали. Геи тоже вели себя прилично, не задавались и не фордыбачили, но Рэйчел и Анна - это что-то с чем-то!
   Девушки с первого появления словно задались целью перессорить экипаж. Демонстративно целовались взасос, задирали мужчин, ссорились из-за места в вездеходе, порядка дежурств, стула в столовой. А под конец смены - подрались меж собой и расстались. Анна заняла изолятор - свободных комнат на станции не было.
      День кончился мирно. Утром Катя наскоро просмотрела запись ночного видеонаблюдения за коридорами станции. Единственное, что выбивалось за рамки обычного, она скопировала, чтобы показать Илье.
   Девушки отчебучили номера - сначала Рейчел зашла к Тихону, демонстративно, на глазах у Анны! Вышла через час, застегивая халатик и помахивая трусиками. Бывшая подруга в отместку, наверное, тотчас отправилась в комнату другого свободного мужчины - Семена. Фельдшер призналась - её царапнуло, что Тихон не отказал американке:
      - Уж я-то поинтересней этой воблы, тем более, недавней лесбиянки.
      Личный мотив в оценке наблюдения Кате не понравился, потому она и не стала докладывать Илье Ивановичу о "парной случке". После обеда случилось ЧП - сломало мачту на первом метеопосту. Не страшно, случай предусмотренный, поставить мачту - дело пары часов. Метеорологи, те самые лесбиянки, уже несколько раз самостоятельно переустанавливали стальную трехметровую трубу, а новый экипаж станции должен привезти более прочную конструкцию.
   Илья сам сел за руль, доставил на пост мачту и растяжки. Девушки работали слажено, быстро удалили сломанную, раскрепили заменную трубу. В совместной работе Анна помирилась с Рейчел и вечером освободила изолятор. Кате даже докладывать начальнику станции не пришлось - "розовые" так демонстративно перетаскивали вещи и лобызались в коридоре, что с облегчением вздохнул не только Илья Иванович, а все невольные свидетели.
      Утром экипаж разбрелся и разъехался по делам. Большая Земля сообщила, что смена прилетит по расписанию, осталось три дня, так что настроение у Ильи поднялось. И напрасно. Ветер усилился против прогноза вдвое. Ближе к обеду пришел сигнал с метеопоста - опять сломало мачту. Рэйчел, Анна и Тихон отправились ставить новую. Через час тревожный голос Тихона отвлек Илью Ивановича от еды:
      - Центральная! Срочно!
      - Что?
      - Рэйчел убило. Новая мачта сорвалась и ...
  

*

      Врач экспедиции, Михаил Васильевич, лежал пластом со своей внезапной язвой, так что вместо него пришлось ехать Кате, фельдшеру. А начальник взял с собой еще и желтолицего геолога Саймона Дуна. Зачем, Катя не поняла, но спрашивать же не будешь? До поста добрались стремглав - ветер гнал вездеход. Тихон встретил делегацию в ангаре:
      - Здесь.
      За створкой, прямо на полу лежала Рейчел. Её тело. Оранжевый комбинезон с кровавым пятном на животе. Анна нервно расхаживала по периметру ангара, скрестив руки на груди. Катя принялась за осмотр:
      - Лицо бледное. На губах засохшая кровавая пена. Температура тела - тридцать четыре градуса, сердцебиений нет, дыхания нет...
      Саймон установил две камеры на запись. С третьей - обошел весь ангар, включив лампу подсветки. Потом усадил Анну под камеру, принялся расспрашивать. Начальник станции стоял рядом. Катя видела все краем глаза и продолжала осмотр тела. Тихон помог содрать с Рейчел комбинезон, рассказал, что видел:
      - Когда мачту подняли и последнюю растяжку закрепили, она спросила - готово? И подошла к терминалу подключать выводы из мачты. Мы с Анной подъехали, видим, растяжка порвалась, мачта валится. А она же на шарнире! Рейчел вторым концом ударило в живот, прямо надело на трубу. Пока вбежали, она уже все...
      Катя надиктовала диктофону:
      - Проникающее ранение передней стенки живота, перелом грудины. Вероятно, разрыв легких. Травмы, несовместимые с жизнью.
      Саймон позвал Тихона на допрос. Катя прекрасно поняла, что к чему - совмещение должностей не всегда оглашается, но следствие должен вести профессионал, естественно. Вот она же не только фельдшер, но и операционная сестра, анестезиолог, рентген-техник. Спецкурс!
   Саймон закончил допрос, сноровисто снял отовсюду отпечатки пальцев. Катя наблюдала за этими процедурами с грустью, как и положено при воспоминании о мечтах детства. А попутно думала:
      - Почему растяжка лопнула? Вчера же мачта сломалась, а тросы не рвались, ни разу.
      Саймон велел собираться:
      - Осмотрим место, растяжку и домой. Тело Рейчел надо завернуть, чтобы не кровило.
      После ангара пять человек и один труп оказались в неприятной атмосфере. Обжигающий ветер даже в огороженном пространстве лютовал, завихриваясь и толкая людей. Понятно, как он давил на толстенную трубу метеомачты, когда та стояла. Сейчас мачта лежала горизонтально на крыше ангара, отчего две ослабшие растяжки изогнулись вольными дугами, а третья - вытянулась по ветру и повиливала свободным концом.
      - Она не оборвалась, - это заметил и Саймон.
      Ловить растяжку оказалось делом небезопасным - Тихон схлопотал удар по спине и чуть ниже, надолго скрючился от боли. Но и лежа удержал концевую петлю. Илья Иванович заволок травмированного в приборный отсек вместе с растяжкой. Под крышей и в относительном затишке Саймон обошел конец с камерой, снял отпечатки и сделал мазок с проушины, хотя зачем - Катя не поняла. Какие "пальчики" ожидал найти следователь Дун, если снаружи все работают в перчатках? Ну, хозяин-барин!
      Дальше задерживаться было некогда, они загрузились в вездеходы, выехали к анкеру, где должна быть растяжка. Убедились, что фиксатора нет. Саймон устроил следственный эксперимент и заснял, как Тихон и Анна установили мачту, закрепили резервным фиксатором. Потом ждали - что произойдёт. Мачта дрожала, растяжка исправно держала ее.
      Мелкие и крупные песчинки заскакивали в распахнутые ворота и останавливались у забора. Вихрик налетел как из пушки, хлестнул песчинками, качнул вездеход. Бывалые пустынники - следователь и начальник, позабавились испугом Кати, для которой эта встреча с мелким торнадо оказалась первой. Через полчаса Илья Иванович приказал отправляться.
  

*

      Экипаж станции встретил прибывших гробовым молчанием. Илья объявил о несчастном случае, предложил разойтись - ничего не вышло. Американцы потребовали объяснений. Саймон, как следователь, выступил вперед:
      - Несчастный случай, несовершенство инструкции по технике безопасности. Отчет будет представлен начальнику станции.
      А через пару часов Илья Иванович пригласил Катю:
      - Зайти. Есть вопросы. Не у меня, у следователя.
      Дун вывел на экран увеличенное изображение петли растяжки. Последние царапины подтверждали - фиксатор вылетел из гнезда. Кто мог это сделать?
      - Или оба в сговоре, или помог кто-то третий...
      Возразил Илья Иванович:
      - Невозможно. На метеопост нашим без вездехода не добраться. А посторонним - тем более. Чего несете, Саймон? Другие версии есть?
      - Есть. Кто-то врет. Анна или Тихон.
      Тут Катя вспомнила про 'перекрестное опыление', проведенное Семеном и Тихоном минувшей ночью. Однако комп станции отказался помочь - архивная запись именно этих эпизодов отсутствовала. Саймон заинтересовался, принялся искать следы вторжения, но запутался в программных дебрях:
      - Ладно, позже поглядим. Говорите, в личном архиве копия есть?
      Катя принесла. Посмотрели. Илья Иванович выругался. Саймон вызвал Тихона, сразу поставил вопрос ребром:
      - Лучше сознаться. Зачем и как вытащили фиксатор? Зачем убили Рейчел?
      Тихон отпирался, доказывал, что сидел в кабине, руководил носовой лебедкой, поднимая мачту - тянул, как положено, за растяжку. Анна снаружи, на страховочном тросе у крепежного столбика, ждала, когда петля доползет к проушине, держала фиксатор наготове. Он видел, как фиксатор вошел в гнездо, как Анна сняла крюк лебедки.
      - Тут я сдал назад, развернулся, чтобы загородить её от ветра и забрать. Это пять секунд. Она залезла, и мы поехали к Рейчел. Максимум полминуты на все про все. Когда бы я успел его вытащить?
      Анна тоже отказалась признаться в убийстве. Повторила предыдущие показания. Но в самом конце добавила:
      - Я не видела, как Тихон трос лебедки к растяжке цеплял. Может, тогда он петлю намазал чем-то скользким? Или фиксатор подпилил?
      Тихон удивился:
      - Ты в своем уме? Фиксатор с прошлого раза привязан к столбику, как я его подменил бы! И зачем?
      - Когда выходил цеплять. Зачем? Откуда я знаю, - недобро показала белоснежные зубы Анна, - может, не простил Рейчел, что она тебя низко оценила, ко мне вернулась. Ты, по её мнению, плохой любовник. Вот и отомстил.
      Выставив подозреваемых, Саймон потребовал проверить, было ли что в петле. Катя сделала анализ, смазка обнаружилась. Следователь сложил мотив и факты в общую кучу, заявил, что верит Анне. Илья сделал вывод, что ему, как начальнику станции, этого хватит, а с Тихоном пусть разбираются судебные психиатры.
   Саймон заявил, что возвращается к своим основным делам, хотя Кате казалось, что следствие проведено поверхностно. Она высказала версию: а если Анна успела прицепить фиксатор к вездеходу, длинным тросиком, чтобы выдернулся, когда отъедут достаточно далеко? Илья Иванович выставил Катю из кабинета:
      - Мне надо обеспечить работу, а не версии проверять. Не виноват он, так его и оправдают, а мне это не нужно, улики искать. И запирать я его не буду. Не сбежит, некуда. Отстань, поняла?
      Как бы не так! Пусть и недоделанный - но следователь же! - она представляла, что происходит с неправедно обвиненным. До суицида не дойдет, Тихон парень крепкий, но беда какая-нибудь случиться может - думы будут заняты не только работой. Высокогорная пустыня оплошностей не прощает - получится, что они втроем погубят невиновного парня.
      Почему Катя сочла Тихона невиновным? Интуиция, наверное...
      Потому и затеяла самодеятельное следствие. Первым делом зашла к штатному сисадмину Алешке. Тот копался в груде "железа", собираясь делать из "дерьма конфетку" по его личному выражению - складские запасы подходили к концу.
      - Посмотри, кто залез в архив и стер запись видеонаблюдения за ту ночь. Но тихо, чтобы только я и ты знали.
      Затем отправилась на склад, сверила количество запасных фиксаторов со списком. Все в наличии. Катя взвесила на руке слегка конический стержень с ушком, нашла резервный столбик мачтового крепежа, попробовала вставить и вытащить фиксатор. Сделан обратным конусом, чтобы легко входил, только чуть-чуть вставь в ушко. Для удаления нужен рывок с приличным усилием. Или он сломался? Думая об этом, Катя подошла к Семену, который копался у соседнего стеллажа:
      - Подскажи, этот металл подпилить можно, чтобы незаметно было снаружи? Пилочкой какой-нибудь, по- быстрому?
      - Металлокерамика, а сверху пластик, тефлон, думаю. Ни напильник, ни пила не возьмут. Подрезать можно только алмазным диском, вот таким, но заметно будет очень. Даже на ощупь, - ответил Семен, отрезая себе ровные полуметровые кусочки белого шнура.
      - Что-то мастерить будешь? - из вежливости спросила Катя, узнавшая все, что хотела.
      - Парашютиста, - вдруг став неприветливым, кратко ответил Семен, и добавил со вздохом, - эх, люди-человеки, глаза завидущие, руки загребущие!
      Закрывшись в кабинете, Катя обстоятельно просмотрела запись, сделанную Саймоном на метеопосту: "Да, фиксатора не было на столбике, хотя обрезок привязи остался. Значит, убийца срезал или оборвал. Потом дистанционным способом выдернул прочный стерженёк. Скажем, длинный тросик. Вполне. Но его же надо удалить с вездехода? В суете возле тела Рейчел - без труда. Каждый подозреваемый улучит момент. А куда деть? Карманы Саймон обыскал, в ангаре - тоже не обнаружено ничего.
   Выбросить в сторону? Можно. Ветрище подхватит, и унесет до первого препятствия. Тогда фиксатор и тросик лежат себе спокойно под слоем песка у ограждения!" - заключила Катя и отправилась к начальнику станции.

