Вольф Евгений Моисеевич : другие произведения.

Скрипка и Аккордеон (притча из музыкальной жизни)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Любовь - не вздохи на скамейке и не прогулка при луне. Цитата.

  
  Скрипка и Аккордеон
  (притча из музыкальной жизни)
  
  
  Вступление
  
  Дорогие друзья, дорогие читатели, соратники мои по жизни на земле!
  
  Пришло время изложить для вас одну историю, произошедшую некоторое время тому назад и имеющую для всех для нас поучительное значение, по крайней мере, так мне видится её смысл, и таково впечатление, которое она произвела на меня в своё время.
  
  Ясное дело, что тогда, по горячим следам, я этого не осознавал и такого намерения не имел, так как впечатления от произошедших событий были так сильны, и драматизм их был так оглушающее травматичен, что думать о каком-либо публичном освещении и в голову не могло придти. Не буду скрывать, что интимная сторона произошедшего также намертво запечатала мои уста до тех пор, пока приобретённые знания и жизненный опыт не сообщили мне смысл и общественное звучание этой истории, а самое главное, не подсказали метод, которым её следует излагать, дабы не причинить ущерб действующим в ней лицам и проявить сокровенный смысл и значение, которые только и являются надлежащим поводом и мотивом для публикации подобного рода.
  
  Этот метод - притча.
  
  Дело в том, что сокровенный смысл происходящего не всегда удаётся продемонстрировать путём прямого исторического изложения событий и фактов. Через железное сито такого метода утекает весь сок, весь отвар собранных вместе ингредиентов, который только и делает их настоящим единым блюдом, годным для прочувствованного и максимально полезного усвоения. И притча здесь, как говорится, конечно то, что доктор прописал.
  
  Стоит также сказать, что язык наш, при всём обилии слов, достаточно скуп и беден для выражения чувств, эмоций, душевных переживаний. А именно они порой и несут то сокровенное содержание происходящего, восприятие которого и формирует наш духовный облик, нашу человеческую суть личности. Без этого мы вряд ли бы чем существенно отличались от прочих других живых особей, бегающих и ползающих по земле. Для эмоционального и чувственного восприятия куда больше подходит язык жестов, танца и музыки. Но, увы, в этих сферах я сильно обделён и вряд ли чем-либо могу быть полезен.
  
  Иное дело притча. В ней намёк и иносказание так широко задействованы и так мягко приземлены, что с их помощью удаётся выразить то, что обычной речью и пытаться не стоит - провал и искажение глубинного сокровенного смысла гарантированы.
  
  Полагаю, что на этом можно закончить данное вступление и перейти к тому, ради чего и затеяно это повествование.
  
  Аккордеон
  
  Случилась наша история некоторое количество лет тому назад. Давно ли, недавно ли - суть не в этом, а в том, что она случилась и не случиться не могла. Был тогда Аккордеон уже не молод, но ещё статен и силён для того, чтобы с ним приключались всякие истории, от которых он, скажем так, не имел привычки уклоняться, а совсем даже наоборот: лез в самое пекло по принципу, чем страшней - тем интересней.
  
  Не подумайте чего худого, истории, о которых идёт речь, конечно же, истории музыкальные. Ну а там, где музыка, да ещё с аккордеоном, там бывает и нальют, и перельют, да ещё накладут такого, что без натуги и известного самообладания не снесёшь.
  
  Ко всему этому Аккордеон был привычный: знал, где нажать, где отпустить, а где в сторонке отыграть что-нибудь лёгенькое - людям на радость, себе в удовлетворение.
  
  Не гнушался Аккордеон никакой полезной работы: мог и на свадьбе отыграть и на похороны сподобиться, и танцы-манцы сбацать, и марш с оркестром оттарабанить. Случалось, что с оркестром концерты отрабатывал при большом собрании публики, а бывало, что и соло такое крутанёт, что у парней и девок все желанья напоказ, а у взрослого поколения слёзы от радости либо умиления. Одним словом, подписывался Аккордеон под любые дела - главное, чтобы польза была, и желательно звонкая и прикладистая.
  
  Со временем вся эта публично-музыкальная суета стала ему порядком надоедать, и внимательные знатоки могли отмечать скучающие нотки в его всё ещё виртуозной и незаурядной игре.
  
  Успех Аккордеона в немалой степени обеспечивался и импозантным внешним видом: его соорудили из очень хороших материалов, и всего в нём было в достатке и в меру. По этой причине заказчик выступления, оглядев Аккордеон, сразу понимал, что игра будет достойной и представительной, и, значица, скупердяйство при заключении контракта не только не уместно, но даже очень предосудительно. По такой причине заказов и приглашений было с избытком, а оплата, в принципе, соответствовала пожеланиям Аккордеона, без видимых усилий для него.
  
  Само собой, техника игры и исполнительское мастерство у Аккордеона всегда были на достаточно высоком уровне, ибо он понимал, что это его хлеб, и не жалел времени и сил на репетиции, сыгровки и аранжировку сольных партий.
  
  Так, не шатко - не валко, протекала жизнь Аккордеона на радость почитателям и на зависть недоброжелателям. И эта жизнь была его особым миром, в котором он существовал. Эта жизнь была ему понятна и привычна. Понятны и привычны были для него, и он сам, и его окружение, и его
  приоритеты, и его предназначение.
  
  Что до приоритетов, то тут всё было ясно.
  
  На первом месте стоял он сам. На втором месте была его работа и всё, что связано с ней, ибо она создавала условия для его самореализации и достойного, почитаемого существования. На третьем и последующих местах располагалось всё остальное и все остальные. Он не жалел на них затрат, так как понимал, что их благополучие благотворно влияет на его статус и создаёт условие для его успешного пребывания в этом его мире. Особую значимость имел футляр и бархатная обёртка, в которую он оборачивался в перерывах между выступлениями и репетициями. Условия выступлений и отдыха, уход и поддержание надлежащего внешнего вида также имели значение, и он ревностно следил за их неизменным соблюдением. Но центром своего мира был он сам, и об этом он не забывал, и никому не позволял забывать об этом. Он безжалостно избавлялся от всего, что загромождало его мир или мешало свободному обращению раз и навсегда установленных им приоритетов.
  
