Кузнецова Дарья Андреевна : другие произведения.

После войны

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Сложно вот так, с ходу, назвать хоть одно человеческое понятие настолько же страшное, насколько и ёмкое как "война". В этом слове кровь, боль, тоска, поломанные судьбы - тысячи, миллионы человеческих трагедий, сливающихся в одну большую беду.
    Гвардии обермастеру Илану Стахову, магу-огневику огромной силы, было суждено выжить в самой страшной, самой тяжёлой войне человеческой истории, пройдя её от начала и до конца.
    Но мир не восстанавливается вдруг, с момента подписания побеждённой стороной капитуляции. Долго, очень долго ещё будет оправляться страна от тяжёлых потерь. Мёртвые деревни, выжженные леса, расползшиеся по оврагам и укромным уголкам недобитые немёртвые твари - страшное эхо войны, с которым приходится столкнуться боевому офицеру на пути домой через родные земли. И здесь, в послевоенное уже время, порой бывает страшнее, чем на передовой.

    З.Ы. Предупреждение. Это не романтика. Совсем, ни полсловом. Это результат попытки автора воплотить в слова собственные переживания об историческом событии, произошедшем задолго до его рождения.

  -- Предисловие от автора.
   Не стоит воспринимать эту книгу как историческую. Пусть параллели с самой страшной войной в истории человечества очевидны и многочисленны, не нужно искать точных соответствий и фактических ошибок. Книга родилась не как попытка переосмыслить историю или найти в ней что-то новое. Это результат желания автора воплотить на бумаге собственное понимание чувств, мотивов и мыслей людей, прошедших через горнило событий, перевернувших судьбы миллионов и перекроивших мировые карты. Хотелось бы отметить, что автор принимает эти события очень близко к сердцу, поэтому не допускал и мысли об оскорблении чьих-то чувств и памяти.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Спасибо тем, для кого Долг,
Честь и Родина - не просто слова.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

"Время листает страницы военной хроники,

низкое небо в огне.

Тонет любовь в диссонансах тревожных симфоний;

Мы теряем друг друга на этой войне.

Пролетая в неистовом ритме,

сердце стучит как больной метроном.

Небо в огне, а ты говоришь мне,

что мы никогда не умрём..."

  -- Встреча первая. Псарня.

Время встречи - 17 июня 1912 года от Восхождения Богов, чуть больше месяца с окончания Великой Войны. Место действия - недалеко от западной границы государства Рось, село Пеньки Кельской области.

  

Жизнь и Смерть во мне

объявили мне:

"Будешь жить, не кидая тени,

обладая горячим телом,

обжигая холодным взглядом,

Станешь ядом!"

   - Товарищ магистр! Товарищ магистр!
   - Гвардии обермастер, - проворчал я себе под нос, не спеша просыпаться, и уж тем более - открывать глаза.
   - Товарищ магистр! - напор не ослабевал, и к крикам присоединился торопливый стук в дверь. Надежда, что проситель сгинет с глаз долой, растаяв как туман, слабела с каждым ударом. - Товарищ магистр!
   Интересно, что ему надо? Нет, понятное дело, без причины так ко мне ломиться бы не стали, но причины бывают разные...
   - Товарищ магистр!
   Например, меня могли спрашивать. А кто мог меня спрашивать? Да, честно говоря, кто угодно. Мог кто-нибудь ещё из офицеров проезжать мимо и просто возжелать познакомиться, а хозяин перепугался. Могли и из Службы нагрянуть; тогда паника его тоже вполне объяснима. Ещё могло что-то случиться, и резко потребовалась моя помощь. Но что могло случиться в этой дыре, да ещё и на рассвете?
   - Товарищ магистр, пожалуйста! - стук и крики не прекращались. Утешало, что помимо ломящегося в мой номер хозяина, никаких тревожных звуков не доносилось. Хм... да он так весь этаж перебудит. Впрочем, я не помню, есть ли здесь постояльцы кроме меня. - Товарищ магистр!
   - Может, ты уже всё-таки встанешь? - раздался из-под койки недовольный пропито-хриплый баритон. - А то он сейчас ещё дверь ломать начнёт. И вообще, хватит лениться, ему твоя помощь нужна.
   Отвечать было лень, но возможности не реагировать уже не осталось. Так что пришлось собирать всю силу воли в кулак и поднимать себя с койки. Застиранная до грязно-серого цвета простыня, плоская и колючая подушка, по ощущениям набитая соломой, и тонкое побитое молью одеяло отпускать категорически не хотели, будто нашёптывая: "Подожди ещё минутку, он точно уйдёт, а ты выспишься!"
   Однако, воли всё-таки хватило, и я слез с деревянной койки. Недовольно морщась, босыми ногами по скрипучим неструганым доскам, рискуя заполучить занозу размером по меньшей мере с зубочистку, дошёл до двери и легонько стукнул по ней ладонью, снимая защиту. Её поставил с вечера на рефлексах, не обнаружив на входе даже намёка на запор. Дверь резко распахнулась, едва не прищемив мне ногу, которую я в последний момент успел отдёрнуть. В следующее мгновение хорошая реакция спасла меня от позора: я не увидел кулака хозяина постоялого двора, не ожидавшего столь внезапного исчезновения полюбившегося барабана, но зато успел перехватить его в пяди от своего подбородка.
   - Что случилось? - хмуро поинтересовался я, выпуская руку опешившего мужика и обеими руками растирая свою помятую физиономию, чтобы хоть чуть-чуть проснуться.
   - А... беда, товарищ магистр! - быстро опомнился он, просияв бурной радостью по случаю моего пробуждения. - Тут у нас...
   - Гвардии обермастер, - всё так же хмуро перебил его я. Настроение и с вечера-то было отвратительным, а уж сейчас, учитывая, что вечер закончился от силы пару часов назад, и вовсе опустилось существенно ниже уровня пола.
   - А... Виноват, товарищ гвардии обермастер, а только беда у нас случилась, один вы и сможете помочь! А то ж милиции у нас последние годков пять не видно, как война началась, а вы офицер, вы же не то что мы, деревенские. Да и то нас тут деревенских - я, староста, четыре старика немощных, да бабы с детишками...
   Окинув его оценивающим взглядом, я удержался от печального вздоха. Стало ясно, что так просто с меня нынче не слезут, и проще решить проблему этих людей, чем объяснить им, что я тоже человек, и тоже умею уставать.
   - Погоди, не тараторь. Я сейчас оденусь и спущусь, смастери что-нибудь съедобное.
   - Будет сделано, товарищ гвардии обермастер! - хозяин лихо козырнул и, чеканя шаг, двинулся к выходу. Я проводил его взглядом, покачал головой и закрыл дверь.
   - Забавный тип, - раздалось из-под кровати.
   - Не вижу ничего забавного, - проворчал я, брезгливо разглядывая собственные портянки. За две недели пути они превратились в неплохое химическое оружие ближнего радиуса действия, однако на что-то заменить их возможности не было, равно как и устраивать стирку. Стиркой я планировал торжественно заняться сегодня утром. Которое было назначено часов так на одиннадцать.
   - Почему? Полуматериальные призраки вообще вещь нечасто встречаемая, а этот, такое впечатление, до сих пор не заметил, что умер.
   - Сделай милость, не напоминай ему, - в том же недовольном тоне отозвался я. Наконец, признав, что оттягивать неизбежное глупо, я натянул штаны и, продолжая брезгливо морщиться, обулся. С отстранённым недовольством отметил, что сапоги явно не мешало бы почистить. После чего вспомнил, какая погода стоит на улице, и во что превратились за время войны дороги, и отложил это мероприятие на неопределённо отдалённое будущее. - Такое забыть нельзя, но он честно пытается.
   - Делать мне больше нечего, с духами разговаривать, - насмешливо фыркнула темнота под койкой.
   - А ты, кстати, чего разлёгся? Выползай, работать будем, - решительно скомандовал я.
   - А без меня ты не справишься?
   - Справлюсь, - легко согласился я. - Но ты всё равно пойдёшь со мной, потому что тогда мне будет не так обидно. Выползай, выползай, не отвертишься. К тому же, я знаю, тебе самому интересно.
   - Тогда подойди, я до тебя не дотягиваюсь, а солнце, если ты не заметил, уже встало, - спорить он благополучно не стал. Я подошёл вплотную к койке.
   - Готов? - уточнил я, выждав пару секунд.
   - Да готов, готов, можно идти.
   Я сделал пару шагов назад, разглядел свою слабую тень и медленно поводил ногой из стороны в сторону. Тень ответила тем же, я удовлетворённо хмыкнул.
   - За столько лет не наигрался? - ехидно поинтересовались с пола.
   - Тебе жалко что ли? - вопросом ответил я.
   - Да нет, пожалуйста, играйся, - захихикал он в ответ.
   Даже дети знают, что у волшебных существ нет тени. И у людей с магическим даром её нет, причём зачастую с рождения, так что их очень легко вычислить среди всех остальных. Есть страшная сказка про то, как первый волшебник продал себя за магический дар, а расплатился тенью, и якобы с тех пор ни один колдун никогда не видел своей тени. В принципе, изложенная мной суть этой истории достаточно правдива, если воспринимать её аллегорически.
   Тонкий мир, или изнанка мира, - то, в чём сосредоточена вся магия, - находится там же, где и реальность, но в обычном состоянии его невозможно увидеть, и прикоснуться к нему нельзя. Связью же между изнанкой и лицевой стороной служат тени; почему сложилось именно так, существует много гипотез, но правды не знает никто. А у тех, кого принято называть волшебными существами или магами, тень "провалилась" в тонкий мир целиком, установив постоянный канал связи. Правда, постоянство его относительно...
   Впрочем, я уже не помню всей этой теории, поэтому даже не буду пытаться углубляться.
   Против обыкновения, у меня тень иногда есть, но природа её совершенно иная, чем у теней обыкновенных. И я понятия не имею, какая. Но, совершенно определённо, это самостоятельное и вполне разумное существо. Он, а определяет себя это существо именно в мужском роде, умеет разговаривать, причём, в зависимости от его желания, голос слышен или только мне, или всем окружающим. Он вполне может обходиться и без моей компании, переползая из тени в тень, а ночью и вовсе способен принимать объёмный облик, превращаясь в жутковатый сгусток тьмы. Я так и не понял, в каких отношениях он с солнечным светом; не сказал бы, что солнце губительно для него, но под солнечные лучи он выползать по какой-то причине не желает. Я в начале нашего знакомства ещё пытался разобраться, но на все вопросы он либо отшучивался, либо отмалчивался, а на все проверки только ехидно хихикал.
   Кроме того, он великолепно умеет прятаться; для него ничего не стоит полностью забраться под сапог и сжаться там, не выдавая своего присутствия. А выдавать себя, особенно рядом с магами, он очень и очень не любит; за все годы нашего знакомства делал он это пару раз, и то в самом крайнем случае. А так старается без нужды на глаза знакомым не попадаться. В смысле, моим знакомым и тем, кто знает, что я маг. Но когда мне нужно прикинуться обычным человеком, он просто незаменим, свободно изображая из себя обыкновенную человеческую тень.
   Я заправил в штаны майку, натянул уже весьма несвежую гимнастёрку, повесил на шею ремень. С тоской посмотрел на фуражку и махнул рукой; я всё-таки в отпуске. Нащупав в кармане штанов полупустую пачку папирос, несколько секунд постоял в задумчивости: курить хотелось зверски, но пачка была последняя, и вообще неизвестно, когда удастся ещё разжиться табаком. Наконец, решил себя побаловать и немного утешить - раз уж выспаться не получилось, - прикурил от собственных пальцев (простейший фокус, который не требует почти никаких затрат энергии) и вышел из комнаты.
   - Ты, кстати, скрыться не забудь, - напомнил я собственной тени, которая сейчас должна была находиться где-то за спиной.
   - Да уж не маленький, помню, - ворчливо отозвался он снизу. И затих. Видимо, ожидая дальнейшего развития событий.
   - Вот, соблаговолите, чем боги послали, - с поклоном встретил меня внизу хозяин. - Не взыщите, а только времена нынче суровые, даже в наших хлебосольных краях особо не пошикуешь.
   На мой взгляд, почти свежий (явно не старше вчерашнего дня) хлеб из хорошей муки, зелёный лук, варёные яйца и кусок (не верю своим глазам!) копчёной рыбы были не то что шиком - пищей богов, которую оные послали с собственного стола!
   Впрочем, мне даже удалось не наброситься на еду с жадностью оголодавшего упыря. Сдержанно, но весьма искренне поблагодарил, и жевал тщательно. Офицерам, конечно, полагался усиленный паёк, но как можно сравнивать сухие крекеры и консервы со свежим хлебом и настоящей рыбой? Я их, пожалуй, уже с полгода в глаза не видел.
   Я нашёл взглядом околачивающегося поблизости хозяина и приглашающе кивнул. Тот не заставил себя ждать и поспешно уселся напротив. Правда, сделал это совершенно молча, и принялся поедать меня взглядом любящей бабушки, к которой наконец-то приехал бесценный внук, хронически отощавший вдали от её забот. Почему-то все бабушки всегда считают, что их внуки недокормленные.
   Не выдержав подобного внимания, я поводил в воздухе рукой, приглашая призрака к рассказу: прекратить жевать и попросить об этом словами было выше моих сил. Мужик опомнился, суетливо подскочил, потом опять сел, побарабанил пальцами по столу и, наконец, заговорил.
   - Понимаете ли, в чём дело, товарищ ма... гвардии обермастер, - осёкся он, поймав мой насмешливый взгляд. Я не такой уж крючкотвор; но знал бы кто, как надоело мне обращение "магистр"! По принятой терминологии, магистр - это просто выпускник магического ВУЗа. Любого. Любой выпускник. Вот лично мне, кадровому офицеру, очень обидно так называться. Конечно, понятно, с деревенских спрос минимальный, они и читать-то не все умеют. Но в этой ситуации я решил проявить твёрдость. В конце концов, я представился по званию, два раза, можно запомнить. Тем более, это всё-таки он ко мне с просьбой обращается. Пусть даже согласно уставу и приказам я обязан оказать всяческую поддержку попавшим в беду гражданским в свободное от основной службы время, нигде не написано, что я обязан терпеть неуставное обращение.
   - Завелась у нас в окрестностях о том лете пакость какая-то. Сначала козлёнок пропал, потом корову обглоданную нашли. На волков грешили; зима лютая была, много диких зверей полегло, серые разбойники от голода могли и обнаглеть. А потом люди пропадать начали. Бабка Нюха, потом ещё Савель - он бобылём за околицей жил. Когда мальчонка малой, Иська, сын Рябого, светлая ему память, пропал, поднялись мы всем селом, окрестные леса обошли, кладбища - и новое, и старое, - да только ничего не нашли. Всего за лето шесть человек пропало, боялись поодиночке уже в лес ходить. А как первый мороз ударил, ещё и снег лечь не успел - как ведьма отшептала. Зимой даже волки смирные были. А вот недалече как на рассвете обнаружилось, что опять вернулась, тварь: дед Матай пропал.
   - Совсем пропадали? Или что-то всё-таки находили? - прагматично уточнил я, прицеливаясь к последнему куску рыбы. Я был уже вполне сыт, но оставить такую вкуснятину на тарелке не мог.
   - Только косточки и обрывки одежды, - призрак сотворил распространённый обережный знак, косой крест от плеч до пояса сжатой в кулак ладонью. От него пыхнуло сизым дымом, я закашлялся, а сам хозяин постоялого двора только недовольно поморщился; видать, не впервой так попадает. Из-под стола раздалось насмешливое хмыканье, но Тень предпочёл на этот раз воздержаться от комментариев: кажется, ему тоже было интересно послушать.
   Да, ничего себе у них "пропали"...
   - Какие-нибудь следы?
   - Ничего не нашли, только следы зубов. По всему видать, что-то крупное - зубы как у матёрого волка. А так чтобы прикус было видно или хотя бы размер пасти - нет, всё в лоскуты, - мужчина махнул рукой.
   - Ладно, где останки последней жертвы? - я мужественно отодвинул тарелку с оставшимися яйцами и хлебом, и с удовольствием хлебнул парного молока на дорожку.
   - А... Да тут, недалече, во дворе дома евоного, - беспечно пожал плечами мой собеседник. Я замер, не донеся кружку до стола.
   - Люблю я людей, - прокомментировали из-под стола так, что слышно было лишь мне. - На косточки крестится, а что мужика в его собственном доме сожрали - это между делом.
   - А где остальных находили? - медленно поставив кружку, я внимательно уставился на призрака.
   - Ну, дык, - растерялся он. - Козлёнка с тёлкой на опушке нашли. Нюху тоже в лесу, Савеля подле бани его. Иську на берегу речки, а остальных, почитай, в деревне.
   Из-под стола раздалось пакостное хихиканье, а я рывком встал, отодвинув кружку, и затянул ремень.
   - Али мысль какая появилась, господин офицер? - елейным тоном поинтересовался призрак, тоже вставая.
   - Появилась. Веди к деду этому... Как его? Матай?
   - А, не извольте беспокоиться, следуйте за мной! - радостно протараторил мужик и кинулся к двери.
   Мне бы его радость!
   Ни одна тварь не приблизится к человеческому жилищу. В деревне все дома освящённые и увешанные оберегами, да и без них запах человеческого жилья нечисти не нравится. Вот запах тёплой человеческой крови - вполне, а запах дома они ой как не любят.
   Только одна тварь безбоязненно может войти в деревню. Человек. Или что-то, что когда-то им было...
   Вспомнив карту боёв в этом районе, я едва не застонал от злости и обиды: догадка всё укреплялась и укреплялась. Два года назад, когда мы уже гнали некросов обратно к их логову, по крохам вырывая у них и исцеляя родную землю, в этих местах, чуть севернее, шли тяжелейшие бои у речки Орьки. Я в то время был на южном фронте; туда бросили самого Черепа с его отморозками, и огневики вроде меня были на вес золота, даже на телепорты не скупились - уж больно нас прижали. А здесь всё было достаточно обычно.
   Десяток лет назад, когда я только начинал свою службу после окончания ГУБМ, к некромантам я относился вполне спокойно; у нас была целая кафедра, занимавшаяся этим разделом магии. Вроде, нормальные ребята. А сейчас, после войны, которую мы, хвала богам, выиграли, пусть и с огромными потерями, едва ли найдётся во всей стране человек, относящийся к ним с симпатией. Так что моим коллегам с Мёртвой кафедры не позавидуешь. Если уж даже я инстинктивно испытываю отвращение при упоминании одного только названия этого направления!
   Наверное, просто не надо пускать некросов к власти. Власть развращает; и если большинство других магов и обычных людей, дорвавшись до нее, могут удариться во всяческие излишества и удовлетворение собственных маленьких жадных желаний, то некроманты жаждут лишь одного - ещё большей власти. Видимо, иллюзия владычества над смертью окончательно сносит им мозги. А уж когда некросы захватили власть в целом государстве...
   Уже тогда находились умные люди, которые предсказывали большие проблемы в связи с подобной сменой власти в Домании. Даже начали предприниматься меры по борьбе: велась разведка, теоретики глаз не смыкали. Только, видимо, недостаточно старались.
   С некромантами, способными поднять всех мёртвых солдат в виде нежити, очень трудно бороться. Хорошо действует магия огня, неплохо - магия воды, чуть хуже земля, а от воздуха, как правило, толку мало. А убить опытного некроманта и вовсе дело трудное. С тем же Черепом, одним из доманских генералов, еле справились. Его раз восемь убивали, а уж сколько провалившихся покушений было - не сосчитать! Только нежить она и есть нежить, а если настолько высокого уровня - вовсе страшно.
   Но самое страшное не бои. Самое страшное - видеть следы войны, следы деятельности этих тварей, которых людьми-то назвать язык не поворачивается. Истощённую землю, мёртвые деревни; некросы почти не брали живых пленных. Зачем, если убитого потенциального врага можно поднять в виде своего же солдата? А ещё - самопроизвольное поднятие нежити поблизости от мест крупных боёв, затаившиеся потерявшие хозяев не-мёртвые... Даже не хочется думать, сколько лет мы будем выколупывать из лесов и болот всех этих тварей!
   По этой причине и вышел приказ за номером 217 "О возвращении боевых офицеров". По которому не демобилизовавшимся офицерам полагается год отпуска - при условии, что добираться домой они будут на попутках и своим ходом, по примерно заданному маршруту. Чтобы хоть немного проредить поголовье оставшихся от войны тварей; всё потом легче будет. А то когда ещё связь опять наладится со всеми деревеньками и сёлами, чтобы можно было оперативно реагировать!
   С этими мрачными мыслями я дошёл до места преступления. И обомлел.
   Мать честная!
   - И что, все остальные тела были найдены подобным образом? - я, медленно зверея, мрачно воззрился на сопровождающего меня призрака. Тот почуял неладное, но верно определить источник опасности не смог, поэтому начал говорить по существу, сверля меня настороженным взглядом.
   - Ну да, товарищ офицер. Истинный крест - так! Ну, кроме первых трёх, зверушек да бабки Нюхи... А что случилось?
   - Что случилось?! - рявкнул я. - Да тебя за такой доклад обстановки расстрелять надо! С последующим принудительным развоплощением! Ты вообще, часом, не вредитель, мил человек? - от злости я не кричал, а издавал хриплое шипение. Бедный призрак шарахнулся, испуганно сжался и мелко-мелко тряс головой. Мысленно досчитав до пяти, я решил отпустить перепуганного мужика, пока он меня до греха не довёл. - Пшёл вон! - сквозь зубы процедил я, и призрак с радостью ретировался, от волнения срезав путь сквозь забор.
   Ох уж эти мне гражданские! Я всё понимаю, да, человек невоенный, без образования. Да, он не должен замечать обрывки ауры и следы заклинаний, не должен знать специфическую терминологию и уметь отличать упыря от вампира. Но, мать вашу, как можно, имея в наличии глаза, вот это назвать "нет следов"?!
   Кровь была везде. На траве, на стенах дома, на заборе... Мелкие брызги и капли, местами сложившиеся уже в потёки, среди которых угадывались вполне чёткие очертания букв сакрического алфавита. Выбеленный и совершенно чистый скелет лежал посередине, ничком, раскинув руки и ноги в символе косого креста.
   Я ещё раз непечатно выругался и приступил к осмотру.
   - Как интересно, - через пару минут раздалось из тени под забором. - Признайся, ты ведь сперва подумал, что это какие-то лесные твари шалят, а?
   - С таким объяснением? Удивительно, что я не предположил массового самоубийства, - мрачно пробормотал я. - Наверное, от этого меня предостерегла смерть козлёнка.
   - Да ладно, не горячись, - он хихикнул. - Он же мёртвый, да ещё и гражданский. Какие-нибудь идеи есть?
   - Есть, - я вздохнул, присаживаясь на корточки рядом со скелетом и внимательно его разглядывая. И уже сердясь на себя за то, что нарычал на призрака. Тень прав, какой с него спрос! - Но они мне не нравятся.
   - Ещё бы нравилось! Семь трупов с перерывом на зиму, да ещё шесть из них ритуальные!
   - Ага. Только сожрал он их отнюдь не ритуально, - задумчиво откликнулся я и выпрямился. - Но надо же было ляпнуть - "нет следов"! - успокоиться толком всё никак не получалось. - А что, по его мнению, означает присутствие следов? И после этого меня называют солдафоном. Вот как с ними по-другому?
   - Он по-своему логичен. Отпечатков обуви или лап действительно нет, - хмыкнул Тень, улучив момент и перебравшись уже ко мне под сапог. - Оставь его в покое, лучше скажи, что ты придумал?
   Мне часто кажется, что единственный мотив, удерживающий это существо в моей компании, любопытство. Любопытен он порой до крайности, и ведётся на простейшие шутки, как ребёнок. А если долго не рассказывать ему чего-то, что он пытается узнать, становится нетерпелив, капризен и очень суетлив. Хотя причинить мне в отместку вред не пытался ещё ни разу, если он вообще такое умеет. Но что-то подсказывает мне, при желании это существо может очень многое, хотя за время нашего знакомства максимум, что он делал, помимо болтовни и брожения из тени в Тень, так это разведка. И то, если ему самому любопытно. Но в подобных случаях он просто незаменим: засечь в тени Тень не способна никакая магия.
   - Если бы я был азартным человеком, я был бы готов поставить своё жалованье на то, что это псарня. Я понимаю, название незнакомое, но ты же знаешь, я не буду сейчас тратить время на получасовую лекцию. Если это действительно оно, вдоволь налюбуешься, надоест ещё.
   - Утешь меня и скажи, что ты справишься.
   - Если это действительно псарня, я бы лучше вызвал подмогу. Но откуда её возьмёшь в это время в этой глуши? - я вздохнул. - Тем более, медлить не стоит. Сейчас допросим горе-осведомителя, и окончательно определимся с диагнозом.
   Я вышел из двора на улицу, несколько секунд постоял в задумчивости. Потом махнул рукой и достал папиросу. Помял в пальцах, прикурил.
   Даже учитывая, что медлить не стоило, спешить мне тоже не хотелось. И так устал как... собака. А тут ещё - никак в порядке компенсации за испорченный сон! - впервые за столько времени показывают голубое небо.
   Наша планета - она живая. Сколько об этом говорят, сколько об этом поют, но почему-то до многих упорно не доходит. И земля наша - живая. Самые лучшие в мире края... Наверное, потому, что Родина.
   Миф, что некроманты и вся нежить поголовно боятся солнца. Примерно треть - просто не любит, а боятся и вовсе единицы. Но почти вся нежить не любит холода и влажности: почему-то именно при такой погоде им труднее всего функционировать, нарушаются какие-то связи в поддерживающих заклинаниях. И я вот так сходу не вспомню за всю войну ни одного солнечного тёплого дня на фронте. Наверное, сама земля испытывала отвращение к не-живым тварям, помогая по мере сил.
   А ещё я очень хотел бы посмотреть на лица проклятых некросов, когда они увидели, что эта земля не так-то просто отпускает покойников, и на их призывы откликаются хорошо если каждый третий! Да и люди, намеренно убитые, поднимались далеко не всегда. Мы и сами такие истории первое время принимали за байки и сказки, пока не были получены письменные свидетельства - переписка и доклады доманских офицеров.
   Неторопливо куря и наслаждаясь коротким отдыхом, я внимательно прислушивался к окружающей жизни. Если это псарня, доказательства найти достаточно просто.
   На соседнем заборе заливисто кукарекал петух, ему вторил ещё один с противоположной стороны улицы, и другие товарищи - дальше. Я с наслаждением прищурился на солнце, показавшееся в проёме между домами сквозь листья деревьев. Судя по всему, здесь уже была самая околица, и за теми домами в конце улицы начиналось поле.
   Деревенские давно проснулись, и сейчас спешили по своим делам. Приличное стадо коров, голов в тридцать, гнали к водопою два босоногих чумазых мальчишки лет тринадцати, с гиканьем и хохотом. Как им только удалось сохранить скотину в войну?
   На завалинке одного из ближайших домов сидели три совсем уж древние старушки, а на подоконнике открытого окна над ними неторопливо вылизывалась кошка. Я рассеянно улыбнулся двум проходящим мимо девушкам в красных платках; они кокетливо опустили очи долу, прошли мимо и через несколько секунд зашушукались, хихикая и оглядываясь.
   Лишь одна мелочь выбивалась из общей пасторальной картины живого рабочего утра уютной деревушки. Не было звонкого собачьего лая. У мальчишек-пастухов не путалась под ногами мелкая прикормленная дворняга, не бежал рядом серьёзный пёс-овчар. Никто не крутился возле занятого своей работой мясника. Вернее, нет, крутились; три крупных кошака сидели в рядочек несколько в отдалении и делали вид, что они совершенно случайно проходили мимо, а вот тут вдруг вздумалось посидеть и отдохнуть.
   В деревне не было ни одной собаки. И сразу становилась понятна наглость и даже какая-то демонстративность смертей, и зажиточность местных, и живые коровы. Противно только становилось. Гадко. Но это потом.
   Я бросил окурок в подсыхающую грязь под ногами, придавил его каблуком и, заложив большие пальцы за ремень, без особой спешки отправился обратно на постоялый двор. Предстоял неприятный разговор, и очень хотелось оттянуть его начало. Только сколько верёвочка ни вейся...
   - Мне кажется, или ты действительно настолько сильно боишься этой твари? - поинтересовались снизу, очевидно, заметив моё нежелание куда-либо идти.
   - Не настолько, - я поморщился. - Сейчас ты сам всё поймёшь.
   Он решил оставить меня в покое и замолчал. Насколько я успел заметить, при всём его любопытстве, Тень предпочитал наблюдать за естественным ходом событий, относясь к происходящему как к интересному спектаклю и стараясь не забегать вперёд.
   Я поднялся на две ступени по дощатому крыльцу к настежь распахнутой двери, оббил у порога грязь с обуви и вошёл. Хозяин обретался за старомодной деревянной стойкой и что-то аккуратно писал в толстую амбарную книгу.
   - А скажи-ка, мил человек, где у вас все собаки? - с порога поинтересовался я. Призрак вздрогнул от неожиданности, внимательно посмотрел на меня, но не нашёл никаких признаков недовольства и расплылся в улыбке.
   - Так говорю я, зима лютая была, волки их всех порвали.
   - Так вот прям всех и порвали? - я удивлённо вскинул бровь.
   - Всех подчистую, нечисть проклятая! - он замахнулся сотворить крёстное знамение, но передумал. - Да их и было-то семь штук да хромой Жулик, вот его первого и пожрали.
   Я несколько секунд рассеянно разглядывал хозяина, после чего прошёл к стойке и присел.
   - Какая неприятность. Очень я собак люблю, - я покачал головой.
   - Да кто ж их не любит? - тут же подхватил призрак. - Уж так тоскливо без них, так тоскливо!
   - Да, - я кивнул и замолчал. - А папирос у вас не будет? А то у меня всё что было - кончилось.
   - Откуда? - он развёл руками. - Только если самосад поспрошать, авось и есть у кого.
   - Обидно, - я вновь вздохнул. Потом всё-таки взял себя в руки и с нескрываемым уже отвращением посмотрел на мужика. - Кто?
   - Не понял? - искренне опешил он. - Вы о чем, товарищ гвардии обермастер? - засуетился призрак.
   - Я спрашиваю, кто. Кто в обмен на спокойствие отдал всех собак некросам и дал место под ритуал памяти? - опять получилось злобное шипение. От моей ярости затлел ближайший уголок амбарной книги. Я раздражённо прихлопнул его ладонью. - Я не уполномочен наказывать за измену, я просто доложу командованию. Но эту тварь я должен поймать, а без поводка это будет очень трудно. Последний раз спрашиваю, кто это сделал?!
   - К-как-кой рит-туал? - прозаикался побледневший и ставший совершенно прозрачным призрак. - Не было никакого ритуала, честное слово! Да нежели бы мы позволили этим безбожникам ритуалы их проводить? - он опять перекрестился и теперь уже сам надсадно закашлялся от пошедшего густого дыма.
   - Твою мать! - не выдержал я. - Собак кто предложил некросам отдать?!
   - Так собак это... собак Нулька, старостина жена предложила. Дескать, они тогда ни скотину, ни дома не тронут. Ведь не тронули же!
   - Идиоты, - простонал я одновременно с расположившимся под столом Тенью. - Не тронули! А деревенские так просто что ли мрут?! Сами по себе? И сами же себя до костей обгладывают?! Где живёт эта... женщина, - я удержал рвущееся с языка куда менее лестное слово. - И когда это было?
   - Так почитай как к нам некросы проклятые пришли, - мужик, кажется, понял, что сегодня его развоплощать не будут, зол я не на него, и несколько успокоился, даже уплотнился до своего обычного состояния. - А Нулька в старостином доме живёт, вместе с дитями, двое у них мальчишек. А староста, Самон, как о войне объявили, так сразу на фронт и подался. Без вести пропал, так и не знаем, что с ним.
   Я выскочил на улицу. Собак было восемь. А жертв пока ещё только семь. И что-то подсказывает мне, долго тянуть эта дрянь не будет, тем более если поводок - старостина жена, а в доме есть дети.
   До дома пропавшего без вести старосты я добирался бегом: всё-таки, выдержки не хватило. Интересно, что бы сказал этот Самон, ушедший воевать, узнай он о поступке жены? Наверное, к лучшему, что он скорее всего погиб.
   Тень всю дорогу помалкивал; не из солидарности, просто не хотел портить себе впечатление.
   Деревенские провожали меня полными недоумения взглядами. Уже виденные бабки о чём-то зашушукались, а практически на подходе к месту назначения меня окликнул звонкий девичий голос.
   - Товарищ гвардии обермастер, а куда вы так торопитесь, коли не секрет? - я с интересом обернулся, тем более впереди простиралась огромная лужа, и я как раз, остановившись, примеривался, как лучше её обойти. На невысокий забор слева облокачивалась молодая девушка с длинной чёрной косой, переброшенной на грудь. Девушка была в белой рубахе с вышитым воротом и закатанными рукавами, и смотрела она на меня с лёгкой насмешливой улыбкой.
   - А Вы откуда моё звание знаете? - несколько растерялся я от такого приветствия. Вроде, только призраку говорил.
   - Так вся деревня уже знает, - улыбка стала совсем уж жизнерадостной. Видя мою реакцию, девушка радостно рассмеялась. - Да не пугайтесь Вы, я отсюда Ваши погоны вижу. Вы не подумайте плохого! Я к чему спрашиваю-то; гляжу, офицер боевой весь в мыле и белый бежит, может, помощь какая нужна?
   - А чем Вы мне помочь можете? - опешил я от такого дружелюбия и поддержки. Народ у нас, конечно, общительный и душевный, но боевых офицеров обычно такие вот деревенские опасаются. Оно и немудрено; боевой маг - это обученный убийца на службе государства, управляющий силами, которые обычным людям непонятны. Я бы тоже на их месте относился с недоверием.
   - Не смотрите, что вид у меня такой, - она весело хмыкнула, подошла к калитке и явилась мне уже в полный рост. Босые ноги в сочетании с форменной юбкой смотрелись крайне забавно. - Я к маме приехала, навестить, помочь чем. Целитель я. Оберлейтенант Уна Колко, - девушка лихо щёлкнула босыми пятками, приложив открытую правую ладонь к левому плечу. Я машинально повторил её жест, только кулаком - уставное приветствие боевых частей. Все остальные отдавали честь именно так, как это сделала стоящая передо мной целительница.
   - Гвардии обермастер Илан Стахов, - представился я. - Пойдёмте тогда уж. Не знаю, поможете или нет, по дороге объясню.
   - Сейчас только, я обуюсь, - кивнула она и нырнула за калитку.
   - Хороша подмога, - насмешливо хмыкнули у меня из-под сапога. Я промолчал, а целитель-оберлейтенант вернулась секунд через десять.
   Нельзя было не согласиться с Тенью. Помощи от девушки в момент контакта с псарней не будет, разве только вред. Но, с другой стороны, с поддержкой спокойнее; в случае не слишком удачной встречи с тварью мои шансы выжить существенно повышаются.
   - Идёмте, - обратилась ко мне оберлейтенант. - Вы ведь по поводу этих смертей? Тут явно дело нечисто, это даже мне видно. Я уже хотела сама попытаться разобраться, но всё оттягивала - боязно как-то одной, а вдруг там что-то серьёзное?
   - Правильно, что не стали, - я кивнул. - Уна... разрешите Вас называть так? Так вот, Уна, Вы не сталкивались с таким явлением, как псарня? - девушка нахмурилась и качнула головой. - В общем, долго рассказывать, я вам после объясню все тонкости, если захотите. Я не могу допустить Вашего вмешательства; Вы можете пострадать. Но, поскольку Вы сами предложили помощь, Ваше присутствие может быть полезным: навыки целителя могут понадобиться мне или кому-то из обитателей дома, - в этот момент мы уже поднимались на крыльцо большого двухэтажного терема явно не новой постройки.
   - Это настолько серьёзно, что Вам может понадобиться помощь целителя? - Уна ещё сильнее нахмурилась и подобралась. От её улыбки и сверкающего в глазах любопытства не осталось и следа.
   - Я очень надеюсь, что до этого не дойдёт, - я пожал плечами и постучал в запертую дверь. Очень, кстати, странно - у нас вообще редко запирают двери днём, тем более - в деревнях. - Я сейчас полезу в подпол, а вы останьтесь наверху. Полагаю, будет очень шумно. Если начнётся пожар - выводите всех, кто есть.
   - А вы?
   - Если я буду жив, я смогу выбраться сам.
   От дальнейших расспросов со стороны явно возмущённой таким заявлением девушки меня освободил раздавшийся из-за двери детский голос.
   - Кто там?
   - Это Лесик, сын хозяйки, - шёпотом просветила меня девушка. - Лесик, открой дверь, пожалуйста. Это тётя Уна, у меня разговор к твоей маме.
   - Здравствуйте, тётя Уна, - весело поздоровались оттуда. - А мама не велела никого пускать. Она в подпол ушла, дверь заперла и не выходит. Она наверное собачку кормит. Вы представляете, у нас в подполе собачка живёт! - тут же выболтал всё непосредственный ребёнок. Как до сих пор не проговорился? Может, и сам только узнал? - Только она болеет, и мама её не выпускает.
   - Малыш, открой, пожалуйста, дверь, это очень важно! - не выдержал я, но постарался говорить как можно мягче.
   - А Вы кто? - подозрительно уточнил мальчик.
   - Это дядя Илан, он хороший, он со мной, - недовольно зыркнув на меня, принялась заступаться Уна.
   - Не, тётя Уна, не могу пустить. Мама заругает, - после недолгой паузы решил ответственный мальчик.
   - Будет поздно, - раздражённо оборвал я попытавшуюся возобновить переговоры оберлейтенанта. - Шаг назад. Это приказ. Лесик, отойди от двери, сейчас дядя будет фокусы показывать.
   Из-за двери раздался радостный писк и хлопанье ладошек. Я выждал пару секунд и ударил открытыми ладонями в дверь. Защитная магия полыхнула белым светом, разрушаясь, а вслед за защитой осыпалась тлеющими головешками и сама дверь.
   - Ух ты! - поприветствовал нас внутри мальчуган лет восьми на вид, светловолосый и веснушчатый.
   - Уна, позаботьтесь о детях, их же двое?
   - Мама Ятика на рынок отправила, - тут же доложился мальчик.
   - Хорошо, где у вас тут дверь в подпол?
   - А там, в углу. Давайте я покажу! - загорелся идеей Лесик, напрочь забыв о своих обязанностях привратника. Я едва успел перехватить его за плечо.
   - Уна, уведите ребёнка на улицу, - без всяких возражений целительница взяла мальчика за руку и, что-то ему говоря, повела наружу, а я кинулся к люку в подпол. Здесь защита стояла не в пример лучше, поэтому я долбил её кулаком секунд тридцать, но в итоге справился и не глядя прыгнул вниз. Чутьё вопило в панике, в висках ломило от запаха смерти, а Тень явно подрагивал в предвкушении.
   Холодный спёртый воздух пах кровью и псиной. Я зажёг огни Ставра - рассеянный свет, идущий из ниоткуда; заклинание не боевое, простенькое и очень удобное в быту.
   Это действительно была псарня, и в этот самый момент тварь доедала последнюю жертву - Ятика. А рядом стояла его мать и наблюдала. Когда зажёгся свет, женщина истошно завизжала, а тварь вскинула окровавленные морды и тихо, уверенно зарычала. Она знала, что я опоздал.
   Псарня - это одна из самых необычных форм нежити. И одна из наиболее отвратительных; если, конечно, хоть какую-то из не-мёртвых тварей можно считать не слишком отвратительной. Если вампиры, зомби и даже личи - это боевая нежить, то есть - те же солдаты, то псарня значительно хуже. Эта тварь разрабатывалась для удержания оккупированных территорий, но позже выяснилось, что толку в таком вопросе от неё мало в виду прожорливости. Впрочем, некросов это не остановило.
   Псарня состоит из своры, егеря и поводка. Свора - это мёртвые собаки, перерождённые в весьма отдалённо похожих на себя тварей, поводок - человек, через которого осуществляется привязка своры к месту, а егерь - это некромант, управляющий сворой через поводок. Во всяком случае, так это должно было выглядеть в оригинале. На практике же некроманту удавалось стать егерем, только если он сам умирал и становился частью своры. Незавидная судьба для того, кто мог стать высшим личем: егерь не сохраняет своих способностей и почти не сохраняет личности. Поскольку желающих кончить жизнь подобным образом было крайне мало, в егеря записывали первых попавшихся жертв, а неуправляемая свора достаточно быстро сжирала всех, до кого могла дотянуться, и оставалась в итоге наедине с не-мёртвым егерем и обезумевшим поводком.
   Здесь егерем был некрос. Молоденький парнишка, на котором ещё сохранились обрывки офицерского мундира; или оказавшийся недостаточно сильным, чтобы правильно провести ритуал, или, что вероятнее, оказался недостаточно нужным своим командирам.
   Любая сложная нежить, в отличие от зомби и скелетов, должна некоторое время "вызреть"; для вампиров этот срок около недели, для личей - больше двух лет. Псарня же "зреет" несколько лет, после чего должна ещё развиться: каждая собака должна получить человеческую душу, чтобы войти в силу. Ещё одна из причин, почему эта тварь не получила широкого применения. До момента окончательного созревания псарня представляет собой отвратительную груду шевелящейся плоти, состоящую из сросшихся тел собак и егеря, и тогда уничтожить её несравненно проще. Мне же досталась "улучшенная версия": получив необходимые души, тварь получает возможность разделяться на составляющие сущности, при этом являясь одним разумом.
   Очень сложно сражаться с группой мощных и нечеловечески быстрых тварей больше сажени в холке, укомплектованных внушительными зубами и когтями, когда они действуют как одно целое. Столкнись я с псарней на открытом пространстве, и шансов выжить у меня было бы прискорбно мало.
   Впрочем, не сказал бы, что здесь мне было легко. Женщина, видимо, пребывавшая в шоке и не имевшая понятия о том, что ей делать, сжалась в углу. А вот тварь свои обязанности знала отлично.
  
   ...Путь из дома на улицу показался мне очень долгим. Как выбрался из подпола - понятия не имею. Наверху же стало существенно легче; вокруг гудело пламя, трещали под весом крыши потолочные балки, и эти звуки были знакомы и даже приятны. А, главное, можно было на них отвлечься и не обращать внимания на срывающийся визг уже охрипшей женщины, которую я волок за собой, крепко держа за волосы.
   Я не испытывал к ней жалости. Мать, скормившая своего ребёнка нежити за несколько лет спокойной жизни, обрекшая целую деревню на страшную смерть, не заслуживала сочувствия. Да и руку свело судорогой, поэтому я даже не мог бросить эту дрянь в горящем доме, чтобы позволить умереть без позора.
   Выйти спокойно я не успел; крыша рухнула раньше. Однако, выработанная годами реакция не подвела, и я успел вскинуть свободную руку. Повинуясь жесту, пламя взметнулось кверху, на мгновение ослепив даже меня. Дом застонал; тяжело, мучительно, почти по-человечьи, и крыша осыпалась горой уже почти остывшей жирной золы и пепла.
   Женщина уже не кричала; только надсадно кашляла, когда я тащил её по пепелищу, и окончательно перестала сопротивляться. Вокруг ещё тлели отдельные очаги, но зола сделала своё дело, потушив пожар.
   Перед домом уже собрались люди, вооружённые вёдрами; кажется, они пытались тушить пламя. Но мой огонь в этот раз не вырвался из-под контроля и остался в пределах отведённого ему пространства. Волоча ноги, я подошёл к стоящим людям, смотрящим на меня с ужасом. Целительница Уна прижимала к себе ребёнка, не позволяя ему наблюдать происходящее.
   С трудом разжав руку, я бросил женщину в грязь перед собой.
   - Не знаю и знать не хочу твоей фамилии, тварь, - с трудом шевеля пересохшими губами, заговорил я. - Эта женщина продала нежити не только собак, о чём вы тактично умолчали, но и вас всех, - обратился я уже к столпившимся людям. - Я не уполномочен карать её за измену, за то, что она скормила не-мёртвым не только тех, кто умер в прошлом году, но и своего собственного сына в обмен на сытую спокойную жизнь в войну. Сейчас я доложу командованию, а доживёт ли она до суда и казни - мне нет никакого дела.
   - Товарищ офицер, что ж это делается? Как же так? Что значит - собственного сына? Как скормила? - загомонили деревенские. Разговаривать сейчас не хотелось, но объясниться было необходимо.
   - Причиной семи смертей ваших односельчан стала не-мёртвая тварь, называемая псарней. Если очень хочется, вы можете разгрести пожарище и спуститься в погреб, там от нее должно было что-то остаться. Тварь появилась, когда эта женщина отдала некросам с вашего согласия всех деревенских собак. Всё это время она зрела в погребе. В прошлом году проснулась, сначала сожрала двух животных, чтобы укрепить свою плоть, после чего принялась за людей и их души. Ей нужно было столько душ, сколько было собак, после чего тварь окончательно сформировалась бы и вырезала всю деревню за несколько часов. Последней душой, которую она скормила твари, была душа её сына Ятика. Всё это - плата за спокойную жизнь. Естественно, что вслед за собаками умрут все деревенские, она забыла вас предупредить совершенно "случайно". Ещё вопросы есть?
   - Да что ж это делается, товарищи? - решительно упёрла руки в бока дородная крепкая баба. - Аки волки друг друга жрать! Мало нам было некросов проклятых, так ещё вот такие стервы курвы будут нас всех покойникам продавать?
   - Бить Нульку! - раздался выкрик из толпы.
   - Точно, бить! Стерва она! Давеча у меня курицу спёрла!
   - Да иди ты со своей курицей, дура! - рявкнул на жертву кражи какой-то старичок. - Она ж нас всех убить хотела, а ты про курицу какую-то! Отходить её розгами, да в погреб засунуть, покамест за ней власти не придут!
   - Да какими розгами? Камнями забить! Виданное дело, сыночка, кровиночку, твари злобной на поживу!
   Я не стал слушать, что за судьбу уготовят односельчане трусливой твари в человечьем облике. По-хорошему, они тоже виноваты, хотя и меньше. В общем, рапорт я отправлю, как только до своих вещей доберусь, а уж простят и оставят её в живых, розгами будут бить, дрынами, камнями или насмерть косами зарубят, мне плевать. Вот умыться бы...
   Я медленно побрёл по направлению к постоялому двору.
   - Да уж, много я с тобой повидал, с таким сталкиваться ещё не доводилось, - хмыкнул Тень. - Ты, оказывается, хороший оратор! Почему раньше не блистал? Или ты эту способность после удара головой об потолок получил?
   - А когда я головой об потолок ударился? - нахмурившись, поинтересовался я.
   - Ты не сам ударился, тебя та тварь приложила. И, по-моему, не только об потолок. Уж очень быстро она тебя швыряла, я не успел рассмотреть, - Тень хихикнул. - Но ты точно уверен, что тебе помощь этой девочки не нужна?
   - Что мне сейчас надо, так это бадья чистой воды, - я вздохнул. - Жалко только, мозги промыть не получится. Как глаза закрываю, так эту сцену вижу - тварь ребёнка дожирает, а мать на это смотрит.
   - Пройдёт, ты же и не такое видел, - неожиданно решил поддержать меня Тень.
   - Ты прав, да только там-то война, а тут уже вроде бы и мир.
   - А то ты без меня не знаешь, что война пока ещё на бумаге закончилась, а сколько будут слышаться её отголоски - даже богам неведомо.
   - Знаю. А с чего вдруг ты так лирично настроен, да ещё и разговорчивый такой? - поинтересовался я.
   - Как тебе сказать? Во-первых, я удовлетворён твоим выступлением, познакомился с новой крайне интересной не-мёртвой тварью и тщательно её рассмотрел. Во-вторых, обнаружил ещё несколько интересных образцов человеческого поведения, начиная с этой женщины, которую ты поводком назвал, и заканчивая тобой. Жалко только, ты не дождался развития событий.
   - А что я-то? Мог бы и без меня посмотреть.
   - Мог. Но здесь вступает в силу "в-третьих". Так вот, в-третьих, если я не буду с тобой разговаривать и отвлекать, ты не то что в бадью - до постоялого двора не доползёшь! Что я, не вижу, что ты пока на одном адреналине и рефлексе держишься? - он хмыкнул. - Конечно, я переживу, если ты по дороге завалишься, проспишься, очнёшься к вечеру... Но это будет скучно.
   - Да уж, не весело, - хмыкнул я. - Тогда разговаривай, разговаривай, у тебя это хорошо получается.
   - А-а-а, оценил! - радостно протянул Тень. - Поздно, сейчас тебя без меня развлекут.
   Я догадался оглянуться, и сделал это как раз вовремя, чтобы лицом к лицу столкнуться с целительницей. Надо же, не заметил, как она меня догоняла; видимо, действительно вымотался.
   - Илан, да что же Вы делаете! - проворчала она. - Вам помощь нужна, Вы ранены! Ну-ка, давайте руку. Давайте-давайте, не капризничайте!
   Спорить с целителями я уже отучился, потому что целитель в общении с пациентом всегда прав. Безропотно позволив девушке поднырнуть мне под руку и подпереть острым крепким плечом, я постарался всё-таки минимизировать нагрузку на неё. Всё понимаю, наверняка доводилось одной раненых таскать, не новое занятие. Но я же вроде бы не настолько плохо себя чувствую, и вполне могу идти сам.
   Вернее, я был в этом уверен, пока через несколько секунд не обнаружил себя всей массой висящим на плечах девушки. Силы оставили сразу и внезапно; вот только что я довольно уверенно шёл, и вдруг - уже не могу даже поднять руку. Но в полной мере возмутиться подобным положением вещей не успел: звуки начали стремительно отдаляться, картинка перед глазами поплыла и растворилась в кромешной темноте.
  