*

     
      - Какое расследование? Русским языком повторяю, - Илья Иванович повысил голос, - профессионал, пойми, дипломированный специалист ничего не нашел, никаких улик! А ты сумеешь!
      - Уж получше Дуна. Давайте не будем заниматься самообманом, - Катя процитировала любимого писателя, - отрицательный результат - это свидетельство беспомощности исполнителя, и больше ничего.
      - Что ты сказала?
      - Это не я сказала, а умный человек, - парировала Катя, но получила строжайший запрет на самодеятельность.
      Вернувшись в кабинет, она проанализировала обстановку. Похоже, Илья Иванович близок к срыву, если препятствует сбору улик. Точнее, продолжению расследования. Причина? Трудно сказать. Замешан или покрывает убийцу? Вряд ли. Скорее всего, хочет оградить себя от неприятных известий - известная страусиная тактика. Тогда придется действовать на свой риск и страх. Ну что же, не впервой!
  

*

  
      Саймон выслушал предложение с видимым спокойствием. Признал свою недостаточную компетентность, поклонился, приложил руку к сердцу и согласился. Через полчаса вездеход нес Тихона, Анну, Саймона и Катю к метеопосту. Разделившись на пары, они стали руками разрывать толстый, в полметра, слой песчинок, крупинок и камешков, нанесенный ветром к ограде. Радостный возглас Саймона:
      - Нашел! - тотчас сменился криком боли.
      Когда Тихон и Катя дошли к фигуре, лежащей ничком, следователь уже открыл глаза. Усадив его, что при ураганном ветре совсем непросто, и прислонив к стене, они выслушали:
      - ... увидела, что я откопал - как толкнёт! Я головой о стену... Чуть сознание не потерял. Но зачем? Она же не виновата!
      В кулаке Саймона трепыхались несколько толстых шнурков и что-то непонятное, обмотанное белой тканью. Главное, на длинной веревке из горсти свисал и болтался по ветру тот самый фиксатор!
      - Где Анна?
      Ответ пришел немедленно и очень страшный. Мимо них промчался вездеход, основательно задев Саймона. На этот раз следователь не смог подняться сам. С трудом затащив его в ангар метеопоста, Катя и Тихон уложили пострадавшего на пол. Сломана нога и ребра, успокоила его Катя, пока Тихон связывался со станцией, докладывал, что натворила взбесившаяся американка.
      - Когда они приедут?
      - Завтра, в лучшем случае, - ответил парень, вырезая из стенки пустого ящика полосы, - все на маршрутах, пока еще вернутся!
      - Воды нам хватит? - уточнила Катя, делая из полос шину и фиксируя перелом.
      Оказалось, нет, а личного запаса хватит на пару часов, ну, до ночи. Неприятности множились. Тихон предложил вариант:
      - Пять кэмэ отсюда - второй метеопост. Там фляга есть. Если Саймона оставить здесь и всю нашу воду, ему хватит, а мы с тобой там переждем. Идти все-таки по ветру, не навстречу. Думаю, получится.
      - При таких порывах? Сдует, как перекати-поле, - испугалась Катя.
     

*

  
      Но русский мужик изобретателен! Скоро Тихон брел по бесконечному полю, наклонившись вперед. Она шла в пристяжке. Тросы страховочных поясов крепились к здоровенному ящику, куда насыпали ту самую щебенку от ограждения. Ветер толкал ящик, но не справлялся, и, раздосадованный, сек спины комбинезона мелкими песчинками, старался сбить с ног. С Катей этот номер проходил чаще, но она поднималась, впрягалась и волокла дальше этот своеобразный якорь.
   Рядом промчался маленький торнадо. Катя даже голову не повернула в ту сторону. Все мысли сосредоточились на главной цели - полушарии второго метеопоста. Джи-пи-эс подсказывал - расстояние сокращалось. Но жара уже брала свое - пить хотелось, что терпимо, а вот голова начинала кружиться от обезвоживания - это страшно.
      Они успели! Доползли на автомате, трясущимися руками открыли флягу, зачерпнули воду и пили, пили, пили мелкими глотками, приходя в себя.
      Через два дня прибыл вездеход. На станции Катя занялась Саймоном, игнорируя ругань начальника. Все равно смена задерживалась из-за урагана.
  

*

     
      К вечеру Илья Иванович вызвал их и Тихона. Приказал следователю:
      - Докладывайте.
      - Фиксатор выдернут с помощью вот этой игрушки, - на стол начальника лег человечек, привязанный стропами к белому лоскутку.
      - Не сходится, - возразила Саймону Катя, - его вытянет немедленно, а мачта рухнула не сразу!
      - Тут таймер, - показал Тихон, - на раскрытие парашюта. Секунд на ...
      - То есть, ты признаешься, что сделал это?
      - Вы обалдели, Илья Иванович? Зачем мне это! А про таймер вся станция знала! Да Анна это затеяла, что на меня-то валите?
      - Вернется - спросим и её. А пока, дружок, факты против тебя.
      Кате это не понравилось, она за Тихона вступилась и потребовала вызвать сисадмина Алешку. Тот примчался, похвастался, что ревностно отнёсся к вторжению, отследил "наглеца" и даже восстановил стёртые записи. Как только он выложил начальнику данные - Илья немедленно извинился перед Тихоном, а Саймон сказал тому 'сорри'.
      Анна вернулась на станцию на третье утро. Не сама, конечно, но по-другому и быть не могло. За ней почему не гонялись - куда ты с подводной лодки, пардон - с пустынного плато, денешься? Без еды и воды? Спутник тебя постоянно видит, а вездеходы автопилот приводил домой, когда вода на пределе. Автоматика её и доставила.

*

  
      У Кати, как назло, сидел назначенный пациент, поэтому она только слушала, да искоса любовалась картинкой с камеры наблюдения, стоящей напротив шлюза. Посмотреть было на что:
      Саймон прикатил на коляске, ногу так многозначительно Анне демонстрирует:
      - Что заставило вас ударить меня, угнать вездеход и подвергнуть трёх человек опасности погибнуть от удушья?
      Та артистично вскидывает лапку к виску:
      - Ах, на меня что-то нашло! Нервы сдали, не помню ничего, только сейчас в себя пришла...
      И тут следователь предъявляет ей игрушку с парашютиком:
      - Узнаете?
      - Как же, это Семен сделал, для сына. А что?
      Отпечатки пальцев, которые нашлись на таймере, американка отвергает:
      - Да, смотрела игрушку, когда у Семена в номере сексом занимались, - и тут же стрелки на Тихона переводит, грубо так: - но это его друг убийство подстроил.
      - А вот и нет, - урезонивает её Саймон, с азиатской невозмутимостью предъявляя флешку, - у нас есть запись с камер наблюдения. Хотите посмотреть, как выглядит эта игрушка у вас в руках, когда выходите от Семена?
      Тут убийца гордо подбоченивается:
      - Блеф. Нет такой записи!
      - Есть. Это резервная, сделанная случайно...
      Анна хватает флешку, кусает, переламывает и растаптывает. Саймон ждёт, пока та угомонится, ласково усмехается, дает отмашку. На экраны идет запись замечательного качества, восстановленная Алёшкой. Пока Анна кричит: "Это ничего не доказывает", - и демонстративно рыдает, чтобы выгадать время на сочинение очередной версии, желтолицый следователь добивает её:
      - Верно. Зато попытка стереть запись и уничтожить флешку - выдала вас с головой.
     
      Признание убийцы Катя слушать не стала - неинтересно. Сочла спектакль оконченным, опустила занавес, то есть - отключила экран. А потом, когда пациент ушел, вдруг закрыла дверь, упала в кресло и разрыдалась. Долго плакала, с облегчением. Она понимала, что именно выплакивается: напряжение конца смены, страхи последнего дня, радость, что добилась оправдания хорошего человека... И немножко совсем - обиду на того.
   - Мог бы хоть спасибо сказать.
  
  

Интерлюдия

  
   Смена прилетела с опозданием на два дня, как только ураган стих. Экспедиция на высокогорную пустыню, что проводилась под эгидой ЮНЕСКО, продолжилась, уже в новом составе. Через пятнадцать часов русский состав первой смены оказался в Москве. Там Катя и распрощалась со всеми, кроме врача. Михаил Васильевич теже летел в Питер. А Тихон... Что Тихон? Он чмокнул Катю в щечку и тутчас же отвлекся на телефонный звонок:
   - Да, прилетел! Истосковался, моя хорошая... Скоро буду, уже бегу!
   "Все вы, мужики, одинаковые, - с грустью констатировала Катя, провожая взглядом симпатичного, но не ее, парня, - не переступите, если кто перед вами ляжет. А как о любви трепаться, так только уши развешивай..."
   Но неизвестной девушке, к которой умчался Тихон, она все-таки позавидовала.
     

*

   Катя так и не поняла, кого ей надо благодарить за включение в ту экспедицию. Толкового среднего медперсонала в травматологии, где работала фельдшер Фомина, было завались, а командировали ее. Вот и получилось, что она за пару месяцев заработала больше, чем за год. Хвосты ей удалось ликвидировать быстро, учебный год не пропал. И летом она уже получила диплом врача.
   Жизнь продолжалась. Артем после мореходки устроился совсем неплохо. Каботажное плавание дало ему хорошую практику, репутацию он заслужил, и вскоре Катя благословила брата в первое заграничное плаванье.
   Сын тоже не доставлял особых хлопот. Единственное, что огорчало, у них совсем не осталось близких. Бабушка Настя и бабушка Мария ушли навсегда, оставив молодые поколения Фоминых одинокими в громадном и безжалостном мире.
   Екатерина Дмитриевна Фомина на судьбу не сетовала. С точки зрения нормального человека, ей досталось все необходимое: жилье, прекрасная работа почти рядом с домом, брат, ребенок. Она соглашалась - да, грех жаловаться. Но наедине с собой, по ночам, тихонько вздыхала:
   - Где же ты, мой Суженый?