  Своё предназначение Аккордеон видел в том, чтобы, радуя аудиторию своим исполнительским мастерством, неизменно извлекать необходимые и достаточные средства для существования своего особого мира и своего комфортного существования в этом мире.
  
  Аккордеон не задавался вопросом, существуют ли другие миры. Это совершенно не свидетельствует о его ограниченности или недоразвитости. Просто существуют они или нет - это мало его беспокоило. Главное, чтобы они не вторгались без спросу в его мир и не создавали проблем для его стабильного и надёжного существования.
  
  Понятное дело, Аккордеон не был паинькой и порой пускался в необычные, и даже очень рискованные гастроли. И за этим не стояла жажда приключений или Бог знает на чём основанная благотворительность. Всегда и везде он стремился показать своё виртуозное мастерство, подчинять симпатии слушателей достижению поставленной им цели и таким способом формировать элитное собрание своей личной клиентуры. И, надо сказать, это ему удавалось, создавая нужный ореол неизменной успешности выступлений и вхожесть на различные уровни социальных лестниц.
  
  Всё это продолжалось достаточно долго и в некоторой степени стало его тяготить, порождая скуку и лёгкую неудовлетворённость самим собой.
  
  Для преодоления этих досадных явлений Аккордеон решил на некоторое время отойти от дел, перебраться в деревню на дачные места и даже заняться своим самосовершенствованием в духовной сфере, к которой у него просыпался интерес, так как мир его обычных пристрастий всё больше казался ему тесным и узким, из которого он, Аккордеон, давно вырос. Ему хотелось чего-то свежего, яркого, какой-то необычной новизны.
  
  Аккордеон совсем уже пообвык на природе, на свежем воздухе вдали от столичной суеты, в окружении таких же как он приятных во всех отношениях соседей, как вдруг произошли события, в корне изменившие его
  представления о мире и своём месте в нём.
  
  Дело в том, что занятия Аккордеона повышением своей духовности, были тоже довольно успешны, и это не могли не заметить в Высших Мирах. Ему дали понять, что его видят и знают, и не далёк тот день, когда он будет допущен до изучения музыки Высших Сфер и возможности её восприятия и исполнения. Это обстоятельство приятно щекотало его самолюбие и обещало раскрыть перед ним невероятные, заоблачные перспективы.
  
  Но было кое-что мешавшее его успешному движению вперёд. Эта преграда не была видна ему самому, потому что, как говорится, лицом к лицу лица не увидать, и большое видится на расстоянии. Не было у Аккордеона этого расстояния, и своего существенного изъяна он не замечал, хотя и ощущал возникшую на своём пути преграду, которую, как ни старался, преодолеть не мог. Это его злило, и по такой причине он стал всё больше пребывать в расстроенных чувствах.
  
  Преграда же эта была на удивление проста и обычна для удачливых существ. Всё дело было в его самолюбии, точнее в самолюбовании по причине всё той же удачливости, и по той же причине в неприемлемой для Небес некоторой чёрствости души.
  
  Кстати о душе.
  
  Душа облачается в тело по ряду причин, в том числе и для приобретения опыта, ибо как её наказать за неправильное решение ситуации (проступок) или поощрить за правильное? Розгами душу не посечёшь и кнутом не огреешь - тело надобно. И пряником её не наградишь - смысла нет, шамать не чем. Да и где взять-то в Духовном Мире розги и пряник? Не водятся они там. Так что для применения в воспитательных целях многим известного метода кнута и пряника, простите за прозу, требуется обычная задница и ротик, всегда желающий чего-нибудь вкусненького. А эта атрибутика присутствует только здесь у нас в Материальном Мире.
  
  Понятное дело, что опыта душе надо приобретать много, и одной единственной задницей здесь никак не обойтись. Вот и приходится душе воплощаться в Материальном Мире раз за разом, двигаясь к намеченной цели, с перерывом на отдых и поправку здоровья в Духовных Мирах.
  
  Нет, нельзя сказать, что Аккордеон не был отзывчив к другим созданиям, к их бедам и страданиям. Так нельзя сказать, ибо в этом случае он не понимал бы по настоящему музыку и не мог бы овладеть её виртуозным исполнением. Но он не знал, что такое истинная любовь, никогда не любил, и, вследствие этого, его чувственный мир был слаб и неразвит. Он всё брал с помощью рационального мышления и настойчивости. А чувства, голос сердца - с этим была настоящая катастрофа. Сердце его молчало, и расшевелить его, пробудить ото сна не было никакой возможности.
  
  Но всё, что кажется трудным и даже невозможным Внизу, совсем не является таковым Наверху. Раздосадованный своей неудачей Аккордеон этого не знал, да и знать не мог, так как время для открытия этого знания для него, для Аккордеона, тогда ещё не пришло. Оно пришло для другого, очень важного дела - время пришло оживить сердце Аккордеона, подготовить его для воспринимаемой и излучаемой истинной любви, без которой музыка Высших Сфер не только не слышна, но и не может быть исполнена, будь ты хоть самым совершенным и самым виртуозным исполнителем. И здесь, как говорится, глухой слепому не советчик.
  
  Кстати, о музыке Высших Сфер.
  
  Скажу по секрету, строго между нами, я тоже немножко путешествую по Высшим Мирам, и мне приходилось, порой, видеть и слышать эту музыку Высших Сфер. Да, да - именно видеть и слышать. Да Бог с ними, с этими Высотами! Разве здесь, в Материальном Мире мало примеров видимой музыки?!
  
