|
|
||
Отряд донских казаков скрывается в степях Прикаспия от татар. Приходится бежать за море и скитаться по Персии, где их совсем не ждут. Казаки пересекают враждебную Персию и примыкают к пиратам в Индийском океане. | ||
Начато 5 февраля 1981 г.Жданов (Мариуполь)
Он расслабленно привалился у задней луке седла. Конь устало опустил голову к выгоревшим стеблям травы, отдуваясь, поднимая облачка пыли. Солнце клонилось к закату, но жара ещё не спала.
Сильный сухой ветер доносил до ноздрей влажные запахи моря. Оно беспредельной ширью расстилалось с невысокого пологого холма, на котором собралось с дюжину усталых, очумевших от зноя казаков. Ветер неистово трепал их запыленные чубы. Все молчали,, упиваясь чудесным видом открывшегося водного простора. Море всё белело неторопливыми издали полосками пенных бурунов, накатывающихся на песчаный берег. Тёмное к горизонту, оно светлело у берега. Едва слышный шум волн доносился к холму располагая к покою и отдыху.
- Вот и дотелепались до водицы!- умиротворенно молвил чуть выдвинувшийся вперёд казак. Видно было, что он здесь главный. И хоть не в летах он был и многие, стоящие позади были много старше, однако чувствовалось, что его признают над собой. А он неотрывно смотрел на бесконечную череду волн и не мог оторвать взора от пленившего его вида бесконечной морской глади..
- Воды-то много, а попить нечего, - отозвался пожилой казак, в расхлыстанной засаленной рубахе, которая пузырилась у него за спиной тугим шаром. И помолчав добавил: - Кони притомились, слышь, Никита? Отдых нужен и водопой.
- То и я кумекаю, други, да уж шибко вид ладный, - отозвался молодой казак, названный Никитой.
- Экая невидаль! Что мы моря не видывали. Слава богу не мало погуляли на нём. А вот ручей искать надобно. Матвей, царство ему небесное, сказывал, что недалече от этих мест есть такой. Поспешать надобно, а?
- Постой, дядя Федя, дай дух перевести, сейчас тронемся.
Его соколиные глаза шарили по простору вод пока не остановились на тёмных предметах, маячивших в нескольких верстах отсюда.
- Ишь ты, горемыки, - заметил Никита, указывая на две лодки в окружении бурунов. - Не выгрести им, прижмёт их к берегу. Купцы небось, в Персию идут. Астраханские.
- Да что они нам, - ответил Фёдор. - До них не достать.
Никита устало вздохнул и повернул чубатую голову к ожидающим позади казакам. Вдали клубился малый столб пыли. Кто-то спешил и нещадно нахлёстывал коня.
- Коня загонит, балбес!- недовольно процедил Фёдор, разглядев своего казака.
Все повернули головы. В глазах засветилось любопытство и тревога. Что-то принесёт им неугомонный Васька.
Подлетев на взмыленном коньке к Никите, Васька, переведя дыхание заговорил, торопясь и сглатывая окончания слов:
- Думал не застать вас на месте, чуть коня не загнал!
- Я б тебе загнал!- зло перебил Фёдор. - Был бы ты казаком на своих на двоих!
- Ладно, дядя Федь, - примирительно остановил Никита. - Пусть доскажет, что видел.
- Видать сбились поганые со следа!- затараторил Васька, не обратив внимания на упрёк. - Галдят и топчутся на месте. Вёрст десять, а может, и больше. Я маленько поглядел и до вас подался.
- Как у них кони?- спросил Никита.
- Да вроде наших, без отдыха им не достать нас.
- Не горячись ты, сосунок! Мало ты их знаешь. Покрутятся
и накроют если стоять будем здесь. Ещё отрежут с полночи и поминай, как звали, - это бурчал Фёдор, глядя из-под запорошенных степной пылью бровей на молодого Ваську, лицо которого излучало гордость и достоинство. Он был доволен выполненным заданием и не обращался к опытному и знающему дядьке Федьке, как он частенько именовал его про себя. К тому же не он был начальником.
- Всё правильно ты сказываешь, дядя, - заметил Никита, и повернувшись к толпе, крикнул: - Айда, браты за мной, скоро привал!
Он пустил коня лёгкой рысью и за ним затрусили остальные, вздымая сухую пыль. Спустились с холма и потянулись на полдень вдоль берега. Лошади боязливо тянулись к воде, испуганно вскидывали головы, отстраняясь от набегавших волн. Жара у воды была меньше и казаки немного повеселели. Послышались разговоры и даже шутки. Люди оживились в предвкушении близкого отдыха.
Часа два отряд тянулся вдоль берега. Лошади тяжело шлёпали по пене, оставляемой набегавшими на песок волнами. Все вымокли и это несколько ободряло измотанных казаков. Все с нетерпением вглядывались вдаль в надежде увидеть заросли камыша, скрывающих пресную воду. Солнце уже склонилось к слабо возвышавшемуся берегу и тени путников далеко уходили в море и терялись в пене.
- Да где ж ручей, что б его! - с раздражением воскликнул Васька, приподнимаясь на стременах. Конёк его тяжело поводил мокрыми боками и хриплое дыхание вырывалось из его разгоряченных ноздрей. Васька ободряюще похлопывал его по шее и шептал ласковые слова, но это мало помагало заморенному животному.
- Должно быть скоро, по приметам вот-вот должен показаться. -ответил Фёдор. - К заходу доберёмся.
Но прошло ещё с полчаса, пока казаки добрались до полувысохшего ручья, вяло сочившегося в зарослях камыша и осокоря. Редкие кустики оживляли скудный ландшафт, но это был долгожданный отдых и никто не обращал внимания на унылость сухой степи.
Лошади заспешили и скоро все набросились на свежую воду. Казаки спешились, быстро расседлали коней и пустили их на траву, которая здесь была ещё достаточно сочная.
Сели в кружок и наспех перекусили лепёшками и луком. С харчами было плохо. Ногаи не давали передышки и мурзы гнали свои отряды во все стороны, надеясь перехватить станицу казаков.
Больше месяца казаки скрытно крались в Астрахань с посланием от старшин казацких из под самого Азова. Азову угрожали крымские орды и турецкий флот, а тут ещё ногайские мурзы откололись от Москвы и не давали связаться с воеводой Астрахани. В мелких стычках погибло почти половина станицы вместе со своим есаулом, поставленным старшим. Неделю назад схоронили Матвея и павших в короткой, но жаркой схватке с ногаями, и теперь потрёпанная и измученная станица пыталась оторваться от наседавших ногайцев. Положение у них было не завидное и молодой Никита терялся в выборе дальнейшего пути на Астрахань.
Выбрали его казаки старшим за острый ум и решительность, за отвагу и умение ладить со всеми. Не раз он проявлял себя в многочисленных набегах и на татар, и на ногаев, и на черкесов в предгорьях гор за Кубанью. Он был сметлив и в то же время не бросался бездумно очертя голову во все опасные места. Голова его редко теряла контроль над сердцем.
Солнце село, отдав землю во власть сумерек с их неясными тенями и расплывшимися формами кустов и трав. Костров не разжигали из опасения привлечь внимание рыскавших невдалеке татар. Никита выслал во все стороны дозорных, охрану для лошадей. Остальные не мешкая завалились спать. И ночь не успела вступить полностью в свои права, а небольшая станица огласила темноту разноголосым храпом уставших людей.
Ветер посвистывал в сухих стеблях трав, море шумело, накатывая свои белогривые волны на песчаный берег, иногда грохоча особенно крупной волной. Лёгкий туманец покрыл степь и в монотонном однообразии ночного шума изредка раздевались фырканье пасущихся коней.
Уже за полночь в лагерь прискакал дозорный.
- Дядь Федь, слышь, очнись, послушай, что расскажу!- расталкивал пожилого казака Егор Елагин, здоровенный угловатый казак лет за тридцать.
- Это ты, Егор?- хрипло сипя со сна спросил Фёдор.
- Да я же это, очухайся! Слышь, в той стороне, - и он показал
в сторону полдня неопределённым взмахом руки, - корабельщики пристали к берегу. Не иначе, как те, что днём в море мельтешили.
- Ну и что? Они сами по себе, мы сами.
- Да подожди ты! Я подполз к ним совсем близко. Персы это, а может и турки. Видать плыли с нашими купцами. Только наши-то все связанно валяются и видать побитые есть. Стонал тяжко кто-то.