*

  

История десятая - Новогоднее дежурство

  
   Дежурная травматология, да еще в Новогоднюю ночь - не приведи бог попасть сюда! Приемный покой выглядит, как фронтовой госпиталь - повсюду бродят, сидят, лежат придурки с переломами, вывихами и разбитыми головами. Пьяные. Из-за этого в теплом и несвежем воздухе не витает, в стоит - хоть топор вешай - аромат свежего и давнего перегара. Разговоры пострадавших с теми, кто их доставил, густо замешаны на стонах и скреплены незатейливыми матюгами.
   Патруль снисходителен - люди в форме тоже "приняли на грудь" в честь праздника, поэтому делают вид, что обеспечивают порядок, предпочитая долгие перекуры снаружи. Им жарко, и куртки с погонами лишь изредка мелькают в приемном покое, неглубоко заныривая в толпу.
   Очередная мигалка возвещает о серьёзном случае. Румяные, естественно, по новогодней причине, а не с морозцу, фельдшеры скорой вкатывают пострадавшего. Сестра перехватывает их, показывает, куда рулить, сама направляется к врачу:
   - Екатерина Дмитриевна! Травматическая ампутация стопы, скорая...
   В голосе - ни сострадания, ни удивления, ни нотки переживания. Двадцать лет вытравили из Капитолины Фадеевны всё, присущее нормальному человеку, оставив голую функцию - дежурная медсестра приемного отделения.
   - Иду, Капа, уже иду.
   От стола с остатками новогоднего чаепития Катя бредёт до каталки, мысленно обругивая всех пациентов и тем самым выстраивая защитную стену в душе. Иначе невозможно. Только отстранившись от переживаний, сохранишь способность правильно оценивать и устанавливать очередность оказания помощи пострадавшим:
   "Боже, как мне надоело брать все праздники подряд! Каждый раз - одно и то же... Выпил, подрался - порезали. Выпил, погеройствовал - сломал руки с ногами. Выпил, полихачил - врезался... Всегда - выпил, потом - варианты... Образцовый российский бардак. Привычный, противный и безысходный, как вся моя жизнь..."
   На каталке лежит мужчина, укрытый одеялом. Наметанный глаз врача отмечает утолщение в области голеней:
   "Понятно, отрезало. Не мог попасть под трамвай завтра...", - и доктор Фомина задает вопрос, нужный, но глупый, как "хау ай ю?" в фильме ужасов.
   К ней поворачивается довольно молодой человек, с правильными чертами лица. Что характерно, оно напоминает Екатерине Дмитриевне о театре, точнее, о занавесе перед сценой. Мгновенное воспоминание выглядит, как вспышка молнии - озарило сожалением: "как давно я там не была!" и тотчас угасло. Страдальческая театральная маска, гипсово белая, кривится и выдает разумный ответ:
   - Хреново. А вы, потеряв ноги, как себя почувствуете?
   Отвечать врач Фомина не собирается, не для того спрашивала - ей требовалось оценить состояние. Что она и сделала, мысленно выставив пометку:
   "Не в отрубе. Теперь посмотрим, что отрезало... Так, что осталось от ножулек, насколько тебя укоротил общественный транспорт?"
   Запах крови и взрывчатки, скопившийся под одеялом, шибает в нос Капитолине и Кате. Обе немного отшатываются и понимают - тут не трамвай! Брючины раненого распороты до паха, бинты пропитаны кровью. Левая стопа почти отсутствует. Правая выглядит целой, но кровит сильнее. Врач Фомина в свое время насмотрелась подобного и представляет, что именно произошло с этим парнем. Заряд небольшой, если оторвало не до колен:
   "Без осколочных ранений, значит, не граната, - подсказывает чеченский опыт, - а воняет похоже..."
   Осмотр закончен, решение принято - оперировать немедленно. Девочки готовят пострадавшего на стол. Пока бригада моется, мнения Кати, Толика-интерна и анестезиолога про десять новогодних дней совпадают: "Спаивают народ. А Катя добавляет мысленно: "Уж я бы не пропивала деньги, зато рванула на север, оттянулась..."
   Но мысли о горных лыжах, о сыне, ради которого она хапает дежурства, о деньгах, которых не хватает, о туче проблем матери - не должны отвлекать от дела. Это незыблемое правило! Дежурный врач-травматолог Екатерина Дмитриевна Фомина выбросила посторонние соображения из головы, склонилась над операционным полем, оценивая предстоящую работу:
   "Окопчение, обширное отслоение и разрывы кожи, размозжение мягких тканей, многооскольчатый перелом берцовых, дефекты костей стоп... Точно, взрыв! Толовая шашка. Жаль, парень, стоп не спасти... Быть тебе Маресьевым. Или попробовать собрать?".
  

*

  
   В ординаторской Катю ждал сюрприз. Безукоризненно выбритый и дорого упакованный, а когда встал - стройный, как прежде, - ей улыбался Владик. Точнее, Владислав Игоревич Кусаев, следователь, как представил его старший ординатор.
   - Ты не представляешь, как я счастлив тебя встретить, Катяба, - походя ранит женское сердце благоухающий "Хьюго Боссом" хлыщ.
   Екатерина Дмитриевна словно пощечину получила. Она стискивает зубы, чтобы не сорваться, не сказать те слова, что когда-то копила и готовила для такой встречи. В ней копится негодование:
   "Нет, какой гад! Предатель, он даже думать не затрудняется, каково мне слышать былое прозвище! Я тебе покажу - Катяба!"
   Но Катя, наивная девчонка, беспамятно влюбленная в этого типа, рвется из памяти, заполоняет собой всю только что умудренную женщину: "Как ему к лицу белая водолазка - я такую же дарила на именины..."
   Слава богу, восемь лет травматологии вкупе с безмужием закалили! Врач Фомина справляется с собой, а постное лицо и сухой голос у нее всегда наготове. Она парирует коварный выпад просто и безыскусно, как ее давнишняя подруга Лиза парирует простенький сабельный удар:
   - Слушаю вас.
   - Не надо игры, Катя, - подлый иезуит подпускает в баритон мурлыкающие оттенки, бархатистые и вызывающие вибрацию воспоминаний там, глубоко, где власть сознания слаба, - давай на ты, как старые друзья...
   "Друзей ищешь? Думаешь, я забыла, каким местом ты дружишь? Ах ты, козлятина! По чужим огородам блудил, а я тебе Пенелопа, выходит, - нарастает в докторе Фоминой негодование и давно уже привычное недоверие к таким смазливым самцам, - ножки вместе держала и мечтала, как ты мне раздвинешь? "
   - Фиг вы угадали, сударь! Глупая гусыня тебе не товарищ, зря хрюкаешь. Ищи дур для дружбы в другом месте. Ты по кому из больных следователь?
   - По поводу Егорова. Ну, которого взорвали... Мне с ним когда поговорить можно? Хорошо, приду послезавтра, а теперь - твоё мнение...
   Тут не открутишься. Егоров-Маресьев получил тяжкие телесные повреждения, и Катя делится соображениями о механизме травмы, последствиях и так далее. Сколько таких, кто, просыпаясь от наркоза, первым делом даёт показания, прошло через "травму" - сам чёрт не упомнит!
  

*

  
   Галантный Владик перехватил Катю перед автобусом. Чёрная машина на тротуаре нагло демонстрировала зализанные обводы и необщедоступность. Сигнал, низкий и глубокий, как рёв обиженного быка, заставил Катю вздрогнуть. Владик приглашающе открыл дверку. Отказываться, если голова трещит, автобуса - Аллах знает, когда дождёшься, и маршрутка не ходит? Катя капризничать не стала. Принципы хороши на сытый желудок и в тепле!
   - Специально ждал?
   - Ждал.
   Удобное сиденье, негромкая музыка, плавное движение по полупустому проспекту. Красивый профиль, ухоженная причёска, глубокий баритон... Штампы Владика не изменились. Сказать правду, помноженную на искренность. Отпустить комплимент, деликатно прикоснуться - снять соринку с шеи. Приложиться губами к ручке, удивиться тонкости пальцев. Гладить взглядами, чтобы растаяла дурочка, поверила - в ней видят ЖЕНЩИНУ!
   Хорошо, что усталость валит с ног, глаза закрываются, а то бы доктор Фомина заподозрила в себе желание согласиться на возврат былых отношений. С чего бы приятное тепло и влага проявились в месте, которое уже давненько никем не востребовано? Десяток минут, и она у своего подъезда. Галантный мужчина распахивает дверку, помогает выйти из машины, вопросительно смотрит. Даже с высоты нажитого опыта Катя вынуждена признать - классно обхаживает, котяра, практически неотразимо, но дважды в одну реку не входят:
   - Спасибо и прощай, Владик.
  

*

  
   Начальство удалилось в кабинет, оставив следователей в зале совещаний. Кто-то из коллег зло прокомментировал: "Похмеляться пошли, годзиллы хреновы!" Кусаев разговор не поддержал, из вящей предосторожности - стукачей в новом коллективе не сразу выявишь, а рисковать репутацией, зарабатывать ярлык фрондёра и вольнодумца? Благодарю покорно! И только уединившись в кабинете, позволил себе стукнуть кулаком по столу:
   Вот повезло, называется! Первое дело, и сразу - покушение на убийство. Подорвали мужика, да настолько нелепо! Взрывом снесло обе стопы. Может, он на мину наступил? С другой стороны, как в асфальте её установишь? Или есть такая, что просто кладёшь? Нет, скорее, прилепили к автомобилю снизу пластический заряд... Или гранату бросили...
   Следователь пожалел, что не служил в армии: "Потому и не понимаю, чем граната отличается от мины". Но сожаление мелькнуло мимолётно, как безнадёжно глупое - вот ещё, стоило там время терять! Запёрли бы в горячую точку, где плёвое дело под пулю попасть. И вообще, надо экспертам-пиротехникам поручить, они зарплату получают, пусть голову ломают над загадками! Такими: "Размер заряда, взрывчатое вещество, способ применения..." Вопросы расползлись на всю страницу.
   Подписав готовый документ, Владислав Игоревич спрятал его в папку настоящей крокодиловой кожи. С удовольствием подумал о предстоящей встрече с доктором Фоминой. Хм... Врач-травматолог. Кто бы мог подумать!
   Когда-то давно, по первому году его службы в прокуратуре появилась в приемной шефа девчушка. Катя, студентка юрфака, искала неформальную стажировку по будущей специальности.
   Кто откажет молоденькой и восторженной? Дело подвернулось простенькое, но выигрышное, следователь Кусаев проявил себя во всей красе. Он талантливо сыграл роль Мегрэ. А затем больше трёх месяцев привечал в служебной квартире влюблённую в него Катю-Катябу. Та мгновенно рассталась со своим парнем, примитивным и неуклюжим провинциалом. По сути, первым настоящим мужчиной для неё стал Владик. Что она знала о сексе до него? Рабоче-крестьянскую позу, и только. Непорочная, как первый снег, доверчивая, как дитя, Катяба с восторгом осваивала любовные игры.
   Её чистота выигрышно смотрелась на фоне искушённых постельных партнёрш Кусаева. Ему нравилось сравнивать впечатления от настолько разного секса, и так длилось, пока не пришло назначение в районную прокуратуру Пскова. Во избежание слёз, уговоров и прочей неизбежной бабской визготни при расставании, Владик исчез из жизни Кати незаметно. Просто собрался и уехал.
   Всё давным-давно забылось. Даже то впечатление и ощущение чистоты - напрочь затёрлось иными женщинами. Он не гадал, что встретит Катю здесь, в Питере. Какой следователь? Той простушке светило место в захудалой нотариальной конторе, максимум.
   И вдруг - врач. Да какой! Уверенная, властная и статная красавица выросла из, пусть симпатичного, но "гадкого утёнка". Такая лебедь явилась следователю Кусаеву, что дух перехватило от желания обладать ею. Даже в жутком салатном комплекте, уродующем всю хирургическую братию без гендерных аспектов - доктор Фомина выглядела ослепительно красивой. Если её нарядить, как даму...
   О, а это идея!

