Лето катилось ко всем чертям! Такого холодного и хмурого июня, укутанного туманами и растворённого в дожде, я не видела ни разу за свои восемнадцать лет. Бывали дни, когда противный мелкий дождь начинал сыпать с раннего утра, и не прекращался да самого вечера.
Народу на улицах мало - все попрятались от непогоды в уютных квартирках, оберегая семейное тепло. Наверняка многие сейчас, укутавшись в пледы, смотрят телевизоры, кто-то печёт печенья, наполняя дом ароматами ванили и корицы, а есть и такие романтики, которым только дай возможность пройтись под дождём без зонта или понаблюдать его из окна, попивая при этом горячий шоколад или что-то вроде того. Для них дождь - это нечто вдохновляющее, вселяющее надежду, а не просто фон нашей серой жизни. Сомневаюсь, что могу отнести себя к любым из них.
Ну что ж, давайте знакомиться: меня зовут Агата.
Живу я в небольшом городке, где всем и всегда всё известно. О таких говорят "провинция", и как мне кажется, это верное определение, ведь в таких местах нет ничего примечательного. Просто дома, разбросанные по небольшой территории с отвратительными дорогами и то и дело встречающимися магазинами, пара скверов, вокзал, автостанция, обязательный дом культуры (который, кажется, никому не нужен, но вид имеет вполне презентабельный), маленький стадион, две-три школы, несколько церквей, кладбище и завод, дающий работу практически половине населения. Вот, в общем-то, и всё. Согласитесь, каждая провинция похожа одна на другую, и порой проездом попадая в тот или иной городок, можно ощутить себя дома. Однако я увлеклась.
Не за горами мой выпускной, и я навсегда попрощаюсь со школой. Даже немного жаль, мне там нравилось. С учёбой у меня проблем не было (учителя не лезли с нравоучениями и одноклассники вполне нормальные), а вот в жизни - хоть отбавляй. Думаю, не ошибусь, если скажу, что у каждого бывает переломный момент, время, когда всё рушится до основания, и лишь тебе решать, остаться на обломках и жить подобно собственному призраку или подняться, стряхнуть пыль и идти вперед в неизвестность. Мне кажется, я живу в этом переломном моменте и никак не могу сделать выбор.
Два года назад случилась авария, которая забрала самого открытого и жизнерадостного человека, которого только могла создать природа - мою маму. С этого дня моя жизнь круто изменилась.
Глава 1
Выпускной
23 июня началось суматошно. Мама носилась по дому как угорелая, стараясь всё успеть: и покормить нас с отцом, и погладить наряды, а ещё поход в парикмахерскую, макияж (благо маникюр был сделан заранее). Но что самое удивительное, ей нравилась эта суета. В ней было столько энергии, что мне впору позавидовать, ведь я-то с утра как сонная муха. Честно говоря, этот выпускной для меня ничего не значил, всего лишь девятый класс окончила. ОГЭ был сдан успешно, что неудивительно, ведь училась я прилежно: эдакая хорошая девочка, любимая учителями. Не скажу, что была популярна в классе, но старалась со всеми ладить и не лезть на рожон. Впереди меня ждало достаточно светлое будущее, окружённое любимыми книгами, яркими эмоциями и верными друзьями. А опорой или даже фундаментом для всего этого была, конечно, мама. Как-то, посовещавшись, мы решили, что я закончу одиннадцать классов, а затем поеду поступать в литературный институт имени А.М. Горького в Москву. Ах, мечты, мечты...
Я попила кофе с лимоном и парой бутербродов, и мы с мамой отправились в парикмахерскую. В сборах время летит незаметно. И вот уже за пять минут до выхода я стою возле зеркала такая красивая, слегка взволнованная в платье нежно-персикового цвета длиной чуть ниже колен, с аккуратно уложенными волосами и слегка накрашенными глазами (мама старалась сохранить "очарование юности"). Почему-то навернулись слёзы, и в этот момент меня окликнула мама, затем щёлкнул затвор нашего старенького, но любимого всеми фотоаппарата. Мама восхищённо охнула и, подойдя, обняла меня, сказав самые важные в моей жизни слова: "Постарайся быть счастливой! Не только сегодня или сейчас. Всегда находи возможность для этой чудесной улыбки и таких прекрасных искренних слёз. Не бойся их, они - твоё украшение!". Она поцеловала меня как обычно в нос и убежала показывать фото папе, который в свою очередь выразил свой восторг и даже по-быстрому распечатал его для меня.
Я всегда считала маму красивой женщиной, но сейчас, глядя на её развевающиеся тёмно-рыжие волосы, превращённые рукой мастера в упругие завитки, на её струящееся алое платье и лёгкую грациозную походку мне хочется забыть об этом слове "красивая". Нет, оно не для неё, слишком приземлённо и обыденно. Сейчас передо мной была самая настоящая богиня огня: царственная и невыразимо прекрасная. Хотелось бы мне быть похожей на неё, но не сложилось. Со своим скромным ростом, русыми волосами и абсолютным отсутствием хоть какой-то грации я скорее напоминала гадкого утёнка, который, как мама всегда говорила, по сюжету обязательно превратится в лебедя. В моём случае - не факт. Я больше похожа на отца, а от мамы мне досталась фигура да золотистый отлив на волосах. Возможно, я когда-нибудь стану такой женщиной, на которую будут оборачиваться в толпе, а возможно, что более вероятно, так и останусь милым утёнком, наделённым обаянием, но не более.
В 16:00 мы были в школе. Всё началось с официальной части, приправленной поздравлениями и вручением аттестатов (ведь не все решили продолжить обучение в школе), а завершилось скромным концертом и походом всего класса и родителей в кафе.
Папа изо всех сил "не замечал", что маму наперебой приглашают на танец не только другие отцы, но даже и мои одноклассники, вызывая тем самым ропот недовольства среди "высоконравственных" особ женского пола. Но мама, казалось, совершенно не обращала внимания на это, не обращала внимания ни на кого, кроме нас с отцом: её взгляды, её улыбки были посвящены только нам. А потом мы вместе, смеясь и подпрыгивая, закружились под одну из глупых современных песен, даже мотива которой я сейчас не вспомню. Мы словно были на своей счастливой волне, и плевать на музыку, на мнение окружающих, на всё на свете...
Отец выпил, хоть немного, но, видимо, достаточно, чтобы потерять необходимую для вождения реакцию. Мама долго уговаривала его вызвать такси, но он упрямо твердил, что не оставит здесь свою "ласточку", да и на работу ему завтра надо на чём-то добираться. В общем, отец победил, и мы, немного нервничая, но всё же достаточно уверенно сели в машину.
Я не помню, как всё произошло. Моя память отторгает эти воспоминания, оставляя лишь крупицы, в которых огонь пожирает нашу машину, а отец, обезумевший от страха, в крови и саже, хромая, бежит прямо в объятия пламени, словно израненный мотылёк, летящий на свет. И всё. Темнота.
Уже в больнице мне сказали о смерти мамы. Как оказалось, её не успели спасти: ремень безопасности и дверь заклинило, и прежде чем приехала скорая, отец выволок меня, а вот маму вытащить не смог, и машина, объятая пламенем, медленно погибая, беспощадно забирала с собой человеческую жизнь. Когда маму вытащили, она ещё дышала, но до больницы не довезли. Вот так пламя, подарившее её миру и поселившееся в озорном нраве, непослушных янтарных волосах и задорной улыбке вернуло домой свою непослушную дочь.