Не случилось ли чего.
- Я же тебе сказывал, что не наше это дело. Нам до Астрахани добираться надобно, а купцы нехай сами по себе.
- Так я ж тебе толкую, неладное у них. Свои ж! К тому ж и ло-дии у них, кумекаешь?
- Ну постой, дай Никиту растолкаю.
Никита с трудом поборол сон и долго молча слушал торопливый шепот Егора. Видно, что его рассказ дошел до Никитиного сознания. Молча что-то обдумывал, почесал давно не мытую спину, огляделся.
- Никак до утра далековато, подождём малость.
- Да чего ждать-то!- заволновался Егор.
- Не брыкай, Егор. Ты всё одно не спишь, да и времени у тебя на сон не осталось. Скачи и приведи остальных дозорных. Как исполнишь, так и мы снимемся. А ты, дядь Федь, седлай с Исаем коней. Остальные пусть поспят маленько. Втроём мы управимся.
- Значит надумал, Никита?- спросил Фёдор, тяжело поднимаясь на ноги.
- Надумал, надумал, - ответил Никита и пошел за сёдлами и Исаем. Полчаса спустя казаки уже сидели в сёдлах, поёживаясь со сна
и тихо переговариваясь. Никита оглядел их и негромко сказал:
- Браты, Егор стан купцов наших и заморских высмотрел. Видно наших там в полон взяли, а других порешили, он в точности не знает. Я так думаю, что их лодии нам ой как пригодились бы, да и своих можно вызволить. Доброе это дело. Значит пойдём все, обложим со всех сторон и разом кинемся. Пистолями не баловать. Не ровен час ногаи услышат. И не орать. Айда!
- Он тронул коня и казаки потянулись к югу. Лёгкой рысью отряд за полчаса приблизился к указанному Егором месту, спешился. Коней отвели в едва приметную ложбину и оставили при них Ваську сторожить. Сами стали медленно обходить ещё не видимый в темноте стан. Небо на восходе только-только начало слегка светлеть.
Почти без шума казаки незаметно растворились в ночи. Что-то каждого из них ждало сегодня на рассвете. Сердца тревожно стучали в груди, но это было привычным делом. Казаки ведь.
Никита лежал шагах в пятнадцати от стана купцов. Слабо мерцал догорающий костерок. У его потухающих углей сидел человек и слабо тянул какую-то мелодию, покачиваясь из стороны в сторону. Никита оглядел стан. В слабом свете бледнеющего неба можно было смутно. различить лежащих в беспорядке людей на ворохах тряпья и охапок сухой травы. У самой кромку воды вырисовывались силуэты вытащенных на песок лодий. Волны с шумным плеском обдавали борта судов и пена белыми брызгами взлетала в тёмный воздух. Над станом стоял неумолчный говор неутомимых волн.
Никита внимательно изучал стан. Рядом притаился Иван Рябой. В руках зажаты обнаженные клинки кривых сабель. Никита знал, что его люди уже на месте и ждут сигнала. Редкие посвисты суслика из разных концов степи давали знать, что все в сборе и готовы.
Близился рассвет. Сверх ожидания стража не спала. Ближе подползать было опасно. Страж мог услышать и поднять преждевременную тревогу. Никита прикинул силы врага и призадумался. Бусурманов было десятка два и справиться с ними можно только при внезапном нападении. Что-либо менять было уже поздно и Никита, приблизив губы к уху товарища отдал последнее приказание.
- Вань, ты дуй к лодиям, там как раз кто-нибудь захоронился. Не ровен час прозеваем их там. Круши всех подряд.
Иван, согласно кивнул и ящерицей пополз в сторону моря.
Потеряв друга из виду, Никита поднялся и с пронзительным свистом устремился в стан. Со всех сторон заулюлюкали, засвистели и предутренняя тишина огласилась воплями и стонами поверженных. Басурманы вскакивали и хватали в темноте приготовленное с вечера оружие. А казаки уже во всю махали саблями и кинжалами. Воздух разорвало пистолетным выстрелом, крики и лязг металла, топот ног визг обезумевших от ужаса врагов заглушал рёв морского прибоя.
В пять минут сеча затихла. Казаки ещё настороженно озирались по сторонам, ожидая внезапной вспышки сопротивления. Местами слышалась брань и глухие удары сабель, но уже собирались в кучу и тяжело дыша делились впечатлениями короткого боя. В темноте в некоторых местах слышались тихие стоны. Раненых ещё не успели добить или оказать посильную помощь.
Небо порозовело и стало лучше видна поляна, на которой расположился стан купцов. Голос Никиты настойчиво гудел:
- Все ли живы, браты? Оглядитесь хорошенько! Живых тащите сюда. Да наших развяжите. Натерпелись небось.
Голоса становились громче. Подходили казаки, некоторые в крови и своей и чужой. Вдруг голос Гришки Малого визгливо раздался, срываясь от волнения:
- Казаки, глянь, Фёдор наш кажись отходит!
Бросились на голос. Фёдор сидел у костра, согнувшись и прерывисто дыша. Руки судорожно прижаты к животу. Даже в темноте было видно, как бледно стало его, заросшее спутанными волосами лицо.
- Дядь Федь, что с тобой? - склонился над ним Никита.
Тот силился сказать, но дыхание его участилось, глаза расширились и он медленно завалился на бок, крепко прижимая окровавленные руки к животу. Казаки молча столпились вокруг.
- Отошел. - скорбно промолвил Егор, склонившись над товарищем,
- Эх, дядя Федя! - в сердцах воскликнул Никита. - Как же не поберёгся! Вот горе-то! Плохо нам без тебя будет!
Никита стоял на коленях перед другом и спазмы не давали продолжать говорить.
- Такая у нас доля, Никита, - попробовал успокоить его Егор.
- Сгинул, как казак, - добавил Исай, - царство ему небесное. Он снял шапку и все торопливо постаскивали свои.
Тем временем рассвело полностью. С десяток освобождённых от пут пленных тоже толпились вокруг погибшего казака. В сторонке на бугорке уже рыли саблями могилу. На восходе в нее положили обмытое морской водой тело казака и в скорбном молчании забросали рыхлым песком. Сколько таких могил оставили по южным степям лихие казачьи станицы, а сколько непогребённых и не обмытых, но всегда горько оплакиваемых буйных головушек осталось на полях, составляя лакомую добычу орлам да воронам.
Победа всё же была полной и помаленьку казаки занялись обычным делом. Раненные перемотали раны тряпьём, живые тащили с ло-дий припасы, готовили завтрак, благо харчей оказалось вдоволь.
Собрали оружие, одежду, вырядились в новые кафтаны, шальвары из ярких тканей. Гульба шла на всю катушку. Добыли вина и пир начался знатный.
Прискакал Васька Блоха и с негодованием набросился на товарищей.
- Забыли про меня! - вопил он хватая куски покрупнее и запихивая их в рот. - Сами хапаете, а мне с конями!
- Не горюй, Блоха! Всем хватит! - успокаивал Исай, поглаживая пораненную руку.
Солнце поднялось над шумным морем. Трупы оттащили в траву и оставили там. Своих уже захоронили. Избитый купец, с вспухшим носом и разбитой губой уже рассказал, как всё случилось.
Хорошо знакомый перс по торговым делам уговорил отца Ефима вместе плыть в Персию торговать русским товаром. Видать позарился на добро и неопытность молодого купца, ограбил его на этом песчаном берегу куда их прибило сильным восточным ветром и где они намеревались переждать смены ветра. Нескольких товарищей пришлось похоронить, остальным уготована судьба рабов на восточных базарах.
- Сколько годов отец мой знаком с этим Гасаном и никто и помыслить не мог о таком, - недоуменно пояснял Ефим. Это был здоровенный детина лет двадцати двух-трёх. Лицо круглое гладкое со светлой бородкой, ещё не потерявшей юношеской шелковистости. Руки с огромными кистями поросли короткой золотистой шерстью, грудь, заплывшая жирком округло выпирала вперёд и вся его ладно скроенная фигура дышала силой и молодостью. Как негодовало у него внутри при мысли о тяготах рабской жизни, которая ждала его в Персии.
- Жаль подох он сегодня утром!- продолжал он после некоторого молчания. - Потешился бы я над ним. Да тут ещё есть его подручный, уцелел, поганец.
