Волкова Риска Сергеевна : другие произведения.

Слепой Художник

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Где-то на краю света жил маленький мальчик, любил смотреть на синее море и слушать крики чаек. Но его жизнь изменилась в одно мгновение, когда он повстречался с странствующим "волшебником", заставившего поверить в то, что на этом свете возможно все. Пройдут годы и мальчик превратится в совсем иного человека, с длинной и удивительной дорогой судьбы, волей который он стал зваться Художником.
  Чайки кричат. Море сегодня неспокойное... Бурлит, пенится, будто сказать чего-то хочет, плачет о чем-то своем. На высоком утесе над морем стоит дом. Маленький, двухэтажный, сделанный из розового кирпича, и покрытый алой черепицей. И окна у него витражные, а на подоконниках растут фиалки. А на самой крыше флюгер в виде кота, что за нитку ловит луну с неба. Издалека дом казался похожим на сказочный "пряничный домик", и дети из небольшой деревеньки, близ которой он находился, смеялись и выдумывали, что в доме живет таинственный человек-пряник, и уж обязательно водится пара-тройка приведений.
  На крыльце, на самых ступеньках, сидел, ежась от холода и подобрав под себя худые ноги, мальчик. В старой потрепанной куртке и дырявых брюках, босиком. На голове ее величественно покоилась длиннополая шляпа. Мальчик что-то читал. Спустя какое-то время, он зевнул, отложил книгу в сторону и, звонко шлепая босыми пятками по ступенькам, выбежал в сад, а затем помчался куда-то в сторону моря.
  Остановившись у самого края утеса и с восхищением взглянув в холодную бурлящую бездну, он широко раскинул руки, будто пытаясь взлететь, и что есть мочи крикнул:
  - Я люблю тебя, море!
  В этот же миг ветер накинулся на мальчишку и с силой сорвал с его головы шляпу, унеся вниз на волны, словно забирая положенную дань. Но он так и не насытился и теперь трепал светлые волосы мальчика, обдавая солеными брызгами воды.
  - Что ж ты шляпу проворонил, растяпа? - кто-то коснулся его плеча.
  Мальчик оглянулся. Рядом с ним стоял седой старик, одетый в черный балахон, с холщовой сумкой за плечом.
  - Это не я. Это ветер! - пожаловался мальчик, но старик лишь улыбнулся глазами.
  - Да? А что, разве не ты смел нарушить морской покой, да, тем более, в такой момент?!
  - В какой момент?
  Старик теперь уже улыбался, не смущаясь.
  - О, разве ты не видишь? Грядет буря. Недовольно море, волнуется.
  - Вы так говорите, будто оно живое!
  - Запомни, на свете нет ничего мертвого. Живо все.
  Мальчик удивился.
  - Даже камни? У них что, есть мысли?
  - Даже камни. А мыслят они просто по-другому, этого не понять человеку.
  - Научите, как это, дедушка!
  Но старик улыбнулся еще раз, потрепал мальчишку по волосам и отступил на шаг, потом еще на два, затем неспешно пошел вдаль по дороге прочь. И сколько мальчик не силился его догнать, не смог приблизиться и на метр.
   ***
  Спустя 3 года.
  
  - Алешка!
  Тишина.
  - Алешка! Ветров, выходи гулять!
  Без ответа.
  Толпа детей самых разных возрастов столпилась у пряничного дома, пытаясь вытащить друга на улицу, но тот, видимо, не спешил показываться на глаза.
  - Да что вы к нему прицепились? Без него тоже интересно! Думаете, если ему четырнадцать лет, значит он самый главный, да?! - возмутился одни худенький мальчишка лет восьми.
  Но другие дети его высказывание проигнорировали и лишь, вздохнув, разбежались по своим делам.
  Алешка и правда был лидером среди местных детей. Во-первых, обладал он каким-то свойством убеждения что ли, чем вызывал неоспоримый авторитет. Во-вторых, он действительно был самым старшим, поэтому ему доверяли не только дети, но и их родители. А, следовательно, большинство шалостей становилось легальным, не нужно было прятаться от всех, врать родным, что уходишь в магазин, а самим убегать кататься на лодке вдоль берегов. И, в-третьих, Алешка Ветров всегда мог придумать что-нибудь интересное и забавное на весь день, а без него становилось сразу скучно и неинтересно.
  Другое дело, что характер у Алешки был не сахар, и пусть уважение он мог вызывать у кого угодно, только не у собственной матери, с которой жил. Вот и сейчас, в очередной раз, разругавшись с утра пораньше с ней, Алешка заперся у себя в комнате, под самой крышей, с книгой в руках и, утирая редкие злые слезы, пытался вчитываться в расплывающиеся строчки. Ничего толкового из этого не выходило. Лишь раздражение накатывало с новой силой. В голову полезли ненужные воспоминания.
  Весь год, после встречи с тем таинственным стариком, Алешка пытался искать жизнь во всем, что видел. Он олицетворял и книги, и камни, и даже письменный стол, за которым делал домашнее задание, чем немало злил мать, которая, не выдержав, пригласила из города к сыну известного доктора. Врач покачал головой, сказав, что у мальчика сильное нервное расстройство, и выписал дорогие таблетки, после чего посчитал свой врачебный долг исполненным и испарился в неизвестном направлении. Алексей честно принимал таблетки, выплевывая их, пока мать не видела, в горшок с фиалками, что в скором времени завяли и сдохли. О том, что весь мир живой, мальчик больше не заикался. Мать решила, что помогли чудодейственные таблетки, однако Алешка стал просто умнее, решил, что распространяться о своих знаниях не стоит. Образ же старика, что явился к нему тогда у моря, настолько врезался ему в память, что он ни о чем больше и думать не мог. Первая мысль была, разыскать старика. Но как? Судя по всему, он был великим странником, повидавшим другие миры, ведь за плечом у него была сумка. Мысль о том, что это просто мог быть дед из соседней деревни, пришедший в магазин за хлебом, просто не приходила мальчику в голову. Старик стал для него олицетворением света, знаний и истинной мудрости.
  Но вскоре время взяло свое, мальчик рос, воспоминание вытеснялось более яркими событиями, и вот, три года спустя, он сидел у себя в комнате и пытался читать.
  Прошел час, Алешка постепенно успокоился и стал прислушиваться к тому, что происходило внизу. Но там была лишь тишина. "Странно... - подумал мальчик, - мать всегда чем-то занята на кухне, неужели она спит?". Вздохнув, он спустился по шаткой лестнице вниз.
  - Мам! - крикнул он, но никто ему не ответил.
  Тогда он позвал еще раз и еще... Потом заглянул на кухню, в комнату, но так никого и не увидел.
  "Ушла к соседке", - решил Алеша. Но мать не вернулась. Ни через час, ни вечером, ни следующим утром. Она вообще никогда больше не вернулась.
  Поговаривали, будто ее загрызли волки в лесу, что за рекой. Последний раз ее видели плачущей именно там.
  Это был первый переломный момент в его жизни. На всю жизнь ему врезался в память этот день. Вся вина, по его мнению, была только на нем. Если бы он не поссорился с ней тогда! Если бы не заставил плакать!
  Неделю Алешка кое-как жил дома, питаясь тем, что приносили соседи. Вечером закрывал в доме все двери, не ленился и ставил на окна ставни, а сам запирался у себя в комнате под крышей и, забившись в угол, тихо выл, до кровавых следов царапая стену. Но никогда больше не плакал. Он вообще возненавидел слезы как явление. Днем приходил к морю и со скалы смотрел на морскую гладь, слушал чаек и ветра пение, обжигал глаза, пытаясь рассмотреть солнце.
  Так бы и продолжались его дни, если бы спустя неделю к нему в дом не постучался достаточно молодой человек, с небольшой бородкой, в дорожном плаще, и не попросил бокал вина.
  Алексей ответил, что в доме вина нет. Странник очень огорчился и прошел внутрь дома.
  - Что ж, раз нет вина, не предложишь ли ты мне хотя бы стакан воды с дороги?
  Мальчик принес воды и спросил, что нужно путнику в его доме.
  Странник только рассмеялся.
  - Пошли. Твой путь очень круто повернул. Теперь твой дом не здесь, - сказал он и протянул Алешке жилистую руку.
   С тех пор в этих местах их больше никто не видел.
  Каких только легенд местные жители не насочиняли! И то, что дом этот необычный и проклятый, что люди там пропадают! И то, что Алешкина мать водила дружбу с нечистой силой, вот и накликала беду сначала на себя, а потом и на сына. Даже что-то про инопланетные корабли наплели. Только все это не правда. Мать и вправду ушла в лес, да там и сгинула, а вот Алешка ушел с самым обычным человеком ( ну, не совсем обычным, но об этом потом).
   ***
  - Кто ты? - спросил Алешка у странника, как только его деревня скрылась из виду.
  Незнакомец пожал плечами.
  - У меня много имен, но если тебе так хочется меня как-нибудь называть, то называй просто - Ри.
  - Ри? - что же это за имя такое? - удивился Алешка, а странник мечтательно вздохнул и присел у одного из придорожных деревьев отдохнуть, пригласив мальчика присесть рядом с ним.
  - Хочешь, я расскажу тебе сказку? А ты подумаешь и, может быть, поймешь почему меня так зовут, а заодно и отдохнешь.
  Алешка кивнул и принялся слушать.
  - В общем, давным-давно...
  
   Жила в маленьком сумрачном городе серая тень. Выходила гулять по вечерам, любуясь бликами призрачной луны, светом звезд, скользя по темным улочкам. Нравилось ей наблюдать, как в свете фонарей играются друг с дружкой мотыльки, беспокойно шурша маленькими крыльями. Кто-то сказал однажды тени, что мотыльки заранее знают, где находится их половинка, чувствуют ее за тысячи километров и летят к ней...
  "Интересно, а может быть половинка у обычной серой тени?" - думалось ей, и от этого становилось как-то неуютно и грустно.
  Как-то, в очередной раз смотря на танец мотыльков в свете мутного фонаря, тень решилась уйти. Скажем так, побродить по миру и найти ее, половинку. А если не половинку, то хотя бы хорошего друга. Надежного, того, кто не обидит. Придет, когда будет трудно, погладит по голове, успокоит.
  Не то чтобы тень очень тяготило одиночество. Вокруг было множество других теней, но все они были другие, непохожие на нее, злые. Когда она собралась уходить, они сказали ей: "Глупая! Сними розовые очки! Все то, что ты хочешь найти - несбыточно. Не существует его! Нет! Ты лишь потратишь зря время!"
  Но тень не послушала и ушла. Она стала тенью одной птицы, чайки... Весь вечер она летела за ней, а потом устала и ночью осталась одна в огромном темном лесу. И стало ей впервые в жизни очень страшно. Нет, не леса... Ни его таинственности, шорохов, нет... Ей стало страшно, что она никогда больше не вернется в свой серый город.
  " А что, если все это ошибка? И те, другие тени, правы? Я лишь глупенькая маленькая тень...Потерявшаяся во времени, в собственных чувствах. Что, если я уже никогда не смогу вернуться? Погибну, исчезну?"
  Но следующим вечером эти мысли ушли, и тень полетела дальше, отражаясь от деревьев, бесконечных трав и скалистых берегов, пока не оказалась у огромного моря.
  "Ах! Если бы я могла обрести такую свободу и познать ее в море! Вот это счастье быть маленькой составляющей этой огромной стихии!"
  Решилась тогда она и стала тенью на огромном корабле, который отправлялся в путь. Первые дни она и думать забыла о своем прошлом одиночестве, она восторженно слушала плеск волн о старые борта, скрип палубных досок, шуршание истертых парусов... Смотрела вдаль на бесконечность звездного неба, любовалась закатом и рассветом, наблюдала за дельфинами, что резвились в морских пенных водах.
  Но прошло время и помимо плеска волн, стала слышать тень людские склоки и ссоры, узнала их грубость и жестокость, узнала их зависть и злобу, ненависть ко всему живому и мелочность... И их совсем не волновали ни закат, ни звезды... Тогда решила тень покинуть корабль, но испугалась, так и не сумев этого сделать. Ведь в море нет ничего, кроме воды... И там практически нет теней, там просто не от чего отражаться.
  Тогда вздохнула тень, забралась на шаткую мачту и несколько день просидела там, размышляя о своей нелегкой судьбе, и так бы там и осталась, если бы в один момент ее кто-то не окликнул.
  - Как тебя зовут? - спросил кто-то.
  Тень очень удивилась и осмотрелась вокруг, но так никого и не увидела.
  - Не знаю. У меня нет имени, но если хочешь, можешь звать меня просто тень.
  Кто-то тяжело вздохнул.
  - У каждого существа на свете должно быть свое имя. Если хочешь, мы можем придумать его вместе. Меня, например, зовут Ри.
  - Ри? Что же это за имя? И что оно означает?
  - Была такая девушка, Лариса. Ее имя означало чайка. А я, знаешь ли, очень люблю чаек. Она была моим другом. Самым лучшим, понимающим.
  - Другом? Я думала, ты ее любил.
  - Да. Любил. Но не такой пошлой любовью, которой любят люди. Она была мне и сестрой, и матерью, и дочерью. Она была мне солнцем и небом, она была мне воздухом, путеводной звездой, сердцебиением... Я не представлял своей жизни без нее, мне было жаль каждую минуту, что я проводил не с ней. Но море забрало ее у меня. И я стал самым несчастным существом в этом мире. С тех пор я ненавижу море и люблю. Потому что где-то там, в его водах моя Лариса. Но хватит об этом, какое бы имя ты хотела себе, тень?
  Тень задумалась. Раньше ей казалось, что имена - это привилегия людей.
  - Я бы хотела что-нибудь необычное и совсем не серое...
  - Аделаида, Долорес, Джорджиана, Варвара?
  Тень лишь покачала головой.
  - Все то, что ты перечислил - грязное и избитое, людское и совсем не необычное.
  - Что ж, раз так, я буду звать тебя...
  - Нет, постой, - остановила его тень, - зови меня просто - Соль. Я слышала, у людей есть такая нота, самая красивая... Она будет напоминать мне о свободе.
  - Ладно. Пусть будет по-твоему. Прости, Соль, но мне пора! - сказал кто-то, но тень его остановила.
  - Подожди. Кто ты?
  Кто-то засмеялся.
  - Я? Я ветер...Всего-лишь ветер...
  И он исчез, а через некоторое время появился снова. Они долго общались, глядя на радугу после дождя, любуясь звездным небом, высматривая на нем созвездие лебедя, играли в прятки с лунными бликами, слушали музыку старых парусов, ждали чего-то... Тень поняла, что обрела самого надежного друга на всем свете. Того, о ком мечтала... Кто не предаст и не оставит... Но вот как-то ветер спросил ее...
  - Соль, скажи мне...
  - Да?
  - Если бы я тебя позвал с собой, в свой дом, ты бы согласилась уйти со мной?
  Тень улыбнулась.
  - В свой дом? Мне казалось, что ты, ветер, - вечный странник и у тебя нет дома.
  Ветер лишь засмеялся.
  - Так ты бы согласилась?
  - С радостью. Но вот только это несбыточно. - Ответила она.
  - Почему?
  - Я не могу отойти от корабля даже на пару метров, мне не от чего отражаться. Ведь здесь нет ничего, кроме воды. А если ты устал, Ри, от морской свободы, то что ж... Я не буду держать тебя - уходи.
  С этих пор они больше не разговаривали. Соль думала о том, что неправильно поступила, уйдя из своего города.
  "Если бы я тогда послушала тех, злых теней. Они ведь говорили мне, чтобы я сняла розовые очки! Того, кого я искала, не существует. А то, что ветер оставил меня, узнав, что я не могу отойти от корабля - лишь подтверждение этому!
  А ветер размышлял о своей Ларисе. Казалось ему, что он вновь загорелся к ней пламенной любовью, что нет на свете больше такого же существа, и что жить он без нее больше не может.
  "Лариса, Лариса! Если бы ты сейчас была со мной. Ты была живая, задорная, настоящая! С тобой мне было весело, с тобой все казалось другим и необыкновенным! А эта тень... Соль... это ошибка. Лишь жалкая ошибка! Она меланхолична, скучна, но в то же время противоречива, я никак не могу подстроиться под нее. Она не похожа на тебя! И зачем я позвал ее с собой, в свой дом... Если она и этого не может!"
  И решил тогда ветер сказать Соль все то, о чем думал. О том, что она не то существо, о том, что он ошибся, о том, что до сих пор любит Ларису и ничего с этим поделать не может. Но однажды позвав ее, чтобы навсегда покинуть, он не нашел ее.
  - Соль!
  Тишина.
  - Соль, отзовись, мне нужно с тобой поговорить!
  Но лишь шум разбивающихся о борт волн был ему ответом.
  Тогда испугался ветер, что больше никогда не увидит свою Соль, не услышит ее голоса, и стал звать все громче и громче, стал искать ее по всему кораблю, звать, но она не откликалась.
  - Соль, тень, пожалуйста, отзовись! Я люблю тебя, Соль.
  И понял тогда ветер, что не может он и даже помыслить о своей жизни без маленькой тени, что все то, о чем он думал раньше, что хотел ей сейчас сказать - ничтожно. Но Соль нигде не было, и ветер заплакал, завыл, а с неба полетели холодные капли дождя.
  - Ах, Соль... Если бы ты знала, какой я идиот! Я все себе придумал! Я не могу без тебя... Пожалуйста, тень... Пожалуйста, ответь мне хоть что-нибудь....
  Но она не слышала его плача, не слышала его просьб, забившись в трюме в угол одной из кают. Соль тихо спала, и снился ей дом, и сказочный сад, и они с Ри, и их счастье. Ей снились фиолетовые бабочки и мотыльки, снились спелые груши на раскидистых летних деревьях, снился камин и тепло огня. Счастье снилось. Несбыточное, особенное.
  
  Ри закончил рассказывать и печально вздохнул.
  - Интересная история. А Соль - это настоящая девушка, или ты ее придумал?
  - Это практически точная копия истории меня и моей жены. Она ждет меня дома.
  Мальчик загорелся любопытством.
  - Дома, это туда, куда мы идем, верно?
  - Да.
  - А куда мы идем?
  - К моему учителю. Его зовут Антоний.
  Но Ветров не унимался.
  - Это тот, которого я видел три года назад, да? Ну скажи, это он?
  Ри лишь отмахивался от мальчишки как мог, отвечая, что ничего сам не знает и лишь исполняет волю учителя - привести Алексея к нему.
  За время дороги Ри многое рассказал о себе, о своей жене. О том, как жил до того, как повстречался с учителем. Но ни слова о том, как жил после, куда они идут и кто же этот загадочный Антоний. "Сам все увидишь", - отвечал он.
  Можно было бы долго рассказывать о той дороге в неизвестность, но это отдельная история, к тому же, не стоящая внимания и уж тем более того времени, что потратит читатель.
  Скажу лишь то, что дули ветра, сменялись дни, светил убывающий месяц, лились дожди, больно хлестал по лицу мелкий град, а слух ласкал треск сверкающих искр от костра, путники шли, одежда их покрывалась пылью, кожа сгорала на солнце... Но не прошло и нескольких месяцев, как они поравнялись с высокими горами, на вершинах которых величественно покоились снежные шапки, а у подножия их раскинулись синие прозрачные озера и бескрайние цветущие луга. Чем дальше Алешка шел следом за Ри, тем больше понимал, что это место нравится ему все больше и больше. Запах луговых цветов сводил с ума, а бескрайние просторы напоминали родное море, пусть и не такое хмурое и безжалостное.