  Вы только приглядитесь к полю, полному поспевающей ржи. Чуть подует лёгкий ветерок, и оно начинает шептаться с вами.
  
  А берёзы на пригорке? Ведь они зовут, манят вас к себе, затевая хоровод и песнопение.
  
  А лес, когда он шумит на ветру и воет в унисон с пургой и вьюгой - разве ж это не музыка?
  
  А горы, взметнувшиеся ввысь; и море, вздыбившееся свирепой волной; а вулкан, исторгающий взрывы, огненную лаву, выстреливающий в небо смрад и пепел! Да что там вулкан, послушайте обычную грозу с её громами и молниями и хлёсткими струями ливня, извергающимися на землю непонятно откуда - разве ж это не симфония, сочинённая в Высших Мирах и сброшенная к нам на землю на наши головы?!!
  
  А тихий вечер с завораживающей зарёй на берегу реки с засыпающими травами и кустами, когда вся природа, разогретая дневным летним солнцем, будто выдыхает все свои пьянящие ароматы - разве ж это не музыка, не колыбельная всему и вся?!
  
  А ночная свиданка, с девицей, впотьмах, на берегу всё той же реки, когда полная луна вдруг неожиданно выкатится перед вами из-за туч и проложит по угольной воде серебристую дорожку прямо к вашим ногам, маня и подмигивая? И уже совершенно не ясно: то ли с девушкой продолжать заниматься, то ли бросить всё, и прямиком по этой серебристой дорожке кинуться в объятья раскрасавицы луны под песни сверчков и цикад, когда сердце норовит выскочить из вашей груди и помчаться по этой серебряной дорожке впереди вас! Разве ж это не музыка, не симфония чувств и эмоций, чтоб мне пропасть?!!
  
  А рыбалка на утренней заре, в укромном местечке на бережку лесного озерца, когда солнышко, пробудившись ото сна, умывается в студёной остекленевшей водице, и заворожённый рыбак не может глаз оторвать от этой очаровавшей душу картины, а наглые рыбёшки, пользуясь моментом, прямо под носом у рыбака кувыркаются в воде, делая свою физзарядку - это что, не музыка?!
  
  А вам приходилось слышать, как поют пески в пустыне или дюны на морском берегу? А Северное Сияние? Как оно шуршит и похлопывает своими многоцветными шелками в абсолютной тишине, являя своё дивное диво? Вы видели и слышали его, проникались до самых глубин своей души трепетом и изумлением? Разве ж это не гимн Матушки-Природы во славу Высших Сфер?!
  
  Да таких примеров сотни, если не тысячи!
  
  Здесь же отметим, что архитектура и живопись - это та же самая музыка природы, только в миниатюре, формах и красках.
  
  Вот и выходит, что куда ни взгляни, и за что ни возьмись - всё это музыка, музыка и музыка: разлитая, преображённая, низвергнутая и вознесённая.
  
  Отдавая должное этому музыкальному апофеозу творения, нельзя не сказать, что у музыки есть горькие и печальные ноты. И они тоже порой рвут наше сердце, крушат нас и всё вокруг нас, повергая в тоску и страдание, исторгая рыдания и крики из глубин нашего существа. Это тоже музыка, давящая и грозная, музыка тени и мрака, и от неё тоже никуда не деться - это реалии нашей жизни.
  
  Но довольно о грустном. Вернёмся к сердцу Аккордеона.
  
  Хорошо, когда сердце - "пламенный мотор". Для здоровья хорошо, а вот для полноценного восприятия жизни, тем паче для восприятия музыки Высших Сфер - это не очень хорошо. И для исправления этого существенного недостатка личности Аккордеона нужна была операция, скажем так, необычная операция. Точнее, необычным является инструмент для осуществления такой операции.
  
  Понятное дело, резать наш обожаемый и почитаемый Аккордеон никто не собирался. Операция планировалась духовная и бескровная. И, стало быть, инструмент для исправления сердечных дел Аккордеона тоже был надобен духовный, и имя ему - Любовь!
  
  Скажу честно, что все эти разговоры о Купидонах, Амурах и стрелах, пронзающих сердца для инициации любви, - это сказки для маленьких детей, чтобы предотвратить их досрочное сексуальное пробуждение. Вы только представьте себе Аккордеон, пронзённый стрелой. Да он не только играть - хрипеть вряд ли сможет!
  
  Нет, здесь нужна была более тонкая, я бы сказал, более изящная процедура. И для этой процедуры Небесами была избрана Скрипка, с помощью которой и должно было осуществиться это необычное действо.
  
  Скрипка
  
  Если Аккордеон был сама фундаментальность, обстоятельность и импозантность, то Скрипка - это совсем нечто иное. Это было воплощённое изящество: и по форме, и по содержанию. Её головокружительные обводы, тонкая талия, длинный гриф и гордо откинутая назад головка создавали облик воздушной надменности (но никак не вздорности).
  Она была изготовлена из лучших сортов клёна и сосны с такой тонкостью и умением, что корпус её реагировал лёгкой вибрацией на малейшее изменение окружающей среды. Гриф её был сделан из чёрного дерева, а лак, которым она была покрыта, придавал ей вид знойной южанки
  тёмно-красных тонов.
  
  Короче говоря, её формы, качество и необыкновенная утончённость могли свести с ума одним своим видом, и толпы обожателей и поклонников норовили не упустить момент её появления на публике, дабы получить удовольствие от лицезрения её красоты ещё до игры, так сказать, в предварительном порядке.
  
  Само собой разумеется, она была недоступна - кроме человека, который помогал извлекать из неё музыку и осуществлял уход за ней, её никто в руках не держал. И если о ком и можно было говорить, как о воплощении девственной чистоты и природного обаяния, так это только о ней, о ней и только о ней.
  