*

  
   Дома властвовала тишина новогоднего утра. Храпенье Артёма подчёркивало полное отсутствие жизни, которая вчера переполняла квартиру и выплёскивалась наружу. Катя постояла над братом, неудобно скрючившимся на диване, поправила подушку:
   "Во сколько угомонились, черти?"
   Сын свернулся клубком и сладко посапывал. Одеяло сбилось на сторону, босая ступня торчала наружу. Кроссовки, носки, свитер, рубашка - отмечали путь к постели. Знакомая и неистребимая привычка, неизвестно, от кого подхваченная. Или он сам таким получился?
   "Даже обувь у порога поставить - лень. Ох, разгильдяй! И в кого ты такой уродился? Не в папашу, точно. Тот на порядке помешан..."
   Мысли повернули в запрещённую сторону. Катя дала зарок никогда не вспоминать о Владике, чтобы ненароком не проговориться сыну. Тот взрослел и всё чаще задавал важный для него вопрос - кто папа?
   "Никто, Саша. Ты Александр Дмитриевич Фомин, но родитель твой - неизвестен. Никто. Поэтому отчество - придуманное. Лучше я буду в твоих глазах глупой и ветреной девчонкой, что залетела от случайной встречи... Не заслуживает он имени. Недостоин иметь сына... Столько лет без него прожили и дальше проживём..."
   Сегодняшнее появление Владика взбаламутило память брошенной женщины. Поэтому, наверное, так трудно было "Катябе" вернуться к мыслям о сыне, игнорируя его родителя. Но врач Фомина умела настраивать себя, и выкинула следователя Кусаева, вычеркнула, стёрла. Это просто, когда переключаешься на бытовые мелочи.
   Проведя стремительную уборку, Катя вернулась к сыну, подсунула его босую ногу под одеяло, заметила грязные ладошки:
   "Без умывания лёг! Правильно, мамы нет, а дяде пофиг. Поросёнок, ладони грязнющие. Где ты, шалопут, лазал, так угваздаться? И вонь пороховая. Значит, ракеты пускали? Ну, Артём, ну паразит, - загружая стирку, Катя дополнила список грехов брата, - говорил же, что ничего не привёз!"
   В прошлый раз Саша прожёг варежку китайской ракетой, опалил брови. И вот на тебе, Артём нарушил строжайший запрет. Тридцатилетний идиот! Так и остался хулиганистым мальчишкой. Разбудить бы и дать выволочку! Но сил нет, все остались у операционного стола. Хорошенькое ночное дежурство выдалось... Кроме взорванного - два ножевых, огнестрел и дорожная, тоже с ампутацией.
   Доктор Фомина вздохнула, представляя завтрашнюю и послезавтрашнюю ночи. Дежурства спокойными не будут. Люд российский встречал Новый Год истово, безудержно. И успокаиваться на достигнутом не собирался, как показывала практика. На всю неделю ей, дежурному травматологу, предстоит не менее напряженная работа за операционным столом.
   Усталость одолевала, наваливалась на плечи. Ноги гудели, глаза закрывались. Зевнув, Катя забралась под одеяло и моментально заснула. На полу перед диваном - чтобы брат обязательно прочёл - Артёма ждала записка: "До двух не будить. Не вздумайте уйти из дома, убью!"
  

*

   Владик появился в ординаторской, когда Катя доедала завтрак:
   - Не ожидал тебя встретить.
   - У меня сегодня день, - так врач Фомина озвучила часть правды.
   Незачем следователю знать, что ей еще предстоит и ночь, вторая подряд. Больничное начальство - главные, заместители, заведующие, старшие медсестры и прочие - отдыхает. И пусть, зато менее состоятельный персонал подзаработает. Пока зарплаты медиков выражаются в сущих грошах - хрен кто станет харчами перебирать, в смысле, отказываться от дежурства под предлогом усталости. Нормальный хирург в любом состоянии - хирург, это Катя усвоила, пока госпиталь стоял в Чечне.
   "Как и следователь", - проскакивает сравнение, навеянное Кусаевым.
   В докторе Фоминой вспыхивает мгновенное сожаление о профессии, изначально выбранной, что не состоялась из-за её собственной глупости. Если бы не беременность - она стала бы следователем. Сейчас бы не Кусаев, а она, Катя вела расследование, разыскивала виновников и восстанавливала бы справедливость...
   Ах, верна пословица! Бодливой корове бог рогов не даёт. Винить Владика не в чем, мужской кобелиный нрав переделать никому не удавалось - эту азбучную истину врач Фомина постигла из учебников. И неоднократно удостоверилась - на практике. Она, женщина, уже тогда должна была соображать, чем чревата уступка чувствам. Любовь любовью, а предохраняться надо! Но повторись та ситуация, всё равно Катя не стала бы делать аборт. Как можно, отказаться от Сашки?
   - Мне бы с твоим инвалидом поговорить, - вроде просительно, но настойчиво заявляет свои права Владислав Игоревич Кусаев, - забрать его одежду, обувь, вещички, что были с ним там... Катя, прости, что отвлекаю, но надо. Со мной эксперты. Ждут. Распорядись, плиз...
   Выглядит следователь импозантно, убедительно. Кожаная папка в руке, роскошное перо, не меньше "Паркера". Катя следует инструкции - представляет старшей сестре Владика и сопровождающих его лиц. Убеждается, что процесс пошёл, выкладывает историю болезни на стол. Копируйте на здоровье! А доктор Фомина отправляется на обход. У постели Егорова-Маресьева удивляется активности больного - тот пялился в маленький компьютер, назвав его "лэптоп".
   - Смешная фирма, - лукавит доктор, не признаваясь в невежестве.
   - Не фирма. Так называют переносные. Или ещё - ноутбук.
   Вертикально стоящая доска в торце кровати, у спинки, маскирует почти полное отсутствие левой стопы, натягивая заправленное туда одеяло. Но взгляд больного нет-нет, да проверяет - не выросла нога? Дежурный врач Фомина отметила и такие изменения внешности больного, как синеву под глазами, сухость губ. Лицо Егорова обросло щетиной, отчего тот выглядел слишком благородно, словно киношный американец. Неприязнь к смазливым мужчинам встрепенулась, язвительно зашипела: "Ну, крутой, аж ловить нечего! По фигу деревне, что пол-ноги отрезали, а вторая - всмятку! Изображает из себя, герой, кверху дырой..."
   Уважение пробилось, взяло верх, вроде. Но обидное понимание этакой змеёнкой выползло, чувствительно куснуло Катю: "А ведь не так просто психанула - разлетелась пожалеть обезноженного, да обломилась! Вот и..." Врач Фомина тряхнула головой, отрешаясь от женского подхода, спросила по делу:
   - Он вам зачем, компьютер, - но заметила, что вопрос звучит мягко, и ужесточила его, - работаете? Не надо бы, лишняя нагрузка!
   - Какая, к чёрту, нагрузка. Я так отвлекаюсь. Чтобы о ногах не думать. И читаю. Предлагайте другие занятия, если есть, - без доброжелательности, резко и отрывисто ответил, почти прогавкал Егоров.
   Дежурному врачу Фоминой это нравится: "Бравада. Скорее, похвальная, чем предосудительная. Сколько народу на третий день, с раздробленными ногами, сунется в компьютер? Депрессию выберут, ой, я инвалид, ножка болит, мне полный писец, ах-ах, - профессионально отмечает она, - а этот не скулит, говорит зло, может, и читает, несмотря на боль". Быстрый осмотр верхней части ног больного - цвет кожи и температура? Поручение сестре, чтобы позвала на перевязку, и реверанс в сторону следователя. Кусаев представился, раскрыл роскошную кожаную папку, приготовил золотое перо:
   - Дмитрий Васильевич, в подробностях. Итак, примерно в час ночи...
   Катя успевает удивиться - у соседнего дома? Но её зовут в приёмное отделение. Праздники продолжаются...
  

*

  
   Праздники продолжались, а следователю Кусаеву не до них. Пять дней прошли впустую. И лишь сегодня наметился сдвиг.
   Владислав Игоревич допрашивал старого придурка и понимал - пустышка! Проигрышный билет вытянул следователь Кусаев в этот раз. Хотя, как сказать, тут ведь тоже очевидное преступление, пусть иное, не покушение на убийство. Уволенный военрук решил испортить директору новогодний праздник, напугав гранатой. Учебная лимонка, зажатая в горсти, и демонстративное выдергивание чеки произвели на всех гостей должный эффект. А уж директор перепугался настолько, что тут же написал и вручил шантажисту новый приказ - об отмене прежнего.
   Торжествующий военком вернулся домой и продолжил отмечать, теперь уже на радостях. Пока милиция собралась проверить заявление - престарелый хулиган упился до поросячьего визга и гулял по улице, периодически предлагая встречным компаниям купить гранату. Шутил он так, называется!
   Кратко объяснив "шутнику", что шесть лет, как минимум, тот теперь просидит в колонии за захват заложников и угрозу оружием, Владислав Игоревич вернулся к основному делу. Покушение на убийство успешного бизнесмена Егорова после нескольких нераскрытых заказных - встревожило начальство. Да еще приезд премьер-министра в Питер!
   Давили на всех следователей, кто вёл "мокрые" дела, так что отличись Кусаев с раскрытием - можно рассчитывать на внеочередной классный чин. Он старался, как мог, отрабатывал даже бредовые версии типа пороховых самоделок, хотя заказной характер покушения был налицо. Пострадавший только открыл дверь автомобиля и спустил ноги на тротуар, как прогремел взрыв.
   Экспертная лаборатория пыталась вычислить, чем подорвали и почему так аккуратно, одного Егорова. Плохо, что никто ничего не видел и не слышал в общем грохоте салютов. Чёртовы праздники!
   Может, проверить дурацкое утверждение самого пострадавшего?
  

*

  
   Готовя бутерброд, Катя обратила внимание, как во двор дома вкатились милицейская машина с мигалкой и фургончик - "следственная". Несколько человек засновали по старому детскому городку, осматривали теремок, притрушенный снегом.
   - Саш, что за суета, знаешь?
   - Неа. Сбегать?
   Сын готов на всё, лишь бы удрать на улицу, к дружкам. Ему скучно дома, с мамой, а нужен лишь бутерброд с колбасой и сыром. Дядя ещё позавчера сбежал к своим корешам-мореманам, не дожидаясь, пока сестра проснется и сто шкур с него спустит. "Чует кошка, чьё сало съела!" - Катя многозначительно пригрозила в адрес Артёма, устроив Сашке допрос про новогоднюю ночь.
   Четвёртое января, разгар гуляния. Первоначальной безудержности нет, но огни и шутихи бахают, озаряют питерские небеса. Ночью, конечно. Днём не только Катя отсыпается - город тоже. Продрав глаза, народ тщится пересмотреть все программы конкурирующих каналов. Хорошо тому, кто пишет их на видик или новомодные диски. Доктор Фомина в этом плане круче крутого - благодарный пациент приспособил для записи фигню от компьютера, твердый диск, кажется. Или жёсткий?
   Славный мужик, и толковый. Жаль, женат. У Кати принципы, она семьи не разрушает. Да... Прогнать-то легко. Что ж так пусто на горизонте, появись, избавитель от одиночества!
   - Ах, бабоньки, застоялась, - сладко томится она, потягивается, - мужика бы, чтоб помял, - и тотчас душит его, желание, на корню.
   Безрадостны эпизоды, где ВРИО принца, нетрезвый мещанин, убого реализует постельное продолжение случайного знакомства. Да и то, раз в год по чайной ложке. Нет времени вырваться в ночной клуб или куда ещё, где бродят потенциальные женихи, нет вовсе! А высматривать белого коня под балконом, ждать предложения руки и сердца - устала доктор Фомина. Отчаялась.
   Катя отводит душу на Саше, заставляя чинно съесть суп, второе, выпить компот. Надувшись, сын чавкает, чмокает, облизывает пальцы - выпрашивает подзатыльник. За что боролся, на то и напоролся, но Сашка торжествует. Теперь пусть переживает мама! Катя вынуждена подыграть - правила есть правила. Не сдержалась, повелась на манипуляцию сына, следовательно, придётся отпустить того на улицу...
   Дверь хлопнула. Минута - по лестнице, в обгон медлительного лифта, и Александр Дмитриевич Фомин возле кучки пацанов. Кто-то указал в сторону Невского, на крышу. Служебные машины укатили, оставив троих в штатском. В окружении ребятни те заходит в первый подъезд.
   Вечером сын доложил, что менты ходят по квартирам, чьи окна на проспект, ищут, кто в бизнесмена гранату из окна швырнул.
   - А, я знаю, - подбрасывает Катя сведений сыну, для поднятия его дворового авторитета, - мы оперировали, который на ней подорвался. Бизнесмен? Надо же! Выглядит типичным спортсменом. Хотя, ноутбук, конечно!
  