   - Товарищ магистр! Товарищ магистр! - кто-то, издавая жуткий грохот, ломился в дверь.
   - Гвардии обермастер, - пробормотал я себе под нос, понимая, что когда-то подобное уже было. Впрочем, мысль сложиться не успела, так как события пошли по иному сценарию. Я услышал скрип открываемой двери и раздражённый женский голос.
   - Что ещё случилось? Объясняю же, раненый он, ему отдых нужен!
   - Так беда у нас, Улечка! - залебезил хозяин постоялого двора. - Помощь очень нужна, а сами мы не справимся!
   - Да что у вас там опять случилось-то? - проворчал я, садясь на постели и пытаясь одновременно обнаружить сапоги и определить собственное состояние. - Псарня с собой рядом конкуренции не потерпит.
   По всему выходило, что состояние моё было даже лучше, чем в момент предыдущего пробуждения. Во всяком случае, я выспался, был явно чист, местами перевязан и одет в свободную белую рубаху и подштанники; явно не мои, на несколько размеров больше. Но всё лучше, чем пропотевшая грязная форма.
   Оберлейтенант Колко, судя по всему, была очень молодой целительницей, и, вероятно, работала где-то в тыловом госпитале. Или просто слишком переволновалась из-за последних событий, и решила перестраховаться? Если судить объективно, не так уж сильно я был ранен. Слегка кружилась голова: видимо, небольшое сотрясение мозга. Несколько не слишком глубоких порезов от клыков и когтей стараниями целительницы уже практически затянулись; во всяком случае, болезненных ощущений было немного. Обожжённые руки и вовсе зажили сами собой: побочный эффект моей специализации, мне крайне трудно заработать ожог от обычного или собственного пламени, а даже если это удаётся, заживают подобные травмы крайне быстро. Вот, собственно, и все повреждения, если не считать многочисленных ушибов, синяков и ссадин, которые тоже стараниями оберлейтенанта почти сошли на нет. Конечности целы, голова практически цела, внутренние органы не повреждены: жить буду и, надеюсь, достаточно долго.
   - Товарищ гвардии обермастер! - возмущённо упёрла руки в бока девушка. - У Вас сотрясение, Вам лежать надо, по крайней мере, пару дней! И, судя по тому, что Вы сознание потеряли, сотрясение сильное!
   - Сознание я потерял потому, что не выспался и очень сильно вымотался, - поправил я. - Так что, скорее, не сознание потерял, а просто внезапно заснул. К тому же, я не уверен, что придётся куда-то идти. Пусть зайдёт, выскажется.
   Окинув меня строгим взглядом и удручённо покачав головой, она освободила дверной проём.
   - Товарищ магистр!
   - Гвардии обермастер, сколько уже повторять можно?! - не выдержал я.
   - Виноват! - вытянулся в струнку встревоженный призрак. - Да только беда у нас, товарищ гвардии обермастер! Злыдня эта, тварь ползучая, пропала!
   Несколько секунд я потратил на то, чтобы понять, о ком идёт речь, и на всякий случай решил уточнить.
   - Старостина жена? Которая псарню в дом пустила? - он утвердительно кивнул. - И как у неё это получилось?
   - Ну, мы её, как водится, розгами отлупили - так, без излишнего тщания, токмо воспитания для. Хотели в погреб нести, да жалко её стало; баба всё-таки, дура, без мужика, какой с неё спрос? Да и мы тоже виноваты всей деревней, сколько уж народ говорит - некросу веры нет, как есть обманет, и сделки с ними хуже смерти. Ну и решили не в погреб, а в чулан запереть, тут, у меня. Чулан большой, там раскладушку поставили. А она вот пропала! Дверь нараспашку, и нет никого!
   - Никаких следов не было? Только внятно, а не как в прошлый раз!
   - Так оно это... Почитай, никаких! Дверь открыта, и привет, - пожал плечами трактирщик.
   - Дверь как закрывалась? На засов?
   - Да какой засов в чулане, товарищ офицер? - бесхитростно удивился мужик. - Так, крючочек махонький.
   - Суду всё ясно, - я вздохнул, встал, потянулся до хруста. - Сбежала она. Дура... Далеко ли поводок от места привязки убежит, тем более - своим ходом. Сейчас я рапорт отправлю, и поймаю её.
   - Товарищ гвардии обермастер, - подала голос доселе молчавшая целительница. - Я взяла на себя смелость отправить рапорт, воспользовавшись Вашим шаром. Сказали, что самоходка вышла, это вчера вечером было, Вы почти сутки спали.
   - Вчера вечером? Плохо. Вернее, нет, хорошо, что отправила, правильная инициатива. Плохо, что дрянь эта сбежала, надо идти ловить поскорее, а то невежливо будет: люди спешат, приедут, а у нас преступница исчезла, - я, говоря, продолжал стоять на дощатом полу, рассеянно оглядываясь в поисках собственной одежды, на всякий случай придерживая рукой холщовые подштанники. Не в таком же виде идти, засмеют! Да и неприлично как-то; ладно, целительница - хоть и женщина, но лекарей стесняться глупо, а вот по улице в исподнем шастать... - Уна, а моя одежда в полную негодность пришла? Или что-то от неё всё-таки осталось? - с надеждой обратился я к оберлейтенанту, но вместо неё ответил трактирщик.
   Тьфу! Надо хоть узнать, как мужика зовут, а то я всё "трактирщик" да "призрак".
   - А не извольте беспокоиться, всё уже готово! - засуетился он. - Вот, минуточку, сейчас всё будет, - обрадованный моим согласием на поиски (можно подумать, у меня был выбор), мужик куда-то поспешно исчез. Или он просто радовался, что я в этот раз не ругаюсь? Да я бы и в прошлый раз мог отнестись спокойно, не разбуди он меня в такую несусветную рань. Ну, и веди себя чуть более вменяемо.
   - Уна, а Вы не подскажете, как зовут этого трактирщика? А то неловко как-то.
   - Дядька Лех, а как полностью - уже никто и не помнит. Он тут давно заправляет, и помер ещё до революции.
   - Спроси, как помер, - подал голос мой необычный спутник из-под кровати. Передать его вопрос я не успел; Уна вздрогнула и ошарашенно уставилась на кровать.
   - Что случилось? - встревожился я. Она его слышит? Да быть такого не может!
   - Какой-то звук почудился из-под кровати - не то писк, не то шелест, - она тряхнула головой и вздохнула. - Мыши, наверное, а я их, честно говоря, боюсь очень.
   - Странно, я не слышал, - хмыкнул я, прошёл к кровати и сел на неё, давая возможность тени перебраться ко мне под ноги. - А как этот дядька Лех стал тем, чем стал? Или об этом тоже никто не знает?
   - Да вроде он сам говорил, что пьяный в канаве замёрз зимой, - пожала плечами женщина. Я кивнул; история вполне могла быть правдой.
   Полуматериальным призраком мог стать человек, умерший тихо и, вероятнее всего, случайно. Как вот этот трактирщик; упал пьяный в канаву, потом очнулся - домой побрёл, даже сначала не заметив, что всё вокруг совсем не так, как было раньше. Не заметил, что умер, и принялся жить дальше. Потом-то, конечно, всё понял и смирился. Одно отличие: обычно такие вот призраки живут в одиночестве, потому как живые подсознательно не переносят общества духов, причём куда больше, чем общества не-мёртвых. А тут - гляди-ка, трактир содержит.
   - В принципе, если до революции, это объясняет его подхалимское поведение, - я вздохнул. - Уна, а скажите, Вы ведь работали в госпитале в тылу, да?
   - Так заметно? - смутилась она. - Да. Я, честно говоря, на службу-то попала полгода назад, как училище закончила.
   - Вы молодец, просто очень уж переоценили мои повреждения, - я успокаивающе улыбнулся.
   - А это не потому, - тут же оживилась оберлейтенант. - Просто... видели бы Вы себя со стороны! Вы такой страшный были. Из горящего дома, весь в пепле, в крови, и Нулию так страшно тащили. Чисто сам Чернух или кто из его воевод!
   - Вот как? - я удивлённо вскинул брови. - Никогда не задумывался, как это выглядит со стороны. Да куда этот трактирщик подевался-то? - поморщился я. - Время поджимает, да ещё боги знают, как далеко она убежать успела.
   - Товарищ гвардии обермастер, а вот и вещи! - закудахтал, влетая в комнату, трактирщик, как будто подслушивал под дверью и ждал, пока его помянут. Да я почти уверен, что оно так и было. - Бабы всё что могли сделали, постирали, залатали. Не новое, но и носить не стыдно!
   Я принял из его холодных рук стопку одежды и в зеркало отполированные сапоги. Развернул гимнастёрку и восхищённо присвистнул: мужик был излишне скромен. От новой мою когда-то потёртую и недавно основательно порванную гимнастёрку если и можно было отличить, то с трудом. Не иначе, домовые постарались!
   - Передавайте большое спасибо тем, кто это сделал! - искренне поблагодарил я. Лех расплылся в довольной улыбке и удалился за дверь.
   - Товарищ гвардии обермастер, я Вас внизу подожду, - предупредила Уна и вышла вслед за ним.
   - Нет, ты это видел? - выждав пару секунд, высказался Тень. - Она меня услышала!
   - Неужели ты напуган? - насмешливо поинтересовался я, с наслаждением переодеваясь в свои чистые вещи.
   - Я? Я не напуган, я заинтригован! - возмутились с пола. Тень возбуждённо подрагивал. - Первый раз такое вижу!
   - Но я-то тебя слышу.
   - Ты - это совсем другое дело, - привычно отмахнулся он, не поддавшись на провокацию и в очередной раз не дав мне никакой подсказки о собственной сущности и причинах поступков. - А вот она меня слышать не может даже теоретически, и это-то самое интересное! Давай возьмём её с собой, я немного поизучаю?
   - И как ты себе это представляешь? - я насмешливо хмыкнул. - "Знаете, у меня есть жаждущая пообщаться с Вами тень..." Я тебе, кажется, уже объяснял, что подавляющее большинство людей, узнав о тебе, перепугаются до полусмерти и тут же примутся искать способ от тебя избавиться. Почему-то мне кажется, эта милая девушка относится именно к таким людям. Их ещё обычно "нормальными" называют.
   - Это одна из причин, почему я выбрал именно тебя, - с иронией откликнулся Тень. Я не стал уточнять, что за "остальные причины": на прямой вопрос он точно не ответит, уже проверено. - Ладно, я понял, приказывать ты ей ради моей прихоти тоже не будешь. Ну, значит, будем вместе мучиться от любопытства. А ты ещё нервно вздрагивать и озираться, когда я обращусь к тебе в каком-нибудь людном месте, - он препакостно захихикал.
   - Делать мне больше нечего, - я хмыкнул. - Это ты очень не хочешь, чтобы окружающие о тебе знали, а мне это не принципиально; я просто уважаю твоё желание.
   - Да не "не хочу" я, а... Ну, что уж там, пусть будет как есть, - оборвал свои откровения мой загадочный спутник. - Оделся? Пойдём, будешь поводок тащить. Я, кажется, догадываюсь, как ты собираешься это сделать, но всё равно с удовольствием посмотрю.
   На улице, пока я шёл до развалин дома старосты в компании оберлейтенанта Колко, со мной здоровались и общались, как со старым товарищем, едва ли не выросшим в этой деревеньке. Интересовались здоровьем, делились радостями, хвалили, благословляли, благодарили... Один старичок даже задержал и устроил допрос с пристрастием: где служил, в каких боях участвовал, есть ли награды и взыскания. Я даже кое-что ответил, из общеизвестного и широкодоступного, чтобы не возникло накладок с секретностью.
   Уже возле самого места назначения нас догнала самоходка, причём скоростная. Уна Колко сделала небольшой шажок назад, делая вид, что она скромно меня сопровождает. Она вообще, кажется, неуверенно знала устав, да и мне было приятнее с ней общаться в менее официальном тоне.
   Из лёгшей на брюхо восьминогой паукообразной машины вышел, потирая шею, довольно молодой офицер, а вслед за ним горохом высыпались трое рядовых, вытянувшись за спиной командира по стойке "смирно".
   - Подмастерье СОБ Лехей Архаров, - отсалютовал он, мы с Уной ответили тем же. - Гвардии обермастер Илан Стахов? - вопросительно посмотрел на меня службист. Я только утвердительно кивнул. - Рад видеть, что вы вполне оправились от ранений. Я прибыл, чтобы отконвоировать арестованную по обвинению в измене Нулию Соленко до места заключения под стражу и последующего проведения судебных разбирательств.
   - Видите ли, товарищ подмастерье, - я вздохнул. - Пока я пребывал в недееспособном состоянии, а товарищ оберлейтенант, - я кивнул на девушку, - боролась за мою жизнь и здоровье, арестованная умудрилась сбежать. Но сейчас мы её вернём, не волнуйтесь.
   Он не стал задавать лишних вопросов и возмущаться, только сдержанно кивнул, скомандовал своим бойцам вольно и вопросительно посмотрел на меня, доставая пачку папирос:
   - Вам нужна помощь?
   - Разве только я попрошу у Вас закурить, - я не удержался от улыбки. Вообще, службистов я не слишком жалую, но этот белобрысый парнишка с цепким взглядом лучистых голубых глаз вызывал куда больше положительных эмоций, чем виденные мной до сих пор его коллеги. Вообще, что-то подсказывает мне, далеко пойдёт этот подмастерье, и очень быстро. Службист понимающе хмыкнул, протянул мне пачку, с интересом понаблюдал, как я поджёг папиросу от пальцев. - Спасибо, Вы мне буквально жизнь спасаете!
   Архаров улыбнулся одними глазами, а я, зажав в зубах папиросу, подошёл поближе к дому и принялся за подготовку вызова.
   Магия у нас делится на традиционную, ритуальную и стихийную.
   К традиционной относятся вербальные формулы, алхимия, общение с духами природы, богами и все старые, народные способы колдовства. Наверное, самый трудный в изучении раздел, дающийся далеко не каждому. Принято считать этот раздел магией бытовой, устаревшей и малоэффективной. В большинстве случаев это именно так: к примеру, многие сложные вербальные конструкции гораздо проще заменить стихийной магией. Но при этом иногда традиционная магия бывает в десятки раз сильнее и эффективнее всей остальной. Её мы изучали не слишком интенсивно; алхимия нам не нужна, вербальных заклинаний был ознакомительный короткий курс на семестр, и изучали мы преимущественно способы построения и основные принципы. А духов природы и всё остальное изучали факультативно. Я этот факультатив не посещал, занятый другими вещами.
   Возникшую из традиционной ритуальную магию, к которой относятся некромантия, вивисекция, целительство, прорицания и ещё множество направлений, мы изучали уже достаточно основательно.
   Что касается стихийной магии, её открыли не так давно, и используется она по большей части как боевая, хотя и не только (сюда относятся и некоторые разделы целительства, и множество отраслей сельского хозяйства, где она уже практически незаменима). Она кардинально отличается от двух других типов колдовства; если в них маг апеллирует к внешним силам и атрибутам, то здесь задействован он сам, его энергия и тело. Изначально любой человек, не только маг, ориентирован на одну-две стихии, с ними он более дружен, чем с другими. Например, человек огня реже обжигается, чем остальные, а человеку воды легче даётся плаванье. А маг-стихийник воспитывает своё тело так, чтобы можно было воздействовать на энергию в буквальном смысле собственными руками, а не только усилием воли. Так быстрее, удобнее и можно действовать в том состоянии, когда сосредоточиться в нужной степени невозможно.
   Сейчас я готовил ритуал на основе некромантии с применением призыва; как я уже говорил, "поводок" привязывает "свору" к месту, и если убить собак, без посторонней помощи поводок далеко не денется. Да и с ней тоже не денется, если не перерубить связь. А связь перерублена не была.
   Ритуал был простой, и требовал только аккуратности выполнения всех фигур и символов, а с этим у меня проблем никогда не было. Чертил я взятой тут же головешкой, на небольшом участке подсохшей земли перед домом. Если бы дом был цел, можно было бы вообще рисовать пером на бумаге, главное - внутри здания, в идеале - в комнате искомой женщины или в подполе.
   Законченный узор потемнел, выжигая в глине неглубокие бороздки, и пыхнул небольшим чёрным облачком пепла, укрывшим рисунок от солнца. Нагнувшись, я ухватил краешек почти неподвижного облачка и осторожно потянул на себя, вытягивая тонкую едва заметную нитку, и вернулся к лениво наблюдающему за моими действиями службисту, накрутив её на палец.
   - Остаётся только немного подождать, - сообщил я. - А скажите, подмастерье, кто Вы по специальности? Менталист? Или это секретная информация?
   - Нет, не секретная, - подмастерье насмешливо хмыкнул. - Вы правильно догадались, товарищ гвардии обермастер. Встречный вопрос: Вы, как я понимаю, огневик? - он кивнул на развалины дома. Я утвердительно кивнул, задумчиво их разглядывая; от дома действительно осталось очень мало - обгорелые стены, закопченная печь. Домового жалко, если он там был. Но, с другой стороны, для него смерть от огня всё-таки лучше, чем смерть от лап нежити или в трухлявом брошенном доме. - Никогда не видел псарню живьём, редкая тварь. Даже немного жалко, что Вы оказались настолько хорошим профессионалом, и взялись разбираться с ней, не прибегая к нашей помощи, - Архаров сдержанно улыбнулся.
   - За высокую оценку моих способностей спасибо, а по поводу псарни... Не накликайте, подмастерье. Я никогда не сталкивался с вышедшей на свободную охоту псарней в одиночестве, и предпочёл бы больше этого не делать, - поймав его вопросительный взгляд, пояснил. - Я однажды уже встречался с этой нечистью; нас было шестеро, а в псарне семнадцать собак. Выжило только трое охотников, мне же просто повезло. Сегодняшняя встреча была второй, и я почти опоздал.
   - Вы участвовали в событиях под Лихом? - его брови удивлённо выгнулись, и серьёзный офицер сразу стал куда больше похож на любопытного мальчишку. - Я просто интересуюсь сложными формами нежити, изучал историю, - несколько смущённо пояснил он.
   - Вот как? А я подумал, Вы просто тщательно подготовились к заданию, - я хмыкнул. - Участвовал - это громко сказано, толку от меня тогда было очень мало.
   - Зато, наверное, сейчас всё прошло успешно? Хотелось бы на это хоть со стороны посмотреть!
   - Ну... Обсудите с товарищем оберлейтенантом, она, кажется, тоже впечатлилась, - я пожал плечами. - Кстати, где она?
   - Ушла, - службист слегка качнул головой, будто собирался указать направление ухода Колко, но на полпути передумал. - У меня не было причин её задерживать. Расскажите пока, коль нам всё равно ждать, кто был поводком? И псарня как, большая?
   - Восемь собак, а егерем - некрос. Поводком оказалась старостина жена, последней жертвой - её сын.
   Мы помолчали. Мгновенно нахмурившийся и замкнувшийся службист явно не был расположен к продолжению беседы, а я отвлёкся на начавшую слегка подрагивать нить - верный признак приближения искомого объекта. Правда, молчание надолго не затянулось; Архаров ругнулся и пробормотал.
   - Самое мерзкое, когда вот так, свои же. Да ещё родного сына...
   - Ну, не мне Вам говорить о предателях, это ваша работа их искать, - медленно проговорил я. Потом махнул рукой и продолжил: - Но не согласиться не могу. Мерзко - это слишком мягкий эпитет. Так, а вот, кажется, и наша преступница пожаловала, - при этих моих словах подмастерье подобрался, кивнул своим людям, те двинулись к облачку пепла. С другой стороны дома показалась фигура в грязных лохмотьях, которые ещё совсем недавно были платьем. Что-то неправильное было в этой женщине. Я пристально вгляделся и, подозреваю, побледнел. - Назад! Все назад! - закричал я, разжигая в руках пламя. - А, Чернух побери, поздно... Ложись! - солдаты послушались мгновенно, растерянный службист замешкался, за что получил от меня сильный опрокидывающий удар под колени и, наверное, приложился спиной; я не видел, я бежал к механически переставляющей ноги женщине.
   В её движениях ничего странного не было; именно так, марионеткой, обычно и идёт человек, ведомый подобным ритуалом, иногда даже жутковато дёргаясь в попытках сопротивления. Странность была проще: у поводка не было тени. То есть, что бы ни пришло на мой зов, человеком оно уже не было.
   Существо поняло, что его раскрыли, когда я оказался между ним и облачком пепла; с тихим треском лопнула невесомая пепельная нить, и я перестал контролировать поиск. На моё счастье, расстояние оказалось небольшим, и я успел прыгнуть до того, как тварь полностью скинула маску и перешла в наступление. Я успел заметить только хлестнувшую воздух плеть длинного гибкого хвоста, да сверкнувшие буквально перед носом клыки.
   Я сбил тварь с ног, врезавшись плечом ей в грудь, и, кувыркаясь, мы покатились по подсыхающей грязи. Ей мешало частично человеческое тело, но полностью превратиться, пока я её держал, она не могла. А мне мешала грязь и хвост твари, служащий третьей и очень сильной рукой. Наконец, борьба в партере завершилась; я сумел перехватить противника поверх рук поперёк туловища, но не удержал равновесия, перекатившись на спину. Истошный визг умирающей от рук огневика твари сделал меня глухим на одно ухо, а хвост судорожно сжался на ноге.
   Пока я, сдавленно матерясь и слушая тихое ехидное хихиканье тени, выбирался из-под затихшей и враз потяжелевшей раза в два покойницы, оскальзываясь в грязи, подоспел Архаров со своими бойцами. Парни стащили с меня тело, кто-то подал руку, помогая подняться. Я с благодарным кивком, отплёвываясь от грязи, помощь принял. Раздражённо дёрнул ногой в попытке освободиться от хвоста; вместо того, чтобы разжаться, хвост, судорожно подёргиваясь, оторвался от места крепления и поднял недооформившуюся змеиную голову. Я поморщился, ещё раз тряхнул ногой; хвост, обжёгшись, торопливо покинул оккупированную территорию и сделал робкую попытку спастись бегством. Но я не дал ему такой возможности, с наслаждением расплющив морду каблуком сапога.
   - Вот тебе и отконвоировали обвиняемую, - вздохнул подмастерье. - Как Вы, товарищ гвардии обермастер?
   - Жить буду, - я махнул рукой, потирая отбитые рёбра. - Пострадало только моё самолюбие. Тьфу! Из-за падальщика извозился, как не знаю кто, - я поморщился, разглядывая раздвоившийся труп: женщину с проступившими уже трупными пятнами, и тварь, окутавшую её торс щупальцами.
   Падальщик - это неприятная, но почти безобидная нечисть. Большая, с голову взрослого человека раковина, похожая на камень, - это экзоскелет и укрытие для необычного существа, состоящего из двух частей. Нервный узел с тонкими длинными щупальцами, и уже придавленный мной змееобразный щуп. Падальщик прячется где-нибудь, перемещается целиком исключительно ночью, зато днём вокруг ползает его щуп, выискивая пропитание. Мелкую живность щуп заглатывает на месте; если находится крупная, сидит на ней до ночи, отпугивая потенциальных соперников (на змею он похож очень сильно, включая наличие яда - смертельно опасного, хотя спасти человека после него не так уж сложно), потом подползает нервный узел и "вселяется" - подключается к нервным центрам трупа, и тихонько его жрёт, иногда перегоняя с места на место. Кроме прочих способностей умеет наводить мороки (простенькие, чтобы врагов отпугнуть - как привидевшиеся мне внушительные клыки) и отводить глаза так, что его не видно.
   - Позор! - резюмировал я, оглядываясь в поисках утерянной фуражки. - Вас вот ещё толкнул, - покачал я головой, подбирая недостающую часть обмундирования. По счастью, головной убор купаться в грязи не пожелал, покинув мою голову в момент прыжка. Опасаясь испачкать, я поднял фуражку за козырёк двумя пальцами, не торопясь её надевать.
   - Ничего страшного, я сам виноват. Я вообще не понял, почему Вы закричали, и растерялся, так что правильно толкнули. Если бы это было что-то другое, подобное промедление могло стоить мне жизни; потому я до сих пор на штабной службе, - он вздохнул. - Боец из меня никакой.
   - Ну, какие Ваши годы! - поддержал я подмастерье. - Менталисты пока молодые - никакие бойцы, а с опытом становятся, пожалуй, самыми опасными.
   - Это если с людьми, - он улыбнулся. - Да и кто меня пустит в боевики?
   - Ваша правда, - вынужденно согласился я. - Что, интересно, с этой-то случилось? - я кивнул на труп женщины, переводя тему.
   - Шея сломана, товарищ гвардии обермастер, - доложил один из бойцов, вытянувшись по стойке "смирно".
   - Да вольно, вольно, не дёргайся, не на параде, - я хмыкнул.
   - Значит, добегалась, - предположил Архаров. - Ну, всё одно, заберём с собой, для отчёта. Грузите её, бойцы!
   - А зверушку эту куда? - прагматично уточнил самый старший из них, сержант; лет сорока, явно прошедший всю войну. Флегматичный, седоусый, с насмешливым взглядом - самого Чернуха не испугается, что уж о падальщике говорить. Для него это и правда - зверушка.
   - Что её, отколупывать теперь? - поморщился подмастерье. - Грузите вместе, и хвост тоже захватите до комплекта. - Он достал папиросы, предложил мне; я, разумеется, отказываться не стал. - Далеко Вам ехать-то? - поинтересовался он.
   - Через полстраны, до Приасска.
   СОБовец присвистнул.
   - Да, далековато. Ну, счастливого пути! - отсалютовал он. Я ответил тем же жестом.
   - И вам удачно добраться!
   Сложив руки за спиной, я молча провожал взглядом неторопливо вышагивающую по деревне самоходку. Им предстоял долгий путь в сторону города, а мне в ближайшем времени предстояла стирка и очередное купание, в результате чего отъезд автоматически откладывался назавтра.
   - Только мне это всё кажется странным? - вкрадчиво поинтересовался мой загадочный спутник, прячущийся под левым сапогом.
   - Что именно? - тихо уточнил я, простеньким фокусом отводя деревенским глаза.
   - Вопрос появления псарни здесь, равно как и необходимости этого появления, я оставлю тебе, потому что у меня не хватает данных, да и психологию некросов я не понимаю. Мне бросился в глаза халатный подход Службиста: он не стал искать место, где умерла эта женщина, даже не стал изучать развалины дома, хотя, насколько я понимаю, в подвале должны находиться останки твари. Как-то не вяжется это с их обычной дотошностью. И я очень сомневаюсь, что причина подобного в молодости того подмастерья.
   - Знаешь, - задумчиво пробормотал я, упорно сверля взглядом грязь под ногами и не глядя по сторонам, чтобы не сбился морок. - Мы можем сколько угодно обсуждать поведение этого парнишки и строить предположения. Но тот, кто активно суёт свой нос в дела Службы, живёт очень недолго.
   - Ты их боишься? - опешил Тень.
   - Нет. Змей я тоже не боюсь, но без жёсткой необходимости никогда не сунусь в гнездо гадюки, а СОБовцы - это куда серьёзней. Если же тебе просто интересно моё мнение - да, я согласен, история странная и нравится мне ещё меньше, чем в начале. Мне не нравится побег и смерть этой женщины; с чего ей вдруг умирать? Мне не нравится верно подмеченное тобой поведение службистов, мне не нравится знакомство якобы случайно оказавшейся здесь целительницы с этим службистом и тот факт, что она сумела воспользоваться моим шаром, который вообще-то настроен на хозяина. Но жизненный опыт подсказывает, что в это дело соваться не стоит, и лучше по возможности скорее оказаться подальше от этой деревеньки.
   - Как ты догадался об их знакомстве? - полюбопытствовал мой спутник. Я только поморщился.
   - Считай, это просто чутьё, потому что внятно объяснить я не смогу. Но я почти на сто процентов уверен, что они друг друга знают довольно неплохо. Могу даже предположить, что она отчитывалась лично этому подмастерью. А теперь давай закроем эту тему, я хочу умыться, поесть, поспать и продолжить путь. Или есть возражения?
   - Возражений нет, - после нескольких секунд заминки согласился Тень. - Я ночью прогуляюсь.
   - Валяй, - я махнул рукой и шагнул в распахнутые двери содержащегося призраком трактира.
  
  -- Встреча вторая. Кривое Озеро.

Время встречи - 8 августа 1912 года от Восхождения Богов. Место действия - район деревни Кривое Озеро Тарасовской области.

"Жизнь - игра, у тебя нет масти,

смерть к тебе не питает страсти.

Жизнь тебя проиграла стуже,

и смерти ты не нужен!"

   - Вот по этой дороге пойдёшь, и аккурат к Кривому Озеру выйдешь, - возница, колоритный старик с вислыми усами и длинной изогнутой курительной трубкой в зубах, придержал вяло шагающую лошадь и махнул рукой на ныряющее в поле ответвление дороги. Если основная "магистраль", по которой мы ехали вот уже часов пять, представляла собой добротную бетонку, то этот отвилок был явно протоптан тракторами, и заброшен достаточно давно: плотно утрамбованную землю уже пробили первые ростки. Еще чёрез несколько лет эту дорогу вообще будет невозможно найти.
   - Спасибо, отец, - я кивнул, пожал руку старика и спрыгнул с телеги.
   - Не ходил бы ты туда один, товарищ. Недоброе это место стало. Нехорошие там вещи некросы поганые творили, помяни моё слово! - не в первый уже раз за время пути предостерёг меня старик.
   - А где они хоть что-то хорошее сотворили? - я хмыкнул.
   - Твоя правда, - он степенно кивнул, задумчиво поглаживая усы. - Ну, не буду отговаривать, понимаю - служба. Бывай, служивый, береги себя. Хороший ты человек!
   - Спасибо на добром слове. И ты, отец, не хворай, береги тебя Рос!
   И мы двинулись в разные стороны. Старик, прикрикнув на кобылу, дальше по дороге, а я - в жёлто-зелёное разнотравье дичающего заброшенного поля, к виднеющемуся вдали лесу.
   - А теперь может всё-таки ответишь мне на вопрос, на который не ответил тому мужику? - слева от меня нарисовалась короткая по полудню тень. - Зачем мы идём в эту заброшенную деревню? Нам подобные попадались, и они у тебя интереса не вызывали, а тут вдруг такой крюк.
   - Проверить, - я пожал плечами. - Понимаешь, сама по себе эта деревня действительно малопримечательна, и судьба её достаточно тривиальна. Но уж больно цеплялись доманцы за этот район, ведь неспроста же! Печёнкой чую, есть там что-то интересное.
   - Не вяжется у меня такое любопытство с твоим психологическим портретом, - с сомнением хмыкнул мой загадочный спутник. - Если бы всё было так просто, ты бы туда не полез. Оставил бы сообщение компетентным органам, у которых наверняка скоро дойдут руки до столь интересного и примечательного места. За время нашего знакомства я уже отлично усвоил, что ты предпочитаешь не лезть в чужое дело даже если очень хочется, считая, что каждый должен выполнять свои обязанности, и не вмешиваться в то, что таковыми не является. Так что тебя заинтересовало в этом Кривом Озере?
   - А ты не помнишь? Мы же здесь воевали, как раз за эту местность, - надо сказать, я удивился. Обычно памяти тени можно было только позавидовать.
   - Мне трудно ориентироваться в пространстве без конкретных ориентиров, - нехотя отозвались снизу. Вот это откровение! - Мог бы уже заметить, ты казался мне более наблюдательным. Но, в любом случае, моя память тут не причём. Я по-прежнему не могу понять примечательности этого места. Да, мы здесь были. Но ты успел побывать на всех фронтах и поучаствовать во многих сражениях, так чем интересно конкретно это место? Ностальгия? Не думаю, ты не сентиментален. Я не припомню, чтобы ты кому-то что-то обещал сделать в этом месте - ни командирам, ни боевым товарищам, как живым, так и покойным. И, наконец, ты вряд ли мог здесь оставить что-то, за чем необходимо вернуться. Значит, причина либо рационально-неочевидна, либо иррациональна. Открой тайну, ты же знаешь, мне трудно сдерживать любопытство.
   - Причина иррациональна, - я решил быть честным со своим многолетним спутником. В конце концов, он является весьма мудрым существом, хорошо понимающим окружающую реальность; зачастую понимающим лучше меня, хотя обычно это умело скрывает. - Ты же знаешь, прорицательских талантов у меня нет, есть только чутьё и интуиция. Так вот, здесь мне было очень тревожно. Не страшно, а именно, что называется, "не по себе". Никогда раньше и ни разу после этих боёв подобное ощущение в такой концентрации я не испытывал. Можно было бы объяснить это какими-то внешними воздействиями, вроде нестандартной магии, но тогда оно было направлено на меня лично, потому что тревогу испытывал один только я. И это уже вдвойне интересно.
   - Ты не думаешь, что это может быть "чувство смерти"? - тон тени стал вкрадчив и задумчив.
   - Не думаю. Все, кто описывал "чувство" и действительно предсказывали какое-то обстоятельство своей смерти, говорили о страхе, подавленности и коме в горле, подкатывающих слезах. А тут было другое; нервное возбуждение, тревога, предчувствие чего-то. Не обязательно негативного, просто волнение перед важным жизнеопределяющим событием. Чувство, как перед важным экзаменом, перед вручением погон, перед парадом, но в разы более интенсивное.
   - Оно есть и сейчас?
   - Нет. Сейчас мне просто любопытно.
   - Ты хочешь испытать это ощущение снова, - пробормотал он. - Неожиданно...
   - Что именно неожиданно? - интересно, кто из нас кого сейчас сильнее запутал?
   - Неожиданное поведение, особенно для тебя. Значит, я составил не слишком точный твой психологический портрет, что говорит о необходимости продолжения наблюдений. Мне казалось, ты просто флегматичен и невозмутим, а всё оказалось гораздо интереснее.
   - Интереснее?
   - Тебе скучна обычная размеренная жизнь. Ввиду характера, ты можешь приспособиться к любым условиям жизни, и будешь принимать их как должное. Но на самом деле по-настоящему живым ты чувствуешь себя только на грани, и подсознательно стремишься загнать себя на эту грань. Обычно рациональная часть тебя и воля настолько сильнее этого желания, что ты его не ощущаешь, и делаешь всё строго наоборот. А здесь ощущение оказалось слишком сильно. Нет, в такие моменты я очень жалею, что не являюсь эмпатом и не могу читать мысли. Я бы очень хотел понять, что происходит у тебя в голове.
   - Ты несёшь ерунду, - я поморщился. Меня вполне устраивало отсутствие у этого типа эмпатических способностей, а его копание в моём "психологическом портрете" удовольствия не доставляло. Тем более, что говорил он действительно, на мой взгляд, глупости - сколько себя помню, очень хотел именно "пожить спокойно", только в детстве для сироты это по определению недостижимая мечта, а после - недостижимая мечта для офицера-огневика. - Я не пытаюсь испытать это ощущение снова, я пытаюсь выяснить причины его появления.
   - В любом случае, мы ведь останемся каждый при своём мнении, так что предлагаю свернуть эту тему, - недовольно резюмировал Тень. Я согласился, и дальше мы двигались уже молча. Тяжёлые растрёпанные колосья дичающей ржи, плотные стебли полевых цветов, тонкие паутинки сорных злаков и колючие побеги других сорняков обступали дорогу, свешивались, цеплялись за одежду, хлестали по сапогам. Поле стрекотало и гудело на разные голоса; я убил на себе нескольких жаждущих крови оводов, после чего поставил защиту от насекомых, точечно сжигающую летучую и ползучую дрянь на расстоянии пары десятков вершков.
   Солнце, видимо, решило отыграться за долгие дожди, и теперь палило нещадно. Лес приближался возмутительно медленно, и уже минут через двадцать я начал понимать, что очень сильно отвык от жары и солнца; даже огненная природа не слишком спасала.
   К счастью, поле было не бесконечным, и я в конце концов окунулся в долгожданную лесную прохладу. Здесь дорога выглядела гораздо более целой, чем в поле, но производило это скорее гнетущее впечатление.
   - Не хочешь прогуляться по лесу? - без особой надежды на положительный ответ предложил я.
   - Прогуляться, потому что ты устал от моей компании, или прогуляться для разведки обстановки? - иронично уточнили снизу.
   - И то, и другое, - честно отозвался я.
   - Я уважаю право людей на одиночество, поэтому действительно пойду гулять. А ты всё-таки будь осторожен, - напутствовал он меня и исчез: здесь, под густыми кронами, у него не было никаких проблем со свободным передвижением. Да, в общем-то, у него вообще редко бывали проблемы такого рода.
   Я ещё некоторое время шёл по лесу, на всякий случай внимательно оглядываясь по сторонам и вслушиваясь в лес. Внезапный приступ головокружения настиг меня, когда я уже практически пришёл к выводу о спокойствии окружающего мира. Перед глазами потемнело до полного исчезновения картинки; я крепко выругался, пошатнулся, но устоял.
   Головокружение прошло также внезапно, как началось. Я потратил минут пять на анализ своего состояния, состояния пространства и магических полей, но не обнаружил совершенно никаких изменений. На всякий случай соорудив защиту от воздействия на разум, продолжил путь, ускорив шаг.
   Если обученный офицер чувствует что-то необычное, это повод для беспокойства. На первый взгляд - смешно и глупо, но практика показала, что лёгкое недомогание или слабая головная боль могут быть признаком чего-то куда более страшного, чем кажется на первый взгляд. Правда, так бывает, если один и тот же или близкие симптомы проявляются сразу у нескольких человек. Но сейчас мне было совершенно не с кем сравнивать свои ощущения, поэтому я посчитал предосторожность нелишней.
   К деревне Кривое Озеро я попал внезапно. Дорога, шедшая на подъём вдоль густого кустарника, пару раз вильнула, и мне открылся отличный вид с пригорка на раскинувшуюся внизу деревеньку. Внушительных размеров, под сотню дворов, она вольготно расположилась на четырёх невысоких пологих холмах пониже того, на каком сейчас стоял я.
   Значащееся в названии озеро обнаружилось тут же, чуть в стороне, к северо-западу. Его охватывал лес, в обход просторного заливного луга и всё той же деревеньки сливавшийся с тем, из которого пришёл я, а на север и восток уходили разделённые перелесками золотые и зелёные поля.
   Проводив взглядом поднявшегося с луга аиста, по дуге набирающего высоту, я едва удержался от желания сплюнуть в землю, перекреститься и со всей возможной скоростью двинуть назад.
   Эта деревня не была мёртвой. Она была куда живее большинства виденных мной за годы войны. И всё бы ничего; ну, неправильно указал путь старик, вышел я не к той деревне, подумаешь - озеро. Только перед глазами стояла эта же деревушка два года назад, в октябре.
   Сыплющая с неба снежная крупка, предвещающая скорую зиму. Тёмные дыры на месте окон в тех домах, которые остались более-менее целыми, вокруг - дымящиеся пепелища. Лежащие на улицах стремительно разлагающиеся трупы нежити, тучи будто из воздуха возникших мух, деловито снующие крысы. И молодой лейтенант-огневик Веська, то есть, конечно, Веселий Иланович Лемехов, трусцой бегущий по полю, от лагеря, к этой деревне для зачистки местности.
   Мальчишка прекрасно справился с заданием, старательно сровняв с землёй изуродованные домишки вместе со всеми телами - и нежити, и нормальных людей, своих и доманцев. Жрец уже спел песню прощания, и души павших отправились на пир к богам, а судьба бренных оболочек уже мало кого волновала. Я отправил именно Лемехова по простой причине: он был самый молодой и необстрелянный, ему ещё только предстояло воспитать в себе более спокойное отношение к смерти, хотя бы даже чужой, чему в ГУБМ-е не учили, да и не могли научить. Сам я внимательно наблюдал за его действиями, стоя вон там, к востоку, на краю сожжённого перелеска.
   А сейчас из колодца, на месте которого тогда зияла глубокая воронка, выжженная моим же заклинанием, какая-то плотная женщина, неторопливо поворачивая ворот, тянула полное ведро. Два ведра стояли подле, а коромысло было аккуратно прислонено к колодцу.
   Меня прошиб холодный пот. Сняв фуражку, я утёр рукавом проступившую испарину, и, надев головной убор обратно, надвинул его на лоб.
   - Храните Ставр и Двуликий! - пробормотал я, всё-таки сотворив охранное знамение, и принялся торопливо спускаться с холма.
   Принято считать, что судьба каждого человека опирается на некоторое количество важных событий и развивается в зависимости от его выбора в той или иной ситуации. И самое глупое, что можно сделать - попытаться сбежать. Уйти из того места, куда случай заводит тебя с пугающей регулярностью. Разорвать контакты с человеком, с которым жизнь сталкивает очень настойчиво и в самых неожиданных местах. Лишь Веха знает, к чему именно это приведёт. Я не слишком набожный человек, да и не так чтобы суеверен. Просто мне доводилось наблюдать некоторые последствия таких опрометчивых поступков. Проверять, действительно ли чутьё предсказало судьбоносность этого озера, или мне просто показалось, хотелось ещё меньше, чем идти в деревню.
   Пока спустился, успел взять себя в руки, и даже начал рассуждать. Возможных причин происходящего было немного. Перемещение во времени? Его невозможность доказана сотню лет назад. Другая реальность? Из той же области. Сон или ментальное воздействие? Уже лучше; по крайней мере, логично, но почти столь же невероятно. Возможно, какое-то воздействие и присутствует, но явно не только оно одно. Самый логичный и вероятный вариант - я столкнулся с чем-то, о чём никогда не слышал, и чего пока не способен предположить. Поэтому нужна информация.
   За время моего пути женщина от упомянутого колодца, к которому выходила дорога, успела уйти, её место заняла молоденькая девушка.
   - Здравья желаю, гражданочка! - отсалютовал я.
   - Здравствуйте, товарищ офицер, - она смущённо опустила взгляд, но продолжала с любопытством коситься, не выпуская ручки ворота. - Какими дорогами в наших краях?
   - Домой еду, в отпуск, - честно ответил я. - А скажи мне, красавица, это деревня Кривое Озеро?
   - А что ж вы шли-шли, да не знали, куда шли? - рассмеялась она, подтягивая ведро к краю.
   - Ну-ка, посторонись, - я хмыкнул и, слегка потеснив девушку, достал из колодца полное жестяное ведро, местами побитое ржой, но вполне ещё целое. Под внимательным взглядом девушки наполнил одно из её вёдер и взялся за ворот сам. Понятно, что она и сама прекрасно справилась бы; но мне помочь нетрудно, а ей приятно. - Как не знать? Знал. Вот и спрашиваю, дошёл ли, куда хотел.
   - Ну, дошли. А только что ж у нас в деревне забыли? Дом Ваш, по всему видать, не здесь, зазнобы тоже среди наших девчат нет - да, поди, Вас и жена с детишками дома ждут.
   - Воевал я в ваших краях; дай, думаю, загляну. Ждать меня никто не ждёт, можно не спешить, - ответил я, наполняя второе ведро, при этом продолжая внимательно наблюдать за реакцией девушки на мои слова и не теряя концентрации. Магический фон пребывал в полном соответствии с нормой. Что же касается реакции, она последовала; вполне предсказуемая, но ничего не проясняющая.
   - Воевали? Это в Гражданскую? - девушка уставилась на меня с восхищённым удивлением. - А так молодо выглядите! - простодушно похвалила она. - Видать, правду говорят, офицеры - они не как все остальные люди, и живут дольше, и стареют медленнее!
   - В Гражданскую, - я не стал отрицать и опровергать народное суеверие. К началу Гражданской мне было года два, и воевать в неё я уж точно никак не мог. - Понравились мне тогда ваши места. Думаю вот пожить тут с недельку. Не подскажешь, у кого на постой остаться можно?
   - Ой, да тут и думать нечего! - махнула рукой девушка. Я вручил ей коромысло, а сам, поправив на плече вещмешок и скрутку шинели, взялся за вёдра. - У тёти Мали, нашей соседки; тут недалеко, я покажу. Она, как мужа схоронила, одна живёт; детей им боги не дали. Она хорошая, тихая и добрая. А пироги какие печёт - м-м-м!
   - А что с её мужем случилось? - поинтересовался я.
   - Утоп он, в озере. Уже, почитай, лет пять прошло. Озеро у нас вообще неспокойное; ключи холодные, водовороты бывают. Зато рыбы много! Вы только, если вдруг купаться пойдёте, на дальний конец не ходите, вон туда, в лес, - она, обернувшись, махнула рукой.
   - Почему? Водовороты?
   - Нет, водовороты ближе к середине. А там... неладно там. Говорят, водяной живёт. А ещё очи озера там, они вообще бездонные!
   - А муж соседки где утонул?
   - Говорят, как раз туда уплыл, когда рыбу ловил. Но никто не видел; лодку к берегу прибило, а его самого на третий день едва не посреди озера рыбаки выловили - раздувшегося, страшного, как все утопленники.
   - А ты много утопленников видела? - удивился я такому спокойному отношению.
   - Ну как, много... бывало. О том лете вон коза Алушкина утонула. А до дяди Олика Селька непутёвый утоп; бахвалился всё озеро проплыть туда-обратно, так его в водоворот и утянуло.
   Дошли мы действительно очень быстро; да, собственно, тут всю деревню насквозь пройти не так долго.
   Меня отрекомендовали соседке, мы договорились о постое. Признаться, после первой минуты общения я грешным делом предположил, что мужик от такой жены по доброй воле сиганул в озеро. Девушка у колодца (кстати, звали её Сташа) ни словом не обманула; Малена действительно была тихая и добрая. Только практически невменяемая, говоря простым языком - дурочка. Без Сташи я бы точно не сумел объяснить этой женщине, что мне от неё нужно. Остаётся надеяться, что про пироги меня тоже не обманули; потому что, глядя на худющую, кожа да кости, Малену, слабо верилось в существование у неё хоть каких-то кулинарных талантов.
   Однако правду я так и не узнал: по здравом размышлении, решил в этой деревне ничего не есть. В лучшем случае, это будет созданная магией пища, от которой не может быть никакого насыщения. В худшем - что угодно, вплоть до смертельного яда под видом парного молока. Так что, не оставив в доме даже шинель, я огородами направился непосредственно к озеру.
   Озеро и его окрестности, вот что стоило проверить в первую очередь. По-хорошему, в деревню вообще не надо было соваться, обойти её стороной. Но, вроде бы, никаких страшных и непоправимых ошибок я за свой визит не совершил; ничего не ел и не пил, даже воды из колодца, хотя и очень хотелось. Ничего не оставил и не унёс, даже почти ни к чему не прикасался.
   На всякий случай напрямик к озеру я не пошёл; на мостках со стороны деревни какие-то бабы полоскали бельё. По кратчайшей траектории я пересёк луг и нырнул в лес, и только там уже двинулся вдоль берега.
   Я точно не знал, что хочу обнаружить и как вообще нужно искать, поэтому просто шёл, прислушиваясь к себе и окружающему миру. Добравшись до дальнего конца озера, от попадания куда меня предостерегали в деревне, и пройдя ещё немного (так, чтобы видеть оба конца изогнутого полукругом озера и деревню), я нашёл полянку, небольшим обрывом упирающуюся в озеро, на краю которой бодро журчал бьющий из подножия внушительного холма родник.
   Напившись из этого родника (на всякий случай предварительно основательно прокипятив воду при помощи магии), я устроился на противоположном краю прогалины, планируя там дождаться ночи. Обед мой, конечно, оставлял желать лучшего; он состоял из найденных по дороге грибов, от которых я отрезал ломтики, солил (хвала моей предусмотрительности) и поджаривал по одному на ладони. Эх, сейчас бы эти грибочки, да с лучком, да с картошечкой на сковородочку! Но тут уж, как говорится, не до излишеств. Главное, брюхо набить, чтобы ощущение голода не отвлекало, а всё остальное ерунда. Да и само это ощущение тоже не столь уж фатально, просто... всё равно до ночи заняться нечем.
   Ещё очень интересно, куда подевался Тень? Конечно, вряд ли с ним что-то случилось, потому что... Да с ним вообще вряд ли может хоть что-то случиться! Даже заблудиться он не мог: несмотря на якобы затруднённую ориентацию в пространстве, возвращался он всегда с лёгкостью, просачиваясь в том числе в наглухо запертый бункер. Вот, кстати, тоже интересный вопрос: можно ли Тень изолировать в герметичном сосуде, или же изолировать в нём что-то от Тени? Надо будет спросить при встрече, вдруг да и ответит.
   Примерно с подобными мыслями я задремал вполглаза, краем сознания продолжая отслеживать окружающую реальность: очень полезный навык, здорово облегчающий жизнь. Пару раз поднимался с разложенной на траве шинели, чтобы прогуляться до ручья, размяться и осмотреться. Когда на землю опустились сумерки, а никаких изменений по-прежнему не произошло, я начал сомневаться, что сумею хоть что-то разузнать этой ночью, и задумался об альтернативных способах добычи информации, вроде пристального исследования озера с погружением. Правда, при моём посредственном умении плавать, вряд ли я узнаю что-то новое. Будь я магом воды, конечно, было бы куда проще поступить именно так. А мне в случае чего придётся вскипятить всё озеро и полностью его испарить. Понятное дело, не слишком изящное и разумное решение, которое потребует много сил и может уничтожить искомую причину происходящего, если вдруг это какое-то живое или не-живое существо, не говоря уже о последствиях для леса и прочей живой природы по соседству.
   Ночь наступила, как всегда в наших широтах, неторопливо и плавно, поэтому начало событий я благополучно прозевал. Но зато застал самое интересное.
   Над деревьями за моей спиной полыхала полная луна; неестественно ярко, неестественно огромная - по меньшей мере, раза в три больше своего привычного размера, - будто перед ней находилась огромная невидимая линза. Иногда подобный оптический эффект вызывает земная атмосфера, но не настолько существенный.
   Луна заливала светом озеро, деревню, поля... Точнее, не совсем так. Озеро отвечало ей снизу не отражённым светом, а своим собственным, молочно-белым, который испускала затянувшая воду тонкая дымка. А деревня... Лунный свет очерчивал полупрозрачные, блёклые призраки домов. И от всей этой картины веяло отчётливой потусторонней жутью, ничего общего не имеющей с деятельностью некросов.
   Не знаю, сколько я, потрясённый увиденным, стоял и не мог пошевелиться, даже хотя бы оторвать взгляд от этого призрачного ландшафта.
   А дальше с небольшим интервалом произошло сразу два события, внёсших оживление в застывший пейзаж и пробудивших меня от оцепенения.
   Сначала над ухом раздался едва слышный шёпот тени.
   - Я еле к тебе пробился! Бежим отсюда, быстрее! - торопливо шептал он, и в этом шёпоте слышался нешуточный страх.
   - Почему? - несколько заторможенно уточнил я.
   - Издеваешься?! Это же ловец душ! Я пытался предупредить, но не мог тебя нащупать. Быстрее!
   - Кто это?! - переспросил я, потому что название было, мягко говоря, незнакомым. - Оно живое или нет?
   - Бежим! - уже почти в истерике простонал мой странный спутник. - Потом объясню!
   Но я не торопился поддаваться его панике. Страх вообще очень плохой советчик, и следовать таким его рекомендациям, мягко говоря, глупо. Тем более, лично мне настолько страшно не было; неуютно - да, а ко всему прочему ещё и весьма любопытно.
   Потом началось нечто совсем уж непонятное. Молочная фосфоресцирующая дымка на дальнем от деревни краю озера торопливо раздалась в стороны, а в открывшейся проплешине из маслянисто поблёскивающей воды начала подниматься огромная тень. С первого взгляда стало понятно, что природа её схожа с природой моего паникующего спутника, вот только размеры отличались на порядок, а очертания скорее напоминали огромную змею, или даже червя.
   - Беги! - Тень практически визжал.
   - Отставить панику! - рявкнул я, не двигаясь с места. Бежать, как и нападать первым, я не собирался. А существо пока не проявляло никакой агрессии, и, хотя и двигалось в нашем направлении, делало это без спешки. - Оно опасно?
   - Да! - в голосе тени звучала злость и обида, но, кажется, мой окрик подействовал благотворно: истерика прекратилась. Ещё пощёчину надо было бы залепить, но как его ударить? - Он убьёт меня, и точно попытается убить тебя!
   - Оно способно тебя убить? - искренне опешил я. Впрочем, с удивлением справился довольно быстро; если эти сущности похожи, то наверняка могут взаимодействовать. - И тебя оно непременно убьёт, а меня только попытается. С ним возможно драться? - прагматично уточнил я. - И конкретно я могу ему что-то противопоставить?
   - Не знаю я, как его можно убить! - простонал Тень, понимая, что я настроен решительно, и вряд ли двинусь с места без конкретного логичного мотива. - Я точно знаю, что я его уничтожить не могу, а что способно его уничтожить - понятия не имею!
   - Не можешь уничтожить? - переспросил я. Стало быть, я был прав, и Тень - отнюдь не безвредное существо. Я уже даже почти доволен, что наткнулся на это странное создание; столько всего нового уже узнал! Несколько лет мой загадочный спутник скромно помалкивал, а тут вдруг нате, разоткровенничался. Всё-таки, страх - сильная штука. - А кого ты вообще можешь убить?
   - Любого! Только не его.
   - И меня?
   - Тебя... нет. Не уверен. Может, теперь, когда ты, наконец, меня расколол и раскрыл страшную тайну, ты побежишь?
   - А почему ты меня-то уговариваешь? Сам бы побежал, у тебя это хорошо получается, - я пожал плечами. Чтобы видеть макушку приближающегося существа уже приходилось задирать голову, а до него самого оставалось ещё около сотни саженей.
   - Если я хотя бы высунусь сейчас за пределы твоей тени, от меня не останется даже воспоминаний, - раздражённо пробурчал он.
   - Почему он не может достать тебя в моей тени?
   - Да прекрати ты уже задавать вопросы! Давай сначала окажемся подальше от ловца, а потом я честно расскажу тебе всё, что ты попросишь?
   Я не побежал. Да и, почти уверен, поддайся я на мольбы тени, толку бы не было никакого. Оно бы всё равно нас поймало, только я сбил бы дыхание и концентрацию.
   Огромная тень, подобравшись к берегу, всей массой обрушилась на меня. И масса эта была чудовищна, чего очень трудно ожидать от тени, пусть даже огромной и необычной. Свинцовая тяжесть придавила к земле, как будто гравитация мгновенно возросла в разы, и... отшатнулась. А потом начался самый необычный бой, в каком мне доводилось участвовать.
   Кажется, тень обжигалась, касаясь меня, поэтому гоняла, как гоняет кошка свернувшегося ежа - отдёргивая лапы, но упорно пытаясь добраться до спрятанного под иголками. Однако, в отличие от этих животных, весовые категории у нас были совершенно иные, в результате чего меня швыряло из стороны в сторону и сбивало с ног. И каждый раз оставалось только гадать, откуда придёт следующий удар, потому что вокруг была абсолютная темнота.
   Очень быстро подобное мне надоело, и я швырнул сгусток огня куда-то в темноту. Со всех сторон послышалось недовольное шипение, удары посыпались чаще. Но я уже понял, что могу сопротивляться.
   Ослепительные всполохи пламени рассеивались где-то на расстоянии двух-пяти саженей от меня. А когда очередное заклинание сработало почти перед лицом, окатив меня жаром с головы до ног, последовал особенно сильный удар, швырнувший меня куда-то вбок.
   Приземление вышло почти мягким, но лучше бы это были камни.
   Моё тело со всех сторон охватила вода. И позволять всплыть мне явно никто не собирался. Швыряться огненными заклинаниями под водой - малоэффективное занятие, и я под ударами никуда не девшейся темноты стремительно погружался, чувствуя, что в лёгких уже заканчивается воздух. Я понял, что тень заталкивает меня на самую глубину, стремясь минимизировать мои шансы выжить.
   Это была смерть. Я слышал её шаги - или просто кровь стучала в ушах от глубины? И я ощущал её дыхание, которое совершенно точно ни с чем не мог спутать, потому что уже слышал его раньше, и не один раз: была война, и Кара постоянно бродила где-то рядом.
   Но страх так и не появился. Вместо этого привычная сосредоточенность и азарт боя сменились отстранённым спокойствием. И я вспомнил, как подумывал о возможности сжечь это озеро. Ведь даже вода может гореть, если создать подходящие для этого условия.
   Последнее, что я видел перед тем, как потерять сознание от удушья - бурлящий огненный ад вокруг, и центром этого ада был я.
  