  - Долго ли нам еще идти? - спросил как-то Алешка, втайне надеясь, что эти места ему не придется покидать никогда.
  Ри лишь усмехнулся и махнул рукой вдаль.
  - Видишь ту маленькую черную точку вдали?
  Алеша Ветров всмотрелся вдаль. Чуть-чуть левее самой высокой горы на горизонте, внизу, что-то было.
  - Это дом моего учителя. И твой отныне, надеюсь. Тебе, я уверен, там понравится.
  Больше слов сказано не было. Так они прошли еще один день и немного другого. Под вечер они оказались у дома.
  Алешка замер около него и не мог поверить своим глазам - все его надежды на что-либо необычное рухнули в одну секунду. Ему казалось, что дом "волшебника" должен выглядеть как-то иначе. Пока он шел вместе с Ри, ему представлялся огромный замок с тяжелыми воротами или, на худой конец, старая пещера. Да даже простой домик, с весьма причудливым орнаментом на стенах и черепичной крышей - и то хлеб. Но то, что это окажется обычный грубый сруб, скатанный из полусгнивших деревянных бревен и укрытый старым шифером?
  - Что? Не так себе представлял "дом чародея"?
  Алешка ничего не сказал и только, тяжело вздохнув, решительно направился к двери.
  Он сделал шаг, затем еще. И с каждым новым движением сердце его, то замирало, то начинало бешено колотиться, вырываясь из груди на свободу. Еще один шаг. И вот уже кровь стучала в висках, а пальцы от напряжения сжались в кулаки. Алешка знал, что в нескольких метрах от него стоял Ри, можно было окликнуть его, чтобы он провел в дом, но Алешка не мог оторвать взгляда от заветной двери. Еще немного и кровь хлынула из носа, заливая пропылившуюся рубашку алыми каплями.
  "Да что со мной такое?" - думал он, но отгонял эти мысли и все равно рвался идти вперед. И каждый вдох теперь давался ему с огромным усилием, а неловкое движение отзывалось режущей болью в сердце, как будто дом этот являлся чем-то, что могло его убить, что имело власть над ним и его, Алешкиной, жизнью.
  Но вот боль ушла, воздух вновь наполнил легкие, а дрожащие пальцы коснулись прохладной проржавевшей ручки. Ветров потянул дверь на себя, и та со скрипом отворилась, обдавая путника сыростью и запахом каких-то сладковатых пряностей.
   ***
  Было темно, лишь в углу горел маленький огонек, от которого по небольшой комнатке разбегались паутиной зловещие тени.
  - Кто ты? - спросил кто-то.
  Алешка пригляделся и понял, что "огонек" - это небольшой светильник, который находился в руках у седого старика, удобно устроившегося в плетеном кресле в углу комнаты.
  - Я? Алешка. То есть, я хотел сказать, Алексей Ветров.
  Старик засмеялся. Светильник в его руках затрясся, а тени затанцевали на стенах.
  - А чего это у тебя твоя рубашка краской заляпана? Неужто ты художник? Нарисуешь хоть старика перед смертью, а то, глядишь, потомки так ничего обо мне и не узнают.
  - Вы ошибаетесь. Я не художник, - перебил его мальчик. - И это не краска, это - кровь. Ваш дом меня не пускал!
  - Ах, вот оно что! Дом! - воскликнул старик и даже слегка приподнялся со своего кресла, но тут дверь заскрипела, и в следующий миг Алешка узнал голос Ри.
  - Учитель, я привел к тебе его, как ты и велел мне.
  Старик кивнул.
  - Спасибо, Ри. Ты останешься у нас сегодня?
  Но он лишь покачал головой.
  - Я бы с радостью, но меня ждет моя Соль. Ты знаешь, мне еще подниматься в горы.
  - Что ж, тогда иди.
  Алешка хотел было вмешаться в разговор, ему не хотелось, чтобы Ри, который стал ему настоящим другом за все это время, так просто взял и ушел, доставив его к этому старику, как какую-то посылку. Он хотел было уже обидеться, но Ри не дал ему это сделать.
  Алешка надолго запомнил и этот момент. Людям всегда почему-то запоминаются именно такие, яркие моменты.
  Ри подошел к нему и крепко обнял, прижав к себе, как тряпичную куклу.
  - Знай, Алексей, где бы ты ни был, и где бы ни был я, в какие бы невзгоды не окунала нас судьба, ты стал для меня настоящим другом и останешься им навсегда. Я многое узнал о тебе в пути и немало рассказал о себе, я познал твое добро и твою злобу. Прости меня, если чем обидел, и спасибо за то, что сделал для меня. Я ухожу, но надеюсь на встречу с тобой. Мой дом находится высоко в горах и, я думаю, что когда ты немного подрастешь, то сможешь навестить меня. Я познакомлю тебя с Соль. А теперь - прощай.
  С этими словами он исчез, а для Алешки Ветрова началась новая жизнь. Не раз он вспоминал Ри, не раз размышлял о нем по ночам, уткнувшись носом в подушку или наблюдая закат, всегда в его сердце было тепло, стоило лишь ему подумать о своем настоящем и единственном друге.
   Едва за Ри захлопнулась дверь, старик, наконец, поднялся со своего кресла.
  - Говоришь, тебя дом не пускал? - подозрительно прищурившись, спросил он.
  Алешка кивнул.
  - А скажи-ка мне, отрок, ты к дому с каким мыслями шел?
  Мальчик не понял.
  - Что значит "с какими"? С обычными! - заявил он, а старик только засмеялся в седую бороду.
  - Обычных мыслей не бывает. А вот, ежели ты думал чего нехорошее про меня или, может, про дом, то это другой разговор.
  Алешке стало стыдно.
  - Думал, дедушка. Про дом. Вы не обижайтесь, но он какой-то грубый что ли...
  Старик закашлялся.
  - Ну, во-первых, умоляю тебя, не называй меня "дедушкой". Это, как бы тебе помягче сказать, попахивает какой-то пренебрежительностью к моему опыту и мудрости, к тому же "дедушка" - это ласковое название, а я, знаешь ли, совсем не добряк, старость сделала меня вредным и ворчливым. Если хочешь, можешь за спиной называть "старым хрычом" или "мерзкой старикашкой", но "дедушка" - это перебор. Я бы предпочитал, чтобы ты называл меня просто - отец Антоний. А во-вторых, дом мой не простой, чувствует все, а значится - живой. А если он кажется тебе грубым, что ж, ты его и переделаешь. Можешь браться за работу прямо сейчас. Кисти, краска - там, в дальнем углу, за столиком.
  - Но как же, де...то есть, отец Антоний! А где я буду спать? А покормить с дороги? Да Вы даже имени моего не спросили!
  Отец Антоний тяжко вздохнул и поставил светильник, что прежде так и продолжал держать в руках, на маленький письменный стол у дальней стены.
  - Ишь! Какая хилая молодежь пошла, да наглая! Покорми их, напои их, да спать уложи... Я что, нянька тебе?! Сам ничего сделать не сможешь?! А по поводу имени, так ты сам назвался, когда в дом прошел. Забыл что ли? Да оно мне, кстати, имя твое, и не нужно. Храни его и оберегай и, главное, не затаскивай, да сделай так, чтобы его уважали.
  - Но как Вы меня тогда звать будете? - удивился Алешка.
  Старик только хмыкнул. Ехидно так.
  - А чегось тебя звать-то, да выдумывать? Художник, он и в Африке художник.
  Ветров хотел было возмутиться, он ведь и кисточки никогда в руках не держал, а тут "художником" вдруг стал. Но увидев взгляд старика, решил смириться. Какая, в сущности, разница? Хоть горшком назови, только в печь не ставь.
  С этими словами старик вышел вон из дома, небрежно кинув мальчику, что если тот очень хочет, то может спать на лавке, за печкой, а продукты в погребе.
   В доме отца Антония уснуть Алешке было нелегко. Во-первых, возмущался голодный желудок. В погреб за продуктами он спускаться не стал, побоялся (А вдруг там крысы?!), выпил молока из крынки, что нашел на столе. Во-вторых, все было чужое, неприятное, холодное. На жесткой лавке быстро затекла спина. Всю ночь он проворочался, пытаясь устроиться поудобней, до тех пор, пока не пришел отец Антоний и, сжалившись, не достал мальчишке с чердака лишнюю подушку с одеялом.
   И снились Алешке сны. Чудесные, удивительные, таинственные... Снился кот белый, ласковый и очень пушистый. Небо снилось и поле ромашковое.... Кто-то сказал ему давно, что ромашки - это особенные цветы, они желания исполняют, нужно лишь загадать и в самом сердце желание держать. И смотрит Алешка на это поле, а самому хочется ворваться в его беспечность и утонуть в луговом аромате, упасть на спину, широко раскинув руки, чтобы ромашки нос щекотали, и смотреть на вечное небо... Но потом вдруг резко потемнело вокруг, набежали тучи, раздался оглушительный гром, сверкнула пара-тройка молний, а сверху на лицо и распахнутую грудь полились противные ледяные струи дождя. А потом Алешка проснулся.
   ***
  Дождь отчего-то не закончился, ледяная вода продолжала заливать лицо и тело. Алешка с силой разлепил глаза и приподнялся на жесткой лавке.
  Отец Антоний поливал мальчишку сверху водой из вчерашней крынки, где хранилось ранее молоко.
  - Отец Антоний! Вы чего?! Я же спал?! Зачем водой-то? - подскочил Алешка, выжимая мокрую рубашку и стряхивая ледяные капли с лица.
  Антоний поставил уже пустую крынку на дощатый пол и, прищурившись, оглядел Алешку при свете дня.
  - А как же ж, ежели ты петуха не услышал, рассвет проспал, я тебя будить пришел, так ты в меня подушкой запустил. Я с тобой возиться не буду! В следующий раз кипятком полью, коли не проснешься. Весь день проспал, лодырь!
  С этими словами старик повернулся к Алеше спиной и подошел к печи. Наклонившись, вытащил оттуда небольшой горшок, накрытый полотенцем, и поставил на стол.
   - Умыться можешь во дворе, там колодец, твой завтрак на столе. Я ушел на озеро, сети у меня там, и, будь любезен, покрась наличники у дома, краска, как я уже говорил, в углу.
   Делать нечего, Алешка потащился на улицу к колодцу. Вода из него была ледяная, еще пуще той, которой отец Антоний его с утра поливал. От былого сна не осталось и следа. Кое-как утеревшись рукавом и так залитой рубахи, Алешка прошел в дом, подозрительно покосившись перед этим на наличники, которые ему предстояло покрасить. В горшочке на столе остывала гречка. Наевшись, Алешка нашел в углу кисти и краску непонятного цвета и, выйдя на улицу, принялся за работу.
  Наличники были старые, прогнившие. По-хорошему, их следовало бы вообще поменять, но Алешка решил отцу Антонию об этом даже не заикаться, догадываясь, на чьи плечи ляжет работа по их замене.
  В итоге краска оказалась темно-серой и если хоть как-то и украшала дом, то только тем, что скрывала под собой сгнившую древесину.
  Справившись с работой, Алешка сел у двери на крылечке, блаженно прислонившись спиной к стене и отскребая краску с ладоней. Вечерело. Солнце неспешно опускалось за горные вершины, ослепляя глаза своим сиянием и окрашивая небо в малиновый цвет.
  "Странный закат... Я привык видеть, как солнце тонет в море. Каждый день, я видел именно эту картину. Его лучи заливали все вокруг, скользили по серым отвесным скалам, искрились на воде. И я слышал крики чаек, изо дня в день наблюдал их танцы над водой. А сейчас... Сейчас я вижу нечто прямо противоположное... Тишина вокруг, редко когда прокричит какая-нибудь горная птица, солнце заходит за горы, запах совсем другой, цветущими травами и ветер... Вечный ветер. Интересно, как там поживает Ри? Встретился ли он со своей Соль? Он рассказывал, что она не хотела его отпускать, боялась, что он не вернется. Дождалась ли она?" - размышлял мальчик, пока кто-то не коснулся его плеча.
  - Ага. Отдыхаем, значит!
  Алешка поднял голову и лицезрел нависшего над ним отца Антония со свертком в руках, который очень пах рыбой и отчего-то болотной тиной.
  - Да. Но я все сделал, то, что Вы мне велели.
  Старик внимательно оглядел перекрашенные наличники.
  - Что-то мне цвет не нравится... Залезь в погреб, возьми другую краску и перекрась.
  - Но цвет нормальный! Я устал за сегодня! - попытался возразить Алешка, но Антоний был неумолим.
  - А я сказал, перекрась! Тоже мне, Художник! - хмыкнул он и ушел в дом. А через минуту принес новую банку с краской.
  Алешка вздохнул, взял вновь в руки кисть и открыл банку. Краска была ярко зеленой. Ужаснувшись про себя, Алешка хотел было попросить у старика другую, но побоялся, списав все на странный вкус отца Антония.
  Уже совсем стемнело, когда он закончил работу. Уставшая рука ныла, будто бы Алешка ей пудовые гири поднимал. Когда он зашел в дом, Антоний лежал на печи и что-то читал при свете старой керосиновой лампы. На столе стояла тарелка с уже остывшей ухой.
  - Что-то ты долго возился! - ворчливо проскрипел старик, но Алеша благоразумно промолчал, накинувшись на еду. Отец Антоний только хмыкнул и продолжил чтение.
  Поев, Алешка улегся спать. С жесткой лавкой он уже смирился, только вот в голову лезли различные мысли, мешающие спать. Вспомнилась мать, вспомнились давние ссоры, дом, друзья и море... Чайки на берегу, запах рыбы и соленые пенные брызги. А еще вспомнился тот день... С которого все началось... С которого все изменилось.
  - Отец Антоний! - шепотом позвал он.
  - Ну чего тебе? - ворчливо донеслось с печки.
  - Скажите, а это Вы тогда меня у моря нашли?
  В комнате воцарилось молчание, однако, Алешка отчего-то точно знал, что старик улыбается.
  - Ну, скажите, Вы или нет?
  Отец Антоний ничего не ответил, лишь беспокойно вздохнул и провалился в сон, а вслед за ним и Алеша.
   ***
  - Ты чего же это натворил, ирод?!
  Цепкая рука в одно мгновение стащила с мальчишки одеяло. Алешка Ветров распахнул глаза и первое время пытался понять, где он находится и что происходит. Но быстро опомнился и, припомнив вчерашнюю ледяную воду, быстрее вскочил с лавки и вопросительно уставился на отца Антония. Тот в гневе был особенно страшен. Седые патлы растрепались, нечесаная борода стояла дыбом, а ветхий черный балахон был изрядно помят. Лицо же его выражало настолько разнообразную гамму чувств, что было непонятно, сердится ли он или просто в ярости.
  -Да что Вы на меня накинулись? Что не так?
  - Не так?! Не ТАК?! Ты еще смеешь спрашивать?! - заорал старик, потрясая тяжелым кулаком, - Ты, Художник, какой краской наличники покрасил?!
  Алешка вспомнил ярко-зеленую краску, в цвет молодой весенней травы, и тяжело вздохнул.
  - Как это "какой"? Той, которую Вы дали! Я думал, Вам этот цвет нравится!
  - А у тебя что, своих глаз нет?! Я в темноте в погребе ничего не вижу! Понадеялся на тебя, решил тебе свободы немного дать, возможность проявить себя, а ты! Тебе что, лень было три метра в дом пройти и переспросить?
  Алешка молчал и боялся слово лишнее сказать, поеживаясь от холода раннего утра. Похоже, солнце только поднялось из-за далеких горных хребтов, слегка разукрасив небо розовой зарей. И птицы что-то раскричались. Алешка подумал о том, что он в этих местах уже второй день и ни разу не отошел и на пару метров от дома. Было бы неплохо прогуляться где-нибудь на закате. Только сперва, он разберется с этими уже надоевшими наличниками!
   Завтрака Алешка не получил. Лишь только умылся во дворе. Отец Антоний молча передал ему ведерко с кистями и новую банку, с уже, слава Богу, нормальным цветом.
  "Вредный старик, - думал Алешка, - все ему не то, и как его Ри терпел?! Странно, друг рассказывал о неслыханной мудрости отца Антония, о том, сколько историй он может рассказать и знаний передать. Но пока только за первые два дня Алешка Ветров от Антония ничего кроме ледяной воды да вечных понуканий не видел". Красить в третий раз одни и те же наличники было лень, очень хотелось спать, а солнце, вставая из-за гор, щекотало нос и щеки, отчего очень хотелось чихать. Желудок первые десять минут робко напоминал о себе, но через полчаса его начало буквально сводить от голода. Алешка смотрел на то, как кисть с краской лениво ползает вверх - вниз, смотрел на окружающую красоту, видел через окно, как отец Антоний в доме намазывает толстым слоем на хлеб масло и отчего-то ему становилось очень тоскливо.
  "И чего он на меня взъелся? Из-за того, что я его дом грубым тогда назвал? Так это правда, а на правду не обижаются! И вообще, рассказал бы что-нибудь интересное что ли, а то прицепился со своей краской! И называет по странному, Художник... Да он рисовать даже не умеет, а тут так сразу..." - но додумать он не успел.
  - Ну что, Художник, вижу, получается у тебя неплохо! Красота! Сразу дом светлее да чище стал! Вот теперь молодец, ничего худого не скажу.
   Алешка даже кисточку выронил от удивления. Чтобы от отца Антония похвалу услышать?!
  - Ну чего молчишь? Засмущался от скромности?
  - Если честно, то я не ожидал, что Вы меня похвалите, - признался мальчик, а отец Антоний засмеялся.
  - Ну, это правильно, что не ожидал. А то нехорошо получается, когда наоборот - люди ждут одной похвалы и воспринимают ее как должное. А чуть что не так, так им слова не скажи. Считай, что это особая наука против гордыни. Смирение называется. А ты, Алешка, эту науку вчера только познавать начал, и, кстати, хорошо у тебя дело это пошло, вон, как дом преобразился сразу! За это, так и быть, я тебя отблагодарю, возьму сегодня с собой на озеро, места красивые покажу, да удочку выделю. Да только перед этим позавтракай ,как следует, а то голодный ты далеко не уйдешь!
  Алешка просиял и кинулся в дом.
   Дорога до озера была длинной. Идти пришлось долго, узкая тропинка шла по крутым горным склонам. Алешка шел след вслед за отцом Антонием и боялся лишний раз оступиться, чтобы не упасть в глубокую пропасть. И всюду тянулись отвесные каменные стены, поросшие зеленым мхом. Казалось, что еще немного и каменная мощь вытеснит Алешку и поглотит в своей черной горной вечности.
   Через пару часов дорога выровнялась, и путники очутились в поистине удивительном месте. Горы здесь образовывали нечто вроде кольца, напоминая огромную каменную чашу. На самом ее дне покоилось холодное синее озеро.
  Чем ближе Алешка подходил к озеру, тем больше ему казалось, что он попал в какую-то особенную, чудесную сказку, рассказанную неизвестным писателем. Здесь все цвело, кустарники, мелкие горные цветочки, деревья были наполнены жизненной свежестью, птицы пели так, что перехватывало дыханье и хотелось закрыть глаза и слушать их, слушать... Чтобы сердце билось в такт их прекрасному пению...