*

  
   Из аналогичных дел за последние два года следователь Кусаев отметил подрыв гранатой, пластиковой взрывчаткой - типично бандитские разборки, и украденным зарядом, где отличился ревнивый проходчик метростроя. Пролистал дела, ничего похожего не отыскал. По следам на одежде - химик пластиковую отмёл напрочь. Оставшиеся два варианта казались равноценными.
   Однако мнения спецов разошлись. Пиротехник считал, что мощность походила на гранату, но медик не соглашался - ранений от осколков нет. Читая заключения, Владислав Игоревич подивился, поскольку Катя отвергла гранату сразу, ещё в приёмном отделении. Так следовало из истории болезни. "Откуда у неё такой опыт? Проверить" - легла заметка на будущее.
   Следовательно, надо искать среди взрывников метростроя. Проверить хищения со склада, пройтись по перечню тех, кто имел доступ и мог держать зло на Егорова. Но это - только после праздников. А сейчас - искать свидетелей! Не может быть, чтобы никто не видел, как под машину бросают взрывчатку с горящим шнуром. Или без шнура?
   Да, вот ещё вопрос пиротехнику - можно запал от гранаты применить для метростроевской взрывчатки? Или не от гранаты. Вчера задержали дембелей, которые украли десяток взрывпакетов и спьяну убили соседскую собаку - бросили один в будку. А если бы все десять сразу сработали?
   Владислав Игоревич читал труды криминалистов, прикидывал объём поисков и всё сильнее мрачнел. Дело, казавшееся простым, на поверку становилось неподъёмным. Висяк корячился. Хорошенькое начало, следователь Кусаев!
   Нет, так никуда не годится. Надо сглаживать будущий негатив. Пожалуй, стоит организовать банкетик по поводу, и там неформально потолковать с начальством, когда оно "подшофе".
  

*

  
   Врач Фомина может собой гордиться - она сделала невозможное. Снимок и осмотр раны подтверждают это. "Правая стопа выглядит очень прилично и внушает надежду, что сохранит свою функцию. Конечно, сейчас многое видно лучше, чем в мешанине сразу после взрыва. Да, поправить бы косточки не мешало, свод восстановить, но это уже пластика, кто же ей разрешит? Хотя, почему нет? Поговорить с заведующим, показать, заручиться согласием самого больного..."
   - Дмитрий Васильевич, есть возможность правую ножку довести до ума, чтоб стала, как прежде. Надо лишь изменить положение трёх отломков, пока не срослись окончательно...
   - Если можно, делайте! А левая?
   Левая стопа разрушена так сильно, что пальцев не осталось совсем. Собственно, уцелела пятка и то, что рядом с ней. "Слава богу, - похвалила себя Катя, - не зря собирала отломки в голени - выше сустава безнадежно размозжённые вроде бы ткани оживали и срастались". Но ниже - рана загноились, зона некроза оказалась слишком обширной. Она честно сказала Егорову:
   - Тут дела похуже. Пришлось развести шов...
   Тот нахмурился. Травматолог Фомина приготовилась к упрекам - а как иначе? Всегда виноват врач, такая привычка в стране. И то, найди убийцу, который подорвал тебя! А доктора искать не надо - вот он и ответит за потерянные ноги!
   - Спасибо вам, Екатерина Дмитриевна, - совершенно вразрез ожиданиям чеканит Дмитрий Васильевич, - что не оттяпали до колена. А что гноится, не берите в голову, заживёт. Главное, кость сохранили, для протеза чем длиннее, тем прочнее. Я ещё на горных лыжах спущусь!
   Пока сестры заканчивают перевязку, Катя интересуется, где, на чём он начинал, рассказывает о себе, о Сашке, которого поставила на лыжи в три годика. И радуется, что есть собеседник, понимающий и разделяющий её страсть.
   Ах, как здорово мчать по склону, утрамбованному ратраком, и плавно выписывать змейку! Не рекорды ставить - это молодняк любит покрасоваться в слаломе. Была охота кувырком лететь, да лыжи по склону собирать! Истинный кайф ловится в плавном скольжении, которое сродни вальсированию:
   - ...хочется петь в такие моменты... Не уходи, ещё не спето столько песен, ещё звенит в гитаре каждая струна...
   Егорова уже везут в палату, Катя идет рядом с каталкой, восторженно описывает первые впечатления, когда навыки гладких лыж и коньков вдруг объединились, безо всяких тренеров. А соревнования, азарт? Дмитрий Васильевич перехватывает тему скоростного спуска, вспоминает фирн, затем свежий глубокий снег, когда загружаешь пятки, идешь, как плывёшь:
   - ...словно глиссер, усы по сторонам! И удержаться не могу, ору во весь голос - бэсамэ, бэсамэ мучо...
   Когда Егоров переместился на койку, врач Фомина села напротив. В палате нет никого, почему не поговорить? Им хорошо вдвоём - не просто понимание, а единение растёт, и полное, с полуслова, с полужеста. Дима хвастает: "вертолёт, парашют, ледник..." Катя расхваливает Мончегорск...
   Разговор горнолыжников прерывают друзья Егорова, ввалившиеся в палату. Их шумные приветствия выдавливают доктора Фомину в коридор, где чёрствая ладонь реальности даёт оплеуху: "Он безногий! Какие горные лыжи? Дура, нашла собеседника, размечталась", - и приводит в чувство.
  

*

  
   - И ты мне врал, - констатирует Катя, - чтобы втихаря попускать фейерверк? Пока я на дежурстве? Скажи мне, Тёмка, ты что, никогда не повзрослеешь? В твоём возрасте не ракеты племяннику покупать надо, а себе презервативы, и с женщиной новый год встречать, не с пацаном!
   В голосе её такая свирепость, что брат ежится и не пробует оправдываться. Неделю он скрывался от сестры, пируя и ночуя у друзей. Пришёл переодеться и попал к ней в лапы. Сопротивляться и "лепить горбатого" бесполезно - Сашка сдал дядю с потрохами. Рассказал, как запускали сигнальные ракеты. Те взлетали над домом и грохали, освещали двор. И как одна из них, которую Артём доверил запустить племяннику, срикошетила от ветки. Хорошо, отлетела к воротам, где бахнула, распугав гуляющий народ. Саша и сам струсил, шмыганул домой.
   - Если бы он стал заикаться, я бы тебя убила, не посмотрела, что брат! Идиотина, лучше бы ты ему что из вещей подарил, чем деньги на ерунду тратить...
   - Хва орать, Катюнь, ну что ты завелась? Ничего я не покупал, это халявные ракеты, морские. Мы на подходе к порту подняли шлюпку, пустую, а там они и пара спасжилетов. Ну, мы с каптёром заныкали и разделили. Я Сашку надувной жилет привёз, а ты полкана спустила...
   Звонок в дверь прерывает родственную разборку:
   - Здравствуйте, молодой человек. Вы кто будете?
   Слышно, как Сашка представляется, и бархатный баритон тотчас принимается устанавливать хорошие отношения. Пока Катя спешит в прихожую, Александр Фомин по малолетству сдаёт и себя и маму, не осознавая того.
   - Значит, можно и Саша... Очень приятно, тогда я - дядя Слава. А сколько же вам лет? Хм... Да вы уже взрослый! Мама дома?
   Та появляется, намереваясь немедленно выставить опасного гостя:
   - Чем обязана, Владик? - Звучит вопрос, холоднее уличной температуры.
   Кусаев ничем не проявляет своей догадливости. Катя притормаживает, чтобы у сына и брата не возникло ненужных подозрений - чего это она лютует? На знакомого, совершенно приличной наружности, и так набросилась, за дверь выставила? Пока она соображает, как себя вести, Владислав Игоревич делает свой ход - мило улыбается и знакомится в Артемом. После обмена рукопожатиями обращается к хозяйке дома, отвечает на вопрос.
   - Мимо проходил, решил заглянуть...
   Катя не верит - тот выглядит слишком торжественно, причина чего вскрывается следующим предложением.
   - Поехали, у меня день рождения. Ресторан...
   Катя облегченно вздыхает. Значит, ей показалось, что следователь понял то, чего знать не должен. Тогда сыну и брату тем более незачем видеть ее тревогу. И почему бы не поехать в ресторан, если сегодня она отдыхает? Но марку надо держать, и Кусаеву дать выволочку, непременно! Чтобы знал свое место! Чтобы чувствовал, что она не рабыня и не игрушка ему!
   - Ну, не знаю... Ты не сказал заранее, а у меня большие планы на сегодня... Хотя, в виде одолжения... Ладно. Проходи, располагайся, жди, пока соберусь. Что? Владик, я в таком виде, и поеду куда-то? Ты сдурел! Час в запасе? Ничего, подождут твои гости... Артём, займи Владика разговором, чайку налей...
   Опоздание - проблема приглашающей стороны! Катя готовила себя к выходу в свет без суеты. Перед ней стояла одна задача - выглядеть достойно. Это удалось. Во всяком случае, в зеркале она себе понравилась. Такой женщине полагается ехать в карете. Королевской. Надо полагать, чёрный "Ауди" соответствует - она помнила вызывающий вид машины Владика. Пока спускались в медлительном лифте, Кусаев признался, как наткнулся на квартиру доктора Фоминой. В списке жильцов, расследуя дело взорванного Егорова:
   - ...и это единственная польза. Ничего я не нашёл. У меня предчувствие полной безнадёги. Все следы затоптаны, никаких доказательств... Оперативники если не пьяные, то с похмелья. Ой, ну его к чёрту, это дело! Имею я право на праздник? Возраст Христа, как никак, - и котяра попытался нежно притиснуть нарядную спутницу, поцеловать, как делал много лет назад.
   Деликатно отстранив соблазнителя, та подбодрила следователя:
   - Насчёт безнадёжности, это зря. Ты удачливый, у тебя всё получится, - но запрещающе покачала пальчиком. - Мало ли, что не женат. Не забывайтесь, сударь. Не тёлку снял, а даму пригласил! Прочувствуй разницу...
   Галантный кавалер дистанцию соблюдал и держал фасон - распахивал дверцу, подавал руку, сопровождал до дверей ресторана, усаживал рядом с собой, не допустив ни единой оплошности. Катя ловила оценивающие взгляды сослуживцев и приятелей Владика. Игнорировала ревнивые, обжигающие - немногочисленных женщин. Гордилась собой. Почему нет? Мысли Екатерины Дмитриевны Фоминой, которые помогали ей в прошлом, и сейчас давали повод гордиться собой:
   "Скулить не надо! Я могла бы поныть, что тут особенного? Ой, я мать-одиночка, ой мне так трудно... Нет, я не такая! Мне удалось не раскоровиться и рассвиниться - разве этого мало? Это вам не вешалкой для бижутерии работать! Тома, подруга, спасибо, что научила меня двигаться, еще тогда, в первые студенческие годы".
   И Катя вальсировала в конкурсном стиле, азартно! Крутое бедро, высокая грудь, открытая спина, полёт волос - теките слюной, самцы! Даже в рыхлый прокурорской туше вспыхнул огонёк интереса. Владик угадывал, поддерживал, оттенял, глядя так выразительно, что после банкета Катя осталась в его квартире.
   Завершение встречи оказалось приятным, хотя показало, что кое в чём она теперь просвещена лучше, нежели он, первый учитель. Когда томление сошло на нет и сменилось полным удовлетворением, Катя решительно поднялась с постели.
   - Ты куда? Останься, - изумился Владик, помнящий её былую.
   Но не на ту напал. Ныне Катя точно знала - как ни хорош вечер, ночевать женщина должна в своей постели. Иначе сказка кончится, карета превратится в тыкву, а принцесса - в Золушку, готовящую завтрак на чужой кухне. Несколько таких заповедей ей отыскали в интернете и красиво распечатали, но запомнилась эта, которой доктор Фомина следовала, даже если возвращаться приходилось пешей. Владик не посрамил честь джентльмена. Около четырёх утра женщина, оттянувшаяся на всё катушку, наконец, заснула в собственной квартире.
  