   - Товарищ гвардии обермастер! - позвал кто-то совсем рядом и легонько похлопал меня по щеке. - Товарищ гвардии обермастер, очнитесь!
   - Он приходит в себя! Я уж думал, от истощения в кому впадёт.
   - Щас тебе, обермастер-огневик от истощения в кому. Нашёл лейтенанта!
   - Что ж он, безразмерный? Обермастер тоже человек, он тоже не может через себя стихию до бесконечности пропускать, а тут, вон, посмотри...
   - И правда что, - вклинился ещё один голос, четвёртый. - Тут воднику подспорье было, а огневику-то тяжелее.
   - Водник зато такое художество бы не оставил! - едва ли не хором парировали два других голоса.
   - Да тихо вы все! Где вообще носилки, которые вам приказано было принести? - рявкнул на них самый первый, когда я всё же переборол слабость и открыл глаза. Вокруг было светло, но небо над головой всё ещё оставалось чёрным. Пару раз тяжело моргнув, я огляделся. Каждое движение головы давалось с трудом, будто ворочал я вместо неё свинцовую чурку. - Как Вы? - приподнимая меня в сидячее положение, торопливо заговорил русоволосый молодой человек с нашивками целителя и СОБ, пребывающий в звании подмастерья. - Что-нибудь болит? Диагностика затруднена, тут остаточный магический фон очень сильный, но на первый взгляд только сильное истощение.
   - Слабость, - с трудом ворочая шматом замороженного мяса, которым по ощущениям казался распухший язык, сипло и невнятно пробормотал я, но службист, кажется, вполне понял. - Дышать трудно. Говорить... трудно. Где я?
   - Вы едва не утонули. Кривое Озеро, здесь до войны была одноимённая деревня. Строго говоря, мы находимся на дне этого озера; кажется, Вы его сожгли, - он хмыкнул. - Сейчас принесут носилки, и мы вытащим Вас на берег.
   Я не сумел даже кивнуть. Так и сидел, поддерживаемый незнакомым целителем, разглядывая грязно-коричневую с чёрным нагаром стену, уходящую вверх. Кажется, мы находились в глубокой узкой яме.
   Через некоторое время вернулись бойцы с носилками - простыми, походными, состоящими из куска ткани с пришитыми ручками, и не содержащими ни капли магии. Интересно, к чему такие усилия?
   Ах да, службист же говорил про повышенный магический фон. Что не удивительно в свете упоминания о сожжённом озере. Долго ещё в этом месте будет аукаться применение такой магии; судя по моему нынешнему состоянию, сил я не пожалел. Вот только вспомнить бы, чем помешало мне это озеро?
   Попытки напрячь память вызвали только тошноту и ощущение "плывущего" сознания, поэтому я поспешил их оставить. И вообще постарался сосредоточиться на окружающем мире, с огромным трудом повернув голову вбок.
   Из ямы меня вытаскивали на верёвках, причём достаточно долго. А на поверхности открылся совсем уж странный нереальный пейзаж - неровный рельеф с пологими холмами и кавернами, покрытый каким-то спёкшимся шлаком и гарью. Котлован, бывший раньше озером, сейчас озаряло множество огней. Вопроса "для чего" задать себе я не успел: взгляд зацепился за деловито семенящий куда-то трактор, две пары ног которого держали под брюхом крупный контейнер, из-за чего походка у машины была довольно забавная.
   Люди в форме и всевозможная техника буквально кишели вокруг. Строить предположений о причинах подобного я сейчас не мог, но факт этот очень прочно отложился в сознании. А когда после нового короткого подъёма мы выбрались на бывший берег озера, обнаружился огромный лагерь, пребывающий в стадии развёртывания - некоторые палатки уже стояли, вокруг остальных суетились солдаты.
   Анализ увиденного я тоже отложил на потом. Тем более, мы наконец-то достигли конечной цели пути, и меня уложили на походную кровать в стандартной офицерской палатке.
   Проснулся я от ощущения сильного голода и ломоты в висках. Долго лежал, складывая разрозненные кусочки воспоминаний и осколки собственной личности: очень трудно, пропустив через себя большой поток силы, остаться самим собой. У меня достаточно опыта, чтобы не потеряться, но восстановление всё равно требует времени. Тем более, события были весьма неординарные.
   Не знаю, сколько я лежал с закрытыми глазами, методично раскладывая сознание по полочкам. В конце концов, кое-каких успехов добился: во-первых, вспомнил себя, а, во-вторых, составил общую картину произошедшего. Подробности же если и вспомнятся, то точно не сейчас.
   Собственно, картина получилась преинтересная. Я всё-таки убил этого ловца душ, спалив к Чернуху с ним вместе всё озеро. Интересно, выжил ли в этом локальном светопреставлении мой необычный спутник? Очень хотелось бы надеяться на положительный ответ. Он, кажется, обещал прояснить природу теневой твари и ответить на все интересующие меня вопросы. Да и привык я к этому типу, что уж там; с ним всяко веселее, чем одному.
   Одно не даёт покоя, количество техники и службистов. Узнать о происшествии было не трудно: такие энергетические всплески всегда отслеживаются и тщательно проверяются. Искать виновника всплеска? Ищут; правда, в большинстве случаев находят хорошо если опознаваемое тело. Обычно подобные всплески происходят неконтролируемо, у молодых неопытных магов или у тех, в ком дар спал слишком долго и не был вовремя обнаружен, а вероятность выжить без практики работы со стихией в этих случаях ничтожно мала. Но для этого достаточно прочесать эпицентр отрядом бойцов человек в двадцать.
   Нет, технику нагнали явно не по мою душу, а на меня самого наткнулись едва ли не случайно. Выгоревшее озеро само по себе, конечно, могло бы заинтересовать каких-нибудь учёных, но отнюдь не СОБ, причём так быстро и с привлечением огромных ресурсов. Вывод напрашивается один: разведчики наткнулись на нечто весьма и весьма необычное. От той тени остался труп? Или...
   Вот здесь возможно огромное количество вариантов, гадать совершенно бессмысленно. А попытки выяснить чреваты неприятностями; уж где-где, а в СОБ работают редчайшие специалисты по созданию этих самых неприятностей простым смертным.
   Ещё хотя бы знать, с чем я всё-таки столкнулся! Можно было бы предположить, что от него могло остаться. А так...
  
   Я открыл глаза и повернул голову на тихий шелест и звук шагов. В палатку вошёл давешний подмастерье с висящей через плечо сумкой с характерным медицинским красным крестом.
   - А, Вы уже очнулись! - искренне обрадовался он. - Это хорошо. Как самочувствие? Вы понимаете, где находитесь?
   - Да, спасибо, мне хватило времени прийти в себя, - я слегка кивнул. Слабость в теле всё ещё оставалась, но каждое движение теперь не казалось подвигом. - Офицерская палатка в лагере на берегу Кривого Озера. Точнее, того котлована, в котором оно раньше было. По сравнению с прошлым пробуждением самочувствие отличное, только голова немного болит.
   - То есть, помощь целителя-менталиста вам не нужна? - уточнил он, присаживаясь к стоящему рядом столу и доставая из планшета желтоватые листы бумаги.
   - Спасибо, не надо, - вежливо отказался я, мысленно добавив, что СОБовского целителя-менталиста я до своей головы в сознательном состоянии не допущу.
   Больше целитель вопросов не задавал; провёл диагностику, остался доволен результатами, записал что-то и, сообщив, что сейчас мне принесут поесть, вышел.
   Рядовой с обещанным подносом как будто дежурил снаружи, ожидая появления целителя, потому что появился сразу же. Он представился, спросил разрешения войти. Торопливо поставив поднос на стул, подвинул его к моей кровати, отсалютовал, и, точно так же поспешно спросив разрешения выйти, почти что выбежал наружу. Всё это время парнишка смотрел на меня со смесью ужаса и обожания.
   Неужели его так впечатлили причинённые мной разрушения? Конечно, явно совсем зелёный ещё мальчишка, только призвавшийся. Но, мне кажется, после войны уже мало кого можно удивить подобным... или просто на передовой примелькались разрушения, и поистине чудовищная сила боевых офицеров не вызывает оторопи? Я ведь ещё неплохо помню себя во время учёбы, в первые годы службы. Я, кажется, тоже с трудом верил в возможность существования людей, в одиночку способных управлять такими силами. Всего несколько лет прошло, и - пожалуйста, я сам уже живой пример.
   Точнее, "чуть живой", если судить по физическому состоянию; я едва сумел приподняться вместе с подушкой в полусидячее положение. Кажется, переоценил я своё сегодняшнее самочувствие, не так уж сильно оно отличается от вчерашнего. Но жаловаться всё равно не на что: велика была вероятность вообще не очнуться, перенапрягшись. Или утонуть и быть сожранным той сущностью, что, наверное, куда хуже просто смерти.
   Приступить к еде я не успел; нагрянул новый посетитель. Я дёрнулся, намереваясь вскочить с кровати, и машинально выискивая взглядом фуражку.
   - Да лежи уж, Стахов, не дёргайся, - заметив мой манёвр, посетитель, усмехнувшись в усы, махнул рукой, озираясь в поисках ещё одного стула.
   - Здравья желаю, товарищ гвардии генерал-полковник, - отсалютовал я, лёжа в кровати. Неожиданный посетитель всё же нашёл стул, поставил его рядом с моей кроватью, с кряхтением, тяжело опираясь на спинку, присел на него боком и пристально уставился на меня.
   С минуту мы поиграли в гляделки; признавая боевую ничью, начал говорить он.
   - Сукин ты сын, Стахов, - почти ласково, с насмешливой отеческой улыбкой сообщил мне старик.
   - Не понимаю, товарищ гвар...
   - Да прекрати ты уже! - недовольно поморщился он. - Ещё все регалии начни перечислять, чтоб я окончательно себя старым пнём с ушами почувствовал. А то я без тебя не знаю, что пень, - он хмыкнул. - А что не понимаешь - дело поправимое, я к тебе за этим и зашёл. Удивлён, небось?
   - Не каждый день персонально к тебе командующий военным округом приходит, чтобы лично обозвать сукиным сыном. Удивлён? Не то слово! - максимально честно ответил я. Потому что... а как с ним ещё можно разговаривать?
   Генерал-полковник Стапан Иланович Суровый - личность легендарная, колоритная и лично мной бесконечно уважаемая. Да что там, мной; на этого обрюзглого еле ходящего старика молится едва ли не вся армия. Ходят разговоры, что без него мы войну могли и не выиграть. Конечно, преувеличение; выиграли бы, никуда б не делись. Вот только какой кровью и когда?
   Суровый полностью оправдывает свою фамилию; он резок, деспотичен, не прощает ошибок. Но при этом к себе требовательней, чем ко всем окружающим, вместе взятым, а ошибки даёт возможность исправить или искупить. В жизни прямолинеен, терпеть не может "разводить политесы" и совершенно аховый дипломат; абсолютно не умеет лебезить перед начальством и, если что-то не так, высказывает в лоб. Буквально из уст в уста среди командного состава передаётся история о том, как в апреле 1907 года, когда положение наших войск было наиболее пугающим за всю войну, и злые языки пророчили скорое поражение, на совещании в ставке Суровый оружием угрожал слишком на его взгляд пораженчески высказавшемуся Главнокомандующему, грозясь расстрелять того за дезертирский настрой, подрыв морального духа и неверие в Красную армию. Расстрелять не расстрелял, да и вряд ли на самом деле попытался бы, - подобный поступок уж точно подорвал моральный дух куда надёжнее любых высказываний. Но, говорят, это выступление произвело неизгладимое впечатление на Главнокомандующего, и, можно сказать, привело его в восторг. Во всяком случае, именно тогда Суровый был назначен командующим Западным округом и Центральным фронтом, который тогда уже почти весь был в руках доманцев, а наши войска неуклонно отступали.
   Тут вовсю ширь развернулась другая черта прямолинейного генерала; военный гений, компенсировавший полное отсутствие житейской хитрости. Почему Сурового, отлично зарекомендовавшего себя во время Гражданской войны, участвовавшего ещё в царские времена во множестве военных конфликтов и не понёсшего ни одного серьёзного поражения за время своей карьеры, не назначили на Центральный фронт сразу? Как обычно, виной всему политика и предвзятое отношение к человеку, когда-то успевшему повоевать за царя. Не все могут понять, что воевали не только и не столько за царя, сколько за Родину, за офицерскую честь. Правда, хуже, когда отлично понимают, но плюют, используя общеизвестный факт как дополнительную карту в политическом раскладе.
   Мне доводилось несколько раз пересекаться с этим человеком, уже в последние два года войны, когда мы с полковником Гибиным командовали семнадцатым отдельным пехотным полком. Так принято ещё со времён Гражданской: общее руководство военными силами осуществляют командиры, а офицеры составляют параллельную командную вертикаль, обеспечивая магическую поддержку армии. То есть, офицер не вмешивается в командование подразделением до тех пор, пока нет магической опасности, или она не выходит за рамки учтённого в планах.
   - Гляди-ка, он ещё и радуется чему-то! - недоумённо хмыкнул Суровый. - Заварил ты кашу, Стахов, ох, какую крутую кашу! Скажи мне вот что, обермастер. Как у тебя отношения со Службой?
   - К счастью, никак, - я пожал плечами. - Я стараюсь избегать лишних контактов с ними и не привлекать к себе внимания. За последнее время пришлось пересечься только один раз, чуть меньше месяца назад.
   - Ты про ту псарню? Да не к чему им там придраться, не волнуйся, - поморщился генерал. Я несколько опешил; нет, наверное, командующему округа должны были докладывать о подобном происшествии, и он вполне мог запомнить главного виновника - на память, насколько я знаю, Стапан Иланович не жаловался никогда, - но причём тут вторая реплика?
   - А почему они должны были попытаться придраться? - уточнил я и по мрачному взгляду генерала понял: вопрос был правильный. Суровый внимательно разглядывал меня несколько секунд, будто пытаясь проглядеть насквозь, потом снова поморщился.
   - Не лезь ты в это дело. Меньше знаешь - крепче спишь. И подозрения свои при себе оставь. Ты и так сейчас вляпался по фуражку. Какой леший потащил тебя к этому озеру?! - он удручённо вздохнул, покачав головой.
   - Вы же сами участвовали в составлении приказа "О возвращении", - ответил я.
   - Да участвовал, участвовал. Накладки, они всегда бывают. В общем, объясняю диспозицию, сынок. Не знаю уж, что ты убил в этом озере; надеюсь, знаешь ты, потому что тебя жаждут видеть СОБовские дознаватели, и придумай, пожалуйста, более-менее вразумительный ответ в любом случае. Эти ребята не любят сочетание слов "не знаю". Самое главное, под озером обнаружили такое, что... Ну, да, в общем-то, - осёкся на полуслове генерал. - С тебя они вряд ли смогут что-то спросить по этой теме. Но в дальнейшем очень советую выбирать дороги попрямее, с наименьшей вероятностью наткнуться на что-то опасное. Ещё лучше - отказаться от отпуска и вернуться в расположение. Хотя, ты же ведь не послушаешься. Чтобы не мучился вопросом "а зачем, собственно, я понадобился этому старикану?", отвечаю. Хотел пообщаться и дополнительно предостеречь; уж в очень неудачные места тебя заносит судьба после войны. Ладно, некогда мне тут с тобой, герой. Пойду. А ты ешь, силы восстанавливай; и так, поди, остыло всё.
   И, вновь махнув рукой на мои попытки подняться и попрощаться по уставу, генерал-полковник вышел, оставив меня недоумевать в гордом одиночестве.
   Да Чернуха им всем на хребет! Что вообще происходит вокруг?! И что могло быть в этом несчастном озере, так сильно заинтересовавшее Службу? Невиданный источник энергии? Портал на изнанку? Сверхсекретный доманский бункер? Прав Суровый, это ж надо было так вляпаться!
   - Ил... - раздался, прерывая мои мрачные раздумья, крайне смущённый голос из-под кровати. - Ты... извини меня за вчерашнее, ладно? Это, наверное, инстинкты.
   - Я рад, что ты остался жив, - с облегчением ответил я. Опомнившись, торопливо принялся за еду; а то вдруг дознавателям тоже неймётся, и они заявятся прямо сейчас. - Ты очень вовремя вернулся. Расскажи мне про этого ловца душ, чтобы я хотя бы примерно представлял, о чём с СОБовцами говорить.
   - Может, лучше честно сослаться на незнание и действие по обстоятельствам? - предпринял он робкую попытку уйти от ответа.
   - Как мудро заметил Стапан Иланович, эти товарищи очень не любят ответа "не знаю". Слишком уж он однозначный. И, знаешь ли, как правило действительно скрывает за собой нежелание отвечать. Так что рассказывай. Кто ты такой, откуда взялся, что это за ловец душ и как я его, Чернух побери, всё-таки убил?
   - Ну, первый вопрос простой. Кто я и откуда взялся, я и сам понятия не имею, - хмыкнул он. - Никаких личных воспоминаний до того момента, как я пришёл в себя в этом мире, у меня нет. А пришёл в себя я за пару дней до знакомства с тобой. Это что касается моей личности. По поводу сущности тоже очень мало что могу сказать. Я тень. Мне комфортнее ночью, а под прямые солнечные лучи или просто под прямой свет я не могу высунуться чисто физически, будто какая-то упругая стенка не пускает. Правда, есть подозрение, что при большом желании можно через эту стенку перебраться, но мне очень и очень не хочется. Не страшно, а... такое ощущение, что это приведёт к каким-то очень нехорошим последствиям. Причём не только для меня.
   Что касается моего умения убивать... Тени могут поглощать друг друга; я именно так и перемещаюсь, поглощаемый тенями. Просто когда это делает несознательная, "обыкновенная" тень, поглощение частичное. Как, например, ты ныряешь в воду; ощущения, как мне кажется, похожие. А я могу поглощать тени окончательно, и существо, лишившееся тени, очень быстро умирает. Я попробовал это на одном живом доманце. Уничтожить существо без тени я тоже могу, но это гораздо труднее, и я просто не смогу описать этот процесс в понятных тебе выражениях. Какую-нибудь несложную нежить или нечисть убить проще, мага... я не уверен, что мне хватит сил на кого-то опытнее лейтенанта, да и не факт, что на него-то хватит. Тут дело в сознательности использования человеком стихии.
   Собственно, теперь тебе понятно, почему я так испугался той твари. Она легко могла сожрать меня и, думаю, вполне могла бы подзакусить тобой. Но ты как-то её убил. Как - тоже не спрашивай. Не знаю, поможет ли тебе, но я знаю о Ловце следующее. Это очень и очень сильная тень - ну, да ты видел его размеры. Он не может далеко передвигаться, живёт, как правило, на одном месте. И он там что-то охранял. Что-то очень важное. Я пытаюсь вспомнить, что, но сознание на этом месте начинает расплываться, теряется ориентация в пространстве. В общем, наверное, подходит определение "начинает кружиться голова", если оно ко мне вообще может быть применимо. Могу сказать почти точно: разбудили его доманцы. Потому что он тут наверняка давно, и если бы бодрствовал, деревни бы не осталось задолго до их прихода. Собственно, вот и всё.
   По окончании исповеди из-под кровати раздался печальный вздох. А я обнаружил, что, пока слушал, в задумчивости успел доесть всё, что принесли, и даже не могу вспомнить, а что именно я съел?
   - А чем я такой особенный? Ты пару раз упоминал, что я - это совершенно другое дело.
   - Понятия не имею, - грустно отозвался Тень. - Если к остальным магам я могу хотя бы... кхм... Как бы поточнее выразиться? Пусть будет "подключиться". В общем, ты для этого самого подключения недоступен. Совершенно. Понятия не имею, почему. Может быть, я - не свободная тень, а твоя тень? - он нервно хмыкнул.
   - Я, как ты понимаешь, тем более не знаю, - я вздохнул и сполз обратно в горизонтальное положение. Подушка сбилась, но мне было чудовищно лень её поправлять. - И, раз меня пока никто не собирается допрашивать, я лучше посплю. И ты отдыхай. Или прогуляйся.
   Последнюю рекомендацию я пробормотал уже засыпая. Иначе - хочется верить! - догадался бы не предлагать подобного времяпрепровождения своему любопытному приятелю.
  
   Проснулся я в темноте от того, что меня громко звали по имени.
   - Илан! Да сколько ж можно? Просыпайся! Там такое, такое!!
   - Да что ты разорался посреди ночи? - проворчал я. - До утра это не подождёт?
   - До какого утра?! Ил, ты вообще понимаешь, что говоришь?! Как можно ждать до утра? Ты... ты...
   - Ладно, - оборвал я вопли тени. Раньше он как-то приличнее себя вёл, а тут - то паникует, то... вообще не понятно. Что ж его так выбил из колеи этот ловец? - Я проснулся. А теперь досчитай до десяти и обратно, и начинай спокойно и без истерик рассказывать, что случилось.
   - Тьфу! Да ты понимаешь, что...
   - Не понимаю! - не выдержав, рявкнул я. - Потому что ты уже несколько минут только орёшь, и ни одной внятной фразы я от тебя не услышал!
   - Извини, - стушевался Тень и, перестав маячить жутковатой объёмной фигурой над моей кроватью, стёк под неё на пол. - В общем, пробрался я туда, за кордоны.
   - За какие ещё кордоны?
   - Ну, помнишь, я говорил, что ловец душ что-то охраняет? Так вот, СОБ нашли это "что-то" и выставили там такую охрану - ужас! Толпы народу, светло как на хирургическом столе. Еле пролез - хорошо, там не одни только офицеры, есть и простые смертные без магических способностей. Илан, там портал! - торжественно, с придыханием сообщил он.
   - Что за портал и куда? - я устало вздохнул, понимая, что уходить от этого озера надо как можно быстрее и как можно дальше. Уж больно нервным стал мой необычный спутник в этих краях. А там, глядишь, на свежем воздухе оклемается.
   - А... - кажется, своим простым вопросом я поставил его в тупик. - Не знаю, - растерянно вякнул он и окончательно смутился. - Ну, Илан, я чувствую, что нам надо туда! Мне кажется, это портал на Изнанку, или ещё куда-то... ну, не просто же так его охраняла тень, правильно?
   - Послушай сам себя и пойми, что ты несёшь полную ахинею, - ворчливо отозвался я. Нет, в таком варианте Тень, определённо, начинает раздражать. - Во-первых, даже если это действительно портал на Изнанку, что мы там забыли? Вернее, не так. Ты-то понятно, у тебя вообще, чувствуется, с головой беда, особенно обострившаяся после встречи с ловцом душ. Но мне что там делать? Я не контуженый авантюрист и не исследователь-первопроходец, я кадровый офицер! И я собираюсь добраться до родного города и отдохнуть положенное время, после чего вернуться в расположение части и продолжить службу. Если так хочется, иди один, я тебя чисто физически не смог бы удержать, даже если бы очень захотел. Во-вторых, даже если бы я, как и ты, рвался в этот портал с упорством шизофреника, ты понимаешь, что прорываться через кордоны СОБ - это самоубийство? Я, насколько ты знаешь, по теням хорониться не умею. Или ты уже научился и окружающих в своё двумерное состояние переводить?
   - Нет, - он грустно вздохнул. - Но я не могу сам активировать портал, я же тень! Да и не знаю я, как это делается...
   - А я, стало быть, знаю? - со всем возможным ехидством поинтересовался я. - Послушай, если тебе так уж хочется пролезть в этот портал, оставайся здесь! Уж Тень, где спрятаться, для тебя найдётся всегда. Службисты упорные, рано или поздно они туда точно пролезут.
   - Нет, я один не хочу, - проворчал он. - Я к тебе привык. А тебе что, совсем не любопытно?
   - Представь себе, нет. И если бы точно так же нелюбопытно было службистам, мне было бы гораздо спокойнее. Потому что не просто же так подобное существо охраняло этот портал? И не случится ли чего-нибудь крайне нехорошего, если этот портал активизируют? Я уже начинаю убеждаться, что лучше мне было не рыпаться, а позволить ловцу себя сожрать. Остаётся уповать на то, что СОБовцы, насколько я знаю, не имеют привычки лезть в пекло без разведки и тщательной проверки данных. То есть, в отличие от тебя, они не сунутся в портал, который ведёт вообще неизвестно куда, да ещё и запечатан. Так что, если ничего стратегически выгодного они там не найдут, есть шанс, что они ничего не испортят. А вот если я послушаюсь тебя, смогу каким-то чудом пройти кордоны и активировать этот переход, может случиться Рос знает что. Я достаточно полно ответил на твои вопросы?
   - Да, - нехотя откликнулись из-под кровати. - Ты прав. Но ведь это же так интересно!
   - Знаешь, что-то подсказывает мне, что в этот мир ты попал именно таким образом. Тебе было интересно, и ты куда-то сунулся не глядя. И теперь торчишь тут с потерей памяти, - я хмыкнул.
   - То есть, этот портал может вообще вести ко мне домой? - явно заинтересовался он. Я вздохнул, мысленно укорив себя за поспешность собственного языка. - Вообще, логично. До сих пор мы с тобой не встречали ничего, подобного мне, и никаких упоминаний. То есть, я существо явно инородного происхождения. И про ловца душ ты никогда ничего не слышал, а я откуда-то про него знаю. Я теперь даже, кстати, вспомнил ещё одно; он умеет создавать сложные иллюзии с участием поглощённых душ, вроде как кукольный спектакль.
   - Деревня Кривое Озеро, - кивнул я. - Это всё ставит на свои места. Но, возвращаясь к порталу, откуда ты можешь знать, что это именно нужный тебе? Ведь ты очнулся далеко от этого места. Так?
   - Ну, кажется, да, но я уже говорил, что могу преодолевать очень быстро огромные расстояния, и с трудом ориентируюсь на местности, так что я вообще не знаю, где именно очнулся. Тем более, что первое время я просто осваивался и пытался понять, что я такое и где я нахожусь, - он шумно вздохнул. - Не переживай, первая волна интереса угасла, и ты меня убедил, что это глупо - соваться абы куда без всякой информации.
   - Хвала богам, ты наконец-то вернулся к своему здоровому состоянию. Может быть, теперь ты позволишь мне поспать? Подозреваю, утром мне светит общение с СОБовскими дознавателями, а это редкое удовольствие, особенно в свете того, что я успел за сегодня от тебя узнать.
   - Да, извини. Спи. А я пойду, послушаю, что происходит в мире, - голос прозвучал уже откуда-то от входа в палатку.
   Утром я, вполне оклемавшийся, встретил дознавателя, что называется, полностью подготовленный. Не лежащи в кровати, а одеты по форме и не шатающимся от слабости. Проанализировав своё состояние, пришёл к выводу, что физически уже готов отправиться дальше. Оставался только один разговор, причём не факт, что после него меня отпустят.
   Дознаватель пришёл часов в девять утра. Это был интеллигентного вида светловолосый полноватый мужчина в очках, с тихим голосом и обстоятельной манерой речи. Он производил впечатление человека дружелюбного, мягкого и несколько стеснительного. Но, во имя богов, когда дознаватель СОБ в звании мастера соответствовал своей внешности? Какая уж тут мягкость и стеснительность! Они могли быть присущи ему разве что где-то в далёкой юности, и там же должны были остаться.
   - Доброе утро, товарищ гвардии обермастер, - он неуверенно отсалютовал. Я ответил тем же. - Мастер дознаватель СОБ Миролев Косаревич Озерский. Как Ваше самочувствие? - участливо осведомился он. Вот это, конечно, номер. Дознаватель Службы с княжеской фамилией - мягко говоря, неожиданно. Интересно, сколько ему пришлось доказывать свою непричастность к этому известному роду? Или он всё-таки его представитель, и каким-то чудом умудрился дослужиться до мастера? Да что там, вообще попасть в СОБ! В таком случае он должен быть, мягко говоря, весьма незаурядной личностью.
   - Благодарю, гораздо лучше, - я решил поддержать манеру разговора оппонента, и занял в диалоге выжидательную позицию. Пусть лучше сам спрашивает всё, что нужно; тогда больше шансов не сказать что-нибудь лишнее. Правда, вряд ли у меня получится хоть что-то оставить при себе, если этот человек постарается. Жизненный опыт подсказывает, что с подобными типами надо быть осторожнее, чем со вчерашней тенью. - Присаживайтесь, чувствуйте себя как дома.
   Мы устроились за столом. Озерский разложил какие-то документы, мелькнула пара фотокарточек, но их содержимого я различить не успел. Дознаватель откинулся на спинку стула, подняв взгляд на меня, и тут же слегка заныло в висках. СОБовец виновато улыбнулся.
   - Простите за неудобства. Расслабьтесь, пожалуйста, и постарайтесь не сопротивляться: это не доставит нам обоим удовольствия, да и никакого толку не будет. Сами понимаете, особенности процедуры.
   Процесс допроса всегда сопровождается ментальным сканированием. Любой человек с магическим талантом, и очень часто - даже без, чувствует это сканирование, и приятным ощущение назвать нельзя. Чем сильнее противодействие, тем сильнее начинает давить менталист. А в этих схватках я СОБовскому мастеру дознавателю, мягко говоря, не соперник. Поэтому я постарался последовать рекомендации Озерского и расслабиться. Ломить в висках перестало, осталась просто тяжесть; я всё равно продолжал нервничать. Не люблю, когда копаются у меня в голове.
   Дознаватель лишь удовлетворённо кивнул и понимающе улыбнулся уголками губ - естественно, мою нервозность он заметил, и ничуть не удивился. Вряд ли вообще существуют люди, спокойно относящиеся к процедуре ментального сканирования.
   В принципе, глубоко в память залезть дознаватель вот так просто не может. Для подобной проверки нужен сложный ритуал и, разумеется, специальная санкция, которую не так-то просто получить. А вот такое, стандартное ментальное сканирование, позволяет слышать эмоциональный фон объекта и улавливать некоторые поверхностные мысли. При достаточной сноровке этого вполне хватает.
   - Вы, я думаю, догадываетесь, о чём пойдёт речь?
   - Надо полагать, о случившемся со мной на озере, - я кивнул.
   - С чего Вы решили? - полюбопытствовал он. Я понял, что таким образом Озерский может продолжать допрос очень долго, и решил ответить развёрнуто.
   - Послушайте, товарищ мастер, я всё-таки не идиот, по сторонам смотреть умею. Совершенно точно, здесь под озером нашлась какая-то очень серьёзная и интересная вещь, иначе здесь не было бы Вас и такого количества Ваших коллег. Простая логика подсказывает, что это явно имеет отношение к некросам; может, какой-то бункер, или новая разработка. Или, что ещё вероятнее, некросы сами наткнулись тут на что-то, сделанное задолго до них. Этот вывод просто следует из облика встреченной и убитой мной твари - я не вспомню подобного ни из истории, ни из учебников, ни даже из рассказов сослуживцев и посторонних знакомых, включая всяческих дедушек-сказочников. Оно не пахло нежитью, да и весьма сомнительно, что настолько сложные и перспективные разработки дроманцы вели бы на свежезахваченной территории.
   - Не надо так горячиться, - мягко качнул головой Озерский. - Я понимаю, Вам, боевому офицеру, весьма неприятно подвергаться допросу. Но не воспринимайте это как допрос: нам просто необходимо разобраться. Дело в том, - думаю, Вам можно об этом рассказать, всё-таки находка произошла почти исключительно благодаря Вам, - что мы пока ещё сами не понимаем, что именно нашли. Поэтому любая информация может быть полезна. Поэтому расскажите по порядку, как именно вы наткнулись на это существо, как оно выглядело, и как именно Вы его убили.
   Я кивнул, сосредоточился и принялся за пересказ.
   При общении с дознавателем лучше непрерывно говорить, делать как можно меньше пауз. Когда говоришь, сложно отвлечься на что-то, кроме слов. А вот опытный дознаватель способен пространно рассуждать на любую тему, при этом тщательно сканируя один, а то и несколько объектов. Так что, чем бодаться, лучше просто немного нервничать и спешить: это вполне естественное поведение.
   Из этих соображений, вбитых в меня когда-то давно одним опытным командиром, а ещё из желания поскорее отделаться от неприятной процедуры, я рассказывал подробно, не забывая про детали. Озерский почти не задавал вопросов и не просил меня говорить короче.
   Я сразу объяснил мотивы, приведшие меня на развалины этой деревни. Дознаватель, отдать ему должное, не стал придираться к моему любопытству и тому факту, что о своих подозрениях я никого не поставил в известность; даже наоборот, весьма одобрительно кивнул. На всякий случай я описал даже того старика с телегой, который показал мне нужный поворот. Упомянул мгновенное головокружение на подходе к лесу. Подробно остановился на описании деревни, даже вспомнил свои эмоции по этому поводу. Пересказал разговор с девушкой у колодца и все обстоятельства своего краткого пребывания в деревне.
   Потом дошёл до описания ночного вида на деревню, и вот тут дознаватель разразился целым потоком уточняющих вопросов: как выглядел туман, распространялся ли он на деревню, были ли на небе облака, видел ли я среди призраков домов людей - хоть в каком-то виде. Точно так же подробно он расспрашивал меня об облике теневой твари и её поведении, короткой драке на суше и ещё более короткой драке под водой.
   - А скажите, Илан Олеевич, Вам знакомо имя некоего Лихея Архарова? - совершенно внезапно, уже начав складывать бумаги, и я перевёл дух, поинтересовался дознаватель. Вопрос оказался неожиданным, и с ответом я замешкался, судорожно пытаясь вспомнить, а кто это, собственно, такой.
   - Знакомо, но я никак не могу вспомнить, - наконец, заговорил я. - Хотя, минуту! - меня наконец-то осенило. - Кажется, именно так звали того подмастерья, что приехал забирать поводок псарни в Пеньках, несколько недель назад.
   - У Вас неплохая память на имена, - задумчиво кивнул он.
   - Выработана годами практики, - машинально отмахнулся я, пытаясь сообразить, почему мне задали сейчас этот вопрос.
   - А скажите, Вы никогда не видели его до того случая? Или уже после? И какое он произвёл впечатление?
   - Если встречал, то не запомнил - у него не настолько примечатная внешность. Впечатление произвёл положительное. Но мне показалось странным его поведение: он не задал никаких вопросов, и даже не стал смотреть место привязки и останки псарни, - без раздумий выложил я. Если дознаватель в таком звании "между прочим" интересуется тем недавним происшествием... Вряд ли в том деле мной были затронуты какие-то интересы Службы. А если кто-то прикрывался её именем, то и подавно лучше быть максимально откровенным. При всей моей неприязни к этой организации, быть пособником диверсантов или изменников Родины нет никакого желания. Это не политагитация и не её плоды, как любят кричать злые языки, особенно среди эмигрантов. Я просто люблю свою страну, и не позволю всякой сволочи распоряжаться здесь по-хозяйски.
   - А что ещё показалось Вам странным в том случае? - явно заинтересовался дознаватель.
   - Поведение оберлейтенанта Уны Колко, целительницы, которая, по её словам, пребывала там в отпуске, - и я в подробностях пересказал и встречу с девушкой, и собственные подозрения.
   Кажется, эта история интересовала дознавателя куда больше, чем озеро. Озерский много спрашивал, очень много уточнял. Попросил словесные портреты всех участников тех событий, некоторые моменты переспрашивал по нескольку раз. И очень много записывал. Каллиграфически идеальные буквы покрывали серую вторичную бумагу, разлинованную под стандартные бланки, с умопомрачительной скоростью.
   Наконец, видимо, узнав всё, что было ему нужно, дознаватель принялся неторопливо и обстоятельно собирать свои документы, разделяя их на несколько папок.
   - Скажите, Илан Олеевич, а какие Ваши дальнейшие планы?
   - Мои планы? Вы же знаете двести семнадцатый приказ, а я не демобилизован, я нахожусь в отпуске. Соответственно, планы мои вполне предсказуемы: следовать дальше по установленному командованием маршруту, после чего некоторое время отдохнуть в родном городе, дождаться приказа с новым назначением и отбыть к месту службы.
   - Не стоит так волноваться, товарищ гвардии обермастер, - понимающе улыбнулся дознаватель, а я едва удержался от раздражённой гримасы. СОБовцы, у всех одна школа, у всех одна манера общения, пусть и с некоторыми различиями. - Я ни в чём Вас не подозреваю. Просто может возникнуть необходимость в уточнении каких-то моментов Ваших показаний.
   - Мой шар связи всегда при мне, - я пожал плечами.
   - Да, действительно, - он усмехнулся каким-то своим мыслям. - Всего хорошего, Илан Олеевич, ровной дороги, - Озерский кивнул и вышел.
   Я некоторое время стоял неподвижно, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, потом проворчал себе под нос:
   - Ненавижу службистов! - я чувствовал себя выжатым и опустошённым. Похоже на позавчерашнее состояние, только там усталость была физическая, а тут - моральная.
   - Мне кажется, он это понял, - тут же последовал ехидный комментарий из-под койки.
   - А, ты уже здесь? - я раздосадовано махнул рукой на собственные эмоции и принялся за ревизию вещмешка, обнаруженного тут же. - Как ночная прогулка?
   - Да никак, - он печально вздохнул. - Никто ничего так и не придумал касательно портала. - Я удовлетворённо кивнул: подозрения оправдывались. Службисты, может быть, и неприятные личности, особенно ввиду личных способностей и практически всемогущества организации, но идиоты там, как правило, не выживают. - А это действительно очень неприятно? Ну, процедура дознания.
   - Очень мало кому нравится вторжение в собственные мозги. А опытные менталисты по-другому на близком расстоянии общаться не могут: если он сосредотачивается на человеке, то начинает его "щупать". Вообще их, наверное, даже можно в связи с этим пожалеть; но я воздержусь от подобной сентиментальности, увольте. Давай, выползай из-под кровати, очень мне не хочется надолго тут задерживаться. Объяснить, почему? - я насмешливо хмыкнул.
   - Есть предположение, но я с удовольствием послушаю.
   - Когда тобой интересуется Служба, - а я почти уверен, что меня, как говорится, уже "взяли на карандаш", - лучше находиться подальше от мест повышенного скопления этих товарищей.
   - А разве это поможет? - поддел меня Тень.
   - Нет. Но мне так будет спокойнее.
   Из лагеря я ушёл без каких-либо эксцессов. Поговорил с тем целителем, который меня приводил в чувство, и, закинув на плечи вещмешок и скрутку с шинелью, торопливо двинулся к памятной дорожке. Поднимаясь на пригорок, не удержался и оглянулся на котлован.
   Внутри что-то болезненно сжалось. Три наслаивающихся друг на друга в памяти пейзажа вызывали тоску и почти страх. Уютная деревня между холмами, пропахшее смертью пепелище и то, во что эта местность превратилась теперь. Мёртвая пустыня, один из многих шрамов на теле земли, оставленных войной. Сколько времени понадобится, чтобы он затянулся? Да, ручьи наполнят мёртвое озеро, может быть, даже пробьются сквозь спёкшуюся корку ключи. Только живым оно от этого не станет. Холодный пустой водоём с прозрачной водой на краю давно мёртвой деревни.
   Наблюдая подобные картины, я понимаю, почему меня и мне подобных так боятся простые люди.
   Я развернулся и, уже не оглядываясь, двинулся вверх по дороге. Сейчас её уже было сложно назвать заброшенной - военная техника и трактора прошлись по ней явно в больших количествах.
   Да, пожалуй, я поторопился с выводами. Люди не дадут озеру восстановиться даже в том жалком виде, в каком это могло случиться естественным путём за не столь уж большой промежуток времени.
  
  -- Встреча третья. Эхо войны.

Время встречи - 22 августа 1912 года от Восхождения Богов. Место действия - окрестности посёлка Лесное Тарасовской области.

  

"...Тот, кто размешан с живою водою

выплеснут в лужу и предан забвенью;

я отправляюсь в леса за тобою,

чтобы успеть к твоему возрожденью."