  А как она играла! Боже мой! Я много видел и слышал разной игры. Но это - это было нечто особенное. Это, по сути, не было даже игрой. Это - нельзя было назвать игрой. Это было явное и полное самовыражение. Это был откровенный диалог со слушателем на языке музыки, от которого он не мог, не смел, не хотел уклониться. И диалог этот вёлся персонально с каждым слушателем независимо от числа присутствующих при её исполнении. Гипнотическая сила её музыкального воздействия была столь велика, что в момент выступления Скрипки слушатели забывали, кто они, где они и чем они занимались до посещения её выступлений. Они напрочь забывали все свои права и обязанности и готовы были расстаться с чем и кем угодно, только бы это действо, это музыкальное колдовство, порождаемое Скрипкой, длилось, длилось и длилось без конца.
  
  Стоит ли говорить, что популярность Скрипки не только была равна её красоте и исполнительскому обаянию, но и многократно превосходила их по причине того, что молва далеко опережала её появление на гастролях, и публика, ещё не видя и не слыша Скрипки, уже желала её всеми фибрами своей души.
  
  Да, можно смело сказать, что у Скрипки был свой мир. И этот мир был так ёмок и насыщен, что я посмел бы назвать его вселенной, да простят меня поклонники географии и естествознания.
  
  И вот именно эту несравненную и прекрасную во всех отношениях Скрипку на Небесах и избрали для оказания ритуальной помощи Аккордеону.
  
  Скрипка и Аккордеон
  
  Читатель видно уже заметил, что потихоньку - полегоньку мы приближаемся к главным событиям нашего рассказа. Но, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. А дело в том, что, как уже было отмечено, Скрипка и Аккордеон вращались каждый в своих мирах, и пути их не пересекались, и при обычных условиях пересечься не могли, а значит, и встреча их произойти не могла. А какая ж любовь без встречи и сближения (ну, вы понимаете, о чём я говорю)?
  
  Въедливые люди с поддёвкой спросят: "А платоническая"?
  
  Что вам сказать на это - не знаю, никогда не видел и никогда не испытывал такого явления. Скорее всего, это придумки людей, от безделья и обделённости увлекающихся изобретением пустопорожней терминологии. А как ещё сказать? Ведь даже любовь по переписке с человеком, скажем из тюрьмы, заканчивается встречей рано или поздно. Но, здесь я боком, не мой профиль - такие манцы на любителя.
  
  С учётом конкретных условий, решили на Небесах миры Скрипки и Аккордеона несколько сблизить, частично временно объединить исключительно по медицинским, точнее, по духовным показаниям.
  
  С этой целью направили соответствующих спецов, перессорили Аккордеон со всем его дачным окружением и подогнали столичный контракт на приличную гастроль в авторитетных кругах с размещением и оплатой согласно привычного для него статуса.
  
  Но, чтобы Аккордеон понял, откуда в этом деле ноги растут, и не шибко сопротивлялся предначертанию, устроили ему экскурсию на Небеса с аудиенцией Высшего ранга.
  
  Дело было так.
  
  Как-то раз отдыхал Аккордеон у себя в садочке после выступления на местных посиделках и задремал. И снится ему Храм просторный и красивый с большим внутренним залом, уставленным скамьями, наклонно спускающимися к сцене, на которой установлен длинный стол, а за ним сидят представительные люди. В зале в первом ряду тоже сидит несколько человек попроще, и вроде бы как те, которые попроще, отчитываются перед представительными, а те, которые представительные, дают тем, что попроще, свои наставления.
  
  На сцене, слева от представительных и отдельно от них, находится трон с высокой спинкой. На троне сидит Некто в мантии до пола и в остроконечном головном уборе, скрывающим лицо, и внимательно наблюдает в прорези для глаз за диалогом представительных и тех, что попроще.
  
  Аккордеон тихонько проник в заднюю дверь зала на самый верхний ряд, уселся с краюшку и с интересом стал наблюдать за происходящим. Смекнул Аккордеон, что он по случаю попал в место, где закончившие жизнь, дают отчёт о прожитом, а готовящиеся к рождению, получают напутствие.
  
  Всё шло чинно и гладко.
  
  Как раз в это время те, что попроще, закончили давать объяснения и получать наставления, и под присмотром ещё каких-то существ их проводили за сцену.
  
  В это время Тот, Который сидел на троне, встал и, протянув руку в сторону Аккордеона, громким басом сказал: "А ты что тут делаешь"?
  Аккордеон от неожиданности и смущения не мог вымолвить ни слова.
  "Встань и иди!" - прогремел голос со стороны трона.
  Аккордеон пулей выскочил из зала и ... проснулся.
  
  Излишне говорить, что эта история произвела на Аккордеон неизгладимое впечатление. Полностью обалдевший, он никак не мог понять, что это с ним произошло, и как это всё на него обвалилось. Единственное, что он чётко осознавал, так это то, что всё это касается лично его, и, стало быть, надо выкатываться из этой дачной пасторали по добру по здорову, и, чем раньше, тем лучше.
  
  Сказано - сделано. И с поспешностью дав согласие на предложенную гастроль, Аккордеон укатил в столичном направлении ко всеобщему изумлению отдыхающих.
  
  Столица встретила его с некоторой прохладцей, но с привычной хваткой Аккордеон принял необходимые меры: где надо - выступил, с кем надо - возобновил полезное знакомство, и через непродолжительное время жизнь его вошла в стабильное и комфортное русло. Обласканный и одаренный признательной публикой, он и думать позабыл про "сонное" приключение, а между тем события развивались в плановом направлении.
  
  Как раз в эту пору Скрипка также прибыла на гастроли в столицу и
  успешно справлялась с покорением публики. И надо ж было тому случиться, что с некоторых пор публика у Скрипки и Аккордеона стала одна и та же. Сначала они выступали на одной сцене, потом сошлись в одном концерте, а затем предприимчивые продюсеры, видя их неизменный успех, предложили им сделать совместное выступление в сопровождении лучшего на тот период оркестра.
  Это было что-то! Обаяние Скрипки и вдохновение Аккордеона творили с публикой такое, что словами передать абсолютно невозможно.
  