  - Ну что, нравится тебе мое озеро? - с улыбкой спросил отец Антоний, пробираясь сквозь заросли колючего кустарника к каменистому берегу.
  - Ага... - восхищенно протянул Алешка. - А почему оно Ваше?
  - Так кому оно кроме меня нужно? К тому же, природа - это не вещь. Ее нельзя купить или украсть. Ее лишь можно понять. Тогда она навек станет твоей неотъемлемой частью. Это нечто большее, чем обычная человеческая дружба. Это - вечность.
  - Значит, это озеро стало Вашей частью?
  Старик ничего не ответил. К этому времени они оказались на скалистом берегу. Внизу расстилалась кристально-чистая водная гладь, сквозь которую было видно и кудрявые водоросли и редко проплывающую рыбу.
  - Как удочку-то держать, надеюсь, знаешь?
  Алешка, все детство проживший у моря, лишь молча принял из рук у отца Антония рыболовную снасть и, удобно установив ее на двух рогатых веточках, сел рядом, созерцая красоту вокруг. Старик сам удить не стал и, подстелив на камни старое покрывало, улегся на него и, блаженно прикрыв глаза, задремал.
  "Как красив этот мир... Все, что находится в нем, каждое его творение. И как мало он нужен людям. Правду говорит отец Антоний про озеро. Оно ведь такое красивое, молчаливое и прекрасное, и ведь знают люди, что есть на свете такая красота и такой желанный покой, но им оно не нужно. Им лишь нужны "материальные блага", как они выражаются. Но что их временная материальность по сравнению с этим бескрайним богатством, которое невозможно описать словами", - размышлял Алешка, изредка поглядывая на поплавок.
  Не прошло и пары часов, как небольшое жестяное ведерко наполнилось плескающейся рыбой.
  - Отец Антоний! - позвал Алешка и легонько коснулся его плеча.
  Старик открыл глаза, поглядел на Алешкин улов и только лишь покачал головой.
  - Дай-ка сюда свое ведерко!
  И с этими словами он взял его в руки, подошел к самому краю воды и выпустил половину рыбы.
  - Вы что?! - закричал Алешка, который очень гордился своей работой.
  - Как это что? А дать рыбе шанс пожить еще? - засмеялся старик, возвращая мальчишке ополовиненный улов.
  - Какой шанс?! Я же два часа сидел, боялся шевельнуться! - возмутился Алеша Ветров.
  - Ох, все Вам, неучам, разъяснять приходится! Много этой рыбы нам, всю мы ее за один вечер не съедим вдвоем, лишь пропадет зря! А этого количества нам вполне достаточно. Всякой твари нужно дать шанс прожить подольше, если он возможен. Вот так.
  Старик потянулся, размял затекшие косточки и неспешно пошел в обратную сторону.
  
   ***
  На следующее утро Алешка проснулся самостоятельно, хотя, обещанного отцом Антонием петуха так и не услышал. Самого старика нигде не было. Алеша немного полежал, а затем встал со своей лавки, откинув тонкое одеяло, и лениво прошелся по комнате, звонко шлепая по дощатому полу босыми ногами. Затем заглянул в печь, нашел там уже приготовленную кашу и только собирался позавтракать, как дверь в дом со скрипом отворилась, и на пороге появился хмурый отец Антоний в истертых сапогах и легкой куртке, перепачканной илом и землей.
  - Ага, проснулся, дармоед!
  Алешка, уже понадеявшийся, что вчерашнее благодушное настроение останется с отцом Антонием подольше, снова тяжело вздохнул.
  - Чего вздыхаешь? Гляжу, завтрак ты нашел, да вот только прежде поди на улицу, там ведерко стоит. Так ты в него воды с колодца набери и меня позови.
  Алешка вышел на улицу, набрал полное ведро ледяной воды, как велел старик, и крикнул его.
  Отец Антоний вышел из дома и, поравнявшись с Алешкой, оглядел с ног до головы и велел снимать рубаху.
  - Зачем? - удивился мальчик, но под тяжелым взглядом старика повиновался.
  - Меньше спрашивай. Буду из тебя настоящего человека делать. А то доходяга какой-то! Одни ребра торчат. Мне тут хилые да болезные не нужны!
  И прежде чем Алешка успел понять, что сейчас произойдет, отец Антоний словно пушинку поднял полное ведро воды и опрокинул его на мальчишку.
  - Ну вот теперь, доброе утро, Художник! - заулыбался старик и даже слегка похлопал по плечу стучащего зубами от холода мокрого Алешку.
  - За что Вы так со мной? Мне же холодно! Я простужусь, заболею воспалением легких и умру. Вы меня убить хотите, да, отец Антоний? - жалобно протянул Алеша, а отец Антоний, кажется, от этих слов еще больше развеселился.
  - Ах, холодно тебе! Бедненький! Сейчас вокруг дома семнадцать кругов пробежишь и согреешься!
  Алешка попытался отмахнуться от старика и убежать в дом, но тот начал сердиться.
  - Давай-давай! Пробежишь - можешь идти завтракать. А нет - ходи весь день голодный. Выбор за тобой.
  Завтракать Алешка пришел с заплетающимися ногами и, не глядя на отца Антония, молча рухнул за стол. Сил не хватало даже на то, чтобы поднять в руках ложку.
  - Даа... - протянул старик, глядя на изможденного мальчишку. - Совсем ты плох. А я хотел тебе сегодня интересную работу подкинуть, думал, поможешь мне...
  Алешка заинтересованно посмотрел на отца Антония.
  - Там у озера, где мы вчера были, я лодку старую нашел. Да вот только течет она. Если хочешь, могу выделить тебе инструменты - починишь, подлатаешь, да можешь себе забирать. Управляться, надеюсь, с ней умеешь?
  Алешка, влюбленный в море, воду и все детство убегающий покататься на лодке с друзьями, оживился.
  - Могу забирать себе?! А Вам она не нужна?
  Отец Антоний пожал плечами.
  - Да на что она мне? У меня своя спрятана, особенная, с секретом. А с этой делай что хочешь! Дорогу-то до озера найдешь?
  - Найду! - ответил Алешка и, кое-как доковыряв свою кашу, кинулся собираться на озеро.
  Когда он уходил, солнце било прямо в глаза, и он щурился, пытаясь разобрать дорогу. Странно, когда он шел вслед за отцом Антонием, ему казалось, что прошла целая вечность. А теперь он с легкостью добрался до озера всего за полчаса, легко и быстро. И каменные стены уже не казались угрожающе-страшными и ущелья и пропасти не столько пугали, сколько настораживали. Лодку Алешка нашел сразу. Она лежала на берегу на том самом месте, куда отец Антоний вчера приводил Алешку. Лодка была старая, с облупившейся синей краской, с отчетливой пробоиной в носовой части. Мальчишка сел возле нее и провел рукой по влажному дереву. Сразу вспомнились веселые дни, что он проводил с друзьями, вспомнился плеск волн о старые борта и скрип весел в уключинах.
  Залатал Алешка лодку быстро, не прошло и часа. Еще полчаса стаскивал ее на воду, отчаянно толкая слабыми руками к озеру и оставляя на влажной земле, перемешанной с камнями, рыхлые следы. Когда же усилия его увенчались успехом, Алешка понял, что совершенно устал. День постепенно клонился к вечеру, с озера дул прохладный ветер. Алешка немного толкнул лодку вперед и с легкостью запрыгнул внутрь. Заскрипели весла, а Алешка с наслаждением закрыл глаза, вдыхая влажный озерный воздух, пахнущий рыбой и водорослями. С каждым новым гребком лодка все отдалялась от берега, плавно следуя по безупречной водной глади.
  "Интересно, что там, на той стороне озера? - думал Алеша. - Может, там особенный загадочный город или сказочные неизведанные земли?"
  Но чем ближе мальчик подплывал к противоположному берегу, тем больше его охватывало разочарование. Никакой сказки там не было, лишь немного относительно ровной поверхности по берегу, а позади все бесконечные горные хребты, припорошенные сверху седым снегом.
  Причалив к берегу, Алешка спрыгнул на землю и огляделся. Берег как берег. Вода, ил и камни, небольшие деревца и кустарники. На этом вся "сказочность" заканчивалась. Лишь какие-то птицы кричали вдалеке, да ветер выл под вечер.
  Еще немного постояв, мальчишка заскучал и отправился в обратный путь. Лодку он спрятал в зарослях ивового кустарника, и уже на закате пришел домой.
  Старик сидел на узкой лавочке у дома и что-то вырезал из дерева острым маленьким ножичком, периодически кашляя и бормоча себе что-то под нос. На Алешку он даже не обернулся, бросив что-то вроде: "Явился, не запылился! Ужин на столе".
  Алеша лишь пожал плечами, уже привыкнув к такому тону, и мрачно сел за стол. Было скучно. В перспективе маячили несколько лет проживания со стариком, с его вечными окриками и заскоками. Еще ладно бы, если бы помимо старика кто-нибудь в доме был, так нет! Куда там! Ни одной живой души в радиусе нескольких километров. Одна отрада - лодка, да только что толку в ней, если озеро небольшое, далеко все равно не уплывешь.
  - Ну как там мое озеро поживает? - сухо поинтересовался отец Антоний, еле слышно прошмыгнув в дом.
  - Нормально. - Буркнул в ответ Алешка, продолжая в красках представлять себе несколько лет жизни в подобном одиночестве и скуке.
  - Что-то не нравишься ты мне сегодня, Художник. Не случилось ли чего?
  - Нет, все нормально.
  - Ну что ж, нормально так нормально. А я тут пришел тебе рассказать об одном удивительном месте на озере, думал, ты заскучал. А раз у тебя все хорошо, я тогда пошел... - протянул старик, хитро поглядывая за реакцией мальчишки.
  Алешка, услышав про "удивительное" место, тут же ожил.
  - Отец Антоний, умоляю, расскажите!
  - Хорошо. Но с условием, что завтра ты туда не пойдешь, ты мне будешь нужен здесь в доме.
  Алеша Ветров кивнул и с любопытством уставился на старика.
  - Ты ведь сегодня на озере был? Так вот. Озеро то, не простое. С берега кажется, будто лужа лужей, да вот только слыхал я, что где-то с дальнего его края, у скал, соединяется оно с пещерой, проходя через которую, вода попадает в уже совсем иные места. Это что-то особенное, необыкновенное... Что-то вроде моря, образованного в самой каменной толще. Люди об этом чуде природы ничего не знают, да и я толком не видел. А вот друг твой, Ри, его вдоль и поперек исплавал. Говорил даже, что где-то в этой пещере клад свой зарыл, особенный, для потомков.
  Алешка слушал раскрыв рот, уже прокручивая в мыслях, как вплывает в горную пещеру, попадая в прозрачное море, разыскивает таинственный клад Ри и...
  - Так вот. Если хочешь, чтобы я указал тебе, где точно находится пещера, завтра прополешь мне весь огород, согласен?
  Алешка лишь счастливо закивал головой и побыстрее отправился спать, лишь бы только поскорее наступило "завтра".
   Весь следующий день Алешка трудился не покладая рук. И траву вокруг дома скосил, и небольшой огородик за домом обиходил, рыбу с озера принес , ни минуты не присел, все мотался по поручениям отца Антония. Лишь к вечеру тот соизволил вальяжно развалиться на печи и начать свой рассказ о таинственной пещере.
  - Значится так... Находится эта пещера у дальнего края озера. Если прямо идти к нему той дорогой, что я тебе показал, то, как раз, окажешься у того места, где скалы видны. До них доплывешь на лодке, займет это у тебя около полутора часа. Дальше поплывешь вдоль каменной стены, увидишь небольшой грот. Если к веслам с детства приучен, то для тебя не составит труда забраться внутрь. Только ты вот что, далеко не заплывай, а то сгинешь там, и никто тебя не отыщет. Если решишь все-таки завтра туда наведаться, то учти, к восьми вечера если дома не будешь, можешь больше не приходить, обозлюсь на тебя.
  Но Алешка слушал отца Антония рассеянно и невнимательно, голова его была забита совсем другими мыслями.
  "Старик говорил, что в пещере Ри запрятал какой-то свой, особенный клад. Что бы это могло быть? Зная друга, можно гарантировать, что это не золото и не дорогие каменья... Но что же это тогда? И почему именно эта пещера стала для него надежным убежищем тайн?"
  - Отец Антонииий! - протянул Алешка.
  Старик лишь презрительно хмыкнул, догадавшись, что половину рассказа Алешка благополучно пропустил.
  - Чего тебе, Художник?
  - А Ри далеко живет?
  Антоний тяжко вздохнул и заворочался на печи, пытаясь устроиться поудобнее.
  - Далековато. Слишком высоко забрался в горы. Он у нас птица гордая, вольная. Все бы ему поближе к солнцу, к ветру, чтобы все с высоты видеть. Не только высоты материальной, но и духовной. Сколько помню его, всегда ко мне с расспросами приставал, учиться желал моей особой науке. И ведь выучился!
  - О какой такой науке Вы говорите?
  - О, это всем наукам наука. Некоторые неграмотные или же просто не очень умные люди, называют это магией, хотя это разительно от нее отличается. Магия - грязь и взывание к нечистым силам для того, чтобы насытить свою гордыню и жадность. Я же всего лишь умею несколько больше остальных, да и то, только потому, что веду отшельнический образ жизни, да природу понимаю и знаю лучше других.
  - Странно. Я никогда не видел, чтобы Вы, отец Антоний, творили что-нибудь необыкновенное, волшебное. ..
  Старик лишь только еле слышно засмеялся, ответил, что раз не видел, значит, не положено было, и мирно уснул, погрузившись в сладкую пелену призрачных грез.
   ***
  Старая лодка покачивалась на небольших озерных волнах, ветер трепал влажные волосы, а скрип весел в уключинах убаюкивал лучше всякой колыбельной. Перед Алешкой неприступной стеной возвышались серые скалы. Вода то с плеском захлестывала каменные глыбы, то осторожно ласкала их своей озерной нежностью...
  Мальчик все никак не мог найти вход в таинственную пещеру.
  "Неужели отец Антоний меня обманул, посмеяться решил! Или опять смирению поучить, мало ему!" - думал Алешка, а горло сдавливала обида и горечь разочарования. Он уже около получаса исплавал всю каменную стену, но никакого грота и пещеры там не нашел. И вот, в тот момент, когда Алеша уже решил поворачивать к дому, он заметил, что вода в одном месте куда-то уходит, словно просачиваясь сквозь камень. Подплыв же ближе, мальчик увидел то, что скрывало озеро от посторонних глаз уже не одну сотню лет...
  - Вот оно.. . - шепнул сам себе Алешка, утопая в темной вечности.
  Это было чудо природы. В плотном каменном мешке, укутанном ровным сиянием, плескалась кристально-чистая вода, отражая в себе тяжелые выросты сталактитов и сталагмитов, где-то на каменном дне плавала какая-то мелкая рыбешка, блестя чешуей, прохлада укутывала тело мальчика. Тихий скрип весел, плеск воды многогранное эхо увеличивало в тысячи раз, наводя какой-то особый, чуть ли не священный ужас. Это было действительно необычно и восхитительно, так, что у Алешки перехватило дыхание, а сердце то замирало в груди, то начинало бешено колотиться.
  - Я здесь, Ри! Слышишь? Я в твоей пещере! - неизвестно зачем крикнул Алешка, а эхо подхватило его звучный голос, искажая его и растягивая...
  - Это я! Художник!
  "Худооооожнииииик" - словно откликнулась на его слова пещера.
  Алешка увидел в дальнем углу небольшой каменный выступ и подплыл к нему, осторожно переступая на сырой скользкий камень из лодки.
  Отсюда вид открывался гораздо лучше. Если бы от восторга можно бы было умереть, то Алешка, наверное, уже минут десять был бы без сознания. Но он был жив и продолжал оглядываться по сторонам, открывая в пещере все новые чудеса и грани.
   Внезапно под сапогом у мальчика что-то противно хрустнуло, взгляд его упал вниз на камень и Алешка с удивлением поднял из сырости серебряный кулон на замке на длинной толстой цепочке. Открыть его практически не составило труда. Внутри, ничуть не пострадав от грязи и вечной влаги, покоилась маленькая фотография очень юной девушки, с наивными и очень нежными чертами лица, которые словно подчеркивали ее хрупкость и изящество. Внизу очень мелким почерком была сделана приписка: "Ри, вечному страннику. С надеждой на встречу, Соль".
  - Вот я и нашел твой клад, Ри. Как все просто... Ведь самое дорогое для тебя спрятано в твоем сердце.
  Алешка спрятал кулон в карман куртки и, вновь спрыгнув в лодку, поплыл к выходу из пещеры.
  К восьми домой он не успел.
   ***
  Дверь старик не открыл. На жалобные стоны и стук в стекло не отвечал и лишь молча задвинул изнутри дома тяжелые шторы.
  "Обиделся" - решил Алешка, еще пару раз постучал в дверь, но, так и не дождавшись ответа, устроился на ночлег на крыльце, подложив под голову худую бледную руку и долго думая, перед тем как уснуть, о Ри и Соль, о том, какой была их судьба. И сможет ли он, Алешка, хоть как-то приблизить к ним свою никчемную жизнь.
  Настала ночь, укрыв своим одеялом все вокруг, холод начал пробираться под куртку, отчего мальчик во сне ежился и пытался свернуться как мартовский кот, клубком, лишь бы не отдавать даже малую частичку своего тепла ночи. Проспал он недолго, когда проснулся, луна висла мутным диском, а звезды почти потухли. Вдалеке медленно выползал из-за горных вершин первый лучик утреннего света. Прошло еще некоторое время, Алешка заворожено лицезрел рассвет, но как только небо покрылось розовой краской, с окружающим миром начало что-то происходить.
  Где-то робко подала голос какая-то ранняя птичка, вслед за ней раздалась еще одна неуверенная трель, потом еще... Уже через полчаса поляну заливала многоголосая утренняя мелодия певчих птиц, нежная и тревожная, как только что выпавшая роса. Алешка с удивлением обнаружил, что все птицы слетаются к дому отца Антония, забиваются на крыши, устаиваются на высоких деревьях и раскидистых кустарниках.
  Прошло время, птиц становилось все больше и больше, на какой-то миг Алешке показалось, что если их число не убавится, то вскоре они облепят весь дом.
  - Ну что разгалделись, глупые! Хлеба моего хотите?
  Дверь скрипнула, отец Антоний вышел на крыльцо, а затем спустился вниз, с презрением переступив через лежащего на крыльце Алешку.
  - Кушайте, хорошие мои, только Вы то меня и любите...
  Птицы слетались к отцу Антонию отовсюду, они садились к нему на плечи, на старые худые руки и склевывали накрошенный хлеб из протянутых ладоней. Казалось, что птицы будто считают старика своим неопровержимым правителем и царем, любя при этом и безмерно доверяя. Никогда ранее мальчик не видел такого чуда, чтобы дикие птицы сами в ладони садились...
  Через минут пятнадцать отец Антоний подошел к Алешке и велел ему убираться в дом - завтракать.
   Алешка уныло поплелся в дом, не ожидая ничего хорошего.