  
   Громкий лязг и грохот нагнал меня гораздо раньше, чем сам сухогруз. Длинная огромная машина, перебирая множеством железных конечностей, пылила по дороге, возвещая о своём движении за несколько вёрст, пугая птиц и прочую живность.
   По посадке было видно, что машина нагружена под завязку, и даже больше. Кроме того, сухогруз был явно старый, ещё дореволюционный: современные столько шума не производят. Впрочем, это подтверждалось и внешним видом: неуклюжие очертания, простая череда квадратных ящиков, скреплённых между собой, и два ряда суставчатых ног. Современные машины куда аккуратнее и всё больше похожи на насекомое-прототип, скалапендру.
   Старик же явно видал и лучшие годы: некоторые лапы заедали, сбивались с такта, одна нога (к счастью, не из ведущих) и вовсе была поджата под брюхо.
   Без особой надежды я поднял руку, прося взять на борт. Перемещаться на попутках сподручнее, да и веселее, но этот может и не остановиться - пока затормозишь такую громадину, пока потом опять раскочегаришь...
   Но водила, видимо, тоже заскучал: сухогруз принялся сбрасывать скорость и упираться в землю всеми конечностями поочерёдно. Естественно, остановился он отнюдь не рядом со мной, и пришлось пробежаться вдоль побитого ржавчиной борта.
   Пока я добрался до кабины, водила уже выбрался наружу по трапу (в отличие от обычных пассажирских самоходок, и даже тракторов, сухогрузы на брюхо ложиться не умеют) и придирчиво ощупывал ближайшие ноги своего старого товарища, иногда отечески по ним похлопывая. На рысцой спешащего меня он смотрел с некоторым снисхождением, но вполне добродушно.
   Форму я ни на что менять не стал - хотя бы потому, что особо и не на что, да и для дальней дороги она куда удобнее любой альтернативы, - но погоны с неделю назад всё-таки снял. Поскольку я в отпуске, это вполне допустимо, а передвигаться так куда сподручнее. Я ожидал положительного эффекта, но явно его недооценивал. Было неприятно осознать, насколько сильнее поднаторевший в воинских знаках различия народ сторонится обермастера при погонах, чем простого мужчину в офицерской форме неопределённого звания. Так что я временно самовольно присвоил себе внеочередное звание оберлейтенанта, и не пожалел. Нет, и до этого меня никто явно не избегал, но той лёгкости и доверительности, что появилась со сменой звания, не было.
   - Здоров будь, офицер, - поприветствовал меня мужик, протягивая широкую сухую ладонь. Он и сам был весь как эта рука - широкоплечий, низкорослый и костистый, про таких обычно говорят "коренастый". Серые глаза из-под густых бровей, правда, глядели будто бы недобро, но это компенсировалось широкой обаятельной улыбкой. - Вольдим Райков, команданте танковых войск в запасе.
   - И ты не хворай, командир! - я с улыбкой пожал протянутую руку. - Илан Стахов, оберлейтенант в отпуске.
   - Добро! - засмеялся он. - Отпуск дело хорошее. А что ж не демобилизуешься? Или не пускают вашего брата на гражданку?
   - Да они, может, и пустили бы, только уже после отпуска, - я пожал плечами. - Ты небось слышал, нас всех чуть не принудительно по домам отправили.
   - Ну, эхо войны, что ж поделаешь! - он развёл руками. - Погоди, поедем. Дай только ноги разомну, раз уж остановился, да покурю. Куришь? А-а, - насмешливо протянул он, когда я продемонстрировал ему извлечённую из кармана пачку: повезло несколько дней назад основательно запастись, так что я, можно сказать, шиковал. Я протянул ему, но Вольдим только отмахнулся, доставая кисет и папиросную бумагу. - Не люблю я всю эту покупную муть, - пояснил он. - Куришь, а как будто воздух один. То ли дело - добрый ядрёный самосад. Ну, то дело вкуса. А ты куда путь-то держишь?
   - Прямо, - я махнул рукой по дороге. - А там видно будет. Мне до дома далеко ещё.
   - Айда со мной. До Лесного подвезу, я туда еду. Заодно, кстати, подсобишь, если поймёшь, чем.
   - А что такое?
   - Да, понимаешь, чернушина какая-то творится. Вроде и ладно всё - ни мертвецов странных, ни болезней. А всё равно не так что-то. Ну, а не поймёшь - и леший с ним, хоть отдохнёшь по-человечески. Давно без передыху-то?
   - Зачем же? Ночами я всё-таки останавливаюсь поспать, - улыбнулся я.
   - Тю! Да то разве отдых? Недоразумение одно! Вот сейчас доберёмся, в баньке попаримся, поедим. Ты хоть пару дней у нас поживи, куда спешить-то?
   - И то правда, - отказываться от щедрого приглашения, тем более с баней, я не стал. Вот чего-чего, а хорошей баньки действительно не хватало.
   Мы докурили и полезли в машину.
   Узкий тёмный лаз вывел нас в кабину сухогруза, расположенную над первым звеном длинного металлического тела. Насколько я понимаю, подобная конструкция предусмотрена для того, чтобы водитель мог зрительно контролировать всю машину.
   Вот так, в кабине, на сухогрузах мне перемещаться не доводилось; только в грузовых, наспех переоборудованных отсеках. Впрочем, не сказать, что я много потерял. Кабина представляла собой очень небольшое тесное помещение с выпирающими отовсюду углами: кожухи приборов и механизмов, экраны кабелей, прочие элементы сложной конструкции. Очень не похоже на пассажирскую самоходку, зато весьма близко к внутренностям танка. Надо полагать, отставной танкист Вольдим чувствовал себя здесь как дома.
   Мест было три: для водителя, механика и штурмана-связита. Всё тот же танковый принцип, только башни со стрелком не хватает. А, впрочем, что удивляться? Ведь танки тоже люди делали, и, небось, на основе тех же сухогрузов.
   - Ну, обер, держись за фуражку, - напутствовал Райков, пуская машину в разгон. Хоть я поначалу и принял его слова за шутку, в фуражку вскоре вцепиться всё-таки пришлось. Я сразу осознал мудрость человека, придумавшего для танкистов головной убор в виде шлема. Если в танке трясёт хотя бы вполовину так, как в этом старом сухогрузе, не только фуражки - зубов лишиться можно! В танке за долгие годы службы мне покататься не пришлось, хотя внутрь в целях оказания посильной помощи механикам и залезал: сварку в полевых условиях не найдёшь, а опытный огневик вполне может заменить сварочный аппарат.
   Не знаю уж, чем здесь была вызвана такая тряска. Может, из-за высокого положения кабины: насколько я помню, в кузове подобной канители не было. А, может, и вовсе из-за почтенного возраста видавшего виды сухогруза. В любом случае, уже через несколько минут меня растрясло до полной потери ориентации в пространстве, а лязг и грохот, кажется, совершенно оглушили.
   До посёлка Лесного оставалось, насколько я помнил, не так уж много. Сняв в конце концов фуражку, я успел даже задремать, так что добрались быстро. Очнулся от внезапно наступившей тишины, в которой до сих пор чудились звуки работающих механизмов сухогруза.
   - Ну что, обер, вот и приехали. Пойдём, я груз сдам, да прогуляемся до моего дома.
   Вслед за отставным танкистом я спустился на твёрдую землю. Ноги гудели и слегка подрагивали, но в общем и целом состояние оказалось удовлетворительным. Пока Райков улаживал какие-то хозяйственно-рабочие вопросы, я погулял возле кабины сухогруза, размял ноги, покурил и огляделся.
   Лесное ничем не отличалось от большинства других населённых пунктов, по которым прошли армии некросов. За столько времени зрелище успело примелькаться, однако оставаться равнодушным всё ещё не получалось. Да оно и хорошо: равнодушны машины и нежить. А здесь... Как можно не принимать близко к сердцу потери, понесённые твоей родной страной, твоими согражданами и товарищами? Голод и работа до изнеможения в тылу, под лозунгами "Всё для фронта, всё для победы!". Страх и запах смерти на оккупированных территориях, которые местами превращались в сплошные кладбища. Пепелища, тучи мух и толпы крыс на линии фронта.
   Война никогда и никому не приносит счастья. Да и победа в большинстве случаев весьма относительная. Да, некросов надо было остановить любой ценой - иначе всему миру пришлось бы заплатить куда большую цену. Только вот... сколько мёртвых, сколько искалеченных судеб. Сейчас мы выжили. Но сколько ещё лет будут греметь отголоски этой страшной войны? Сколько лет страна будет оправляться от удара? Выжженные и вытоптанные пашни; целые гектары земли, превращённой магией смерти в голые пустыри, которым нужно очень долгое и трудное лечение. Разрушенные города и деревни, в некоторых из которых совсем не осталось живых, куда больше никогда не вернутся люди. И - миллионы погибших...
   Этому посёлку, можно сказать, повезло: он выжил. Здесь не было крупных сражений, по Лесному не прошли колонны танков, отряды некросов или пехота под прикрытием офицеров.
   Вот только тут и там торчали разрушенные и брошенные дома. Сгоревшие, превратившиеся в воронки от снарядов или боевых заклинаний. Навсегда оставленные, покосившиеся, с заколоченными окнами. Да и остальные, жилые, мало чем отличались от покинутых: покосившиеся стены, покорёженные крыши, кое-как залатанные неумелой рукой. Не до них было в войну. Так случилось - мужчины ушли...
   Мы воевали на женских плечах. Женщины собирали на заводах танки и самоходки, женщины не спали сутками в тыловых госпиталях, женщины убирали озимые, строили укрепления, тушили пожары. Женщины ждали. Боги, как же им пришлось нелегко! Ждать месяцами без каких-либо известий, в постоянном страхе, верить практически в чудо... Не хуже ли это, чем передовая?
   Как быстро пришлось взрослеть молодым девочкам, как быстро постарели ещё недавно молодые женщины над желтоватой грубой бумагой зачитанных до дыр писем и оплаканных похоронок!
   Я тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли. Что переживать о прошлом? Мы ведь победили. Мы выжили, и выживем снова. И так будет всегда, как бы ни было тяжело.
   Вдруг мой взгляд привлекла сгорбленная косматая фигурка, сидящая на ступеньках одного из домов неподалёку. За моей спиной были какие-то склады, чуть дальше виднелись не то коровники, не то свинарники. А напротив, за широким пустырём, уже начинались жилые дома, самая окраина посёлка. Как раз на крыльце одного из них, добротного и хорошо сложенного сруба, он и сидел. Дом был явно заброшен, глядел на пустырь тёмными провалами окон, хотя всё ещё выглядел вполне крепким.
   Испепелив в пальцах окурок, я двинулся к дому.
   - Ну, здравствуй, - вежливо поприветствовал я, опускаясь на корточки. Из-под лохматых бровей, с заросшего бородой лица на меня уставилась пара всё ещё внимательных глаз, уже подёрнутых белой плёнкой. В густой рыжей шевелюре белели целые клоки седины.
   - И тебе не хворать, чародей, - степенно откликнулся домовой. - Давненько в наших краях вашего брата не было.
   - Что случилось с хозяевами? Уехали?
   - Да кто в те дни просто так уезжал? - вздохнул он. - Хозяин, почитай, ещё в первый год войны погиб, а хозяйка с дитём не сильно дольше пожили: в лес убежали, не желала она под некросами проклятыми жить. Да там и сгинули, - он шмыгнул носом, утирая скупую слезу. - Хорошие они были. Я вот по старой памяти дом поддерживал, покуда мог, от мертвецов поганых прятался. А сейчас, видать, пора моя пришла, помирать скоро. Ну, да и ладно. Уже лучше так, среди живых, чем между мертвецами да их сворой! - задиристо проворчал он, стукнув маленьким сухим кулачком по коленке.
   Я, не говоря ни слова, выпрямился и, обойдя домового, вошёл в его вотчину. Дух проводил меня настороженным взглядом. Препятствий чинить не стал, но и следом не пошёл, ожидая развития событий.
   Я прошёл через пустые сени, не обратив внимания на оставшиеся там вещи. Моя цель была дальше, в светлице.
   Вышел я через пару минут, крепко сжав в руке небольшую деревянную фигурку. На пороге домовой встретил меня испуганно-настороженным взглядом.
   - Ты что это задумал, чародей? Не пойду я никуда, не предам хозяев!
   Я присел рядом с ним, достал папиросу, закурил. Дух недовольно поморщился, но ничего не сказал.
   - Не будет никакого предательства. Ты им ничем не поможешь; хорошо служил в былые годы, вы дружно жили, а теперь не стоит цепляться за прошлое. Я тебя хорошим людям отдам, не волнуйся.
   - Слово дашь? - подозрительно прищурился домовой.
   - Огнём и кровью клянусь, постараюсь. Ну, а если ошибусь в людях - так не взыщи, с меня тоже спрос небольшой.
   - Сильная клятва, - кивнул домовой. - А что это ты мне помогаешь? Боевой офицер, силища - ух, аж дух захватывает! А я - что, я рядовой дух...
   - Честно? - я вздохнул. - У меня самого никогда толком не было дома. В детстве, ещё в детдоме, как все беспризорники мечтал, что не дано сейчас, так вырасту - будет у меня самый настоящий, свой дом. Чтоб полная чаша, чтоб семья большая и дружная. Ну, и домовой, как без вашего брата. Вот наверное с тех пор я к твоему роду бережно отношусь. Дома своего, полной чаши, у меня, как видишь, нет, да и невелика вероятность, что будет. А в хорошие руки тебя пристроить мне не сложно.
   Дух снова хлюпнул носом и трогательно погладил меня по локтю. Потом его глаза сверкнули решимостью.
   - Не отдавай меня никому, чародей.
   - Ты чего? - опешил я.
   - Будет тебе дом, вот всё сделаю! Я ж ого-го какой домовой, не простой, а самый что ни на есть старинный, из рода в род переходивший! - горячо воскликнул он, уже забыв, что только что называл себя "рядовым духом". - Хороший ты мужик, на хозяина моего прежнего похож, хоть он и чародеем не был. Где я себе ещё такого найду? А дом, баба да детишки - дело наживное!
   Я засмеялся от серьёзности его тона и махнул рукой.
   - Ну, как скажешь. Кто я такой, чтобы спорить с "самым что ни на есть" домовым? Только, уж не взыщи, придётся тебе пока в вещмешке пожить. Единственное, кормёжку могу обеспечить.
   - Ты думаешь, это хуже, чем смерть? - насмешливо улыбнулся в усы домовой, подмигнул и исчез.
   Я аккуратно завернул в чистый платок резного идола и убрал в вещмешок. Пока возился, не заметил, что Вольдим уже вернулся с какими-то ещё людьми, а со стороны хозяйственных построек к сухогрузу торопятся два высоких тонконогих паука-погрузчика и несколько тракторов.
   Найдя меня взглядом, отставной танкист махнул рукой, подзывая к себе и, простившись с встречающими, сам двинулся навстречу.
   - Ну, вот и управился, пойдём. А что это ты на крыльце сидел? Дом-то брошенный. Ланька, тёзка твой, хозяин дома, со мной вместе на фронт ушёл, только мне повезло вернуться, а он в первый год сгинул. И жена его, говорят, вместе с сыном где-то в лесах пропала.
   - Я так и понял, что дом не жилой, - я кивнул. - Показалось просто, сходил проверить.
   - Да ну, действительно - показалось. Там отродясь ничего дурного не было; хорошие люди жили.
   За разговорами дорога показалась совсем уж короткой. Мы вспоминали, кто где воевал, и выяснили, что неоднократно пересекались, и пару раз даже вполне могли бы видеться, но исключительно мельком: танковым частям магическое прикрытие и огневая поддержка не требовались, так что с танкистами мне доводилось общаться довольно мало, разве только в качестве помощи с ремонтом, как и моему собеседнику - с офицерским составом.
   Впрочем, трудно было найти полк или дивизию, с которыми мне не доводилось хоть где-то поучаствовать в сражениях. Старший офицерский состав периодически перебрасывали для огневой поддержки на тот или иной участок фронта в качестве самостоятельных боевых единиц. Нас немного, а наше участие в случае присутствия кого-то из доманского командования было просто необходимо, потому как с высшей нежитью такого уровня кроме офицеров работать некому. К примеру, сейчас офицеров огневиков в звании обермастера наберётся человек семьдесят, а то и меньше, и больше эта цифра не была никогда. А обергроссмастеров вообще всего четверо.
   В разговоре, само собой, я этого не упоминал. Оберлейтенанта никто не будет таскать туда-сюда по фронтам: толку с него одного? Так что вспоминал я только те места, в которых довелось побывать в составе полка, к которому был приписан, или просто забавные случаи без указания места действия.
   Жили Райков с семьёй в крепком доме с каменным фундаментом, ещё дореволюционной постройки. Видно было, что хозяин вернулся не так давно: вовсю шёл ремонт крыши, и имелось ещё множество куда менее важных хозяйственных проблем, требующих вмешательства.
   - Папка! Папка приехал! - раздался радостный детский крик, и из-за забора нам навстречу выскочила чумазая белобрысая девчонка в коротком потрёпанном платьице, из-под которого сверкали зелёнкой разбитые коленки. Вольдим со смехом подхватил дочь на руки, покружил.
   - Веська, младшая моя. Ровесница войны, в первый день родилась. Весеслава, поздоровайся с дядей Иланом, он боевой офицер.
   - Здрасьте, - послушно кивнула мне девочка, крепко цепляясь за папину шею, но не отрывая от меня любопытного взгляда. По её глазам было видно, что ожидают от меня чего-то весьма необычного, вроде пламени из глаз, звериных когтей или ещё какой-нибудь глупости.
   Так и не найдя ничего подобного, девочка явно разочаровалась и потеряла ко мне всякий интерес. А я, хоть и искренне любил детей, никогда не умел с ними общаться и чувствовал в случае необходимости подобного общения сильную неловкость, поэтому только облегчённо вздохнул, когда Весеслава начала засыпать вопросами отца.
   Вслед за ними я тихо прошёл в калитку, поднялся на крыльцо и вошёл в сени. Там нас встретила жена Вольдима, Лёна, женщина с простым невыразительным лицом, тихая, даже кроткая, но приветливая и улыбчивая.
   Обещанная баня к нашему приходу была уже готова - возвращения отца семейства ждали именно сегодня. Так что без промедлений и долгих разговоров нас отправили именно туда: Лёна была явной сторонницей старинной народной традиции, согласно которой гостя следовало сначала как следует попарить в баньке, потом накормить, потом уложить спать, и только потом уже учинять расспросы. Ну, в крайнем случае, потерпеть с ними до чая, если гость не слишком устал.
   Однако, в этот раз чая не получилось. Примерно через час или около того, когда мы с Райковым сидели в предбаннике и за разговором пили холодный квас, расслабленные и настолько умиротворённые, насколько это возможно только после хорошей бани, дверь без стука распахнулась. На пороге стояла Лёна, как Кара бледная и явно насмерть перепуганная. Вместе с ней в небольшую тёмную комнатку, освещённую светом единственного маленького окошка под самым потолком и толстой сальной свечой в плошке на столе, ворвался золотистый вечерний свет и чужие встревоженные голоса.
   Мы одновременно вскочили с лавок - благо, сидели уже в кальсонах.
   - Что случилось? - так же хором поинтересовались мы, и Вольдим кинулся к жене, обхватив её за плечи.
   - Мальчишки... пропали... - бесцветным голосом отозвалась она и разрыдалась.
   Я уже знал, что детей в семье трое; помимо Весеславы было ещё двое близнецов двенадцати лет. Помимо того, я видел в доме довоенную фотокарточку, на которой не было младшей девочки, но зато имелось ещё двое детей: об их судьбе я спрашивать не стал, и так всё было понятно.
   - Что значит - пропали? Время ещё раннее, куда они могли пропасть? Поди, в лесу бегают! - попытался дозваться до жены Райков. Однако та была явно в истерике, поэтому, торопливо усадив её на лавку, Вольдим босиком выскочил на улицу. Я, естественно, за ним.
   Перед крыльцом обнаружилась небольшая группа явно встревоженных людей. Несколько женщин разного возраста, пятеро перепуганных мальчишек от восьми до пятнадцати лет, старик, совсем молодой ещё мужчина в командирской форме на костылях с культёй вместо левой ноги и суровый громадный дядька в тельняшке - сажень в плечах и косая сажень роста.
   - Вольдим, вишь, говорят, с мальчишками твоими беда, - солидным басом, с лёгкостью перекрывая гомон, обратился к хозяину дома тот богатырь.
   - Что случилось? - упавшим голосом спросил отставной танкист.
   Из торопливого рассказа ребят картина складывалась следующая.
   Мальчишки традиционно с утра убежали в лес - и играть там было интереснее, и грибов с ягодами можно было набрать. Ничего конкретного о происшествии они рассказать не могли - только слышали странный громкий гул и испуганные крики, клялись и божились - принадлежавшие близнецам. Когда все сбежались на то место, откуда, предположительно, доносились звуки, обнаружили в одном неглубоком овраге какие-то обрывки одежды, взрытую и перепаханную прелую листву, а ещё несколько недавно вполне свежих и здоровых деревьев по краям оврага засохли и скукожились.
   - Отдохнули, - раздался слышный только мне мрачный голос из-под крыльца. Это он только из симпатии ко мне с мрачностью старается; на самом деле, точно знаю, крайне доволен. Тень терпеть не может тех моментов, когда всё вокруг спокойно.
   - Ребята, у меня к вам всего один вопрос, но очень важный, - перебил я начавшего, было, что-то говорить встревоженного отца. - Звуки, которые вы слышали. Это были просто крики, или вы слышали эхо?
   - Эхо, - уверенно кивнул один из мальчиков, самый старший. - Долгое такое, раскатистое.
   - Да, - загомонили остальные. - У нас в лесу вообще очень часто эхо, даже на прогалинах. Особенно страшно, если совы ухают.
   - И давно в лесу поселилось эхо?
   - Да вот буквально недавно, второй год, - сообщила одна женщина.
   - Ты что городишь? Как некросы проклятые пришли, так эхо и появилось!
   - Нишкни! Летом некросы пришли, а эхо на другой год уже началось!
   - Да ты в лесу-то тогда не бывала!
   - Бабы, а ну цыц! - беззлобно рявкнул гигант в тельнике. - Ты чьих будешь-то, парень? - обратился он ко мне.
   - Оберлейтенант Илан Стахов, - представился я, обойдясь без уставных приветствий (какой уж тут устав, в подштанниках на босу ногу?), и, обойдя толпу, скорым шагом направился в дом, одеваться.
   Молодой одноногий командир попытался меня окликнуть.
   - Да куда ж ты полезешь, обер? Давай вызовем спецов.
   Я не стал останавливаться и тратить время. Тем более и без меня нашлось кому разобраться: здоровяк в тельняшке басовито хмыкнул.
   - Не трожь ты его, Яська, - его командный голос было неплохо слышно и внутри дома. - Слыхал я про этого Стахова, не переживай за него так. - Богатырь замолчал - видимо, собеседник что-то спрашивал или возражал. - Да говорю тебе, справится. Этот... обер с чем хочешь справится, - в голосе скользнула ирония, и пауза перед званием была весьма красноречива. - А вы чего тут столпились-то? Али дел своих мало? Нечего глазеть, пошли, без нас разберутся.
   Минуты через полторы вошёл Вольдим; я, к тому времени уже почти одетый, застёгивал гимнастёрку и прикидывал, нужно ли мне что-то из вещей.
   - Илан... - тяжело начал он, стесняясь поднять на меня взгляд. Потом, всё-таки, не выдержал. - Спаси их, ради Богов!
   - Я постараюсь. Честно, сделаю всё, что смогу.
   - У них есть шансы? - с надеждой наконец посмотрел мне в глаза хозяин дома. - Ты знаешь, что с ними?
   - Вариантов случившегося много, а конкретно я смогу определить только на месте, - я предпочёл сказать правду, чем обнадёживать человека пустыми обещаниями. - Но шансы есть, и они не такие уж плохие. Да не смотри ты на меня так виновато! - не выдержал я. - Во-первых, это мой долг и прямой приказ - реагировать на подобные происшествия. Во-вторых, ну ты-то в чём виноват? Тем более, ты меня сразу предупредил, что чернушина какая-то есть. А, в-третьих, что ж я, не человек что ли? Если беда случилась, и я могу помочь, то как можно оставаться в стороне?
   - Да всё ты правильно говоришь. Но ведь нехорошо, с дороги, отдохнуть толком не успел!
   - Отдохнуть я всегда успею, - отмахнулся я. - Я вещи тут оставлю. А если через двое суток не появлюсь, можно будет начать беспокоиться; раньше точно не стоит.
   - Наверное, сердце беду чуяло, - вздохнул он. - Не хотел я останавливаться тебя подбирать, а как толкнул кто!
   - Не переживай, я тебя тоже немного обманул, - я хмыкнул, по привычке тщательно оправляя форму.
   - Ты не офицер? - насмешливо хмыкнул он.
   - Я не оберлейтенант, - я ответил весёлой улыбкой и подмигнул. - Ладно, будь здоров. Лучше пойди вон жену успокой, чем тут дурными мыслями мучиться!
   - Не умею я, - он снова вздохнул. - Когда бабы плачут - это... вот просто руки опускаются, и злость такая! С ней там сестра родная, пусть лучше так.
   - Ну, тут уж как знаешь, - я пожал плечами и, обойдя замершего у входа Райкова, вышел в сени, напутствуемый его нервным "Береги себя!"
   Поселок был на удивление большой, и народа на улицах хватало. Хотя праздношатающихся практически не было; все явно куда-то спешили. Потом я понял, почему: люди торопились попасть домой до темноты. То ли мне как обычно чего-то недосказали, то ли жители инстинктивно чувствовали неведомую опасность и не хотели оставаться на улицах. А то ли всё было гораздо проще, чем я себе придумал: за несколько лет оккупации поневоле привыкнешь, что в темноте ничего хорошего встретить нельзя, да и к комендантскому часу военные любой национальности относятся очень трепетно - что мы, что доманцы.
   Как только опустились сумерки, улицы опустели, зато позволил себе проявиться явно с трудом себя сдерживавший всё это время мой загадочный спутник.
   - Делаем ставки, что на этот раз, - весело поинтересовался он. - Что-то сотворённое или самопроизвольное?
   - Если верить местным, эхо появилось задолго до ухода доманцев, но не сразу после их появления, так что процентов семьдесят за самопроизвольное, - ответил я, останавливаясь, чтобы закурить. - Сам понимаешь, вариантов - масса! Внезапно умершие деревья сокращают спектр, но незначительно.
   - Думаешь, мальчики живы?
   - Я предпочитаю об этом не думать. Но детям везёт чаще, чем взрослым, это факт.
   - А как ты место-то искать собираешься?
   - А эхо на что?
   Тень неопределённо хмыкнул и замолчал, о чём-то задумавшись.
   Эхо...
   До войны мы никогда не сталкивались с таким странным явлением, как эхо, появляющееся в местах, где раньше его никогда не было.
   А потом - кто-то где-то заметил совпадение, кто-то где-то провёл исследования, и пришли к неожиданному, парадоксальному выводу: эхо может быть не просто явлением свободного отражения звука, а почти живым существом. Чем-то вроде призрака. Только если призрак - это остаток личности живого человека, то эхо - чей-то отчаянный крик о помощи. След сильной эмоции, способной вытеснить все другие, посредством высокого магического фона оставленный в реальности. Иногда такое эхо пропадает через несколько часов, а иногда - держится годами. И его никогда не останавливает невозможность его существования с точки зрения физики. Более того, в некоторых случаях, когда эхо живёт достаточно долго, оно обретает что-то вроде собственной личности - не человеческой, похожей на сознание животного.
   Оно почти никогда не бывает настроено к человеку негативно, иногда - помогает. Как, например, сегодня: донесло до друзей крик мальчишек. Но всё равно бывает жутко. Громкое, зычное, оглушительное эхо посреди широкой пустоши, на которой доманцами были одновременно казнены жители целого посёлка, долго заставляло меня нервно озираться по сторонам.
   До леса мы добрались уже в полной темноте. Тень бесшумно скользил у меня за спиной в своём объёмном облике. Первое время знакомства подобная его привычка раздражала: очень неприятное ощущение взгляда в спину без звука шагов и дыхания, то и дело хочется обернуться и удостовериться, что просто показалось. И, обернувшись, я каждый раз обнаруживал там жутковатый сгусток тьмы. Привыкать пришлось довольно долго, и даже сейчас не сказал бы, что меня совершенно не тревожит подобное поведение. Может быть, это какие-то инстинкты?
   - Тень, а ты совсем ничего не помнишь до того момента, как осознал себя в нашем мире? - полюбопытствовал я.
   - Нет. Я уже говорил. А куда мы идём-то? И как ты ориентируешься в такой темноте? - он хихикнул.
   - Зайдём поглубже... ай, леший! - не удержался я от восклицания, запнувшись о какой-то корень. - Вот пока ты не спросил, прекрасно ориентировался! А теперь спасибо, что напомнил. Скройся! - я хмыкнул, зажигая огни Ставра. С энергией не мелочился, поэтому на участке леса радиусом в сотню саженей наступил внеплановый день. В отдалении раздражённо ухнула какая-то ночная птица, и где-то на краю зрения из освещённого участка порскнул в лес зверь размером с некрупную собаку.
   - Ходют тут всякие, - недовольный шёпот донёсся сразу со всех сторон, а чуть впереди закачались ветки. - Чаво надоть?
   - Хм... А, может, мы и без помощи эха обойдёмся, - пробормотал я себе под нос. - Эй! Выходи, я по делу.
   - Почём знаешь? - подозрительно осведомился лес. Ветки шелохнулись уже в другой стороне, но я не стал играть с хозяином леса по его правилам, дёргаться и озираться. Чай, не мальчишка уже. - И какие у тебя дела тут могут быть? Шёл бы, огневик, подальше!
   - Знаю потому, что уж больно ваша порода любопытная, а я тебя тут ещё помянул ненароком, - пустился в объяснения я. - Дела мои ты знаешь отлично, так что не юли. Где с мальчишками сегодня беда произошла, и где их теперь искать?
   - Чаво я тебе, справушная бюра? - проворчали в ответ. - Не знаю. А ты иди, иди, не то хуже будет! - последняя фраза прозвучала гулко, жутко. Деревья зашелестели, и огни Ставра будто бы несколько померкли.
   - Дурить вздумал? - сердито рявкнул я, зажигая на ладонях открытый огонь. - А вот если я сейчас тоже силу показывать начну? Вот с той берёзки, например, начну?! - и я дёрнулся в сторону молодого деревца - аккуратного, белоснежного, будто с картинки.
   - Нешто шуток не понимаешь? - голос прозвучал слева, из кустов, и угрозы в нём уже не было. - Не тронь берёзку, злыдень! Как рука только может на красоту такую подняться? Вот потому мы ваше племя-то и не любим! За что вас таких любить?
   - Другое дело, - я хмыкнул, погасил огонь и обернулся к лешему. Едва ли больше аршина ростом, он весьма походил на дряхлого-предряхлого старичка, с сухими руками и седыми патлами. Правда, руки у него из веток, и волосы с бородой - лохматый мох. Да и лицо отнюдь не человеческое, что их племя аккуратно скрывает под широкополыми шляпами. Шляпа этого представляла из себя огромный гриб-боровик. Ну, всё не мухомор, договоримся. - Знал же, что приду, зачем комедию ломать?
   - А почём я знаю, кто таков? - проворчал он из-под шляпы. Под шляпой лешего совершенно ничего нельзя разглядеть, только мерцают голубовато-зелёным болотные огоньки глаз. Впрочем, в лицо ему лучше и не заглядывать: душу вытащит на раз, а человек со слабой психикой может умом повредиться и сам по себе, без желания природного духа. Прямого взгляда в глаза под шляпой тоже лучше избегать; задурит голову так, что сгинешь в каком-нибудь болоте и не заметишь. - Ходют тут всякие с аурами огневиков!
   - А чего ты ожидал после исчезновения в лесу среди дня мальчишек? - я сделал вид, что удивился. - Толпы Службистов?
   - Да кто вас разберёт, - недовольно буркнул он. - Служба-дружба! От тебя-то точно добра не жди, а от них - ещё не известно.
   - Вот это номер! Почему ж от меня добра ждать не приходится? - тут делать вид уже не пришлось. Вроде бы, лес всегда старался беречь - насколько это вообще возможно. Да и с лешими проблем раньше не было.
   - Да рассказывал тут знакомый водяной, - голос из-под шляпы прозвучал донельзя ехидно и крайне недовольно. Я хотел продолжить расспросы, но своевременно вспомнил недавнюю историю на Кривом Озере, и осёкся. - А, вижу, вспомнил. Вот и проваливай отсюда, нечего тебе тута шастать! - воинственно скрипнул деревянными руками леший, делая жесты, будто выжимает тряпку. Темнота вокруг опять недружелюбно сгустилась, и из неё поползли в тусклых клочьях тумана нервные шорохи.
   - Опять забываешься? - рявкнул я, делая шаг в его сторону. Мох у меня под ногами затлел. - Если у меня хватило сил сжечь озеро, думаешь, много останется от тебя и твоего леса? - никогда не любил строить диалог подобным образом: с угрозами и, хуже того, наглядной демонстрацией собственного превосходства (хочется надеяться, сейчас до этого не дойдёт), но все природные духи (за исключением, разумеется, домовых и ещё кое-кого) - существа с достаточно примитивной варварской психологией. Если ты вежлив, проявляешь такт или стыдишься каких-то своих поступков, - ты слаб, и на тебя можно попробовать надавить. С ними по-другому нельзя. Нет, можно, конечно, долго лебезить и задабривать, но это совсем уж крайний случай. Тем более, подобное мне нравится ещё меньше, чем угрозы. - Рассказывай, что случилось с мальчишками, и где это было. Быстро, внятно, полно и по существу.
   - Там, - окончательно скисший хозяин леса насупился и махнул рукой вбок. Не привык он к подобному тону; обычно сам окружающих запугивал и развлекался как хотел, а тут от него ещё что-то требуют. - Сам найдёшь, а я не поведу. Не пойду я туда, своих дел хватает! И не знаю я, что с ними! И кто они, и откуда взялись не знаю! - он говорил всё быстрее и громче, а под конец вообще чуть не сорвался на визг. - Все там сгинули, и ты тоже сгинешь!
   - А вот здесь подробнее. Кто сгинул, и что это за "они", о которых ты не знаешь? - я подался вперёд. Леший воинственно тряхнул бородой.
   - А не скажу, хоть режь меня, хоть жги!
   - Тебя? Можно подумать, мне больше делать нечего! - и я швырнул сгусток огня в ближайшее дерево. Леший издал душераздирающий вой, похожий на скрежет деревьев в бурю, и сжал кулаки.
   - Погаси! Погаси, исчадие огненное!
   - Пока горит одно дерево, и пока оно ещё живое. Скоро огонь перекинется на ближайшие. Говори, - сухим тоном ответил я, не повышая голоса.
   - Да не знаю я, кто они, и как они выглядят! За версту чую, зверьё всё чует, страшно нам! Смертью от них веет, хуже даже - смертью, ненавистью, гнилью. Хуже некросов дрянь, а кто такие - не знаю. Их даже деревья бояться, даже старые сильные деревья умирают от их прикосновения. Боюсь я их! Без разницы им - они ни людей не пощадят, ни колдунов, ни некросов поганых! Как некросы пришли, так они и появились, и сами некросы в лес боялись по одному ходить! Народу сгинуло - тьма, а больше ничего не знаю! Погаси, злыдень!
   Я призвал пламя к порядку, задумчиво разглядывая кинувшегося к пострадавшему дереву лешего. Вряд ли он врал. И вряд ли что-то замалчивал.
   Твари, от которых пахнет смертью, и которых даже некросы боялись? Мягко говоря, странная ситуация.
   Я мрачно вгляделся в темноту, скрытую пологом леса, слушая кудахтанье лешего, занявшегося лечением пострадавшей липы. Повреждения у той были минимальные - так, кору немного опалило, - но леший причитал так, будто я превратил в угли половину леса, не меньше. Но всё это служило фоном; мне было о чём подумать.
   Стоит ли при таком раскладе одному идти на поиски мальчишек? Да, потому что пока ещё есть шансы, что они живы, и с каждой секундой шансов этих всё меньше. Промедление до утра сделает из спасательной экспедиции поисковую. Да и одному мне должно хватить опыта если не справиться с задачей, то хотя бы сбежать. Жалко только, летать я не умею; не дали боги склонности к стихии воздуха. Нет, разведка всё-таки необходима. Но нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что я могу не справиться: некоторых вещей не могут и боги, не то что жалкий смертный я. Поэтому необходимо отправить весточку командованию. Плохо, шар мой далеко, было бы проще. Впрочем, для одного сообщения можно обойтись и подручными средствами.
   С этой мыслью я опустился на колени и принялся аккуратно разгребать в стороны прелую листву и мох.
   - Ты что это делаешь? - подозрительно уточнил леший.
   - Ничего, что могло бы повредить тебе и твоему лесу. Не отвлекай, - огрызнулся я, медленно погружая руки в землю. Кончики пальцев почувствовали слабое упругое сопротивление и моментально онемели, а дальше уже пошло легче. Леший, как я мельком отметил, наблюдал за моими действиями настолько пристально, будто от этого зависела его жизнь; а, между тем, ничего предосудительного я и правда не делал. Природный дух просто не ожидал от меня подобной разносторонности.
   За всполохами пламени во мне действительно очень трудно что-то разглядеть: именно с этой стихией я работаю непрерывно, именно к ней обращаюсь на уровне рефлексов. Но когда я только начинал учиться, у меня был выбор - огонь или земля.
   Так случилось, что вторую стихию я почти забросил: когда ты - горящий жаждой деятельности мальчишка, магия земли, степенная и основательная, кажется несусветной глупостью и тягомотиной. Только к концу Университета понял, что был несправедлив ко второй грани своего таланта. Именно благодаря ей я достаточно спокойный и рассудительный человек; большинство магов огня люди нервные, вспыльчивые и не умеющие что-то спланировать, а уж если случается так, что второй выраженной склонностью является воздух - пиши пропало. Более неуравновешенного и взбалмошного человека найти трудно, особенно если это, не дай боги, женщина. Сочетание огня и воды встречается редко, и тут уже ничего конкретного сказать нельзя, пока не узнаешь человека ближе. Да и тогда возможны сюрпризы.
   Не сказать, что, осознав ошибки, я бросился со всем энтузиазмом их исправлять - мне хватало занятий и без этого. Но потихоньку эту забытую способность развивать начал. Достигнуть значимых успехов не довелось, а вот более-менее научиться нескольким важным вещам - вполне.
   Сложнее всего было сформулировать несколькими короткими простыми фразами суть сообщения, не вплетя в него собственных эмоций и посторонних мыслей. Когда эта задача была решена, я отправил сообщение. Земля вокруг в радиусе сажени пошла волнами, как вода от брошенного камня, но через пару секунд всё вернулось на круги своя.
   Я так же медленно вынул руки из земли, и вслед за моими пальцами буквально выстрелили ростки каких-то полевых цветов - земля чутко впитывает все крохи силы, которые в неё вносят, и реагирует совершенно однозначно.
   - Ты... это... - вдруг замявшись, пробормотал леший. - Поосторожнее там, огневик.
   Когда я удивлённо обернулся, старика-лесовика уже не было.
   - Кхм. Какие будут предположения? - преувеличенно деловым тоном поинтересовался из-под моих сапог Тень.
   - Пойти и посмотреть, - я пожал плечами. - Пока не посмотрим, всё равно не узнаем, что это за существа и существа ли вообще.
   - Меня смущает тот факт, что их и некросы боялись.
   - Меня тоже, но вариантов всего два - либо сейчас пойти и попробовать спасти мальчишек, либо ждать до утра помощи и как следует разбираться в происходящем. Какой вариант тебе нравится больше?
   - Пойду, осмотрюсь, - кротко согласился он. Спросить, где он собрался осматриваться, я не успел. Впрочем, при желании этот тип способен за пару часов прочесать несколько гектаров леса, так что направление тут роли не играет.
   - Ну, теперь, кажется, всё, - я одёрнул гимнастёрку, поправил ремень и, сложив руки рупором, закричал в темноту: - Э-ге-гей!
   Эхо аукнулось слева, справа, пронеслось кругом и, стихая, покатилось сразу во все стороны. Я вознамерился повторить процедуру, как спереди, часов на одиннадцать, мне откликнулось чёткое раскатистое "Эй!", которое, несколько раз повторившись на разные голоса, стихло всё в той же стороне.
   Периодически тем же способом уточняя направление, я двинулся через лес. Теперь эхо уже настойчиво вело меня вперёд, не пытаясь казаться обычным физическим явлением, реагируя даже на тихую речь. Шёпота же оно, кажется, просто не слышало - как обычно и бывает.
   Минут за сорок моего пути не случилось ровным счётом ничего; это был обычный лес с шорохами и криками ночных птиц, с каким-то мелким зверьём, то и дело шмыгающим на краях освещённого участка.
   Первым стихло эхо. Оно ушло не попрощавшись, сделав вид, что его никогда здесь и не было. Впрочем, дальше я в его подсказках не нуждался: небольшой пологий овраг я увидел и без его помощи. Обычный овраг, усеянный прелыми листьями, с ветхим пнём на ближайшем склоне, утыкающийся справа в бурелом, а слева выполаживающийся в паре десятков саженей. Никаких явных признаков борьбы я не видел: так, разбросана местами листва, но это вполне могло случиться по естественным причинам. Кто-то из мальчишек не спустился, а спрыгнул в овраг - вот и пожалуйста. Или ногами пару раз пнул листву. Возможно, опытный следопыт и обнаружил бы что-нибудь важное, но я подобными талантами не обладаю.
   Здесь же обнаружилось несколько мёртвых деревьев и кустов - серых, со скукожившейся листвой, совершенно разного возраста. Всё в радиусе десятка саженей от некоей точки на дне оврага.
   Сбил с толку меня тот факт, что никаких обрывков одежды, о которых говорили мальчики, здесь не было, и вообще ничего постороннего не прощупывалось. Здесь не пахло смертью или кровью, этот участок леса ничем не отличался от всех остальных; даже мёртвые деревья, кажется, умерли по каким-то вполне естественным причинам, или, по крайней мере, по причинам, никак не связанным с магией смерти.
   Чтобы проверить поближе, я аккуратно спустился вниз и едва ли не на четвереньках исследовал весь участок оврага вблизи предполагаемого эпицентра, всё - совершенно напрасно.
   Поднявшись обратно на край оврага, я, отряхивая руки, задумчиво смотрел вниз, пытаясь решить, что делать дальше. Подобного развития событий я точно не ожидал; найти трупы, встретить какую-то нежить, наконец, умереть, но не банально прогуляться по лесу. И Тень где-то, как назло, запропал со своими разведданными!
   Когда я, увлечённый своими изысканиями, почувствовал неладное, было уже поздно.
   Лес будто умер; ни шороха, ни шелеста, ни даже малейшего дуновения ветерка. Не было никаких побочных эффектов, сопровождающих зачастую сильную нежить - могильного холода, моментально конденсирующейся под его воздействием росы и тумана. Они просто шли, беря меня в кольцо, и бежать было уже некуда.
   Даже понимая, что это не поможет, я инстинктивно вжался спиной в кору ближайшего дерева - это создавало хоть какую-то иллюзию прикрытого тыла.
   Пародийно человекоподобные фигуры, длинные и нескладные, двигались неловко, но удивительно бесшумно и быстро. Обтянутые белёсой кожей, покрытой чёрными струпьями и открытыми гнойниками, - точно такие, как на картинке в учебнике.
   Тонкие ноги с чрезмерно длинными и слегка выгнутыми вперёд голенями, оканчивающимися вместо стопы чем-то вроде притуплённого кола; два сустава находятся в верхней части ноги, отчего перемещается оно, высоко задирая перед собой "колени". Длинное тощее сутулое тело с выпирающими рёбрами - широкими и плоскими, находящими друг на друга подобно рыбьей чешуе. Острые костистые плечи с длинными односуставными руками, точно так же, как ноги, плавно сужающимися к притуплённому колу, без намёка на кисть. Овальная голова, сидящая на короткой тонкой шее, не оснащённая привычными органами чувств; гладкая, без каких-либо выступов.
   Без надежды, я попытался воззвать к стихии. Я точно знал, что у меня не получится - это тоже было в учебнике, но от этого знания легче не было. Одни только огни Ставра, созданные до появления тварей, исправно работали, позволяя мне умирать хотя бы не в полной темноте. А что меня ждёт смерть, скорая и крайне неприятная (если верить литературе), сомнений не было.
   Я затравленно огляделся в поисках хоть какого-то оружия, проклиная себя за оставленные в посёлке вещи, среди которых был и табельный пистолет. Убойной силы не хватило бы, чтобы нанести вред тварям, но... пустить себе пулю в висок не казалось мне в тот момент столь уж плохим выходом из положения.
   Страх во мне, сначала полностью парализовавший, сконцентрировался теперь настолько, что туманил голову яростью. Я уже едва сдерживался, чтобы не броситься к ближайшей из тварей и не вцепиться ей в горло голыми руками, или даже зубами. Это вряд ли помогло бы хоть чем-то - они не умеют удивляться, - но на несколько мгновений сократило бы томительное ожидание. Однако я сумел сдержаться. Смешно сказать, но остановила меня всего одна глупая мысль: умереть нужно красиво, а в это понятие никак не укладывался обезумевший от ужаса человек, с перекошенным лицом бросающийся на нежить в попытке загрызть не-мёртвого.
   Мне стало стыдно, и стыд... не то чтобы пересилил страх, но потеснил его, позволяя хоть немного взять себя в руки.
   А потом грянул гром, и торжествующее эхо рокотом обвала понесло его во все стороны. Голова ближайшего не-мёртвого потеряла симметричность; с одной стороны появилась аккуратная дырка, а вторая половина черепа раскрылась изнутри, разметав осколки кости и содержимое черепной коробки. Несколько секунд - и ещё один выстрел, разорвавший голову ещё одной твари. Все остальные замерли, выискивая источник опасности.
   Четыре редких выстрела закончились продолжительной паузой. Судя по всему, у неизвестного спасителя была старая винтовка, "осина" третьего калибра. Винтовку дореволюционного ещё образца прозвали так уже в войну, когда она очень хорошо зарекомендовала себя против нежити; мощная, дальнобойная и надёжная. А уж в сочетании с посеребрёнными пулями...
   Пока твари, не отличающиеся особой сообразительностью, ориентировались в ситуации, стрелок успел перезарядить, демонстрируя поистине огромный опыт, и выпустить ещё четыре пули. Стрелять ему, судя по всему, было одно удовольствие - из темноты, по хорошо подсвеченным неподвижным мишеням, в безветренную ясную погоду.
   Потеряв ещё четверых, твари перестали стоять истуканами и перешли в отступление. Ещё двоих снайпер снял уже в движении - меня спасал редкий профессионал. Спастись бегством сумело не больше пяти не-мёртвых.
   Всё ещё не веря в случившееся чудо, я стащил фуражку и сполз по стволу дерева на землю, борясь с головокружением и тошнотой; ещё не хватало в обморок упасть для полного счастья.
   Будто кто-то где-то повернул выключатель; лес вновь наполнился звуками, самым громким и интересным для меня из которых был шорох шагов. Снайпер резвой трусцой приближался ко мне откуда-то сбоку и чуть сзади; сил обернуться на звук у меня не было.
   Наконец, шаги приблизились.
   - Вставайте, молодой человек, вставайте. Нечего на сырой земле сидеть!
   Я сначала уцепился за протянутую ладонь, и только потом, уже поднимаясь с опорой на неё и на дерево, сфокусировал взгляд на её обладателе.
   Моему спасителю было никак не меньше шестидесяти, а то и больше. Однако он был в отличной физической форме, какой иной молодой позавидует, а отличная выправка выдавала кадрового военного. На нём были потёртые сапоги, гимнастёрка и застиранные галифе дореволюционного (как и правильно распознанная мной потёртая винтовка на плече) образца. И гражданский кожаный ремень.
   А ещё он совершенно не тянул на деревенского жителя. Слишком уж пронзительно-холодные голубые глаза смотрели хоть и вполне дружелюбно, но цепко и пристально, "по-прокурорски". Правильные и изящные черты лица, на которые даже морщины легли красиво, аккуратная бородка клинышком и тщательно подстриженные волосы. И руки у него были слишком аккуратные для крестьянина. Взяв же себя в руки и как следует приглядевшись, я с недоумением понял, что передо мной - боевой офицер, иначе говоря - чародей. И я так и не сумел определить, к какой стихии он относится.
   - Очень удачно, что ваш необычный друг нашёл меня и предупредил, - продолжил говорить незнакомец. - Как вы, твёрдо стоите на ногах? Замечательно. Тогда пойдёмте, вести разговоры ночью посреди леса, на мой взгляд, несколько неудобно. У меня есть хороший чай, а он вам теперь весьма показан. Да и рюмка чего покрепче, откровенно говоря, не помешает.
   - Мой... друг? - заторможенно уточнил я, послушно перебирая ногами рядом со своим спасителем.
   - Я об этой странной самостоятельной тени, - пояснил он.
   - Ну, когда я их заметил, я понял, что тебя предупреждать поздно, - смущённо отозвался голос из-под ног. - Пришлось нарушить инкогнито.
   - Господа, не стоит бояться разглашения мной ваших тайн, - сдержанно улыбнулся снайпер. - Сейчас, мы придём, и я всё объясню. Здесь уже недалеко.
   Дальше мы двигались молча. Тень, судя по всему, стеснялся, неизвестный спаситель шёл домой, а я пытался прийти в себя после очередной близкой встречи с Карой, когда мне довелось вкусить её дыхание. Причём в данном случае в почти буквальном смысле.
   Твари, на которых мне довелось наткнуться, это умёртвия. Уникальный и весьма своеобразный тип не-мёртвых. Это не вставшие по какой-то причине трупы, они появляются уже такими, какие есть. Их называют "дыханием смерти", это порождения самой Кары. Они приходят на места массовых смертей, сражений, или туда, где кто-то умер очень страшно. Приходят и выпивают жизнь из случайных прохожих, пока не будет искуплено или хотя бы сглажено зло, которое вызвало их в этот мир: при помощи погребальных ритуалов, возмездия убийцам.
   Их нельзя изгнать - ни жреческими словами, ни силами стихий; последняя вообще при появлении умёртвий "прячется", как и живые существа. Можно только разрушить физическую оболочку, но через несколько часов они вновь возникают на прежнем месте.
   Живое эхо, умёртвия... Во имя Роса, что же произошло в этом лесу несколько лет назад?!
   - Ну, вот мы и пришли, - нарушил тишину незнакомец. - Прошу, проходите, чувствуйте себя как дома. Не то место, куда с гордостью приводят гостей, но, по крайней мере, у меня есть самовар. Да и спальное место, думаю, я вполне сумею вам предложить.
   Старый офицер жил в землянке, и видно было, что жил давно и основательно. Все подходы заросли густым кустарником. Не знаю уж, кто её тут строил и каким образом, но построил на совесть.
   Подходя к дому, хозяин зажёг на ладони небольшой огонёк и выразительно посмотрел на меня.
   - Молодой человек, вы не могли бы погасить своё заклинание? Мы уже пришли, искать и выбирать дорогу уже не нужно, а я по субъективным причинам не слишком люблю яркий свет в целом и эту магию - в частности.
   - Да, конечно, - растерялся я, думая совершенно о другом. Огнём мой собеседник владел, но при этом не был огневиком. Тогда кто же он?
   Будто уловив мои мысли, - или просто всё было настолько откровенно написано на лице? - он улыбнулся и ответил на невысказанный вопрос:
   - Я одинаково управляюсь со всеми стихиями, не нужно упрекать себя в недостатке проницательности. Такое иногда бывает, - продолжил он, уже входя в дом. - Нет перекоса в какую-то одну из сторон. Но, само собой, и уровень управления стихией заставляет желать лучшего. В быту удобно, но в бою, к примеру, лично вам я совершенно не соперник. Присаживайтесь, я сделаю чай, - он уронил пламя с руки в специальную плошку, стоящую на небольшом столе, к которому я и сел, с любопытством оглядываясь по сторонам.
   Небольшая прямоугольная комната. В дальнем конце отгороженная занавеской кровать. Кроме того, имелась ниша в стене, оборудованная под шкаф, в котором стояла какая-то посуда и, видимо, хранилось всё остальное имущество этого странного человека. Заканчивалась скудная обстановка столом, несколькими табуретами и жестяной печкой в углу.
   Хозяин выставил на стол небольшой самовар и принялся за его растопку.
   - Кстати, простите мне мои манеры, но я просто не люблю разговаривать на ходу, тем более - в лесу. Привык, знаете ли, за годы войны. Позвольте представиться, Лесислав Туманов, последний из князей Воловых. Ранее блистательный офицер, но теперь просто старик, доживающий свой век в лесу, - он чему-то усмехнулся.
   - Гвардии обермастер Илан Стахов, - машинально отрекомендовался я, искренне недоумевая. - Разрешите спросить, а почему...
   - Почему я живу здесь в полном одиночестве? - правильно угадал он. - Тут нет никакой тайны более страшной, чем мой титул. Я не хочу умирать, а нынешний режим непременно убьёт меня, если я появлюсь на людях.
   - Но...
   - Убьёт, убьёт, на этот счёт у меня нет никаких сомнений, - он махнул рукой. - Он уже убил мою дочь и мою супругу, и меня тоже убьёт. Умирая, моя прекрасная Ряна просила меня жить назло всему на свете, и обидеть её отказом я не мог. А если вы спросите, как мне удалось не погибнуть в Гражданскую, - а вы ведь не спросите, поскольку это невежливо, а вы явно очень воспитанный молодой человек, поэтому я просто удовлетворю ваше любопытство, не задевая чести, - всё столь же просто. Я ненавижу новый режим, и точно так же я ненавижу царский режим. Царизм сломал жизнь мне и отнял у меня сына, ещё до революции. Вот и получается, что ни тогда, ни теперь, Веха не была благосклонна ко мне и моему роду. Может быть, кто-то из предков, или же я сам когда-то глубоко обидели её, кто знает? Когда пришли доманцы, я не пошёл на фронт, но и остаться в стороне не позволила совесть; тут, как вы, надеюсь, со мной согласитесь, не вопрос отношения к политике, а вопрос именно совести, чести и морали. Тем более, в скором времени фронт сам пришёл к нам сюда, так что мне довелось неплохо попартизанить в этих лесах, - он улыбнулся и кивнул на винтовку. - Собственно, за войну-то и наловчился так стрелять. Раньше, конечно, держал её в руках, но не чаще, чем это положено уставом. Это ничего, что я много говорю? Простите старика, я редко общаюсь с людьми, и почти совершенно одичал в этой местности.
   - Всё в порядке, просто... несколько неожиданно, - с трудом собрался с мыслями я. - И давно вы тут живёте, в лесу?
   - С восемьдесят шестого, как схоронил Багряницу, свою жену, - отозвался он. - Она, бедная, не выдержала всех потрясений. Ещё как сын умер, уже тогда болеть начала. Как грянула революция, от нервов слегла; а уж когда дочь расстреляли... У неё сердце слабое было, чувствительное очень. Это и по всей её наружности было видно. Да вон, карточка на стене висит, - он кивнул на стену, видимо избегая смотреть на портрет своей покойной супруги. Судя по всему, воспоминания сильно растревожили старика, и он стеснялся демонстрировать это при посторонних.
   Чтобы рассмотреть пожелтевшую фотокарточку, пришлось подняться из-за стола, да ещё и подсветить себе.
   Княгиня была удивительно красива. Не той холодной красотой, какой принято было в литературе наделять представительниц "высшего света", а земной, тёплой, весенней - с неё хорошо было бы писать облик Речи. Но сильнее всего выделялись глаза - огромные, лучистые; в них жила нежность. Наверное, фотография была сделана очень давно, на самой заре этого искусства - княгине здесь было едва ли больше тридцати лет. А, кроме того, она буквально светилась счастьем. Я склонен был согласиться с Лесиславом; по одному облику этой женщины можно было предположить её эмоциональность и чувствительность.
   - А вот и чай поспел, - прервал мои наблюдения старый князь, - Присаживайтесь, Илан.
   Некоторое время мы пили чай. Ну, то есть, не чай в полном смысле этого слова, а травяной сбор - боярышник, зверобой, шиповник, ещё что-то. Сначала молчали, потом кое-как разговорились - преимущественно, на тему военных воспоминаний. Тем более, обоим было что вспомнить. По молчаливому согласию, правда, вспоминали исключительно забавные случаи, которых тоже вполне хватало. Наш разговор затянулся; на улице, должно быть, уже начинало светать. Прервал нас неожиданный тихий стон, раздавшийся из-за занавески, отделявшей кровать. Я вздрогнул, резко обернувшись, обрывая рассказ. Однако, неожиданным этот звук был только для меня; собеседник мой отреагировал спокойней. Более того, он заметно обрадовался, и, ничего не объясняя, кинулся к кровати. Я, заинтригованный, шагнул за ним, стараясь при этом своими действиями не помешать хозяину землянки.
   На узкой низкой тахте, накрытой старым ковром поверх матраца, под толстым стёганым одеялом валетом лежали двое мальчишек. Бледные, осунувшиеся - кожа да кости, - но совершенно определённо живые. Один из них будто бы очнулся, едва приоткрыв глаза, и явно пытался что-то сказать, но Лесислав положил сухую ладонь ему на лоб и тихо произнёс:
   - Не надо, сынок, ты ещё очень слаб. Спи, ни о чём не волнуйся! Сейчас, только воды попей, - он приподнял мальчика за плечи, поднося к его губам сложенную лодочкой ладонь. Мальчик сделал несколько судорожных глотков и прикрыл глаза. Старый офицер бережно уложил его, накрыл одеялом, отечески погладил по голове. Потом точно так же тихо проверил состояние второго мальчика, вздохнул и двинулся обратно к столу. Я всё это время простоял за занавеской, в аршине от Лесислава, и пытался разобраться в своих эмоциях. С одной стороны, затопило огромное облегчение от того, что оба мальчика живы, но, с другой, нельзя было не отметить, что самочувствие их оставляет желать лучшего, и они совершенно не обязательно выживут. Неизвестно, что хуже для бывшего танкиста Вольдима - непримиримое известие о смерти ребёнка, или его медленное угасание в течение нескольких дней у отца на руках.
   - Натерпелись, бедолаги, - сокрушённо покачал головой князь, садясь за стол. - Едва успел - эти отродья уже к ним присосались. Сам понимаешь, не тащить же их в таком состоянии в посёлок. Завтра к вечеру хотел, если оклемаются. Да и то обоих сразу не осилю.
   - Скажите, Лесислав, - медленно начал я, даже несколько опасаясь задавать пришедший на ум вопрос; вернее, опасаясь не столько этого, сколько ответа. Кроме того, меня весьма удивило, что данный вопрос не пришёл мне в голову раньше. - Ведь вы в этих лесах с самого начала войны, так?
   - Да. И не я один. А к чему вы об этом вспомнили?
   - Мне не даёт покоя происходящее. Умёртвия, живое эхо... Когда, почему это всё появилось? Что стало причиной?
   - Я не знаю, Илан, - он устало пожал плечами. - Я всё-таки хоть и офицер, но не вездесущ. Я не находил ничего, что могло хотя бы натолкнуть на мысль о причинах их появления. Просто однажды, где-то через месяц после начала оккупации, неизвестно откуда взявшееся эхо донесло до меня чей-то захлёбывающийся крик. Умёртвия растерзали нескольких доманцев, простых рядовых солдат - только боги знают, что эти четверо забыли в лесу! Я тоже пытался выяснить, но слишком много людей сгинуло в этих лесах с начала оккупации, и чья смерть стала причиной появления умёртвий, я даже предположить не могу. Я не находил ни тел, ни следов чьей-то страшной смерти. Может быть, я не слишком тщательно искал? - старик задумчиво потёр переносицу. - Я, признаться, совершенно искренне опасаюсь этого знания. На мой век достаточно зверств и ужасов, которые довелось наблюдать, а такая толпа умёртвий могла быть вызвана только чем-то чрезвычайно мерзким. Вы осуждаете меня за эту трусость? - пронзительно посмотрел на меня старик.
   Я медленно качнул головой. Мне было не за что его осуждать. Более того, я ловил себя на мысли, что и мне до дрожи не хочется в это лезть. Хотелось вызвать специалистов - а группа умёртвий вполне достаточное для этого основание! - и двинуться дальше по намеченному пути, тем более, что источник опасности мне уже удалось определить, а большего от меня и не требовалось. В данном вопросе лучше разбираться опытному менталисту, оракулу или специалисту по общению с духами, но никак не боевому офицеру без малейших ментальных или пророческих талантов.
   Однако, я также понимал, что не смогу уйти. Виной тому проклятая привычка доводить начатое дело до конца, насколько бы неприятным оно ни было. Да и... неизвестно, что хуже; узнать неприглядную правду или мучиться до конца жизни чувством вины и неопределённости. Бросить всё и уйти казалось мне сейчас почти предательством.
   - Единственное, что я могу сказать - вызвавшие появление умёртвий события произошли где-то недалеко от того оврага, в котором вы с ними встретились. Они всегда появляются в той области, буквально пара сотен саженей. И, собственно, сам овраг находится ближе к краю. Вы же, как я понимаю, не собираетесь уходить так просто?
   - Нет, не собираюсь, - подтвердил я. - Но не волнуйтесь, в одиночестве я туда не пойду. Умёртвия - это не та компания, которую можно назвать тёплой. Отправляясь в лес, я послал сообщение о событиях в этой местности, и к нам почти наверняка движется группа из ближайшего города.
   - Хвала богам, - улыбнулся Лесислав. - Я уж, было, предположил, что вы решите проявить свойственную молодости горячность. Тем более, что вы огневик, уж не обижайтесь.
   - Ну, я всё ж таки не мальчишка, - я хмыкнул. - А война очень чётко объясняет границу, на которой личная доблесть переходит в беспросветную глупость. Если есть возможность достичь желаемого результата без потерь среди личного состава, то ей непременно нужно воспользоваться. Разумеется, при общей разумности данного варианта решения.
   - Вы явно учились у хороших командиров, - весело хмыкнул князь. - Это правильно. Обычно, к сожалению, офицеров учат другому; у нас свои дела, у командиров - свои. С одной стороны, это правильно - отлично знать абсолютно всё невозможно, - но, с другой, иногда подобное становится причиной некоторых проблем, которых можно было бы избежать. Например, конфликтов между офицерами и командирами. Вам не доводилось сталкиваться с подобным?
   - Доводилось, как и всем, - я кивнул. - Лично я в подобных конфликтах не участвовал, мне крайне везло с командирами. Однако, доводилось разрешать серьёзный спор между подчинёнными. Как это часто бывает, произошедший из-за несущественных причин в самый неподходящий момент.
   - Из-за женщины? - собеседник проницательно улыбнулся. Мне осталось только развести руками.
   - Я бы сказал, большинство подобных конфликтов происходит именно на личной почве. И только процентов десять - по всем остальным причинам вроде карьеры или серьёзных принципиальных разногласий. Но я предлагаю всё-таки вернуться к основной проблеме. Далеко отсюда до посёлка?
   - Нет, не больше часа пешим ходом. Вы думаете, как отнести туда мальчишек?
   - Да. Сами понимаете, родители там уже сходят с ума от беспокойства, поэтому лучше поторопиться, пока они не совершили какой-нибудь опрометчивый поступок вроде самостоятельных поисков. Но, как я понимаю, вам не хотелось бы пересекаться с местными или, более того, со службистами?
   - Не всё так трагично, - улыбнулся старик. - Наверное, я, что простительно сентиментальному старику, с самого начала слишком сгустил краски: не столь уж уныло моё нынешнее существование, и скрываться от властей необходимости нет. Я живу тут вполне легально, считаюсь местным лесничим. Да и упомянутые вами службисты вполне в курсе моей биографии. Просто, пока я живу один, в лесу, в глуши, и почти не поддерживаю контактов с внешним миром, меня трудно заподозрить в контрреволюционной деятельности. А, поскольку за монархию я всё-таки не воевал, мне позволяют жить, не ожидая ежеминутно стука в дверь, звучащего последним приговором. Так что я вполне могу помочь вам отнести мальчиков в посёлок, да и при необходимости послужу проводником - что уж там! Одного из них я могу донести при помощи левитации, а вот со вторым уже труднее. Можно соорудить носилки.
   - Второго, думаю, я вполне смогу донести до посёлка сам, если тут действительно недалеко, - предложил я. - К тому же, ничто не мешает нам при необходимости остановиться и передохнуть пять минут.
   - Вы не очень устали? А то можно было бы заняться этим прямо сейчас. Уже, кажется, рассвело, так чего тянуть? Тем более, вызванное вами подкрепление приедет не позже полудня, а то и того раньше - сумеем без спешки добраться до посёлка, отдать мальчиков родителям. У меня-то застарелая бессонница; если какие-нибудь тревожные события произошли, заснуть не могу совершенно.
   - Не устал. Но вы же говорили, они слишком слабы для этого? Может, лучше, к примеру, привести сюда их отца, чтобы его успокоить? И... каковы вообще шансы мальчиков на благополучный исход их болезни? - едва ли не с замиранием сердца задал я вопрос.
   - Кажется, я совсем уж вас напугал, - сокрушённо покачал головой князь. - Да, они потеряли много сил, и вряд ли в скором времени смогут бегать по лесу, но жизнь их вне опасности, я немного понимаю в целительстве. Теперь им требуется только покой и забота, которую они скорее получат дома, под присмотром родителей, чем у старика в лесу, - он улыбнулся.
   Двух одеял, к сожалению, в землянке старика не нашлось. Поэтому одного мальчика мы завернули в единственное имеющееся, а второго - в старый бушлат князя. На улице было совсем не холодно, всё-таки лето, но в состоянии столь сильного истощения не бывает лишнего тепла. Можно было обойтись и без бушлата, одной стихией, но так надёжнее.
   До посёлка мы дошли часа за два, несколько раз остановившись по дороге - передохнуть, покурить. В основном, конечно, из-за меня; князь левитировал одного из мальчиков без каких-либо затруднений. А я хоть и не жаловался на физическую подготовку, но нести на руках тридцать килограмм живого веса тяжело. Если бы можно было закинуть его на плечо, или хотя бы подхватить на спину, было бы куда проще; но, честно говоря, было боязно хоть как-то потревожить мальчика - при одном взгляде на мальчишку на глаза наворачивались слёзы. Не столько из жалости к нему - причин не доверять старому князю не было, и я был уверен, что у близнецов всё будет хорошо.
   Просто вид мальчишек растревожил старую рану. Вряд ли когда-то получится забыть тот лагерь для военнопленных, который моему полку довелось освобождать около года назад. Там были такие же мальчишки, девчонки, а ещё взрослые мужчины и женщины, весившие едва ли больше детей. И все настолько ослабевшие, что идти самостоятельно могли единицы.
   В нашем полку было всего два офицера, владеющих воздушной стихией и способных к левитации, поэтому заключённых мы выносили из бараков на руках, на импровизированных носилках, на плечах. Мёртвых пополам с живыми. Тюремщики даже не обращали внимания, что некоторые из заключённых уже не поднимаются на работы - пинали трупы, и, когда это не помогало, просто уходили. Надзирателями там были примитивные тупые зомби, которыми руководили кадровые офицеры из числа Солдат Смерти. Но больше всего шокировало не это, а то, что хватало и вполне живых солдат и командиров, которые чувствовали себя в этом месте вполне комфортно. Наблюдать зверства нежити приходилось всем, да от них никто и не ожидал человечности, а вот когда обычные люди ведут себя как нежить - это по-настоящему отвратительно. И страшно.
   Штурм был коротким и внезапным - эти уроды даже не успели понять, что произошло. Когда же добрались до лаборатории, в которой как раз в самом разгаре был один из... экспериментов... Пленных не было. Хоть "учёные" и не оказывали сопротивления, но нежить испепелили офицеры, а живых солдаты забили прикладами и ногами. Я, пара офицеров, и пятеро командиров разных званий - весь командный состав, бывший в той или иной мере свидетелями солдатского самосуда - единогласно решили не наказывать никого. Людьми растерзанные "учёные" уже не были, и вполне получили по заслугам. Пусть по уставу их и должен был судить трибунал, но в Книге Роса сказано, что каждый должен быть наказан соразмерно причинённому им злу - на этом и на том свете. А мы все воспитаны именно на этих традициях.
   Нашу небольшую процессию заметили издалека; посёлок от леса отделяло широкое поле, на котором вовсю шла уборка. Ближайший комбайн остановился, из кабины на его переднюю ногу выпрыгнула человеческая фигура. Судя по ловкости, с которой комбайнёр перемещался по не предназначенным для лазанья частям машины, я сделал вывод, что он весьма молод, а по яркому алому платку на голове - что это девушка. Она спрыгнула вниз, сорвала с головы платок, помахала нам и, продолжая размахивать, как флагом, стремглав понеслась к бредущему в отдалении погрузчику. Машина держала под брюхом пустой контейнер, чтобы заменить его при первой необходимости и унести заполненную ёмкость на комбинат. Мне было видно ещё несколько тракторов; судя по всему, погрузчик вполне успевал обслуживать все.
   Последовал короткий разговор девушки с водителем севшего погрузчика, и тот, опустив контейнер прямо на землю, развернул машину в нашем направлении. Буквально через пару минут лязгающий суставами железный паук оказался возле нас, резко лёг на брюхо, выпуская из своих недр ту самую девушку с алым платком и крепкую женщину лет пятидесяти. Младшая, почти ещё девчонка - едва ли больше восемнадцати лет - щеголяла в синем мужском рабочем комбинезоне из грубого полотна с мужской же клетчатой рубашкой на пуговицах, а старшая была одета вполне традиционно - в длинную юбку, подоткнутую на боках для удобства, и свободную полотняную рубаху с традиционной обережной вышивкой по рукавам и вороту.
   - Нашлись мальчишки! - радостно воскликнула молодая.
   - Ох ты, во имя Селея и Ласки! Бледные, худенькие... Что ж с ними сделалось?!
   - Нежить напала, - ответил князь. Судя по всему, его в посёлке действительно знали и принимали за своего. - Но с ними всё будет хорошо. Марён, нам бы их до дома довезти поскорее - родители небось с ума сходят!
   - Да уж как бы не сошли! - всплеснула руками старшая женщина. - Лёнка вон аж слегла со вчерашнего вечера - всё бормотала, что не увидит кровиночек своих, что сожрала их тварь лесная! Полезайте в кабину, все разместимся. В тесноте, да не в обиде. Лиска, а ты работать дуй, нечего мне здесь!
   - Ну, ничего себе! - возмутилась девушка. - Я их заметила, я тебя позвала, а меня сразу обратно? Мне, может, тоже интересно, что за чернушина у нас завелась такая! Знаю я, сейчас как приедете, разговоры разговаривать будете, а я как всегда ничего не узнаю! Товарищ офицер, ну скажите хоть вы ей? - почему-то избрав меня в качестве объекта приложения уговоров (может, потому, что лицо новое, не знающее всех тонкостей местных взаимоотношений, которому можно надавить на жалость?), возмутилась девушка.
   - Мы не будем никому ничего рассказывать, - улыбнулся я. - Только СОБовцам, которые около полудня должны прибыть. А вы, Алися, кстати, не собираетесь идти учиться? - в ответ на её удивлённо округлившиеся глаза, я кивнул под ноги - у девушки не было тени. Зато имелась явная склонность к стихии земли и, кажется, воздуха.
   - Да вы что, - рассмеялась она. - Я уж два года отучилась. И на фронт бежать хотела, только поймали. А сейчас вон и война кончилась, нас по домам отпустили на лето - почти все деревенские, а в колхозах сейчас самая работа!
   - Ну, удачи в учёбе, - отсалютовал я по уставу - как раз мальчика из моих рук аккуратно забрала Марёна, чтобы устроить его в кабине. Девушка в ответ улыбнулась и только помахала рукой. Хоть все люди с магическим даром и являются военнообязанными в случае мобилизации, и общевоинский устав ко второму курсу должны были выучить, но одно дело - выучить, а другое - жить по нему. Что ей, к слову, совершенно не надо.
   Я последним нырнул в клетушку кабины, и машина с тихим железным стоном поднялась на лапы, сходу заторопившись в сторону посёлка.
   Внутри действительно было весьма и весьма тесно; оставалось только радоваться кратковременности подобных неудобств. Кроме того, здесь было очень жарко, и если водительское место неплохо обдувалось через открытые технические люки по бокам кабины, то пассажирское напоминало хорошую баню. Впрочем, как раз это нас не смущало: мальчикам чем теплее, тем лучше, а мы с Лесиславом, как умеющие обращаться с огненной стихией, подобные мелочи могли перетерпеть без особых усилий. Конечно, приятного в этом процессе всё равно немного, но хотя бы нет риска получить тепловой удар.
   Только теперь я нашёл момент сообразить, что мой вечный двумерный спутник куда-то сбежал. Однако предположить конкретных причин подобного его поведения не успел - путь занял у нас всего несколько минут. А потом стало вовсе не до того.
   Райков забирал у нас сыновей со слезами. То ли радости, то ли - боли при виде состояния, в котором пребывали мальчики, а, вероятнее, в отцовских слезах хватало и того, и другого. Я, как и всегда в подобные моменты, чувствовал себя очень неловко: это была их личная радость, к которой я не имел совершенно никакого отношения, и потому чувствовал себя будто подглядывающим в замочную скважину.
   Однако неловкость моя разрешилась очень быстро и совершенно неожиданно: боги сжалились и поторопили СОБовцев, которых мы с Лесиславом выскочили встречать, оставив танкиста с детьми. Правда, когда из двух скоростных самоходок высыпались бойцы, оказалось, что собственно службистов всего двое.
   Совсем молодой альтенант, наверняка только окончивший учёбу - это всегда видно по ошарашенному восторгу в глазах и едва заметно трясущимся от волнения коленкам. Его, вероятнее всего, отправили сюда "на выгул", - посмотреть, что такое работа в полевых условия, принюхаться, осмотреться. Проще говоря, "в нагрузку". Альтенант был южной масти - черноволосый, черноглазый и смуглый, наверное, из горцев, держался очень скованно, но явно пытался с этим бороться.
   А вот второй своим присутствием с лихвой заменял весь положенный состав службистов, являясь гроссмастером Оборонной службы. Оборонщики - это весьма редкие люди; не столько из-за редкости таланта, сколько по причине низкой востребованности. Это те, кто посвящает свою жизнь работе с традиционными разделами магии и ритуалами. Судя по всему, перед нами предстал если не начальник Тарасовского отделения СОБ, то уж его заместитель как минимум: из Оборонщиков часто получаются отличные администраторы и организаторы, а вот в открытом бою пользы от них мало.
   Гроссмастер был человек широкий, тяжёлый и приземистый, как секретер начала прошлого века. Впрочем, он и по возрасту тому секретеру не слишком уступал - ему было лет восемьдесят. А, учитывая, что "традиционные" маги живут несколько дольше обычных людей, а выглядеть могут и старше, и моложе реального возраста, то, с таким же успехом, ему может быть от пятидесяти до ста с лишком.
   В остальном группа была донельзя разношёрстой - видимо, набирали в спешке из тех, кто был под рукой. Из офицеров - мастер-оракул медицинской службы, строгая прямая женщина лет сорока пяти, с совершенно седыми коротко обрезанными волосами под пилоткой, жёсткой складкой в уголках губ, нахмуренным лбом и выцветшими серыми глазами, а также капитан-целитель, усталый и какой-то весь осунувшийся мужчина примерно моего возраста, выражением лица напоминавший старую побитую жизнью дворнягу. Ещё два командира - оба майоры, оба следователи, даже примерно одного возраста, лет под сорок, только один - из прокурорской службы, какой-то весь нервный и слишком уж подтянутый, а второй, кажется, из районного отдела милиции, насквозь прокуренный, откровенно ехидный, держащийся независимо и с непонятной флегматичной насмешкой над всеми окружающими. Такой, чувствуется, не то что нежити - Чернуха не испугается. Впрочем, ничего удивительного: в тылу нашей стремительно наступавшей по всем фронтам армии у них и работы было по горло, и насмотрелся он ничуть не меньше, а то и побольше любого командира на передовой.
   Кроме того, имелось трое сержантов и десяток рядовых, тоже из разных ведомств - и караульная служба, и пограничники, и кадровая пехота, и танкисты.
   - Ну, здорово, бойцы, - поприветствовал нас тяжело отдувающийся после спуска по крутой узкой лесенке гроссмастер. Я отсалютовал и попытался, было, доложиться по всей форме, но меня оборвал взмах его руки. - Да полноте, голубчик! Чай, не на приём ко мне пришёл, а официально меня тут и вовсе нет, - он насмешливо хмыкнул и задумчиво пожевал губами. - Так ты, стало быть, тот бузотёр, что нам кипёж поднял?
   - Товарищ гроссмастер, так я же... - попытался начать я, но так и не смог придумать внятного оправдания, тем более что не вполне понимал, в чём именно меня обвиняли.
   - А, молодёжь, - он вновь махнул рукой. - А, Лесислав, и ты тут? Будь здоров, - с этими словами он пожал руку хитро улыбающемуся в усы леснику, и вновь переключил внимание на меня. - Сам-то не понимаешь что ли? Когда такое сообщение приходит, ни много ни мало, от обермастера-огневика, тут и до паники недалеко! - хмыкнул он. - А он, гядите-ка! Живёхонький тут стоит.
   - Я бы не сказал, что это моя заслуга, - рискнул вмешаться я.
   - Да уж доложили, доложили, - он опять неопределённо махнул рукой. - Хорошо, что сразу сам собрался идти; раз тут умёртвия, то мне и отдуваться придётся, коль жрецов позвать не подумал. Вон, видишь, какую компанию тебе собрал? - он широким жестом указал на разбирающих снаряжение бойцов. - Всех, кто под руку попался. Одну только Велью Стапановну вот из госпиталя выдёргивал, можно сказать, прямым распоряжением. Цени, от важных дел лучшего специалиста по твою душу отвлёк!
   - Самон Самоныч, довольно уже балагурить, - недовольно поморщилась оракул. - Вы, во-первых, товарища гвардии обермастера уже, кажется, довольно ошарашили, во-вторых, время напрасно тратите и, в-третьих, умёртвия - это, мягко говоря, веская причина, чтобы оторвать меня от работы. Скажите, господа офицеры, здесь далеко идти до места, где вы с ними повстречались? - она строго посмотрела на нас с лесничим. Кажется, даже он в этот момент почувствовал себя нерадивым учеником, поленившимся выучить урок, и стоящим теперь перед строгой учительницей, краснея ушами.
   - С полчаса быстрым шагом, - за меня ответил князь. - Если напрямки через лес.
   - Ну, учитывая, что до леса здесь недалеко, самоходки лучше оставить, - распорядился так и не представившийся гроссмастер Самон Самонович. Впрочем, я, кажется, был единственным, кто его не знал. - Пойдёмте, что ли, помолясь. Эх, ну чисто - цыганский табор, - сокрушённо покачал головой он, оглядывая нашу пёструю компанию.
   - Погодите ещё минуту, - бесцеремонно оборвав старшего по званию, оракул пристально глянула на дом, у которого мы стояли, и обернулась к сопровождавшему её капитану. - Татьев, там, в доме, ваша помощь, как мне кажется, будет куда более ценной. А у нас... ну, полагаю, с обмороками, рвотными рефлексами и прочими стрессовыми реакциями я и сама справлюсь.
   - Так точно, - кивнул целитель без какого-либо намёка на эмоции и с всё той же усталой миной на лице ушёл в дом.
   - Третьи сутки дежурства, устал мальчик, - покачав головой, сообщила оракул. Почему-то показалось, что обращалась она лично ко мне. Почему - я предпочёл не задумываться; оракулы - очень странные люди. - А теперь - в путь, господа. Не стоит ждать ночи, хоть у нас и есть при себе специалист-огневик, - оракул едва улыбнулась уголками губ, и первая двинулась в нужном направлении. Кому-кому, а ей проводник точно был не нужен.
   В итоге нас, конечно, всё-таки вёл князь. Общее направление мастер Оракул знала, но вот на предвиденье оврагов, завалов и молодых ельников тратить её силы никто не собирался.
   В прошлый раз я шёл сюда один, и мне было страшно. А сейчас получилось что-то вроде увеселительной прогулки по лесу - шли развёрнутой цепью, больше похожей на толпу неопытных грибников. Группками по два-три человека, разговаривая, шутя, изображая бдительный контроль окружающей местности.
   - Илан, - позвал меня знакомый голос из-под ног. - Отстань немного, я хочу тебе кое-что сказать.
   Учитывая, что я плёлся в хвосте процессии, к тому же один, проблем это не составило - я просто остановился прикурить.
   - Что случилось? Ты где был? - поинтересовался я вполголоса.
   - Искал, откуда твари вылезли. Приходилось быть осторожным; создания ваших богов опасны даже для меня. Но не это главное, нашёл я. Там, в овраге, где мы и предполагали, просто под землёй и очень качественно замаскировано. Я к чему, собственно. Не ходил бы ты туда, а?
   - Если ты просто за меня переживаешь, не стоит - самое страшное позади, - я хмыкнул. - А если нет - обоснуй.
   - Переживаю, только не за твою жизнь, - поправил Тень. - Таких опасностей, чтобы эти не справились сами, там нет. Просто... не стоит на это смотреть. И даже рядом стоять. Правда, не стоит.
   - Всё настолько плохо? - я вздохнул.
   - Хуже, чем ты можешь себе представить, - тихо откликнулся он. - Даже мне стало плохо, - от того, как это выглядит, и от сопутствующей ауры. Кроме того, подозреваю, там ещё и запах соответствующий. Мне заранее жалко следователей, которым во всём этом предстоит копаться: боюсь, спокойно употреблять пищу они после этого долго не смогут.
   - Я тебе верю, но ты же сам прекрасно понимаешь, что в любом случае я пойду. Во-первых, моя помощь может пригодиться. А, во-вторых, будет нехорошо, собрав такую толпу, по-тихому сбежать, согласен?
   - Согласен, - он вздохнул. - Я, честно говоря, и не надеялся, что ты послушаешься. Просто... как вы, люди, это называете, "захотелось выговориться".
   Я вдумчиво кивнул и, испепелив окурок, рысцой двинулся догонять остальных.
   В оставшееся до оврага время было, о чём подумать.
   Мне с каждым шагом всё меньше и меньше хотелось продолжать путь. Тени я верил полностью и безоговорочно, - на этой войне он видел всё, что видел я, и под столь сильным впечатлением от увиденного не бывал никогда. С другой стороны, присутствовало любопытство - извечная человеческая черта, в данном случае даже постыдная, но ничего поделать с ним я не мог. Впрочем, если не получится его удовлетворить, я не расстроюсь.
   В итоге решив положиться в этом вопросе на волю Вехи, я постарался переключиться на другую тему. В частности, прикинуть, по какому маршруту продолжать свой путь домой. Получалось, что продвигаюсь я значительно быстрее запланированного, несмотря на все неприятности по пути, и имею все шансы попасть в родной город где-то в течение месяца-полутора. Даже не знаю, радоваться этому поводу, или огорчаться. Конечно, и там можно дела найти, но, боюсь, через пару недель гражданской жизни, да ещё на одном месте, могу затосковать и захотеть обратно. Но на такой случай тоже есть идея: путешествовать по окрестностям в поисках всё тех же тварей, каких я встречаю в изобилии по дороге. Под Приасском такие бои были, что "ничего не быть" там не может просто по определению.
   Расскажи кому о моих мыслях - не поверят. А если поверят, то удивлённо возразят, мол, не навоевался, что ли?
   Однако, всё довольно просто, и даже, наверное, немного смешно. Я вполне навоевался - более чем! Мирное время настало, и наконец-то, и давно пора, и хоть бы вовсе её не было, той войны. Просто... Стыдно признаться, я ужасно боюсь добраться-таки до родного города. Боюсь, потому что совершенно не представляю, как можно жить "на гражданке". Вернее, теоретически-то, конечно, знаю, но сам никогда не пробовал, и потому - боюсь.
   Так сложилось, что единственные мои годы без армии - это детство в приюте. Потом был ГУБМ; вроде бы учебное заведение, но дисциплина практически казарменная, даром что в мирное время почти все выпускники отправляются в запас, работать по второй, невоенной специальности. Я вот по второй профессии сварщик.
   После Университета началась военная служба, и за все эти годы я настолько привык жить по уставу, что без него жизнь представляю весьма смутно. Даже сейчас я - кадровый офицер, пусть и в отпуске. Пока я еду, мирная жизнь ещё не началась. А вот потом...
   Но долго раздумывать о будущем не получилось: до места добрались сравнительно быстро. А если учитывать габариты и телосложение гроссмастера-службиста, то даже невероятно быстро; меня вообще терзали сильные сомнения, что он не сможет дойти самостоятельно. Дополнительное подтверждение известного правила "внешность обманчива", а уж внешность гроссмастера-оборонщика - особенно.
   Оракул тут же указала место в стенке оврага, где находился вход в искомое подземелье, по её словам - довольно небольшое, и скромно отошла в сторону. После короткого совещания вскрывать решили со всеми предосторожностями. Делать это должен был сразу вызвавшийся Лесислав, лучше всех из присутствующих владеющий магией земли, под нашим с гроссмастером прикрытием.
   Некоторое время мы ждали, пока грузный неторопливый старик нанесёт необходимые символы, разожжёт небольшую походную жаровню, достанет все нужные ингредиенты... В общем, обычная подготовка к ритуалу. Все ритуалы и обряды всегда похожи, поэтому, не зная тонкостей, понять их невозможно. Я тонкостей не знаю, поэтому даже не пытался наблюдать.
   Умёртвия попытались присоединиться к нашей тёплой компании минут через пять, совершенно безразличные к солнечному свету, но в этот раз их встретили слаженные очереди опытных бойцов, заранее выставленных с этой целью по периметру. Сейчас твари выглядели не грозно и не страшно; даже отвратительными их назвать не получалось. Скорее, жалкими.
   После получаса подготовки оборонщик скомандовал "в атаку!", и все, подобравшись, заняли свои места. Часть бойцов остались бдительно охранять внешний периметр (а вдруг тут ещё какая гадость кроме умёртвий, на которую хорошо действует свинец из автоматного магазина?), ещё двое встали напротив предполагаемой двери с оружием наготове. Лесислав, кряхтя, улёгся на спину на краю оврага над самым проходом, - с землёй удобнее работать именно лёжа, особенно если нужно аккуратно сделать что-то сложное.
   Не знаю уж, что нашаманил Самон Самонович, но теперь и я чувствовал силу, скрывающую подземелье: пузырь, закрывающий сам вход, уходящий стенками куда-то в глубь земли. Судя по всему, сеть заклинания была сплошная и закрывала нору со всех сторон. Я встал рядом с этой плёнкой так, чтобы не перекрывать линию огня бойцам с автоматами, и тоже приготовился.
   Земля разверзлась бесшумно и быстро, как и положено разрушаться сложной иллюзии. И в тот же момент мы, одновременно вздрогнув, обернулись на неожиданный звук.
   Кричала оракул. Опытная, прошедшая войну, холодная и решительная женщина.
   Да нет, не кричала... Это был переливчатый, срывающийся, леденящий душу вой, который, казалось бы, просто не способно издать человеческое горло. Бледная, страшная, с впавшими щеками, тёмными кругами вокруг глаз, в которых застыла смесь ужаса, боли, ненависти и боги знают, чего ещё. Через несколько секунд она обмякла, потеряв сознание. К счастью, рядом оказался успевший среагировать молодой службист, подхвативший женщину.
   А потом уже все почувствовали идущий снизу запах тлена и гниющего мяса. Мы с автоматчиками переглянулись. Сержант, мой ровесник, рыжеволосый здоровяк трёх аршин ростом с рваным шрамом от виска к подбородку, нервно усмехнулся, а его напарник шумно сглотнул.
   - Итак, господа, кто желает составить мне компанию? - я тоскливо вздохнул и оглядел присутствующих.
   Ежу понятно, что первым, несмотря на все предупреждения тени, придётся идти мне. Первым на случай непредвиденных осложнений лучше пойти офицеру, нас здесь трое. Четверо, если считать лесника. Оракул в обмороке, да и толку там с неё, оборонщик нас всех лучше отсюда прикроет, да и в ход он может элементарно не пролезть. Князь не боец, молодой службист пока тоже.
   - Я пойду, - высказался побледневший, но решительный альтенант. Водник с хорошими способностями, действительно может в случае чего помочь. Да и полезно ему будет.
   - Пошли, чего уж там, - кивунл рыжий сержант, а вслед за ним закивали и остальные. Лезть не хотелось никому, но трусов здесь не было. Я вопросительно посмотрел на стоящего в некотором отдалении гроссмастера, - нехорошо как-то получается, всё-таки он старший по званию, да и подчиняется вся эта компания ему, так что именно он по уставу должен назначать добровольцев и ставить задачи.
   - Командуй, Стахов, у тебя хорошо получается, - правильно расценил мой взгляд службист, не отрываясь от жаровни. Я кивнул, отдал фуражку приподнявшемуся на локте Лесиславу, с встревоженным любопытством разглядывающему нашу компанию. Старый князь ободряюще подмигнул и грустно улыбнулся.
   - Так, ты и ты, - обратился я к вызвавшимся первыми.
   - Сержант Обыло, - представился рыжий, отсалютовав автоматом. Я перевёл взгляд на службиста.
   - Альтенант Араз Радыгов.
   - Так, я впереди, за мной...
   - Погоди, офицер, - окликнул меня один из следователей, тот, что прокуренный. - Я тоже пойду. Следователь Жегалин.
   Я только кивнул; возражений не было. В любом случае, от нас требуется только проверить эту яму на наличие возможных опасностей, а копаться в мусоре всё равно придётся следователям. В компании с молодым службистом, в случае чего.
   - Тогда так. Я, за мной Обыло, Жегалин и Радыгов замыкающим. Замыкающему в драку не лезть, если только нападать будут сзади, понятно?
   Молодой альтенант кивнул. Обращаться к опытному сержанту в духе "смотри, меня не подстрели" было невежливо, следак тоже вряд ли начнёт палить во всё шевелящееся без предупреждения, а вот Радыгов по молодости и неопытности может и сорваться.
   - Ну, да хранит нас Ставр, - я тряхнул головой и сделал первый шаг, на ходу посоветовав остальным. - Постарайтесь дышать неглубоко, внутри воняет явно сильнее, чем снаружи.
   В ярком свете огней Ставра ясно виднелись аккуратные земляные ступени, круто уходящие вниз, и стена - впереди ход поворачивал вправо.
   Тихий не то стон, не то хрип неожиданностью для меня не стал - единственного обитателя подземелья я почувствовал загодя, ещё на ступеньках, поэтому его "коварный план" напасть из-за угла провалился.
   Кадавр - это почти тот же зомби, только противнее. Если зомби - обычный не-мёртвый, то кадавр представляет себя слепленную из кусков человеческих тел мерзость, очень шуструю и прожорливую.
   Здоровая омерзительная туша, слегка дымящаяся и обгорелая, рухнула между нами с сержантом. Когда я перед самым поворотом достаточно широкого и просторного коридора (чего трудно было ожидать в узком лазе со ступеньками) прыгнул вперёд, Обыло даже не дёрнулся - видимо, имел неплохой опыт работы с боевыми офицерами. Он просто остановился, на всякий случай вскинув автомат.
   Когда же я присел на корточки, разглядывая остатки нежити, сержант насмешливо прокомментировал:
   - Что, товарищ офицер, подгорел шашлычок?
   - Да не говори, сержант, - в том же тоне весело ответил я. - Одни угли, есть нечего.
   Сзади раздался странный булькающий звук. Обернувшись, мы успели только разглядеть спину выскакивающего наружу альтенанта.
   - Спёкся, - прокомментировал невозмутимый следователь, подпирающий стенку с очередной папиросой в зубах. - Зря вы про шашлык, бедняга ещё не скоро сможет нормально питаться. Видимо, воображение у него хорошее.
   - Да, нехорошо получилось, - вздохнул сержант.
   - Ничего, для него на первый раз и этого довольно. А дальше, боюсь, и нам впечатлений хватит по самые уши, ещё есть шанс последовать его примеру.
   Я выпрямился, мрачно покосился на приоткрытую дверь в конце аршинного предбанника, в очередной раз поморщился от мерзких запахов, к которым добавился ещё и запах упомянутого сержантом подгоревшего шашлыка, и решительно вошёл в достаточно просторную комнату за этой самой дверью.
   Мы выбрались на свет минут через десять, всей толпой. Так долго продержались, наверное, из духа соревнования - никому не хотелось быть первым. А когда я понял, что ещё немного, и меня стошнит прямо здесь, хотя, кажется, и нечем, я плюнул на гордость и развернулся к выходу. Следователь с сержантом не заставили себя упрашивать и затопотали следом.
   На свежем воздухе несколько отпустило, и я передумал бежать к ближайшим кустам. Зато вот Обыло солнечный свет и кислород не помогли. А мы с бледно-зеленоватым следователем переглянулись и одновременно полезли в карманы за папиросами.
   - Что там? - нам навстречу бросился оставшийся следователь и пара солдат. Чуть в отдалении лежала на плащ-палатке оракул, которую милосердно не приводили в чувство. Рядом, привалившись к дереву, сидел Радыгов, которого какой-то рядовой отпаивал характерной жидкостью из фляжки.
   - Трупы, - мрачно ответил Жегалин. - Очень много трупов. Разной степени изуродованности, разной степени разложения. Сколько работаю, даже близко похожего не видел, тем более - сразу.
   - Я так понимаю, вопрос, "кто это сделал", перед нами не стоит? - вздохнул прокурорский. - И так понятно?
   - Надо полагать, эти твари уже получили своё, - пожал плечами Жегалин. - Нам предстоит только опознание. И похороны. Ну что, товарищи офицеры, командуйте, - насмешливо хмыкнул он, глянув по очереди на меня и на гроссмастера.
   - Да что там командовать, - вздохнул Самон Самонович. - Мне тут сидеть до пришествия богов не имеет смысла, Велью Стапановну тоже лучше подальше увезти, пока она не очнулась. Да и вам такая толпа народа не нужна. А Стахов вон вообще в отпуске, ему тут тем более делать нечего. А, гвардии обермастер?
   - Моя помощь может оказаться нужной, - я нехотя пожал плечами. Спускаться обратно не хотелось, но по совести здесь лучше было бы остаться кому-то из офицеров. Кроме меня, получается, некому.
   Но это как раз нормальная ситуация. Офицеров - то есть, собственно, людей без тени, способных управляться со стихиями, вообще довольно мало. Было бы много, и война была бы существенно короче: пара десятков обученных совместно действовать опытных боевых офицеров может заменить батальон пехоты, и это не преувеличение. А на практике получается не больше десятка офицеров на полк, причём из них несколько молодых. В войну больше просто не было, а в мирное время и столько - много. Вот и получается, что офицер должен быть мастером на все руки и "каждой бочке затычкой".
   - Ну, молодой, ответственный, всё понятно, - усмехнулся службист. - Удачи вам тут. А я пришлю жреца, к ночи доберётся. Надеюсь, вы к тому времени успеете закончить?
   - А вот леший знает. Во всяком случае, постараемся, - ответил я.
   Взяв с собой двоих бойцов для переноски бесчувственной женщины, гроссмастер вместе с молодым альтенантом ушёл. Ну что ж, пора брать командование на себя.
   - Значит так, бойцы. Кто близко сталкивался с нежитью в её самом гнилом и отвратительном состоянии, шаг вперёд! - оказалось, опыт подобный был у всех, что, впрочем, не удивительно. - А теперь на чистоту. У кого крепкие нервы и желудок, и кто чувствует в себе силы копаться в мёртвых телах? Предупреждаю сразу, зрелище тяжёлое. Особенно учитывая, что там в основном женщины и дети...
   На этот раз думали дольше, и некоторые всё-таки взяли самоотвод. Среди добровольцев оказались оба следователя, два сержанта из трёх, четверо пехотинцев и один пограничник. Обоих караульных увёл с собой службист, трое танкистов и два пограничника предпочли постоять с автоматами. Ну и, кроме того, вызвался помогать князь, что тоже не оказалось неожиданностью; я даже не пытался ему возражать, потому что сам на его месте поступил бы так же. Хотя... почему "бы"? Вот, поступаю.
   Наша монотонная жуткая работа продолжалась до вечера. Один из танкистов упал в обморок, а двое пограничников были к тому близки; всех троих решили не мучить и отправить в посёлок. Впрочем, остальные тоже не выглядели бодрыми и довольными жизнью.
   Говорить не хотелось. Обсуждать - тем более. Через какое-то время сознание отказалось фиксировать происходящее. В голове попросту не укладывалось, что вот это мог сделать человек.
   Есть в нашем языке хорошее слово - нелюди. Это, наверное, единственное подходящее слово...
  