Он подошел с лежащему со связанными руками немолодому персу. Тот злобно наблюдал за ним, вращая черными зрачками и отдувая сухие былки, лезшие перед глазами в лицо. Рядом валялось ещё двое. - А ну вставай, свинячий хвост!- рванув за ворот халата рявкнул Ефим и легко поставил перса на ноги. - поведай-ка нам, как это вы договорились облапошить честных купцов?
Перс молчал и только настороженно и затравленно поводил глазами. Волосы на голове его спутались в натёках загустевшей крови и один глаз полностью заплыл лиловым кровоподтёком. Поскольку тот не собирался говорить, Ефим саданул его ногой в живот. Не успев охнуть, купец, согнувшись пополам повалился на песок.
- Постой, Ефим, - остановил купца Никита, - успеешь душу натешить. Сейчас надобно поспешать с погрузкой. Того и гляди ногаи накроют.
Никита побежал торопить казаков, а Ефим, видя, что перс ещё не оклемался, тоже поспешил проверять свой товар.
Почти всё оставалось на месте, если не считать казачьих шалостей. Видно персы не торопились, дожидаясь утра.
- Никита, куда же коней денем? - спохватился Исай. - Неужто бросим? А, Никита?
- Бросим, бросим, Исай. Куда же с ними? Не горюй, добудем ещё лучших. Эти всё одно заморены до крайности.
- Так хоть сбрую сохранить, а?
- Это можно, но повременим пока.
Исай почти не принимал участия в работах, баюкая пораненную и саднящую руку. Но он тоже бегал и часто мешал своими советами.
- Старшой, что с другой лодией делать будем?- спросил Ефим, с соблазном поглядывая на персидское судно.
- А что с ним делать, поджечь можно, аль ты что лучше присоветуешь, сказывай, если что.
- Так ведь добро пропадает.
- Тогда готовь себе сам. Только мы в Астрахань подадимся.
- А как же я? Товар ведь дорогой.
- Мы ждать не будем, и так всё сроки прошли. Успеешь с персом управиться, считай, что повезло. Вали, поторапливайся.
Ефим растерянно стал собирать своих и все бросились на персидское судно, приводя его в порядок.
Солнце припекало, ветер менял направление на северное и Никита с недовольством поглядывал на небо. Выгребать супротив такого полуночника дело нелёгкое, а скорее просто невозможное. А дожидаться попутного опасно. Ногаи не сегодня-завтра нагрянут и тогда худо придётся. Тревога всё больше сосала в груди, когда с ближних бугров раздался приглушенный расстоянием вопль Васьки Блохи. Он неистово нахлёстывал коня и орал во всё горло. Слов не было возможности разобрать, но все поняли, что ногаи близко.
- Браты!- зычно рявкнул Никита. - Ногаи! Навались на лодии! Живей, казаки!
Никто не стал мешкать. С руганью и суетой навалились на борта, но груженые суда не трогались с места.
- Казаки, брось один струг, навались на другой. С двумя не совладать нам!- это быстро понял Иван Рябой.
- Браты, айда сюда!- поддержал Никита и все побежали, толкаясь и падая в рыхлый песок.
Ефим метался от одного к другому и умолял не оставлять добро. Егор ткнул его в бок своей огромной ручищей и зарычал:
- Чего вопишь и крутиться! Гони всех на одну лодию, не то всё пропадёт! Не мешкай!- и побежал догонять своих.
А Васька уже бежал без лошади. Никто не заметил, как он свалился с упавшего коня. А за спиной, шагах в двухстах уже неслись толпы татар. Сабли сверкали на солнце, кони тучей взрывали песок и визгливые вопли и посвист доносились до выбивающихся из сил казаков. Уже чётко можно было рассмотреть оскаленные рты коней и радостные лица татар.
- Братцы, погибаем, навались!- закричал Гаврила, курбастый казак с голым черепом. Глаза выкатил, рот перекошен судорогой отчаяния.
Близкая, смертельная опасность прибавила сил и отчаянным усилием лодия сдвинулась с места и медленно поползла на глубину. И сразу же всех окатило снопом сверкающих брызг. Волны накатывались на корму и перехлёстывали через борт. Но никто на это не обращал внимания. С хрипом и яростным потугом люди упирались дрожащими от напряжения ногами. Шли уже по грудь в воде. Борта вырывались из рук, подбрасываемые волной. Кто-то ладил вёсла, кто-то готовил пищали и пистолеты.
А татары подлетали к песчаному пляжу. Васька с выпученными от ужаса глазами с разбегу бросился в волны и скрылся в их зеленоватой мути. Лодия крутилась л прыгала на волнах. Казаки и купецкие люди забирались по бортам на палубу и скатывались внутрь.
Ногаи не останавливаясь влетели в море и лошади шарахались от набегавших волн, храпя и роняя с губ белоснежную пену. На мгновение татары скрылись в тучах брызг, но тут же показались вновь. С неуловимой быстротой сдёргивали луки и натягивали тетивы. В воздухе запели стрелы. А из воды послышался прерывающийся голос. Отчаянными, усилиями Васька пытался дотянуться до бортов, но они возвышались слитком высоко и его руки скользили по мокрым доскам.
- Братцы! Подсобите! Пропадаю!
Егор перегнулся через борт и схватил Васькину руку. Рывком выдернул его их воды и тот тяжело свалился на доски палубы.
- Не метушись, родимые!- надрывался Никита, видя, что судно плохо слушается торопливых взмахов вёсел. Они уже отплыли саженей на тридцать. А ногаи продолжали пускать стрелы и яростно горяча лошадей, понуждая их плыть за лодией. Но кони пугались волн, падали, взвивались на дыбы. Многие татары барахтались в воде и неистовый гомон, визг и крики неслись вслед медленно удалявшейся лодии.
Казаки прикрывались мешками с товаром и отвечали редкими и беспорядочными выстрелами из пищалей. Несколько человек ругались пытаясь вытащить застрявшие в тело стрелы. Один гребец вырвал стрелу из шеи и теперь силился зажать рану. Из разорванной артерии хлестала кровь и лицо раненого быстро серело. За шумом и гвалтом слов нельзя было разобрать, да и никто особо и не обращал на него внимания. Так он и отошел в царствие небесное, окропил своей кровью мокрые доски палубы.
Волны хлестали в борта и грозили перевернуть судно. Пришлось развернуться кормой к ветру. Берег медленно отдалялся. Орущая орда татар бесновалась на берегу, разозлённая такой неудачей. Стрелы уже не долетали и падали в воду, торча из неё, как поплавки рыбаков, неистово качаясь в пенных волнах.
Казаки немного успокоились и стали осматриваться. Человек шесть получили ранения и один умер, раненый в шею. С носа раздался хохот и многие увидели, как Егор, сидя на ногах у Васьки осторожно вытаскивал застрявшую в заду у Васьки стрелу. Тот корчился и повизгивал, мотая головой и колотил пятками по Егоровой спине. Рядом стоял на коленях Трофим из купеческих гребцов и держал его за руки, ласково уговаривая потерпеть.
- Эх, Васька, знатно ты получил за все проказы!- гоготали казаки, окружив Ваську плотным кольцом. - Придётся тебе теперь погулять ножками не одну неделю. Набегаешься, голубчик!
- Девки узнают, отбоя не будет!- издевались други. Опасность миновала и всем хотелось поговорить, посмеяться.
Радостные глаза смотрели весело и дружелюбно. Иногда кто-нибудь стрелял в сторону толпы татар на берегу. Слышались шутки, прибаутки и трудно было поверить, что несколько минут назад всех их поджидала лютая смерть или полон на чужбине.
Никита собрал возле себя корабельщиков. Лицо его озабоченно хмурилось. Ветер сильными порывами трепал его светлый чуб.
- При таком ветре не выгрести до Астрахани, - Филимон, опытный кормщик, поскрёб грязными ногтями затылок. - Переждать надобно.
- Где ж тут переждать, - ответил Никита, - теперь нас с берега татары выслеживать начнут, да и времени не осталось, припоздались и так. Выгребать придётся.
- В такую волну и развернуть лодию не просто, - не отступал Филимон и его поддержали другие.
- А чего её разворачивать, и так можно, кормой вперёд, - ответил Никита, оглядывая смущённых корабельщиков.
- Эка высказал. Да нешто так можно? Несподручно будет.
- Всё одно в Астрахань надобно, - не унимался Никита.