  Аккордеон, своей откровенной игрой и возбуждающими интимность вариациями приводил публику практически в сексуальный восторг. А затем Скрипка принимала эти почти оторвавшиеся от тел в наслаждении души и возносила их на такие уровни благоговения, что казалось вот-вот в зале останутся только бездыханные тела, а все присутствующие, включая обслуживающий персонал, очутятся в раю и пропишутся там на постоянное жительство.
  
  Публика попеременно замирала и неистовствовала, стонала от удовольствия и взрывалась аплодисментами, засыпала артистов цветами и подарками и никак не хотела отпускать их со сцены. Наконец, в конец обессилившие Скрипка и Аккордеон, вытрясшие из публики всё, на что только она была способна, склонились в прощальном поклоне и удалились за кулисы в полном изнеможении.
  
  Расслабленные и счастливые, они с умилением смотрели друг на друга, не в силах прекратить это созерцательное единение.
  
  Понятное дело, что особо допущенные поклонники, которые вечно толпятся за кулисами, по случаю такого оглушительного успеха устроили для них и всего оркестра шикарный приём, на котором от обуявшего всех веселья пили и ели столько, что никто не заметил, как Скрипка и Аккордеон оказались в номере рядом стоящей гостиницы, без сознания и в объятиях друг друга.
  
  Проснувшись к обеду, они с удивлением и явным удовольствием обнаружили это приятное обстоятельство и решили не покидать постели, доставляя наслаждение друг другу до полного самозабвения. И когда наступило утро третьего дня, они решили окончательно и бесповоротно больше не расставаться никогда и провести в любви всё отпущенное им время по гроб жизни.
  
  Однако с постели следовало подыматься, ибо проза жизни и контрактные обязательства требовали от них участия в репетициях и концертах на потребу публики и за ради собственного благосостояния. Они работали много и успешно, но всё свободное время и особенно ночи были их, не смотря ни на что, и они ни кого не допускали в этот свой совместный ночной мир.
  
  Они вместе гуляли и посещали разные увеселительные заведения, но главной их ценностью была ночь, посвящённая наслаждению в объятиях друг друга.
  
  Ах, какая была эта ночь! Понять это может только тот, кто сам погружался в омут любви, полностью и самозабвенно, без какой-либо надежды и желания к всплытию.
  
  Они стремились доставить наслаждение друг другу любой ценой и любым способом. Порой они готовы были расчленить себя на части, лишь бы только наслаждение добралось до каждого места, до каждой клеточки их тела и души, которые могли принять и испытать это наслаждение. Все запреты были сметены, все стеснения отброшены, и они радовали друг друга всепроникающим удовольствием. При этом у них обозначились излюбленные места и зоны наслаждения, прикосновение к которым было особенно восхитительно. И они, не торопясь, последовательно и вдохновенно переходили от зоны к зоне, всячески смакуя и продлевая наслаждение. И каждый раз, намучавшись всласть, когда их одновременно настигал апофеоз этой сладкой и страстной игры, они падали без сил в распаханное поле кровати, удовлетворённые и счастливые до неприличия.
  
  И так каждую ночь, без пропусков и перерывов, раз за разом. Не успевало солнце склониться к закату, едва покончив с дневными делами, они кидались в объятия друг друга, голодные до ласк и счастливые от их предвкушения. И всё начиналось сызнова, перемалывая их тела и ощущения.
  
  Надо сказать, что счастливые и самозабвенные вибрации их тел во время актов любви, пронизывали не только их самих, но и их кровать, и всю мебель, а также стены, потолок и пол их номера, а вслед за ними и всё здание гостиницы от конька крыши до самого основания. Взлёты и падения темпа их страсти так сотрясали всё здание, как будто на город обрушивались смерч и цунами попеременно.
  
  Прочие постояльцы гостиницы, не чуждые ласковых удовольствий, в скорости осознали источник и авторство этого "стихийного бедствия", и, поняв его уникальность, пытались подстроиться под ритмы Скрипки и Аккордеона, чтобы в унисон с ними добраться до глубин наслаждения
  любви.
  
  Ушлая администрация гостиницы также не прошла мимо этого феномена, и потихоньку стала сдавать на ночь близлежащие к Скрипке и Аккордеону номера по специальному тарифу для представителей бизнеса и администрации города, зарабатывая на этом не слабые деньги.
  
  Но, как известно, для подлинного самобытного выражения в любви, как и в прочих искусствах, тоже надобен талант. И достижение её высот доступно далеко не всем, хотя и многие к этому стремятся. Но мысль о том, что кому-то посчастливилось получить удовольствие в непосредственной близости от Аккордеона и Скрипки и под влиянием их любовного вдохновения, делала этих счастливцев гордыми за свой успех.
  
  А время, между тем, неслось неумолимо с космической скоростью.
  
  Аккордеон похудел. Его черты заострились. Знакомые вежливо шутили насчёт его возрастающей стройности. Его это беспокоило мало. Однако следовало позаботиться о пополнении сил для такой счастливой, но изнуряющей жизни.
  
  Про Скрипку и говорить нечего. Будучи стройной и изящной от природы, сейчас её формы истончились настолько, что казалось, ещё немножко такой жизни, и она превратится в бесплотный дух. И, скажем прямо, при известной аккуратности, их с успехом и без ущерба можно было уложить в один футляр, против чего, я думаю, наши влюблённые вряд ли бы возражали.
  
  Видя такие перемены, продюсеры и антрепренёры Скрипки и Аккордеона стали проявлять беспокойство, и, наконец, заявили свой решительный протест против продолжения таких интенсивных отношений, так как это не только стало мешать бизнесу, но и становится серьёзной угрозой для поддержания их здоровья на приличном и работоспособном уровне.
  