   Жрец прибыл ближе к полуночи. Половина бойцов дремала кто где, остальные стояли в карауле на случай появления умёртвий, а мрачные измотанные следователи сидели недалеко от входа в подземелье и разбирали документы. Запахи, витавшие над оврагом, уже никого не беспокоили - за столько времени притерпелись, перестали замечать. Жрец, подтянутый крепкий старик, только сокрушённо покачал головой и сотворил охранное знамение. А вот здоровенный волк, верхом на котором приехал служитель богов, скалил зубы, дыбил шерсть на загривке и поджимал хвост.
   Отдельно мы сложили всевозможные документы, найденные личные вещи - всё, что могло пролить свет на личности умерших в этом овраге и личности их убийц, кто бы они ни были. Пока жрец пел песню прощания, мы стояли подле него, своеобразным почётным караулом. Вместо родных и близких, кто должен провожать умерших в последний путь. Впрочем, за эти годы мы все стали друг другу родными и близкими. Общая беда сплачивает, как ничто другое.
   Здоровяк Обыло, стоявший рядом со мной, утирал рукавом катящиеся слёзы. Да и не он один.
   Вот старый князь беззвучно повторяет за жрецом слова, уткнувшись лбом в ладони.
   Немолодой пограничник теребит в руках застиранный носовой платок, тоже периодически поднося его к глазам.
   Даже циник Жегалин выглядит осунувшимся и пришибленным.
   В горле застрял колючий комок, и я тоже с трудом сдерживал слёзы. Не потому, что мужчины не плачут; ещё как плачут. От боли, от горя. Просто... привычка.
   Потом мы все выбрались из оврага, прихватив вещественные свидетельства с собой, и я, дождавшись кивков от следователей и жреца, залил этот шрам на теле земли пламенем, тщательно следя, чтобы оно не выплеснулось наружу: не хотелось стать причиной лесного пожара.
   Я долго не давал огню ослабевать. Уже сгорели в тонкий пепел тела, и их души с дымом унеслись в божественные чертоги. Выгорела изнутри и обрушилась просторная пещера, стены которой столько времени прятали свидетельства страшных преступлений. Прахом стала трава, мелкий лесной мусор. Отпустил стихию только тогда, когда стены оврага запеклись в толстую каменистую корку, навсегда став памятником на братской могиле трёх десятков человек.
  
   Я не стал задерживаться в посёлке. Утром отправившиеся домой бойцы подвезли меня на десяток вёрст, пока было по пути. Потом они свернули на широкую дорогу, ведущую в город, а я отправился дальше по просёлку, не зная, куда он выведет меня дальше. Указателя на повороте не было, а расспрашивать спутников не хотелось. Нам вообще после всего пережитого не хотелось разговаривать, и я благодарил богов, что мне никогда больше не придётся увидеться с этими людьми. Не потому, что они чем-то плохи, а просто из-за того, что теперь для меня все они будут связаны с этой историей, которую очень хочется поскорее забыть, только вряд ли получится. Так что я просто доверился грунтовой дороге, совпадающей пока с нужным направлением движения, и шёл, изо всех сил пытаясь ни о чём не думать, а просто наблюдать за живым и солнечным миром вокруг.
   Единственное, о чём я жалел - что прощание со странным лесником-князем получилось быстрым, скомканным и сумбурным. Однако после обнаружения этого страшного подземелья он был, кажется, шокирован сильнее всех остальных, и выглядел совершенно раздавленным. Я понимал, о чём он думал, наверное, частично виня в произошедшем себя. Но совершенно точно знал, что не смогу найти подходящих слов, способных его поддержать.
   Мой неизменный необычный спутник, изображая из себя обыкновенную послушную законам физики тень, скользил по земле вслед за мной, и тоже, видимо, не хотел разговаривать, или просто чувствовал моё настроение. Затрудняюсь предположить, что настолько шокировало его. Может быть, он, как существо иного порядка, чувствовал следы тех смертей? Чувствовал то же, отчего мастер-оракул Велья Стапановна потеряла сознание?
   - В очередной раз убеждаюсь - вы, люди, странные существа, - наконец, не выдержал тишины Тень. - Странные и страшные.
   Я промолчал. Мне нечего было ему ответить.
  
  -- Встреча четвёртая. Кровь падших.

Время встречи - 25 августа 1912 года от Восхождения Богов. Место действия - окрестности деревни Полёвка, на границе Тарасовской и Бесовской областей.

  

"На голове - фуражка, на груди
блистают золотые аксельбанты,

они такие щёголи и франты
со станции Космической Зари..."

  
   - Не погуби, отец родной! Спаси кровиночку, дуру мою беспутную! - я, опешив от такого вступления, замер, не донеся ложку до рта, и удивлённо посмотрел на хозяйку. Женщина, впустившая странную гостью, была шокирована не меньше моего.
   А та, не останавливаясь на достигнутом, сходу рухнула на колени прямо на пороге и уже в таком положении двинулась ко мне, продолжая стенать.
   - Спаси, во имя Роса! Одна она у меня осталась, совсем одна во всём свете, кровиночка! Мужа, трёх сыновей на фронт проводила, старшую дочь в медсанбате снарядом убило, одна она осталась!
   - Да прекратите вы истерику! - я опомнился, опустил ложку и бросился поднимать явно пребывающую не в себе женщину на ноги. Ещё не хватало, чтобы она тут на коленях стояла! - Помогу, всем помогу, всё, что в моих силах сделаю, вы только на ноги поднимитесь! Да сколько ж можно? - не выдержал я, когда к причитаниям добавились и слёзы в два ручья, а попытки поднять с пола рыдающую гостью не увенчались успехом, потому как применять силу мне не позволяла совесть, а без её применения преодолеть пассивное сопротивление дородной крестьянки, весившей больше меня, не получалось. Кроме того, как большинство мужчин, я всегда теряюсь при виде женских слёз.
   Тут мне на помощь пришла хозяйка дома, давшего мне приют. Крепкая, много повидавшая вдова лет пятидесяти без лишних сантиментов силком подняла рыдающую бабу и усадила на скамью. После чего черпанула кружкой воды из стоящей в углу небольшой бочки и бесцеремонно плеснула в лицо пребывающей в истерике женщины. Та захлебнулась рыданиями и в полном шоке уставилась на нас.
   - Хватит выть, - решительно заявила Илина Миролевна. - Ты дело говори, а не концерты выездных филармоний устраивай.
   Из путаных и бессвязных объяснений женщины я понял только одно. Здесь поблизости обитает какая-то нежить, и эта нежить похитила её дочь. Вернее, не то чтобы похитила; со слов безутешной матери, её дочка, эта самая "дура беспутная", сама к той нежити убежала. От меня требовалось найти и попытаться спасти жертву психического воздействия; потому как самостоятельно убегать на встречу с нежитью ни один хоть сколько-нибудь разумный человек не будет. Да и неразумный тоже: инстинкты есть даже у совершенно сумасшедших, и одним из них как раз и является безотчётный страх перед не-мёртвыми. Хотя, конечно, всякое бывает.
   Одно могу сказать. Как же здорово, что весть о моём прибытии не успела вчера разбежаться по всей округе, и эта несчастная не набросилась на меня с дороги. Поэтому я прекрасно успел и как следует выпариться в бане, и отоспаться, и даже вот позавтракать тоже. Не пришлось, уставшему с дороги, на голодный желудок, да ещё и на ночь глядя бродить по лесу в поисках пропажи.
   - А давно она пропала? - кстати вспомнил я.
   - Да вот, почитай, среди ночи и ушла.
   - А странности какие-нибудь в её поведении были последнее время? - волей-неволей пришлось настраиваться на деловой лад. Молчаливая хозяйка, видя, что начался нормальный разговор, продолжила возню со старым закопчённым самоваром, накрывая стол к чаю.
   - Да не, странностей не было, наоборот. Как Иська, Марёнин сын, с фронта прибыл - почитай, уж недели две, - так она по нём покой потеряла. А тут взяла, да и убёгла.
   - Подождите, - растерялся я. - А с чего вы тогда вообще взяли, что тут нежить какая-то замешана? Может, она к тому Иське и сбежала? Или от несчастной любви дёру дала, или вообще, не приведи боги, в речку с камнем на шее бросилась?
   Женщина замерла и испуганно уставилась на меня. Видимо, ей такая простая мысль в голову не приходила. Из-под стола раздалось радостное злорадное хихиканье.
   - Так это... идол же...
   - Какой идол? - устало вздохнул я.
   - Так Ставров же, - ответила она, и вновь принялась играть в гляделки.
   - Что с ним не так?
   - Всё не так.
   Ладно, попробуем зайти с другой стороны.
   - Где этот идол находится?
   - Дома.
   - У вас?
   - Нет, у кумы.
   Я едва сдержался, чтобы не выругаться от всей души и в голос.
   - Какое вообще отношение этот идол имеет к пропаже вашей дочери?
   - Ну, дык он с ночи, того... в крови...
   Тень под столом уже не просто хихикал, он истерически всхлипывал, явно абсолютно довольный происходящим. Мне бы его радость!
   В общем, разговор в подобном духе продолжался ещё минут пятнадцать. У тени уже не было сил смеяться, хозяйка дома косилась на меня с искренним сочувствием и уважением, просительница будто нарочно издевалась. А у меня к концу разговора возникло стойкое желание испепелить глупую бабу на месте; ну, право слово, как так можно?
   Однако, кое-какую полезную информацию из неё всё же удалось выдавить, так что мучения были не напрасны.
   Как оказалось, пропала девушка не из родного дома, а от той самой кумы, у которой гостила ввиду дружбы с её дочерью. Собственно, тревогу как раз эта самая дочь и подняла, потому что с вечера пропавшая вела себя очень странно - невпопад отвечала на вопросы, была бледна и явно не в себе, - а утром постель её была даже не примята. Про кровоточившего идола это уже была не очень достоверная информация, поэтому я, мрачно вздохнув, потянулся за фуражкой, знаменуя окончание разговора. Перед тем, как очертя голову куда-то бросаться, нужно было поговорить хотя бы с девушкой, обнаружившей пропажу подруги. Надеюсь, та окажется более простым собеседником, а то после столь содержательного разговора мне уже даже чая не хотелось.
   Нервная просительница оказалась соседкой моей хозяйки, а её кума жила на другом конце деревни, то есть "гости" были весьма условные - тут идти было пять минут неспешным шагом. Да оно и к лучшему, что недалеко, а то дурная баба увязалась за мной и, стоило шагнуть за дверь, продолжила истерические вопли. Решительной Илины Миролевны под рукой, чтобы заткнуть её, не было, поэтому оставалось только стоически терпеть, радуясь, что деревенька такая маленькая.
   Под вопли женщины (кстати, надо хотя бы узнать, как её зовут, а то невежливо получается) мы добрались до дома её кумы в компании небольшой толпы - вездесущие чумазые мальчишки, несколько баб и один бодрый дедок-балагур. Последний весьма остроумно подначивал и мою "проводницу", и остальных женщин под весёлое улюлюканье детворы. Если бы не он, боюсь, я бы точно не сдержался.
   Подругой пропавшей оказалась тихая серьёзная девушка лет шестнадцати. Она встретила нас у калитки с растерянным видом, но, кажется, быстро сообразила, что к чему, и понимающе улыбнулась.
   - Товарищ офицер, вы же со мной поговорить по поводу Юди хотели? Проходите в сени, - она посторонилась.
   - Так точно, - с облегчением кивнул я и прошмыгнул вслед за девушкой в дом.
   - Вы не обращайте на тётю Лёну внимания, она хорошая, хотя и глуповатая, - с улыбкой проговорила девушка, провожая меня в горницу. - Присаживайтесь, я вам всё расскажу. Это, собственно, моё предположение, что Юдола какой-то нежити попалась, уж не знаю, на зуб ли, или ещё куда. Мы с ней у меня встретились погадать; я гадаю очень хорошо, всегда сбывается. Вот она меня и попросила судьбу ей разложить. Она, знаете, последнее время странная была, как сама не своя. Явно на сердце печаль какая-то, а рассказывать не то боится, не то стесняется. Я уж по-всякому пыталась выяснить, всё бестолку.
   - Её мать сказала, что она в какого-то Исавия была влюблена?
   - Да вы её слушайте больше. Иська, конечно, хороший, только у него ж невеста есть, она его с войны ждала, с самого начала. Да и любят они друг друга без памяти. А Юде Исавий никогда не нравился; он что, обычный деревенский парень. А ей другого надо было, она хотела, чтобы любовь как в романе, чтобы с надрывом чувств, страстью и непременно трагедией.
   - А вы... как, кстати, ваше имя?
   - Бажена.
   - Так вот, Бажена, вы не знаете, откуда у неё такие желания странные?
   - Отчего же не знать? Читать она очень любила, с детства к старому учителю в соседнюю деревню бегала. Он, как барина нашего расстреляли, ещё в Гражданскую, всю библиотеку того к себе перетащил - никому больше и не надо было, а жечь жалко. У барина, помимо хороших книг, ещё и глупостей всяких полно было; барыня, говорят, очень это дело любила, и до мужиков весьма охоча была. Вот Юда к тем глупостям и прониклась нежностью. Учитель хороший, он всё пытался ей вместо романов заграничных что-то настоящее подсунуть, про жизнь, а той только глупости всякие подавай про возвышенные чувства. Юдола девушка хорошая, умница, хозяйка, но только вот что-то её там зацепило - не знаю уж, что.
   Так последние дни она всё ходила и вздыхала. Ну, знаете, с таким видом, будто и правда она эту свою любовь трагическую нашла. И сохла буквально на глазах. А уж как гадать сели, я и вовсе неладное заподозрила; карты дурили страшно. То два взаимоисключающих положения показывали, то пустышки. На рунах попробовали, то же самое продолжилось. Мы с ней около часа просидели, так она, кажется, подобным исходом была донельзя довольна. Потом Юда спать ушла, а меня будто домовой под руку толкнул; дай, думаю, на жениха её погадаю. Три раза проверяла, всё мертвец выходил. Я в красный угол сразу, идолам поклониться, заступничества попросить, смотрю - а Ставр в крови весь. Тут я совсем перепугалась, побежала Юду будить, а той и след простыл, и постель не примята, - видать, сразу от карт она и ускользнула по-тихому. Я за ней собралась, но в окно мельком глянула, и почудилось, что у леса я её видела, причём не одну, да только недолго. Ну, а ночью одной в лес идти боязно, я и просидела у идолов всю ночь в надежде, что подруга вернётся. Когда не дождалась, всё матери сказала, а та - к тёте Лёне побежала.
   - А с чего ты решила, что именно её видела?
   - Так полнолуние теперь, луна - что твой прожектор. Ну, как в городе; яркие такие, жуткие, мы с мамой там под бомбёжку попали. Да и... кто ж ещё может быть среди ночи?
   - Покажите, пожалуйста, идол Ставра. Вы его не мыли?
   - Нет, что Вы, упаси боги! - отмахнулась она. - Что ж мы, совсем глупые? Ставра гневить - себе могилу копать.
   Изображение покровителя домашнего очага обнаружилось на положенном месте, в углу напротив печи, рядом с ещё несколькими идолами. Ставр действительно кровоточил. Причём, что особенно погано, кровь текла из глаз изваяния, как будто божество плачет.
   Не принимать в расчёт подобные проявления божественной воли глупо. Это не просто деревянные фигурки, подобные вещи изготавливаются вручную специально обученными жрецами, освящаются в храме, и один-два раза в год, на большие праздники, во время большого ритуального костра, заряжаются силой богов и верой.
   Кровоточить идолы начинают, когда происходит какая-то беда. В данном случае, если бы кровь у идола проступала на "коже", это могло означать, что опасность угрожает дому. А вот если Ставр плачет - значит, кто-то из домашних совершил какое-то злодейство, или, в лучшем случае, большую глупость, которая может дорого ему обойтись. Это хуже по одной простой причине - если бы опасность угрожала дому, то её ещё можно было бы предотвратить, а вот плакать бог может и по погибшей...
   - Бажена, покажите мне, пожалуйста, где вы видели свою подругу. Да нет, не выходите, что там. Вот откуда видели, оттуда и покажите.
   - Тогда нет ничего проще. Вот окно, возле которого вы стоите, через него и видела. Вон там, у леса. Видите, сосна сгоревшая особняком стоит? Её с месяц назад молнией убило. Вот на полпути от неё до леса.
   Поблагодарив девушку и распрощавшись с ней, я вышел из дома и прямой наводкой двинулся к лесу. Напоследок пришлось пообещать Бажене и едва ли не поклясться, что сделаю всё возможное для спасения её подруги. Говорить подобное было трудно; я был почти уверен, что в живых девушку не застану. Однако в любом случае следовало поторопиться, - в таких случаях опоздание на секунду гораздо тяжелее опоздания на несколько часов. Если во втором случае ты уже точно не мог ничего изменить, то в первом понимаешь: был шанс спасти человека. Был, а ты задержался немного, и человека не стало.
   Сколько раз такое уже бывало, когда счёт шёл на секунды. Сколько раз клял себя за секундное опоздание!
   Впрочем, сейчас особой паники не было. Может быть, я циник, жестокий человек и чёрствый солдафон, но когда не успеваешь спасти человека, это грустно. Грустно, обидно, но не повод для самобичевания. Да, у него есть родные, которые будут его оплакивать, но... не тот масштаб, что ли? Вот когда не успеваешь на пару секунд, а это время решает исход целого сражения, тогда - страшно. Когда понимаешь, что если бы чуть-чуть поспешил, несколько рот сберечь удалось бы. И плевать, что поспешить не мог при всём желании.
   Стыдно. Очерствел я за эти несколько лет, так, что самому иногда тошно от себя. Да только что теперь изменишь?
   - Ну, что, что, что ты придумал? - взбудораженно затараторил Тень. - Я же знаю, что ты уже знаешь, кого мы там встретим!
   - Мог бы и сам догадаться, - я пожал плечами и достал из нагрудного кармана папиросу. - Тут и думать нечего; вампир, других вариантов быть не может. Точнее, быть-то оно может, но вряд ли.
   - Мне кажется, или вампир - это очень плохо?
   - Любая высшая нежить - это очень плохо, - я вздохнул. - Не знаю уж, откуда тут взялся этот недобиток, но он явно опытный. Высшая опытная нежить... Вампир, он в их табели о рангах, пожалуй, с мастера нашего будет, а то и постарше. Так что, можно считать, мы почти на равных; на него не действует моя магия, на меня - его мороки.
   - А как же ты собираешься с ним бороться? Я вообще что-то не припомню, чтобы ты с вампирами сталкивался.
   - Да есть один надёжный способ, - я хмыкнул. - Но я на всякий случай прихватил пистолет.
   - Илан, ты точно здоров? - подозрительно уточнил он. - Пойти, что ли, на разведку?
   - Не трудись, ты его всё равно не найдёшь. И я тоже не замечу; найти вампира в его логове, если он не захочет, практически невозможно, - я беспечно пожал плечами. - Нет, конечно, при желании, я могу его выследить, выкурить из норы, но зачем, если есть простой и надёжный способ? Лучше оставайся на положенном месте и изображай из себя обычную законопослушную тень.
   - Это ещё зачем?
   - Чтобы он принял меня за обычного человека, естественно. Ауру я прикрою, командирская и офицерская форма у нас практически не отличается, и при наличии тени вампир точно не обратит внимания на мелкие различия вроде формы подошвы сапога.
   - Принципиально, чтобы он принял тебя за обычного человека? - продолжал недоумевать Тень.
   - Скоро узнаешь. Посмотришь поближе, и сразу поймёшь, имей терпение, - с удовольствием порекомендовал я. Всё, кажется, вернулось на круги своя: Тень сгорает от любопытства.
   - Ты выглядишь довольным и, по-моему, ничуть не опасаешься негативного исхода, - пробормотал мой спутник.
   - Посмотрим, посмотрим. Ты, главное, что бы ни случилось, веди себя как обычная тень, договорились?
   - Хорошо, договорились. С удовольствием посмотрю, как ты будешь бороться с доманским старшим офицером надёжным способом, в котором настолько уверен, - хмыкнул он и замолчал.
   Я бодрым шагом двигался вглубь леса. Вампирам некомфортно на солнце, поэтому мне нужна была самая глухая чащоба; зачем заставлять не-мёртвого ждать?
   Я прекрасно знал, что вампир в курсе моего присутствия с того момента, как я пересёк опушку; на открытом пространстве его сигнальные чары сгорают очень быстро, а вот зацепить их за деревья куда проще.
   С развязкой вампир, конечно же, не стал тянуть: их племя вообще не отличается терпением. Примерно минут через двадцать прогулки сильный удар по затылку отправил меня в небытие.
  