К полудню развернулись, успев вконец вымотаться на вёслах, однако мысок, возле которого произошла сеча с персами пройти так и не смогли. К тому же шквалы усиливались и частые волны захлёстывали нос и много сил уходило на вычерпывание воды.
Филимон злился и чертыхался, но дело почти на сдвигалось. Плавание становилось опасным. С явной тревогой в голосе он высказал опасение:
- И вечеру на корм рыбам пойдём. Вишь, как заливает. Все уже выдохлись, а движения нет. Надобно поворачивать.
Уже и казаки жались подальше от бортов, сотрясавшихся от ударов волн. Кости ныли от непосильной работы. Многих укачало и вонь испражнений усугубляла жалкую картину.
Никита тоже отчаялся на успех, и, когда Филимон удачным манёвром сумел развернуть судно и оно веселей запрыгало по волнам в сторону полудня не осмелился перечить. С грустным видом покорности он улёгся у мачты, надеясь унять подступающую тошноту.
Шторм свирепствовал почти три дня. За это время прошли на полдень так далеко, что о возвращении назад нечего было и говорить. Половина людей лежала с зелёными лицами, страдая морской болезнью.
Никита ещё пытался спорить об изменении курса, но пока шторм не кончился об этом глупо было упоминать и Филимон, выбиваясь из последних сил, вёл лодию на юг. Ночью изредка на берегу виднелись огни поселения или города, но пристать боялись и проходили мимо.
Припасы ещё оставались, благо мало кто просил есть, зато с водой было плохо. Запас был малый и пополнить его не представлялся удобный случай. Пристать к берегу в шторм было опасно.
На заре четвёртого дня ветер стал утихать, но ещё рвал пену с гребней волн. Филимон забеспокоился. Справа по борту виднелись горы, а впереди тянулась полоса земли.
- Гиблое место, - произнёс он, обращаясь к Никите, - того и гляди разбойники заприметят.
- Что ж мы не отобьёмся?- спросил Никита с позеленевшим и осунувшимся лицом.
- Как же. С таким воинством отобьёшься. Да ведь разбойники в одиночку не воюют. Налетит свора и останется только богу молиться. Плохое место, в море податься не мешает, да боязно.
- А чего бояться-то?
- Не привычные мы плавать без берегов, да видно, делать нечего. Он не раздумывая навалился на рулевое бревно. Поставили парус. Качка уменьшилась и на судне повеселели. Ветер медленно стихал. Берег так же незаметно терялся в дымке. Когда очертания берега окончательно пропали за горизонтом, Филимон вернул судно на прежний курс. Ветер поворачивал к заходу. После стольких дней выматывающей качки казаки понемногу стали отходить. Слышался в разных местах палубы разговор и даже смех. Всех мучила жажда, но воду берегли.
Ефим немного успокоился. Торговый путь его не нарушался. Но Никита не знал, что и подумать. Задание не выполнялось, и даже получалось так, что выполнить его уже не удастся. Он злился на себя и Ефима, которого считал виновником своего позора. Правда сейчас у него мелькнула мысль, что с утихающей погодой и переменой ветра можно опять требовать возвращения в Астрахань.
Перед заходом Никита опять завёл разговор с Филимоном и Ефимом о возвращении в Астрахань.
- Мил человек, - горячился купец, видя уже близкий конец пути, -с какой же стати мне возвращаться, когда торговля стоит! Сам посуди, я же не могу на глаза батюшки показаться, убьёт. Осень на носу, а зимой не вернёшься, захлебнёмся, - и он глянул на Филимона, ища у него поддержки.
- Старшой, да ты не серчай, - отозвался Филимон примирительно, устало поводя плечами. Он искал себе места поспокойнее, глаза слипались и мозг затуманивался дремотой, - воевода наш Фёдор Васильевич не охоч на подачки. Прижимистый, да и слыхать не особо то у царя-батюшки ваш Азов в почёте. Видать бояре не желают с султаном турским ссориться. Воевода тож поостережётся помощь оказать.
- Вез поминок к тому же и вовсе худо, - подлил масла в огонь Ефим. - Порастеряли небось в дороге.
- Поминок, это ты верно сказал, не везём. Так и путь-дорога не из близких. Не на праздник ехали.
- А боярам то не надобно знать, им только подноси, а где возьмёшь их не трогает. Верно говорю, Филимон?
Но Филимон уже ничего не слышал. Голова свалилась на грудь и он сладко посапывал, привалившись к мачте. А Ефим наседал:
- Вот расторгуемся и через месяц, даст бог, возвернёмся. Не в накладе будешь. Выручку пополам, вызволили ведь нас, а за мной добро не пропадёт. Батюшке отговорим о ногаях, авось пронесёт, а нет, так стерпим. Лишь бы удача подфартила.
- Ты меня поминками не совращай, я казак и слово своё держать должен крепко, - но в голосе не чувствовалось прежней настойчивости. Он сам помнил, как Наум Васильев, ведающий в войске разными грамотами и посольствами, сильно сомневался в удаче с воеводой Волынским. Да и Матвей без особого рвения взялся за это поручение, но дело надо было попытать. До Москвы и дальше и хлопотнее и станицу собирать надобно посолиднее. Да к тому же ногаи отошли к турку и стерегли пути к Азову. Стало быть не так уж неправ купец, уговаривая на время отказаться от Астрахани. Да и его понять можно, терять целую лодию товара ему несподручно, Никита потрогал кожаный мешочек за пазухой, где хранился пергамент с посланием войска.
А тут Ефим шепчет, наклонившись к кудлатой голове Никиты:
- Не дрейфь, в Персии можно выдать себя за посольство к шаху. Слышал, что шах давно зарится на союз с вами. Турский султан ему
в печенках сидит. А тут вы подвернулись. Кумекай. Ещё в почёте ходить будешь.
- Или башку с плеч, - холодно отозвался Никита.
- Остерегутся персы казаков обижать, нужны вы ему очень. Говорят, никак отбиться от султана не могут. Сколько времени Багдад в осаде сидит и султан Амурат не отступится от своего. Персидский шах то послабже будет. Абассовы времена прошли и турки осмелели.
- Ишь ты, как атаман бывалый оказываешь, откуда?
- Купец всё должен знать. Батя учит, а он у меня столько поездил. Мой дед здесь сразу после разгрома Астраханского хана и осел. Не раз с отцом в Персию торговать ходили. Два раза разбойники всё добро отымали. Слава богу хоть жизнь оставили, но разорение полное причиняли. '
- Но всё ж опять вылезли?
- Вылезли. Батя у меня своего не упустит.
- Чего сам-то не пустился торговать?
- Хворый он и старый. Годов за шестьдесят будет. Не долго осталось ему по белу свету ходить. Лекари сказали, чтоб готовился я.
- Что ж отпустил тебя одного, не побоялся?
- Сказывал, что пора начинать. Он ой как крут с нами, спуску не даёт. Поослаб маленько, но ещё при силе. Боязно супротив идти.
- Кто ж ещё у тебя есть?
- Да кто ж. Матушка да две сестры. Я самый младший. Вся надежда на меня. Сестры тоже за купцами живут. А мне дело продолжать.
- Ну дай Бог, - Никита глянул в темнеющее небо, перекрестился и стал подыскивать себе место на ночь. Лодия поскрипывала снастями, вода шипела, разбиваемая носом и изредка бухало в днище крупной родной. Море было пустынно.
К ночи следующего дня резко свернули к берегу. Воды не было и решили пристать в устье Куры. Места некоторым были хорошо знакомы, а терпеть больше не можно.
Под конец ночи осторожно подобрались к небольшому протоку Куры. Тёмный берег молчал. Слышно было неумолчный шум накатывающихся на берег волн. Переговаривались шепотом. Тихо спрыгнули в прохладные воды и по мелководью побрели в проток. Трое казаков с пищалями наизготовку охраняли водоносов. Пять человек несли на плечах двухведёрные бочонки. Не меньше часа потратили на пополнение запаса воды. И солнце уже расцветило яркими красками море на востоке, когда купцы с казаками смогли продолжать путь.
Лодия медленно тащилась вблизи берега. Утренний бриз вяло надувал парус, искрящийся капельками росы. Шли осторожно, опасаясь мелел или камней. Держали чуть мористее, но к полудню берег был ещё хорошо виден. В это время небольшого роста казак с татарским разрезом глаз, показывая на берег спросил:
- Что это за паруса, а, дядь Филимон?
