Наша совхозная жизнь завершилась ровно через три года поздней осенью. Работали мы на семейном подряде. На скотном дворе у нас стояли очередные 128 тёлочек, у нас уже был новый трактор, кормораздатчик и 3-тонная бочка для воды на лето, которые нам передал совхоз в качестве оплаты за наш труд. Кроме нас на семейном подряде работала ещё одна семья, у неё было молочное стадо, как справлялись - уму непостижимо, и на арендном подряде - восемь молодых мужчин, в основном, среднетехнических специалистов. У тех было 800 нетелей.
Всё закончилось в один день. Незадолго до того вышел закон о фермерских хозяйствах, и нам было совершенно ясно, что руководство не допустит нашего выделения из совхоза, в связи с чем была определённая растерянность, но была и надежда, что как-то всё образуется, тем более, что мы и не стремились к самостоятельной жизни, поскольку в рамках крепкого хозяйства с отлаженным взаимодействием между его отдельными звеньями (в совхозе даже внутренние деньги существовали для расчётов за корма, технику и услуги), жилось и работалось намного лучше.
В один прекрасный день меня вызвал директор совхоза и сообщил, что совхоз отношения с нами прекращает, поскольку, как он сказал: "Я не могу позволить разрушить совхоз". Очевидно, он опасался, что мы можем воспользоваться правом по новому закону оформить фермерство и выйти из совхоза.
В тот же день пришли люди и угнали скот, забрали трактор и все прицепные, перекрыли воду, отрезали электричество и связь. На всё про всё у них ушло не более двух часов, и мы остались совершенно одни. Наша жизнь была разрушена полностью. Самым злодейским образом.
Муж сидел на крыльце, охватив голову руками, а я ходила по дорожке от дома до фермы и обратно и пела песню "Белогривые лошадки", которая в то время была крайне популярна и звучала со всех сторон. Я выкрикивала в тяжёлое свинцовое небо слова этой дурацкой песни, стараясь хоть как-то унять невероятно сильное чувство гнева, бессилия, отчаяния, растерянности и страха перед будущим, от которого моя грешная душа свернулась в тугой болезненный жгут и просто чернела от страшного жара, погасить который не было никакой, ну никакой возможности!
На следующий день мы оставили у знакомых корову и маленькую собачку Жульку, погрузили на свой раздолбанный жёлтый запорожец единственную стоящую мебель - старый матрац от семейной кровати, и уехали из этих мест навсегда. Мы вернулись в Москву в кирзачах и ватниках, насквозь пропахшие навозом, без копейки денег, после тысячи дней немаленьких трудов, после невероятной прожитой другой жизни, вернулись, чтобы искать новые пути.
Даже в страшном сне мы не могли себе представить, что скоро, очень скоро всё произошедшее будет нам представляться совершеннейшим пустяком на фоне грозных событий, которые надвигались на наше Отечество с огромной скоростью. Заканчивался 91-й год.
PS Примерно месяц спустя после описанных событий директор передового совхоза "Красная Пойма" Луховицкого района Московской области Свиридов Иван Сергеевич погиб во время охоты от неизвестно откуда залетевшей пули. Виновных не нашли.