  Отец Антоний был сердит, на Алешку он даже не взглянул, молча поставив перед ним кувшин с молоком и хлеб с маслом. Сам старик устроился в кресле с какой-то книжецей и долго пытался вчитаться, однако, книга не шла, и вскоре отец Антоний сменил гнев на милость и даже подсел рядом с Алешкой за стол.
  - Ну как, нашел пещеру?
  Алешка кивнул, откусывая бутерброд с маслом.
  - Нашел. Вы бы знали как там красиво!
  - Я и получше места видал!
  Мальчик удивился. Его воображение было не в состоянии представить, что же может быть еще лучше.
  - Получше?
  - Да.
  - Но что же может быть лучше, отец Антоний? Я видел и цветущие горные луга и кристальную воду озер, я видел это чудо вчера, в пещере! А Вы утверждаете, что видели еще нечто более прекрасное и удивительное!
  - Как тебе живая человеческая душа, ум? Что скажешь, художник? Глядел когда-нибудь чью-нибудь душу?
  Алешка неуверенно замотал головой.
  - Но это же невозможно... К тому же, как можно сопоставить человеческую душу и прелести природы! Чушь!
  Отец Антоний только улыбнулся в седую бороду.
  - Ты, художник, жуй лучше хлеб! А при случае я покажу тебе душу. Только вот увидишь ты не все. А если слушаться меня будешь, то и научу кое-чему. Огорчил ты меня вчера... Так я это дело поправлю!
  - Простите, отец Антоний.... - начал было Алеша, но старик его перебил.
  - Никаких "простите"! Думаешь, если сделаешь наивные глаза и пропищишь себе под нос что-то жалобно, то это с твоей души пятно смоет? Ну уж нет! Ты мне скажи лучше, ты читать умеешь?
  Мальчишка кивнул.
  - Что ж, замечательно! Возьмешь книгу, что у меня на кресле лежит, прочитаешь, а к вечеру мне перескажешь, с подробностями!
  С этими словами отец Антоний противно усмехнулся и вышел вон из дома. А Алешка лениво подошел к креслу и взял книгу в желтой обложке, полистал и тут же подавил в себе зевок. Книга являла собой обыкновенный и самый заурядный травник. Алешка сел в кресло, открыл первую страницу и принялся читать.
  Потекли минуты, затем часы. Алешка уже пролистывал страницы через одну, а в голове смешались донник, болиголов и хна, айва, барбарис. Казалось, что еще чуть-чуть и Алешку просто разорвет от всех этих лекарственных растений.
  Старик пришел под вечер, волоча за спиной тяжелую сумку с продуктами, видимо, ходил в деревню. Поставив свою ношу на стол, он первым делом подошел к Алешке, убрал из его рук травник и достал из-за пазухи какие-то три тонких стебелька с блеклыми цветочками.
  - Скажи-ка мне, художник, что из этих трех растений по твоему мнению ядовито, а?
  Алешка вгляделся в зачахшие растения и попытался вытащить из всей травяной каши в голове хоть что-нибудь похожее. Ехидный взгляд отца Антония не давал сосредоточиться, однако, сказать нужно было хоть что-то, и Алешка наобум вытащил первый попавшийся стебель из рук старика.
  - Вот это... Болиголов крапчатый.. . Только не знаю где Вы его достали, он вроде на болотах растет.
  Старик усмехнулся и растения убрал.
  - Верно! Ишь, умник... Где взял... В деревне, что у подножия гор. Весь день проходил, устал как собака, но зато еду принес...
  - Отец Антоний, а почему Вы...кхм..."отец" ? Так же вроде священников зовут. А я ни разу не видел, как Вы молитесь.
  Старик улыбнулся.
  - Это долгая история... А то, что не видишь, так значит плохо смотришь! Дрыхнуть надо меньше, вот что!
  - Отец Антонииий! - не успокоился Алешка.
  - Ну чего тебе? - ответил тот, с ворчанием забираясь на печь.
  - Вы обещали душу показать.
  - Вот прицепился-то! Ладно, ложись на лавку, закрой глаза, да слушай, что я тебе скажу!
  Алешка с готовностью улегся на узкую постель и крепко зажмурил глаза.
  - Да не так, неуч! Сделай вдох, расслабь все мышцы своего тела, представь чистое голубое небо и ветер в лицо... Представил?
  - Угу.
  - Так. Теперь подумай обо мне.
  Алешка в красках представил ворчливого отца Антония, выливающего на него ведро ледяной воды.
  - Без эмоций представь, в спокойном состоянии, слышишь! Эмоции отвлекают! - продолжал старик, словно читая мысли Алешки.
  - Угу. - откликнулся мальчик, хотя представить спокойного отца Антония было сложно.
  - Теперь снова небо...
  - Ну.
  - А теперь вспомни то чувство, что испытал, представив меня, и как бы наложи его на светлое небо. Получается?
  - Нет. Только небо и все.
  - Расслабься. Еще один вдох. Вот перед тобой небо, без облаков, просто чистое и синевато-голубое. Ветер в лицо. А теперь ты чувствуешь меня. Просто представь чувство и отпусти его...
  Алешка вспомнил все свои чувства, которые вызывал у него отец Антоний и попытался разукрасить ими бесконечно синий холст чистого неба в своем воображении. Здесь были и неприязнь и холодность, и его ворчливость, но были и теплота и еще какое-то очень странное чувство, вызывающее у Алешки безграничное уважение к старику и тоску по дому. Может, та самая мудрость, о которой ему рассказывал Ри?
  И в этот момент небо начало окрашиваться в серый цвет, словно затянувшись мутной пеленой, и Алешка словно провалился в небытие. Тучи на небе сгущались, где-то кричала дикая птица, тоскливо так, что щемило сердце, вскоре небо перед глазами исчезло, а в воображении рос каменный замок с витражными окнами, вокруг которого был огромный ров с плескающейся в нем раскаленной, пышущей жаром, лавой. Через ров не было ни единого моста, ни переправы, все было наглухо закрыто. Сколько Алешка не крутил замок в своем сознании, попасть внутрь он не смог.
  Из грез его вырвало сухое покашливание отца Антония.
  - Ну как? Что увидел?
  Алешка рассказал о замке и рве с лавой, а так же о том, что не смог попасть внутрь.
  Старик только хмыкнул.
  - Многие видят замок, но не видят, что за ним. Кстати, ров заполнен не лавой, а обычной водой. Лаву тебе пририсовало воображение. Каждый, кто заглядывает в душу, должен четко понимать, где граница чувств и его собственного сумасшествия. К тому же, это не так просто, как кажется. У многих вместо прекрасного мира ты увидишь лишь гниль и болота.
  Алешка хотел еще что-то спросить, но отец Антоний уже заворочался на печи и вскоре крепко заснул.
   ***
  Потекли дни, затем недели, месяцы... Большую часть времени Алешка проводил на озере, либо в пещере Ри. Иногда выбирался прогуляться в горах, в какие только дебри не забирался. Однажды даже построил на вершине одной невысокой горы нечто вроде собственной хижины и вечерами подолгу сидел там, любуясь на закат и спокойное ледяное озеро. Каждое утро начиналось как и раньше - с ведра ледяной воды, а затем пробежки вокруг дома. В свободное от своих, особых дел, время отец Антоний рассказывал Алешке различные случаи из жизни, учил понимать природу, чувства птиц и даже иногда позволял Алешке заглянуть еще немного в собственную душу. Однако, ничего кроме глухой стены, мальчишка так и не мог разглядеть.
  Алешка рос, становился крепче, смелее, во взгляде появился блеск и что-то вроде некой искры мудрости и жажды знания.
  И вот, в день его восемнадцатилетия, отец Антоний принес ему небольшую деревянную шкатулку, с резными жар-птицами на крышке.
  - Открой! - велел он.
  Алешка послушно открыл крышку. Внутри лежала узкая черная лента.
  - Что это? - юноша осторожно достал подарок. Просто лента.
  Старик как-то нехорошо усмехнулся.
  - Это последние сорок семь лет твоей жизни, Художник. Увы, мне дано видеть несколько больше, чем всем остальным, но, заглядывая в будущее, я надеюсь, ты оценишь мой подарок. А пока спрячь его и достань в тот момент, когда тебе станет особенно трудно.
  Как только крышка шкатулки захлопнулась, в дверь постучали. Отец Антоний, ворча, пошел открывать.
  - Скажите, не здесь ли живет Алексей Ветров? - спросил человек ,появившийся на пороге.
  Старик пожал плечами.
  - Это не мое имя точно. Если Вас интересует мой ученик, то я обращаюсь к нему иначе.
  Алешка подался вперед.
  - Я. Это мое имя.
  Незнакомец улыбнулся и протянул сухую крепкую руку.
  - Один наш общий знакомый велел передать Вам это. - незнакомец протянул Алексею небольшую смятую записку.
  "Алешка, мы не виделись несколько лет, хотя я обещал тебе скорую встречу. Умоляю, иди с этим человеком, и он приведет тебя ко мне. Надеюсь, отец Антоний в добром здравии и отпустит тебя. С уважением и теплом, твой друг Ри".
  С этой минуты в жизни Алешки, вернее, уже Алексея Ветрова произошел ряд перемен, стремительно влекущих юношу вдаль по дороге судьбы.
   Часть Вторая.
  Проводник Алексея оказался крепким мужчиной, лет сорока. Жесткие смоляные волосы были собраны в хвост, а лицо было покрыто толстым слоем пыли и множеством царапин.
  - Меня зовут Мирт. - представился он, когда отец Антоний захлопнул за путниками дверь.
  - Мое имя Вы знаете - Алексей Ветров. Но я предпочитаю, чтобы меня этим именем не называли. Отец Антоний научил ценить меня истинную природу имен. Она весьма важна для меня, чтобы мое имя затаскивали просто так. Лучше называйте меня просто - Художник. За несколько лет я уже смирился с этим прозвищем.
  Мирт удивленно посмотрел на Алексея.
  - Вы рисуете?
  Художник покачал головой.
  - Увы, нет. Это просто мое прозвище. Хотя, все чаще я задумываюсь о том, что дано оно было не просто так. Откуда Вы знаете Ри, Мирт?
  Мужчина пожал плечами.
  - Раньше, когда Ри жил еще у отца Антония, мы часто виделись в деревне, что в нескольких километрах от его дома. Там одно время жила моя семья, но вскоре я уехал, а полгода назад я отыскал Ри и погостил у него некоторое время. Он рассказывал мне о Вас, Алексей. Только в его рассказах он описывал Вас как маленького неопытного мальчишку, а теперь я вижу взрослого и достаточно умного юношу.
  Алексей улыбнулся.
  - Долго ли нам идти?
  - Я думаю, день и еще немного. Сложность состоит не в том, что добираться далеко, а в том, что дорогу найдет не каждый.
  Мирт шел вперед, пробираясь сквозь кустарники, карабкаясь по отвесным скалам, увлекая за собой юного Художника.
   ***
  Рассвет раскрасил небо розовой зарей. Ласточки носились совсем высоко, предвещая хороший и ясный день. Мирт и Художник поднялись чуть ли не на самую вершину высокой горы, с которой открывался удивительный вид: на синие озера, бесконечные горные хребты, ослепляющее солнце в утреннем небе.
  Мирт остановился на небольшой каменистой площадке и, улыбнувшись, сказал:
  - Ну вот мы и пришли.
  Художник удивился.
  - Пришли? А где дом Ри?
  Мирт заулыбался еще сильнее и протянул Алексею руку.
  - Иди за мной.
  Мужчина сделал шаг и словно растворился в небытие. Алексей шагнул за ним, и удивлению его не было предела, когда он очутился в прекрасном цветущем вишневом саду, без какого-либо намека на горы. Вокруг был лишь лиственный лес и небольшая синяя речушка. Посредине сада стояла ветхая хижина, у порога которой сидела хрупкая девушка, с длинными пепельными, почти седыми, волосами, в простом льняном платье и книгой в руках.
  - Соль... - нерешительно позвал Алексей, а девушка подняла на него взгляд. Художник сразу узнал ее и сжал в кармане легкой куртки серебряный медальон.
  - Да. Это я. А ты, стало быть, Алешка?
  - Да. Так и есть. Алексей Ветров, но многие называют меня Художником.
  - Мой Ри рассказывал мне о тебе. Он послал за тобой Мирта. Кстати, вот и он! - улыбнулась девушка и поднялась с порога навстречу путникам.
  Мирт крепко обнял Соль и поинтересовался, дома ли Ри. Соль лишь покачала головой.
  - Сейчас его нет, но он обещал быть к вечеру.
  - Что, опять на своей горе монашествует?
  Соль слегка поморщилась. Сказанные слова ей были неприятны.
  - Монашество - это совсем другое, Мирт. Ри молится, но он не монах и не отшельник. Господь дал ему мудрость и знания. Если Ри забудет про Бога, он вряд ли сможет использовать свои возможности во благо. Он просто собьется с пути.
  Мирт ничего не сказал, лишь пошел к дому, и, поравнявшись с ним, решительно вошел внутрь, поманив Художника за собой.
  Следом за ними в хижину зашла Соль.
  Удивительно, как обманчива бывает внешняя видимость. Если снаружи дом был похож на старую покосившуюся хижину, то внутри все было совсем по-другому. Огромная комната, выложенные кирпичом стены, паркетный пол, покрытый свежим лаком. Камин в дальнем углу, мягкие удобные кресла, огромное светлое окно. Бросались в глаза длинные полки у стен, забитые книгами, пробирками и химическими растворами. Были здесь образцы растений и горных пород. Посредине комнаты стоял огромный стол со скругленными углами, укрытый белоснежной кружевной скатертью.
   На подоконнике у окна росли всех цветов фиалки.
  Алексей невольно залюбовался цветами и подошел ближе к окну. Первые несколько минут он разглядывал многочисленные фиалки, красные, синие, белые, а затем вид из окна. Но лишь через какое-то время Художник понял, что там, за окном. Горы! Высоченные темные горы, плотно закутанные снежным покрывалом. Но Алексей видел, что когда они подходили к дому, никаких гор там не было, лишь цветущий сад и кромка леса вдалеке.
  Алексей посмотрел на смеющегося над ним Мирта, удобно устроившегося в кресле, на Соль, суетящуюся у стола, на горы за окном , и не выдержал.
  - Да что все это значит, в конце концов?!
  Мирт уже засмеялся в голос, утирая от смеха слезы, и откидывая со лба длинную смоляную прядь, лезущую ему в глаза. Соль лишь непонимающе посмотрела на гостей.
  - О чем ты, Художник? Думаю, будет хорошо, если мы перейдем на "Ты".
  Художник кивнул.
  - О чем?! Мы шли все время через горы, я помню это точно! Но когда мы подошли к дому, горы исчезли, а вместо них появились цветущий сад и хижина. Войдя же в ваше с Ри жилище, я увидел абсолютно крепкие кирпичные стены и вид из окна на заснеженные горные вершины. Мне просто интересно, это я сошел с ума или мир вокруг?
  Соль улыбнулась и принялась объяснять.
  - Еще до встречи со мной, Ри, как ты знаешь, долго жил у отца Антония, обучаясь смирению и впитывая в себя новейшие знания. Проведя несколько лет у старика, Ри понял, что отец Антоний не такой простой, как кажется и вся его чудоковатость - лишь отголоски бесконечной мудрости и света знаний. В какой-то момент Ри умолил старика раскрыть одну из главнейших тайн вселенной, тайну человеческой души, сумев увидеть ее во всем величии и великолепии.
  - Отец Антоний тоже показывал мне душу, но ничего "такого" я не увидел. Только смазанные образы, - перебил Алексей.
  Соль продолжила рассказ.
  - Ри буквально заразился идеей души. Он решил, что раз живо все, а человеческая душа воспринимается как образ, то он сможет все это отразить не только в собственном сознании, но и отразить на реальности, воплотив в жизнь. Но, к сожалению, дальше "сада и хижины" он не продвинулся, а мог бы. Все, что видел ты - реальность, просто она измененная. Это даже не иллюзия, а нечто большее, не подвластное разуму тех, кто не столкнулся с этим напрямую.
  Алексей внимательно слушал Соль, и в голове у него зарождалась одна очень важная мысль. Мысль, которая разъедала разум и сердце, не давая покоя. Мысль, ставшая впоследствии идеей всей его жизни. Но Художник не стал озвучивать ее Соль, решив дождаться Ри.
  - Ясно. А все это творения Ри или твои тоже?
  Соль пожала плечами.
  - Разрабатывает идею он, а я лишь немного помогаю ему. Да, кстати, знай, что распространяться о том, что ты видел здесь, не стоит. Это тайна, существующая лишь среди определенного круга людей. Если об исследованиях Ри узнают люди, живущие в миру в городах и мегаполисах, то идею тут же отнимут, испортят и направят на зло. Нам с Ри не хотелось бы, чтобы все случилось именно так.
  Алексей пообещал, что ничего никому не расскажет и по приглашению Соль сел за стол. Девушка села напротив, а Мирт устроился рядом с Художником.
  Они немного поговорили о всяких мелочах, о погоде и прочитанных книгах, Соль много расспрашивала Художника о том, как он жил у отца Антония, о его судьбе. Смеялась, когда слушала про то, как старик заставлял Алешку обливаться водой из колодца и как он бегал вокруг дома, согреваясь. Затем разговор зашел о подземном озере в пещере. Тогда Алексей Ветров порылся в карманах и вытащил оттуда серебряный медальон и передал Соль.
  - Это же мой медальон... Я отдала его Ри, как только мы с ним впервые встретились. Он еще жил тогда у отца Антония!
  Тонкими пальцами Соль открыла кулон и долго разглядывала маленькую фотографию совсем юной девочки.
  - Ты почти не изменилась, Соль, - заметил Художник, но девушка, кажется, не заметила его слов и прижала медальон к щеке.
  - Ри... Мой милый Ри, когда же ты вернешься? Даже несколько часов разлуки мучают меня, словно яд, попавший в сердце! - Еле слышно прошептала она, и в этот же миг на пороге, собственной персоной, появился он.
  - Что? Не ждали меня, да? - с улыбкой проговорил Ри и, заметив Художника, кинулся к нему и, с легкостью вытащив того из-за стола, стиснул в стальных объятиях.
  - Сколько лет прошло, Алешка! Прости, что так долго не звал в гости, каюсь, я тут немного заработался в этой глуши. Если бы не моя Соль, я бы с ума сошел!
  Алексей только что-то мычал, уткнувшись носом в плечо друга и напрасно пытаясь высвободиться.
  Когда же, наконец, юноша смог вырваться, Ри уже расцеловывал Соль и сжимал ладонь Мирта. Тот слегка морщился, пытаясь освободить ее, однако, руки у Ри были крепкие.
  - В этом доме есть вино?! - возопил он, оглядывая полки, заставленные книгами. Соль невинно посмотрела в распахнутое настежь окно.
  - Ты что-то сказал?
  Ри остолбенел.
  - Нет, только не говори, что ты его...
  Соль вздохнула и будто бы стала еще хрупче и тоньше, а лицо ее не могло не вызвать жалость и какое-то странное чувство вины.
  - Ри, милый, я его вылила. Мне показалось, что оно испортилось.
  На Ри было жалко смотреть.
  - Вино? Ты вылила мое вино? Но там же весь погреб был заставлен!
  Соль лишь пожала плечами.
  - Теперь там в крынках хранится молоко. К нам забегал старый фермер, что живет у подножия горы. Часть вина я отдала ему. Кстати, хочешь молочка? - заулыбалась девушка.