Корабельщики стали тревожно всматриваться в далёкие ещё паруса, видно недавно отошедшие от берега.
- Не по нашу ли это душу, братцы?- сам себя спрашивал Филимон. Помощник кормщика Терентий сделал более определённое предположение. Сказал:
- Не иначе, как разбойники. Штук пять, не меньше. Надобно бы за вёсла браться пока не поздно.
- И то верно, Терентий, крикни, - отозвался Филимон.
Лодию развернули в море и ударили вёслами. Вода веселее зашипела под форштевнем. Парус подправили, пытаясь уловить побольше в него ветра.
Прошло полчаса, а паруса не отставали. Даже некоторые уверяли, что их нагоняют. Уже чётко виднелись пять небольших судна с косыми парусами местных разбойников. Сомнений не было: придётся принимать бой.
Казаки деловито заряжали пищали и пистоли, раскладывали вдоль бортов багры и копья, сабли и кинжалы. Приготовили топоры обрубать абордажные крючья. Корабельщики надрывались на вёслах. На борту находилось около двадцати мужиков и трудно было расчитывать, что им удастся отбиться.
- Эх, была бы хоть какая ни на есть пушчонка!- воскликнул Егор.
- Может тебе и крепостцу подать?- отшучивался Иван Рябой.
- Шутки шуткуете, а дело нас ждёт нешуточное, - остановил их Никита. Он внимательно наблюдал приближающуюся флотилию. Не у кого не было сомнения, что она нацелена на купеческий корабль. В каждом судёнышке сидело не менее двадцати головорезов, жаждущих наживы и рабов.
Длинные, невысокие сандалы надвигались неуклонно. Гребцы выбивались из сил и их сменили казаки. Однако ход у разбойников был получше и расстояние сокращалось. Полуголые смуглые разбойники кричали, размахивая саблями и требовали немедленно остановиться. Показалось несколько белых облачков и по морю разнеслись слабые звуки выстрелов. Один сандал сильно вырвался вперёд и заходил спереди. Турки, а это несомненно были они, спешили отрезать купцов от моря и окружить.
- Братва!- крикнул Никита. - А ну готовься дать залп! Целься лучше, время подошло.
Казаки сменились на вёслах и взяли в руки пищали. Расчитывать на удачную стрельбу трудно, но приходилось спешить. Грянул залп, лёгкие облачка белого дыма быстро унесло ветром, а на борту сандала раздались проклятия и крики. Видать кого-то задело.
- Ага, паскуды! Получили по зубам!- радостно заорал Васька Блоха, полулёжа на боку. Одна половина зада у него ещё была опухшей и причиняла нестерпимую боль. Казаки подсмеивались над его раной и он ждал случая доказать свою выдержку и силу.
Когда расстояние ещё немного сократилось, казаки опять дали залп. На этот раз более успешно. Несколько человек повалилось за борт и их стали вылавливать. В ответ звучали выстрелы разбойников, но видно слабые ружья не доставали казаков.
- Каши мало поели! - орали в ответ казаки не задумываясь над тем, что их не могут понять.
Кто-то трусил конец размочаленной верёвки и подманивал, как это делают с поросятами. А на сандале опять налегли на вёсла. Казаки тем временем перезарядили пищали. Турки палили беспорядочно и азартно. Несколько пуль долетело до лодии и Гаврила Городилов выковыривал себе её из руки. Сидела она не глубоко, но беспокойство доставляла. Очередной залп скосил с полдюжины разбойников и сандал замешкался. Но подходили другие и положение осложнялось.
Казаки укрылись за бортами и вели прицельный огонь. Противник же насмехался над ними и стоя во весь рост палили и кричали, подбадривая себя и разжигая.
В суматохе два сандала столкнулись и запутались, мешая другим подойти ближе. Зато прежний упорно шел на сближение.
- Браты, жарь по первому, пока не отстанет!- приказал Никита.
Дважды гремели залпы и самый быстрый из сандалов отвернул нос и стал медленно уходить из-под пуль казаков. Но пока отбивались лодию обошел второй сандал и стал сближаться. Казаки перекинулись на другой борт и пальба усилилась. В ход пошли пистолеты. Щепки разлетались во все стороны от вонзавшихся в борта пуль. Но урон пока был небольшой. Казаки укрывались метками и осыпали разбойников градом пуль. Уже между кораблями было меньше пятидесяти шагов, когда на сандале не выдержали и стали отгребать назад. Вопли неслись с него непрестанно. А у казаков и гребцов многие были ранены и двое уже отошли в мир иной.
Казаки стали угрюмыми, шутки редко раздавались в ответ на вопли турок. Два запутавшихся сандала сильно отстали, но последний упорно надвигался, в клубах ружейного дыма.
- А ну, Ефим, кончай плескать вёслами!- крикнул Никита. - Берись за оружие, а то нам самим не совладать!
Он заметил, что остальные сандалы не могут принять участие в бою, сильно отстали и потеряли много людей. Оставался последний, который расчитывал на большие потери у купцов и лёгкую добычу.
Лодия развернулась бортом и все, кто мог стрелять, припали к ложам пищалей. Залп оказался хорошим и сандал вильнул, заходя с носа. Однако это дало казакам и корабельщикам перезарядить пищали. И когда сандал ринулся на них, ответили новым залпом. На этот раз деда были хуже. Турки стали тоже прятаться и стреляли из под бортов. Вскоре полетели крюки и борта крепко сцепились. Казаки похватали сабли и началась сеча. Пистолетные выстрелы не могли заглушить визга и воплей сражающихся. Кровь брызнула на палубу. Раненые спешно заталкивали заряды в стволы и стреляли из-за спин товарищей. Но казаки были сильней в рукопашной. Да и урон разбойники получили немалый. Скоро пыл атаки у них спал и казаки полезли на неприятельский сандал. В мгновение ока сопротивление было подавленно и через минуту всё было кончено. Сандал был завален трупами турок и раненые вопили о пощаде. Их безжалостно выбрасывали за борт. Скоро оба судна были очищены от турок. Русские люди могли перевести дух.
Мало кто остался без повреждений. Наскоро перевязывали раны тряпками, а кто этого не мог сделать сам, помогали товарищи.
Вдали маячили отставшие сандалы. Решимости продолжать бой у них не замечалось. Этим воспользовались и лодия потащилась прочь от страшного места.
Пять товарищей пришлось обмыть и приготовить к погребению, задать возвращения на берег было некогда. Привязав турецкие ружья к ногам павших товарищей их тихо спустили в волны. Все обнажили головы.
- Эх вы горемыки, царствие вам небесное, - проговорил Терентий, осеняя себя крестным знамением. Перекрестились, повздыхали и занялись своими делами. Дело привычное, а дела делать надо самим. Их не отложишь. Почти все были порубаны, поколоты, и только два казака да Филимон вышли сухими из воды.
Васька Блоха, матерно ругаясь, затягивал живот, порезанный турецким ножом, Никита залепливал рану на плече, Иван Рябой держался за голову и, раскачивая её из стороны, в сторону, тихо причитал. Остальные тоже возились со своими болячками и пересказывали друг другу свои впечатления о нападении разбойников.
Многие жаловались на отсутствие добычи, оружия немного только и собрали, но у каждого и своего было достаточно.
- Где ж ты видывал разбойника, идущего на дело с добычей?- осведомился Терентий.
- и то верно, - согласился Гришка Малый, покачивая перетянутую жгутом руку.
- Ничего, - зло бросил Васька Блоха, - наша ещё возьмёт своё.
- Твоя обязательно возьмёт, - вставил Исай. - Знать зад перестал щемить, так побереги пузо, а то расползётся и кишки вон. Не серчай, Васька, попомни мои слова.
- Да ладно тебе!- огрызнулся Васька и примолк.
У люка в трюм притаились два брата Василий и Петька Телковы. Василий старше на два года, но выглядел пожилым, а Петька казался совсем пацаном с белобрысым вихром на вечно растрёпанной голове. Им не было и тридцати и они никогда не расставались после того, как их родители попали к татарам и пропали а рабстве. Старший Василий постоянно оберегал Петьку. И сейчас он старательно вытирал щёку брата, располосованную ударом ножа. Кровь запеклась и рана расползлась своими краями. Сам Василий был весь в крови и тряпках.