Следующий месяц для меня был как в тумане: я куда-то ходила, что-то говорила, а по ночам наступало просветление, и тупая боль вторгалась в самые глубины груди. И я плакала тихо, чтобы не слышал отец, с надрывом, плакала без слёз, пока горло не стягивали сухие рвущие спазмы, плакала, пока тяжёлый тёмный сон не окутывал мою голову своими липкими сетями. Отец не пытался помочь, не лез с разговорами. Он просто самоустранился, целиком погрузившись в работу, взвалив на себя все возможные смены на заводе. Я его почти не видела. И так изо дня в день, из ночи в ночь, пока однажды я не обнаружила себя у маминой могилы. Сухой жаркий ветерок колебал венки и цветы, а у самого креста стояла наша любимая фотография, где мама такая молодая, со взглядом, полным нежности и тепла, так бережно когда-то запечатлённая отцом.
Я упала на колени и заплакала, но теперь, в отличие от моих ночных мучений, выла в голос, попеременно что-то крича о несправедливости. А потом моё сознание отключилось, видимо, привыкнув, именно так вырывать меня из плена безумных терзаний. Не знаю, сколько прошло времени, может минута, а может и целый день, но на улице всё также было светло и жарко, всё те же птицы пели свои незамысловатые песни в тоскливой тишине, а раскалённый воздух всё также сжимал лёгкие. Но что-то изменилось. Та боль, которая не давала дышать и с каждым днём сдавливала сердце всё сильнее ушла, словно впиталась в эту мрачную землю, хранящую сотни тысяч оборванных и искалеченных людских жизней. Мне стало легче.
С тех пор я каждый день хожу сюда, порой совсем ненадолго, и мысленно, а может и вслух, общаюсь с мамой, иногда просто гуляю в застывшей, монументальной тишине, не ища собеседников, просто прячась от мира. Порой мне встречались люди с безжизненными, померкшими глазами, словно покрытыми слоем потрескавшегося стекла. Они чаще всего не замечали одинокой фигурки в серой толстовке и капюшоне, надвинутом чуть ли не на самые глаза. Но если кто и смотрел на меня, возможно растерянно и встревоженно, то натыкался на стену отчуждённости, которую я так тщательно возводила всё это время.
А лето подошло к концу. И вот в несмелом вальсе наш странный мир закружила осень. Я вернулась в школу, продолжила строить из себя хорошую ученицу, сменив, однако, своё окружение, скорее даже избавившись от него. Мои подруги, которых всего-то и было три, теперь стали для меня просто одноклассницами. Мне не хотелось ни с кем общаться, ничего обсуждать, кроме школьных вопросов. Наташка, пожалуй, моя самая терпеливая подруга, долго пыталась пробиться ко мне, говоря то и дело что-то, по её мнению, утешительное, что пора уже мне всё отпустить и начать новую жизнь. Банально, не правда ли?! Как будто смотришь очередной фильм, героиня которого, бросив всё, уезжает, куда глаза глядят, где находит уютный домик и неземную любовь. А в конце новоиспечённая парочка, укутанная нежностью и старым пледом, под очаровательный саундтрек пьёт какао на веранде и любуется на самый прекрасный в жизни вечер. Перед самыми титрами они целуются, а зритель, пуская от удовольствия слюни, безоговорочно верит в эту тщательно подготовленную и хорошо сыгранную сказку. И незаметно, казалось бы, уже заезженная фразочка о начале новой жизни произрастает в наших умах, как безобразный сорняк. Ведь новую жизнь не в наших силах начать, можно просто продолжить то, что даровано свыше, но в ином направлении, открыть в себе то, что раньше таилось в глубинах многогранной души.
Из-за занятий и подготовки к ним мне приходилось всё реже посещать моё излюбленное место, но я старалась приходить сразу после уроков, чтобы немного побыть наедине с памятью, ненадолго отпустив все проблемы. И вот однажды во время одной из моих странных прогулок я увидела его...
Строгий взгляд тёмных глаз будто остановил меня, заставил посмотреть в ответ. Но холодный мрамор памятника разбил в дребезги эту странную магию. Словно зачарованная, я не отводила глаз от этого, закованного в камень фото. Артем Некрасов... Мне это имя ни о чем не говорило, хотя я наверняка должна была его видеть в школе, вот только меня в младших классах мало интересовали старшеклассники.
Парень был красив, и если бы я однажды встретила его на улице, то, вероятно, влюбилась бы без памяти. Внутренне улыбаясь своим глупым мыслям, я поначалу даже не увидела самой важной детали: даты. Это страшное число я не забуду никогда, и в памяти моей оно будет отмечено чёрным траурным цветом: 23.06.2015, - день смерти мамы, и, как оказалось, этого парня, которому и было-то всего 23 года.
С того самого дня на кладбище я неизменно возвращалась сюда, к этой одинокой, но ухоженной могиле, таящей в своих глубинах того, кто мог бы быть моим... другом, возлюбленным, да кем угодно, лишь бы был рядом. Да, это, безусловно, глупо и, пожалуй, безумно, но тогда я чувствовала ещё одну нестерпимую потерю, вообразив себя более несчастной, чем была на самом деле.
Глава 2
Отец
Однажды я пообещала себе, что никогда и ни за что не пойду на кладбище ночью. Какой бы сильной ни была моя странная привязанность к этому месту, страх всё же преобладал над привычкой. Но сейчас я не видела иного выхода, как укрыться во тьме, полной усталых призраков и неприкаянных душ.
Мой ничуть не тёплый летний вечер был таким же как все вечера в последнее время: я сидела в своей комнате, пытаясь читать; дверь подпирал комод, помогая хлипкой задвижке хранить моё уединение. А за пределами моей комнаты, весело матерясь и звеня бутылками, гуляла обезображенная крепкой выпивкой компания, центром которой был мой несчастный отец. Такие загулы в последние 2 месяца стали чем-то обыденным. Когда отец впервые привёл друга и просидел с ним всю ночь на кухне, подкрепляя разговор парой-тройкой бутылок водки, я промолчала в надежде, что задушевные беседы помогут ему. Как же я ошибалась! Нужно было сразу всё ему высказать, тогда, может, мы не дошли бы до такого.
Было уже достаточно поздно, в районе 23 часов, но папины собутыльники даже не думали расходиться. Я злилась, то и дело прокручивая в голове варианты спасения из этой трясины, в которую меня засосало по ошибке. Конечно, можно было вызвать полицию, но я побоялась, что это лишит меня и отца. Глупая, самоуверенная девчонка! Я решила, что могу сама со всем справиться. Яростная решимость кипела во мне, затмевая голос разума, и я, отбросив все сомнения, вышла из комнаты. В нос тут же ударил мерзкий запашок перегара, пота и чего-то еще (даже не хочу знать, чего). Сказать, что в квартире было грязно - ничего не сказать: на полу валялся мусор, припорошенный пеплом от сигарет, пустые бутылки с торчащими из горлышек окурками стояли неровными рядами, словно солдаты на поле боя, а их павшие товарищи лежали расколотые и обезображенные у ног непобедимого врага. От увиденного меня передернуло: так отвратительно еще не было. Отец перешел все границы, я так больше не могу! Меня немного потрясывало от захлёстывающих эмоций, ведь впервые в жизни я решилась сделать что-то, как мне казалось, значительное.
- Господа! - громко рявкнула я, - прошу покинуть эту квартиру, иначе я вызываю полицию!