  Мирт засмеялся, а Ри обессилено рухнул в кресло.
  - Полное уединение, работа над собой, молитва! Такая сложная дорога домой, а уставшему путнику не налили рюмочку вина.
  - Какая же это работа над собой, если ты после молитвы всю дорогу мечтал о том, чтобы выпить вина? Смысл тогда всего?
  Ри ничего не ответил и лишь стыдливо посмотрел в пол. Видимо, этот вопрос его особенно тревожил.
  Время близилось к обеду. Друзья еще немного посидели за накрытым столом, а затем разошлись кто куда. Соль убежала в сад что-то читать, Мирт дремал в кресле, а Алексей, наконец, смог спокойно поговорить с Ри.
  - Соль рассказала мне о том, как приблизительно работает твой "чудо-сад с хижиной". Я немного поразмышлял над этим, и у меня появилась одна занятная идея, только я не знаю, с чего начать.
  Друг пожал плечами и ободряюще улыбнулся.
  - Начни с самого главного. Скажем так, основная часть твоей идеи.
  Алексей поудобнее устроился на деревянном стуле за столом напротив Ри.
  - Скажи, на основе твоей теории о воплощении души и чувств в реальность, а так же некоторых опытов, можно ли создать отдельный, свой небольшой мир? Ну, или хотя бы жалкое подобие на него. Ведь человеческая душа - это тоже определенный мир, сотканный из чувств и эмоций. Скажем так, мир в мире?
  Ри задумчиво посмотрел на Художника.
  - Я не думал настолько масштабно над этим. Вообще, раз искажать мир получается, то, думаю, исказив какую-нибудь вещь или еще как-нибудь, можно создать что-то вроде маленького мирка. Вопрос в том, как это сделать, как туда попасть и как выбраться.
  - Но теоретически это возможно?
  - Теоретически - да. Если хочешь, можем подумать над этим. Ты ведь к нам надолго? К старику не вернешься?
  Художник поежился.
  - К отцу Антонию? Нет уж, уволь. Хватит с меня его "смирения"! Если ты не против, некоторое время я останусь у вас с Соль, а потом поселюсь в каком-нибудь небольшом городке у моря.
  - Твое решение. Слушай, если ты так загорелся идеей создания мира, давай немного поразмышляем над этим.
  Алексей кивнул.
  - Вот смотри, - продолжил Ри, устроившись на деревянном стуле и закинув ногу на ногу, - для того, чтобы исказить мир, нужно как минимум точно знать чего ты хочешь. Все зависит от нас. Люди видят вишневый сад и хижину, вместо каменных глыб, только потому, что я так хочу. Это место контролируется моим разумом. Но как только я перестану думать о нем, все тут же пропадет.
  Алексей удивился.
  - Но как можно научиться держать в голове постоянно один и тот же образ?
  - Смотря, насколько ты привязан к чему-либо. Насколько хочешь, чтобы было именно так, как хочется тебе. Во многом мне помогает молитва и моя вера. Во многом смирение, которое привил отец Антоний. Зря, кстати, ты его так не любишь. Он очень мудр и ему многое открыто. Я думаю, если бы ты рассказал об идее мира ему, а не мне, то он бы решил эту проблему за час, не больше.
  Ветров пожал плечами.
  - Может быть. Однако, я надеюсь, что у нас все получится и без него. Ты искажаешь реальность своим разумом и держишь ее все время в своей голове. А что, если сделать это как-то проще...
  - Как именно? Чтобы искаженная реальность не пропала, нужно все время о ней думать. Представлять до малейших деталей. Если на миг забыть о ней, то все пропадет. А то, что ты построишь в своем сознании заново, будет уже другим. А для отдельного мира должна быть характерна хоть какая-то стабильность, иначе ничего не получится.
  Художник задумался. Одно дело держать в голове цветущий сад с хижиной, а другое целый отдельный мир. С каждым деревцем, небом, с каждой новой зарей.
  Ри долго сидел за столом, что-то чертил на бумаге, думал. Но, видимо, в голову ничего не приходило.
  Алексей сидел рядом и тоже размышлял на тему мира. Как сделать так, чтобы удержать в голове колоссальное количество информации? Что делают люди, когда обычно им нужно что-либо запомнить и не забыть? Они записывают... Можно ли записать на бумаге его идею? Получится как минимум томов двадцать, если со всеми описаниями. К тому же, для того, чтобы попасть в мир, придется каждый раз все перечитывать, и то, не факт, что все останется в голове.
  Внезапно Ри оторвался от своего листа с корявыми записями и как-то странно посмотрел на Алексея.
  - А почему старик прозвал тебя Художником?
  Алексей пожал плечами.
  - Сам не знаю, я очень долго ворчал, говорил, что не умею рисовать, но отец Антоний не обращал на мои слова никакого внимания. А затем я просто привык.
  - То есть, он просто вот так начал называть и все?
  - Да.
  Ри вскочил со стула, исчерченный лист упал на пол.
  - Ты хоть догадываешься, что это ответ на твой вопрос?
  Художник продолжал непонимающе смотреть на Ри.
  - Даже не догадываюсь, о чем ты.
  - Все предельно просто! Даже легче, чем казалось! Мир, который ты создашь, вовсе не обязательно все время держать в голове. Нужно лишь, чтобы он был перед глазами тогда, когда ты захочешь в него попасть. А для этого его всего лишь нужно нарисовать.
  - Неплохая идея. Но чем этот рисованный мир будет отличаться от миллионов других картин?
  Ри тяжело вздохнул.
  - Ну как же ты не понимаешь?! Они рисуют красками, а твоя картина будет нарисована душой и чувствами! Каждый штрих.
  - Но...
  - Что, "Но"?
  - Но я не умею рисовать!
  На этот раз Ри отчасти повторил слова отца Антония.
  - Для того, чтобы рисовать чувствами, вовсе не нужно иметь образование и особый навык. Для этого нужно всего лишь родиться Художником.
   Кто-то коснулся плеча Алексея.
  - А Ри прав, Художник. Кстати, по поводу твоего мира у меня есть несколько идей! - рядом с Алексеем стоял Мирт, видимо, слышавший весь разговор.
  Ветров посмотрел на Ри. Друг ободряюще улыбнулся, посмотрев на Мирта, что не укрылось от его глаз.
  - Не беспокойся, Алексей. Думаю, мне можно доверять. Мы с Ри давние знакомые и хорошо знаем друг друга. Я посвящен в его работы и готов вам помочь.
  - Да. Но все же мне не понятно, каким образом я смогу нарисовать целый мир, если ни разу не делал ничего подобного. Я действительно не умею рисовать, и, поверьте, художник из меня прескверный!
  Ри и Мирт переглянулись.
  - Давай проверим?
  Алексей пожал плечами. Отчего-то его не покидало странное чувство, что вся его затея - полнейшая ерунда и ничего у него не получится. Это Ри - великий мыслитель. Создать то, о чем человечество только мечтает! Исказить реальность! Для этого ему потребовались годы работы и беспредельное количество времени. А он, Алексей, решил за раз его переплюнуть. Нет, затея определенно обречена на провал!
  Ри подошел к длинному шкафу с книгами, что-то долго там искал, а затем вытащил чистые листы, кисти и краски.
  - Думаю, лучше выйти в сад.- сказал он и вывел друга из дома. Мирт, посмеиваясь, вышел за ними.
   ***
   В саду под одним из цветущих деревьев расположилась Соль с книгой в руках. Ее пепельные волосы разметались по плечам, а во взгляде чувствовалось что-то необычное, что-то живое. Именно этого чаще всего не хватает людям. Они разучились жить. Они разучились чувствовать, продав себя своему собственному разуму и разуму тех, кто значит чуточку больше в обществе, чем они сами.
  - Мы не помешаем? - подошел к девушке Ри и крепко обнял, вдыхая запах ее волос, пытаясь уловить каждое мгновение, проведенное с ней.
  Мирт прошел немного дальше по саду и устроился, так же как и Соль, в тени одного из деревьев, а Алексей невольно подумал, глядя на Ри и Соль, что любовь - это для избранных. Не все достойны получить ее. Ведь любовь нужно выстрадать, выплакать... Бывает так, что у людей просто не хватает духа все это выдержать и они ломаются, упускают свой один единственный шанс, который, может, больше никогда не представится. Но для тех, кто вытерпел, любовь станет особой наградой, слаще которой нет в мире ничего, и не будет.
  - Художник! Что ты там замешкался? - окликнул его Мирт, а Алексей, оторвавшись от своих мыслей, подошел к нему и сел рядом.
  - Мирт. А ты когда-нибудь любил? - спросил Художник, выкладывая перед собой на траву чистые листы и краски с кистями.
  Мужчина как-то странно улыбнулся и мечтательно возвел глаза к небу.
  - Видишь то облако? - он указал рукой на самый краешек неба, где затесалось одно маленькое рваное облачко, готовое уже растаять.
  - Ну. Вижу.
  - Моя любовь была этим облаком. Прекрасным, нежным, словно утренняя заря. Но я, увы, не создан для любви.
  - Она умерла?
  Мирт горько усмехнулся.
  - Девушка? Нет. Ушла от меня. Она решила, что я слишком холоден с ней, решила, что я ее не люблю. И сейчас она, спустя много лет, так и не знает, что глубокая рана в моем сердце не зажила и не заживет никогда. Моя душа принадлежит ей и только, пусть ее даже и нет со мной.
  Алексей больше не задавал вопросов, они немного посидели молча, а через некоторое время к ним подошел Ри.
  - Ну что, друзья мои, начнем наш эксперимент?
   Алексей вздохнул.
  - Что рисовать?
  - Нарисуй чайку. Одну из тех, о которых ты мне рассказывал тогда, из твоего детства у моря, - попросил Ри.
  Алексей Ветров обмакнул кисть в краску и задумчиво вывел странный расплывающийся силуэт. Прошло несколько секунд, краска растеклась окончательно, и на месте мутного силуэта оказалось достаточно неровное пятно.
  - Ну как? - спросил Художник, недоверчиво поглядывая то на друзей, то на рисунок.
  - Скверно, - заметил Мирт, а Ри попросил повторить попытку еще раз.
  Алексей нарисовал чайку заново, но ничего путного из этого не вышло. Он рисовал еще и еще, одну и ту же птицу, но она будто не желала оставаться на бумаге.
  - Я понял, в чем твоя проблема! - внезапно воскликнул Ри.
  Алексей и Мирт вопросительно уставились на него.
  - Когда ты рисуешь, ты просто рисуешь и только. Для этого нужен опыт, которого у тебя нет. И образование, которого, увы, тоже нет. Но у нас-то задача другая! Нам всего лишь нужно исказить реальность. Чайку ты должен нарисовать в собственном воображении, а на листе она появится сама собой. Просто представь птицу, всю до мелочей. Держи ее в своей голове, а затем словно перемести на лист бумаги!
  Алексей представил чайку. Гибкое тело ее раскрылось в полете, каждое перышко сверкало и переливалось в солнечных лучах, а крылья служили неопровержимым доказательством свободы.
  Затем перенес в своем воображении ее на бумагу. Но в реальности же лист оказался пуст.
  Художник пожал плечами.
  - Видимо, я не настолько гениален, как ты, Ри. Может, попробуешь то же самое?
  Но друг отрицательно покачал головой.
  - Это не мой крест, а твой. Не получилось - пытайся заново! Кстати, попробуй закрыть глаза, представить птицу и с закрытыми глазами и нарисовать ее. Может, выйдет что-нибудь путное.
  - Я и с открытыми то не могу! - заметил Художник, но Ри его не слушал, а Мирт молча передал ему кисть.
  Алексей Ветров послушно закрыл глаза и представил чайку. Затем с закрытыми глазами нерешительно сделал пару мазков по бумаге. Потом еще несколько.
  Открыв глаза, он был крайне удивлен - на бумаге красовалась серебряная чайка, точь-в-точь как в его воображении.
  - Но как?! - удивился он, а друзья лишь пожали плечами и поднялись с земли.
  - Не знаю, - ответил Ри. - Послушай, мы с Миртом пойдем в дом, а ты, если хочешь, попробуй нарисовать хоть что-нибудь отдаленно напоминающее твой мир, хорошо?
  Алексей кивнул. Странные чувства смешались в нем. Были здесь и удивление и восторг, страх, недоверие и желание творить, желание исполнить собственную мечту. Вот только получится ли у него?
  Вновь закрыв глаза, Художник представил первое, что пришло ему в голову - полноводная широкая река с обрывистыми берегами и слишком чистой водой.
  - Река Тьма... - еле слышно прошептал он, а в следующий миг слепая рука его вывела на листе тонкую синюю ленту.
  - Тьма... - повторил он, глядя на алое закатное солнце и вдыхая удивительные вечерние ароматы цветущего сада. Он потянулся, бережно взял лист с нарисованной рекой и краски, а затем отправился в дом. Алексей хотел побыстрее уснуть. Ведь завтра наступит удивительный день!
   ***
  На следующий день Ри с утра отправился в горы с легкой сумкой за плечом. Когда Алексей проснулся, его уже не было. Солнце заливало своим сияющим светом всю комнату. Как приятно было просыпаться самому, когда тебя никто не будит, а не по команде отца Антония, непривычна была теплая ванна с утра вместо ледяной воды из колодца. С кухни доносился запах пончиков и пряных трав, слышны были голоса Мирта и Соль, они о чем-то спорили, смеялись.
  Алексей Ветров наскоро оделся и прошел на кухню.
  - Доброе утро! - громко поздоровался он.
  Мирт, вальяжно развалившись в кресле, с наслаждением грыз зеленое яблоко, а Соль, удивительно худенькая, в легком весеннем платьице стояла у плиты. На столе, укрытом фиалковой скатертью, находился графин с яблочным соком и тарелка с пончиками и блинами.
  - Доброе. - Ответила она, а Мирт лишь слегка улыбнулся и качнул головой.
  - Такой запах во всем доме стоит! Это замечательно, когда девушка умеет готовить, вот у отца Антония я ничего кроме жидких каш да рыбы не видел, а здесь просто праздник какой-то! Такие блины! - заметил Художник, а Соль рассмеялась и пригласила его за стол.
  - Ри ушел ведь, верно?
  - Ушел! Только время на свои молитвы тратит! Выдумал ерунду себе, думает, что она ему помогает! Чудак! - зло сказал Мирт, поднявшись, наконец, со своего кресла и присоединившись к трапезе Алексея.
  Соль промолчала, лишь худые плечи ее слегка заметно дрогнули, и она вышла из комнаты.
  - Мирт, почему ты так негативно относишься к тому, что Ри молится? Соль, насколько я понимаю, тоже не чужда религии, но это их личное дело.
  Мирт, поправил выбившуюся угольную прядь и, отхлебнув ароматного чая из чашки, усмехнулся.
  - К вере Ри пришел недавно. Где-то полтора года назад, и с этих пор я словно не узнаю своего друга. Стал другой, замкнутый, молится по утрам, какие-то поступки ему кажутся неправильными, истязает себя долгими постами, верит во всю эту чушь! Единственное, что не стыкуется с его представлениями о вере, так это то, что она запрещает пить много вина, которое он очень любит. Я не против веры как таковой, мне безразлично, есть Бог или нет, но за друга я переживаю достаточно, порой мне кажется, что он просто свихнулся на этой почве. Доведет он себя!
  - Ри говорил, что молитва помогает ему работать.
  - Работать ему помогают его мозги и Соль, а вот по поводу молитвы ничего не знаю. Где доказательства, факты?
  Художник задумался.
  - А может, они и не нужны, эти доказательства? Вера это нечто большее. Ее не нужно доказывать, нужно просто верить и молиться.
  - Не разделяю этого мнения. Все должно быть доказано. - отрезал Мирт. - Лучше скажи мне, вышло у тебя вчера что-нибудь нарисовать кроме чайки?
  Художник пожал плечами.
  - Я нарисовал лишь реку. Имя ей Тьма.
  - Странное название. Почему именно так?
  Алексей и сам не знал почему. Но отчего-то он точно чувствовал, что эта река должна быть там, в его мире, а Тьма... Почему он назвал реку Тьма?
  - Река Тьма - это та черта, на которую ни в коем случае нельзя наступать. Это край. Граница благоразумия. Тьма может быть спокойной и ровной, быть ограниченной, обузданной в человеческой душе силой воли, либо же бурной и неистовой, граничащей с безрассудством.
  Захотелось выразить это там. Да, кстати, возник небольшой вопрос. Смогу ли я все нарисовать на одном листе, то, что хочу? Боюсь, что мне просто не хватит места.
  - Думаю, не будет ничего страшного, если ты нарисуешь свои замыслы на нескольких листах. Ведь это не важно. Главное, чтобы попасть туда, твой мир должен быть единым целым в твоем сердце, а как ты выразишь его на бумаге, не столь важно.
  - Что ж, тогда я, пожалуй, отправлюсь в сад и попробую нарисовать еще что-нибудь. - Сказал Художник и, вышел в сад, захватив с собой краски и лист с нарисованной рекой.
  Алексей расположился в тени старой яблони. Сначала он долго смотрел на лист, словно прикидывая, чего на нем не хватает, затем нерешительно сделал несколько мазков по холсту, но лишь посадил лишние пятна.
  - Ну вот, все ты испортил, Алешка! - сам себе сказал художник и рукавом рубашки принялся затирать краску, но лишь все размазал. Лист с рекой можно было выбрасывать.
  Сердце юноши защемила обида и боль. Вот почему вчера у него все получилось, а сейчас он словно все за ночь забыл! Тоже, нашли Художника!
  Кто-то коснулся его плеча прохладной рукой.
  - Никогда не пытайся исправить то, что уже сделано. Все равно не выведешь, не вырежешь. Можно лишь нарисовать что-нибудь поверх. Не только с картиной, но и в жизни. Прошлого не воротишь. Можно лишь загладить неудачный опыт чем-то более хорошим и светлым.
  Художник оглянулся. Рядом с ним стояла Соль. Он хотел было что-то ответить, но Соль увидела возвращающегося Ри и кинулась к нему.
  "Так, Художник, расслабься... Вспомни чему тебя вчера учил Ри, вспомни особую науку отца Антония. Нужно закрыть глаза, сделать вдох..." - думал Алешка и незаметно для себя выводил на холсте над рекой узоры беспечного голубого неба с облаками, солнечные лучи, заливающие прозрачную воду. Прорисовывал тонкие стебельки полевого ковыля, каких-то мелких цветов, лес вдалеке, темное пятнышко вороны на высокой сосне...
  - Смотрю дело пошло хорошо! Лист ты заполнил весь! - отвлек Художника подошедший Ри.
  Алексей лишь кивнул и продолжил увлеченно дорисовывать картину.
  - Прости, что отвлекаю тебя, Алексей, но ты должен не только нарисовать свой мир, но и умудриться попасть туда. Поэтому, думаю, будет не лишним попытаться это сделать. Скажи мне, когда дорисуешь, попробуем что-нибудь придумать.
  Но Художник словно не слышал друга, его сердце переполняло странное чувство, он рисовал с закрытыми глазами и видел его, видел до каждой маленькой черточки, до каждого штриха свой мир. Ему казалось, что если он не выскажет все это на жалком листе бумаги, то вновь уже не увидит его. Нужно лишь еще немного времени, и он закончит эту картину, закончит рисовать часть себя.