Лёгкий ветерок вяло трепал парус. Лодия тихо телестела в ленивых волнах. Зной близких пустынь чувствовался, несмотря на эти водны и лёгкий ветерок.
Путники страдали. Раны у многих загноились, воды опять не хватало. Судно напоминало лазарет, только без лекарей. Ефим толкался от одних к другим с беспокойством взирая на тусклые лица товарищей. Мало того, что часть товара попортилась в схватке с турками, оставшиеся были под угрозой. С такой командой нечего было и думать о торговле. Как бы самим не попасть на базары, но уже рабами. Второй раз оказаться в шкуре пленника и потерять добро, об этом мысль работала у него постоянно. У самого нога распухла и при каждом шаге отдавалась острой болью. Разбойничий ятаган распорол ему мышцу бедра на целую пядь в длину. Всё злило и раздражало. Тоска и неуверенность в себе, страх перед незнакомой страной овладевали им всё сильней. Постоянно оговаривая с Никитой дальнейший действия, они никак не могли придумать чего-нибудь дельного. -Как не крути, а надобно искать тихое место и отдохнуть. - заметил уже в который раз Никита. - С таким народом много не сделаешь.
- Время не ждёт, - отговаривался Ефим, - осень надвигается.
- Ничего не поделаешь, люди мучаются, скоро харчи кончатся.
- Эх! Не лежала у меня душа с самого начала к этой Персии. Да батя уговорил, на друга положился, а оно вишь, как повернулось.
- Об этом нечего тужить. Назад не повернёшь. Мозговать надобно об будущем. Сколько нас ходячих да оружных осталось. Теперь с нами каждый совладает. Нет, не говори. Надо место искать. Филимон как-то говаривал об этих местах, не раз бывал тут. Поговорим ещё.
Кликнули Филимона, который выглядел бессовестным здоровяком в окружении прочих немощных.
- Да что ж, найти место можно, но где уверенность, что не наткнётся какой ни на есть бродяга на табор, а там и до беды недалече.
- Да не каркай ты, борода!- озлился Никита. - Схоронимся на недельку и то дело.
- Ну конечно, вам видней. Стало быть поищем. Сыщется укромное и тихое место, а дальше сами мозгуйте.
- Вместе помозгуем, Филимон, - успокоил Никита. - Небось сам-то в полон не охоч, а?
- Да кто ж такое захочет? Знамо дело.
- Ну так и давай, не мешкай, людям помочь надобно, уходокались.
- Сам вижу, что дальше некуда, постараемся.
Он долго тихо переговаривался с помощником Терентием. Тот тоже был воробей стрелянный и места тутошные были ему знакомы.
Часа за два до заката подошли к пустынному берегу. Это была уже Персия. Долго шли вдоль голых берегов пока не заметили вдали заросли кустарника и камыша.
- Туточки пока и заночуем, - распорядился Филимон, - а завтра поосмотримся и решим, что дальше делать. Спускай парус, кидай вёсла на воду! И помаленьку, не торопись!
Парус уложили и четверо гребцов заработали тяжёлыми вёслами. Зорко всматривались в надвигающиеся заросли. Опасались разбойников, которые возможно уже давно следят за лодией. Но всё было спокойно. Птицы не взлетали с тревожным криком, камыш ровно шелестел, волнуясь в предвечернем ветерке. Лодию ввели в густую стену шелестящих стеблей. Вокруг виднелась заросшая гладь невидимой пока речки. Затопленные мелководьем и покрытые осокорем и камышом, это место вполне могло укрыть не одну лодку.
Вскоре днище мягко заскользило по податливому илу и лодия стала. Тихо убрали вёсла. По приказу Никиты трое, наиболее здоровые спрыгнули в неглубокую воду и скрылись из виду. Остальные стали нетерпеливо ждать. Монотонный шум и тихий плеск близкого моря, редкие крики потревоженных птиц и безоблачное небо создавали впечатление покоя и умиротворения. Но все знали, как обманчива бывает такая тишина. Вслушивались в камыши, но звуки разведчиков давно пропали, растворились в обычных звуках заболоченной дельты пересыхающей речушки.
Прошло не менее часа, прежде чем появились разведчики. Замазанные грязью и гниющими водорослями, уставшие и злые, они забрались на борт и в изнеможении повалились на доски палубы.
- Ну что там? - нетерпеливо спросил Никита.
- Да ничего, - ответил за всех Абудар. И хоть он был среднего роста и не ахти какого телосложения, но отличался выносливостью
и неприхотливостью. Его чуть раскосые татарские глаза, всегда весело поглядывали на окружающий мир. Он был жизнерадостен, хоть и без буйства. Ловкость его часто удивляла товарищей. В схватках он вертелся, как уж и трудно было уследить за его молниеносными выпадами и ударами сабли. Надёжным был рубакой. Видно мать его, крымская татарка, наделила его этой кошачьей изворотливостью, а дюжий казак неторопливостью и силой. В обычное время трудно в нём заметить скрытый огонь, который проявлялся в полную мощь в самые ответственные моменты жизни.
- Всё спокойно?- допытывался Ефим, видя, что к разговору казаки не склонны.
- Облазили столько, что ноги уже не держали. Вроде давно человек здесь не появлялся. Кабаны, видно наведывались за корешками, а так всё тихо. Отдыхай, братва!- закончил Абудар, принимаясь стаскивать с себя грязные портки и рубаху. И добавил, блеснув рядом зубов: -Мыться, хлопцы, а то заросли корой. Вода тихая и тёплая, поторопись!
Уже достаточно стемнело и мало кто решился сполоснуться. К тому же раны не давали многим уверенно двигаться. Зато напились до отвала после небогатой снеди, которая ещё оставалась на борту.
Всё же на ночь выставили караул и до утра производили смены.
Филимон, по обыкновению усиленно скребя затылок, угрюмо предложил после скудного завтрака:
- Дичины бы разжиться, а?
- Да кто ж против!- отозвался Иван Рябой. - Да вот боязно-то
из пищалей палить, не дай бог привлечём кого. Поостеречься не мешает, а то в миг накроют.
- Порох не жечь, - распорядился Никита. - Надо рыбки наловить,
а дичины может и так удастся добыть. Чай охотники среди нас имеются? Так что мозгуйте сами, а чтоб тихо. И птиц без надобности пугать непотребно.
Вскоре отрядили трёх рыбаков и те потащились в сторону моря с нехитрым, наспех сработанным орудием лова. Сплели силки и петли и тоже пошли за добычей. Оставшиеся, самые тяжелые, тревожно стали ждать выздоровления.
Сверх ожидания стоянка затянулась. Раны затягивались медленно Добывать припасы становилось всё трудней. Хлеб кончился, крупы почти не оставалось, а полтора десятка ртов надо накормить. Никита с Ефимом злились и частенько перебрасывались недоброжелательными выражениями, а порой и открыто переругивались. Да и среди прочих людишек происходили стычки. Особенно свирепствовали плохо выздоравливающие. Но делать было нечего. Оставалось не более пяти человек, которым необходимо несколько дней отлежаться. Приходилось терпеть и ждать. За это время здоровые излазали все заросли. По берегу моря они тянулись не более, как на полверсты, а в ширину не более версты, постепенно втягиваясь и сужаясь по берегам речки.
Абудар отваживался подниматься вёрст на пять. Там виднелись убогие мазанки местных жителей. Небольшие отары овец ползали по холмам. Как хотелось пойти в набег, но Никита и, особенно Ефим, под строжайшим запретом приказали не обнаруживать себя.
И всё же за два дня до намеченного срока отплытия, Абудар с Иваном Рябым и Васькой Блохой, который уже свободно мог ходить, тайком ушли ночью в холмы. К вечеру они вернулись, с собой прихватив с десяток баранов. Лица усталые, но довольные, глаза воровато бегали в ожидании нахлобучки. Так и случилось.
- Кто дозволение давал?- набросился Никита.
- Дак жратвы ж пригнали, - оправдывался Васька. - Небось животы и у вас подвело?
- Я те дам животы!- Никита не на шутку обозлился. - Вот нагрянут нехристи, а чем отбиваться будешь?
- Как лучше хотели, для всех старались, - оправдывался Иван.
- Для всех лучше тишина, - мудро заметил Ефим.
- Дак никого и не тронули, - огрызнулся Васька. - Только припугнули маленько пастухов. Да и не всё ж забрали, совсем малость.