Голос, как ни странно, даже не дрогнул, однако трясущиеся руки пришлось сжать в кулаки, что, в общем-то, только придало уверенности.
На мгновение воцарилась тишина. Мутные взгляда обратились на меня. Я ждала, мысленно мечтая, чтобы меня услышали. И вот один из "гостей" поднялся. Внутреннее ликование охватило меня, но я старалась не подавать виду, сохраняя серьёзное выражение лица.
- А вот и принцесса, - заговорил этот тип, приближаясь ко мне, вместо того чтобы идти к двери, - что же ты пряталась так долго, мы не кусаемся.
Моя решимость дала сбой. Идея самостоятельного выдворения нежеланных гостей уже не казалась такой замечательной, но сдаваться я не собиралась. Полицию вызывать я не планировала, думала, достаточно будет лишь припугнуть. Теперь же я была готова пойти и на этот шаг, и будь что будет!
- Выметайтесь! - чуть подсевшим голосом сказала я. Кричать не было смысла, меня и так все слышали, но, видимо, моя бравада лишь позабавила их. А гадкий папин дружок уже вертелся рядом со мной, говоря что-то о нехорошем драконе, который запрятал такое сокровище и не поделился с собратьями. Омерзительный! И как папа может общаться с ними? Он же совсем не такой, как они.
И тут я поняла, ЧТО упустила: нигде не было видно отца.
- Где папа? - на меня уже почти накатила паника, - что вы с ним сделали?
- Чшшш, принцесса, он скоро придёт с подарочками, а мы пока подружимся с тобой, - он крепко схватил меня, словно обнимая, дыхнул в лицо перегаром и потянул в сторону дивана. Его дружки с предвкушением глазели на нас, словно стадо безмозглых баранов на выпасе.
- Отпусти! Отпусти меня! - тут я уже кричала, совершенно не сдерживаясь и стараясь вывернуться из его захвата. Но что может хрупкая школьница против взрослого мужчины?! Мои попытки вырваться всё больше распаляли его, а гогот мужиков дал понять, что помощи можно не ждать.
Страх... Как быстро он расползается по телу, меняя кровь в венах и артериях на ядовитую, прожигающую кислоту. Как путает сознание, заставляя мысли испуганными мышками прятаться по темным уголкам, превращая человека в беспомощную марионетку. Я уже была готова поддаться его непреодолимому влиянию, но внутренний голос, так похожий на мамин запретил сдаваться. Один короткий миг придал мне сил на последний рывок. Я, не раздумывая, ударила коленом прямо между ног этого типа.
- Ах ты маленькая..., - я так и не узнала кто, да и мне было плевать, что он, они все думают, потому что я неслась сломя голову к двери, ведь там, за ней было моё спасение. Обувание и одевания явно были не приоритете, и как была в джинсах, футболке и носках, так и вылетела из квартиры.
У меня даже не возникло мысли, где спрятаться, ведь я знала лишь единственное убежище, готовое в любую минуту укрыть меня ото всего мира. До кладбища я добралась в считанные минуты. Хоть за мной никто и не гнался, я все равно боялась. Меня трясло от того, что случилось и ещё могло случиться из-за моей глупости. Из-за отца. Эта мысль вызвала во мне бурю, которую уже так просто не остановить. Горячие едкие слёзы лились по моим щекам не переставая, горло сдавили спазмы и хотелось кричать от безысходности и обиды. Как он мог?! Как он мог так со мной поступить?! Он должен был беречь меня, стать для меня всем после смерти мамы! Ненавижу! Не прощу! Никогда! Я без сил рухнула на землю, не переставая плакать, размазывая слёзы по щекам, давясь ими. Больно, как же больно! Хуже смерти родных может быть только их предательство, равнодушие. Как же так вышло, что всё самое худшее досталось мне?
***
Ах, папочка... После смерти мамы мы с ним почти не общались (думаю, мои попытки разговоров - не в счёт). Вместо того чтобы объединиться и вместе пережить это горе мы, упиваясь своей болью и собственноручно сотворённым чувством вины, спрятались в себе, видимо, пытаясь хоть как-то перекрыть терзания, но вместо этого мучая себя ещё больше.
После ночных смен отец не то что возвращался, а именно приползал и, как говорится в сказках, замертво падал в кровать. Поначалу я подходила к нему, предлагая позавтракать вместе, но он всегда отвечал равнодушным отказом. И у меня не было иного выхода, как оставлять ему пару-тройку бутербродов и чашку чая, а самой бежать в школу. По возвращении моему взгляду представала одна и та же картина: квартира пуста, а мой заботливо приготовленный завтрак, как и остальная еда в доме даже не тронуты. За пару месяцев такой жизни отец сильно похудел, глаза впали, а кожа приобрела какой-то сероватый оттенок. Не знаю, можно ли было его назвать ходячим мертвецом, но на человека он стал походить всё меньше и меньше.
Как-то после дневной смены отец вернулся домой очень поздно, в районе 2 часов ночи. Я уже спала, хотя намеревалась во что бы то ни стало дождаться его прихода: хотела в кои-то веки поговорить. Но и это мне не удалось. Отец был смертельно пьян, в мутных слезящихся глазах напрочь отсутствовало сознание. Однако, увидев меня, он побледнел и, выдавив из себя едкое ругательство, привалился к стене. Меня дико затрясло от увиденного. Казалось, ещё немного, и я впаду в истерику, ту самую, с вырыванием волос и истошными криками. А отец тем временем сполз на пол и захрапел. Я окликнула его несколько раз, реакции не последовало. Как бы мне этого не хотелось, но надо было подойти и хоть как-то ему помочь. Я думала, что удастся скоренько дотащить его до дивана, снять верхнюю одежду и мирно удалиться спать дальше. Не тут-то было! Я целый час провозилась с ним: кое-как стянула куртку и ботинки, а до дивана тащила, кажется, целую вечность, параллельно вспомнив все ругательства, которые вслух всегда боялась произносить. Мне казалось, что стоит хоть раз позволить себе хоть даже прошептать подобные слова, так ничто уже не будет прежним, словно губы говорящего, как и он сам будут осквернены. Но, как выяснилось, ничего подобного.
Утром меня разбудили чьи-то рыдания. Если вы когда-нибудь видели, как плачут мужчины, только не в пьяном бреду, а вполне себе трезвые, то наверняка меня поймёте. Ведь, по сути, эти слёзы самые душераздирающие: мужчине, в принципе, сложно на них отважиться, а уж если и решаются, значит это край.
Я на цыпочках вошла в комнату отца. Он сидел на полу в одних трусах и, обхватив руками колени, рыдал так горько, что больно было смотреть. Его костлявые плечи беспомощно тряслись, спина, согнутая в калач, выпячивала позвоночник и рёбра. Всё его тело казалось обескровленным, словно каким-то адским аппаратом вытащили из человека лучшую его часть, оставив лишь частичку жизни, страшные воспоминания и тяжелейший груз вины.
Ни слова не говоря, я подошла к отцу и осторожно положила руку ему на плечо, как обычно делала мама, когда у него выдавались нелёгкие дни. Инстинктивно, повинуясь привычке, папа прижался своей щетинистой щекой к моей, отчего-то ставшей совсем ледяной руке, но практически сразу отпрянул и, наконец, посмотрел на меня. От этого взгляда стало ещё больнее, и слёзы, всё это время душившие меня, вырвались и тёплыми ручейками побежали по щекам. Отец отвернулся, встал и нетвёрдым шагом пошлёпал в ванную. А мне осталось лишь беспомощно глазеть ему вслед, стараясь подавить новый приступ отчаяния, ибо взгляд, которым наградил меня отец, был пропитан таким разочарованием, словно я вдребезги разбила его последнюю надежду.