  Поначалу Скрипка и Аккордеон встретили такое требование в штыки, справедливо расценив его как неприкрытое вторжение в их личную жизнь. Но, вспомнив известную поговорку о том, что если работа мешает охоте, надо бросить работу, предложили компромиссный вариант и потребовали отпуск на отдых и лечение, с выездом на воды или к морю по выбору
  опекунов.
  
  Перетягивание каната кончилось ничем, так как Скрипка и Аккордеон готовы были на смерть отстаивать своё право на любовь, и раздосадованные опекуны отправили их к морю сроком на две недели максимум в сопровождении наблюдателей для контроля над ситуацией.
  
  Однако, по прибытии к месту отдыха Аккордеон и Скрипка фактически заперлись в номере гостиницы, и чем они там занимались было ясно и без особого наблюдения.
  
  Через две недели они вернулись в столицу ещё более измождённые, но бесконечно счастливые.
  
  По мнению опекунов, это безобразие больше никак терпеть было нельзя, и они решительно настроились вести вразумительные беседы с каждой стороной в отдельности до победного конца. Они угрожали судами за срыв программы гастролей и разными финансовыми карами. Они взывали к личным чувствам Аккордеона, настаивая на том, что он из своих эгоистических побуждений просто гробит Скрипку, которой от природы достался уникальный талант, и мировая общественность вправе пользоваться её бесценным даром. В конце концов, они договорились до того, что Скрипка, по сути, - диво мирового значения, а он, Аккордеон, представляет из себя местечковую, в крайнем случае, региональную ценность. И он не имеет никакого права паразитировать за счёт её молодости и неразумности.
  
  Аккордеон мог стерпеть многое во имя сбережения открывшегося в нём водопада чувств. Но обвинение в паразитизме... ! Этого он стерпеть не мог. И это был момент истины, которому он должен был со всем мужеством прямо взглянуть в глаза.
  
  Сказать откровенно, Аккордеон осознавал подлинное величие таланта Скрипки, предвидел неизбежную необходимость отпустить её на свободу, но бессознательно оттягивал их расставание, понимая, что разлука с ней может стоить ему жизни. И это была правда - правда, от которой больше было нельзя прятаться.
  
  Аккордеон заперся у себя в апартаментах, никого не принимал и ни с кем не общался. Наконец через неделю он объявился на людях, почерневший и ещё больше осунувшийся. Он принял решение, решение не простое и не обычное. Он решил расстаться со Скрипкой, и сделать это так, чтобы ни у него, ни у неё не было пути назад. Как существо зрелое и опытное, он понимал, что Скрипка искренне любит его и ни за что по доброй воле не расстанется с ним. И нужен был такой ход, который с минимальной травмой для неё разведёт их, но при этом обяжет её продолжать концертную деятельность.
  
  Он нашёл Скрипку в репетиционном зале. Она кинулась ему на грудь, чуть не упав в обморок от нахлынувшего на неё волнения. Он нежно обнял её, поцеловал никого не стыдясь, и пригласил на ужин в ресторан при гостинице, в которой они жили.
  
  Она искала его глаза, вглядывалась в него так и эдак, пытаясь понять,
  что с ним происходит. Он не отворачивался, всячески демонстрируя, что всё хорошо. Но её обострённое женское предчувствие было не обмануть - она понимала, что надвигается что-то тяжёлое и трагическое. Сердце её трепетало от нежности и жалости к нему. Но делать было нечего - она приняла его приглашение, и они распрощались до вечера, условившись о встрече прямо в ресторане.
  
  Ближе к вечеру Аккордеон привёл себя в порядок, проследил за тем, чтобы и в номере было прибрано и чисто, и вышел из гостиницы купить цветы, достойные той, кому они предназначались. За пять минут до назначенного времени он вошёл в ресторан, подошёл к заранее заказанному столику, попросил метрдотеля принести вазу, и самолично поставил в неё цветы так, чтобы они украшали стол, но никак не отделяли сидящих друг от друга. Едва он закончил свои приготовления, как в зал вошла она - Скрипка, смущённая видом шикарных цветов и сияющая от долгожданной встречи с ним.
  
  Вечер прошёл прекрасно, они пили прохладное вино и лакомились приятными закусками. Они много разговаривали и даже танцевали под тихую душевную музыку. Аккордеон был в ударе и даже шутил, что она самое коронное блюдо на любом празднике. Ни что как будто не напоминало о его недавней глубокой хандре. Скрипка была этому рада, и со своей стороны старалась привнести в их встречу как можно больше теплоты
  и обаяния.
  
  Покончив с этим застольем по взаимному согласию, они поднялись к нему в номер и бросились в объятия любви с невиданной до селе страстью.
  
  Ближе к утру, окончательно измотав друг друга этим любовным приключением, Аккордеон вдруг поднял Скрипку на вытянутых руках и резко опустил вниз, с силой прижав к своим мехам.
  
  Произошло невероятное: струны Скрипки, как острые бритвы, располосовали меховую грудь Аккордеона сверху до низу в нескольких местах, и Аккордеон, фактически разорванный пополам, рухнул на измятую кровать без признаков жизни.
  
  Скрипка, при виде этой ужасной картины, впала в шок. На её истошные вопли сбежались жильцы из соседних номеров и персонал гостиницы. Картина, которую они увидели, повергла их в невероятный ужас и изумление - ничего подобного в этой гостинице никогда не случалось в силу высокого уровня сервиса и осмотрительного подбора клиентуры.
  
  Как бы то ни было, следовало принять срочные и безотлагательные меры, в том числе и для спасения престижа гостиницы. Скрипку отвели в её номер, номер Аккордеона быстро и умело прибрали, и вызвали медицинскую службу для оказания неотложной квалифицированной помощи.
  
  Прибывшие специалисты тщательно осмотрели Аккордеон и Скрипку и сделали такое заключение: Аккордеон пострадал серьёзно, но жить будет, правда играть вряд ли сможет. Скрипка нуждается в основательном отдыхе, и после преодоления последствий нервного срыва сможет вернуться к концертной деятельности, однако под присмотром соответствующих специалистов.
  