   Время шло, солнце уже опускалось за линию горизонта, начал дуть прохладный ветер, а небо над головой покрылось тучами. Наконец Художник сделал несколько последних мазков кистью и открыл глаза, увидев свое творение.
  Картина словно была живой, а если подумать, то она и была таковой. Ведь все, что было на ней, было нарисовано душой. Но как? Алексей никогда прежде не держал в руках кисти, ничему подобному не учился.
  На сумрачном небе начинал разгораться алым пожаром закат, а Художник все смотрел на свою картину, не смея отвести взгляд хоть на мгновение. Он всматривался в бесконечно синее небо, он утопал в беспечности полевых трав, желал ощутить запах хвои и шум леса... И река эта, Тьма... Вода ее безмерно прозрачная, но пугающая, слишком спокойная и слишком тихая, чтобы быть чем-то светлым.
  Алексей смотрел и смотрел, а затем, сердце его словно вспыхнуло, а сознание стало смутным и рассеянным. Секунда, и цветущий сад пропал...
   ***
  
  Ветер с реки... И запах цветочный, луговой, играет с облаками, гоняя их по синему небу с места на место. Посреди высокой травы, в поле, лежал человек, широко раскинув руки, в темных брюках и легкой рубашке, с закрытыми глазами и, вероятно, спал. Над хмурым напряженным лицом его склонились травы, а по шее лениво ползла божья коровка. Человек поморщился, затем шевельнул рукой и с трудом раскрыл глаза.
  Алексей, а это был он, огляделся вокруг: поле, кромка хвойного леса, небольшая березовая роща на севере и темная широкая река.
  - Неужели... Тьма... Нет, это сон... Это просто сон! Этого не могло быть! - бормотал себе под нос Художник, поднявшись с земли и бредя по высокой траве в сторону берега.
  Еще немного и воздух отчетливо запах рыбой и тиной, а вскоре Художник оказался на самом краю обрыва, за которым плескалась чистая синяя вода.
  Алексей немного посидел у реки, пожевывая травинку и глядя на мелкую рябь по воде, затем поднял взгляд в небо и, глядя на безумные облака, задумался о том, что с ним происходит.
  - Ах, небо, небо... -шептал Художник, - только лишь ты вечно, ты, да белоснежные облака, которые ветер перегоняет с места на место. А они кружатся, словно в невиданном вальсе, ежесекундно преображаясь, принимая все новые фигуры и роли... А я... Вечен ли я? Есть ли у меня душа, о которой говорит Ри?
  - Вечен. Я точно знаю, - сказал кто-то, а Художник резко обернулся. Рядом с ним стояла маленькая девочка, в пестром платье, с удивительно печальными зелеными глазами.
  - Кто ты? - спросил Художник, недоумевая, откуда в его картине появился еще кто-то.
  Девочка пожала плечами.
  - Тебе так важно мое имя?
  Художник поднялся с земли и оглядел удивительную девочку с ног до головы. Ничего особенного. Просто девочка, с посеченными и выгоревшими на солнце некогда темными волосами, худенькая...
  - И все-таки, мне бы хотелось знать. Кто ты?
  Но девочка лишь еще раз печально на него взглянула и пошла вдаль, цепляясь подолом пестрого платья за стебельки тонких трав.
  - Куда ты? Постой! Как тебя зовут?
  Но ему не ответили, а в следующий миг окружающий мир будто смазался, смялся, и через мгновение перед Алексеем уже были Ри и Мирт, а где-то рядом был слышен голос Соль.
  Художник лежал в комнате в старом кресле, укрытый теплым шерстяным пледом, рядом с ним у его ног лежала та самая картина, с рекой Тьмой. И все было по-прежнему, будто и не было того чудесного поля, леса, реки. Будто и не он минуту назад разговаривал с маленькой девочкой, которая так и не сказала ему свое имя...
  - Почему так долго?! - зачем-то спросил его Ри, а Художник непонимающе уставился на друга.
  - Ты о чем?
  - Как это о чем? Я думал, ты попал в картину осознанно! Ты хоть знаешь, что провалялся в этом кресле два дня?
  Алексей перевел взгляд на Мирта, пытаясь уловить в его взгляде хоть нотки юмора или издевки, но он был совершенно серьезен.
  - Да я пробыл в картине всего-то несколько минут. От силы полчаса!
  Ри вздохнул.
  - Художник! Ты должен понимать, что никакой картины в самом деле нет! Это всего лишь искажение реальности! И никакого мира нет! Это твое сознание! И время там, как во сне, не может соответствовать настоящему! Еще хорошо, что ты очнулся, а мог вообще не проснуться! Я же просил позвать меня, когда дорисуешь картину, ты же сам туда полез! Зачем?
  - Но, Ри! Я не лез туда... Она сама... Я просто смотрел на нее, а затем будто провалился... Это странно, но это так!
  Мирт нахмурился.
  - То есть, ты хочешь сказать, что ничего такого, для того, чтобы попасть в картину не делал. Ничего не представлял, не закрывал глаз, не пытался проникнуть внутрь нее?
  Алексей покачал головой.
  - Нет. Я просто смотрел на нее.
  Ри ничего не сказал, он просто куда-то ушел, а Мирт остался рядом с ним.
  - Можно вопрос? - сказал Мирт, по старой привычке откидывая черную прядь со лба.
  - Да.
  - Ты видел в картине что-нибудь, кроме того, что нарисовал?
  - Да. Там была девочка. Очень маленькая. Ты что-то знаешь о ней?
  - Не думаю. Но я хочу, чтобы ты знал, что в искаженной реальности не может ничего появиться нового. Лишь то, что уже есть, что продумано до мельчайших деталей.
  Алексей попробовал приподняться в кресле, но отчего-то очень сильно закружилась голова.
  - Дурак! Ты только что очнулся! Лежи и не дергайся, я позову Соль, она принесет что-нибудь, чтобы тебе стало легче.
  Алексей закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.
  " Значит, я пролежал два дня вот в этом кресле. В картине в это время прошло от силы полчаса. Ри говорит, что это просто искажение реальности. Просто она воспринимается именно так. Вопрос в том, что воспринимается не определенное место, а картина. Просто обычный рисунок, в сотни раз меньший по размеру. Каким образом я туда попал? И как в картине могла появиться эта девочка? Ведь Мирт говорит, что в искаженной реальности не может появиться ничего нового. Выходит, он врет? Или же моя картина вовсе не то, чем ее считают мои друзья. Важно лишь одно, мне необходимо попасть туда еще раз". - размышлял Художник. Через какое-то время возле него села Соль, передав стакан с каким-то сладковатым отваром.
  - Пей. Это восстановит твои силы. - сказала она.
   ***
  - Почему так долго?! - зачем-то спросил его Ри, а Художник непонимающе уставился на друга.
  - Ты о чем?
  - Как это о чем? Я думал, ты попал в картину осознанно! Ты хоть знаешь, что провалялся в этом кресле два дня?
  Алексей перевел взгляд на Мирта, пытаясь уловить в его взгляде хоть нотки юмора или издевки, но он был совершенно серьезен.
  - Да я пробыл в картине всего-то несколько минут. От силы полчаса!
  Ри вздохнул.
  - Художник! Ты должен понимать, что никакой картины в самом деле нет! Это всего лишь искажение реальности! И никакого мира нет! Это твое сознание! И время там, как во сне, не может соответствовать настоящему! Еще хорошо, что ты очнулся, а мог вообще не проснуться! Я же просил позвать меня, когда дорисуешь картину, ты же сам туда полез! Зачем?
  - Но, Ри! Я не лез туда... Она сама... Я просто смотрел на нее, а затем будто провалился... Это странно, но это так!
  Мирт нахмурился.
  - То есть, ты хочешь сказать, что ничего такого, для того, чтобы попасть в картину не делал. Ничего не представлял, не закрывал глаз, не пытался проникнуть внутрь нее?
  Алексей покачал головой.
  - Нет. Я просто смотрел на нее.
  Ри ничего не сказал, он просто куда-то ушел, а Мирт остался рядом с ним.
  - Можно вопрос? - сказал Мирт, по старой привычке откидывая черную прядь со лба.
  - Да.
  - Ты видел в картине что-нибудь, кроме того, что нарисовал?
  - Да. Там была девочка. Очень маленькая. Ты что-то знаешь о ней?
  - Не думаю. Но я хочу, чтобы ты знал, что в искаженной реальности не может ничего появиться нового. Лишь то, что уже есть, что продумано до мельчайших деталей.
  Алексей попробовал приподняться в кресле, но отчего-то очень сильно закружилась голова.
  - Дурак! Ты только что очнулся! Лежи и не дергайся, я позову Соль, она принесет что-нибудь, чтобы тебе стало легче.
  Алексей закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.
  " Значит, я пролежал два дня вот в этом кресле. В картине в это время прошло от силы полчаса. Ри говорит, что это просто искажение реальности. Просто она воспринимается именно так. Вопрос в том, что воспринимается не определенное место, а картина. Просто обычный рисунок, в сотни раз меньший по размеру. Каким образом я туда попал? И как в картине могла появиться эта девочка? Ведь Мирт говорит, что в искаженной реальности не может появиться ничего нового. Выходит, он врет? Или же моя картина вовсе не то, чем ее считают мои друзья. Важно лишь одно, мне необходимо попасть туда еще раз". - размышлял Художник. Через какое-то время возле него села Соль, передав стакан с каким-то сладковатым отваром.
  - Пей. Это восстановит твои силы. - сказала она.
  
  Ночь опустилась на город. Где-то за окном выл ветер и, кажется, начиналась гроза. Все уже спали, в доме не горело ни единой свечи, а тишина стояла, словно Художник находился сейчас не в старом домике, а в космическом вакууме.
  Внезапно кто-то постучал в секло. Сначала тихо так, затем громче, а потом еще и еще.
  Художник подошел к окну.
  - Кто там? - крикнул он, но ему не ответили, а затем стук повторился вновь, только уже в дверь.
  Алексей подошел и распахнул ее настежь.
  - Господи Сохрани! - прошептал он, пропуская в дом неведомого гостя.- А что у Вас с ногами? - спросил художник, хотя сам отчетливо понимал, что с ногами все в порядке. Просто там.. там...копыта.
  Ри вышел в коридор, что-то сказал гостю, а затем ушел обратно к себе в комнату, а неведанный зверь испарился в небытие.
   ***
  
  
   ***
  Заря. Безумная, прекрасная! Новая заря...
   В саду с утра было прохладно, ветер качал верхушки цветущих деревьев, играясь с листвой, сбивая цветочные лепестки на землю. На старой корявой яблоне примостился соловей.
  "Странно... Эта птица имеет такой красивый голос, его можно слушать до бесконечности, пытаясь впитать в свою душу его пение до последней ноты, но как невзрачен соловей внешне! То же самое получается и с людьми... Чем ярче и напыщенней ведет себя человек, тем большая гниль у него внутри. А вот посмотришь на какого-нибудь старика вроде отца Антония, живет себе в своей горной глуши, никто его не видит, а какая душа... "
  Алексей невольно с тоской вспомнил старика. Не ценил он, ох как не ценил... А его совета, его ворчливых указаний сейчас как раз и не хватает!
  Художник задумался, затем что-то вспомнил и, будто загоревшись какой-то идеей, быстрым шагом направился в дом. Когда он распахнул дверь, все еще спали.
  - Ри! - как можно громче позвал Алексей. Из соседней комнаты послышалась возня и ворчание.
  - Ну что еще?
  - У тебя есть колодец?
  В доме на мгновение воцарилась девственная тишина.
  - Колодец за садом, чуть левее каменной площадки, где ты был, там где искажение реальности заканчивается.
  Алексей, даже не дослушав друга выбежал из дома.
  Пробежав весь сад, Алексей вновь ощутил чувство, будто проваливается в какую-то бездну, после чего увидел ту самую каменную плиту, о которой говорил друг.
  Немного запутавшись, Художник побродил минут двадцать в округе, пока не наткнулся на заброшенный и поросший мхом грот в скале, с которого тонкими ручейками стекала вода.
  Набрав ледяной воды в широкие ладони, Алексей сначала умыл ей лицо, а затем вылил ее себе на шею и голову. Сознание сразу стало чище, мысли прояснились.
  Алексей присел на камни и задумался.
  "Нужно еще раз попасть в картину. Но, как я понял, для этого обязательно видеть ее... А если... Если мне попробовать по примеру отца Антония. Просто закрыть глаза, сделать вдох..."
  Алексей лег на прохладную каменную плиту у родника, который Ри почему-то посчитал колодцем, и закрыл глаза, представив широкую реку Тьму, с крутыми обрывистыми берегами, как наяву услышав шелест трав, почувствовав запах речной воды.
   ***
  - Алееееексееей!
  Художник слегка поморщился и открыл глаза.
  "Река Тьма! Вот она, моя картина! Получилось! Получилось, но как...Ри говорил, что это невозможно... Ведь для того, чтобы попасть в мир нужно его нарисовать... Увидеть..."
  - Алееееексеееей! - послышалось вдали, уже более отчетливей.
  "Странный голос... Тонкий, женский, почти детский. Где-то я его уже слышал... Точно! Девочка... ". - вихрем пронеслись мысли в голове у Художника, после чего он резко поднялся с земли и огляделся. Крик доносился со стороны леса, оттуда бежала, задыхаясь и падая, та самая девочка, которую Алексей видел в прошлый раз. Вначале Художник не понял, что такое, но через мгновение из леса показалась еле заметная черная тень, странная, угловатая... Тень, которая не имела отражений, ничто не могло породить ее, она была сама по себе. И от этого казалась еще более пугающей.
  Художник молча стоял и смотрел, как девочка бежит и тень ее догоняет, его тело больше не подчинялось ему, скованное даже не страхом, но ужасом, сердце то бешено колотилось в груди, то замирало, чеканя гулкие удары, будто проваливаясь куда-то.
  - Алееексеееей! Ну пожаааалуууйста!
  Последний крик словно заставил Художника очнуться. Еще секунда и он сделал шаг навстречу. А тень, испугавшись какого-то жалкого шага, дрогнула и исчезла, растворяясь у кромки леса.
  Девочка оглянулась и, заметив, что опасности больше нет, упала в луговую траву.
  Через пару минут Художник очутился рядом с ней.
  - Что это было? - спросил он, опустившись рядом с девочкой.
  Та лишь немигающим взглядом зеленых глаз смотрела в небо и еле слышно что-то прошептала.
  - Что? - переспросил Алексей Ветров.
  - Страх! - повторила девочка уже громче, приподнимаясь на локтях и вглядываясь в лицо Художника. - Ты вовремя пришел, оно тебя испугалось.
  Алексей ничего не понял.
  - Стоп, погоди... Ты сказала, что это был страх? И отчего оно меня испугалось?
  - Да, страх, самый обычный ночной кошмар, только здесь эти кошмары весьма реальны. Но кошмар - это для одного человека, когда их двое, подобные тени уже не смеют приближаться.
  - Странное, однако, место... - протянул Художник.
  - Да. Мое.
  - Как это? Я же его нарисовал! Тебя вообще не должно было здесь быть, и эта тень....
  - А вот так! - улыбнулась девочка. - Ты нарисовал мою душу. Неосознанно, случайно, но не ты придумал этот мир. Ты лишь в праве его изменить немного, ты вправе воплотить его в жизнь. Но на то, что происходит внутри, ты повлиять не в силах, разве что только....
  - Что, только? - нахмурился Художник.
  - Да так, ничего...
  И в этот миг мир словно потух и вот опять Художник очнулся в доме у Ри, где-то на кухне тикали часы, а за окошком пел соловей.
  - Очнулся! - ехидно сказал Мирт, помогая Алексею подняться с мягкой постели.
  Художник, опершись на руку друга, поднялся и попытался вспомнить минувшие события.
  - Девочка... - прошептал он, вспоминая ее крик и ту зловещую тень...
  - Девочка? - переспросил Мирт. - Насколько я понял, ты опять был там, в картине. Но мы с Ри нашли тебя у заброшенного ручья, до колодца ты не дошел. И картины рядом с тобой не было, ибо она здесь, в этой комнате. Каким образом, Художник?
  Алексей покачал головой.
  - Я не знаю. И вообще, она сказала, что не я придумал этот мир. Я лишь нарисовал ее душу. И ничего, что происходит внутри, я изменить не могу. Могу лишь изменить что-то внешне.
  Из кухни послышались шаги, и вскоре в комнату вошел Ри.
  - А вот это уже интересно. Выходит, ты нарисовал уже существующий мир. Но как? - сказал он, внимательно заглянув Алексею в глаза.
  Художник пожал плечами.
  - Не знаю. Я и сам, не меньше вашего, хочу в этом всем разобраться. Но на мои вопросы может ответить только эта девочка.
  - Ты не говорил мне про нее, - заметил Ри.
  - Я сказал Мирту... Девочка, очень юная... И она была там и сейчас. За ней гналась какая-то тень, но, увидев меня, испугалась.
  Мирт и Ри переглянулись.
  - Ничего не понимаю... Этого не должно было быть! Просто не должно! Невероятно! Это противоречит всей моей теории! Ты просто не мог нарисовать уже существующий мир, ты ничего не знал про него! Тем более, чью-то душу... - воскликнул Ри, а Мирт его поддержал.
  - Художник, я понятия не имею, как ты сделал это, но теоретически это невозможно. И чем скорее ты в этом разберешься, тем лучше. А еще неплохо будет, если мы с Ри туда тоже попадем.
  - Да пожалуйста! Хоть сейчас! - сказал Алексей и уже направился к картине, но друзья его остановили.
  - Не сейчас. Давай хотя бы к вечеру, тебе нужно набраться сил. - сказал Ри и, нахмурившись, вышел из комнаты. Следом за ним ушел Мирт, а Художник остался наедине со своими мыслями.
   ***
  "Какое странное ощущение. Кажется, что все это уже было. И цветочный запах в саду, и Ри с Миртом, и Соль. Картина эта и такие привычные уже кисти. За стеклом поет весна, и дом пахнет деревом и смолой. И эта девочка... Из другого мира, его мира. Если эта ее душа, то она прекрасна... Ей нет границ, пусть даже она и помещается всего-то в лесу и реке Тьме. Лесу... Стоп. Ведь если бы я не успел тогда к ней, то тень бы напала на нее... А раз девочка кричала, значит тень представляла опасность. А если меня в следующий раз не окажется рядом? Если я ничего не смогу сделать?" - размышлял Художник, глядя в окно на цветущие яблони и вишни.
  Внезапно он стал очень серьезным, о чем-то задумался, а затем улыбнулся и достал еще один чистый холст бумаги и краски.
  - Что ж. Раз у тебя есть враги, должно быть и укрытие. Я нарисую тебе дом, в нем ты сможешь спрятаться от всех напастей и угроз, от всех своих страхов. Это будет особенный дом, волшебный... - сказал Художник неизвестно кому и взяв в руки кисть принялся за работу.
  Прошел час, два... Руки его были по локоть заляпаны краской, за окном солнце уже клонилось к закату, а он все рисовал... Все новые штрихи делали еще одну картину настоящей, живой, словно обладающей неистовой таинственной силой. Пару раз в комнату наведывались Мирт и Ри, но, увидев, что Художник работает, спешили покинуть комнату.
  А Алексей все рисовал, и рука его не знала усталости. Он писал свой, особенный мир...