*

  
   - Замечательно выглядите, - выдаёт комплимент Дмитрий Васильевич, когда обход добирается до его кровати, - улыбка, глаза блестят. Одно удовольствие на вас смотреть, доктор...
   - Разве не я должна это сказать вам? - Парирует Катя, чтобы скрыть внезапное неудобство.
   Рук у неё стало слишком много. Да и те не по месту выросли. Ну, явно из жо... из тазового пояса, как язвит завотделением, распекая. Катя роняет температурный листок. Дернувшись подхватить - сбивает с тумбочки Егорова книгу, ноутбук, пакетик с конфетами и ещё какую-то ерунду, шумно заскакавшую по углам.
   - Какого черта вы здесь всякую фигню понаставили? Софья Ивановна, - выговор достается сестре, - вы давно проверяли, что у больных понапихано? Словно не знаете, как быстро они всё замусорят и запакостят! Тараканов ждете? Я за вас это делать буду?
   Доктор Фомина бушует, прекрасно понимая, что неправа, но попробуй, совладай с собой, если Егоров смотрит на тебя снизу и улыбается. Как будто угадал, почему она так выглядит. Прорычавшись, Катя берется за край одеяла:
   - Ну, посмотрим ножульки...
   Егоров не даёт откинуть одеяло с простыней целиком, придерживает на уровне колен.
   - Что за фокусы?
   - Я не одет.
   Такую глупость доктор Фомина слышит впервые за свою медицинскую карьеру. Более идиотского заявления сделать невозможно! "Планка" готова упасть окончательно, однако что-то в глазах больного останавливает Екатерину Дмитриевну. Она внимательно смотрит на одеяло и замечает возвышение в интимном месте мужчины, которое Дмитрий Васильевич и пытается замаскировать. Ее бросает в краску: "Это он на меня так реагирует?" Мгновенное замешательство приводит к тому, что взгляды Димы и Кати встречаются. Больной тоже краснеет, сигналя доктору Фоминой: "Я понял, что вы заметили, что я.. . Мне неловко, мне стыдно, но вы правы..."
   - Мне что, как Авиценне, по веревке ваше состояние определять? Позвольте, - и рука Екатерины Дмитриевны все-таки сдвигает одеяло немного выше, но так, чтобы только рассмотреть состояние кожных покровов на ногах.
   Что уж там ощутил Дмитрий Васильевич, пока она трогала его, сравнивала температуру - Катя не думала, однако паховые узлы у него сегодня проверять не стала. Как-то не захотелось ввергать хорошего человека в еще более глубокое смущение.
  

*

  
   Следователь Кусаев сводил воедино доказательства по делу. Эксперт-пиротехник нашёл в опаленной брючной ткани осколок коричневой пластмассы и признал взрывное устройство патроном П-2. Не граната, не взрывпакет, не метростроевская "сосиска", а светозвуковой сигнал, которыми оснащаются морские суда.
   "Какой-то придурок чиркнул по запалу, заряд отлетел под ноги Егорову и взорвался. Новый год, фейерверки, - Владислав Игоревич словно заранее оправдывает виновного, - понятно, что непредумышленно, а случайно. Пострадавший настаивает, будто видел, кто и откуда выстрелил. Утверждает, что лица запомнил. Врёт, там расстояние больше пятнадцати метров".
   Пятна копоти от запуска аналогичных зарядов отыскали на крыше детского городка. Снег сохранил отпечатки обуви - мужской и детской. Жаль, свидетелей запуска не нашли - все пялились в небо, на городской фейерверк, а не вглубь двора. Но следы подошв есть - надо искать, а те или не те отроем, покажут следы копоти на обуви. Ну и жёсткий допрос, само собой. Три дома по восемьдесят квартир - невпроворот народу, и тьма обуви: "Ломовая работа, а придётся... Распечатать следы, раздать каждому и - вперед, спрашивать китайские кроссовки и финские сапоги, да ставить каждый лапоть на листок, пока какой-то не совпадёт".
   Кусаев перестал врать себе, признался - начинать следует с хорошо известной ему квартиры. Слишком многое сходится, слишком многое! Лучше бы он не заглядывал в гости! Беспокойство сгоняет Владислава со стула, отправляет натаптывать круги по кабинету: "Катя, Катяба, зачем ты мне снова встретилась? Брат твой, полный придурок, хвастанул, что мореман, что неделя, как из плавания. А сын рассказал про громкие и яркие ракеты, которые они с дядькой запускали. Обувь совпадёт, Сашка соврать не сумеет, и присядет Артём года на два-три... И кем я для тебя стану, Катяба? А загляну-ка я в твой дом ещё разок, без уведомления".
   Сделав распечатку следов в натуральную величину, следователь вышел из кабинета. Петербург, отошедший от гулянок, восстановил допразничную плотность движения, так что по дороге к знакомому дворику Владислав успел принять решение
   - Артём Дмитриевич, где Саша? На улице, очень хорошо. У меня несколько неприятных вопросов. Покажите вашу обувь...
  

*

  
   Очередной обход застаёт Егорова в германском электрокресле, привезённом друзьями. Тот катается туда-сюда, вызывая неприкрытую зависть сопалатника, "укороченного" без шансов на протезы:
   - Димка, зараза, душу травишь. Мне на такое никогда денег не набрать...
   К собеседникам прилетает мнение загипсованного "костыльника":
   - Кто бы жаловался! На вокзал или к собору - безногим хорошо подают. Ты орденов навесь, под военного инвалида косить, - совет выглядит разумно, однако настолько неприятно, что Катя собирается одёрнуть советчика.
   Егоров опережает:
   - Не позорься. Серьёзный мужик и побираться? Да, кресло дорогое, только я в нем долго кататься не намерен... А тебе подарю, когда ходить начну, на костылях. Екатерина Дмитриевна, что мне еще делать будете?
   Доктор Фомина почти преодолела неловкость, что сковывала её в присутствии странного пациента. Та вспышка гнева, вовремя подавленная, заставила осознать, что Дмитрий Васильевич во многом похож на "принца". На того самого. И положа лапу на сердце, циничная, порой чересчур грубая хирургиня, оказалась польщена "мужской" реакцией, затаенной Димой под одеялом. Тем более что теперь Егоров краснел, когда Катя входила в палату.
   - Вторую операцию бы надо, но мне не разрешили. А так если, то ждать, пока левая культя зарастет...
   - Кто не разрешил? Лукин? Вам?
   - Он рекомендует пластику в платной клинике, где более опытные врачи...
   Врач Фомина добросовестно передает мнение заведующего отделением, хотя прекрасно понимает, что Лукин просто хочет получить от той клиники комиссионные за богатого клиента.
   - Тогда мне здесь делать нечего!
   Дмитрий Васильевич тоже понимает нехитрый умысел заведующего, почему и протестует. Из-за этого он отвлекается от управления, и кресло резко наезжает на гантели, лежащие у кровати. Катя бросается подстраховать накренившуюся колесницу, но Егоров уже дал задний ход. Да, реакция у спортсмена - позавидуешь!
   - Когда меня выпишут?
   Доктор Фомина понимает - такой пациент убежит, сколько не ври про осложнения, нагноения, сепсис. Более козырный аргумент? Есть. Она готовит пространный ответ, но звонит мобильник:
   - Ма, ты мои кроссовки куда задевала? Ну, высокие! А кто, кроме тебя! Дядь Тёмы дома нет, он срочно трусы надул, записка вот... Не, мои кросы ему малы, ты что? Никуда я не засунул... Правильно, все бы так делали, в шузах по слякоти... Ну, ладно, чмоки!
   Расстроенная жалобой Сашки и внезапным отъездом брата, Катя сухо отвечает Егорову:
   - Спадёт температура, тогда посмотрим, - и уходит, мучая мобильный телефон.
   Артём ответил, когда палец устал нажимать кнопку повтора. Давненько стены ординаторской не слышали набора суровых слов, которыми доктор отчитала беглого брата:
   - Не ври о срочных делах! Балбес и бестолочь, опять накосячил? Господи, выдать бы тебя, шалопая безбашенного, за толковую бабу! И чтоб она тебя поварёшкой каждый день лупила, по тупой башке, да почаще!
  

*

  
   Двое мужчин собрались обсудить результаты расследования. Один прискакал в ординаторскую на костылях, второй уже сидел там и ждал, раскрыв элегантную кожаную папку. Оба стройные, молодые, энергичные, они бы могли быть друзьями, наверное. Но сейчас выглядели враждебно. Так показалось Кате, когда эти двое холодно поздоровались, неласково посмотрели друг на друга и сели по разным сторонам врачебного стола. Владислав Игоревич Кусаев кратко доложил, что дело о покушении на убийство Дмитрия Васильевича Егорова вел он. Но преступника найти пока не удалось.
   - Я на иное и не рассчитывал, - холодным тоном прерывает доклад Егоров, - так что давайте по существу, и я пошел. Не можете вы, так сам отыщу, кто это сделал...
   В голосе Дмитрия Васильевича - ни огорчения, ни злобы. Ровная речь уверенного в своих силах человека. Владислав Игревич кривит губы:
   - Не надо самодеятельности. Заподозрите кого, сообщите, тогда возобновим следствие, а инициативу - вы это бросьте!
   - Не волнуйтесь, мстить не собираюсь, тем более - ноги у виновника отрывать. Но дело так не оставлю, принципиально - человек мне жизнь сломал, и я ему - тоже...
   Катя прислушивается. Она специально села за соседний стол и делает вид, что работает с историей болезни. Ей нравится, как говорит Дмитрий Васильевич. Таким словам - поверишь. Этот может всё, что угодно, не только обидчика найти. А уж что он с ним сделает! Не пряниками кормить станет, тут к бабке не ходи.
   Врач Фомина не раз примеряла на себя чувства Егорова. Доведись до неё, причини кто такой вред Сашке или Тёмке - того деятеля ждала бы лютая кара! По кусочку бы ноги отрезала, пока "помидоры" до земли не достали! И вообще, на фиг, всю самецкую красоту отсекла!
   Следователь Кусаев предостерёг больного Егорова и ушёл. Оба холодно попрощались. Заметно, насколько следователь антипатичен пострадавшему и наоборот. А доктору Фоминой - нравится Егоров. В нем звенит сталь, образующая характер. В Кусаеве он тоже есть, характер, но - труба пониже, да дым пожиже.
   Катя удивляется, как же раньше это в глаза не бросалась? Закон масштаба сработал. С Владиком не за каменной стеной - за фанерной, разве что. А Дима может всё, что угодно, не только обидчика найти. И пусть сейчас он скачет неловким трехногим кузнечиком, опираясь на почти зажившую правую ногу, но идти с ним рядом намного приятнее, чем с его недавним оппонентом.
   - Ох, Дмитрий Васильевич, неласковый вы человек, - присаживается напротив Катя, чтобы просто поговорить с больным, ничего большего! - Лукина вот отругали за меня, так он дал разрешение на операцию. Послезавтра. Согласны? Почему нет?
   - Парни договорились, в Германии меня ждут на протезирование. Там решат насчёт формы левой культи, и правую стопу доработают заодно. Платит страховая компания...
   У Егорова исчезает жесткость с лица, он подвигается, предлагая сесть к нему на краешек кровати. Нельзя так, доктор Фомина! А та пересаживается, трогает мощное горячее предплечье. С таким мужем зимой приятно под одеялом... И не только нежиться...
   Катя спохватывается - мечты увели слишком далеко. Она слегка отстраняется, держит спину прямо, чтобы совсем не прислоняться к горячему телу больного. И дослушивает рассказ Димы, поражается его дальновидности. Надо же, застраховать себя на несколько миллионов! Ну да, чемпионаты, травмы... И всё равно, для тупого спортсмена Егоров слишком предусмотрителен. Так она и ляпнула. На "тупого" - тот расхохотался:
   - Так вы по чёрным баскетболистам судите! И то среди них есть очень толковые парнишки... Опять же, бизнес прост, если занимаешься своим делом. Я держу сеть спортзалов, что в них сложного? Кстати, за границей работать намного легче, а если есть деньги - страховаться принято от всего на свете. Все под богом ходим...
   И вдруг он зажмурился, покрутил головой, втянул в себя воздух, задержал. Обеспокоенная Катя наклонилась, тронула лоб, схватилась за пульс:
   - Что?
   Наверное, ей показалось, как блеснула слеза, когда Дима выдохнул, снова задержал дыхание и ответил:
   - С каким бы удовольствием я пригласил вас, Екатерина Дмитриевна, прокатиться со мной по Альпам. Какие там горнолыжные курорты, вы себе не представляете...
  