  Что касается необходимости и перспектив административного расследования, то тут было высказано мнение, что здесь, по всей видимости, произошёл несчастный случай в силу чрезмерной утомлённости пострадавших от интенсивной трудовой деятельности и несоблюдения ими осторожности при обращении с опасными для здоровья конструкциями.
  
  В заключение скрипке было дано успокоительное средство, а Аккордеону была предписана пластическая хирургия специалистов соответствующего профиля.
  
  Понятное дело, что всё, где надо и как надо, было проплачено, и инцидент мало помалу был спущен на тормозах.
  
  Придя в себя и немного отдышавшись, Скрипка проскользнула в комнату, где лежал растерзанный Аккордеон, прильнула к его кровати и долго и беззвучно плакала, глотая слёзы.
  
  Наконец он пришёл в себя.
  
  "Что ты сделал, безумец? - прошептала она. - Мне проще опуститься в Ад, чем видеть тебя в таком положении. Что с нами будет? Как мне жить после этого?!"
  
  Преодолевая её всхлипы и причитания, Аккордеон прошептал: "Встань и иди! Ты должна играть. Со мной всё кончено. Ты должна играть за нас обоих. И пусть признательность Мира упадёт к твоим ногам. Сделай это для меня!"
  
  Аккордеон снова впал в забытьё, и медики упросили Скрипку пойти отдохнуть до возвращения пострадавшего в более приличное состояние. Но и удалившись, она не переставала молиться за него, и мысленно клялась сделать всё, лишь бы он выздоровел.
  
  Ещё через день Аккордеон окончательно пришёл в себя, велел к нему никого не пускать, особенно Скрипку. Вызвал своего импресарио, и поручил ему определиться с клиникой для проведения пластической операции.
  
  В клинике всё сделали по высшему разряду: кое-что заменили, заштопали, проклеили и подкрасили меха так, что не искушённый человек вряд ли заметил бы былые повреждения. Но глубоких душевных ран Аккордеона никто залечить не мог - для этого требовалось время.
  
  Заключение
  
  Прямо из клиники, рассчитавшись по всем обязательствам, Аккордеон уехал из столицы и из страны, никому не оставив своего адреса. Он отправился на берег Средиземного моря, где когда-то они отдыхали со Скрипкой в окружении пальм, античной скульптуры и архитектуры Возрождения.
  
  Он купил маленький домик на берегу моря и целыми днями глядел вдаль, ожидая время, когда придёт его черёд держать ответ в том самом храмовом зале, из которого его когда-то отослал Владыка владык. Иногда Аккордеон тихо что-то наигрывал в унисон шуму моря, пению птиц и наплывающих воспоминаний о времени, прожитым со Скрипкой. Но это он делал для себя и только для себя. Рыбаки поговаривали, что, во время его музыкальных упражнений на берегу, особенно хорошо ловится рыба, которая, по-видимому, заворожённая его игрой, утрачивала всякую осторожность и попадала в сети не то рыбаков, не то его неспешной, берущей за душу музыки.
  
  Однажды, когда его в конец одолела тоска, едва удерживая скупые мужские слёзы, он начал выговаривать Всевышнему свои претензии за изломанную судьбу и разодранное воспоминаниями о Скрипке сердце. Он не заметил, как перешёл на музыку, и его глубокие и печальные импровизации привели в неописуемый восторг шатавшихся по берегу туристов и рыбаков. Разозлившись на себя, он ушёл в дом и больше не показывался на улицу до следующего утра.
  
  Под самое утро Аккордеону приснился сон.
  
  Виделось ему, как Кто-то несёт на могучей руке, одетой в перчатку, сокола. Он отметил особо, что сокол, с загнутым вниз клювом и острыми когтями, послушно сидит на перчатке без колпачка на голове и зорко своим немигающим жёлтым глазом безотрывно смотрит на него.
  
  Наблюдая эту ситуацию, аккордеон вдруг почувствовал на плечах и спине какой-то зуд, а затем внутренним взором увидел, что у него растут
  крылья, но не как у сокола, а тонкие и прозрачные как у стрекозы. Как только крылья отросли и удобно сложились за спиной, Тот, Кто нёс сокола, взял крылатый Аккордеон и положил его во внутренний карман своей куртки рядом с соколом. Аккордеон с изумлением наблюдал это действо сразу с двух точек: и из кармана, находясь рядом с соколом, и как бы со стороны. Под ним проплывали разнообразные ландшафты, и сокол безотрывно глядел на него.
  
  Внезапно он услышал голос Того, Кто нёс их: "Прогуляемся, а потом ты нам сыграешь что-нибудь душевное". Сомнений не было - это был тот же голос, который выдворил его тогда во сне из храмового зала. Он не видел лица Того, Кому принадлежал голос. Он не видел Его головы, и даже шеи. Он видел только плечо, руку, себя в кармане и сокола на руке. Но он готов был поклясться чем угодно, что это тот самый голос. Набравшись храбрости, дрожащим голосом Аккордеон спросил: "А крылья, крылья мне зачем?". На это был ответ: "Ты слышал когда-нибудь про фей и эльфов? Вот, ты теперь один из них. Ты - эльф, привыкай".
  
  Удивлению Аккордеона не было предела. Он судорожно пытался сообразить, что это с ним происходит. К тому же он понял, что не спит и глаза его открыты. Какое-то время он продолжал видеть сразу две картины: ту, с соколом, и собственную комнату. Постепенно картина с соколом потускнела и исчезла. Аккордеон лежал в комнате на своей кровати и боялся пошевелиться - у него по-прежнему зудела спина у самых плеч.
  