Не смотря на явное нарушение и неповиновение, всё ж с радостью забили двух овечек и пир устроили знатный. Васька раздобыл даже две плоских лепёшки местного хлеба. И хоть пресное оказалось тесто, но с голодухи и оно в момент было уничтожено.
- Что ж мало хлебушка прихватили?- с сожалением спросил Филимон, с умилением дожевывая последние крохи.
- Дык больше не было, а то б не утерпели, - довольно улыбаясь ответил Васька.
- Ироды вы!- недовольно отозвался Никита. - Хоть и нехристи, да тоже люди и есть им тоже надобно. Не бояре небось?
- Это так, не бояре, но и нам же подкормиться в дорогу не мешает, гляди, как скулы-то заострились. Голод не тётка, - ответил Иван.
- Ладно уж, - примирился Никита. - Только теперь гляди в оба, не ровен час нагрянут. К речке караул будем ставить. Абудар, ты видать голова всему, тебе и начинать. Сам выбери место и не кунять носом. Понял?
Абудар с неохотой кивнул головой и с завистью поглядел на насытившихся и ложащихся спать товарищей. А Ефим заметил:
- Надобно и на лодии кого поставить на ночь. Мало ли что.
- Давай ставь, - согласился Никита. - Да ещё надобно к отплытию помаленьку приготовиться. Хоть и рановато, однако ж поостережёмся. Время приспело об этом подумать.
- Думаешь нападут?- с тревогой спросил Ефим.
- Нападут, не нападут, а готовым быть надо. Нашумели.
Пока отправляли Абудара, вооружив его до зубов и напутствуя сурово, два-три мужика нехотя прибирали на палубе, проверяли вёсла, парус. Баранов, мокрых и испуганных, загнали на нос и там привязали, спутанных верёвками. Приятный запах хлева распространился по судну. Огня не зажигали.
Солнце уже озолотило редкие облачка на горизонте и туман прозрачной кисеёй окутал заросли, когда вдали тишину рассвета прорезал звук далёкого выстрела. Всех словно подбросило. На палубе засуетились, забегали, сердито покрикивая друг на друга. Выстрел ясно говорил о его причине. Никита злобно ругался, кормщик с помощником торопились с подготовкой лодки. Трое уже упёрлись шестами в илистое дно, силясь сдвинуть лодку. Кто-то готовил к бою пищали и сабли. Орали уже не скрываясь.
- Куда прёшь!- орал Иван. - Татара ждать надобно, пропадёт раскосый! Браты, подождите!
Кто-то огрызнулся, напоминая о непоправимой вине Абудара, но
Никита гаркнул на труса и тот спрятался у кучи с овцами. Сказал:
- Сажени на три-четыре отойдём на воду. Доберётся. Так сподручней вёслами и шестами работать.
Вытолкнули лодию общими усилиями к воде поглубже и стали ждать. Вдали слышался шум тростника и отдалённые крики. Опять выстрел, но много ближе. Узнали Абударову пищаль. Встревожились.
- Не приведи господь поймают!- сокрушенно заметил помощник кормщика. - Кожу с живого сдерут, - и он неистово перекрестился.
Многие тоже торопливо осеняли себя крестами и шептали молитвы.
Крики быстро приближались. Можно было различить колебание камыша, раздвигаемого торопливыми руками. И вот заплескалась вода. Через пару минут появилась фигура Абудара, отчаянно работающая руками. С лодии закричали, подбадривая товарища. Шестовики и гребцы приготовились к работе. С борта бросили кусок верёвки. Абудар ухватился за неё и разом мужики навалились на шесты. Лодия медленно качнулась и поползла к чистой воде. Абудар тащился вслед, подтягиваемый друзьями.
Крики преследователей отчётливо слышались в камышах. Вот первые рожи показались из зарослей с саблями в руках. По пояс в воде они медленно продвигались к лодии, но она уже набирала скорость и легко уходила к морю. Персы остановились, видя тщетность своих усилий. Размахивали оружием, но ружей у них не было и вреда казакам причинить не могли. Никита тоже не разрешил стрелять. Скоро лодия закачалась на морской волне и плавно заскользила в сторону поднимающегося солнца. Крики быстро стихали.
Абудара безжалостно обливали забортной прохладной водой, смывая грязь и стебли осокоря. Он с трудом приходил в себя от бешеного бегства по зарослям к воде. Вокруг хохотали и ржали весёлые глотки казаков и мужиков. Смерть отошла далеко и гоготанием разряжали напряжение пережитых минут.
- Слышь, Филимон?- обратился Терентий к кормщику.
- Чего тебе?
- Да небо дюже тревожное, глянь-ка.
- А что с небом-то?- Филимон оглядел горизонт и беспокойно засопел. Лодия ходко шла на восход, берег едва вырисовывался в полуденной стороне. Солнце закатывалось в тёмные клубящиеся тучи.
- Ну как?- спросил Терентий, повернув бороду к закату.
- Что-то будет. Никак буря надвигается. До берега не поспеть.
- Дык загибнем все, - отозвался Терентий.
- Такая наша доля. Ничего, авось выдюжим. Филимон подозвал Никиту. Сказал, указывая на закат:
- Буря угоняет, готовься, атаман. С палубы всё убрать, закрепить, верёвками. Ночь будет страшная.
- А если к берегу?- с надеждой спросил Никита.
- Не поспеть. Поздно заприметили. Того и гляди сейчас налетит. Филимон с гордостью заметил, как Терентий деловито с мужиками
стягивал парус, готовясь встретить тугой ветер. Не торопясь крепил бочки, связки канатов и прочую корабельную снасть.
Ветер налетел неожиданно и мощно. Лодка накренилась, выровнялась и понеслась по начавшемуся волноваться морю. Ветер срывал гребни волн к пыль сразу же покрыла палубу и людей. Многих казаков стало мутить, лица позеленели. Руки судорожно хватали всё, за что можно было ухватиться. Страх и отчаяние исказили лица.
А море уже ревело во всю. Лодию бросало с волны на волну и Филимон с Терентием с трудом удерживали её по ветру. Рулевой брус рвался из рук, пришлось звать на помощь третьего. Солнце зашло и мрак поглотил судёнышко.
Опасаясь берега, Филимон старался идти мористее. Но как было на самом деле, он знать не мог. Ветер крутил и свистел в вантах, волны захлёстывали палубу, овцы с перепугу жалобно блеяли, но никто не обращал на них внимания.
Все лежали на палубе, прижавшись к мокрым доскам, отплёвываясь и шепча молитвы. Осенить себя крестом было боязно, руки заняты в судорожной хватке. Тоска сжимала сердце. Много раз каждый прощался с жизнью, но бог пока был милостив. Видно молитвы доходили до небес и лодия упорно сопротивлялась напору волн и ветра. Борта скрипели, снасти жалобно стонали, но держались.
Дрожащие от холода, казаки проклинали море, однако к берегу им тоже не добраться. Нутро у некоторых выворачивало наружу, но волны быстро смывали испражнения. Иногда слышались жуткие ругательства, но грохот бури заглушал их.
Серое дождливое утро слабо осветило картину бушующего моря. Мачта, сломанная порывом ветра, волочилась за бортом, удерживаемая вантами. Никто не осмеливался обрубить их. Лодию всё время разворачивало бортом к волне и Филимон надрывался в крике, приказывая освободить судно от лишнего и опасного груза. Никто не обращал на него внимания, да многие и не слышали крика кормщика. Он же бросить рулевой брус не смел. Руки окоченели и весь он вместе с помощниками, простояв всю ночь, не чувствовали тела. Наконец Иван понял, что надо делать и осторожно пополз к борту, цепляясь за скользкие доски борта. Плохо слушающимися пальцами он долго пилил ножом толстые ванты, пока мачта не исчезла в волнах. Лодия сразу выровнялась и Филимон одобрительно кивнул отважному казаку. А тот с ссадинами на теле от ударов о борта, тут же привалился к скрипящему борту и сжался в комок.
К полудню стало стихать. Филимон заменил рулевых. Всё тело ныло и стонало. А волнение медленно спадало. Ветер уже не так свирепо рвал гребни волн ж лодия не так отчаянно качалась на крутой волне. Незадолго до заката тучи заторопились очистить небо, выглянуло ненадолго солнце. Ветер стих и дул вяло и ровно. Берега нигде не было видно. Видно скоротечная буря угнала лодию в неизвестном направлении. Казаки и мужики приводили в порядок палубу. Откачивали воду из трюма, сушились и матерились последними словами.