   То ли я открыл глаза, не проснувшись, то ли не закрыл, теряя сознание; но первым впечатлением по пробуждении был неровный каменный пол на расстоянии около полутора саженей впереди, на котором плясали отблески костра. Только потом пришла саднящая боль в затылке, отдающаяся в виски и затёкшую от неудобного положения шею, и онемение в запястьях, прихваченный за которые кандалами я и висел.
   - Смотри, моя радость, солдатик очнулся, - раздался откуда-то сбоку насмешливый голос с характерным лёгким акцентом. Под хруст в шейных позвонках я с трудом поднял голову, щурясь от рези в глазах и пытаясь оглядеться по сторонам.
   Это была пещера; весьма просторная и отлично обжитая, обставленная с варварской роскошью, но, однако, не без вкуса. Огонь полыхал в открытом круглом очаге в центре комнаты, откуда шла сложенная из камня вытяжная труба, врезавшаяся в высокий каменный свод. Мебель, кажется, была вынесена из музея или бывшей усадьбы какого-нибудь местного дворянина. Широкая кровать, тяжёлый обеденный стол под кружевной скатертью в окружении десятка мягких стульев, туалетный столик, гардероб. Тут и там в огромном количестве были разбросаны звериные шкуры, каменный пол устилали великолепные ковры. За отодвинутой ажурной ширмой виднелась мраморная ванна на золочёных львиных лапах. Небольшая ниша же, в которой на цепях висел я, была в стороне от всего этого великолепия, и кроме меня в ней помещался только подсохший уже до почти мумифицированного состояния зомби в синей ливрее. Насколько можно было судить по внешнему виду, зомби был вполне действующий, но я всё-таки не специалист.
   - Что мы будем с ним делать, любовь моя? - ответил ему уже женский голос с воркующими нотками. Я нашёл взглядом обитателей пещеры и удовлетворённо кивнул: это действительно был вампир.
   Вампиры из всей нежити, пожалуй, единственные сохраняют вполне человеческий облик; зачастую они бывают даже красивее, чем при жизни. Именно по этой причине предпочитают становиться подобными сущностями, в основном, самые брезгливые и эстетствующие некроманты. В частности, почти девяносто процентов женщин выбирают для себя именно такое "перерождение". Вампир не сохраняет в полной мере своих магических способностей, и даже половину - едва ли (в отличие от личей, силы которых только преумножаются смертью), но зато приобретает вполне обаятельную внешность на всё оставшееся существование, что сами вампиры предпочитают называть "вечной молодостью". Кроме того, вампиры гораздо быстрее и сильнее обычных людей, а ещё обладают своей собственной специфической магией, в основном направленной на воздействие на сознание людей, преимущественно противоположного пола. Именно поэтому едва ли не все дипломаты Домании в военные и последние довоенные годы были вампирами.
   Однако не надо обольщаться подобными плюсами этого существования. Да, они будут доказывать, что им теперь гораздо лучше, чем было раньше, - просто из-за нежелания признавать, какую глупость совершили.
   Когда я ещё учился, у меня был друг с кафедры некромантии. Я встретил его через год после выпуска. Он добровольно пошёл на перерождение в вампира из исследовательских соображений, - жертва во имя науки ради изучения потенциального противника. Так вот он признался, что единственным удерживающим его от безумия фактором является именно эта исследовательская работа, которая приносит пользу. Он покончил с собой незадолго до начала войны.
   Нежить не умеет чувствовать. Совсем. Вкус еды, тепло и холод, боль и наслаждение для неё недоступны. Нежить не умеет любить, не умеет бояться. Только знающий о собственной конечности разум, не желающий погибать, заставляет не-мёртвых быть осторожными. "Я понимаю, какие эмоции должен испытывать, но не чувствую совершенно ничего. Уже готов продать душу за любое чувство, пусть даже за слёзы обиды. Я знаю, что должен быть сейчас в отчаянии, я всё ещё помню, каково это, но я ничего не могу почувствовать. Это сводит меня с ума", - так об этом говорил мой покойный друг.
   - Ты кто такой, недобиток? - спросил я и закашлялся - в горле пересохло. Спрашивал исключительно для порядка, у доманца и так на лбу всё было написано аршинными буквами. Бравый офицер СС в мундире, любимец женщин и душа компании - высокий статный голубоглазый блондин с аристократическими чертами лица. Наверняка на фронт он очень не хотел идти, но вечно отсиживаться по тылам не получилось. В итоге загремел на передовую, а когда наши начали наступать по всем фронтам, быстренько смекнул, что в случае победы всю нежить мы изведём под корень, поэтому возвращаться не спешил, - в конце концов, вернуться никогда не поздно, и в случае чего можно будет и на плен сослаться, а кто после победы будет проверять его показания? Кто вообще способен проверить лживость заявлений вампира? Вот и обустроил себе гнёздышко в глуши. Есть существующим в спокойных условиях вампирам надо немного, выследить его почти невозможно. Я почти уверен, что девицу эту он притащил сюда исключительно из скуки. Пожалуй, единственное, что сохраняется у высшей нежити от живых, это потребность в новых впечатлениях - разум-то продолжает существовать, и даже развиваться.
   Вампир рассмеялся в ответ, стоявшая подле него девушка - тоже. Она смотрела на него преданными влюблёнными глазами и, кажется, готова была за ним идти в самое пекло. Не знаю уж, вампирьи чары тому виной, или сама она такая дура... впрочем, вспоминая её матушку, во второе поверить не так уж трудно.
   Хотя в отсутствии вкуса доманца упрекнуть было нельзя: Юдола оказалась очень красивой девушкой - изящная, с гордой осанкой, длинной косой пшеничного цвета и ярко-зелёными выразительными глазами.
   - Я доманский офицер, жалкое животное. За столько лет можно было уже выучить знаки различия, - он пренебрежительно махнул рукой, затянутой в белую перчатку.
   - А что вас учить, - я брезгливо сплюнул под ноги, поддерживая образ если не простого солдата, то командира низкого ранга - максимум. Вряд ли вампир определит хоть что-то по моей полевой форме без знаков различия, а девушка явно кроме своего ненаглядного ничего не замечает. - Серебряная пуля, она и солдата вашего, и офицера одинаково хорошо берёт. Или ты не в курсе, что войну ваша кодла проиграла? - я ухмыльнулся. За что тут же пребольно схлопотал по морде; мгновенно оказавшийся рядом вампир не мелочился. Челюсть он мне, к счастью, не сломал, но фингал на половину лица обеспечил точно.
   - Это отвратительно, когда завтрак разговаривает, - прошипел он. - Несравненная моя, - вампир с улыбкой, как ни в чём не бывало, обернулся и подошёл к девушке. - Это животное очень удачно к нам попало. Мне нужны силы для превращения тебя, а тебе после возрождения нужна будет еда. Сейчас я возьму часть крови этого ничтожества, а потом ты выпьешь его душу, - всё это он говорил, уже прижимая девушку за талию.
   Юдола счастливо рассмеялась, обхватывая упыря за шею. То ли он окончательно задурил ей мозги, и девушка просто не понимает, что происходит вокруг, то ли мозги она себе задурила самостоятельно и гораздо раньше. Если было, что задуривать; всё-таки, гены - страшная сила.
   Выпустив красавицу из объятий, доманец скользящим шагом двинулся ко мне. Красуясь, демонстративно и театрально, успешно изображая своими движениями сытого кота, подходящего к мыши, хвост которой зажат мышеловкой. "Тебе не сбежать", - старательно подчёркивал он всем своим видом, едва не кричал об этом. Естественно, выпендривался не передо мной, а перед этой дурочкой, возжелавшей стать "бессмертной".
   Моя тень всё это время послушно трепетала в отсветах пламени, создавая лучшую из возможных маскировок.
   Наконец, вампир добрался до меня и начал медленно снимать с левой руки перчатку. Я демонстративно скривился; от не-мёртвого тянуло холодом. С трудом представляю, как же должно было перевернуться сознание Юдолы, если она могла вот это обнимать, да ещё и с удовольствием. Даром что труп ходячий, тут уж можно себя как-то убедить, что он - не то же самое, что обычные привычные покойники. Но вот получать удовольствие от объятий холодной статуи - это, мягко говоря, выше моего понимания. Если только в совсем уж нестерпимую июльскую жару, тогда, наверное, какая-то польза от него и может быть...
   Вампир закончил с перчаткой, и холодная ладонь вцепилась в моё горло. Прекрасно зная, что последует дальше, я попытался плюнуть в холодную бледную физиономию; нельзя было, чтобы он хоть на секунду заподозрил во мне спокойствие и уверенность в собственной победе. Естественно, я не успел - реакция вампира была очень быстрой и совершенно однозначной. В этот раз повезло меньше; кажется, он своротил мне нос. Во всяком случае, упомянутая часть лица горела от боли, и из неё пошла кровь.
   - Тебя найдут и убьют, нежить, - прохрипел я.
   - Но ты уже не увидишь, как я буду убивать твоих товарищей, - ухмыльнулся он и, запрокинув мне голову, впился клыками в шею.
   Истошный визг, который издала тварь, шарахнувшись от меня как от прокажённого, оглушил, но лёг бальзамом на избитую физиономию.
   - Какого... дьявола?! - прохрипел вампир, хватаясь обеими руками уже за своё горло. Должно быть, ему было больно; непривычные для нежити ощущения. Я, прикрыв глаза, сосредоточился и одним рывком освободился из ржавых оков, оставив в них две проплавленных дыры. Потирая запястья, безразлично пожал плечами.
   - Я прекрасно разбираюсь в мундирах вашей кодлы. А вот если бы ты дал себе труд выучить отличие офицерского мундира от солдатского, вполне мог пережить нашу встречу.
   - Но... тень! - говорить нежити было всё труднее; огонь внутри разгорался.
   - А это останется моей маленькой тайной, - не удержался от злорадной улыбки я, аккуратно ощупывая собственное лицо. Да, нос этот урод мне всё-таки сломал.
   Вампир корчился на полу минут пять, но ни капли жалости к нему во мне не было. Доманец, чьё имя я так и не узнал, получил по заслугам. Первым делом прогорело горло, так что умирал он молча.
   - Гард! - истеричный вопль ударил по ушам - это пришла в себя Юдола. И бросилась на меня с кулаками. - Ты, тварь! Как ты мог! Ты убил его, убил, убил!
   Ну, по крайней мере, с вампиром меня познакомили.
   - Глупая, - ласково проговорил я, крепко обхватив беснующуюся молодку поперёк туловища, зажимая руки; повторно получить по лицу не хотелось. - Ну, будет тебе, ладно. Убил этого, другой появится, - ты молодая, красивая, в девках не останешься, - слов пребывающая в истерике на грани помешательства девушка явно не понимала, весь вопрос был в интонациях. - Всё хорошо, зато вот ты жива осталась. А он враг был, плохой, та ещё сволочь, и поделом ему, кровососу, - вскоре моя нехитрая терапия помогла, и перемежающиеся проклятьями попытки вырваться сменились потоком рыданий. Минуты две девица ревела у меня на плече, что-то сквозь слёзы бормоча, а потом почти затихла, лишь изредка надрывно всхлипывая, и уже самостоятельно изо всех сил в меня вцепившись.
   - Погоди, Илан, я что-то не понял, - донёсся с пола растерянный голос тени. - Это что, всё? А где бой на уничтожение с сопутствующими разрушениями?
   - А то! - тихонько хмыкнул я себе под нос, оглядываясь по сторонам в поисках выхода. Во-первых, в срочном порядке надо доставить пропажу в деревню, а, во-вторых, вернуться сюда и уже спокойно осмотреться: вдруг найдётся что-нибудь ценное, вроде документов. Нашёлся бы ещё кто-нибудь в деревне, кто мне нос поправить сможет! Да и в райцентр доложить нелишне.
   Выход обнаружился не сразу, для его поисков даже пришлось прибегнуть к магии: узкий ход был замаскирован одним из ковров, которые в изобилии были развешаны по стенам. Против ожидания, тащить Юдолу на себе не пришлось, да и сопротивления никакого она не оказывала: покорно плелась следом, ведомая мной за руку.
   Ход вывел нас в трещину оврага, рассекавшего высокий холм на две почти равные части. Никаких дорожек и тропинок поблизости не наблюдалось, так что направление движения ещё предстояло выяснить. По недолгом размышлении я всё-таки решил попробовать сначала наиболее простой вариант.
   - Юдола, ты меня слышишь? - я взял девушку за плечи и легонько встряхнул. Она уставилась на меня мутными от слёз глазами без малейшего в них выражения. - Ты помнишь, как домой отсюда идти? Дом твой где? Мама твоя?
   - Мама? - тихо уточнила она. - Мама там... - лёгкий взмах рукой влево.
   Честно говоря, сомнительный ориентир. И компас из неё тоже весьма сомнительный.
   - Тень, можешь сделать одолжение? - поинтересовался я.
   - Только если ты пообещаешь подробно объяснить, что случилось с этим вампиром, - ультимативно потребовал он. Тоже мне, неразрешимая задача! Можно подумать, просто так я бы всё скрыл, лишь бы помучить своего неординарного двумерного спутника!
   - Договорились. Посмотри, деревня действительно в той стороне, или нет? Сможешь?
   - Проблем быть не должно, тем более с определением направления. В крайнем случае, если деревни не окажется там, поищу вокруг и вернусь к тебе по прямой.
   Вернулся он почти сразу же; я даже не успел оглядеться толком.
   - Там она, там, всё правильно, - обнадёжил он. - Вроде даже не очень далеко. Только поосторожнее; ничего конкретного я не видел, но вроде бы вампир не единственная неприятность в окрестностях.
   - Ты думаешь, он потерпел бы конкуренцию? - с сомнением уточнил я.
   - Ну, ты же у нас, в конце концов, специалист по нежити, - дипломатично ушёл от ответа он.
   - Принимая во внимания личность этого чистоплюя, он бы не стал возиться со всякой гадостью до тех пор, пока оная гадость ему не мешает. Так что я скорее склонен поверить твоему чутью.
   - Вот спасибо! - недовольно фыркнул он. - Я свою часть договора выполнил, теперь рассказывай. Почему вампир преставился в муках, отведав твоей крови?
   - Так ты же и сам небось догадался, - удивился я. Юдола была явно не в себе, поэтому сболтнуть лишнее, да и вообще вызвать неудобные вопросы, я не боялся, и спокойно разговаривал с плоским товарищем вслух.
   - Более или менее. Мне, может, слушать нравится больше, чем думать самостоятельно, так что не выкручивайся, а поясняй. Тем более, обещал.
   - Хорошо, как скажешь. Тут всё на самом деле просто. Ты же замечал, наверное, что мне гораздо удобнее пользоваться не отдельными магическими конструкциями вне тела, то есть заклинаниями, а использовать собственное тело как проводник стихии. Я в этом отнюдь не одинок; скорее, наоборот, привычку пользоваться заклинаниями можно считать чудачеством. А за столько лет работы со стихией подобным образом, напрямую, в организме возникают закономерные изменения. Устойчивость к ожогам - из той же серии. Объясню на примере живой крови. Её химический состав остаётся абсолютно прежним, но изменяется жизненная сила, также содержащаяся в ней. Насекомые и животные, питающиеся исключительно химической составляющей крови, никак не взаимодействуют с этой изменённой силой, поэтому комары меня кусают с тем же удовольствием, что и всех остальных людей. А вот вампиры жрут по большей части именно энергетическую часть, за счёт чего продлевают своё существование. То есть, глотнув крови опытного огневика, он в прямом смысле хлебнул жидкого огня, от чего, собственно, и помер. Я удовлетворил твоё любопытство?
   - Да, вполне, - степенно ответил Тень. - А если бы ты был не огневиком, а водником?
   - Мне бы очень не повезло, - я пожал плечами. - Маги огня по многим причинам являются объективно лучшими борцами с нежитью, и это - одна из них.
   - Погоди, а умёртвия? Они ведь тоже выпивают жизненную силу, и они тоже нежить? Если бы эти изменения были временными и проявлялись только тогда, когда ты имеешь доступ к стихии, всё понятно: при появлении этих тварей прячутся все, кто только может. Но это же именно свойство твоего организма, я правильно понял?
   - Уф, ну, ты и спросил! Я даже не знаю, что тебе ответить; всё-таки, я не теоретик. Наверное, во-первых, дело в том, что умёртвия - это не просто нежить, а порождения божества, что, как ты понимаешь, придаёт им особый статус. А, во-вторых, важен механизм поглощения этой самой энергии и её тип, который используется тем или иным не-мёртвым. В частности, умёртвия жрут вообще всё, начиная от эмоций и заканчивая душой. Вампиры же более узкоспециализированные твари, они пьют кровь и тот сорт жизненной силы, что содержится именно в ней, причём для поддержания своего существования им подходит исключительно человеческая кровь. Вот где-то здесь и лежит нужный тебе ответ.
   - И тебе никогда не было интересно, почему твоя кровь смертельно опасна для вампиров? - опешил он.
   - Ты неверно формулируешь вопрос, - я слегка поморщился и отвлёкся от разговора. Нам с Юдолой предстояло перебраться через небольшой ручей, текущий в тенистой ложбине. Вяло бредущая за мной девушка под ноги не смотрела, постоянно спотыкалась, едва не падала (от этого её постоянно удерживал я), и при этом умудрялась оставаться столь же безучастной к окружающему миру. Понимая, что перешагнуть ручей она не догадается, я вынужден был подхватить её на руки и перенести через водную преграду, аккуратно поставив на ноги на той стороне. Тень не подначивал и не торопил, терпеливо дожидаясь, пока я вернусь к прерванной теме. - Так вот, - сообщил я, вновь продолжая трудный путь по лесу, бдительно выглядывая коряги и глядя под ноги не столько себе, сколько своей невменяемой спутнице. - Ты неверно формулируешь вопрос. Я прекрасно знаю, почему моя кровь опасна для вампиров, и я тебе об этом уже рассказал. Другое дело, я никогда не задумывался, почему то же самое не работает с некоторыми другими видами не-мёртвых. К примеру, обыкновенный упырь, представься ему такая возможность, с огромным удовольствием подзакусит мной, и даже изжогу не заработает.
   - Может, потому, что упырь поедает уже мёртвое тело, а вампир предпочитает кусать живых?
   - Вряд ли. Упырю зачастую приходится ещё это тело привести в такое состояние, а оно оказывает бешеное сопротивление. Меня же при тебе кусал упырь; как ты помнишь, он не пал прахом после этого.
   - Извини, я не успел за ним понаблюдать достаточное количество времени, - ехидно парировал он. - Вампир тоже не мгновенно сдох. К тому же, по нему ещё понятно было, что ему больно. А вой ярости и вой боли упыря я, увы, вот так на слух не различаю. Ладно, оставим тему, в которой ты и сам ничего не понимаешь. Тем более, у меня есть ещё вопрос. Почему эта девчонка в таком состоянии?
   - Нашёл менталиста! Я-то почём знаю? Может, чары вампира проникли слишком глубоко, и их исчезновение вызвало шок; может, она и сама в него влюбилась, начитавшись книжек. А, может, всё вместе. Предваряя твой следующий вопрос, я точно так же не знаю, выйдет ли она из этого состояния когда-нибудь, сама или с помощью целителей.
   - Какой-то ты скучный сегодня. С вампиром не подрался, ответить толком ни на один вопрос не можешь. Устал?
   - Благодаря тому, что с вампиром я не подрался, нет, не устал, даже наоборот, - отмахнулся я. - И, представь себе, я абсолютно доволен, что всё обошлось парой фингалов и сломанным носом.
   - Как он, кстати? Сильно болит? - участливо поинтересовался Тень.
   - Терпимо, - я пожал плечами. - Приятного мало, но жить буду... стоп!
   Последнюю команду я отдал самому себе и сам же её выполнил, резко остановившись и пристально вглядываясь в почву под ногами.
   Нам повезло. Нам самым откровенным образом повезло, что это дерево пару-тройку лет назад упало именно тут, и мне пришлось именно здесь в очередной раз обратить внимание на заплетающиеся ноги Юдолы.
   - Чернух побери! - с трудом выдавил я, торопливо оглядываясь по сторонам. Снова повезло - буквально в нескольких саженях в стороне обнаружилось подходящее дерево. Теперь - дело за малым: запихнуть на него девушку.
   Она не сопротивлялась. Она просто не понимала, чего от неё хотят, и на мои попытки подсадить абсолютно не реагировала. Я промучился минуты три, отмахиваясь от сыплющихся на голову вопросов тени из разряда "что ты там забыл?" и "да объясни наконец, что за паника?!", после чего отчаялся и махнул рукой: сделаю всё, что могу, а там - как повезёт.
   Поставив безучастную ко всему девицу вплотную к дереву, чтобы хоть чуть-чуть минимизировать угол "обстрела", я принялся "прогреваться". Заметив это, Тень заинтересованно притих: понял, что мне всерьёз не до него, и сейчас будет какое-то развлечение.
   Для простых действий, вроде пролома защиты, или для случая использования заклинаний моё нынешнее занятие было излишним, а вот для предстоящего серьёзного рукопашного боя - попросту незаменимым. Этот самый "прогрев" по-умному называется "построением стихийного контура", но народное название, как это часто бывает, куда точнее отражает сущность процесса. А заключается он попросту в подготовке собственного организма к работе со стихией, что-то вроде настройки. Количество энергии наращивается постепенно и во всём теле сразу; это помогает избежать некоторых специфических травм, которые легко можно заработать при резком насыщении стихией. При проломе защиты достаточно сосредоточить всю постоянно находящуюся в организме стихийную силу в одной точке, в кулаке, для заклинаний маг вовсе служит проводником внешних сил. А тут... ну, "погрев" он "прогрев" и есть, этим всё сказано.
   Причина для паники, надо сказать, у меня обнаружилась весьма веская. Помогая Юдоле перебраться через трухлявый ствол упавшей берёзы, я обнаружил на его боку совсем свежие следы когтей вурдалака, и если судить по их размаху, данный конкретный зверь был весьма крупным. Такие метки эта нечисть оставляет на своих охотничьих угодьях. И, учитывая габариты метки, её оставил матёрый самец, то есть здесь почти наверняка целая стая. А стая вурдалаков - это как раз и есть очень подходящий повод для паники.
   Поспешность моих действий также была мотивирована, - у этих тварей отличное чутьё, и перемещаются по лесу они с очень хорошей скоростью. К счастью, времени на подготовку хватило.
   Вурдалаки, хотя и похожи на волков, их родственниками не являются: сходство исключительно внешнее. Такая же серая с подпалинами шерсть, похожей формы морда, только более широкая. Вообще всё тело, можно сказать, волчье, только шире раза в два, и лапы по строению больше напоминают кошачьи. А ещё вурдалаки крупнее (до полсажени в холке, иногда выше), сильнее, быстрее и опаснее. Эти твари глупее волков, но их жертвам от этого не легче; волки могут отказаться от добычи, если видят, что она им не по зубам, да и вообще очень редко нападают на людей. А для вурдалака, как, впрочем, и для многой другой нечисти, человек - любимое лакомство, да и остановить его в погоне за добычей способна только смерть.
   Загоняя добычу, волки оглашают окрестности воем, вурдалак же нападает молча. Они вообще, насколько я знаю, не умеют издавать никаких звуков, только сосредоточенно пыхтят или, самое большее, тихо рявкают.
   Обычная стая составляет четыре-шесть особей: вожак, одна-две самки и несколько молодых, которые по мере взросления изгоняются из стаи. В моём случае тварей было пять, и оба молодых были самцами. Ещё в логове должно быть несколько щенков, непременно надо направить местных на поиски. Не с целью убийства, а даже наоборот: вурдалаки отлично приручаются, если попадают в человеческое жильё совсем маленькими, но, к сожалению, в неволе совершенно не размножаются.
   Мысленно простившись с гимнастёркой, я ввязался в драку.
   Отличие нечисти (к ней, кстати, зачастую и всех природных духов причисляют; это неправильно, но люди так привыкли) от обычных животных в том, что им либо свойственна собственная магия, либо они как-то умеют взаимодействовать с чужими заклинаниями. Единственной особенностью вурдалаков является их отличная сопротивляемость масштабным, энергоёмким заклинаниям. Чем сильнее магия, тем меньший вред она может им причинить; а слабая не слишком опасна ввиду собственной слабости. Так что тактика в моём случае могла быть одна: щиты, чтобы не допустить их до уязвимых мест, и собственные руки, которыми предстояло ломать им шеи. Учитывая, что попасть по вурдалаку кулаком не так-то просто, а мне ещё надо было как-то прикрывать Юдолу, задача была трудной. Эх, пулемёт бы сюда, только клочки б по закоулочкам полетели!
   Вот и пришлось уйти в глухую оборону, встречая на кулаки их морды и сбивая с прыжка. Человеческих сил на такое, конечно, не хватит, а силы стихии - вполне.
   Собственно, с этого и началась стихийная магия. Это потом уже заклинаний понапридумывали, а изначально она вот так и проявлялась, достаточно вспомнить былинных богатырей. Собственно, магию-то эту нашли в попытках выяснить, в чём она, сила богатырская? Выяснили вот, развили, научились богатырей целенаправленно воспитывать из детей с особыми талантами. Только назвали по-другому. А до этого люди без тени считались отмеченными богами, и почти все шли в жрецы.
   - Уф! - наконец, с вурдалаками было покончено, и я сумел отдышаться, оглядывая место битвы. Больше всего меня интересовало состояние сопровождаемой; я, конечно, изо всех сил пытался её прикрывать, но мало ли? Правда, беспокоился напрасно: блаженным везёт. Девушка стояла ровно на том месте, где я её оставил, и, кажется, даже не шелохнулась за время боя. - Ну, умахался! - я тыльной стороной ладони утёр пот со лба. Впрочем, толку было немного - меня целиком можно было выжимать. Ну и, как ожидалось, гимнастёрка всерьёз пострадала; хозяйского домового надо попросить подлатать, а то со сменной одеждой беда. Или своего; вечно забываю, что у меня с собой бездомный домовой.
   - Кхм, - подал голос мой извечный спутник. - Ну, ты, конечно, даёшь. Не ожидал, не ожидал...
   - Чего не ожидал? - я хмыкнул. - Ты же знаешь, что стихию издавна для такого звали, да и драться нас всех неспроста учат.
   - Скажешь, тоже! Одно дело - знать, а другое - своими глазами видеть.
   - Да это ещё что! - я махнул рукой и потянул за ладонь Юдолу. - Вот учился со мной вместе земляк один... во всех смыслах: и родом из Приасска, и по земле специализировался. Вот то действительно богатырь былинный был! Здоровущий, без всякой стихии сила медвежья, а уж если с нею... Селька Иловаев, сейчас обермастер, как я слышал.
   - Ну, за ним-то в таких условиях мне вряд ли доведётся понаблюдать, - резонно возразил Тень. - А так и в твоём исполнении весьма себе впечатляющее зрелище.
   - Чем же? - заинтересовался я.
   - Понимаешь, когда ты заклинаниями швыряешься, даже когда сильнейшими из сильных, как на том озере с Ловцом душ, это, конечно, красиво и эффектно, но всё-таки занимаешься этим не ты, а стихия. Жуть берёт, что такими силами управлять может один человек, но это другое. А тут... Я понимаю, что принцип близкий и, опять же, тебе стихия помогает. Но выглядело-то оно, будто ты голыми руками этих зверюг швырял!
   - Тебе виднее, - я пожал плечами. - А рядовой обыватель как раз от заклинаний пугается. Мне, кстати, вот что интересно, давно хотел спросить. Каким ты видишь окружающий мир? Мы же в разных плоскостях существуем, и ты - двумерный.
   - Ничего подобного, - фыркнул он. - Тени на самом деле тоже объёмные, просто вы этого не видите. А тебя вот я тоже наблюдаю объёмным, только искажённо. Не знаю, как описать. Насколько я понимаю, примерно так ты должен видеть через поверхность воды.
   - Интересно. Вот сдать бы тебя теоретикам, они бы узнали много нового. А я только пользуюсь по мелочи. Кстати, о мелочах! Нам далеко ещё идти?
   - С каких пор ты беспокоишься о науке? - мрачно осведомился мой двумерный спутник, проигнорировав остальные мои слова.
   - Хочешь сказать, ты всерьёз этого испугался? - удивился я. - Даже если я соберусь это сделать, тебе-то чего бояться; кто тебя задержать сможет?
   - Я не пугался, - всё так же ворчливо откликнулся он. - А идти вам понятия не имею сколько. И вообще, пойду прогуляюсь, - последняя фраза прилетела уже с некоторого отдаления, а не из-под ног. Надо же, обиделся...
   Честно говоря, я очень удивился внезапному перепаду настроения тени. На тему сдачи его теоретикам мы уже прохаживались неоднократно, и раньше такой бурной реакции не было. Удивиться удивился, но особого значения не придал: поворчит, вернётся. Конечно, причин собственной эмоциональной вспышки не объяснит, но вернётся.
   Гораздо сильнее меня волновал дальнейший путь. Без тени ориентироваться в незнакомом месте гораздо труднее. Но, однако, не невозможно.
   Я остановился, с интересом разглядывая ближайшие деревья. Берёзы для моей цели не подходили - слишком тонкие ветки наверху при густой кроне, ничего я с неё не увижу. Несколько сосен тоже: я не настолько хорошо лазаю по деревьям. В случае чего можно воспользоваться ремнём, но это надолго. Тем более, в нескольких саженях виднелся замечательный вяз.
   С другой стороны, можно спросить и ведомую. В прошлый раз направление она показала верно.
   - Юдола, мы с тобой правильно идём к деревне? - поинтересовался я, оборачиваясь к понурившей голову девушке.
   - Зачем? - вдруг едва слышно спросила она. Я даже вздрогнул: настолько уже успел привыкнуть, что рядом со мной шествует бессловесная кукла, безразличная к реальности.
   - Ты не хочешь попасть домой? - удивился я. - Тебя в деревне мама ждёт, она волнуется.
   - Зачем вы убили его? - так же тихо повторила она, поднимая на меня взгляд. В глазах Юдолы стояли слёзы.
   - Он вампир, нежить, убийца, - терпеливо пояснил я, понимая, что имею дело с нездоровым человеком, и обсуждать с ней что-то бесполезно, а то и вовсе вредно: мало ли, как отреагирует.
   - Он не убивал! Он пил кровь, но не всю! - горячо возразила она. - Он мне сам об этом сказал!
   Я испытывал здоровый скепсис по поводу правдивости заявлений доманца. Во-первых, "не верь нежити" - это одна из важнейших аксиом, проверенная кровью и очень многими жизнями. Во-вторых, вампир был явно опытный ловелас, и запудрить мозги наивной девочке, перечитавшей книг "о любви", для него не составляло труда. Уж догадался бы, что известие о том, что её "возлюбленный" - страшный убийца, несколько выбивает его из идеального образа. Хотя, судя по всему, она бы и правде нашла благозвучное объяснение. Ну, а, в-третьих... Для вампира последний глоток, когда он выпивает жизнь жертвы, самый сладкий; в нём больше всего силы, в нём больше всего жизни. Вряд ли доманец ради какой-то простушки, пусть он и собирался сделать её себе подобной, станет отказываться от такого удовольствия. Тем более, когда простушка превратится в вампира, душевные терзания её оставят очень быстро.
   - Ну, как ты видела, я его и не убивал. Я же не заставлял его меня кусать, верно? - хмыкнул я. Стоять и разговаривать посреди леса не хотелось, но Юдола явно была не способна куда-то идти, ей нужно было высказаться. А без неё и заплутать можно, так что лучше потерпеть.
   - Вы могли предупредить его, что вы офицер-огневик! - возмутилось это создание. Я тяжело вздохнул, понимая, что долго я подобного не выдержу.
   - Значит так, гражданочка, - я решительно прекратил сюсюканья. - Это был доманский недобиток, нежить, явившаяся к нам с мечом. Я всю войну с этой дрянью сражался, и прекращать не собираюсь, пока по моей живой земле ступает хоть один такой труп. Эта не-мёртвая тварь твоих братьев пожрала, твоих односельчан, из-за них миллионы полегли! А ты его защищаешь?! Уж не шпионка ли ты, деточка?
   - Он не такой был, - сквозь слёзы упрямо повторила она. - Он воевать не люби-и-и-ил!
   - Тьфу! - я в сердцах плюнул под ноги. - Дура! Баба бестолковая, выбрала, в кого влюбляться! Нашла б себе парня нормального, так ведь нет, за трупом ходячим в пекло пошла!
   - Парни... все они одинаковые! А он... он слова красивые про любовь говорил, - прорыдала Юдола.
   - Показывай, в какой стороне деревня, - я махнул рукой. Женскую логику вообще иногда понять затруднительно, а тут... одно слово - гены! - Матери своей плакаться будешь. И подругам. А меня увольте, насмотрелся я на таких... красивых.
   - Туда, - душераздирающе всхлипнула она и поплелась через лес. Выбора особо не было; пришлось идти следом.
   Следующие полчаса я стоически выслушивал оды и серенады в честь павшей нежити и героически молчал. Только кривился иногда в самых душещипательных местах, но говорливая девушка этого не заметила. Ей вообще, кажется, было всё равно, как на её слова реагируют; лишь бы слушали. И весёлый он, дескать, был, и умный, и любил её больше жизни. И интересно с ним было, и понимал он её один во всём мире. Короче, мы все (не знаю уж, кто именно; она не уточняла) и мизинца его не стоили. И необычный он был, и самый сильный, и самый весёлый. Ну, в общем, и так далее по кругу. Утомила она меня своими причитаниями так, что я готов был дурёху пристукнуть и прикопать где-нибудь под деревцем. Вот честное слово, даже к жрецам бы обратился, чтобы душу её отпустили.
   Бывают же дураки на свете. Отнюдь не одни бабы, как некоторые любят говорить; тут от пола мало зависит. Самое главное, говорят такому: нежить зло, нежить чувства чисто физически не способна испытывать. Так нет же, дурак - он себя всегда самым умным считает, окружающих в грош не ставит. Мол, ни у кого не получалось нежить перевоспитать, а я - самый замечательный-добрый-благородный, я смогу!
   Был у нас, помнится, до войны лейтенантик, такой же вот томный, как эта дурёха. И влюбился он даже не в вампира, а в шестидесятилетнюю некромантку-лича. Выглядела-то она, правда, лет на двадцать пять, вот только... это ж каким извращенцем надо быть? Если вампир хоть на человека похож, то эта жуть - с зелёным дымком вместо глаз и когтями в палец. А поди ж ты, влюбился без памяти! Жалко было, мальчишка-то неплохой, талантливый.
   Расстреляли за шпионаж. А что с ним ещё делать было?
   С этими "весёлыми" мыслями, под всхлипы и причитания Юдолы, мы и добрались до деревни. Заводить меня в болота она не стала; то ли мстить не собиралась, то ли до такого простого способа не догадалась, а то ли просто не хотела сама гибнуть. И я склоняюсь к первому варианту: одно дело - страдать и ныть, и совсем другое - попытка убийства. Да ещё и с самоубийством.
   Воссоединение семьи также сопровождалось бурными потоками слёз, которыми женщины поливали друг друга, меня и вообще всех, кто попался под руку, а таковых было немало - народ у нас любознательный. Я всё это также молча терпел, но ровно до тех пор, пока счастливая мать, прижимая меня, как "спасителя дитятки неразумной", к своей необъятной груди, не задела мой многострадальный нос. После чего я, наконец, вырвался из потока слёз и благодарностей и попал в заботливые крепкие руки моей хозяйки. Суровая женщина виртуозно обматерила собравшихся, - так, что подавляющее большинство резко вспомнило о каких-то важных делах, - и увела меня в дом. После чего уверенно вправила мне на место нос, вручила таз холодной чистой воды для умывания, чистую тряпку и полотенце и усадила в угол к печке, отобрав потрёпанную гимнастёрку.
   Как говорил полковник Гибин, "Вот это женщина! Был бы контуженный - женился бы!".
   - Ну, рассказывай, Стапан Олеевич, кто ж тебя отделал так знатно? - иронично осведомилась женщина, вернувшись из сеней уже без моей гимнастёрки: видать, действительно домового попросила. Всё правильно, какая бы мастерица ни была, а восстановить такие лохмотья без колдовства невозможно.
   - Вампир, - я вздохнул, аккуратно отирая кровь с лица и шеи. Вся физиономия от ударов нежити горела, и на прикосновения отзывалась болью, поэтому я старался быть максимально аккуратным. - Вот скажите мне, Илина Миролевна, как можно искренне влюбиться в нежить? Сколько думал, не могу я этого понять.
   - А что ж не влюбиться? - флегматично пожала плечами женщина, начавшая что-то шить. - Сердце - оно такое, ему не прикажешь. Оно, родимое, живого человека от трупа ходячего и отличает. Коли сердце стучать стучит, а любить не умеет, как такого человека живым называть, будь он хоть самым здоровым с научной точки зрения? А уж бабье сердце и вовсе разуму неподвластно; и нежить полюбить может, и пьяницу, и злодея распоследнего.
   - Да? - растерянно хмыкнул я. - Ну, видимо, моё на редкость консервативно. Я такого понять не могу, а уж нормальным считать подавно!
   - Так я и не говорю, что оно нормально, - рассмеялась хозяйка. - Юдола вообще девица бестолковая, по всем меркам. Отчего мужики баб дурами считают? Да оттого, что мы часто сердцем думаем, а не умом. А Юдола... И голова пустая, и сердце глупое. Вся в мамку.
   - Всё равно не могу понять, - я отмахнулся. - Мало, что нежить холодная в смысле температуры тела - и за руку взять противно, а уж обнимать - тем более. Они ж эмоций испытывать не могут, плакать не могут, смеются без чувств, как пересмешники.
   - А твоя-то зазноба далеко? - вдруг искоса посмотрела на меня женщина. Я растерялся и даже смутился, но развивать тему проницательная вдова не стала. - Я тебе мазь поставила, горшочек вон маленький. Лицо помажь, а то разнесёт, да плечо; сильно его порвали.
   - Да тут пара вурдалаков по дороге попалось, - поморщился я, разглядывая собственное плечо с глубокими бороздами от клыков. Хвала Ставру; если бы не стихия, нечисть бы мне эту руку оторвала.
   - А, так ты ещё и их извёл? - хмыкнула хозяйка. - Удачно ты к нам зашёл, ничего не скажешь.
   - А вы что, про них знали? - удивился я.
   - Так они ещё с довоенных времён живут. Мужики как-то облаву устраивали, только всех всё одно извести не сумели. А ты, небось, вожака прищучил?
   - Да, было дело. Илина Миролевна, людей бы отправить, чтобы логово вурдалачье нашли! - вспомнил я. - Есть охотники в деревне-то?
   - А куда ж без них? Найдутся. Ты не дёргайся, я с этим сама разберусь, - махнула рукой эта чудесная женщина. - Отдыхай сиди, навоевался вон уже. Поди, совсем умаялся, бедолага!
   - Спасибо, - не стал спорить я. С таким занятием местные вполне справятся, да и хозяйка лучше знает, к кому с этим вопросом обратиться. А мне бы ещё начальству доложиться.
   Намазав лицо, плечо и несколько наиболее подозрительных с моей точки зрения царапин резко пахнущей зеленовато-коричневой мазью, я отправился за шаром связи, на ходу обдумывая сообщение для Службы. Про вампира-то понятно, что написать: где жил, как выглядел, звание согласно мундиру. А вот с Юдолой как быть?
   Чувства долга и жалости боролись во мне недолго. В конце концов, глупость должна быть наказуема, а в данном случае оная вовсе граничит с предательством. Я не сомневаюсь, что Юдола ни о чём таком не думала, но должны же быть какие-то границы! Её же сверстницы в партизанки уходили, жизни отдавали, чтобы этих тварей выгнать, и всё ради того, чтобы такие как эта дура трупами ходячими восхищались? Нет уж. Её, конечно, жалко. А тех, кого этот упырь сожрал, что, не жалко? Миллионов погибших в войне сограждан, каждого второго из которых героем можно назвать, не жалко?
   Так что рапорт я составлял подробно, достоверно и только факты. Решат службисты, что у девчонки крыша от вампирских чар поехала - её счастье. Решат, что предательница родины - так тому и быть. Но покрывать её я не буду.
   - Что такой насупленный? - тихо спросила Илина Миролевна, хлопотавшая у печи и накрывавшая на стол. - С начальством поговорил?
   Я только кивнул. Некоторое время мы помолчали.
   - Моего младшего сына расстреляли, - неожиданно заговорила она, жёстко и всё так же тихо. - Расстреляли как предателя, и приказ об этом подписал его отец и мой муж, светлая ему память. Поревела день, поревела другой - материнское сердце, ему трудно смириться со смертью ребёнка. Едва мужа не прокляла. Хорошо, не успела то письмо отправить, почтальон тогда не пришёл. А, отревев, подумала: за что тогда мои старшие погибали, если их с предателем равнять? Письмо порвала, а в новом и словом о младшем не обмолвилась. А со следующим от мужа письмом похоронка на него пришла. И хорошо, что между нами того груза не осталось, умер он спокойный. А Юдола... Дура она, сама виновата. И не вини себя, офицер, правильно ты поступил.
   Я лишь благодарно кивнул. А что тут скажешь?
   Видя такое большое человеческое горе, я часто, к стыду своему, радовался, что детдомовский, и терять мне особо нечего.
   После плотного ужина я окончательно понял, что не так уж и устал, поэтому потребовал у хозяйки для меня какого-нибудь общественно полезного занятия. Она посмеялась над моей коричневой физиономией и посоветовала лечь поспать. На что я резонно возразил, что спать мне пока не хочется, да и мазь убирать нельзя, а сидеть просто так скучно. В итоге получил вполне справный топор и фронт работы не то что на вечер - дня на два вперёд. Впрочем, я не спешил, так что было решено принять приглашение вдовы и отдохнуть пару дней. Заодно вот хорошему человеку дров на зиму наколю.
   Уже ближе к ночи пришёл ответ от службистов, подтверждавший получение моего сообщения. В течение недели они обещали прислать кого-нибудь и просили по возможности в это время не уезжать, а если всё-таки соберусь - оповестить.
   Посчитав, что раз просят - отказываться невежливо, я решил задержаться подольше, до приезда Службы.
   За несколько дней я успел вполне освоиться на новом месте, познакомиться со всеми деревенскими и даже почти втянуться в их ритм жизни. Как оказалось, быта я опасался напрасно: пользы от меня, к моему удовольствию, было предостаточно. Просто пары крепких рук, и то хватило бы; а уж когда в соседнем колхозе прослышали, что тут огневик обнаружился, меня очень активно начали зазывать на постоянной основе. Оставаться я отказался (да и кто ж меня отпустит?), а вот поработать по второй специальности согласился с удовольствием. Так и получилось, что с утра я пропадал на ремонтной станции, а вечером по мере сил помогал хозяйке. Сперва дров наколол, а потом занялся починкой крыльца. Не сказал бы, что из меня профессиональный столяр получился, но руки всё-таки из правильного места растут, поэтому результат был неплох.
   Я даже выбрал время познакомиться с тем учителем, книги которого столь сильно повлияли на сознание Юдолы. Это оказался очень тихий, мягкий, интеллигентный до кончиков пальцев мужчина лет сорока, настолько слабого здоровья, что ни у кого даже мысли не возникло отправить его в армию; хронический астматик, страдающий ещё какой-то болезнью с мудрёным названием, вызывающей ужасную хрупкость костей. Худенький, но при этом высокий, он был наглядной иллюстрацией выражения "плевком перешибёшь". Пожимая его тонкую ладонь, я старался это делать максимально осторожно: казалось, учитель рассыплется от одного прикосновения. Единственное, снайпер бы из него получился неплохой: несмотря на бумажную работу с книгами и цифрами, зрение у мужчины было на зависть многим. Такая вот шутка природы.
   С ним было действительно очень интересно поговорить. Правда, жил он в основном книгами, которыми были заставлены все стены, да своими учениками.
   Больше всего меня, конечно, интересовала Юдола.
   - Понимаете, Илан Олеевич, - вздохнул он, с траурным видом размешивая мёд в чашке с травяным отваром. Чая в прямом смысле этого слова здесь, разумеется, не было, да и вообще мало где он был. Сахара тоже не было, зато неведомым чудом сохранилась пасека, поэтому мёд в деревне имелся у всех. - Книг у меня очень много, а я, признаться, не большой поклонник сентиментального жанра. Знал бы, конечно, к чему подобное чтение приведёт, не дал бы бедняжке книг: пусть лучше вовсе безграмотная, чем так. Потом, когда уже стало заметно, я, конечно, пытался что-то изменить, но толку было немного. А недавно я, решив, наконец, разобрать все эти глупости и спрятать подальше, если не сжечь, наткнулся на, видимо, самую любимую книжку Юдолы; там во множестве загнуты уголки, да и выглядит книжка потрёпанной, - с этими словами он поднялся и прошёл к стоящему в углу секретеру. Открыв один из ящиков, запертый на ключ (ключ висел на верёвочке у хозяина дома на шее), извлёк оттуда толстую книгу в тёмном переплёте. - Вот, полюбуйтесь! - книга была вручена мне, причём на обаятельном лице Веселия Родоборовича появилось самое настоящее отвращение. Как будто он был вынужден брать в руки отнюдь не книгу, а что-то давно мёртвое и дурно пахнущее.
   Я открыл книгу. Стафана Да'Маёр, "Ночной рыцарь", издание 1869 года, перевод с фарейского некой М.Весельской.
   - Никогда не слышал о таком авторе, - я пожал плечами.
   - Я тоже. И хвала богам! Лучше бы о ней вообще никто не слышал, это же надо было догадаться! - разгорячился учитель. - Вы знаете, о чём написала эта... с позволения сказать, литераторша? Эта книга про любовь некой юной девицы и полуторасотлнетнего вампира!
   Я поперхнулся травяным отваром.
   - Скольки-скольки летнего? - откашлявшись, обратился я к сочувственно хлопающему меня по спине мужчине.
   - Ему сто пятьдесят шесть лет, - подтвердил свои слова мой собеседник. - Думаю, вы и без прочтения можете догадаться, насколько ужасно это, с позволения сказать, творчество. А что самое страшное, написано оно весьма живым и увлекательным языком, а ещё - с трагизмом и надрывом, да, ко всему прочему, со счастливым концом. Настоящая катастрофа для юного романтичного создания...
   - Чернух побери! - не удержался я. - Да какой же дурой надо быть, чтобы догадаться написать подобное?! Мало того, что вампир, так ещё и старый вампир! Эта идиотка вообще хоть одного вампира за свою жизнь видела?!
   - О чём и речь, - грустно закивал он, вымученно улыбнувшись. - Боюсь, как раз только видела, и исключительно на картинках. Так что во многом вина за события лежит на мне. Если бы не эта проклятая книга, может быть, Юдола и не...
   - Ну, в данном случае, ваше влияние было исключительно опосредованным, - я махнул рукой. - Только Веха могла знать, что среди бестолковых, но безобидных книг обнаружится такое. Нет, надо было догадаться! Ну, в первые годы своего существования вампир ещё может пытаться копировать человеческие эмоции, но после сотни с лишним лет пребывания в таком состоянии... - я растерянно покачал головой.
   - Боюсь, бедной девочке уже поздно что-то объяснять.
   - Её бы в поместье барона Алленштана под Эрлих, посмотрела бы на своих чудесных вампиров, - мрачно пробормотал я.
   - Не знаю, что было в том поместье, и не хочу знать, но, боюсь, даже тогда не будет никакого толка, - Веселий вздохнул. - Все аргументы разобьются о стену её нежелания понимать и единственную фразу "Он не такой, он особенный". Даже если бы она застукала этого вампира за каким-нибудь мерзким деянием, она бы всё равно нашла ему оправдание. Остаётся только ждать и надеяться, что со временем её глупое увлечение пройдёт.
   - Не поспоришь, - вынужден был признать я. - Жалко девчонку.
   - Жалко, - учитель снова вздохнул. - Она же хорошая девочка; хозяйственная, мастерица, весёлая, добрая. Наивная вот только да впечатлительная, как оказалось. Не тем она впечатлилась. Ну, будем уповать на взросление.
   - Если её раньше не расстреляют, - я пожал плечами.
   - А могут? - растерянно поднял на меня взгляд хозяин дома. - Но... за что? Она же просто ребёнок!
   - Веселий Радоборович, если вы помните, мы только что закончили кровопролитную войну, а этот вампир был не просто нежитью, он был офицером доманской армии, элитного подразделения - Солдат Смерти. Этим делом будет заниматься Служба, и вряд ли Юдола отделается одним только устным предупреждением, это вы должны понимать не хуже меня. Расстрел - это, конечно, крайняя мера, но фильтрационный лагерь и отправка на поселения - самый вероятный вариант развития событий.
   - Да, - тихо пробормотал он. - Я не подумал об этом. Какая трагическая история... Я совсем забыл, что он был офицером. Боги! Когда же придёт то время, когда люди наконец научатся жить в мире?!
   - Наверное, когда мы все поумнеем и научимся понимать цену и последствия каждого своего поступка, - я в ответ пожал плечами.
   - То есть, ещё очень и очень нескоро, - печально улыбнулся учитель.
   Я просидел у него ещё около полутора часов, и в разговоре мы старательно избегали болезненной темы.
  
   Перемены в моей налаживающейся на новом месте жизни наметились на пятый день к вечеру. Солнце уже едва торчало из-за леса, а я стучал молотком, лёжа рядом с самым коньком крыши: ремонт крыльца закончился, а здесь обнаружилась пара неприятных проплешин, грозивших к весне превратиться в дыры при условии переменчивой зимы. Так что самоходку я заметил издалека; правда, спускаться не торопился. Оставалось буквально несколько гвоздей, и проще было сразу закончить, чем потом ещё раз лезть на самую верхотуру.
   Самоходка затормозила прямо возле дома; судя по тому, что прибыла она со стороны колхоза, моё местоположение уже выяснили.
   - Эй, есть кто дома! - громко поинтересовался, выбравшись из железного брюха, немолодой уже мужчина в командирской, кажется, форме - мне было не слишком хорошо видно.
   - Я сейчас спущусь, - откликнулся я.
   - Илан, кто там? - громко поинтересовалась с другой стороны дома хозяйка, возившаяся в огороде.
   - Да это ко мне.
   - А хозяйка где? - уточнил ещё один прибывший, тоже в командирской форме, только с рукой на перевязи и крепкой тростью, на которую он опирался при ходьбе. Я пожал плечами и крикнул на другую сторону дома.
   - Илина Миролевна, там и вас тоже спрашивают!
   Женщина в ответ вопросительно дёрнула головой, я же только снова пожал плечами. Да мне-то откуда знать, зачем им хозяйка понадобилась?
   Не мудрствуя лукаво, остатки строительных материалов я просто сбросил вниз, предварив сие действие громким криком "поберегись!". После чего, заткнув за пояс молоток и зажав в зубах небольшую пилу, спустился по лестнице.
   При ближайшем рассмотрении оба прибывших оказались альтенант-полковниками, причём первый действительно службист, а вот второй - лётчик-исребитель, почему-то в парадной форме и со всеми наградами.
   - Здравья желаю, товарищи, - отсалютовал я. - Прошу простить мой внешний вид. Гвардии обермастер Илан Стахов, к вашим услугам.
   - Да бросьте, товарищ обермастер, - махнул рукой службист. - Вы всё-таки в отпуске. Альтенант-полковник Службы Обеспечения Безопасности Олей Ластев.
   - Альтенант-полковник запаса Селемир Ковыль, лётчик-истребитель, - представился третий. - Вы такой молодой, а уже обермастер? - он улыбнулся и покачал головой. Невесёлая получилась улыбка.
   - Ну, что делать, - я развёл руками. - У нас как в разведке, от звания до звания главное дожить!
   - И то верно, - рассмеялся лётчик. Не сговариваясь, мы со службистом полезли по карманам за папиросами. На мой вопросительный взгляд Ковыль отмахнулся.
   - Да я не курю. Никогда не курил, и вам не советую.
   - Надо бы бросить, - я согласно пожал плечами. - Только стимула пока нет. Вот домой доберусь, там посмотрим.
   - Э, так вы из-за нас тут застряли? - сочувственно покивал службист.
   - Не сказал бы, что это так уж меня расстроило, - я хмыкнул. - Хоть отдохнул немного от походной жизни и посмотрел, какая она, жизнь мирная. А то как-то даже боязно было, вдруг, не получится?
   - Селемир?! - оборвал меня возглас хозяйки дома.
   - Лина! - ответил радостным восклицанием бросившийся ей навстречу лётчик, подхватывая в объятия едва стоящую на ногах женщину.
   Мы со службистом, переглянувшись, тихонько отошли подальше, чтобы не мешать. Хотя сейчас они, пожалуй, и Чернуха не заметили бы, явись он со всей своей свитой.
   - Почаще бы вот так, - вздохнул Ластев, кивая на счастливую пару. - Похоронка на живого лучше погибшего, пропавшего без вести.
   - И то верно. Ну что, сейчас в лес пойдём, или до утра?
   - Да куда на ночь глядя! Утром, на свежую голову. Там небось и документы, и ценности какие-то. Офицерьё доманское, даром что трупы ходячие, любили устраиваться в роскоши, все музеи, до каких добрались, растащили, сволочи, - проворчал он.
   - Ну да, этого добра там порядком. Хоть я и не специалист, и то сразу решил, что музейное.
   - А я вот специалист, - доверительно сообщил службист, подмигивая. - Искусствовед я. До войны, во всяком случае, был. Сейчас как демобилизуюсь, вернусь, наконец, к любимой работе, - я аж присвистнул. Искусствовед, дослужившийся до звания альтенант-полковника в Службе - это серьёзно. Чем же он там ведал в военные годы? - Да не свисти, - добродушно фыркнул Ластев. - Понимаешь же, за просто так у нас звания не дают, а то, за что дают, оно обычно секретное.
   - Вот я потому и свищу, а не вслух спрашиваю, - рассмеялся я. - Чай, не маленький, понимаю.
   Можно сказать, на том эта история и кончилась. Мы со службистом остались у Ковыля дома; точнее, мы-то хотели оставить лучащихся счастьем супругов наедине и не мешать, только кто ж нас спрашивал? В итоге вечер получился весёлый и сумбурный, чего лично со мной не случалось уже довольно давно.
   Утром же, по холодку, на самоходке добежали до вампирьего логова. Немолодой искусствовед едва не прыгал на одной ножке от восторга, обследуя помещение; какие-то там уж больно ценные экспонаты нашлись, я не вдавался. В итоге Ластев прочно завяз в этом овраге, а я, решительно распрощавшись, двинулся в обратный путь, в деревню, за вещами. Пора уже было собираться и двигаться дальше, хватит отдыхать.
   Настроение было отличное. Вот только отсутствие тени настораживало: за всю эту неделю он так ни разу и не появился.
  
  -- Встреча пятая. Маскарад.

Время встречи - 8 сентября 1912 года от Восхождения Богов. Место действия - деревни
Березайка, Вичица, Солёя, юго-запад Бесовской области.

  

"Не жди его смерти: она будет долгой,

бескровная жизнь не знает срока.