С того момента мы ни разу не заговорили о произошедшем. Он всё также работал на убой, не торопясь домой и, не заботясь ни о чём. В одном лишь не могла его упрекнуть: большую часть зарплаты он оставлял мне. Слава небесам, мне хватило ума не тратить каждый раз всё, а наоборот побольше откладывать, что называется на "чёрный день". Кто же мог знать, что он наступит так скоро.
Прошёл год со смерти мамы. Отец всё так же был поглощён работой, заполняя промежутки в ней выпивкой. Я не раз пыталась с ним поговорить, отвлечь его от этого, как бы мама сказала, постыдного занятия, но всё тщетно: невозможно убедить человека, целиком и полностью уверенного в своей ошибке, которую уж никак не исправить. А мои слова о том, что он нужен мне, что мама бы никогда не одобрила подобное самобичевание (да что уж говорить, она попросту бы влепила ему такую пощёчину, которая отрезвила б его моментально), пролетали мимо, словно бы и не касаясь его. Я умоляла отца больше не пить - он молчал и смотрел на меня в эти моменты с тихой, потаённой болью, скрыть которую он так и не смог. Слова оказались пусты. Я злилась на него, на себя за то, что не могу ничего с этим поделать. Порой мне хотелось броситься на него с кулаками, но я не смела. Будь я старше и мудрее, может, нашла бы выход, но тогда мне казалось, что его больше нет, что всё возможное я сделала. А потому, не желая больше терзаться, мысленно разрешила отцу самоустраниться.
В школе никто и не подозревал о том, как моя жизнь изменилась после маминой смерти. Я позволила учителям немного себя пожалеть, думаю, им это было нужнее. Но не позволила лезть им в нашу жизнь. На родительские собрания отец не ходил, но в моменты просветления я заставляла его позвонить классному руководителю и спросить обо мне, школьных расходах, извиниться за невозможность появляться в школе из-за неудобного графика работы. Более того, я старалась вести себя так, чтобы ко мне было как можно меньше вопросов: зачем тревожить родителей, когда ребёнок ведёт себя как подобает?! Расчётливо, не правда ли?
Что ж, может, это было не так заметно другим, но я знала, что милой принцессы в нежном платье больше нет; она осталась в горящей машине рядом с той, что была для неё всем.
Глава 3
Призрак
Успокоилась я далеко не сразу. Обида, подпитанная страхом, душила не хуже убийцы в подворотне. Мысли в первородном хаосе кружили по моей вселенной, и среди них ясно светилась одна: домой я больше не вернусь, ведь по сравнению с ним, здесь не так уж и плохо. Страшновато, но это терпимо.
В темноте все выглядело иначе, но тропа, знакомая мне уж два года не могла потеряться, а значит, я знала, куда идти. Первой мыслью было броситься к маме, но, когда я дошла до могилы Артема, поняла, что мне стоит рассказать все ему, тому кого знаю и не знаю одновременно.
Уже окончательно успокоившись, выговорившись, я, обессиленная, сидела на скамейке, ёжась от прохладного ветра и бездумно рассматривая фото Артема. Его взгляд, когда-то и кем-то запечатленный, проникал в душу, а тонкие губы улыбались так, словно все тяготы мира не страшны. Это успокаивало, он меня успокаивал.
Эмоции, так ярко полыхавшие во мне какие-то полчаса назад, схлынули, оставив меня опустошенной. После сумасшедшей пробежки до кладбища было жарко, но сейчас, когда все ушло, стало ощущаться, что на мне лишь тонкая футболка и старые, видавшие виды джинсы, а на ногах рваные, почти не греющие носки. Подтянув колени к подбородку, сжалась, но холод постепенно проникал всюду. Кроме того, хотелось спать, поддаться этому оглушающе-безразличному ощущению, что рождается в человеке перед самым погружением в мир грез. И я бы сдалась, если б в глубокой ночной тишине старого кладбища не раздался тихий мужской голос, обращенный ко мне.
- Привет!
Я вздрогнула, и, не удержав равновесия рухнула со скамейки прямо к ногам говорившего. Спешно поднимаясь, я затараторила:
- Простите, я уже ухожу, - и, глядя исключительно себе под ноги, шагнула в сторону.
- Постой, Агата. Я пришел помочь, - он говорил спокойно, тихий голос внушал доверие, но был мне не знаком.
Я обернулась. Один взгляд, один вздох, один удар сердца, и я замерла, словно превратилась в один из памятников - каменных хранителей человеческих душ, лишь стремительно бегущие по телу мурашки выдавали во мне жизнь.
Рядом со мной стоял тот самый парень, у могилы которого я изливала свои обиды.
- Артем, - выдохнула я, растерянно переводя взгляд с памятника на парня, неизвестно откуда появившегося здесь и ощущая, как страх вновь подступает к горлу.
Нормальной реакцией я, видимо, не отличалась, ибо уже после "привета" должна была бежать оттуда со всех ног, не оглядываясь. Я же неподвижно стояла, словно врастая в землю, теперь неотрывно гладя в эти, вроде как давно знакомые тёмные глаза, оказавшиеся бездонно-карими, только смотрели они уже не с привычной смешинкой во взгляде, а с какой-то суровой решительностью. И, да, я была права: одного взгляда достаточно, чтобы, может и не влюбиться, но испытать симпатию к этому парню уж точно. Кто знает, сколько бы я проторчала на кладбище, находясь в состоянии, похожем на пограничное, но здравый смысл всё-таки проснулся (хоть и запоздало), удостоверился, что я всё ещё жива, а вот парень, стоящий напротив, уже как два года - нет. Вот тут-то моё оцепенение спало, давая возможность эмоциям разлиться по моему телу, заставляя мозг работать лихорадочно, сбивая мысли в кучу, смешивая их. А страх, разбавленный адреналином, забурлил в крови, словно ядовитое варево ведьмы, побуждая меня к действиям. И я побежала.
Кладбище я знала хорошо, потому темнота не была мне помехой. Вот только погода начала портиться. Прохладный ветер стал дуть все сильнее, сбивая с ног, играя со мной, как с тряпичной куклой. Дышать стало тяжело, а потому я остановилась у самых ворот, попыталась отдышаться, повсеместно осматриваясь. Никого. Очевидно, за мной никто не гнался, да и восставших мертвецов и всяческих призраков тоже не наблюдалось. Видимо, я все-таки задремала и от страха не смогла различить сон и явь.
Эту мысль я лелеяла вплоть до самого дома, лишь возле забора вспомнив, что идти-то мне некуда: моя крепость рухнула и была поглощена силами тьмы. И в этот миг мне стало так жаль себя, вот прям до слёз.