- Заплыли невесть куда, - заметил чуть отдохнувший Филимон, -до утра побудем так. А утром осмотримся.
- Филимон, как же теперь?- забеспокоился Ефим.
- Говорю ж, осмотримся, хозяин. Не тревожься. Ночь на дворе, не видать берега, подождём. Отдыхай знай. Не забудь помолиться во здравие. Смилостивился господь наш. Не дал души загубить наши.
Море ещё качало. Небо очистилось от туч и звёзды высыпали на чёрном небе. Филимон долго изучал звёздное небо. Заметил:
- К полночи отнесло видать, а вот далече, не разберу. Однако к полдню завтра свернём. Море закрытое и берег недалече. Найдём.
Истомлённые люди валялись на сырых досках и спали. Человека три пытались бороться с усталостью и сном, но и они скоро пали на те же доски и заснули.
Перед рассветом Филимон проснулся. Море дышало тихо и мирно. Он вглядывался в сторону предполагаемого берега, но ничего не смог различить. Ночь была ещё тёмная. Туман холодил воздух. Он встал размять окоченевшие члены. Дрожь медленно проходила. Обошел всё судно, проверяя последствия прошедшей ночи. Всё было в порядке. Только голодные овцы жалобно блеяли, завидя человека.
Утром забили двух овец, плотно позавтракали.
- А теперь, браты, - сказал Филимон, - все, кто может - за вёсла и налегай покрепче. Подмоги нам не будет. Мачту с парусом унесло и вся надёжа на вёсла.
Люди расселись по скамьям и вяло взмахнули вёслами. Всем они не достались, некоторые унесло в бурю. Терентий стал к рулевому брусу и лодия, развернувшись на полдень, медленно поплыла к берегу.
Часа за два до полудня показался берег. Его никто не узнал. Видно никому не приходилось здесь бывать. Подгребли ближе. Чуть позади проглядывались далёкие строения не то городка, не то селища. Стали выгребать не спеша. Притомились изрядно и надрываться без надобности ни кому не хотелось. Затем и вовсе остановились.
- Надобно посоветоваться, а, - предложил Никита, - видать не туда заплыли. Не припомнишь Филимон, а?
- Нет, ни разу к этим берегам не приставал. Видно к восходу сильно отнесло. А городок-то небольшой.
- Так что делать станем?- вопрошал Никита, глядя на купца.
- Бог его знает, - ответил тот неопределённо.
- Как не крути, а приставать надобно, - ответил Филимон, - мачту с парусом сробить надо, да и харчами разжиться не мешает. Без них долго не протянешь. Баранов скоро прикончим.
- А если ограбят, нехристи? Что тогда?
- Где наша не пропадала! Значит не судьба. Решайся, хозяин.
- Да ведь боязно. Впервой ведь. А что если не так что?
- Не боись, хозяин, купец должен быть рисковым. Какой же торг без риску? Причаливай.
Ефим с сомнением всматривался в очертания городка и, наморщив высокий лоб, раздумывал. Сомнения терзали его молодой и не опытный ещё мозг. Затем, как бы решившись на отчаянный шаг, боднул головой в сторону городка и изрёк:
- Бес с тобой, Филимон! Причалим, а там что бог пошлёт.
- Ну вот и ладно. Скоро и узнаем, что нам господь приготовил. Всё одно решаться надобно, пошли, братва.
Ударили веслами, брызнули брызги, вспенивая зеленоватые воды Хвалынского моря.
А казаки готовились предстать перед персами, как мирные купцы. Прятали пищали, сабли, но так, что в любую минуту легко можно было бы ими воспользоваться. Чистили кафтаны, сапоги, чесали кудри, умывались.
Вот и пристань. Несколько небольших судёнышек и лодок колыхались у шатких дырявых досок, привязанные к вбитым в неглубокое дно брёвнам. Редкая толпа ребятишек и взрослых персов стояла в ожидании незнакомых гостей. Видно, такое случалось здесь редко. Все с любопытством глядели на пришельцев и тихо меж собой переговаривались, бесцеремонно разглядывая русских.
Ефим важно и с достоинством сошел на берег вместе с Филимоном, который знал сотню другую персидских слов и должен был быть толмачом. С ними сошли несколько казаков. Навстречу выступил тощий с крашеной хной бородой человек в потёртом, но дорогом халате. Он прижал правую руку к сердцу и легко склонился в поклоне. Ефим тоже поклонился, опустив руку к земле. Тощий заговорил и Филимон с напряженным вниманием стал вслушиваться в его речь. Он даже склонил голову набок. Потом перевёл:
- Никак это сам пристав ихний. Вроде бы удивляется нашему прибытию. Дальше что-то непонятное говорил.
- Спроси его, может он дозволит нам поторговать своим товаром. Филимон медленно с перерывами между словами заговорил и тощий
тут же ответил, разводя руками. Филимон выслушал и опять Ефиму:
- Вроде разрешает, но чего-то требует, не пойму.
Они долго ещё переговаривались пока к ним не протиснулся сквозь собравшуюся толпу маленький плотный перс в ярком шелковом халате. Тощий схватил его за рукав халата и притянул к себе. Горячо что-то объяснял, показывая на плотного. Филимон переводил:
- Купец ихний, самый богатый и уважаемый. Кажись с ним предлагает сделку творить. Но опять чего-то требует. Кажись поминок.
- Скажи, что поминки будут, только чтоб без помех с его стороны, понял? Да вразуми его, что нам харч надобен. Да лодия требует починки, ясно?
- Затруднительно всё это ему высказать, не толмач я. Целый час толковали они между собой пока Филимон, взмокший от напряжения и уставший доложил:
- Кажись договорился, можно завтра начать торги. На базаре место выделят и на постоялый двор определят. А можно и все сразу этому купцу запродать. Однако не очень мне нравиться он. А приставу стало быть поминки собрать надобно. Просит показать товар на лодии прямо сейчас. Нетерпеж бьёт его.
- Ну что ж, - ответил Ефим, - пусть приходит. Покажем ему наш товар и поминки определим.
Пристав с купцом и ещё два перса заторопились на лодию. По шатким доскам, семеня ногами, перебрались на палубу. Расстелили им ковёр. Уселись с важным видом знатных вельмож. Подали варёной баранины, оставшейся от утра, вино, из заветного гостевого бочонка. Слуги принесли на лодию лепёшки, сыр, виноград, фрукты, шербет и стали пировать. А мужики вытаскивали товар и образцы раскладывали перед гостями. Глаза у персов заблестели когда перед ними заискрились меха русских лесов. Соболя и горностаи очаровали пристава. Ему бросили несколько шкурок и он в восторге погрузил в них пальцы. Купец одобрительно щёлкал языком и качал головой. А мужики подливали вино в медные ковшики. Отнекиваясь вначале, персы входили во вкус и скоро языки их заплетались, лица раскраснелись и глаза светились весёлым огнём. Слышался смех, дружеские похлопывания по плечам, воздетые к небесам взоры.
Филимон не успевал переводить, совсем запутался и каждый говорил, что взбредёт на ум. Всё одно никто ничего не понимал. К вечеру гости ослабели и их поволокли слуги домой. Па лодии затихли хмельные голоса. А зеваки торчали на пристани до самой темноты и только когда совсем стемнело все разошлись по домам. Городок затих и на лодии тоже приготовились ко сну.
- А все ж тревожно на душе, - проговорил Филимон, пытаясь растормошить захмелевшего Ефима. Тот отмахивался и засыпал прямо на месте пиршества.
- Отстань, Филя!- мычал Ефим. - Завтра торги, не мешай спать, устал. Пошел вон!
Филимон махнул рукой и отправился искать кого-нибудь из казаков. С теми легче сейчас договориться. Люди служивые, толк понимают. Попался Егор. Филимон стал толковать о своих подозрениях и предчувствиях. Тот подозрительно слушал, но хмель туманил голову и не давал сосредоточиться. Кормщик и на него махнул рукой.
Вскоре лодия затихла. Филимон тоже искал место для сна. Залез в открытый трюм и там примостился на мешках с рухлядью. Рядом сопел Абудар. Вода тихо плескалась о борт и убаюкивала усталого кормщика. Скоро его глаза сомкнулись и с мыслью о персидском купце он погрузился в мягкие приятные волны сна.
Продолжение следует...