  Закончив, он лишь мельком взглянул на картину, и сознание его снова угасло, а мир будто съежился до одного единственного холста с еще невысохшей краской.
   ***
  - Художник!
  Молчание.
  - Художник, спасибо!
  Алексей уже привычно поморщился, разлепляя глаза.
  Он лежал у порога небольшого лесного дома, а рядом с ним на крыльце сидела та самая девочка.
  - Это ты? Я нарисовал тебе дом, чтобы ты могла спрятаться в нем от этих...теней.
  - Страхов, - поправила его девочка.
  - Пусть так. Хороший дом получился.
  - Да. Хороший, - согласилась девочка. - Только ты забыл ключи. А так этот дом не откроешь.
  Художник хлопнул себя рукой по лбу.
  - Вот я дурак! Дом нарисовал, а ключи забыл. Ничего, вернусь когда, сразу нарисую.
  Девочка улыбнулась.
  - Оставь их где-нибудь на крыльце, я поищу потом.
  - Ладно. Кстати, скажи мне все-таки, как твое имя. А то я даже не знаю, как тебя называть.
  Девочка задумалась.
  - Имя... Имя долгое и сложное, путанное. А вот как называть... Называй меня просто - Кан.
  - Кан? Как-то грубо звучит. Может, что-нибудь другое?
  - Не нравится, никак не называй! - обиделась она, а Художник взял ее за руку.
  - Не обижайся. Слушай, можно я тебя просто Катей буду звать? Вроде бы похоже...
  Кан задумалась на мгновение, о чем-то вздохнула.
  - Ладно. Так и быть. Кстати, хочешь лесной земляники? Я знаю большущий земляничник здесь недалеко. Она уже спелая.
  Алексей пожал плечами, рассматривая цветные, словно стеклышки, пуговицы на платье Кан.
  - Я не любитель, но я не против прогуляться по лесу, а ты расскажешь мне поподробнее, что это за место.
   Девочка пошла вперед по лесной тропинке, увлекая за собой Художника.
  Мимо проплывали деревья, птицы пролетали над головой, солнце светило сквозь тоненькие ветки кустарников, а высокая крапива жгла руки. Катя сначала молчала, а потом начала что-то говорить.
  - Я зову это место Лунным Городом. На самом деле его нет. Он есть лишь в сознании двух людей, к которым он имеет отношение. Сюда могут попасть посторонние люди, только если их впустишь ты либо я. Так получилось, что Лунный Город - отражение моей души. Изначально, это река Тьма, которую ты нарисовал и воплотил в жизнь, в результате чего я сюда и попала. Потом ты начал добавлять что-то свое, оно смешалось с моим и получилось вот такое место. Но с недавних пор Лунный Город начал изменяться. Пару дней назад сюда пришли мои страхи, надежды, иллюзии. Здесь даже есть некоторые мои вещи. Например, у меня есть удивительная шкатулка... Но о ней потом. Ты скоро опять исчезнешь. Я бы хотела попросить тебя, чтобы помимо ключей от дома ты нарисовал мне еще одну вещь. Нарисуй мне друга или подругу. Кого-нибудь. Пожалуйста. Если тебе не сложно.
  Художник пожал плечами.
  - Как хочешь. А со мной ты не хочешь дружить?
  Девочка удивилась.
  - А ты бы хотел? Со мной?
  Но в этот миг мир снова завертелся и Художник очнулся лишь в своей комнате в доме Ри.
   ***
  На этот раз рядом с ним никого не оказалось. Видимо, была ночь. На подоконнике у мутного окна калачиком свернулся серый кот. Луна светила еле видимым светом, а на небе были видны яркие звездочки.
  Художник очнулся на полу возле своей картины. Дом, нарисованный на ней, отчего-то показался Алексею Ветрову слишком мрачным и холодным.
  "Где же ты сейчас, интересно, бродишь... Кан... Катя..." - подумал с теплом Художник, затем вздохнул, смочил кисть в воде и, осторожно обмакнув в краску, нарисовал на крыльце у дома миниатюрные ключи, а так же, задумавшись, кота, отчего-то всего зеленого с длиннющими усами.
  - Вот тебе и ключи, и друг. Спокойной ночи. - неизвестно кому бросил в воздух Художник и отправился спать.
  Но утро не принесло Художнику ничего хорошего.
  Как только первые лучи солнца осветили миниатюрную комнатку Художника, дверь с противным скрежетом распахнулась, и на пороге оказался встревоженный Ри. Увидев, что Художник спит, он, не мешкая ни минуты, подошел к нему и безжалостно стянул с друга одеяло.
  - Вставай, Алексей.
  Художник сжался калачиком и посильнее зажмурил глаза.
  - Вставай! Это важно!
  Но Алексей Ветров лишь сладко обнял подушку и пробурчал себе под нос, чтобы ему не мешали спать.
  - Алексей! Отец Антоний при смерти! Он хочет видеть тебя. Я только что от него. Если ты поторопишься, то Мирт проводит тебя до его дома и ты... Ты может быть еще успеешь.
  Эти слова подействовали на Художника и он резко сел на кровати.
  - Повтори, что ты сказал?! - не поверил он, но Ри лишь перебросил на кровать Алексея с кресла его одежду.
  - Одевайся! - велел он и вышел из комнаты.
  "Ночь. Москва. На улице идет дождь. Он молча барабанит по стеклу и стекает тонкими ручейками с грязных крыш. Завтра, кажется, нужно будет куда-то идти... Куда идти? Зачем?" - мысли проносились в голове со скоростью ветра.
  Катя дописала пару строчек конспекта и с легкой душой отложила от себя учебник, отодвинув его на самый краешек стола. Теперь можно привычно развернуть новый вордовский лист и мерно застучать по клавиатуре, выписывая все новые и новые строчки какой-нибудь неинтересной истории, но важной лишь для нее одной.
  "Допустим, его звали Алексей. Алексей.... А фамилия.... С фамилией сложнее... Ладно. Пусть будет Ветров".
   Еще немного и будет написана первая глава. Написана и оставлена на месяцы, годы. Но эта история никогда не покинет ее разум и уж тем более сердце.
  Катя посмотрела на часы - около двух ночи, поздно, слишком поздно настолько, что скоро станет слишком рано.
  "Перед сном не забыть молитву, и чашку с чаем, не забыть завести будильник, не забыть... " Но веки уже слипаются и хочется спать невыносимо. Она неохотно выключает комп, затем делает пару шагов и падает на кровать, забыв даже выключить свет.
   ***
  В Лунном Городе было темно. Там только что прошла гроза, и ветер спешил разогнать сгустившиеся тяжелые тучи.
  Катя поежилась от вечернего холода. Вокруг был очень густой и темный лес.
  "Интересно, где я оказалась на этот раз? Уже несколько лет подряд эти сны не дают мне покоя. Что ждет меня сейчас?"
  Она еще раз огляделась по сторонам, в поисках хотя бы небольшого просвета среди устрашающих крон деревьев, которые шумели и перешептывались своей листвой, словно желая навести еще больше ужаса и страха.
  - Я не боюсь. Слышите? Я не боюсь! - крикнула в темноту Катя, но от этого стало еще страшнее.
  Где-то вдалеке заухала сова, а рядом с лицом пронеслась летучая мышь.
  "Главное собраться и не падать духом. Это просто сон. Очередной кошмар, связанный с этим ужасным местом. Ну и что, что оно мне снится на протяжении года. Это не такая уж и проблема, пора было уже привыкнуть".
  Катя побрела вглубь леса, надеясь хоть как-то выбраться, либо погибнуть и проснуться у себя дома, утирая соленые капли со лба.
  "Ну уж нет... Я так просто не сдамся. Испугаться какого-то леса!" - уговаривала она себя и упрямо пробиралась сквозь колючие ветви кустарников и заросли крапивы дальше в лес.
  Прошло десять минут, затем двадцать... Через какое-то время страх куда-то улетучился, осталось непреодолимое желание прийти хоть куда-нибудь. Мгновение и перед ней оказался старенький домик на небольшой лесной поляне, увитый диким виноградом, со ставнями на окнах. На самой крыше был установлен флюгер в виде кота, тянущего за нитку луну с неба, словно это не небесное светило, а какой-то обыкновенный клубок из особенных, лунных ниток. На самом крыльце сидел кот, отчего-то зеленого цвета, с длиннющими усами и терся спиной о деревянные перила, выгибая спину и распушая хвост.
  - Эй, как ты здесь оказался?
  Кот довольно улыбнулся, гортанно мурлыкнул и вопросительно уставился на Катю.
  Она лишь протянула руку его погладить, как он исчез.
  Из леса донесся протяжный вой. По спине пробежалась толпа мурашек.
  "Надо попасть в дом!" - пронеслась единственная мысль, перед тем, как из леса вышло ЭТО. Оно не имело ни рук, ни ног, у него не было оформленного тела. Казалось, что это только тень. Но эта тень ежесекундно приближалась к ней.
  Не теряя ни минуты, Катя бросилась к двери в надежде ее открыть, но та оказалась крепко заперта и поддаваться не желала. Тень была уже совсем близко, когда Катя в отчаянии хотела было броситься назад и на что-то наступила.
  "Ключи!" - не мешкая и доли секунды, она дрожащими руками открыла дубовую дверь и вбежала внутрь дома, плотно закрыв за собой засов.
  В доме было темно. Пахло воском и гнилым деревом, где-то в углу скреблись мыши. Но здесь было спокойнее, чем снаружи.
  - Кан?
  Катя попыталась разглядеть во мраке старого дома того, кто произнес это имя.
  - Катя, - ответила она в неизвестность.
  Через некоторое время она смогла различить в темноте своего собеседника. Это был невысокий человек, укутанный в теплый плащ, со шляпой на голове и черной повязкой на глазах. Вероятно, он был слеп.
  - Почему тебя не было здесь так долго? - спросил он и попытался что-то найти в воздухе слепой рукой.
  Катя удивилась.
  - Меня? Мы разве знакомы?
  Слепой некоторое время помолчал, видимо, эта новость заставила его о чем-то задуматься.
  - Я видел тебя три года назад неподалеку от этого места. Я обещал отдать тебе ключи от дома и нарисовать друга.
  - Нарисовать друга? И как ты мог меня видеть? В эти кошмары я попадаю уже несколько лет, но ни разу не слышала о тебе и не видела ничего кроме темного леса и этих ужасных теней.
  - Это не тени, это твои страхи, - поправил ее человек.
  Глаза уже совсем привыкли к темноте, и Катя смогла различить обстановку дома. Небольшой столик у заколоченного ставнями окна, кроватка у стены, словно для маленького ребенка, очень узенькая и короткая, печь из красного кирпича и выцветший гобелен на стене.
  - Ты совсем ничего не помнишь? - спросил ее слепой.
  Катя покачала головой.
  - Я даже не знаю, что ты имеешь в виду. Наверное, ты меня с кем-то спутал.
  Но слепой покачал головой.
  - Я очень хорошо помню твой голос, Катя.
  - Откуда ты знаешь мое имя? И как твое?
  Слепой вздохнул.
  - Три года назад ты сама сказала мне его. Но только ты говорила, что тебя зовут немного иначе - Кан. Мое имя - Алексей. Но ты можешь звать меня просто Художником, хотя другие еще добавляют к этому "Слепой".
  - Любопытно. Слепой Художник... А как ты сюда попадаешь? Тоже через сны?
  - Не совсем. Я нарисовал картину и рисую ее и поныне. Эта картина - то, что ты видишь сейчас вокруг себя. Как ты оказалась здесь, я не знаю. Три года назад надеялся узнать, но ты куда-то исчезла...
  Катя задумалась, пытаясь вспомнить хоть что-то подобное.
  - Странно. Я ничего не помню.
  Художник пожал плечами.
  - Может, это и к лучшему.
  - Может. Послушай, а как ты рисуешь, если ты слеп? Или ты слеп только в этой реальности? - спросила Катя, пытаясь отвлечь себя от мысли, что с той стороны двери толпятся, перешептываясь, ужасные безликие тени.
  Художник пожал плечами.
  - Когда-то, до того, как я ослеп, меня научили рисовать чувствами, научили рисовать с закрытыми глазами. Так что мне не составило труда продолжать рисовать после того как... Как...Мне пришлось надеть повязку, - последняя фраза далась ему с трудом. - Тебе снятся какие-нибудь сны, кроме подобных этому?
  Катя покачала головой.
  - По крайней мере, я их не помню. А что это за место и почему оно такое страшное?
  Художник вздохнул.
  - Эта история началась довольно давно, я тогда еще был мальчиком... Это место я назвал Лунным Городом, ибо здесь очень редко светит солнце. Первое, что здесь появилось - река Тьма. Она - основа всего Города. Без нее все развалится. Это граница между мраком и светом. Дальше начали появляться лес, бескрайние цветущие поля, крики чаек... Я все это рисовал, отдаваясь какому-то неведомому мне прежде забвению. Но потом я встретил тебя. Ты была очень маленькая, по крайней мере, мне так показалось... Ты все так же спасалась от теней. Но, клянусь, их создал не я! Тогда ты говорила мне, что этот мир - часть тебя. А потом... Потом после некоторых событий ты исчезла, и я решил тебя найти. Но не нашел... Ты появилась сама, здесь снова через много лет. И ты ничего не помнишь. Кстати, сколько тебе на самом деле лет?
  Катя немного замялась.
  - Восемнадцать и еще чуть-чуть. А тебе?
  - О, я очень стар! - сказал он с улыбкой. - Мне уже двадцать семь лет!
  Катя улыбнулась.
  - Не правда. Это еще не старость!
  Но Художник лишь засмеялся.
  - Ты придешь еще?
  Катя пожала плечами.
   Не знаю. Это зависит от моих снов, но скорее всего да. Как мне найти тебя?
  - Просто позови. Я услышу.
  
   ***
  В старенькой Московской квартирке мерцал неясный свет. В дальнем углу заваленной всяким ненужным хламом комнаты, склонился над мольбертом человек. Какое-то время он словно вглядывался в картину, будто ища в ней что-то особенное, выискивая недостатки. Но, секундой спустя, в дверь раздался режущий слух звонок. Человек обернулся. На глазах его покоилась черная повязка. Он был слеп.
  Художник осторожно, выверяя каждый свой шаг, прошел к двери.
  - Кто пришел? - спросил он, машинально открывая цепочку двери.
  - Сосновский Дмитрий и Панушкин Евгений Витальевич, у него своя галерея и он хотел бы предложить вам работу.
  Алексей Ветров слегка посторонился, пропуская гостей в прихожую. Один из них, Сосновский, был очень худой и длинный, в очках и кожаным портфельчиком в руке. Недавний знакомый Художника, заинтересовавшийся его картинами.
  Второй человек был, скорее, пожилого возраста с чрезвычайно умными профессорскими глазами.
  - Вы и есть тот самый Алексей Ветров, Слепой Художник, который месяц назад поверг московскую публику в шок, нарисовав живую картину?
  Алексей лишь только улыбнулся уголками губ.
  - Да. Это я. Но Вы ошибаетесь, картина не была живой, это имитация.
  Но Панушкин его не слушал, проходя на кухню и рассказывая дальше о своих планах.
  - Сосновский Дмитрий, наверное, рассказывал Вам обо мне. Я владелец крупной галереи в центре города. Дела у меня идут вполне неплохо, так что я могу позволить себе такую роскошь, обратиться к Вам, Художник, с некоей просьбой.
  - Внимательно Вас слушаю.
  - Дело в том, что в моей галерее осталась пустая округлая зала. Я долгие годы берег это пространство под что-нибудь эдакое, но так ничего и не нашел до Вашего появления. Сначала я решил попросить Вас, Художник, написать для меня просто пару картин, но затем подумал и решил предложить Вам более интересное занятие.
  - Что же это?
  - Я хочу, чтобы Вы расписали эту залу целиком. Создали там особенный живой мир, как случилось и с той картиной, которую Вам пришлось продать, чтобы погасить долги. Уверяю Вас, тех денег, что заплачу я Вам, хватит на триста лет безбедного проживания в России.
  Художник задумался.
  - Идея мне нравится. Она неплоха. К тому же мне довольно интересна. А вот деньги Ваши оставьте себе. Я возьму только за рабочие траты и немного за работу. Так, как получают обычные Художники.
  Евгений Панушкин лишь нехорошо усмехнулся, подумав про себя: "Все вы такие, от денег отказываетесь, а потом требуете неизвестно чего, когда припрет. Гордые все больно стали. Ну уж нет, я этого так не оставлю. К тому же, я предлагаю в три раза меньше, чем мог бы предложить Сосновский".
  - Нет-нет, что Вы! Я от чистого сердца! Возьмите деньги, иначе я обижусь! - сказал он вслух.
  Но Художник повернулся к нему спиной и медленно подошел к окну, будто бы мог там что-то разглядеть.
  - Чистое сердце чисто от предрассудков и заблуждений толпы. Ваших денег я не возьму. Можете свалить перед прессой это на то, что меня просто очень заинтересовало Ваше предложение. Когда я могу приступить к работе?
  Панушкин только развел руками.
   - Приступить к работе? Да хоть сейчас!
  - Что ж, тогда я бы пожелал начать работать немедленно.
  - Водитель ждет нас у подъезда. Он отвезет нас в галерею. Краски и все необходимое уже там.
   ***
  Галерея находилась в большом двухэтажном здании на Новом Арбате. Роскошью собранных в ней картин она могла бы ровняться с Питерским Эрмитажем. Однако, Художник не видел всего этого, он лишь усмехался, каким-то шестым чувством ощущая, что это место ему не нравится. Слишком уж слышны были шаги от простора комнат, слишком громкими были голоса сопровождавших его людей.
  - Долго еще? Я изрядно устал бродить по этим бесчисленным безликим комнатам, - сказал Художник, обращаясь к Панушкину.
  Тот ничего не ответил, оскорбившись словами Художника и лишь молча распахнул перед ним дверь в маленькую круглую комнатку с высоченными стенами, словно уходившими в саму вечность.
  - Вот мы и на месте.
  Алексей Ветров осторожно приблизился к одной из стен и провел по ней ладонью.
  - Интересная будет работа. Могу я высказать еще одну просьбу или условие?
  - Разумеется! - расплылся Панушкин в масляной улыбке.
  - Я бы хотел работать не отвлекаясь ни на что, не прерываясь. Я попрошу, чтобы мне постелили здесь на полу и приносили изредка еду. Работа займет у меня четыре-пять дней.
  Панушкина эта просьба очень удивила.
  - Впервые вижу такую самоотверженность. Что ж, Ваша просьба, Ветров, будет исполнена. Я сейчас распоряжусь... А пока... Приступайте к работе!
  Как только дверь за Панушкиным захлопнулась, Алексей тяжело вздохнул, нащупал на полу краски и кисть и, осторожно обмакнув кисть в зеленую краску, вывел на белоснежной стене еле отчетливый силуэт кота. Еще пара мазков и кот принял более четкие очертания, а мгновением спустя немного шевельнул хвостом и спрыгнул со стены.
  - Ну что, Лаврентий, как тебе моя новая задумка? - с улыбкой спросил Художник.
  Зеленый кот распушил хвост, потерся о ноги Художника и вполне внятно ответил:
  - Ммммр, неплохо-неплохо....Только одного не пойму, что ты здесь рисовать задумал? Ведь Лунный Город ты не будешь выставлять на показ всем и вся.