Он станет жаждой давнего долга

инспектора выдохов-вдохов..."

   Осень в этом году пришла рано и как-то вдруг. Только вчера, казалось бы, светило солнце, и лесная зелень радовала глаз, а сегодня уже жёлтые и местами полысевшие деревья под хмуро насупившимся небом навевают тоску. Буквально за несколько дней окружающий мир изменился до полной неузнаваемости, как будто я пересёк вполне материальную границу меж двух времён года.
   Дорога, по которой я шёл, ещё не успела превратиться в непроходимое грязевое месиво по нескольким причинам. Во-первых, в каменистом грунте почти не было глины, а, во-вторых, этой узкой лесной дорогой никто не пользовался уже довольно давно. Видимо, местные предпочитали иные, более удобные или пребывающие в лучшем состоянии пути. Мне же покрытие дороги было неважно; главное, дорожка эта имелась на карте и вела в нужном направлении. Карту (собственной у меня не было) я успел посмотреть в кабине подвозившего меня грузовика, с которым мы расстались вчера во второй половине дня: он поехал дальше, а я свернул сюда.
   От поворота до ближайшей деревеньки было порядка тридцати вёрст, и пройти их с вечера я не успел. Ночевать пришлось в лесу, но я к подобному давно притерпелся.
   Тень со встречи с вампиром так и не давал о себе знать. Этого странного типа мне ужасно не хватало; всё-таки трудно путешествовать в одиночестве. Без отвлечения на разговоры, без шуток и разных историй путь казался однообразным и бесконечным; не трагедия, но утомляет. Так что каждый попутчик и каждая деревушка на дороге вызывали радость одним своим существованием.
   К населённому пункту я добрался где-то к обеду. Уже на подходе дорога прихотливо вильнула в сторону, а я двинулся напрямик через распаханное поле по едва различимой тропке. Комья раскисшей от дождя земли скользили под ногами, и вскоре я понял, что срезание дорожной петли было не лучшей идеей. Но поворачивать назад уже не стал, дочавкав до своей цели по выбранному маршруту.
   Деревенька была маленькая, в пару десятков дворов. Она стояла на другом берегу небольшой речки, отделявшей жильё от пройденных мной полей. Моста никакого в поле зрения не было (видимо, к нему и надо было идти по дороге, с которой я опрометчиво расстался), поэтому реку пришлось переходить вброд. Благо, неглубокая быстрая речушка, названия которой я не помнил, совсем обмелела по осени. Сквозь чистую воду ясно виднелось близкое песчаное дно; глубина не достигала локтя, местами вовсе составляя не больше вершка. Ходить по воде, аки посуху, - прерогатива водников, но и мне не пришлось хлюпать полными сапогами воды благодаря несложному защитному заклинанию.
   Пока дошёл через поле до реки, пока переправился, пока вскарабкался по узкой торной тропе на крутой берег, с которого на меня, собственно, поглядывала деревушка, весть о прибытии гостя уже достигла каждого обитателя, и собралась небольшая делегация встречающих. Это было объяснимо, в глухой деревне новостей немного, но всё равно подозрительно. Деревенские наверняка заметили, что прибыл к ним офицер, а нашу братию простой люд разумно опасается, и уж точно не будет встречать с такой искренней радостью и радушием. Вариант напрашивался один: здесь завелась какая-нибудь пакость, а появление боевого офицера для них означает избавление от оной.
   Когда меня определили на постой в дом старосты деревушки, и там прямо с порога усадили за стол, именно об этом я и спросил, ожидая, пока хозяйка накроет стол к обеду (я выбрал весьма удачное время для появления).
   - Да вроде нет ничего такого, - беспечно пожала плечами женщина. - Леший вот только озорует, но как уж его усмиришь? Привыкли давно.
   - Да, с лешим ничего не поделаешь, - солидарно покивал я. - А у вас хорошо, - не удержался от похвалы. Изба действительно была замечательная; чистая, светлая. На окнах вышитые занавески, нарядная белёная печь с росписью, чистая свежая скатерть на столе, тоже вышитая. Всё так и дышит уютом и домашним теплом.
   Только меня отчего-то не оставляло смутное ощущение, будто недостаёт какой-то маленькой детали во всём облике этого благополучного дома, без которой оное благополучие кажется неполным, наигранным. Но, разумеется, этих измышлений вслух я высказывать не стал.
   - Это всё Марёнушка, - отозвался сидящий напротив меня хозяин, с нежностью посмотрев на хлопочущую у печи супругу. - Уж такая мастерица на все руки, такая рукодельница!
   - Отрадно видеть, что здесь остались вот такие живые деревушки, которые чудом обошла большая беда, - задумчиво проговорил я. Смутные подозрения бередили душу и не давали расслабиться.
   - Повезло, - отмахнулся он, как-то странно переглянувшись с супругой. - Да что прежнее ворошить, отвоевали - и ладно. Вот лучше отдохните с дороги, да поешьте как следует. Небось, сто лет уже нормальной еды не видали!
   - Ваша правда, - спорить было глупо, тем более запахи были совершенно потрясающие. Щи, гречневая каша, молоко, пирожки... Всё, чтобы почувствовать себя счастливым.
   - Не ешь ничего, и не пей, - раздался над самым ухом хорошо знакомый голос. Судя по всему, где-то там, в районе уха, Тень и залёг, да ещё для чего-то говорил едва слышно, шёпотом. - Это я, я потом всё объясню. Сделай вид, что всё съел, что очень понравилось, но ничего не ешь! - повторил Тень и замолчал. Не знаю, как, но у меня получилось сохранить неизменное выражение лица.
   В разведку податься с таким талантом, что ли? Хотя, кто меня туда возьмёт! Полыхающая стихийной силой аура не видна простым людям, а вот любой грамотный маг за версту заметит. Проще уж сразу начать красным флагом размахивать и запеть гимн. Ни-ка-кой из меня разведчик.
   Лицо-то сохранить удалось, а вот с душевным спокойствием получилось плохо.
   Допускать, что Тень просто неудачно пошутил или в чём-то ошибся, я не стал. У этого события была настолько ничтожная вероятность, что её можно смело приравнивать к нулю.
   А вот все остальные варианты не радовали. Если нельзя есть местную пищу, значит, случилась большая беда. С моими хозяевами, что совершенно точно, и со всей этой деревней, что почти так же точно: такого масштаба неприятности не ограничиваются одним двором.
   Итак, варианты.
   В еде и воде может быть снотворное или яд, которых я не могу почуять. Это простое, немагическое объяснение. Вся еда была приготовлена ещё до моего прихода. Конечно, они могли заметить меня давно, и спешно добавить яд в еду, но тогда они должны были запастись противоядием, или принять его загодя. В первом случае мы имеем дело с веществом замедленного действия, во втором - с тем, противоядие от чего рассасывается медленно. Или хозяйка должна была очень ловко и незаметно подмешать отраву только мне в тарелку. Или яд этот на хозяев по какой-то причине не действует.
   Второй вариант - магический. На еду наложены чары. И вот тут существует огромное количество нюансов. Во-первых, чему-то опасному может быть придан вид безобидной еды. Во-вторых, уже готовая еда может быть зачарована. В-третьих, она может быть приготовлена из зачарованных продуктов. В-четвёртых, чары могли быть наложены на печь, на посуду, на саму повариху или даже на всю деревню разом. Ну, и так далее. У всех этих вариантов есть одна общая черта: зачарование настолько отличное, что я не могу уловить никакого следа даже при очень пристальном осмотре. Это, мягко говоря, плохо; значит, чары очень сильные, и накладывал их крайне талантливый специалист высочайшего уровня. Кроме того, я не видел ничего странного и настораживающего снаружи, и внутри не вижу, и на хозяевах дома, и на еде. Маг явно хоть в чём-нибудь, да прокололся бы; не вечно же ему пользоваться чарами повышенной сложности. Не к добру вспоминается давешний Ловец Душ, но, если бы это был он же, Тень бы меня точно предупредил.
   Тень бы предупредил меня, если бы это было хоть что-то, с чем ему довелось сталкиваться в моей компании. Он явно пытался говорить короче и быстрее, будто боялся быть услышанным. Ведь куда проще назвать тварь или, хотя бы, место, где мы с такой встречались, чем объяснять про еду, рискуя быть непонятым. Значит, то, с чем я имею дело, моему загадочному спутнику незнакомо. Или, как упомянутый мной Ловец, знакомо только ему одному. За этот вариант говорит и боязнь тени быть обнаруженным; он точно что-то знает.
   Похоже, да вот отличия тоже есть. Кривое Озеро -- это была деревенька, замершая во времени в прошлом, между двух войн. А здешние обитатели явно в курсе прошедшей войны, но не хотят о ней вспоминать. Офицеру, опять же, радуются как родному... может, они именно магической силой питаются, поэтому я для них - лакомый кусочек? Но тогда были бы хоть какие-нибудь признаки! Энергетические вампиры оставляют ни с чем не сравнимые следы на теле мира, которые невозможно скрыть или уничтожить. Это своеобразные прорехи в воздушной стихии, оставляемые проходящим существом, чёткие, как тоннель в скале. Они появляются из-за того, что энергетический вампир постоянно качает силу из окружающего мира - неосознанно, маленькими порциями. Примерно так, как наша кожа дышит воздухом. И коридоры эти затягиваются достаточно долго, больше суток.
   Что же, Чернух побери, здесь происходит, если я вообще никаких странностей не ощущаю, а Тень боится быть услышанным?
   Хотя, секунду. Есть странности. Я же с самого начала почувствовал, что в этом доме не всё в порядке, не хватает чего-то важного.
   Я начал внимательно перебирать в уме, что же могло меня насторожить.
   Пока мысли метались в голове, руки и тело сами делали, что нужно. Со стороны казалось, что я увлечённо жую предложенные разносолы, явно довольный вкусовыми качествами пищи. На деле же хотелось плеваться.
   Не так-то просто с вдохновенно-довольным видом жевать уголь, а именно это мне приходилось делать. Простой отказ от пищи мог вызвать подозрение, поэтому приходилось выкручиваться. Откушенный кусок прямо у меня во рту превращался в прах под действием стихии. Огонь ещё и поэтому считается идеальным для борьбы со всяческими тёмными сущностями: то, что проходит сквозь пламя, теряет следы любых чар.
   Вот и жевал я мелко покрошенную угольную пыль, от души её нахваливая.
   Если окажется, что Тень поднял панику из-за какой-то несущественной мелочи, я точно придумаю способ набить ему морду.
   Но я опять отвлёкся. Что же, что мне с первого взгляда не понравилось в этом чудесном, светлом, благополучном доме?
   Обычная изба, каких по всей нашей земле пруд пруди. Печь, напротив неё - красный угол с идолами. Там, на первый взгляд, тоже всё нормально; но чтобы удостовериться в подлинности идолов, их нужно подержать в руках некоторое время, "настроиться" на маленькую деревянную фигурку, схематично изображающую того или иного бога, а такой возможности у меня не было. Так что это было что-то другое. Вот если бы идолов на положенном месте не оказалось, тогда да, можно было бы о чём-то говорить. Но не сейчас, когда я нахожусь в сажени от них.
   Дети в доме тоже явно есть, просто сейчас где-то бегают. А тот факт, что обедать сели без них - ну, везде свои порядки. Что ещё?
   Я не видел на подходе к деревне совсем никакой техники. Более того, не видел следов тракторов и на дороге, и, кажется, в поле... но за это не поручусь, не приглядывался. Но опять не то; во-первых, деревенька маленькая, и пройденные мной поля были достаточно небольшими, чтобы силами одной деревни можно было обработать их, скажем, с помощью лошадей. Ну, нет у них тут тракторов, что поделаешь! Доманцы отобрали, в помощь фронту отправили, бомбой или заклинанием каким уничтожили, или свои, или доманцы - местность эта раза четыре из рук в руки переходила. А, во-вторых, мне же внутри дома что-то показалось неправильным!
   Думай, думай, гвардии-обермастер, ты ж не дурак!
   Чего-то недостаёт для образа благополучного дома, без чего этот образ...
   Чернух побери! Нет, кажется, и вправду дурак.
   Домовой! Я не чувствую присутствия здесь домового. Вот что мне не понравилось! С детства я привык к мысли, что без домового дом не дом, и порядка в нём не будет. Точно так же считали почти все, а уж в деревне - без "почти". Сложно в деревне без домового, он и скотину от болезни оградит, и амбар от мышей, и поможет, если что по мелочи. А здесь домового нет, и нет очень давно; настолько давно, что я даже не могу понять, что с ним случилось. Что вообще может случиться с домовым, если его дом цел?
   Кто бы ни жил в доме, этот дух его не покинет. Он просто физически не способен, для этого ему нужна помощь очень сильного мага, причём неважно, какой стихии: я же смог забрать домового от погибших хозяев.
   Здесь же домового нет, и будто никогда не было. Значит, либо дом построили и не пригласили в него духа, либо ему помогли отсюда выселиться. Либо кто-то унёс, либо... либо его уже нет в живых. А убить домового, не разрушая дом - это, мягко говоря, задача не из лёгких.
   - А что вы говорили про лешего? В чём его озорство заключается? Можно попробовать призвать к порядку, - между прочим поинтересовался я, пока хозяйка возилась с самоваром.
   - Ой, да стоит ли возиться? - отмахнулся хозяин дома.
   - А всё-таки, озорство лешего может привести к неприятностям, так что лучше перестраховаться, - продолжил настаивать я.
   - Да водит он, зараза, - мужик вздохнул. - Кто в лес ни сунется, плутает. А через час-другой обратно к деревне выходит, ровно на то место, где вошёл. Даже если по дороге идти, всё равно то же самое получается. Но, с другой стороны, насмерть ещё никого не заплутал, все к дому выходили. Вот мы и решили с ним не воевать... вдруг, наконец, смилуется?
   - Так что, никто не может из деревни выйти? - опешил я.
   - Ну, нет, не совсем, - рассмеялся он. - Иногда всё-таки получается.
   После чая (кстати, действительно именно чая; я не стал уточнять, откуда такое богатство) хозяин распрощался и ушёл по каким-то своим делам, жена его возилась в огороде. Чтобы не мешать и не маячить над душой, я для начала отправился на прогулку по деревне.
   Если бы не комментарий тени, заставивший меня насторожиться, я бы никогда в жизни не заподозрил, что в этой деревеньке что-то неладно. Ну, относятся ко мне неожиданно хорошо; так кто знает, что у них случилось за войну? Может, вот такой офицер вроде меня всю деревеньку спас, они с тех пор и бояться перестали. Про домового я бы и не вспомнил, леший... да Чернух его знает, что на уме у этого природного духа! Мало ли, почему он деревенских невзлюбил.
   В общем, за время прогулки, как ни старался, ничего хоть сколько-нибудь подозрительного и позволяющего судить об обрушившихся на деревню неприятностях я не заметил. Я уже склонен был смириться, что тени померещилось, или он поиздеваться решил. Это не в его духе, но вдруг он мне так за обиду мстит?
   Не найдя, к чему придраться, я немного отошёл от деревни к опушке редкого перелеска, за которым виднелось поле и, усевшись на какое-то поваленное дерево, принялся рыться в вещмешке. "Всё своё носи с собой" - очень удобный принцип, ещё ни разу не подводивший.
   Стоило рассеянному дневному свету попасть на резную фигурку идола, рядом со мной бесшумно возник домовой. Я протянул ему половину по-братски разделённой последней лепёшки, оставшейся от позднего ужина в лесу. После сытного обеда в доме старосты во рту был гадостный привкус, а живот недовольно ворчал. Домовой лепёшку взял с королевским достоинством и принялся аккуратно её грызть.
   - Послушай, у меня к тебе возник вопрос, - задумчиво начал я. - С какими видами нечисти или нежити домовой не может ужиться? Причём до такой степени, что покинет дом, в котором живёт. Ну, или какая живая или мёртвая тварь настолько не любит вашу братию, что первым делом вас изводит? Да, ещё леший их очень не любит.
   Домовой крепко задумался.
   - Вот так вот, ежели сходу, даже на ум ничего не приходит, окромя умёртвий. А ежели не сходу... Ты ж про деревню эту что-то заподозрил? Не ведаю я, Росом клянусь! Есть там что-то нехорошее в этом месте, а вот что - не знаю, - дух печально вздохнул. - Может, оно спит сейчас, а ночью проявляется, оттого и непонятно ничего?
   - Дурак твой хозяин, - вздохнул я, стряхивая крошки с коленей. - Мне такая простая мысль в голову не приходила, а она многое объясняет. Правда, всё равно непонятно, с чем мы имеем дело.
   - Всё сразу знать и обо всём догадываться только боги могут, - философски заключил домовой. - Одна мелкая ошибка не повод сразу себя в дураки записывать. Береги себя, хозяин. Если гадость эта света белого боится, и леший её терпеть не может, стало быть, она из худших тварей, какие только топчут землю. Солнца тот боится, чья суть черна и убога настолько, что и светилу небесному смотреть нестерпимо.
   С этим напутствием мой бездомный домовой исчез. Завернув идола обратно в платок, я спрятал его в мешок и задумался. Вначале тщетно перебирал в памяти все возможные варианты, но так ничего и не вспомнил. Правда, один вывод сделал; это не было похоже на нежить. Из не-мёртвых света по-настоящему боятся только самые слабые. Это явно что-то куда более экзотическое.
   Причём настолько, что я о подобном никогда раньше не слышал, если не считать всё того же Ловца Душ. Там я точно так же не мог отличить мёртвую деревню от живой, и, не знай твёрдо, что никого живого в тех местах нет, тоже бы не заподозрил странного. И, опять же, Тень явно что-то знает.
   Но при всём сходстве, отличий множество.
   Чернух побери, опять мысли по кругу пошли!
   Усилием воли оставив бессмысленную игру "угадай-ка!", я попытался решить, что лучше - ночевать в деревне, или остаться здесь, в лесу. Или, ещё лучше, уйти от деревни подальше и наблюдать со стороны.
   Привлекать внимание к собственной персоне и давать знать, что я подозреваю неприятности, не хотелось. Знать бы ещё, как должна была на меня подействовать местная еда!
   В итоге, решил рискнуть и остаться в доме. Спать вполглаза в полном обмундировании война приучила уже давно, риска пропустить что-нибудь интересное не было. К тому же, под крышей и ночевать куда приятнее, тем более в такую погоду. Остаётся придумать, чем заняться до вечера. С лешим бы поговорить, но днём он со мной на опушке разговаривать не будет, а искать его по буеракам долго; проще уж после заката пойти.
   Ещё немного побродив по окрестностям, так и не найдя ничего хоть сколько-нибудь примечательного, я вернулся в приютивший меня дом. Он оказался достаточно большим, чтобы нашлась комнатка, выделенная в моё личное распоряжение; как сказала хозяйка, в ней раньше жили старшие дочери, которые уже успели выйти замуж. Воздух в комнате оказался спёртый и неживой, поэтому я первым делом настежь распахнул единственное окно, и только после этого завалился на предоставленную мне тахту поверх застилающего её лоскутного одеяла. Даже разуваться не стал на случай непредвиденного бегства, из тех же соображений положил под голову вместо подушки вещмешок и скрутку с шинелью.
   Ближе к вечеру в комнату тихонько зашла хозяйка - видимо, хотела пригласить к ужину, - но, найдя меня спящим, передумала. Я же проявлять активность не стал; ради горсти угля прерывать сон, пусть и чуткий, поверхностный, было верхом глупости. Поесть я ещё успею, а вот голову на случай беды лучше иметь ясную.
   Несколько раз я выныривал из полусонного состояния оглядеться. В окружающем мире, насколько можно было судить, даже с закатом не произошло никаких изменений. Точно так же тикали ходики в соседней комнате на стене, иногда где-то раздавались шорохи и тихие скрипы - обычный набор звуков деревенского дома, не настораживающая абсолютная тишина. Впрочем, обольщаться я не спешил: пик активности всевозможных ночных тварей приходится часа на два пополуночи, и времени у них было предостаточно.
   Впрочем, столь долго меня ждать не заставили. Немного после одиннадцати (я слышал бой часов) от двери послышался тихий, едва заметный скрип петель. Этот звук был единственным сигналом; шагов не слышалось. В то же мгновение я оказался на ногах.
   Ночной посетитель, видимо, такой прыти не ожидал, поэтому замешкался. А в следующее мгновение между мной и тварью возник Тень в своём жутковатом объёмном облике.
   - Беги! - скомандовал он.
   Я не стал с ним спорить. Уже вылезая в окно, успел заметить, как незваный гость пытается прорваться сквозь Тень. Тот умудрялся оказывать сопротивление; когти твари вязли в нематериальной субстанции, как в густом киселе. Я спрыгнул на землю с высокого подоконника и побежал, не оборачиваясь и не останавливаясь ни на секунду. На ходу забросил на спину вещмешок, и припустил на пределе возможностей.
   Мне очень и очень не хотелось сейчас оборачиваться, хотелось оказаться подальше от этого места, вообще не знать о его существовании. И причин для этого было несколько, одна весомее другой.
   Во-первых, я был уверен, что существо, способное на физическом уровне взаимодействовать с моей тенью и одновременно способное влиять на материальные предметы, мягко говоря, опасно. Особенно, принимая во внимание отсутствие в моём арсенале оружия против подобных тварей. Тогда, с Ловцом Душ, мне повезло. Видимо, огромная тень была тесно связана со своим прибежищем, и её убила гибель озера.
   Во-вторых, той твари, которая пришла ко мне в комнату... не было. Кроме зрительного образа в ней не было ничего; во всяком случае, ничего, что было бы заметно мне. Стоило закрыть глаза, и это создание переставало для меня существовать. У него не было ауры, не было души, оно не оставляло никаких следов, не издавало ни звука. До сих пор мне казалось, что подобное невозможно.
   Ну, и, в-третьих... я её узнал. У того, что пришло ночью в отведённую мне комнату, было лицо оберлейтенанта Уны Колко, девушки-целительницы, встреченной мной в деревне Пеньки, личность которой так заинтересовала мастера менталиста из Службы.
   Как такое может быть, я не имел ни малейшего понятия. Если эта тварь считала образ из моего разума, и она умеет изменять внешность, это, конечно, может объяснить...
   Чернух побери, да ничего это не может объяснить! В моей голове есть множество гораздо более ясных, близких, вызывающих куда большее количество эмоций образов, нежели девушка, которую я видел единственный раз в жизни! Два, если считать показанную мастером дознавателем Озерским фотографию.
   Я понятия не имел, что происходит, поэтому бежал.
   Через минуту или больше я всё-таки решил оглянуться, тем более под ногами пока было ровное поле и риск падения был минимален.
   Кто бы ни жил в этой деревне, они не собирались упускать свою жертву. Рассредоточившись по полю, за мной бежало не меньше десятка тварей, отчётливо выделяющихся на фоне подсвеченной слабо фосфоресцирующими низкими облаками серой ночи. Разглядывать их пристально или считать у меня не было ни желания, ни времени, да и видимости не хватало. Когда стая хищников загоняет добычу, думать оная может только об одном: спасении собственной шкуры.
   Правда, у меня была ещё одна мысль, ни в коей мере не противоречащая инстинктам любого достаточно высокоорганизованного живого существа. Передать информацию о неизвестном опасном противнике своим. В случае с животным "своими" может быть стая или будущее потомство, а у меня... как ни парадоксально, единственными "своими", о которых я сейчас помнил, была так нелюбимая мною Служба. Впрочем, как бы я ни относился к СОБ и её сотрудникам, я никогда не отрицал необходимости этой грязной работы.
   И сейчас я был благодарен богам, что вещмешок оттягивал мои плечи. Если бы мне дали хотя бы пару минут, чтобы воспользоваться лежащим в нём шаром!
   Но пары минут у меня не было, даже пары секунд не было. Сила живущей в моей крови стихии не бесконечна, и рано или поздно она выдохнется, вместе с ней - и я. Да, позже, чем это случилось бы с не наделённым магическими талантами человеком, или нетренированным стихийником. Но вот поручиться, что у моих преследователей ресурс движения ограничен хоть чем-то, кроме времени суток, я не мог.
   Была только одна шальная надежда: лес может помочь. Да, мне там бежать будет на порядок сложнее: мутного рассеянного света не хватало и на открытом пространстве, выручало только, что глаза к темноте привыкшие. А под пологом осеннего леса стоит кромешная темень, и рассчитывать остаётся только на удачу. И моей удачей был леший, явно недолюбливающий местных жителей. Есть небольшой шанс, что он решит вмешаться, лишь бы сделать гадость потусторонним тварям. Пусть шанс этот ничтожно мал, но других вариантов я всё равно не вижу.
   С каждым шагом бежать было всё тяжелее, и это не походило на обычную усталость; я заметил эту странную тенденцию уже к концу пути до смутной черноты леса. Было ощущение, будто воздух густеет, и каждое новое движение давалось труднее предыдущего. Сходу разобраться в природе явления не получилось, потому что привычной магии я не ощущал, а останавливаться и проверять было глупо. Оставалось покрепче стискивать зубы и продолжать путь.
   До леса я добрался вконец измотанным; будто пробежал не несчастную версту, а все двадцать. Мокрая от пота гимнастёрка липла к телу, липли такие же мокрые волосы, а вещмешок настойчиво тянул к земле.
   Какое-то время я продолжал бежать, петляя между деревьев, уже не отдавая себе отчёта, куда бегу и, собственно, зачем. В окружающей темноте лишь угадывались контуры древесных стволов, что позволяло хотя бы на них не налететь, и на этом видимость кончалась. За то, что я до сих пор не споткнулся и не упал, следовало благодарить богов и моё личное везение; в случае падения сил подняться я бы уже не нашёл.
   Впрочем, любое везение не бесконечно. Запнувшись о какой-то невидимый в темноте объект - корень ли, или ветку, - я сходу врезался в прелые иглы, застилающие землю, перекувырнулся через плечо, прокатился и замер, уткнувшись лицом в запах сырости и хвои.
   На войне очень быстро понимаешь всю хрупкость и дешевизну человеческой жизни. Можно сколь угодно долго рассуждать о ценности и уникальности каждого индивида, но на деле любая жизнь стоит не больше девяти граммов свинца. Хрупкая и невесомая, рвётся легче паутинки. И здесь уже не играет роли, простой солдат или старший офицер, все мы одинаково смертны. Земляк, в одиночку способный поднять из недр океана огромный остров, точно так же умирает от осколка гранаты, как простой деревенский мальчишка, полгода назад впервые взявший в руки оружие. Пред ликом Кары равны все, невзирая на былые заслуги.
   Впрочем, не об этом я думал в тот момент, лёжа у подножия толстой сосны.
   Как угодно, только не так!
   - Мать Сыра-Земля, сохрани, сбереги, - беззвучно шептали пересохшие губы. Почему-то в голове всё плыло и смазывалось, и кроме этих слов в ней не было ничего связного и осмысленного. - Укрой, защити... Мать Сыра-Земля, спрячь меня, сохрани...
   Даже не молитва; последний отчаянный крик о помощи.
   Наша земля - она живая...
   Уплывающее в неизвестность сознание отстранённо продолжало фиксировать происходящее. Я ещё видел, как лежащая прямо перед лицом ладонь начала медленно погружаться в ещё не успевшую остыть от лета почву. Уже не видел, но чувствовал лёгкие невесомые шаги кого-то или чего-то, прошедшего почти по мне. А потом со всех сторон меня окутало сонное, уютное тепло.
  
   Холодный осенний ветер скользил между пальцев и толкал в спину, заставляя пригибаться и слегка покачиваться, но это было даже приятно. Состояние было дремотное, ленивое; то долгое мгновение между прикосновением лица к подушке и вожделенным сном. Приятное, тёплое, привычное. Не нужно никуда спешить, всё само случится в положенный срок. Надо только расслабиться, и позволить холодным воздушным волнам убаюкать себя, остудить горячую кожу, замедлить бегущую по жилам сладкую кровь. А потом сон укроет белым пушистым одеялом, и останется только спокойно ждать пробуждения, сквозь дрёму наблюдая плывущие по небу облака...
  