Наш дом располагался рядом со старенькой пятиэтажкой, во дворе которой имелись качели, такие же древние, как и само строение. Железные, скрипучие, вполне возможно, опасные, но они мне очень нравились. Время укрыло их от любопытных прохожих разросшимися ивами, и оттого место это стало для меня сказочным укрытием, где всегда спокойно и легко. Я нашла качели еще в детстве и сейчас именно туда шлепала практически босыми ногами, болевшими от каждого шага. Аккуратно присела, осмотрела стопы и, удостоверившись, что не все так плохо, как кажется, разрешила себе впасть в уныние. Обида на отца, исповедь мертвецу, страх, сковавший меня на кладбище и породивший во мне сомнения в реальности происходящего, кажется, иссушили меня. Слез не было. Зато имелись мысли, которые не давали мне сосредоточиться ни на чем конкретном. Что я видела? И видела ли вообще? Куда мне пойти теперь? Что делать? Но не успела я хоть что-то придумать, как за спиной раздался тихий, пробирающий до самого сердца, голос моего кладбищенского видения. Значит это не сон. Я встала и, не оборачиваясь, рванула, куда глаза глядят, всё равно дома помощи можно не ждать.
Видимо, лимит моего везения был исчерпан ещё в детстве, потому что в моё и без того нелепое бегство вмешался дождь. Холодные капли с одной стороны приводили в чувство, а с другой - затрудняли бег, который уже и на бег-то не был похож. И вот, укрытая пеленой дождя, я позволила себе остановиться, и, подставив лицо струям, дать стихии себя поглотить. Устала, сдалась. Почему я всегда так поступаю, почему не борюсь? Слабая, ничтожная, ненавижу себя! Тихое самокопание переросло в злость, так долго скрывающуюся внутри меня и не находящую выхода. Слезы, смешиваясь с дождем, полились по моим щекам. Я словно сходила с ума.
Тяжёлые капли дождя били по лицу с такой силой, что казалось ещё немного и моё существование в качестве человека прекратится, а останется бесплотное создание, способное лишь плакать в ночной тиши, пугая своим голосом беспечных прохожих. Вдруг все мои фантазии схлынули, стоило мне ощутить себя в чьих-то крепких объятьях. Даже не открывая глаз, я знала, чьи они, и, как ни странно, мне хотелось, чтобы меня обнимал именно он, ведь, пожалуй, никто иной не знал обо мне больше, чем этот до жути человечный призрак.
Он бережно и легко поднял меня на руки, словно я ничего и не весила и, не ощутив во мне сопротивления, понес в свой, пахнущий печалью, мир.
Мы шли, овеваемые ветрами веков, закутавшись в паутину туманов, сотканных из мучительных воспоминаний и счастливых грёз тех, кто уже давно покинул наш мир. Было ли это правдой или всего лишь плодом фантазии моего разгорячённого разума? Отчего-то мне хотелось верить в первое, потому и открывать глаза было страшно. И, как ни странно, мне понравились те эмоции, что я испытывала рядом с ним, ведь я вновь стала ощущать себя живой, и, что самое главное, желающей жить.
Глава 4
Тёмный ангел
Звук открывающейся двери привел меня в чувство. Разлепив глаза, я попыталась разглядеть, куда меня принесли. Но мокрые волосы закрывали обзор, а крепкие руки не выпускали.
- Где я? Отпустите меня, пожалуйста - мой глухой голос задрожал от нарастающего волнения.
Артем (пусть пока будет так) промолчал и тут же поставил меня на пол, чуть придерживая за руку, видно, боясь, что я тут же сбегу. Да какой уж тут бегать! До нитки промокшая одежда неприятно липла к телу, вызывая зуд, полуголые ступни саднили, а от соприкосновения с полом болели так, словно я ходила по раскаленным углям. Да и сама я, продрогшая и потерянная, явно никуда бы не делась.
Квартира, в которую он меня привёл, оказалась самой обыкновенной и мало походила на призрачный мир, ад, рай и им подобное. Я огляделась: вполне скромная однушка, никакой роскоши, но, что удивительно, комната необычайно чистая, словно нетронутая. А может я просто отвыкла от такой обычной, убранной квартиры? Но, как бы то ни было, мне очень неловко было стоять здесь в грязной и мокрой одежде. Боясь замарать пол и мебель, я тихо вжалась в уголок, не зная, что мне делать дальше.
- Иди в душ, тебе нужно согреться, - сказал Артем, протягивая белое пушистое полотенце.
- Спасибо, - буркнула я и без лишних слов похромала в ванную, думая о том, что пообщаться мы еще успеем.
Шум воды словно погрузил меня в транс. Я долгое время просто стояла под теплым душем с абсолютно пустой головой, словно отрешившись ото всего. Меня трясло, уж не знаю, от холода или нервов, а может от того и другого вместе. Я добавляла горячей воды, но мне все было мало. Кожа покраснела, ступни пылали от боли, и мне становилось легче. Апатия, внезапно нахлынувшая, постепенно уходила, уступая место более-менее здравому смыслу. Намыливая голову, я вдруг осознала, что после душа мне нечего надеть: мои вещи сейчас представляли собой противные грязноватые тряпочки, к которым даже прикасаться не хотелось, не то что на себя натягивать. И самым простым выходом казалось просто поплотнее завернуться в полотенце, длины и ширины которого хватило бы на двоих. От этой мысли меня вдруг обдало жаром, и я, наконец, осознала всю странность и, пожалуй, опасность положения, в котором оказалась: нахожусь неизвестно где с незнакомым мужчиной, купаюсь у него в ванной и прямо сейчас собираюсь к нему выйти полуголая, завернутая лишь в полотенце. Кажется, нет, совершенно точно, я сошла с ума! Как же можно быть такой дурой, чтобы настолько довериться Ему.
Додумать эту мысль не успела, в дверь робко постучал Артем и спросил всё ли нормально. Мне ничего не оставалось, как ответить "да" и всё же спросить про одежду. Через минуту я надевала мужские серые шорты, достающие мне до колен и такую же футболку, которая выглядела на мне как платье. Ну и ладно, зато не в полотенце!
Покинув убежище, я воровато, словно мышь, отправилась на кухню, откуда доносился аромат кофе. Каждый шаг давался с трудом, но я старалась не показывать, что мне больно. Артем стоял у стола, укладывая сыр на тонко нарезанный хлеб.
- Садись и ешь, - коротко сказал он, придвигая мне чашку с дымящимся кофе.
Я присела на краешек стула, но держать равновесие пораненными ногами было невозможно, и я устроилась удобнее.
- Покажи ноги, - его просьба больше походила на приказ.
- Да все в порядке, заживет, - я поджала ноги под стул и постаралась придать себе невозмутимый вид.
- Я сказал, покажи, - он подошел ко мне вплотную и, развернув стул, грубовато схватил мои ноги, мельком взглянул на ступни и, недовольно морщась, отправился в ванную. Буквально через минуту мои ноги были намазаны какой-то мазью, пахнущей травами и медом, а сама я была перенесена в комнату и уложена на диван. Следом был доставлен кофе и два бутерброда.
- Спасибо, - искренне произнесла я, и тут же с жадностью набросилась на еду, заставив подозрения замолкнуть хоть на время.
Артем лишь кивнул и, дождавшись, когда я доем, произнес:
- А сейчас тебе надо поспать, я все объясню утром, - было что-то в его голосе, что заставляло подчиняться не колеблясь, - ничего не бойся, здесь ты в безопасности.
В ответ я кивнула, в глубине души веря, что он говорит правду, и, когда Артем ушел на кухню, мирно задремала, привалившись на маленькую подушку и укрывшись тонким пледом.
Утро меня встретило ароматом горелой яичницы, шипением сковородки и тихими ругательствами. Неужели отец решил приготовить завтрак? Как давно он этого не делал... Я улыбнулась, но тут же нахмурилась, вдруг все вспомнив. Отца здесь нет и быть не может, мой дом перестал быть крепостью, а сама словно стою у сказочного распутья, вот только выбирать дорогу совсем не хочется, ничего не хочется.