  Между тем, с убытием Аккордеона, отчаявшись найти его концы, Скрипка также покинула столицу, и с головой окунулась в гастрольную жизнь. После пережитого её игра стала ещё более задушевной, ещё более живой, тонкой и виртуозной. Она ни с кем не сближалась, понимая, что счастья, пережитого с Аккордеоном, не вернуть, а пародий и подражательства она терпеть не могла в силу утончённости своей натуры. И только музыка теперь имела для неё первостепенное значение. Она была её наслаждение, её удовлетворение, её жизнь. И в силу такого состояния, её исполнительское мастерство поднялось на высоту, с которой величайшие горные вершины казались рядовыми холмиками.
  
  Как и прежде, слава катилась впереди неё с огромной скоростью. Она была ещё на пути из столицы в столицу, а слава о ней успевала обогнуть Земной шар несколько раз, в результате чего в местах предполагаемых гастролей успех был заведомо обеспечен: её с нетерпением ждали, её желали всей душой, на неё попросту молились. И можно сказать, что своё обещание, свою мысленную клятву перед телом растерзанного любимого, она выполняла со всей самоотверженностью.
  
  Пребывание Скрипки и Аккордеона в столице также не осталось без последствий и наложило на её лицо неизгладимые изменения.
  
  Прежде всего, хозяева гостиницы перестроили номера Скрипки и Аккордеона, объединили их, благо они находились рядом, и всё это назвали "Апартаменты любви" с соответствующей табличкой на дверях. При этом был сохранён интерьер и предметы убранства, существовавшие при этих знаменитых обитателях, впитавших в себя (так уверяла администрация) прелесть и аромат их необыкновенных отношений.
  
  Внутри апартаментов на подставке у стены были размещены фотографии Аккордеона и Скрипки в полный рост, в пристойных, но насквозь пронизанных любовью позах, с соответствующими случаю надписями и в золочёных рамах. Интерьер апартаментов создавал для лиц, поселявшихся в них, ощущение соучастия в актах фантастической любви их именитых предшественников.
  
  Цены на апартаменты выросли до заоблачной величины, но отбоя от желающих в них разместиться, хотя бы на одну ночь, не было в силу предполагаемых ожиданий и понятных надежд. Осуществились ли эти ожидания и оправдались ли надежды постояльцев, осчастливленных пребыванием в названных апартаментах, информации нет по вполне понятным соображениям. Доподлинно известно только то, что плату за проживание никто назад не потребовал.
  
  Вместе с тем было принято решение изменить название гостиницы. Отныне она стала называться "Дом свиданий". И в этом не было ничего предосудительного, так как в городе уже было несколько разных "домов": "Дом быта", "Дом обуви", "Дом тканей", "Дом мебели", "Дом фарфора", "Дом туриста" и разные другие "дома". Поговаривают, что здание правительства его обитатели между собой называют "Белый дом". Так что гостиница с названием "Дом свиданий" вполне отражала общественные настроения и устремления в той столице.
  
  Однако данное новаторство на этом не остановилось.
  
  Площадь между гостиницей и концертным залом, в котором выступали Скрипка и Аккордеон, в их честь была названа "Площадью любви". А улица, на которой располагались эти два здания, после реконструкции была названа "Проспектом любви".
  
  Поговаривают, что кое-кто на этой реконструкции неплохо заработал, особенно на выселении, расселении и переселении из центра города в периферийные районы, а также на возведении дорогих офисов и апартаментов. Но это уже другая история, в стороне от нашей темы.
  
  Но надо отдать должное организаторам названной реконструкции: за счёт сверхприбылей и для ублажения почтеннейшей публики на Площади любви был сооружён фонтан, который представлял из себя чашу значительных размеров, заполненную водой. В её центре возвышалась скульптура Аккордеона, вздымающего Скрипку к Небесам в страстном порыве. Честь соорудить скульптуру по конкурсу выиграл мой знакомец Зураб Церетели, предложив свой проект руководству города абсолютно бесплатно, то есть даром.
  
  Помимо скульптурного изображения и водной архитектуры фонтан был оснащён светомузыкальным эффектом, так что всё сооружение вместе с аксессуарами представляло собой фантастическое зрелище.
  Представьте себе вечерней порой скульптуру Скрипки и Аккордеона, излучающую любовь, окутанную холмами пены из водных брызг, из центра которых в такт звучащей на площади музыке периодически вырываются высоко вверх хрустальные струи воды. Всё это подсвечивается разноцветными прожекторами в сменяющейся цветовой гамме согласно партитуре. Поистине феерическое, незабываемое зрелище, сопровождаемое особо чарующими музыкальными фрагментами выступлений запечатлённых в скульптуре исполнителей.
  
  Для участия в концерте, посвящённом открытию этого уникального сооружения, был специально приглашён из Франции шансонье Шарль Азнавур, который исполнил свою песню "Вечная любовь", органично
  вписавшуюся в архитектурный ансамбль. Концерт транслировался местным телевидением и закончился большим празднеством и массовыми гуляниями, в которых приняло участие всё население города, не чуждое любви.
  
  И вот теперь по прошествии некоторого времени, уносясь в мечтах в перспективу описанных событий, нельзя не отметить их как начало новой и весьма актуальной тенденции в социальной сфере.
  
  Представьте себе, что, выходя из "Дома свиданий", вы попадаете на Площадь, а затем и на Проспект любви. Как было бы прекрасно жить в Столице любви в Стране любви на Континенте любви, окружённому Океаном любви на Планете любви, являющейся центром Вселенной любви и всего мироздания, наполненного Божественной музыкой Высших Сфер!
  
  Поверьте, я точно знаю, что именно это и есть сокровенный смысл бытия и цель Божественного творения. Ибо ради любви, наполненной Божественной музыкой, сотворено всё, что окружает меня и вас, включая симфонию вдохновенного чувства, в которое погрузились Скрипка и Аккордеон, и которое не заказано для тех, кто живёт с открытым сердцем в ожидании Великой и Вечной Любви.
  
  10.12.2011
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"