  Алексей покачал головой.
  - Нет, не Лунный Город. Здесь будет особенное место, где каждый найдет себе что-то по душе. Это будет и сон и явь...
  - Как бы ты не заигрался, Художник... То, что ты многому научился и во многом превзошел своих учителей за эти годы, не говорит, что ты теперь имеешь власть над миром большую, чем они. Ты - обычный человек.
  Но Художник лишь отмахнулся от него.
  - Не говори ерунды. Ты вообще кот, даже ненастоящий, а нарисованный.
  - В этом мире живо все. Не эти ли слова ты воспринял серьезно впервые тогда, на скалистом берегу у моря?
  Алексей задумался.
  - Прости, я не прав. Я и в самом деле не прав. Но идею свою я все равно нарисую.
  Зеленый кот лишь лениво махнул хвостом и улегся на паркетный пол, наблюдая как кисть, по велению Художника, танцует на белой стене.
   ***
  Синие узоры расползались орнаментом по белым стенам. Художник рисовал зиму. И рука его, выводившая краской извитые полоски и ленты, чуть дрогнула под пристальным взглядом кота Лаврентия.
  - Что ты рисуешь?
  Художник усмехнулся.
  - Сейчас я создаю время и покой.
  - Я бы выразил это иначе, - заметил кот.
  - И как же?
  - Смерть.
  - Смерть? - Художник даже на какое-то мгновение перестал рисовать.
  - Да.
  - А не угодно ли тебе знать, дорогой Лаврентий, что смерти не бывает. Смерть - это отсутствие жизни. К тому же, мое время максимум можно назвать сном. Здесь каждый будет видеть то бескрайние белоснежные пустыни, то крутые ледяные горки и смеющихся детей. Но здесь не будет одного - счастья.
   Еще пара мазков и Художник переместился к другому краю стены.
  - Ну а здесь, что ты нарисуешь?
  - Музыку. - ответил Алексей Ветров и нарисовал всего две белые линии, которые сложились в удивительно тонкий и изящный силуэт вольной морской птицы - чайки.
  - Но почему она олицетворяет музыку?
  Художник вздохнул.
  - Чайка - посланник моря. Море - стихия. Стихия - первоначало всего сущего. Музыка моря совершенна. Это и крики чаек, и пение ветра и соленые брызги, шум прибоя. Но, каждый увидит здесь что-то свое. Для того, чтобы попасть в мой мир, нужно знать все ключи. Нужно знать меня.
  Поэтому попасть сюда могу только я и еще один человек...
  - Кан?
  Художник кивнул, а затем отчего-то закрыл лицо руками.
  - Она уже не вернется. Я не верю.
  Кот Лаврентий лениво махнул зеленым пушистым хвостом.
  - Чушь, Художник. Она не может не вернуться. Твоя Кан уже вернулась. Там, в твоих картинах.
  - Но я не был там уже несколько дней. Что если она не найдет меня там и пропадет опять, как тогда, на несколько лет. Я не выдержу. Она единственная, кто понимает меня. Кому я могу доверять. Потому что она оттуда...
  Кот заинтересовался.
  - "Оттуда" - это то место, где ты жил с отцом Антонием, а затем с Ри и Соль?
  Алексей кивнул головой.
  - Да. И это место называется Юность. Время, когда от тебя зависит почти вся твоя будущая жизнь. Если бы я знал, что случится с отцом Антонием, я бы никогда не ушел к Ри.
  - Мда, та еще беда. Кстати, не напомнишь, что с ним случилось?
  Художник еще раз вздохнул и принялся за рассказ.
  - В то утро я с Ри отправился через горы к отцу Антонию. Как рассказал Ри, какой-то старый пастух нашел его в одном из ущелий, стонущего и зовущего на помощь. Пастух вытащил старика, доставил домой, но ничем помочь не смог, он умирал.
  Когда же я распахнул дверь старенького деревянного дома отца Антония, то внутри на полу я увидел уже остывшее тело со множеством ссадин, в одежде, заляпанной кровью. После похорон Ри ушел обратно к себе в горы, я же остался жить в доме отца Антония, ежедневно успокаивая свою душу тем, что рисовал, совершенствуя, свой особенный мир. Каждый день я встречался с маленькой девочкой, Кан, подолгу разговаривая с ней обо всем на свете, не желая расставаться до тех пор, пока картина сама не выкинет нас. Но потом... Потом она пропала, ты же знаешь, Лаврентий. Я ждал ее год, затем еще.... Но тщетно. Тогда я приехал искать ее сюда, в Москву. Она как-то говорила мне, что живет здесь. Но как я ее найду? Как?!
   ***
  В крохотной Московской квартирке надрывалась ручная канарейка. Ей хотелось петь, ей хотелось весны и счастья... А вот кому-то еще было очень плохо.
  " Скажем так... - мерно стучалось по клавиатуре, - вот если бы люди научились понимать мысли друг друга, исчезла бы ложь? Не думаю... Врать можно и в мыслях. Ведь врут же как-то люди самим себе. А вот если бы они научились читать чувства? Это дороже ценилось бы. Чувства не лгут. Никогда. Хотя, я бы не хотела встретить такого человека. Слишком уж запутано все во мне. Я ведь страшная врунья. Причем вру только самой себе, но с каким вдохновением. Наверное, это единственное, что спасает от тягот жизни, от каких-то переживаний ненужных..."
  Катя отложила ноутбук с колен и, сладко потянувшись, свернулась калачиком на погрызенном молью диване и уснула.
   Лес... Пустой и холодный. Лишь ветер раскачивает кроны высоких деревьев себе на потеху.
  - Художник! Где ты? - крикнула девушка, но никто не отозвался, не вышел к ней.
  "Что ж, думаю, стоит найти тот дом, что я видела здесь в прошлый раз".
  Катя побрела по узенькой тропинке, обжигая руки высокой крапивой. Через какое-то время она действительно вышла к деревянному домику. Дверь была в нем раскрыта нараспашку. На крыльце грелся под весенними солнечными лучиками зеленый кот.
  - Мммрррррррр! Приветствую тебя, Екатерина!
  Катя с сомнением покосилась на говорящего кота, но все же ответила.
  - И тебе того же, кот! Можно мне пройти в дом?
  Кот будто назло развалился посреди дверного проема и не желал уходить.
  - Лаврррррррррррррентий!
  -Что?
  - Лавррррений! Меня зовут так. Это мое имя!
  Катя улыбнулась.
  -Кто же тебя так назвал?
  - Он.
  - Кто?
  - Алексей Ветров, Слепой Художник.
  - Хорошее у тебя имя. Слушай, Лаврентий, а где сам Художник? Я пришла его навестить.
  - Нет его. Он работает.
  Подул холодный ветер. Катя начала замерзать.
  - Хорошо. Передавай ему привет! Теперь я могу пройти в дом?
  Кот лишь покачал головой.
  - Нет еще. Он просил задать тебе один вопрос.
  - Какой?
  - Он спросил, ты бы хотела найти его? Увидеть и встретиться. Не здесь, во сне. А просто так.
  Катя задумалась.
  - Вряд ли это возможно, но в целом - да.
  Кот усмехнулся.
  - Тогда Художник просил передать тебе и просьбу. Когда ты сейчас проснешься, ты не вспомнишь ни про меня, ни про Алексея. Но тебе нужно его найти. Поэтому он передает тебе приглашение на одно мероприятие, где ты сможешь с ним увидеться. Оно не пропадет, когда ты проснешься. Оно будет с тобой.
  Закончив эту фразу кот исчез, а Катя, уже возжелавшая наконец попасть в тепло и уют дома, поняла, что просыпается.
  
   ***
  Утро выдалось пасмурным. Да и весь оставшийся день тоже. Катя только что завалила экзамен по экологии, и теперь, отчаянно утирая злые слезы на саму себя, брела вдаль по московской набережной. Ветер дул в лицо, а капли дождя отчаянно пытались стать солеными.
  - Идиотка! Тупая дурра! Ну как я могла? Я же все знала... Все! Абсолютно все!
  "Надо позвонить маме..." - пронеслась отчаянная мысль в голове.
  Катя полезла в карман ветровки, пытаясь там нашарить мобильный телефон, но вместо этого рука ее наткнулась на какую-то бумажку.
  Катя вытащила ее из кармана.
  - Пригласительный билет на выставку "Панушкин и КО", специальный гость программы "Слепой Художник", - прочитала Катя вслух.
  Посмотрев, что дата выставки 4 июля 2011 года совпадает в точности с сегодняшним днем, Катя решила на нее пойти.
  "Все равно уже деваться некуда. Я полная неудачница!" - сказала она себе и, закинув за плечо увесистый рюкзак, побрела в сторону метро.
   ***
  В залах скопились толпы народа. Было очень шумно, ничего не было видно из-за вспышек фотокамер.
  Художник с Лаврентием стояли в дальнем углу большой залы, предназначенной для фуршета высокопоставленных гостей. Панушкин был где-то рядом. Кажется, он давал кому-то интервью.
  На Алексея Ветрова можно было заглядеться. Одет он был как никогда: Черные очень дорогие брюки и белоснежная рубашка. Черная же лента на глазах. Лаврентий тоже отличился, накрахмалил зачем-то усы и теперь приковывал взгляды окружающих.
  - Она придет? - спросил Художник кота Лаврентия.
  Тот лишь улыбнулся довольной усатой мордой.
  - Придет... Уже пришла!
  Художник подался вперед, будто желая разглядеть таинственную гостью своим слепым взглядом, но лишь досадливо сделал шаг назад.
  - Ничего не выйдет! Я даже не увижу ее!
  - Ты ведь знаешь, что это ложь, в которую ты отчаянно поверил, не так ли? - усмехнулся кот. - Стой здесь, я позову ее.
  Важной кошачьей походкой графа Лаврентий прошествовал через весь зал ко входу и, увидев в толпе робкое девическое лицо, расплылся в широкой улыбке.
  - Приветствую Вас, леди! Вы самая почетная гостья здесь!
  Катя удивленно посмотрела на зеленого говорящего кота. Странно было видеть такое создание, но девушке отчего-то казалось, что она его уже где-то видела.
  - Эээ... Здравствуй!
  - Прошу проследовать за мной! - мурлыкнул кот и повел гостью за собой.
   Чем ближе они подходили к Художнику, тем больше Кате казалось, что здесь что-то не так. Все эти гости, важные персоны, смотрели на нее с презрением и недоумением, будто вопрошая, что она делает здесь. И кот этот, зеленый, доверия не вызывал никакого.
  Художник же, наоборот, ждал этой минуты будто всю свою жизнь. Он жаждал увидеть, далеко ли она... Скоро ли придет... Но не мог. И сердце его лишь отчаянно билось, пытаясь вырваться из грудной клетки.
  - Здравствуйте! - произнес кто-то, но Алексей узнал бы этот голос из тысячи других.
  - Здравствуй, Катя. Я, честно признаться, и не верил, что эта встреча произойдет...
  Катя с недоверием окинула взглядом Художника. Его манера говорить... Его голос ей о чем-то напомнил. И... И откуда он знает ее имя?!
  - Кто Вы?
  - Я тот, кто знает тебя так, как не знает никто другой.
  Катя покачала головой.
  - Я Вам не верю. Это ложь!
  - Проверим?
  Катя поежилась не то от холода, не то от какого-то нехорошего предчувствия.
  - Нет уж, извините, мне пора! - Катя уже собиралась уходить, как Алексей не выдержал и взял ее за руку.
  - Останься... - попросил он.
  Но на Катю словно что-то нашло. Она с силой вырвала руку.
  - Да что Вы себе позволяете?! Вы... Калека!
  С этими словами она выбежала из зала, проталкиваясь сквозь толпу изумленных зевак.
  "Да как он посмел...Как он мог? Но... Откуда он знает меня... И я наверное обидела его этой фразой... про калеку... Глупая!" - Катя уже хотела вернуться и извиниться, но что-то остановило ее, и она побрела домой, размышляя над прошедшим днем. Более всего ее волновала двойка по экологии.
   ***
  Вечер был наполнен тоской. Вечер был удивительно тихим. Алексей Ветров вернулся в свою старую квартирку. Открытие зала произвело на публику яркое впечатление, было много престижных предложений, но он от всего отказался. Единственная цель, ради которой он был здесь, вырвала свою ладонь из его рук с выкриком: "Калека!". Да! Он калека! У него душа покалечена! Потому что нет на свете ни любви, ни ласки, ни заботы и понимания. Нет этого. Не осталось истинного благородства. Все умерло вместе с отцом Антонием, в его старом домишке в горах. Нет... Нет... Он не будет так жить! Ему не нужна эта жизнь... Такая жизнь! С этими мыслями он, спотыкаясь на каждом слепом шагу, осторожно по стенке добрался до выхода из квартиры.
   ***
  Вечером Катя впала в депрессию. Мысли о Слепом Художнике не давали ей покоя. Если днем она ни о чем и думать не могла, как о полученной двойке, то сейчас... Сейчас что-то изменилось. И это что- то заставило ее бросить все и, ничего не объяснив родным, умчаться назад в галерею...
   Поздно вечером она оказалась у старого здания, в котором располагалась выставка Панушкина. Дверь оказалась открытой, и Катя свободно прошла внутрь. Свет был погашен... Лишь шаги словно впечатывались в пол, эхом отзываясь на каждое движение. Девушка прошла две или три залы в полной темноте, пока ее внимание не привлекла маленькая округлая комната. Рука невольно нашарила на стене выключатель. Вспыхнул свет.
  Краски заиграли тысячами искр. Где-то высоко наверху мерцало созвездие лебедя, мчались кометы, метеориты, падал в ладони звезды.... На стенах по синему небу летела белоснежная чайка над бурлящим и пенящимся морем, а рядом с ней примостился зеленый кот... Тот самый!
  Кот, будто живой, спрыгнул со стены.
  - Приветствую!
  Катя робко улыбнулась.
  - Я... Я просто так... Я зашла посмотреть...
  Кот лишь усмехнулся.
  - Неправильно смотришь. Представь, что ты уже там... Внутри! Ну же! Не бойся!
  Катя, преодолевая смущение и страх, всмотрелась в картину, и ее словно закружило в бешеном водовороте иллюзий. И вот перед ней, настоящее синее море... И чайка, та самая, в небе кричит и зовет кого-то... И вот к ней навстречу идет он... Ее Художник... Ее и только! И не нужен ей никто другой, лишь бы быть с ним рядом...
  - Господь! Как многое не видим мы... - вырвалось у нее, и в тот же миг иллюзия исчезла, и Катя вновь оказалась всего лишь в небольшой округлой зале.
  Кот сидел на полу, отчего-то зеленая мордочка его была наполнена грустью и тоской.
  - На улице! Поторопись! - крикнул он и исчез, а Катя уже неслась к выходу.
   ***
  В этот миг Художник думал лишь о том, как ничтожны люди и как ничтожен он сам. Ему казалось, что все на свете не имеет смысла. Что все есть только ложь и фальшь... Злая подделка. Ну если так, то ему нужен лишь оригинал. Так пусть настоящей станет хотя бы смерть!
  Он знал, что рядом с галереей есть небольшое озеро. Довольно тихое, но глубокое. Как раз то, что нужно. Если умирать, то красиво... Вода - прекрасное орудие убийства. Вернее, самоубийства.
  О том, что это может явиться смертью не только тела, но и души, он не думал. Ему было все равно.
  Слепой Художник прислушался к плеску воды. Шаг, шаг, еще шаг... Уже ближе... Когда-то так же он слышал плеск реки Тьмы, когда-то так же он решительно сделал свой первый взмах кистью...
  "Ну же, Художник! Что же ты трусишь!" - уговаривал он сам себя.
  И вот терпенье кончилось, шаг вниз, словно в вечность полет!
   ***
  "Удивительно, -думали люди, - Как это маленькая и хрупкая девочка смогла вытащить из воды того парня, слепого! По-хорошему, так оставить бы его там погибать, не думает, что делает!"
  Катя плохо помнила, как все произошло. Просто она увидела, как он шагнул в озеро, а потом сознание словно отключилось и у нее не осталось выбора. Затем приехала скорая, подоспела милиция. Все о чем-то ее спрашивали, что-то хотели, она что-то отвечала невпопад.
  - Да что же это.. . Что же со мной происходит! - думала она, провожая Алексея в больницу, ежедневно приезжая к нему с апельсинами. Так же она размышляла по вечерам, за долгими разговорами по телефону с Художником. И отчего-то ее сердцу было беспокойно... Быть может... Это любовь?
  
   Эпилог.
  - Слушай, раз уж меня выписывают сегодня, я хотел бы спросить тебя, Катя...
  Хрупкая девушка удивленно подняла на него глаза.
  - Ты бы... Ты бы хотела уехать со мной? Туда... В горы... Там, где я провел свое детство и юность. Мы бы поселились неподалеку от Ри и Соль... Я бы смог очень много рисовать...
  Художник улыбался, но Катя погрустнела.
  - Я бы с радостью... Ты же знаешь, как я этого хочу! Но... Дело в том...
  - В чем?
  - В том... Сможешь ли ты?
  - Потому что я калека? - горько усмехнулся Алексей Ветров.
  Катя промолчала.
  - Да. Смогу. А захочешь ли ты? Сможешь ли ты быть с калекой, одна, в горах, там, где нет никого, лишь синий ветер?
  Катя помолчала немного.
  - Да. Я согласна. Я знаю, что это будет трудно... Что это почти невозможно, но я согласна... Даже если мы умрем там вдвоем. Потому что ты мне дорог и большего счастья, чем быть вдвоем с тобой, на свете для меня нет!
  Художник улыбнулся еще раз.
  - Что ж... Тогда.... Раз уж мы собираемся жить в месте... Я думаю... Мне стоит хотя бы раз взглянуть на тебя! - он рассмеялся.
  - Но...
  С этими словами Алексей потянулся, продолжая смеяться и, немного повозившись с узлом на повязке, легко опустил ее с глаз. Черная тряпица упала на грязный больничный пол.
  На Катю смотрели голубые глаза. Живые смеющиеся голубые глаза... Зрячие!
  - Как ты?! Откуда?!
  Художник вздохнул, еще раз улыбнулся и принялся рассказывать.
   ***
  В тот день, когда я покинул домик отца Антония я понял раз и навсегда, я найду ту, что так затронула мою душу во что бы то ни стало. Ты же пропала тогда, помнишь?
  Я приехал в Москву, в надежде получить хоть какую-то поддержку, но чем больше я здесь жил, тем больше понимал, что в этом городе нет людей, есть лишь одни жестокие звери. Зависть, клевета, ложь, воровство, тщеславие, безмерная гордыня... На это невозможно было смотреть! Тебя я искал очень долгое время, но не нашел никаких зацепок, пока ты сама не объявилась. Но до этого времени я рисовал, мои картины пользовались успехом, кто-то говорил, что они живые... Я многому научился за это время! Но люди, опять же, не давали мне покоя. Тогда я впервые открыл подарок отца Антония, в надежде разгадать, зачем он мне. Тогда я решил, поклялся, что не сниму повязки с глаз, пока не найду той, что разделит мое бремя. Пока не найду ту девочку из Лунного Города. Но отец Антоний ошибся в одном... Повязку я носил всего несколько лет... Он же напророчил очень много... Хотя, может, она мне еще и пригодится! Главное, что теперь я с тобой.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"