Потирая глаза, я встала и, не ощутив боли в ступнях, тут же села обратно, разглядывая ноги со всех сторон. Ни порезов, ни ссадин, ни синяков - ничего, что бы свидетельствовало о моем вчерашнем "приключении".
- Ай да крем! - вторя булгаковской Маргарите пробормотала я.
И пусть он не сделал меня моложе и прекраснее (мне, в общем-то, и не требовалось), зато избавил от боли и подарил возможность нормально ходить. Я вновь вскочила на ноги и, приплясывая, отправилась в ванную.
Холодная вода освежила меня, заставила стряхнуть с себя глупую беспечность, овладевшую мною после сна, и трезво взглянуть на ситуацию: я не знаю, где нахожусь, с кем и что ему от меня нужно (ведь не случайно же мы вчера встретились). Пока мозаика не складывалось, а на душе царил хаос, подстрекаемый обидой и страхом. Я должна узнать, что происходит! Сегодня. Сейчас.
Из ванны я вышла в более боевом расположении духа и на цыпочках стала пробираться на кухню.
- Можешь не красться, я тебя все равно слышу! Иди сюда, садись, - казалось Артем был в более приподнятом настроении, чем вчера.
Я зашла в кухню и гордо села за стол, тщательно прикидываясь, что мне ничуть не страшно. Выходило паршиво, да и что скрывать, если в глубинах разума копошатся червячки сомнений, питаемые непониманием и первобытным страхом.
- Зови меня Кир, - без обиняков начал он.
- А кто такой Артем? Твой брат? - эта версия меня более чем устраивала.
- Он - мое прошлое, которого я не помню. Большего тебе знать не нужно, - его слова вроде как подтверждали мою догадку, но что-то в них настораживало.
- Что ты вчера делал на кладбище? - этот вопрос долго вертелся у меня в голове и, наконец, был высказан.
- Пришел за тобой, - ответ Кира (уже почти привыкла звать его Артемом) не дал мне ничего.
- Как это за мной? Ты что, следил? Я не понимаю, - замешательство лишало меня слов.
- Не следил - наблюдал. За неделю я узнал, все что было необходимо о тебе и твоем так называемом отце. Кроме того, я слышал тебя на кладбище и знаю, через что ты прошла, - н замолчал, видимо ожидая моей реакции, но отвечать ему мне отчего-то совершенно не хотелось. Мысли, одна другой краше, роились в моей голове, гудели, словно улей, полный пчёл, а непонимание разливалось в моём мозгу, обращая всё вокруг в застывшее желе. Я жаждала всё узнать и одновременно боялась этого. Вдруг человек, проявивший ко мне сострадание, спрятавший от бури, бушующей в моей душе, окажется не таким уж и хорошим. Ведь я его совсем не знаю, надо не забывать об этом!
Мне кажется, Кир понял мое смятение и ответа не требовал. Его тёмные глаза прожигали меня насквозь, но что значил этот взгляд, я не понимала.
- Давай ты немного расслабишься, позавтракаешь, а я пока расскажу тебе одну историю, - он слегка улыбнулся, протягивая мне очередные бутерброды с сыром и кофе.
- Выбора у меня нет, полагаю? - спросила я, принимая еду.
- Ну почему же, - тон его сделался язвительным, - ты можешь позавтракать в тишине, но потом я вряд ли буду так щедр на слова!
- Хорошо, я послушаю, - меня провели, как сопливого ребенка, а я повелась.
- Итак, давным-давно, когда мир наш был молод и полон волшебства, на земле правили боги. Они ведали всеми частями света, а сила их была столь велика, сколь высоки были горы, полноводны реки и неистовы бушующие пожары. И однажды устали они от своего могущества: какой смысл быть началом, основой всего, если это никому не нужно? Тогда создали боги людей, наделили их разумом, чувствами, способностью порождать себе подобных, и оставили их на земле, а сами на небесах построили дворцы и стали незримо наблюдать за своими творениями, поначалу не вмешиваясь ни во что. Но люди оказались глупы и неблагодарны, они не смогли понять, что мир вокруг - их дом, и вместо того, чтобы создавать что-то новое, они разрушали уже имеющееся. Боги разозлились и хотели жестоко покарать своих "детей", как вдруг один из них предложил спуститься на землю и научить людей жить в этом мире...
- Интересная история, конечно, но зачем ты мне ее рассказываешь? - тщательно дожевывая не особо вкусный сыр промямлила я.
- Позже ты поймешь, для чего все это, а пока послушай, будь добра! - его до того ровный голос дрогнул, впуская в себя раздражительные нотки.
- Хорошо, только не забудь в конце все разъяснить, а то кажется, что мне заговаривают зубы, пока за спиной творится что-то нехорошее, - я даже улыбнулась в надежде, что мои слова воспримут как шутку. Вот вечно ляпаю, не подумав! Но, кажется, Кир даже не услышал меня, либо сделал вид.
- Так, мы остановились на том, что боги решили помочь людям, научить их жить, так сказать. Четыре раза в год, когда менялись сезоны, на землю спускались посланники богов, прозванные ангелами. Они направляли людей, вселяли в их умы нужные идеи и всячески помогали. Мир становился лучше, ангелы все реже появлялись на земле, а вскоре и вовсе перестали покидать свои чертоги. Люди стали править миром самостоятельно. Но божественное вмешательство не прошло даром. Ангелы оказались не бесчувственными созданиями, и после их пребывания на земле стали рождаться нефилимы - прекрасные, сильные, но, как и все люди, смертные существа. Многие из них обладали теми или иными способностями: кто-то мог видеть мысли людей, кто-то - влиять на человеческие эмоции. Все они отличались богатырским здоровьем и ускоренной регенерацией, а смерть приходила к ним ровно в 100 лет.
Как ни странно, но история меня увлекла, я отложила недоеденный бутерброд и внимательно слушала Кира.
- Ангелам было жаль своих детей, и они попросили у богов после смерти призывать нефилимов на небеса. Боги отказали им, посчитав этих созданий нечистыми. Тогда один из ангелов предложил создать такое место на земле, сокрытое от людских глаз и ушей, где их дети продолжили бы свое существование. Идея оказалась стоящей, и боги, немного усовершенствовав, сотворили другой мир. Он был чем-то похож на людской, только населяли его удивительные создания: прекрасные и ужасные, светлые и темные, опасные и безобидные. Но они появились не просто так. Боги решили, что человеческие души, погибшие слишком рано тоже могут получить второй шанс, вторую жизнь. Смерть теперь стала началом. Перерожденные люди становились феями и гномами, всевозможными ликантропами, дриадами и многими-многими другими, существами, которых вы знаете лишь по сказкам. Они не помнили свою прошлую жизнь, а потому после перерождения были очень растеряны и уязвимы.
Тут Кир сделал заметную паузу, вглядываясь в мое лицо, словно спрашивая, понимаю ли я его. Мельком взглянула в ответ, стараясь сделать взгляд равнодушным, боясь, что он заметит мое замешательство и тревогу. Его рассказ, полный фантастики, был не тем, что я надеялась услышать. Так и не дождавшись от меня хоть какой-то реакции, Кир продолжил.
- О нефилимах боги не забыли. Благодаря чистым душам, не омраченным людской скверной, дети ангелов стали в этом мире бессмертными, но сей дар был дан им не просто так. Они превратились в проводников, наставников перерожденных. И, конечно, боги не могли оставить новый мир без правителей, старейшин. Ими стали самые древние существа из небожителей: феникс, грифон и дракон. Не было им равных по силе и могуществу, и не было тех, кто мог их ослушаться.