*

  
   Несколько дней у доктора Фоминой держится прекрасное настроение, что вызывает множество шуток и добрых подначек от коллег, но в конце января Владик напрашивается в гости:
   - У меня серьёзный повод. Желательно, пока Саши нет дома, с утра.
   Особого желания встречаться с ним Катя не имела. Честно, так совсем не хотелось. После того вечера. Почему-то, заходя в палату Егорова, доктор Фомина стеснялась тогдашней слабости и сердилась. Можно подумать, она не свободная женщина! Сейчас ей хочется отказать Кусаеву, но врождённая строптивость заставляет согласиться.
   Алые розы Владик вручает, переступив порог:
   - Надеюсь, не замерзли.
   - Ну, что за дело у тебя, настолько важное и секретное? За кофейком его можно обсуждать, или только в чопорной беседе, за столом переговоров? - Язвит Катя, немного удивлённая лоском гостя:
   "Чего ради котяра выфрантился"?
   Не зимние сапоги на Владике, а туфли - и сияют глянцем. Чёрный костюм - лацканы плотно прилегают. Пуговицы на рукавах - ровный ряд, и ни единой ниточки не торчит. Воротник белой рубашки отстрочен идеально - недешёвая штучка, узел галстука - идеален, в кармашке - уголок галстучной материи. Парфюм - не "Хьюго", но острый, под экстрим, диссонансный! Щеки выскоблены до синевы, волоски в ушах и в носу подстрижены, ногти недавно обработаны.
   Большой квадратный пакет Кусаев пристраивает на журнальный столик, кофе не пьёт, отставляет чашечку:
   - Предлагаю тебе руку и сердце. Прошу стать моей женой, - неторопливо опускается на колено, дополняет. - Я был полным дураком, когда прошёл мимо такого сокровища, как ты, Катя.
   Ба-бах! Словно снаряд взрывается в комнате, выбивая Катю из реальности. Она немеет, зажмуривается и трясёт головой. Но это проверенное средство не помогает вернуться в реальность. Секунды растягиваются, и Екатерина Дмитриевна Фомина видит происходящее, словно со стороны, в замедленной съёмке:
   Владик стоит на колене... смотрит снизу вверх...
   Вот интересно, найдётся в мире женщина, которой такое предложение не понравится? Речь не о согласии, тут факт важен - тебя избрали, тебя оценили, замуж зовут. Приятно? Естественно! И некогда оскорблённая пренебрежением женщина вспоминает, как мечтала о сатисфакции. В кои веки вольный самец сдаваться пришёл. Такой случай грех не использовать:
   - Почему - был? Полагаю, и остался. Не припоминаешь, как мы расстались? Кто-то просто исчез, не потрудившись...
   - Катяба, кто старое помянет... Зато теперь точно знаю - нет лучше тебя. Ты не представляешь, насколько ревность жжёт, что другие мужчины воспользовались моим отсутствием! Ты такая, такая...
   В баритоне Владика звучит страсть, но не та, наигранная, доведенная до совершенства. Настоящая. Катя видит искренность в жестах, слышит её же в неправильных предложениях и жалеет. О чём? Что не восторженная девушка сидит напротив красивого, первого в её жизни мужчины, а повидавшая виды женщина. И та, умудренная, понимает, что приняв предложение - придётся делить красавца с другими самочками, более молодыми, менее занятыми работой. Увы, Кусаев есть Кусаев. Не сразу бросится изменять, конечно, но...
   - Ты слишком любишь себя, Владик, чтобы я поверила...
   - Нет, Катя. Хочешь знать, насколько я люблю? Больше жизни. Я для тебя ничего не пожалею...
   - Угу, люблю, как конфеты по рублю, - старой маминой присказкой припечатывает Катя, намереваясь жёстко проводить женишка до порога, - хватит, дружок!
   Хитрит она, скрывает главную причину отказа. Прискакал белый конь, уже почти под окном гарцует, и наездник так похож на единственного, что - не сглазить бы. Тьфу-тьфу-тьфу! Потому и ни слова о надежде, одно ехидство и яд:
   - Ты напрасно подумал, что можно вернуть утраченное. Я согласна иногда устроить вечер половых воспоминаний, если самец понадобится, но и только...
   Однако Владик не внемлет - продолжает, что Саша ему нравится. А затем высказывает уверенность, что тот его сын. Катя давно к такому готова, даже не меняется в лице. Но разбедить следователя Кусаева ей не удается:
   - Я сразу понял, что он мой. Потом посчитал. Он зачат, когда мы были близки. Не ври, я прекрасно умею считать. И делать выводы - тоже. Хочешь генетическую экспертизу?
   - Ладно, ты прав. Но что это меняет? Ты зря обрадовался. А попробуешь открыть ему глаза - я сделаю все, чтобы он ненавидел тебя!
   Владик слышит в голосе Кати такую решительность, что меняет тактику. Теперь упор переносится на то, что жить одинокой - она не должна. И очень важно, что ему, Владиславу Игоревичу, зрелому мужчине, нужна именно такая семья. Катя вспоминает, что тоже училась на юриста и язвительно отклоняет аргумент, как утративший силу за истечением срока давности. Тогда Владик становится очень серьезным и произносит страшные слова:
   - Да я ради тебя на служебное преступление пошёл!
   - Что?
   И уже следователь Кусаев исповедуется, как обнаружил на заснеженном козырьке терема отпечатки подошв, как все квартиры дома подверглись досмотру на предмет поиска соответствующей обуви, как Артём неумело врал, затем выдал себя поспешным бегством, а Сашка "заложил" дядю рассказом о неудачном запуске сигнальной ракеты:
   - Пиропатроны пэ-два без стационарного пускового стакана и мужчине в руках удержать очень трудно, а пацану? Заряд вылетел на Невский и взорвался, оторвав прохожему...
   У Кати холодеет между лопаток: "Он прав. Конечно, я должна была сразу сопоставить все факты, ведь училась же на следователя! Но неужели..." Надежда не хочет исчезать, она подсказывает вопрос:
   - Егоров?
   - Да.
   Ответ окончательно превращает Катю в ледяную статую. В голове мечутся обрывки мыслей, самая настоящая паника возникает. Ей хочется убежать куда-то в темный уголок, спрятаться, накрыть голову одеялом, чтобы исчезла жуткая, словно в фильме - картина:
   Принцу на белом коне передают материалы расследования, он меняется в лице, проклинает Катю и ее сына... А затем разворачивается и скачет прочь, в свои Альпы, где она никогда уже не побывает и никогда не встретит его, своего Суженого...
  
   Следователь Кусаев вторгается в картину, которую породили его слова:
   - Не бойся. Ты говорила, Артём раз в год сюда наведывается, а после моего предупреждения - моментом упорхнул. Его никто не опознает и не сдаст. Кроссовки твоего сына, единственное доказательство, я забрал и уничтожил. Егорову, хоть он Сашку и видел, ни ума, ни времени не хватит, чтобы его отыскать. Так, дешёвые понты колотит, не беспокойся...
   Не убеждает баритон Владика застывшую Катю. Звонок мобильника оживляет ее, но в ухо врача Фоминой вливается радостный голос больного Егорова, обжигая новостью:
   - Екатерина Дмитриевна, через неделю я лечу в Германию. У меня предложение - полетели вместе? В качестве кого? Ну, скажем, персонального доктора... И можно, я буду звать вас Катей...
   Катя плотно прижимает мобильник к уху, чтобы ни единого звука не вырвалось наружу. На лице Владика читается не подозрение, а ожидание - ему не терпится продолжить важный разговор. Жар от уверенного голоса Егорова копится, расплавляя заледеневший Катин ужас. Тот ищет выход, почему-то через глаза - приходится встать, уставиться в окно. Голос не унимается:
   - ...полагаю, вы догадываетесь. Да, это первый шаг к серьёзным отношениям. Повторю, Катя, вы мне очень нравитесь, а прерывать наше знакомство на месяц или больше - не знаю, как быстро станут немцы готовить протез - боюсь. Вдруг вам покажется, что симпатия продиктована жалостью, и я потеряю вас...
   Бедная Катина голова разрывается от издевательской нелепости ситуации. Суженый предлагает ей руку и сердце - она не тупица, она прекрасно читает между строк. Но поздно, поздно, безнадежно поздно! Ей никогда не исправить того, что сломано руками брата и сына. Никогда не шагнуть навстречу Принцу - такая пропасть возникла между ними... Хотя сам Дмитрий Васильевич о пропасти пока не знает. Пока...
   Мертвящие мысли обездвиживают Катю. Она собирается с силами, чтобы отказаться от предложения, сказать самые жестокие слова, чтобы убить в Суженом надежду, чтобы никогда он больше не звонил и не искал встреч с ней.
   Но в комнату входит Сашка:
   - Привет! Нас отпустили, каникулы по гриппу.
   Поздравив мальчишку с неплановым отдыхом, Кусаев тянется к столу за коробкой:
   - Это тебе.
   Мать не может отвернуться от сына, который беседует с родителем, не подозревая, что долгожданный отец - вот он, напротив. Она ловит каждый звук, чтобы пресечь попытку Владика ляпнуть Сашке правду, и поэтому не находит сил на решительный отказ Диме. "Придется ехать к нему", - решает Катя и обещает:
   - Приеду, договорим.
   Егоров, ничего не подозревая, заканчивает разговор и прощается. Финальным аккордом звучит повтор предложения:
   - ...неделя для начала. Возьмите отпуск. Или отгулы. Сыну будет полезно покататься с вами, экскурсий там - несчитано! И я с ним познакомлюсь, наконец...
   "Господи, да что же сегодня творится при твоем попустительстве! - К небу или его обитателю обращает укор Екатерина Дмитриевна Фомина. - Почему все сразу-то, и так нескладно!"
   Короткие гудки прекращают одну пытку, но вторая лишь отсрочена, она ждет за спиной, она никуда не делась. Ах, если бы свершилось чудо! Вот Катя сейчас обернется, а у стола только Сашка. И никакого Владика. И пытка ей только пригрезилась...
   Накопившаяся слеза срывается крупной каплей. Катя смахивает следующую - незачем показывать слабость, никому, даже сыну. И медленно поворачивается. Мизерная надежда на чудо тлеет в глубинах измученной души. Но следователь Кусаев не исчез, он наблюдает за Сашкой. А тот деловито примеряет новые кроссовки "Найк". Мальчишка доволен и благодарен дяде Славе, который сделал первый шаг к тому, чтобы из неизвестного родителя превратиться в долгожданного отца.
   Катя как бы со стороны смотрит происходящее - так легче, так можно сетовать, не срываясь на слезы. И она сетует:
   Зачем неведомая и непреодолимая сила вмешивается в расчеты, планы и надежды Екатерины Дмитриевны Фоминой? Почему той так не везет? А вот таким, как Кусаев, вечным счастливчикам, всегда все удается. Что за ведьма ему ворожит?
   И тут Катя вспоминает собственные слова, сказанные две недели назад: "Насчёт безнадёжности, это ты зря, Владик. Всё у тебя получится". Пророческие, как оказалось, слова. Неужели она себя сглазила? Ведьма, которой ведовство невпрок! Ведьма, вредящая себе!
   И всё становится понятным, логичным и безнадежным. Обреченная на одиночество женщина прикусывает нижнюю губу, чтобы не пасть на колени и задавить болью, удержать рвущийся из души крик: "За что ты со мной так, Господи?"