Кир прервался, словно подбирая слова для дальнейшего рассказа, а я воспользовалась его заминкой.
- Зачем мне все это знать? И как твой рассказ связан со мной? Я просто не понимаю! - отчего-то накатило волнение, но голос не дрожал.
- Напрямую. Ты - часть этого мира! - взгляд Кира был устремлен на меня, - Как и я.
Он пристально смотрел мне в глаза, ожидая моей реакции. Я буквально ощущала нетерпение, исходящее от него. Видимо, ему нужно, чтобы я поверила, чтобы не боялась. Но уже слишком поздно.
- И кто же ты? - почему-то шепотом спросила я, позволяя себе раствориться в его темных глазах, надеясь, что так Кир не заметит мой страх.
- Ангел, но не из высших. Я - темный, - поначалу можно было подумать, что он немного расслабился, но не стоило обманываться, его тело было напряжено, словно у хищника, готового в любую минута атаковать жертву, если она сделать неверное движение.
- Значит, ангел? - вопрос был больше похож на констатацию, но так даже лучше, как будто я сама себе даю время на осознание.
Интересно, а по каким признакам понимают, что человек сошел с ума? Говорит какой-то бред и бросается на всех или наоборот спокоен и весьма уверен в своей правоте (вот прям случай Кира)? Боже, мне опять "посчастливилось"! Ну почему я как все люди не могу встретить кого-то нормального? А с другой стороны, чего я ждала от человека, гуляющего ночью по кладбищу?! Нужно срочно что-то делать, еще неизвестно с какой целью мне тут сказочки рассказывают.
Мысли галопом носились в голове, волнение, подстрекаемое страхом, переросло в панику. Я резко вскочила и понеслась к двери. И неважно, что в мужской пижаме и босиком, лишь бы подальше от этого парня. Подозреваю, два года назад у него погиб брат-близнец, и Кир не смог с этим смириться, а я просто попала в его поле зрения.
Как ни странно, меня никто не преследовал. Из подъезда я вылетела пулей и позволила себе остановиться. Где я? Дорога, ведущая от дома в лес, не внушала доверия, да и сам домик, оказавшийся трехэтажным и небольшим, не походил на постройки нашего городка. Местность мне была совершенно не знакома, а ведь я думала, что знаю здесь каждый уголок. Черт! Еще и никого вокруг.
- Агата, - раздалось за спиной.
Могу поклясться, что за мной никто не шел, шагов точно не было слышно.
Я вздрогнула и, развернувшись, попятилась.
- Стой, не приближайся! Я поняла, ты ангел и всё такое, но мне пора, - я захлебывалась словами, - спасибо, что приютил.
Я уже не старалась сдерживать эмоции, они лились потоком, бурным и неостановимым. Мне было страшно, и я знала, что он это видит в моих глазах, словах и жестах.
- Агата, просто успокойся! Я не причиню тебе вреда, сказал же, - он говорил спокойно, уверенно.
Видимо, эти слова должны были меня умиротворить, но стало еще хуже. Я уже почти задыхалась от паники.
- Тихо, дыши носом, выдыхай ртом. Я понимаю, что напугал тебя, но прошу, дай мне шанс закончить рассказ, тогда ты все поймешь, - монотонно произнес Кир, но я видела, что он еле сдерживается.
- Что? Для чего я тебе? Ты же псих! - я уже не говорила, кричала. Запоздало пришла мысль, что этими словами я его просто-напросто провоцирую. Дура!
- Я не сумасшедший! - его взглядом можно было поджигать дома негодяев в тщетной надежде найти возмездие, - Но, боюсь, я не могу тебя отпустить...
Я услышала достаточно для того, чтобы сорваться с места и со всех ног рвануть в лес. К черту все, пусть меня сожрут волки и медведи, только бы не стать жертвой психа. Может мне повезет, и я выберусь на дорогу, а там уж меня подбросят до города. Я тешила себя надежной ровно минуту. Кир вновь появился из ниоткуда и грубо схватил за плечи
- Успокойся! - прорычал он, - не знаю, что ты там себе напридумывала, но все далеко не так!
- Отпусти! - отчаянно завизжала я, пытаясь скинуть с себя его руки.
От страха и дикой паники мне показалось, что глаза его стали чернее самой темной ночи. Озёра чистой, ничем не разбавленной тьмы.
Кир разок встряхнул меня, но я никак не унималась, тогда он перекинул меня через плечо и поволок к дому.
- Дьявол! Всё не так! Говорили мне не связываться с фениксом, так нет же, не поверил, решил, что работёнка пустяковая, а оказался нянькой у истеричного подростка! - негодование горьким ядом плескалось из него.
Поначалу я сопротивлялась, а он словно и не чувствовал моих попыток извернуться, тогда заставила себя расслабиться, пусть ему хоть тяжелее будет. Кир сгрузил меня уже в квартире. К тому моменту я вполне успокоилась, видно фраза про истеричного подростка меня задела. Никакой я не подросток, а истеричкой сроду не была. Оказывается, страх плохо на меня влияет, заволакивая разум пеленой тумана и подначивая на необдуманные поступки.
- Значит так, девочка, - Кир заговорил холодно, отстраненно, от прежнего радушия не осталось и следа, - слушай меня внимательно! Все, что я тебе рассказал - правда. Сейчас ты можешь не верить, но скоро во всем убедишься. Теперь обо мне: я наемник, и мне необходимо...
- Убить меня? - выдохнула я, вжимаясь в стену.
- Доставить тебя к деду, - чуть мягче произнес Кир, усаживая меня на диван.
- У меня нет ни одного дедушки, все умерли еще до моего рождения, так что ты явно ошибся, - чуть волнуясь, но абсолютно убежденно сказала я.
- Ты многого не знаешь, милая, - он усмехнулся. - Твоя мама была дочерью старейшины фениксов. Принцессой, чтоб тебе было понятней. Ее звали Джесмин. Принцессу все обожали и берегли как зеницу ока, но однажды она просто сбежала, ничего никому не объяснив. Ее след обнаружили драконы, но было уже поздно - она пересекла границу мира людей. Назад дороги не было. Она многого лишилась, покинув свой мир: родных, трона, силы, долгой жизни. Но, видно, выше всего этого Джесмин ценила свободу во всем.
Он говорил еще что-то, но я уже не слушала. В глазах стояли слезы, а перед мысленным взором - она, юная рыжеволосая красавица, когда-то потерявшая все, чтобы обрести счастье в чужом для нее мире. И ведь у нее вышло, вот только смерть никого не щадит.
- Постой, - мысль пронзила, словно острый кинжал, - ты говорил, что люди, рано ушедшие, перерождаются в этом твоем параллельном мире.
- Да, все так, но Агата, не жди, что увидишь вновь свою маму, она покинула все миры и больше не вернется, - прежний Кир, спокойный и обходительный вернулся.
- Но как же так? Ведь получается, что она, покинув тот мир, стала человеком и погибла еще молодой, а значит, должна была переродиться, - я сама не верила, что говорю подобные вещи, но ведь действительно все сходилось.
- Этого не произошло, я бы знал, уж поверь, - его ответ лишал надежды, но мне отчего-то хотелось верить в свою версию. От волнения я вскочила и начала мерить шагами комнату. А Кир между тем продолжал:
- Твой дед, старейшина фениксов, совсем недавно узнал о смерти своей Джесмин, и потому нанял меня отыскать внучку.
- Угу, - мысли о возможно возрожденной маме не давали покоя, потому я слушала Кира в пол уха.
- Сейчас мы с тобой находимся в Перепутье - это что-то наподобие перевалочного пункта между миром людей и Отрэйном - миром существ.
- Угу, - мои перемещения, кажется, стали его раздражать.
- Агата, сядь, иначе спеленаю, - сказал он абсолютно серьезно.
- Что? В каком смысле? - ему удалось отвлечь меня от тревожных мыслей.
- В прямом, возьму и запеленаю как младенца, - он продолжал все в том же духе, и мне стало любопытно, что произойдет, если я не остановлюсь.
Сделала еще пару кругов по комнате и оказалась в коконе мягких перьев, цвета самой темной ночи. Кир стоял очень близко, но при этом не касался меня ничем, кроме огромных пушистых крыльев. Я охнула и, напрочь позабыв обо всем на свете, стала разглядывать, щупать и гладить это чудо. Кир, кажется, был совсем не против.
- Я тоже такие хочу, - восхищенно проговорила, ничуть не смущаясь близости того, кого так отчаянно боялась.
- Думаю, у тебя будут покруче моих, - слегка улыбнулся ангел, но этого было достаточно, чтобы его лицо преобразилось.
- Правда? У меня вырастут крылья? - я не верила своим ушам, более того я уже сомневалась в реальности происходящего. Может, я все-таки сплю?
- Да, и это не сон, - Кир ответил разом на все вопросы, мягко убирая свои крылья, выпуская меня из теплых объятий. Не прошло и секунды, как они сложились у него за спиной и исчезли, словно их и не было вовсе.
- Как ты это сделал? - я обошла его вокруг и даже осмелилась потрогать спину - крыльев как не бывало.
- Это моя тайна - заговорщицки прошептал Кир.
- Расскажешь как-нибудь? - также шепотом спросила я, вновь не понимая, что со мной творится: буквально полчаса назад готова была умереть, лишь бы не находиться рядом с ним, а теперь творю бог знает что.
- Как-нибудь, обязательно, - улыбнулся он.
Чувство нереальности вновь напомнило о себе. Что-то не так, не может быть так. История Кира, безусловно, из разряда фэнтези, как и его крылья, которые мне не приснились уж точно. Какой напрашивается вывод? Ха, да у меня их несколько: во-первых, сон (но тут бы я поспорила, слишком много событий для одного сна), во-вторых, галлюцинации (здесь вновь сомнения, неужели бы я не знала, что меня чем-то накачали?), в-третьих, кома (а это значит, что со мной случилось нечто страшное, и, к своему счастью, я этого не помню) и в-четвертых, все правда (этому варианту хочется верить, но как-то сомнительно все). Еще одно распутье в моей жизни. А может, наконец, начало нового пути?
- Допустим, я тебе верю. Что дальше? - я все же решила рискнуть, версия о коме мне нравилась в разы меньше.
- Дальше мы перейдем границу с Отрэйном, ты обретешь свои способности и мирно, без истерик позволишь мне доставить тебя к деду, - менторским тоном сказал Кир.
- Ясно, а что будет с моим отцом? - с тревогой проговорила я, вдруг понимая, что больше его не увижу, но не желая признавать это.
- Ничего. Это пройденный путь. Тебе нужно о нем забыть, - слова ангела причиняли боль.
- Как ты можешь так говорить?! Да, он далеко не идеальный, да, он отвернулся от меня, когда был нужен, но это все ещё мой отец, и я чувствую, что без меня ему не выжить. Уверена, когда папа увидит, что меня нет, то обязательно прекратит пить и начнет поиски, - несмотря ни на что, я все еще верила в отца, - наверняка, он уже ищет.
- Поверь, это не так и не будет так. Слишком поздно, он разрушил свою душу и уже почти похоронил...
- Замолчи! - я отчаянным жестом закрыла его рот, - не надо!
Он дернулся, словно от удара и резко отбросил мою руку.
- Что это было? - Кир опасливо покосился на меня.
- Я всего лишь хотела, чтобы ты не говорил так о моем отце! - кажется, я уже сроднилась со злостью, уютно расположившейся у меня в сознании.
- Ты ничего не почувствовала, когда прикоснулась ко мне? - странный вопрос Кира меня окончательно вывел из себя.
- Уж поверь, вселенская любовь на меня не свалилась! И вообще, хватит уходить от темы! Как быть с моим отцом? - я понимала, что ничего не добьюсь, но отступать в кои веки не хотела.
- Я сказал, забудь о нем! - Кир вспыхнул моментально, хотя еще мгновение назад был абсолютно спокоен.
Затем он просто ушел, оставив меня вариться в своих безумных мыслях. Но не тут-то было. Я догнала ангела в коридоре.
- Ну и куда ты собрался? - злость не отпускала.
- Знаешь, девочка, ты слишком много себе позволяешь! Я... да что с тобой говорить, ты сейчас нестабильна, - он бессильно махнул рукой; злость, до того полыхавшая в его глазах, утихла, - надо подготовиться к переходу границы. Он открыл дверь, но прежде чем выйти, не оборачиваясь произнес:
- Я чувствую, что мои слова ранили тебя, но, знаешь, лучше опалить себя болью сейчас и войти в Отрэйн без нее.
В чем-то он был прав, но все равно мириться с тем, что он произнес, я не желала. Кир вернулся через полчаса и сообщил, что нам пора в путь. Мне очень хотелось побить его, устроить истерику, но я честно сдерживалась, в глубине души не понимая, откуда во мне все это. Неужели за два года я скопила такой немалый эмоциональный багаж?
Мы вышли из дома и направились прямиком в лес. Дорога была аккуратно расчищена вплоть до самой границы. То, что это она, я поняла сразу. В общем-то, несложно догадаться, что каменные глыбы, выстроенные в форме двери для великанов или орков, это и есть граница миров. Интересно, неужели за тысячелетия ни один любопытный нос не обнаружил это место?!
- Границу невозможно увидеть, если ты не подготовлен, - Кир, все это время молчавший, вновь приобрел голос. Я что слишком громко думаю?
- В каком смысле "подготовлен"? А почему я ее вижу? - вопросов было гораздо больше, но я вновь удержалась: всему свое время.
- Тут все просто: граница открывается перед теми, кто стоит на пороге смерти и теми, кто изначально является частью Отрэйна, такими, как ты, - Кир посмотрел мне в глаза, и я вновь утонула в их черном омуте.
- Я не часть твоего параллельного мира и никогда не была! - меня пожирали противоречивые эмоции, а основой всему была явная злость, и хотелось броситься на этого... нет, совсем не ангела, а самого настоящего демона и просто придушить прямо здесь и сейчас, пока еще не поздно. И где-то наравне билась мысль о поцелуе, да таком, от которого сорвет крышу и будет больно губам: шальном, жестком... Боже, да что со мной?
Кир тем временем, загадочно улыбаясь, подвел меня к камням и спросил:
- Ну что, кто первый?
- Я, конечно, - мне не хотелось выглядеть трусом, но возле самого входа сердце сжалось от страха и, пожалуй, предвкушения.
Напоследок я обернулась, как бы прощаясь со всем, что знала, смиряясь с потерями, на которые оказался щедр этот мир, обещая, что не забуду и, надеясь, что отец все же сможет простить себя. А потом я шагнула.