*

   Чувств не осталось - они выгорели в какие-то несколько минут. Владик заметил изменения, попытался участливо спросить. Тональность ответа ему не понравилась, зато заставила уняться:
   - Погоди, не при Саше.
   Сын тоже понял, сопротивляться не рискнул и безропотно выслушал указание, к кому из друзей идти, там играть и не отлучаться. Выпроводив сына, Катя приступила к его защите. Она уже поставила жирные кресты на ожиданиях, отрешилась от надежд и воспринимала себя не женщиной, а помесью воинственной амазонки с беспощадной ведьмой. И двигала ею одна мысль, концентрированная:
   "Ладно, любовь, семейное счастье - не для меня. Это уже понятно. Но Саша, мой единственный сын - он заслуживает нормальной жизни..."
   Уже не Катя, а закаленная жизнью Екатерина Дмитриевна Фомина решила довести разговор со следователем Кусаевым до конца. До победного. Усадив его напротив себя, она внимательно посмотрела в глаза мужчины, обеспокоенного резкой переменой в собеседнице:
   - Замуж за тебя я не пойду. Ни-ког-да. И забудь об этом.
   Не столько металл, как холод и размеренность голоса убеждают щегольски одетого мужчину, что отказано ему окончательно и бесповоротно. Это не те игривые "нет", которые значат "может быть" и "да" - отнюдь. От Катиного слова "никогда" веет основательностью, безжизненностью и внутренней смертоносностью Чернобыльского саркофага. Владислав Игоревич хочет покинуть чужую квартиру. Рано.
   - ...но речь о другом. Ты сказал, следствие закончено?
   - Почти. А в чем дело?
   - Как ты закроешь дело, Владик? Нет-нет, я не считаю тебя скотиной. Раньше, во всяком случае, ты был благороден. И знал, что такое порядочность. Но люди меняются...
   - Ну, знаешь!
   - Можешь обижаться, твое право... Я хочу получить обещание, что ты не тронешь своего сына!
   - Катя, я сделал тогда ошибку, непоправимую, как вижу. Жестоко обидел тебя, понимаю. Ты не готова простить. Ну, что же. Сам виноват.
   Владик поднимается, все такой же элегантный, статный, утонченный. Но Екатерина Дмитриевна Фомина не собирается искать в нем мужские и человеческие достоинства. Она упорно смотрит в лицо следователя, будто держит его на привязи, на цепи, чтобы тот не ушел, оставив ее в неведении и тревоге за сына. Следователь молчит, и Фомина уступает место деревенской простушке Катьке, которая готова повторить поступок ведьмы Живухи, убить этого красавца, если понадобится.
   Катька-ведьма уже просчитала самые простые варианты - не зря же училась на следователя? Расклад получается в ее пользу. Почти. Если отвергнутый и обиженный Кусаев доведет дело до конца, виновным признают Тёмку. Тому судебное разбирательство пойдёт на пользу - полечит от хронической дури! Как Сёме в свое время тюрьма вправила мозги. Кстати, надо и его подключить будет, он уже в горпрокуратуре, и не самый последний человек. А может, и не нужно подключать? Скорее всего, не посадят брата, условно дадут.
   Что касается сына - расклад гораздо хуже. Сашка, конечно, малолетка - ему не грозит уголовное наказание. Но совестливому мальчишке, и узнать, что сделал человека инвалидом? Это сломает его навсегда, сделает трусом и убьет в нем надежду. Жить с чувством вины может взрослый, но не ребенок! Нет, об этом надо молчать! И молчать должны все. А в первую очередь - Кусаев!
   Пока ведьма сверлит Владика взглядом, тот заканчивает разговор:
   - Так вот, дорогая. Мужем мне не быть, понятно. Но отцом я все-таки останусь, хоть ты и против. И сына не сдам. Это железно. Прощай.
   Дверь за следователем Кусаевым, великодушным и порядочным человеком, закрылась. Катя прошла в спальню. Села на постель. Потом упала на нее ничком и позволила себе разрыдаться. Подушка приняла всхлипы, почти заглушила. Жалость к себе, неудачливой и несчастной дуре, долго выливалась слезами, но и она кончилась. Осталась равнодушная пустота. Вытерев нос, доктор Фомина посидела, бездумно глядя на выключенный телевизор. В темном экране виднелась она, изуродованная отражением, но живая.
   Живая. С этой мысли предстоящая жизнь стала казаться менее отвратительной и жалкой, нежели её зарёванное лицо с красными глазами. Остудив горящие щёки под краном, Катя долго смотрела в нормальное зеркало. Нет, она не уродина! "В человеке всё должно быть прекрасно" - да, Чехов прав, должно. Почему нет? Она приняла горячий душ, просушила волосы. Пока маска работала над кожей лица, руки помогли себе с маникюром.
   Дальше дело пошло веселее: "Причёска... Не всё узел носить, сегодня - локоны! Платье... Я женщина, а салатные портки, в которых щеголяет травматология - скрывают стройные ножки... Значит - темные колготки! Туфли - в пакет, переобуться... Ниточка темного жемчуга в тон мэйкапу - макияж вечерний... И пикантный аромат "Симияки"... Ты неотразима, Фомина!"
   Только короткие ногти выдают хирурга в обворожительной даме, которая пристраивает подушку к батарее - сушиться. Рыдая в неё, доктор Фомина вспомнила, как бьётся за жизнь пациентов, вытаскивая из клинической смерти. Почему не борется за собственную? Что, собственно, произошло?
   - Здесь нет вины, - главная мысль укоренилась, набрала силу и распускала побеги, - это нелепая случайность, никто не хотел, надо объясниться, он поймёт.
   Конечно, Дмитрий Васильевич должен знать правду, и она сама скажет ему. А там - будь, что будет. Нет, не так - она попросит его ничего и никогда не говорить Сашке. Нет, даже не никогда - только до повзросления сына. Разве это так сложно? Помолчать лет пять, всего-то. Но как поступит Егоров? Вариантов немного.
   Наилучший, если он Принц. Особа королевской крови. Великодушие, это привилегия королей, как гласит пословица. Другой афоризм Катя тоже помнит: Точность - вежливость королей. Но основные надежды она возлагает на главное высказывание: "Умолчание - наука королей!" Интриги, дальние планы, тонкие расчеты, сопоставление отдаленных и кратковременных выгод - надо уметь всё это увязывать и знать, когда что сказать. Дима, он принц, он поймет. Он - помолчит. А если нет? Если она в нем ошибалась? И - ошиблась?
   Катя мучает себя, пытается представить, как вести, что сказать, если Егоров - не Принц? Неприятная версия упорно не хочет выстраиваться.
   В ординаторской доктор Фомина переобулась, привела себя в порядок, звякнула на сестринский пост - вызвала Егорова. Узнала, где дежурные травматологи: "Заняты, приступили к операции? Нет, просто уточнить... Кто в приемной, Капа? Нет, я по своим делам, пока, девочки..." Она глянула на себя в зеркало, поправила прическу, успела подумать:
   - Все заняты, славно.
   Дмитрий Васильевич прихромал на костылях, сияя улыбкой:
   - Вы согласны? Едем, без раздумий, и без отговорок. Вы же знаете, - и раздевающе оценил всю её, с головы до ног, - как много значите для меня...
   Оба слегка покраснели, одновременно вспомнив случай с одеялом. Катя справилась с собой раньше, даже поторжествовала немного, порадовалась за себя поверх главной заботы, поверх тревоги:
   "Ах, ты не ожидал, Дима, что я настолько эффектная женщина? Жаль, молоденькой не застал, когда кожа была персиковой, а душа - чистой. Ну, а теперь..."
   Одержав психологически важную победу, Катя двинулась навстречу неизвестности, где призом является обещание молчать. Совсем немного, всего шесть - семь лет, пока Сашка не повзрослеет, чтобы принять известие о том, что он натворил!
   Она закрыла дверь и не просто - на ключ. Егоров понял:
   - Чтобы никто не помешал? Значит, это серьезно... Я слушаю вас, Катя!
   - Дима, есть разговор, - заминается Катя, - нюанс, который...
   Словно она на лыжах, на вершине. Надо лишь толкнуться, заскользить по незнакомому спуску. Дух замирает - опасно! Можно не устоять на повороте, разбиться о дерево. Или влететь в сетку ограждения, переломаться.
   А Дмитрий Васильевич сразу вдруг потемнел лицом, улыбку утратил. Знала бы Катя, как ухнуло сердце мужчины в бездонную яму отчаяния. Потому, что вспомнились ему взгляды следователя Кусаева, которые тот бросал на врача Фомину. "Были, были особые отношения между ними!" - Понял Егоров. Много отложилось в его памяти примет, которые говорят постороннему наблюдателю об отношениях, если и не интимно близких, то почти таких, которые вот-вот перерастут в...
   И скрипнул зубами инвалид Егоров, особенно больно осознав, что он-то безногий, а тот красавчик - здоров. Понятно, у кого преимущество, и кого предпочтет женщина! Понятно стало Дмитрию Васильевичу, о чем пойдет речь...
   И вспыхивает в нем гнев, вскипает бешеная злость на того, кто изувечил, отнял здоровье и - неужели это так? - счастье в личной жизни, с этой женщиной, за обладание которой он готов биться со всем миром! Сжимаются кулаки, каменеют скулы, брови сходятся - глыбой застывает влюбленный мужчина, ожидая приговора.
   Но Катя занята своей тревогой, и хоть видит, замечает, как изменился Дмитрий Васильевич, а не понимает, отчего. Она отстраняет от себя теплое чувство к Диме, и предлагает сесть на стул больному Егорову. Тот выбирает низкое кресло - из непонятного самому чувства протеста. Костыли мешают, и Дмитрий Васильевич укладывает их на пол, невольно пряча, задвигая, чтобы не видеть самому унизительного символа неполноценности.
   - Понимаете, тут такая нелепость. Я готова сойти с ума. Ему всего восемь лет...
   Катя говорит сбивчиво, торопливо, объясняя, защищая и оправдывая глупого мальчишку, который ничего не понимал тогда и ничего не знает сегодня и не должен знать завтра, потому что...
   Дмитрий Васильевич слушает все с тем же каменным лицом. В нем бушует гнев, неизбытая злость на негодяя, сделавшего его инвалидом. Ампутированная стопа начинает болеть в районе большого пальца, которого нет, и никогда не будет. Он, Егоров, неполноценный человек по вине оболтуса! И что с того, что этот оболтус ничего не знал?
   - ...когда я узнала, что Сашка сделал вас инвалидом ...
  
   Но гнев натыкается на простую мысль - нога уже не вырастет. Что бы он, Егоров, не сделал - стопа не вернется. Ему предстоит жить таким, как он выглядит сейчас. С тем, что ему осталось. Можно отомстить мальчишке, жестоко отодрать за уши, потыкать мордахой в жуткие швы на ноге, чтобы поплакал от страха, почувствовал, что он натворил, сколько боли причинил... И что от этого изменится? Что получит он, Дмитрий Егоров, взамен кратковременного наслаждения местью?
   - ...мой сын, поймите меня... Умоляю...
   Гнев отступает, давая место другим мыслям. Мужчина осознает, что перед ним стоит женщина, которая недавно казалась самой желанной. Почему казалась? Она по-прежнему выглядит прекрасно, но глаза полны испуга и слез, а голос дрожит. И просит эта женщина его, Диму, о том, чтобы он молчал, не говорил ее сыну... Что не говорил?
   До Егорова доходит суть просьбы, но следователь, почему он так и стоит между ним и этой женщиной? Уже Дима смотрит в глаза не врача Фоминой, а Кати:
   - Какое отношение ко всему этому имеет красавчик Кусаев?
   - Он просил моей руки и рассказал про Сашку. Он обещал, что никому, никогда...
   Дима вздрагивает, поняв жестокую правду. У Кати не было выбора - она согласилась стать женой Кусаева. "Как ты жестока, судьба. Отняла у меня здоровье, отнимаешь и любимую женщину..." - никнет Егоров, но остатки самолюбия принуждают горько сказать:
   - Ладно, сделаю вам подарок на свадьбу. Обещаю молчать тоже. А теперь извините, я пойду...
   - Какая свадьба? Я ему отказала.
   Дима не верит своим ушам. Он ищет в глазах Кати подтверждение. Находит. Горечь выветривается из души, а опустевшее место занимает радость, к которой подмешана странная мысль: "Может, это и есть судьба, и все случилось, чтобы мы с ней встретились..."
   Мучительная тревога тает, оставляя обессиленной ведьме мысль: "Я спасла Сашку... Дима на меня не злится...".
   - Так ты летишь со мной?
   Катя кивает, опускается на колени перед креслом, чтобы стать вровень с Принцем. Дима что-то еще говорит, затем дерзко, по-хозяйски вторгается рукой в ее прическу, приближает к себе, касается губами губ. Катя закрывает глаза, полные слез, и уже не пытается контролировать себя. Все страхи, переживания и тревоги сегодняшнего дня улетучиваются, оставляя одно чувство:
   "Ты пришел, Суженый..."
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"