   Мокрые и очень холодные пальцы воткнулись прямо в мозг. Это было не больно, но неприятно до отвращения, и я попытался воспротивиться вторжению. В ответ на это нажим усилился, а к нему добавилась звенящая боль в висках.
   - Товарищ гвардии обермастер, будьте добры, не сопротивляйтесь, - прозвучал откуда-то сбоку-сверху смутно знакомый голос, умудрившийся непонятным образом совместить в себе властные и извиняющиеся интонации. - Мне и без того достаточно тяжело приходится, а если вы ещё и упираться будете изо всех сил, боюсь, я могу и не справиться.
   Я не придал значения словам, но быстро установил связь между собственными попытками защититься от чужих рук и болью, и сопротивление послушно прекратил. Лучше терпеть неприятные ощущения, чем ещё более неприятные ощущения, укомплектованные острой спицей боли, прошившей голову от виска к виску.
   Через неопределённый срок мелкого постороннего копошения внутри черепной коробки моё сознание прояснилось. Я открыл глаза и обнаружил под щекой прошлогодние иголки, засыпавшие сырую сероватую землю. Какая-то шишка настырно впивалась в тело около ключицы, а к воткнутым в мой мозг пальцам добавились две тяжёлые материальные ладони на затылке.
   - Всё, больше не могу, дальше сами, - раздался всё тот же голос, и обе пары рук от моей головы убрались. Осталось только лёгкое сдавливающее ощущение, лучше всего характеризуемое фразой "череп жмёт".
   - Сами - что? - машинально уточнил я, удивляясь чуждости собственного голоса. Он звучал хрипло, гортанно, неожиданно низко.
   - Вылезайте сами, - охотно откликнулся невидимый собеседник. А я наконец-то определил своё положение в пространстве и, мягко говоря, растерялся.
   Голова, плечи, правая рука до локтя, часть тела до середины груди, спина примерно до талии и... всё. В том смысле, что дальше начиналась земля, из которой торчали только перечисленные выше части меня. Всё остальное я даже не чувствовал.
   Не слишком удобная поза при всех своих недостатках позволяла оглядеться. А, сделав это, я с искренним недоумением опознал своего собеседника. Рядом со мной, прямо на земле, одетый в офицерскую форму без знаков различия, сидел взмокший и очень уставший, будто после долгого бега, мастер дознаватель СОБ товарищ Озерский. Вот это встреча!
   Я растерянно заозирался, максимально выворачивая шею и пристально вглядываясь в окружающие деревья. Озерский, понаблюдав за моими метаниями несколько секунд, не выдержал и вежливо поинтересовался:
   - Вы что-то потеряли?
   - А? Я пытаюсь выяснить, сколько здесь ваших коллег, и, признаться...
   - Нет тут никого, - перебил меня дознаватель. - Илан Олеевич, может быть, вы всё-таки выберетесь целиком? Так будет удобнее разговаривать.
   Я, было, хотел поинтересоваться, каким образом я должен это делать, если понятия не имею, что именно произошло. Но вовремя одумался и сосредоточился; подумаешь, немного провалился сквозь землю.
   Выбраться быстро не получилось; всё-таки, земля - не основная моя специализация, и работаю я с ней с огромным трудом. А подобные фокусы и для опытного земляка-то достаточно затруднительны.
   Но минут за пятнадцать-двадцать я таки выкарабкался на твёрдую почву, и принялся разминать едва ли не одеревеневшие конечности.
   В принципе, в общих чертах понятно, что случилось. Земля всё-таки откликнулась на мою просьбу, и укрыла, как могла. Так бы и остался я похороненным заживо, не споткнись об меня случайно проходивший мимо менталист в чине мастера СОБ.
   М-да.
   - Спасибо, - обратился я к продолжающему сидеть мужчине. Озерский, несмотря на явную усталость, выглядел довольным.
   - Пожалуйста, обращайтесь ещё, - он слегка улыбнулся и махнул рукой. - Как вы насчёт обеда? Есть гречка и тушёнка, думаю, приготовить будет не так трудно.
   - Обед? Обед это хорошая идея, - рассеянно согласился я, протягивая дознавателю руку. Тот предложенной помощью воспользовался и тяжело поднялся на ноги. - Удовлетворите моё любопытство, а где ваша боевая поддержка и почему вы, собственно, в таком виде?
   - Честно говоря, я надеялся на вашу помощь, - он хмыкнул. - Погодите, давайте сейчас устроимся поудобнее, и я всё подробно расскажу. Не люблю я вот так на ходу серьёзные вопросы обсуждать, а обсудить нам с вами надо многое.
   Я вынужден был признать правоту службиста. Мы молча прошли несколько сотен саженей до ручья, о наличии которого сообщил Озерский, выбрали ровную прогалину и минут за двадцать организовали небольшой лагерь: сложили в кучу вещмешки, расстелили шинели, чтобы не сидеть на сырой земле, и развели костёр. Последним занялся я; несколько толстых насквозь сырых веток, сложенных в кучу, весело затрещали, делая осенний лес куда уютнее.
   Когда два походных котелка с водой заняли причитающееся им место над костром, мы сели подле, протягивая руки к огню.
   - Начать хотелось бы с самого шокирующего факта. Сегодня уже двадцать третье сентября, - сообщил мне дознаватель, с видимым удовольствием разглядывая мою удивлённую физиономию.
   - Погодите, это, получается...
   - Ну да, в земле вы провели больше двух недель. Для леса, знаете ли, время течёт иначе. А знаю я всё это из вашей же головы. У меня выбора не было, пришлось основательно покопаться, чтобы выудить собственно вас. Так что можете не рассказывать, что произошло в деревне, я это и так знаю. Да не дёргайтесь вы так, ничего с вашей тенью не сделается, - он недовольно поморщился. - И о существовании его я узнал гораздо раньше и другими методами, так что не нужно смотреть на меня волком. Это, конечно, в высшей степени забавное существо, но не более.
   - То есть, вы в курсе его природы и происхождения? - опешил я.
   - Не совсем, - он вновь поморщился. - Позвольте мне не отвечать на этот вопрос, хорошо? Я не люблю врать, а говорить правду попросту не имею права: уж вы-то должны понимать, не маленький, - я только кивнул, подтверждая его слова. Меня одолевали противоречивые чувства; с одной стороны, конечно, неприятно, что этот тип видит меня насквозь и теперь знает все мои маленькие секреты. Но с другой - он спас мне жизнь, причём явно целенаправленно, приложив уйму усилий, а не случайно проходя мимо. Так что посердиться, конечно, хотелось, но совесть была категорически против. - А что касается моего здесь появления, да ещё вот так... Ваше исчезновение не осталось незамеченным. Мы "пасём" всех офицеров старше подмастерья, хотя "пасём" - громко сказано. Так, отслеживаем общее направление перемещения и при необходимости немного корректируем. Сами понимаете, хочется добиться наибольшей слаженности и эффективности работы известного вам приказа, а какая уж эффективность, если половина офицеров дружно пойдут одним и тем же путём? Впрочем, вас лично направлять не приходилось; вы каким-то образом ухитряетесь выбирать самые глухие и отдалённые места, да ещё и натыкаться по большей части на самых экзотических тварей. В девяносто девяти процентах случаев офицерам случается сталкиваться с примитивными зомби, максимум - кадаврами, а вы... наверное, это своеобразный талант, - он улыбнулся. - Ну, или проклятье, не мне судить. Так вот, возвращаясь к основной теме, вы исчезли, и искать вас не собирались. Во-первых, никто особо не верил, что мастер огневик может пропасть в живом состоянии, а, во-вторых... вы уж простите, но элементарно не хватает людей. А я после того случая на озере окончательно пришёл к выводу, что свою жизнь вы так просто и дёшево не продадите, безвестно и бесшумно сгинув в каком-нибудь болоте. Учитывая, что в этом районе и до вас пропало несколько офицеров, я подал прошение о расследовании инцидента. Его не замяли, приняли к сведению, просто отложили на зиму. Я же решил немного посвоевольничать, взял отпуск и приехал сам.
   - И в условиях недостатка кадров мастеру дознавателю дали отпуск? - только и нашёл, что спросить, я. Больше слов не было. Только полный эмоциональный раздрай и несколько пошатнувшаяся картина мироустройства.
   - Ну, во-первых, вашими стараниями я уже обермастер, - он улыбнулся. - Как раз после Кривого Озера. - А, во-вторых... Илан Олеевич, я не был в отпуске уже восемнадцать лет. Притом, что с нашей работой менталисту по объективным причинам полагается шестьдесят дней отдыха в год против обычных человеческих двадцати восьми. Нас, знаете ли, ценят, а менталист без достаточного отдыха просто свихнётся; если работать "на износ", износ этот наступит слишком скоро. Какой смысл столько сил и времени вкладывать в обучение специалиста, если он через год напряжённой работы не только специалистом, а вообще человеком быть перестанет?
   - А вы?
   - А у меня уникальный склад характера, - мой собеседник рассмеялся. - Менталисты выгорают из-за того, что пропускают через себя чужие эмоции. Я тоже пропускаю, но у меня получается пропускать их в большей степени мимо, не зацикливаясь. Хотите что-то ещё спросить?
   - Я? Я в прямом смысле теперь даже не знаю, как вас благодарить.
   - Нет ничего проще, - Озерский махнул рукой. - Помогите мне разобраться, что тут происходит.
   - Боюсь, толку от меня в этом вопросе немного, - я вздохнул. - Уже по дури один раз сунулся, и в результате пророс и почти заколосился, то есть, прошу прощения, одеревенел. Зря я там ночевать остался. Сглупил здорово, нечего сказать. Ну, да вы сами видите, чем всё закончилось...
   - Вижу. Вы живы. А ещё сделали несколько ценных наблюдений. Во-первых, отсутствие домового, во-вторых, отношение лешего, ну, и, в-третьих, тот факт, что активность они проявляют ночью, днём же ведут себя как вполне обычные люди. Даже землю обрабатывают и, кстати, исправно платят все налоги. Так что дождёмся ночи и действительно пригласим на разговор местного хозяина леса. Ну, а до тех пор немного понаблюдаем за жителями деревни; издалека, разумеется, соваться туда не стоит.
   - А у вас есть какие-нибудь идеи? - поинтересовался я.
   - Пока никаких, - пожал плечами дознаватель. - Смотреть надо. Я даже не могу предположить, связано ли это с доманцами или нет. Скорее всего, нет; это явно не нежить, уж подобных тварей за версту учуять можно. Да и её внешний вид, знакомая вам девушка...
   - Кстати, а кто она такая?
   - Так и не удалось выяснить, - грустно вздохнул он. - Она несколько раз попадала в поле нашего зрения, всегда мельком, в связи с очень серьёзными делами, но второстепенным свидетелем. И каждый раз под новым именем.
   - Доманские шпионы? - хмыкнул я. Озерский посмотрел на меня долгим странны взглядом и медленно качнул головой.
   - Знаете, когда она первый раз попала в поле зрения Службы? В тысяча девятьсот семьдесят шестом. И это, заметьте, я говорю о случае, зафиксированном фотографически. До этого только богам известно, сколько раз царская охранка на неё натыкалась. Более-менее серьёзно наша служба была поставлена с начала прошлого века, и в некоторых отчётах фигурирует крайне похожая на эту девушку личность. А уж о более ранних временах судить невозможно.
   - Так кто она, по-вашему, может быть? - совершенно сбитый с толку, спросил я.
   - Кто кроме богов и нежити способен столько прожить? - он хмыкнул. - Илан Олеевич, над этим вопросом бились и более умные люди, чем мы с вами, с доступом ко всем архивам, какие можно только представить. В итоге - только гипотезы и предположения. Но их масса, да. Желаешь послушать?
   - Пожалуй, воздержусь, - я тряхнул головой. - Пусть эти умные люди и думают, у них работа такая.
   - Вот про что я и говорю, - поддержал Озерский, ножом аккуратно поднимая крышку с побулькивающего котелка. - А, каша наша готова. Предлагаю подкрепиться, и в путь.
   Обед много времени не занял, но окончательно вернул меня к реальности. Точнее, к тому, во что она милостью мастера дознавателя превратилась. Точнее, обермастера дознавателя... неужели его действительно отпустили вот так в отпуск, рисковать жизнью? Слабо верится, конечно, но зачем ему врать?
   Впрочем, это мелочи. Какие бы мотивы ни двигали службистом, главное, сейчас цель у нас была одна. Да и жизнь мне он совершенно точно спас; а то так и пророс бы без вести пропавший гвардии обермастер Илан Стахов в этом лесу. Может быть, вырос бы каким-нибудь деревом, а, может, пошёл на удобрения. Гораздо важнее другое.
   - А может такое быть, что у этой дамы и моей тени есть нечто общее в корнях?
   - Ты про их способность взаимодействовать?
   - Да, но не про тот случай, который ты вычитал в моей голове. Раньше, ещё в Пеньках. Она услышала, когда он обращался только ко мне. Вроде бы, слов не разобрала, но явно что-то почувствовала, а этот балбес ещё порывался её с нами позвать, изучить сей дивный феномен!
   - И ничего не балбес, - вдруг раздался обиженный голос из травы. - А вот ты скотина неблагодарная!
   - Живой, - я облегчённо вздохнул, только теперь понимая, что где-то на краю сознания непрерывно маячила нешуточная тревога о моём необычном товарище. - Ты где пропадал?
   - Это ты пропадал! А я за деревней наблюдал. Вот только с час назад понял, что ты опять объявился среди живых.
   - А до этого? То есть, до того, как меня про еду предупредил, где пропадал?
   - До этого... сначала на тебя рассердился, потом передумал, но наткнулся на это место.
   - И много вы узнали? - оживлённо присоединился к разговору Миролев. А я только теперь вспомнил о его существовании, о котором забыл в момент появления тени; то ли дань его таланту менталиста, а то ли моей рассеянности.
   - Не то чтобы очень, - точно так же оживился Тень. Он явно был до крайности увлечён происходящим, и обида была просто предлогом вмешаться в наш с дознавателем разговор. - Первое. Они-днём и они-ночью это как будто совершенно разные существа. Они не превращаются вроде оборотней, они как будто исчезают куда-то, а на их место приходят другие существа, и дальше по кругу. Как смена одежды, хранящейся в шкафу. Раз - одна, два - другая. Но при этом как-то они всё-таки связаны. Оба варианта могут меня заметить, дневной - только звук, а ночной - только внешний вид. У них вообще, ночных, со звуками какая-то странная штука получается. Точнее, совсем не получается. Ну, ты не мог не заметить.
   - Да, звуков они совсем не издают, - я кивнул.
   - У меня создалось впечатление, что ночному варианту аборигенов для издания какого-либо звука необходимо сосредоточиться.
   - Хм... Учитывая, что звук - это обыкновенные механические колебания, получается интересная вещь, - согласился дознаватель. - Взаимодействовать с материальным миром они могут, но это требует некоторых осознанных усилий.
   - То же самое и со мной, - почти радостно сообщил Тень. - Помнишь, как эта штука меня отодвинуть пыталась? Я явно мешал ей пройти, как и материальный предмет, и воздействовать она на меня могла с трудом. Может, эти твари - нечто промежуточное между миром теней и миром материи?
   - Я всегда думал, что это промежуточное - мы, офицеры, - хмыкнул Миролев. - Ну, то есть, люди без тени.
   - Не скажи, - горячо возразил двумерный товарищ, переходя с дознавателем на "ты". - Вы - это своего рода связующее звено, канал. Нитка, сшивающая мир теней и реальный мир. А эти... нечто, не принадлежащее до конца ни тому, ни этому миру. Вот уж действительно - потусторонние твари.
   - Так, может, они нам и не страшны? - хмыкнул Озерский.
   - Не скажи, - возразил на этот раз уже я. - Кажется, я начинаю понимать, к чему он клонит. Практически не опасны они для нормальных людей или теней, вроде него. А вот нас, как "нитки", вполне могут "перерезать".
   - Ну, всё это надо проверять на практике, - уклончиво откликнулся Тень. - Но, мне кажется, очень похоже на правду.
   - Обычно действие имеет противодействие, - пробормотал себе под нос дознаватель. Потом пояснил, правильно растолковав наше молчание. - Не только в физике, это работает везде. Если они не могут влиять на тени и материальный мир, значит, и обратное действие невозможно - их не убить ни обычным оружием, ни силами тени. Рискну предположить, что и проявленные чары на них не подействуют, потому что они уже становятся материальными. А вот что подействует...
   - Идти в атаку без артподготовки глупо, - хмыкнул я.
   - Не отрицаю. До чего бы мы сейчас ни додумались, это в любом случае только теории. Хорошо, что они у нас есть, но надо наблюдать и думать дальше. С лешим поговорить, опять же.
   - Да, это у Илана хорошо получается, - хихикнул невесть чему Тень.
   - Кстати, ты говорил, что взаимодействие их с материальным миром - это первое. А что второе? - напомнил бдительный службист.
   - Второе? - переспросил Тень. - Ой, я и не помню. О чём вы до этого говорили? А, дама та, которая испокон веков маячит под носом у особистов. Так вот, вынужден вас разочаровать, это не какое-нибудь уникальное сверхмогущественное существо, - гордо выдал он и захихикал.
   - А кто? - хором не выдержали мы последовавшей за этим театральной паузы. Тень, довольный произведённым эффектом, артачиться не стал.
   - Да всё то же. У них, понимаешь ли, одно лицо на всех. Все эти твари выглядят как она, один в один.
   - Но днём-то они выглядят по-разному, а я её именно днём встретил первый раз, - возразил я.
   - Ну, уж это, как говорится, вскрытие покажет, а я не знаю, - отмахнулся Тень. Тоже мне, предоставил ценную информацию. Грош ей цена, той информации!
   Между тем, за разговорами собрав нехитрые пожитки, мы выдвинулись в сторону опушки.
   Не знаю, чем в это время занимался леший, но наши персоны его явно мало интересовали. Впрочем, лесного духа можно понять: я-то ладно, а менталиста такого уровня запутать ему не под силу. А вот если попытается, и офицер эту попытку заметит... Боюсь, что-нибудь нехорошее может случиться уже с самим лешим. Заблудиться в собственном лесу; как он такой позор вообще переживёт?
   В общем, минут за пятнадцать мы добрались до окрестностей деревни, потом ещё некоторое время выбирали место для наблюдательного пункта; так, чтобы нам было хорошо видно, и чтобы нас самих заметить из деревни не могли.
   В итоге, с комфортом устроившись в каких-то кустах за группой молодых ёлок, начали наблюдение мы часа за два до заката. Предусмотрительный Озерский прихватил с собой хороший полевой бинокль, так что особых проблем с обзором не было. Благо, аборигены явно не собирались куда-то прятаться. Напротив, они активно вели совершенно нормальный человеческий образ жизни, как будто это совсем не они ночью превращались в каких-то потусторонних тварей.
   - Ты полагаешь, ночью они нас тоже не заметят? - поинтересовался я, вдоволь насмотревшись на сцены деревенского быта и возвращая Миролеву бинокль.
   - С изрядной долей вероятности, - он пожал плечами и, пристроив средство наблюдения на самопальном "штативе", организованном из нескольких воткнутых в землю веток, вытянулся на животе перед ним, чтобы без малейших усилий иметь постоянный доступ к окулярам. - В любом случае, вариантов у нас немного.
   Покосившись на приникшего к биноклю и затихшего дознавателя, я завалился рядом на спину, завернувшись в шинель и надвинув на глаза фуражку. Всё равно бинокль один, да и насмотрелся я на них уже впрок, с близкого расстояния, и ничего нового обнаружить наверняка не смогу.
   - Как интересно, - голос службиста выдернул из лёгкой дремоты, в которую я погрузился почти сразу. Ещё одна солдатская привычка - использовать любую возможность отдыха. Ох, не воевал тот, кто считает, что выспаться впрок невозможно!
   - Что именно? - лениво откликнулся я, не торопясь менять положение своего тела в пространстве.
   - А их там нет, - огорошил меня менталист.
   - Кого? - я сдвинул фуражку на положенное по уставу место и одним движением перекатился на бок, приподнимаясь на локте и настороженно вглядываясь в деревеньку. С такого расстояния видно было не слишком хорошо, но я отчётливо видел двух женщин, вероятнее всего, с корытами, которые неторопливо двигались к реке, мужчину, колющего дрова на заднем дворе ближайшего к нам дома. Я уж не говорю про мельтешащих по деревне детей.
   - Их, - повторил Озерский. - Их всех. Тех, кого мы видим.
   - В каком смысле? Я же и ауры их видел, и души вроде бы были...
   - А ты пристально не приглядывался? - он оторвался от бинокля и задумчиво посмотрел на меня.
   - Да уж приглядывался как мог. Ауры как ауры.
   - Ну, ауры у них есть. Точнее, не совсем так. Аура у них одна на всех, общая. Не скопированная от одного к другому, а просто одна, единая. И разум один на всех.
   - То есть, там одно какое-то существо, а это всё иллюзии?
   - Нет. Больше всего похоже на колонию насекомых. Ну, знаешь, вроде пчёл.
   - Действительно, интересная штука получается, - я покачал головой и вновь завалился на спину. Даже в свете этих известий смотреть там всё равно было не на что. - Ты как это определил?
   - Очень удачно, что мы со стороны начали наблюдать, с близкого расстояния вряд ли можно заметить. А отсюда отчётливо видно, как части организма между собой сообщаются. Не желаешь посмотреть?
   - Шутить изволите? Я с такого расстояния только чем-нибудь площадно-массовым ударить могу, но никак не прицельно ауры разглядывать, - хмыкнул я.
   - Ну, значит, не повезло тебе, - миролюбиво согласился он. - Крайне занимательное зрелище. А что касается единого разума, то вот это можно было бы и там, на месте определить. Я, правда, не смогу объяснить, по каким принципам. Самое главное, что разум этот даже близко не человеческий, так что понять, о чём они думают, я не могу. А жалко.
   - Может, и правда прижечь их чем-нибудь?
   - Ты в детстве разорял муравейники, - почти с возмущением, и даже каким-то оттенком обиды, заявил дознаватель, покосившись на меня.
   - Было дело, - я засмеялся. - И лягушек надувал, и яйца птичьи воровал. Правда, до тех пор, пока в гнездо к воронам не залез. Хозяева меня очень оперативно выдворили и доходчиво объяснили, почему не стоит этого делать.
   - Никогда не понимал подобной бессмысленной жестокости, - грустно вздохнул Миролев. - Правда, в детстве мне никогда не хватало смелости воспрепятствовать.
   - Ну, жестокость и правда бессмысленная. Дети вообще жестокие существа, а что уж говорить о беспризорниках!
   - Ты что, детдомовский? - ошарашенно хмыкнул он.
   - Ну да, - я пожал плечами. - А ты не читал досье?
   - Да зачем мне на тебя подробное досье, - отмахнулся дознаватель. - Я так, общую характеристику полистал. Видимо, пропустил этот факт.
   - Детдомовский, - кивнул я. - Дети гражданской войны, нас таких много. А что тебя удивило? Не похож?
   - Ну, как сказать, - задумчиво протянул Озерский. - Не то чтобы не похож, просто так иногда бывает. Вроде вот сложилось впечатление о человеке, а потом выясняется какой-нибудь неожиданный факт из биографии, полностью всё переворачивающий.
   - Ну, мою биографию такой уж оригинальной назвать сложно, - я снова засмеялся. - Отец как в восемьдесят первом на войну ушёл, так и не вернулся, мамка вроде от тифа померла, я точно не помню. Я лет до пяти у тётки жил одной, соседки, она мне про родителей и рассказала, а потом и она померла. Ну, а потом остальные соседи меня в детдом отправили. И так жрать нечего было, а ещё один чужой рот кормить никому не хочется. Да нормальная биография, живой - и хвала богам, - отмахнулся я. - А вот у тебя, как мне кажется, всё должно быть наоборот? Домашний мальчик из хорошей семьи?
   - Ну, по мне это действительно хорошо видно, - он тоже засмеялся. - Отец - доктор технических наук, профессор, мать - целительница, кандидат медицинских. Благодаря ценности отца как специалиста нас даже не репрессировали за родство с князьями Озерскими; дальнее, седьмая вода на киселе, но его вполне могло хватить. Так что достался мне полный набор "хорошего мальчика", начиная с музыкальной школы. Я ещё до революции учился, потом в гражданскую кое-как продолжал, закончил уже после. И светила бы мне консерватория по классу скрипки, если бы тень не пропала.
   - Мне кажется, или тебя расстраивает упущенная возможность? - хмыкнул я.
   - Ну, как сказать... моя нынешняя работа мне тоже нравится. Но скрипку я никогда не забрасывал.
   - Слушай, - внезапно осенило меня, я даже на живот перевернулся, щурясь и вглядываясь в деревеньку. - Если они похожи на насекомых по организации, то ведь не исключено, что где-то и матка есть!
   - Не исключено, - пробормотал службист, не отрываясь от бинокля. - "Где?" - это вопрос на миллион. А ещё, как она выглядит. Да и вообще, вопросов у нас пока гораздо больше, чем ответов. Эх, поближе бы на их превращение посмотреть! Не желаешь прогуляться? А то я боец аховый, да и бегаю плохо.
   - Вот ещё, - я отмахнулся, не поддавшись на провокацию. - Набегался, хватит. Опять же, больше, чем увидел Тень, я не разгляжу... кстати, где он?
   - Ты это у меня спрашиваешь? - ехидно откликнулся дознаватель.
   - Это был риторический вопрос, - я отмахнулся и вновь надвинул фуражку на лоб, устраиваясь поудобнее.
   - И как можно спать в такой момент? - через пару минут поинтересовался Озерский.
   - С огромным удовольствием, - лениво ответил я из-под фуражки. - Сразу видно штабного.
   - Ну, у нас тоже, знаешь ли, всю войну было хроническое недосыпание, - он ничуть не обиделся. - Остальные тоже спали, как и где придётся. А у меня вот не получается. Чтобы заснуть в неудобном положении, да ещё и под шум, это надо несколько суток без сна. А ты вон, пожалуйста. Две недели проспал, и ничего!
   - Зависть - низкое чувство, - хмыкнул я. На этом разговор оказался исчерпан. Немного полежав неподвижно, службист завозился, что-то доставая из вещмешка. Зашуршали бумаги. Небось, какие-то теоретические выкладки делать собрался.
   Для меня все эти просчёты полей были не то чтобы совсем тёмным лесом, но дальше распознавания основных обозначений я уже не помнил. Шутка ли, с момента учёбы десять лет прошло, какие тут подсчёты! Поэтому даже спрашивать не стал, что такое придумал СОБовец; всё равно не пойму. А если получится что-нибудь стоящее, сам расскажет.
   Вот ведь как в жизни бывает. Первое впечатление о человеке сложилось, а потом встречаешь в других обстоятельствах - и будто совсем даже не он. Мог ли я когда-нибудь предположить, что буду вот так вести наблюдение за объектом в компании с обермастером дознавателем СОБ, да ещё вполне мирно и дружески с ним болтать на отвлечённые темы? Ничуть. А, между тем, Озерский оказался вполне себе обычным человеком, ещё и весьма неплохим. В очередной раз убеждаюсь, что человек на службе и в жизни - это зачастую две совершенно разные личности. Да и к свинцовой тяжести его присутствия я уже начал привыкать; замечаю это давление только когда он переключается между разговором и каким-то другим занятием.
   Проснулся я от лёгкого тычка в плечо.
   - Вставай уже, сейчас самое интересное начнётся! - почему-то шёпотом обратился ко мне службист. Я вздохнул и перевернулся на живот, вглядываясь в темноту.
   - Что начнётся-то? Ты там что-нибудь видишь? Ну, свет кое-где в окнах есть, даже, кажется, занавески местами открыты, или вовсе окна нараспашку. Но неужели ты думаешь, что нам настолько повезёт, что кто-то начнёт демонстративно превращаться прямо перед окном, ещё и равномерно поворачиваясь, чтобы можно было его лучше разглядеть?
   - Даже если мы увидим, толку никакого; мне бы к ним в голову заглянуть, но здесь очень далеко. В любом случае, это небезынтересный опыт. Вдруг, повезёт? - мне кажется, или он и сам не очень-то верит в подобный исход?
   - Как твои расчёты?
   - В двух словах - плохо, - грустно вздохнул Озерский.
   - "Плохо" - это одно слово, - я хмыкнул, забирая у него бинокль.
   - Ну, тогда - очень плохо, - он снова вздохнул. - Слишком мало исходных данных. Да, строго говоря, их вообще почти нет.
   Не найдя в облике тёмной деревни ничего примечательного, я вернул орудие наблюдения страждущему. Впрочем, возвращаться в дремотное состояние не спешил: случись что, придётся драпать, и очень быстро. А к таким вещам лучше быть готовым.
   В общем, ничего мы так и не увидели. В окнах погас свет, но наружу никто не вышел. Минула полночь, прошло ещё около часа, но никакого шевеления не наблюдалось. Вернувшийся Тень сообщил, что ночные обитатели сегодня не пришли; по его словам такое нечасто, но случалось, причём вроде бы совершенно бессистемно.
   - Пойдём к лешему? - уныло и без особого энтузиазма предложил Миролев. Кажется, он был всерьёз расстроен нашим невезением.
   - Пойдём, мы же, собственно, так и собирались сделать, - я пожал плечами и поднялся на ноги, отряхивая шинель. И замер, озарённый внезапной догадкой. - Миролев, мы с тобой два идиота при погонах! - буквально простонал я, едва не хватаясь за фуражку.
   - Почему? - опешил он.
   - Капище! Мы даже не подумали заглянуть на капище!
   - И правда, - растерянно согласился он. - Мысли такой не возникло! С другой стороны, а что мы можем там найти? Ну, максимум, оно заброшенным окажется, и всё.
   - Не скажи! В жизни не поверю, что боги никак не отреагировали на подобное безобразие! Надо обязательно его найти. Сейчас только, с лешим поговорим и попросим проводить.
   Однако просто это всё выглядело исключительно на словах. На деле же найти лешего оказалось гораздо труднее. Несколько часов мы брели по лесу в бесплодных попытках привлечь его хозяина. Более того, чем дальше, тем сильнее ощущалось, что в этих местах лешего попросту нет: лес был грязный, больной и очень запущенный. Тут было бесполезно звать и угрожать, оставалось только идти, ощупывая пространство лучом фонаря. Стихию я для освещения применять не спешил; пока вполне справлялись и так, а магия может привлечь излишнее и вряд ли благосклонное внимание.
   Бледный конус света выхватывал безрадостные картины. Лесная опушка была ничем не примечательна, а вот дебри, в которые мы забрались...
   Сейчас можно было отлично разглядеть царящие вокруг упадок и запустение. Лес пожирали цепкий колючий кустарник, гниль и плесень. Убогие молодые деревца едва держали свои ветки, заросшие сизой бахромой, деревья побольше буквально гнили заживо. Тихонько постанывал и посвистывал в ветвях ветер, изредка где-то слышался плач ночной птицы, а больше - никаких звуков. Это не было похоже на лес, медленно и естественно умирающий под натиском болота.
   Гадкое, страшное место - заброшенный лешим лес.
   А потом мы переступили некую черту, отмеченную густым ровным строем угрюмых елей, и попали в совсем другой мир.
   - Выходи, лесной хозяин, разговор есть, - с облегчением обратился я к лесу, с удовольствием останавливаясь недалеко от хвойной границы. Озерский явно чувствовал себя в лесу неуверенно и искренне радовался моей компании, избавлявшей его от необходимости самому вести сложные переговоры с духом, коего он, кажется, если и видел раньше, то только в учебниках.
   Леший не заставил себя долго упрашивать, явившись по первому же зову. Вокруг мгновенно стало светлее, хотя фонарь мы выключили.
   И тут опять нашёлся повод удивиться. За прошедшее время у меня сложилось впечатление, что местный леший - в лучшем случае, мухомор, а то и вовсе бледная поганка. Оказалось, ошибся я кардинально; шляпа лешего представляла собой крепкую яркую лисичку. То есть, это был буквально добрейший и безобиднейший из всех лесных духов, способный разве что на мелкую шалость. Что ж такое должны были сделать деревенские, чтобы настолько рассердить этого добряка?
   - Смотри-ка, чаровники, - искренне удивился он. - Давненько вашего брата тут живым не видно.
   - А мёртвым? - уточнил я, опускаясь на корточки.
   - А тебе когда? - хитро хмыкнул он.
   - В смысле?
   - Ну, с войны уже, почитай, с десяток сгинуло. В войну никого не было; некрухи наши края за восемь вёрст обходили, ну и наши за ними. С гражданской... ну, там много, человек пятьдесят.
   - И как же они умирают? - ошарашенно переспросил Озерский. Для него, видимо, подобные цифры оказались внове.
   - А вот как он давеча чуть не помер, - с ехидством откликнулся леший, кивнув на меня. - Только ты, огневик, уж больно везучий, будто Ставр самолично хранит. Первый раз повезло по-крупному, что от тварей прСклятых сбежал. Ну, а во второй - уже по мелочи, когда тебя из-под земли вытащили.
   - Интересная градация, - переглянулись мы со службистом. Я, впрочем, догадывался, почему он именно так расставил приоритеты, но решил всё-таки спросить. - А почему по-крупному только первый раз?
   - А сам-то как думаешь? - лукаво сверкнул на меня жёлтыми огоньками из-под шляпы хозяин леса.
   - Наверное, смерть от рук этих странных созданий была бы куда хуже перспективы стать частью леса?
   - Догадливый, - хмыкнул леший. - Только я вам вряд ли чем помогу. Не знаю я, что это за гадость, откуда она приходит, куда уходит. Чаровников жрёт и жиреет, а в остальном я не помощник, ничего сказать не могу. То не моя вотчина.
   - А зачем ты их тогда из деревни не выпускаешь?
   - Да вот один раз выпустил, по молодости, - скорбно вздохнул он. - Не было одной деревни, так потом трёх не стало. Вот с тех пор и не пускаю.
   - И давно там такое? - как-то совсем уж потерянно спросил службист.
   - Да уж, почитай, годков тыщу будет, - беспечно пожал плечами лесной дух. - То вроде бы всё ладно было, а то вдруг раз - и дрянь какая-то вместо людей. Вот мы их с водяным и того, этого... акупо... акупырили... тьфу, слово гадкое. Окружили, вот. Он через реку не пускает, я - через лес. Так и живём.
   - Ну, тогда последний вопрос. Капище здесь одно поблизости? Где находится?
   - Одно-то оно одно... - медленно протянул внезапно изменившимся голосом леший. То он говорил бодро, эдаким бойким баском; а тут змеиные ноты прорезались, холодные, шипящие. Ничего хорошего такая перемена не сулила. - Тут недалече; почитай, по прямой дойдёте! - прошипел он и сорвал шапку. - Будет вам капище!
   Я услышал, как где-то очень далеко болезненно вскрикнул Миролев. А после перед глазами всё завертелось и поплыло; неподвижными в этой круговерти оставались только два медленно тускнеющих, как остывающие угольки, красных огонька: глаза лешего.
   Сознание возвращалось толчками, будто через силу и совершенно не желая вновь забираться в бренную оболочку. Ещё не помня, кто я, собственно, такой, откуда взялся и где нахожусь, я дёрнулся, сел, пустым взглядом ощупывая пространство. Взгляд зацепился за лежащее неподалёку неподвижное тело.
   - Миролев! - сипло окликнул я, откашлялся. Руки отчего-то дрожали, по телу разливалась свинцовая тяжесть. Подниматься на ноги и не пытался; судорожными рывками, ползком переместился ближе к товарищу, потормошил того за плечо. Пригляделся - вроде бы дышит.
   Над головой, где-то очень близко, раздалось насмешливое карканье. Я вскинулся, ища глазами наглую птицу; правда, нашёл нечто куда более интересное.
   В двух аршинах от нас стоял угрюмый каменный идол Чернуха в косую сажень высотой, на плече которого сидел крупный ворон. Приоткрыв клюв, птица поглядывала на нас с явным интересом.
   - Да пошёл ты! - проворчал я, обращаясь к ворону, и принялся расталкивать службиста. - Миролев, мать твою, просыпайся! - с трудом сев, я похлопал его по щеке, потряс; случайно приложил мотнувшейся головой о какой-то плоский камень. Видимо, удар этот получился как нельзя кстати: Озерский тихонько застонал и поморщился. - Давай-давай, я всё понимаю, но лучше тебе очнуться, - я вновь похлопал его по щеке; аккуратно, чтобы опять обо что-нибудь не стукнуть. Кто знает, как сказываются на менталистах удары по голове? - Слышишь меня?
   Он снова застонал, с видимым усилием открыл глаза.
   - Где мы? - едва слышно выдавил он.
   - Кажется, на капище. И мне тут очень не нравится.
   - Голова...
   - Что? Болит?
   - Не то слово, - он медленно поднял руки, вцепившись в упомянутую часть тела. - Что случилось? Ничего не помню...
   - Не прибедняйся, меня вот, судя по всему, помнишь. Как лешего искали и нашли, помнишь?
   - Смутно, - пробормотал дознаватель. - Это он нас так?
   - Больше некому, - я вздохнул, оглядываясь. В рассветных сумерках было видно не то чтобы хорошо, но всё же гораздо лучше, чем ночью, да и место было более-менее открытое.
   Чернух и его слуга (каковыми по народному поверью являлись все вороны) продолжали пристально и недобро нас разглядывать. Вернее, недобро глядел только идол. Тусклый каменный истукан едва заметно поблёскивал слюдяными глазами. Небесный воевода и так-то всегда был мрачен и жуток, а здесь впечатление усугублялось густым тёмным мхом, в который покосившееся изваяние вросло примерно до середины.
   Кроме Чернуха обнаружились и остальные идолы. Каждый на своём месте, выполненные аккуратно, в традиционной манере. Только здесь не один бог зла выглядел пугающим; даже Ласка, самая добрая и всепрощающая из небожителей, смотрела мрачно и сурово.
   А потом я заметил ещё одно несоответствие, и стало окончательно не по себе. Идолы были не все. В центре, где положено возвышаться Росу, смутно угадывалась заросшая куча камней, рядом с которой торчал трухлявый пень исполинских размеров; видимо, когда-то здесь рос могучий многовековой дуб, а потом его... срубили?
   - Кажется, богов в этом месте нет уже давно, - нервно хмыкнул Миролев, незаметно для меня успевший сесть и оглядеться.
   - Можешь узнать, как это произошло?
   - Хвала богам, я не оракул, - он качнул головой. - Что-то подсказывает, произошла тут редкостная гадость, и мне не слишком хочется узнавать подробности.
   - Согласен. Но в общих чертах всё-таки лучше выяснить.
   - Как думаешь, леший нам врал?
   - Вряд ли.
   - Ты ему после такого поверил? - удивлённо перебил меня Озерский.
   - Вряд ли это был леший, - вздохнул я. Натолкнувшись на ошарашенный взгляд службиста, пояснил. - Леший может и соврать, но по нему это всегда очень хорошо заметно. Одно только неизменно: свою шляпу по собственной прихоти изменить он не может. Это своеобразный индикатор характера и склонностей лешего, и если бы перед нами был леший-лисичка, он бы с нами так обойтись не мог чисто физически, потому что существо доброе и безобидное. Вот от поганки да, можно ожидать чего угодно...
   - А, может, это ложная лисичка? Ну, есть же такой гриб...
   - Грибов вообще существенно больше, чем разновидностей леших, - я пожал плечами. - Может, конечно, и такой феномен случился, но я больше склоняюсь к тому, что перед нами был совсем не леший. Или леший, но с ним что-то случилось; может быть, и его зацепила та дрянь, что на деревню обрушилась.
   - Может, ты и прав. Только, как мне кажется, важно не это; все ответы должны быть здесь. Если только мы сможем их понять.
   - Есть идеи?
   - Возможно, даже очень вероятно, деревню эту прокляли. Причём, как бы не сами боги! Вопрос только, за что и как именно.
   - Ага. И ещё - когда. Потому что леший нам плёл про тысячу лет, но если он тысячу лет не выпускает отсюда никого, непонятно, откуда в деревне знают о войне, кто сеет и убирает поля по ту сторону реки, как изолированные от всего мира деревни вообще попали на карты, да и ты сам что-то про налоги говорил. В общем, вопросов много. И у меня даже есть идея, с чего начать.
   - Может, переместимся куда-нибудь подальше? Чернух всё-таки не самая тёплая компания.
   - Знаешь, вот именно он меня здесь пугает меньше, чем остальные, - я хмыкнул. - Для него такой облик хотя бы нормален и привычен.
   - Не поспоришь, - кивнул Миролев, продолжая озираться. А я тем временем рылся в вещмешке (благо, они остались при нас; видимо, лешему, или кто он там на самом деле, было мало интереса до наших пожитков).
   Домовой, против обыкновения, появился не рядом на земле, а у меня на плече, да ещё крепко держался обеими руками за мою шевелюру.
   - Ох, хозяин, ну и талант у тебя, - без приветствия мрачно сообщил он. - По части попадания во всякие неприятности.
   - Домовой? - Озерский смотрел на духа ошарашенно. Впрочем, я бы на его месте выглядел точно так же: сложно ожидать, что привередливый дух согласится жить в вещмешке.
   - Так получилось, - я хмыкнул. - Работа такая, - обратился я уже к домовому. - Можешь что-нибудь рассказать о произошедшем здесь?
   - Души они свои продали, вот боги и отвернулись, - вздохнул бородатый.
   - В каком смысле? - опешил я.
   - А вот тут, кажется, я смогу ответить, - отозвался мгновенно помрачневший Озерский. - Ты в курсе основных тезисов религии крестопоклонников?
   - Ну, так, в общих чертах, - я пожал плечами. - Они считают, что бог на самом деле один, создал весь мир, а идолопоклонничество - это страшный грех.
   - Вот-вот, именно. А ещё в их религии есть абсолютное зло, Абада.
   - А, ты вон к чему клонишь! У них же именно поэтому и магия от нашей отличается. Рождённые без тени у них сразу забирались в монахи, как люди, кого с рождения не коснулось зло, а те несчастные, у кого тень пропадала в более сознательном возрасте, кончали плохо - если, конечно, при этом они не были служителями церкви. Взрослых сжигали, обвиняя в продаже собственной души и тени Абаде, а детей постарше отнимали у родителей, и сжигали уже тех. Или всю семью скопом. Так что у нас боевая магия традиционная и стихийная, а у них "божественная" - магия света, и до сих пор церковь имеет монополию на воспитание магов всех категорий, включая некромантов. Хотя, отдать им должное, получается вполне на уровне. Но причём тут эта деревня? Они продали душу чужому злу за неимением покупателей на родине?
   - У нас же тоже есть аналог Абады, только он не персонифицируется.
   - Хаос? Тогда я вообще ничего не понимаю.
   - Да я, честно говоря, тоже не очень понимаю, - вздохнул Озерский. - Продажа души - это именно из религии крестопоклонников. То есть, обмен души на магические способности, в переводе на современный язык. И, честно говоря, мне это всегда казалось глупостью, порождением тёмных веков. Душа существует, но это сама сущность человека, разум тоже является её свойством, и я просто не представляю, как её можно продать?
   - Замудрили, закопались, - проворчал домовой, всё это время внимательно слушавший. - Хаос-то с крестопоклонниками тут причём? Человек - большое лакомство для многих тварей, - вздохнул он и исчез.
   - То есть, по-твоему, мы имеем следующее, - оживился Миролев, проигнорировав исчезновение духа. - Местные добровольно впустили в себя какие-то сущности, получив от них некие выгоды, и за это от них отвернулись боги?
   - Ага. То есть, практически, то же самое, о чём мы и подозревали с самого начала, - хмыкнул я. - Только теперь мы узнали, что на деревню ещё и боги обиделись. Это могло помочь, будь среди нас жрец, а так... Кроме всё той же идеи выжечь эту дрянь к Чернуху, ничего предложить не могу. Зато сработает почти наверняка.
   - Ещё можно попробовать помолиться, - медленно проговорил дознаватель, глядя куда-то мне за спину совершенно круглыми от удивления глазами.
   Я обернулся. У ног идола Ласки прямо на земле сидела босоногая девчонка лет двенадцати, одетая в простой сарафан до колен и расшитую рубашку с короткими рукавами. Длинные рыжие волосы были собраны в растрёпанную косу, а веснушчатая мордашка хранила удивительно сосредоточенное и серьёзное выражение. Большие зелёные глаза смотрели на нас задумчиво и проницательно, как может смотреть только ребёнок, родовая память в котором ещё не так крепко спит, как у взрослых.
   Удостоверившись, что наше внимание полностью сосредоточено на ней, девочка поднялась на ноги, буднично отряхнула коленки и подол, и неторопливо подошла ближе. Я машинально отметил, что правая коленка ребёнка недавно была разбита, и сейчас на ней виднелась подсыхающая болячка.
   - Здрасьте! - кивнула она нам, подходя и плюхаясь на землю уже рядом с нами. - Мама сказала, что добегалась и сама виновата, - ответила на мой невысказанный вопрос девочка, с грустным видом потирая коленку. - А я тут мимо проходила, дай, думаю, зайду, - она смущённо потупилась, уши тут же приняли пунцовый оттенок.
   - А родители знают, что ты здесь? - отстранённо, и, видимо, автоматически уточнил Миролев.
   - Я уже взрослая! - тут же возмущённо вспыхнуло дитя; кажется, для неё это был больной вопрос. - И вообще, я вам помочь хотела; не хотите слушать - так и скажите!
   - Постой, постой! - я затряс головой, окончательно отчаявшись понять происходящее. - Не обижайся. Мы просто очень удивлены твоим появлением. Ты же... Весть, да?
   - Ага, - беспечно кивнуло рыжеволосое божество. - Дурацкое имечко, но другого нет, - грустно вздохнула она.
   - А чем ты нам хотела помочь? И почему?
   - Говорю же, мимо проходила, - досадливо огрызнулась она, явно не желая объяснять мотивы своих поступков. - В общем, сжечь их у вас не получится, - сменила тему на явно менее щекотливую девочка. - Они всё-таки за бессмертие продались, так что ничего не попишешь, убить не получится.
   - Кому продались? - хором спросили мы.
   - Ох, до чего же вы, люди, бестолковые, - демонстративно схватилась за голову девочка. - Так теневым же, неужели непонятно?
   - Кто такие "теневые"? - не слишком успешно пытаясь казаться невозмутимым, спросил Озерский. У меня, кажется, и вовсе язык отнялся.
   - Тьфу! - Весть раздражённо фыркнула. - Да этим, с Изнанки. Там всякие живут; большие и маленькие. Чем больше, тем сильнее, вот некоторые и рвутся сюда, чтобы у людей тени забирать. Правда, просто так тень забрать невозможно, вот и стараются, кто во что горазд. А ты, беженец несчастный, выползай, тоже мне, спрятался! - куда-то в сторону строго сказала девочка.
   - Это привычка, - смущённо пробормотал Тень откуда-то из-под идола Чернуха.
   - Беженец? - уточнил дознаватель.
   - Ага. Нет, всё-таки, совсем вы тёмные! Значит, слушайте сюда. Здесь, в Явном мире, Яви, живут только его создания - чаровники, дети стихий, - и срединники, то есть все остальные нормальные люди, которые одновременно и для этого мира существуют, и для изнанки. А на Изнанке живут только теневики, которые иногда, при определённых обстоятельствах, могут пробираться сюда. В общем, этот сюда случайно провалился, когда от одного из Ловцов убегал, память потерял. Ему повезло, что здесь Илан есть. Вы в некотором роде близнецы: ваши сущности почти идентичны, появились на свет вы в одно и то же время в одном месте. Вот он и не умер, потому что смог сойти для этого мира за иланову тень. А так бы фиг пролез. Поняли?
   - Да, спасибо за пояснения, - кивнул службист. - То есть, это не люди с магическими способностями живут в двух мирах сразу, а все остальные?
   - Распространённое заблуждение, - с умным видом покивала она, явно копируя чью-то манеру разговора.
   - А как же все, у кого тень с рождения есть, а потом пропадает?
   - Да тень просто отмирает, и всё. Я, правда, не очень в этом вопросе разбираюсь, это деда спрашивать надо, он же всё придумал.
   - Ты сказала, что у нас не получится их сжечь, но что-то с ними делать надо. Можешь что-нибудь посоветовать?
   - Дырку надо уничтожить. Они насовсем сюда пролезть не могут, это вон только у него получилось со страху, - она кивнула на идол Чернуха, видимо, имея в виду мою тень. - А если дырку уничтожить, то все, кто через неё лазают, сразу и помрут.
   - Что может служить этой дыркой? - оживлённо поинтересовался Миролев. - Это же должен быть какой-то предмет, существующий сразу и там и там, то есть с тенью, так?
   - Ага. Всё-таки, не совсем бестолковые. Это что-то не слишком большое и не слишком маленькое, примерно в размер человека, иначе у них бы не получилось.
   - Наверное, и одна аура на всех отсюда получается, да? - с некоторым сомнением предположил Озерский.
   - Ну, так дырка-то для всех одна, вот и аура со временем объединилась. Они ж тут так уже давно-о существуют.
   - То есть, леший не соврал?
   - Леший тут вообще очень хороший, зря вы его ругали. У него просто капище - больная тема, никак он людям дуб свой любимый простить не может.
   - А боги обиделись на деревню за то, что они продались?
   - Ну, если бы они просто продались, наверное, старшие бы и не так сердились. Но они ж ещё капище разорили, дедушкин идол поломали, всё, что могли, осквернили... в общем, сделали всё, лишь бы боги отвернулись. А! Вот ещё. Тут лучше на рассвете и на закате не находиться, хуже будет.
   - Весть! - над капищем разнёсся раздражённый мужской рык.
   - Ой, - девочка вжала голову в плечи. - Меня здесь нет! - едва слышно проговорила она, с мольбой глядя на нас, и... провалилась сквозь землю.
   В тот же момент прямо там, где только что сидело божественное дитя, возник высокий статный светловолосый мужчина; также босой, и явно одетый наспех: рубаха была наизнанку.
   - Тьфу, несносная девчонка! - буркнул он. Взгляд мужчины остановился на нас. - Отлично, она ещё и со смертными болтала! Много наговорила? - сурово осведомился он. Не получив ответа (я окончательно впал в прострацию, а Миролев... не знаю), раздражённо сплюнул под ноги. В земле образовалась небольшая выжженная лунка. - Ну, что вы на меня так смотрите?
   - Ваша рубашка, - медленно проговорил я. Он перевёл взгляд ниже, что-то раздражённо проворчал, стянул рубаху, вывернул и надел уже правильно, сияя вышитым на груди золотым солнцем. Потом к чему-то прислушался, усмехнулся, медленно присел на корточки и молниеносно погрузил руку в землю примерно по локоть.
   - Попалась!
   - Ай! - из-под земли за ухо была извлечена Весть. - Пусти! Я дедушке пожалуюсь!
   - Дедушке она пожалуется! Все уже с ног сбились, дурёху эту разыскивая, а она на землю свинтила, с людьми ей поговорить захотелось! Благодетельница, тоже мне! Без неё б не разобрались, конечно же. Ох, отец тебе всыплет. А ну, марш домой! - он сделал быстрый непонятный жест свободной рукой в воздухе, и девочка рассыпалась снопом разноцветных искорок. - Так, теперь посмотрим, что у нас тут, - отряхнув руки, он осмотрел неподвижно сидящих нас, весело хмыкнул. - Эко диво. Вправду, чаровники, да ещё один из них мой подопечный. Мелкая, конечно, нахулиганила, вам явившись, ну да ладно, живите так. Только вот ещё что, в поисках дырки сильно далеко от капища не отходите, - он заговорщически подмигнул. - И о нашей встрече тоже не слишком распространяйтесь. Совсем молчать не получится, всё понимаю, - служба. Но всё-таки. Да и вообще, сколько можно спать? - и он резко хлопнул в ладоши.
  
   Я проснулся от сухого звонкого щелчка, будто кто-то переломил сухую ветку. Открыв глаза, долго пытался прийти в себя и понять, где нахожусь. В голове был тяжёлый мутный туман, с неба моросил мелкий осенний дождь. Высокое серое небо смотрело вниз сквозь голые ветви деревьев, и, судя по унылому виду, увиденное его не радовало.
   Приподнявшись на локтях, я огляделся. Под спиной был пологий склон невысокого холма, с которого открывался вид на небольшую прогалину, в которой располагалось капище, явно уже давно заброшенное. Ну, леший, удружил... Хорошо хоть, дождь начался не так давно, сырость ещё не успела пробраться под толстый драп офицерской шинели.
   Невдалеке, вверху и слева от меня по склону, лежал ничком службист. Вернее, не совсем лежал; он тоже, видимо, проснулся, и, приподнявшись на локтях, проводил рекогносцировку.
   - Как самочувствие? - окликнул я. Миролев обернулся, заодно перекатываясь в сидячее положение.
   - Бывало и лучше, - вздохнул службист. - Но, с другой стороны, хуже тоже бывало, так что грех жаловаться.
   - Уф, живые! - раздался из-под спины облегчённый вздох. - Я уж волноваться начал, спят и спят, часов двенадцать уже спят! Прикидывать начал, к кому за помощью бежать, если вы теперь вдвоём тут окопаетесь.
   - Ну, не окопались же, - я хмыкнул. - Ладно, все в сборе, все вроде бы в порядке. Пойдём капище осматривать? - кивнул я на поляну, оборачиваясь к Озерскому.
   - Пойдём, - согласно кивнул он, с кряхтением поднимаясь. - Я только не понял, это леший нас сюда загнал, что ли? А они так умеют?
   - Ну, если это действительно он, возможностей притащить нас сюда у него была масса. Вон сколько времени прошло, тут на своём горбу донести можно было, а у него целый лес зверья.
   - Тьфу, точно, - обермастер дознаватель досадливо поморщился. - А я о таком простом варианте не подумал, сразу про телепортацию вспомнил.
   - Это ты, конечно, загнул, - согласился я. - Но странностей и без того хватает; вёл он себя непонятно, леший этот. К чему было рисковать и нас гипнотизировать, если можно было просто указать направление, а там бы мы сами вполне добрались?
   - Я леших видел только в учебнике, и то читал невнимательно, - махнул рукой Озерский. К этому времени мы уже успели подняться на ноги и отряхнуться от мелкого лесного мусора, в том числе помогли друг другу отчистить спины. Было не так уж холодно, но из-за сырости снимать верхнюю одежду не хотелось даже на короткий срок.
   Деревенское капище представляло собой весьма унылое и безрадостное зрелище. Сразу видно, что боги давно отвернулись от этого места, заброшенного людьми. Я знаю случаи, когда заброшенные капища долгие годы сохраняли свой первозданный вид: жрецы утверждают, что боги сами продолжают приглядывать за оставленными верующими истуканами. А отсюда ушли все, и уже давно. Каменные изваяния кое-где потрескались и раскрошились, заросли мхом и лишайниками, деревянные - потемнели и частично сгнили, а Селей раскололся пополам проросшей сквозь него берёзой, причём дереву было уже несколько десятков лет.
   - Давно тут никого не было, - вздохнул Миролев. Я промычал что-то солидарное, нагибаясь за лежащим у ног предметом. Склизкий, едва не разваливающийся кусок дерева, оказался головой идола, при более тщательном осмотре я даже пришёл к выводу, что голова эта принадлежала Ставру. Из памяти вдруг всплыл образ статного светловолосого воина в рубахе с вышитым на груди золотым солнцем.
   - Странно, - проговорил я, осторожно кладя голову обратно на землю и оглядываясь по сторонам. - Это место кажется мне знакомым.
   - В общем-то, все капища похожи, - с сомнением отозвался службист. - Но не могу с тобой не согласиться, такое впечатление, что я тоже здесь бывал раньше. Ох, вот это пень! - воскликнул он. - Ты посмотри.
   Я двинулся в его сторону, но не дошёл: на пути попался идол Чернуха. Слюдяные глаза недобро поблёскивали в глубине тёмного камня, а каменный ворон на плече истукана резко выделялся на фоне общей разрухи, будто сделан он был совсем недавно, и уже потом прикреплён к старой статуе.
   - Знаешь, я тут вдруг вспомнил, - медленно начал я, переводя взгляд с лица идола на ворона и обратно. В какое-то мгновение показалось, что ворон шевельнулся, поправляя оперение, а в глазах небесного воеводы мелькнула усмешка. - Мне снился очень интересный сон.
   - Чем именно интересный? - хмыкнул Озерский, подходя ко мне. - Смотри, а ворон как новенький!
   - С нами боги разговаривали.
   - Ну, недалеко от капища немудрено такой сон увидеть. Сны, они, знаешь ли, в большинстве своём о том, о чём ты думаешь, засыпая.
   - И о чём они разговаривали? - не удержался любопытный Тень. Я пожал плечами и вкратце пересказал своё видение, избегая, впрочем, излишних подробностей вроде вытаскивания Вести из-под земли за ухо и надетой наизнанку рубахи её двоюродного брата. Когда короткий рассказ был окончен, повисло задумчивое молчание, которое первым нарушил мой двумерный товарищ.
   - Я, конечно, допускаю, что это всё могло быть просто озарением и шутками подсознания, вот только... легче поверить в божественное вмешательство.
   - Ладно, откуда бы ни взялась эта информация, больше у нас всё равно никакой нет, - пресёк все возможные сомнения дознаватель. - Поищем упомянутую тобой дверь здесь, раз сказано далеко от капища не отходить. Знать бы ещё, как она должна выглядеть!
   - Понятия не имею, - я пожал плечами. - Всё, что знал, сказал.
   - Так, может, ты сейчас как с озером? Всю поляну сожги, да и леший бы с ним, - предложил заметно оживившийся Тень. Кажется, настроение ему подняло некоторое прояснение собственного прошлого.
   - Давай оставим это на крайний случай, - я поморщился. - Здесь, конечно, давно никого нет, и вообще место проклято, только всё равно невежливо было бы ровнять с землёй собственность тех, кто подсказал нам решение. Мне почему-то не верится, что дверью послужил какой-то из идолов, а кроме них тут не так много объектов подходящего размера.
   - Тогда предлагаю начать с пня, - решительно вмешался Миролев. - Его, во-первых, не жалко, а, во-вторых, размер подходящий. Опять же, надо ж хоть с чего-то начать.
   Виденный мной во сне пень изменился незначительно; только ещё сильнее обветшал и подгнил. Постоянно ожидая подвоха, готовый в любой момент к отступлению и отражению внезапной атаки со всех сторон сразу, я принялся за уничтожение пня. Холодное трухлявое дерево задымилось сначала под пальцами, потом тепло распространилось дальше, а под моими ладонями высохшая труха затлела, пробиваясь редкими язычками пламени.
   Минут за пять я с поставленной задачей справился. Так долго провозился из-за рассеянности внимания, да и дерево оказывало существенное сопротивление: видимо, ещё при жизни этот дуб был как следует освящён.
   Ничего не произошло ни в процессе сожжения, ни после. Мы подождали минуту, другую... Когда прошло уже минут десять, в течение которых два офицера пристально вглядывались в окружающий лес, вздрагивая от каждого шороха, стало понятно, что ждать нам особо нечего.
   - Интересно, мы ошиблись, или оно так и должно быть? - задумчиво поинтересовался Тень.
   - Пойди да проверь, кто из нас самый быстрый? - насмешливо хмыкнул я. - А мы пока хотя бы позавтракаем.
   Тень обернулся быстро; мы успели только организовать костёр. Конечно, можно было вскипятить котелок прямо так, руками. Но костёр был не данью необходимости, а скорее синонимом тепла и уюта, призванным разбавить осенние упадок и уныние, царившие в этом месте.
   - Я даже не знаю, как вам это сказать, - вместо приветствия начал он.
   - Да уж как-нибудь скажи, будь любезен. Деревню нашёл? - поинтересовался я.
   - Да я вот об этом и не знаю, как сказать. Нет больше деревни. То есть, что-то там всё-таки осталось, но назвать эти руины деревней язык не повернётся.
   - То есть, сработало? - мы со службистом искренне удивились: это как же мы умудрились с первого раза угадать?
   - Наверное, - осторожно отозвался беженец с Изнанки. - Редкие останки печей, проросшие травой черепки и скелеты кое-где, и тишина. Там даже лес успел вырасти, я насилу нашёл нужное место! Если бы не слонялся в этих окрестностях столько времени, точно бы не нашёл. Просто странно как-то... без большого бума, как у тебя обычно бывает.
   Придя к выводу, что со снятием проклятия деревня пришла к тому виду, в каком и должна была пребывать к нынешнему времени (странно, что вообще не исчезла; всё-таки, если верить лешему, тысяча лет прошло... может, просто преувеличивал лесной дух?), мы вернулись к прерванному занятию. Принесли жертву Ставру в благодарность за помощь - бросили в огонь часть еды, сопроводив это положенными случаю словами. Наверное, после этого происшествия я стану очень верующим человеком.
   После событий в окрестностях деревни Вичица (и ещё двух соседних, которые постигла та же участь), в душе остался странный осадок, ощущение незавершённости. Волей-неволей пришлось согласиться с выводом тени: действительно, странно. Слишком спокойно завершилось это приключение, без драк и каких-то серьёзных потрясений, если не считать моего побега и долгого сна в корнях леса. Ну и, кроме того, присутствовало смятение чувств от встречи с богами. Я ни на минуту не усомнился, что сон тот был не просто плодом моего воображения и игрой подсознания, до нас на старом капище действительно снизошли боги. Думать об этом было трудно и под конец почти больно, я буквально сломал себе голову этими размышлениями, а не думать не получалось.
   Не то чтобы я раньше не верил в богов; скорее, не было повода усомниться в их существовании. Но одно дело - верить, а другое - видеть своими глазами. Причём не просто так, а видеть, что это не какие-то потусторонние необъяснимые сущности, а кто-то очень похожий на нас. Особенно остро ощущалась упомянутая в книгах связь времён. Внуки Двуглава, правнуки Роса - так там было написано, и теперь я не просто верил, я знал, что именно так и есть. Просто это знание никак не хотело уходить из разряда новостей и прозрений в область привычного и понятного.
   Поговорить бы с Миролевом на эту тему! Да только подобная мысль пришла в мою бедовую голову поздно; короткий, буквально зубами вырванный у начальства отпуск дознавателя подошёл к концу, он вернулся на службу, а я продолжил свой долгий путь.
   Вот, кстати, ещё одна вещь, к которой оказалось трудно привыкнуть: дружба с обермастером дознавателем СОБ. Скажи мне кто-нибудь о таком год назад, точно бы не поверил.
  -- Встреча шестая. Атаман.

Время встречи - 30 ноября 1912. Место встречи - запад Приасского края, деревня Хвосты.

"...Я исполняю заказы и даже

тайно беру чаевые и сальдо,

я выставляю всё на продажу:

подлость, как искренность, универсальна!"

  
   Зима в этом году, видимо, решила не ждать до положенного срока: ещё в октябре ударили первые морозы и повалил снег. Поначалу было ничего, все пророчили скорое потепление; а потом снегом завалило всю страну, и стало понятно, что никуда зима до весны не денется. Своим ходом перемещаться по дорогам стало практически невозможно, и путь я продолжал исключительно на попутках.
   Один раз только пришлось пробираться несколько вёрст пешком: аккурат между двух деревень засела кучка мёртвых големов. Это те же кадавры, только выглядят приличней, пошустрей и поэффективней в роли бойцов, хотя и ненамного. Жители близлежащих деревень избегали плохо зарекомендовавшей себя местности, обходя стороной. Помощи, впрочем, тоже просить не спешили - нежить вела себя смирно, если к ним не подходить, вот деревенские и привыкли.
   Правда, потом выяснилось, что големы слонялись не просто так, а охраняли тщательно замаскированную землянку, в которой обнаружился какой-то дважды покойный доманский офицер в звании капитана. Кажется, его зацепило сильными чарами, после чего он сумел укрыться здесь, выставить охрану и, видимо, пытался заняться самовосстановлением, только безуспешно. Обыскав всё вокруг, я не нашёл ничего настолько ценного, чтобы вызывать и ждать по такой погоде службистов. Поэтому собрал документы, какие нашёл (личный дневник, ежедневник, паспорт, пара книг и прочего по мелочи), снял с мундира мумии все знаки различия и мелкие личные вещи, включая табельное оружие и нательный крест, завернул находки в шейный платок того же доманца и убрал в вещмешок: при случае сдам куда следует. А потом сжёг к Чернуху землянку вместе с её хозяином, так, от греха подальше. Да и нехорошо это, бросать останки вот так, пусть он и враг. Насколько я помню, крестопоклонники обычно своих мертвецов в землю закапывают, но против сожжения, кажется, тоже не возражают.
   В общем, такими темпами, на перекладных, я добрался до Приасского края очень быстро. Это если считать дорогу, а в общем - там несколько дней, тут несколько дней, и уже декабрь на носу.
   Сейчас я в полном смысле этого слова застрял в небольшой деревеньке Хвосты почти в трёх сотнях вёрст от родного города. Остановился я здесь с целью помочь местным разобраться с волнами самопроизвольно поднимающейся в окрестных лесах нежити. Здесь после Приасской битвы шли ожесточённые бои: доманцы категорически не хотели отступать. Так что и "случайной", и сотворённой нежити хватало с избытком.
   Бушевавшая почти трое суток метель утром наконец-то пошла на убыль, к обеду похудела до лёгкого пушистого снежка, мелкой порошей повисшего в почти безветренном воздухе, а часам к трём вовсе стихла, и сквозь дыры в высоких облаках начало проглядывать солнце.
   Моя хозяйка, вдовая старушка лет шестидесяти пяти, шлющая по письму в день в Приасский госпиталь единственному сыну, наконец-то поднялась с кровати. В непогоду её разбил артрит, принялось скакать давление и разыгралась сильная мигрень, так что я чуть ли не силой заставил охающую и причитающую женщину согласиться на постельный режим, клятвенно заверив, что с растопкой печи справлюсь, кашу сварить и самовар поставить сам умею, а гробить собственное здоровье ради законов гостеприимства не стоит.
   Муж хозяйки, мужичок хороший, но бестолковый, умер ещё до революции по собственной глупости, провалившись по весне под лёд на реке, оставив вдову с двухлетним сыном на руках. Второго мужа так и не нашлось, детей - тоже. Зато вот единственного сына, майора-артиллериста, боги сберегли; рана была нетяжёлая, и к январю он уже обещался быть дома, да ещё привезти с собой молодую жену, которую где-то в городе успел завести.
   В общем, всё это время я промаялся со скуки, потому что даже на двор выходить лишний раз не хотелось, что говорить о поисках блудной нежити? Да и невозможность различить что-то конкретное на расстоянии уже в сажень существенно осложнила бы процесс поисков. Благо, в доме обнаружилось несколько книг, забытых когда-то кем-то, остававшимся тут, точно как я, на постой. Опять же, пригодились книги уже упомянутого мной офицера из землянки. Доманский я знал неплохо (как и почти весь старший командный состав - всё-таки, язык врага), поэтому кое-как читать получалось; тем более, это были стихи известного доманского поэта прошлого века, творчество которого попадалось мне ранее (правда, в переводе) и оставило по себе положительное впечатление.
   С ногами устроившись на большом сундуке у окна, заменявшем скамью, я помешивал в чашке ещё тёплый настой зверобоя, прекрасно компенсировавший отсутствие чая, читал книгу и периодически поглядывал на улицу, ленясь куда бы то ни было идти. Конечно, устаканившаяся погода намекала на необходимость продолжить поиски блудной нежити, однако время неуклонно двигалось к закату, за окном явственно схватывался мороз, и нежелание покидать уютную избу крепло с каждой минутой.
   - Ох, старая я развалина стала, - проворчала хозяйка, скрипя половицами в направлении печи. - Наконец-то, боги дали, суставы эти проклятые ломить перестало. Это что ты такое читаешь, милок? - полюбопытствовала она, чем-то гремя и шурша.
   - Стихи. Вам не понравится, они на доманском, - откликнулся я.
   - Ой, да мне что доманский, что росский, что фарейский - я всё одно неграмотная, - рассмеялась она. В этот момент наш разговор прервал громкий стук в дверь. - Это ж кого принесла нелёгкая? Сиди, сиди, милок, я сама открою, пока ты ещё обуешься, эти безбожники уже дверь поломают. Да иду я, иду! - в голос крикнула она в сторону двери и торопливо засеменила в сени. - Здравы будьте, товарищи. А вы чьих будете?
   - Чьих, бабка, холопы, а время холопское прошло! - раздался зычный молодецкий голос. - Да посторонись, старая, неровен час - зашибу!
   - Да что ты разговариваешь? Говори, бабка, что пожрать есть! Жрать хочется, силы никакой нет.
   - А дочка у тебя имеется? Али ещё лучше - внучка? - раздался третий голос.
   - Да что вы, безбожники... куда! В избу-то куда! - причитала бабка. Я в растерянности опустил книгу, разглядывая, кого там принесла нелёгкая.
   В избу, душераздирающе скрипя половицами и дыша морозом, ввалились трое дюжих парней. Двое были в разномастных солдатских шинелях, один - вовсе в тулупе, все трое - в треухах и валенках, на ходу оббиваемых от налипшего снега, тут же начавшего таять в жарко натопленной избе.
   Меня эта компания не заметила, а я сперва даже дар речи потерял. Очнулся, когда один из вторженцев загромыхал печной заслонкой, а второй принялся шуровать на соседней полке, тогда как третий придерживал растерянную хозяйку.
   - Какого Чернуха тут происходит? - отложив книгу, рявкнул я, не спеша подниматься с места. Продолжать не замечать меня теперь мог уже только совсем глухой: командирский голос за столько лет выработаться успел.
   - Тю! А ты кто такой? - растерянно хмыкнул первый, отставляя заслонку.
   - Да, вестимо, сынок её, говорят, артиллерист какой-то, - откликнулся тот, что держал старушку и зажимал ей рот.
   - Слышь, старшина, ты бы не дёргался, а? - лениво порекомендовал третий. - А то и маманьке, и тебе влетит.
   - Я б не дёргался? - хмыкнул я, вылезая из-за стола. По габаритам я до этих орлов существенно не дотягивал, что их заметно обрадовало. Да и что бы не радоваться? Их трое, они вооружены, а тут только какой-то артиллерист в майке и штанах на босу ногу, - Разрешите представиться, товарищи. Гвардии обермастер Илан Олеевич Стахов. А теперь...
   - Старшина, ну что ты, в самом деле? - насмешливо хмыкнул один, делая шаг в мою сторону и протягивая руку, чтобы схватить за плечо. Я даже сопротивляться не стал; только прихватил его за запястье. Сначала на лице бандита появилось удивление; а через пару секунд он уже валялся на полу, завывая и поскуливая от боли, лелея обожжённую до черноты руку. По комнате растёкся сладковатый запах палёного мяса.
   - Продолжаем разговор, - мрачно кивнул я. - Смиир-на!
   В этот раз им хватило ума не возмущаться; видимо, дошло. Выпущенная одним из налётчиков женщина заохала и запричитала, без сил осев на пол там, где стояла.
   - Марелия Горвиловна, ну, полно вам, - мягко проговорил я, силком поднимая женщину на ноги и подводя её к сундуку, с которого только что поднялся сам. - Присядьте, сейчас я всё улажу. Вы только не волнуйтесь, у вас же давление.
   Первым делом я обулся, потом накинул гимнастёрку, висевшую до этого на гвоздике в сторонке.
   - Эй, там, на полу. Команда была "смирно", - напомнил я, привалившись к столу и в задумчивости разглядывая незваных гостей. Дождавшись, пока продолжающий под растерянно-испуганными взглядами товарищей болезненно поскуливать калека займёт своё место в "строю", я удовлетворённо кивнул. Конечно, выполнение команды было весьма условным, но мне ж их не на парад выпускать. - Кто старший?
   - Так это... выходит, я, товарищ старшина, - неуверенно подал голос тот, что держал до этого старушку.
   - Обращаясь к вышестоящему по званию, необходимо это звание называть, - скучающе ответил я. - Я недостаточно ясно назвался?
   - Э-э... никак нет, простите, товарищ гвардии обермастер товарищ Стахов, - испуганно затряс головой верзила, не отрывая взгляда от моих рук.
   - Сука! - злобно проскулил пораненный. - Атаман тебя на клочки порвёт!
   - Замечательно, - я кивнул, проигнорировав оскорбление. - У нас ещё и атаман есть. Кто такой, где живёт?
   - Да это он всё от шока, товарищ гвардии обермастер! - вновь затряс головой назвавшийся старшим. Подранок, что-то ещё бормотавший про себя, схватился за оружие в кобуре - и снова взвыл от боли, пытаясь обожжёнными руками отстегнуть кобуру. Не успел; револьвер прожёг её насквозь и, раскалённый докрасна, упал на пол. Я не поленился, предохранил порох от возгорания; не хватало мне тут ещё неподконтрольного взрыва.
   - Значит, врём, и по-хорошему не хотим, - резюмировал я. К калечащим методам допроса переходить не хотелось, но других вариантов я не видел. Добровольно рассказывать они явно ничего не собирались, необходимыми навыками в ведении допроса более цивилизованными способами я никогда не владел - я не дознаватель и не следователь. Так что возможных линий поведения всего две: либо вызывать специалистов и ждать, а до тех пор запереть всех троих в подполье, либо...
   На первый вариант было попросту жалко времени.
   Ни жалости, ни уколов совести эти трое у меня не вызывали, даже презрения или злости к ним испытать не получалось. Наверное, это неправильно, но к подобным существам я всегда относился с безразличием, как к обыкновенным тупым зомби. Назвать мародёров и прочих грабителей людьми не поворачивался язык: человек не будет отнимать последнее у своего же соотечественника. Назвать животными тоже слишком велика честь. Недаром же существовал приказ, согласно которому пойманных на подобном деянии разрешалось судить по законам военного времени военно-полевым же судом, и приводить смертный приговор в исполнение прямо на месте; других мер пресечения для мародёров и грабителей не предусматривалось. Как боевой офицер в звании обермастера, я имел полное право вершить оный суд единолично.
   - Оружие бросить на пол, верхнюю одежду и шапки - туда же, - скомандовал я. Спорить они не стали, побросав вещи в кучу; неспособному сделать это товарищу помогли сами, даже без напоминания. - Ну, а теперь пойдёмте на улицу, поговорим на свежем воздухе.
   - Товарищ Илан Олеевич, так там ведь это... - проблеял доселе молчавший.
   - Что?
   - Холодно там.
   - Шаго-ом марш! - рявкнул я. В этот раз желающих спорить не нашлось. Правда, на дворе всё тот же калека, самый отчаянный из троих, попытался предпринять попытку к бегству. На этот раз он даже взвизгнуть не успел, как целиком превратился в слабо подёргивающуюся в конвульсиях под шипение плавящегося снега головешку.
   - Объясняю ситуацию, - заговорил я, останавливаясь рядом с пока ещё живыми бандитами, которые были не в силах оторвать взгляды от останков своего товарища. - Из вас двоих мне нужен только один, и то лишь до тех пор, пока он полезен. Ну, как с памятью, не прояснилось? Что за атаман, где его можно найти?
   Долго уговаривать не пришлось. Третьему, боявшемуся выходить на холод, хватило несколько секунд поваляться по снегу в бесплодных попытках сбить пламя с вспыхнувшей рубашки, чтобы согласиться на сотрудничество.
   Второго же, назвавшегося главным, пришлось также убить - он, игнорируя приказ, бросился на морально менее стойкого товарища, пытаясь свернуть тому шею.
   Через пять минут (они ушли на то, чтобы прибрать за собой - сжечь трупы до состояния золы и присыпать снежком, чтобы не портили пасторальный деревенский пейзаж) я в сопровождении шмыгающего носом и трясущегося не то от холода, не то от страха бандита вошёл в сени. Источник информации заставил разуться, а сам прошёл прямо так - на улице я находился под прикрытием заклинания, чтоб не замёрзнуть, и снег не налип.
   Хозяйка за то короткое время, что я вёл "разъяснительную беседу" среди уголовного элемента, успела взять себя в руки. Вещи нападавших куда-то исчезли, натёкшие с них лужи - тоже.
   - Вот те раз! - поприветствовала наше появление женщина. - Да на кой он тебе живым сдался, милок? - она задиристо подбоченилась. - Безбожник этот, побери его Чернух! Прибил бы, и вся недолга, всё одно никто о нём не заплачет.
   - Прибить его я всегда успею, Марелия Горвиловна, - засмеялся я. - Особенно если вести себя плохо будет.
   - Нешто он себя только что хорошо вёл? - возмутилась хозяйка дома, всплеснув руками.
   - Он уже понял, что был неправ. А если ещё проявит деятельное раскаянье, то имеет шансы избежать высшей меры пресечения, - я покосился на "языка", тот часто-часто закивал. - Ну, рассказывай, как дошёл до жизни такой, а мы послушаем, - разрешил я, усаживаясь за стол. Парень замялся, переступая с ноги на ногу, потом жалобно спросил:
   - Дык, это... А что рассказывать-то?
   - Ну, для начала, кто такой, как в банду попал.
   - Дык, это... Матаем меня кличут, из Боброшмыгов я...
   - Откуда? - переспросил я.
   - Боброшмыги, - последовала ремарка от хозяйки, в самом начале разговора присевшей через стол от меня. - Это деревенька тут одна. Не очень далеко, всего вёрст тридцать.
   Да уж... навидался я всякого, но такое название захочешь - не забудешь.
   - Ладно, продолжай, - я махнул рукой.
   - Ну, дык вот... Война как началась, так батьку на фронт и забрали, и убили почти тут же. Мне только тринадцать было. Мамку бомбой убило, я один и остался, без дома и без родни. Потом вот к банде прибился... они давненько промышляют, ещё с довоенных времён, а уж в войну, как доманцев вышибли, и вовсе раздолье было! Люди всё на нежить спишут, опасности никакой. Меня на промысел не брали - мал ещё был, всё больше с хозяйством занимался. Сегодня вот в первый раз с собой взяли, - вздохнул он.
   - Так, ну, с тобой, Матай, всё ясно, - я кивнул. - Возьми стул, присядь, да продолжим. Нет, ты вот где сейчас стоял, там и присядь, - хмыкнул я, когда обрадованный парень сунулся, было, сесть с нами за стол. - Продолжим. Пока, вроде, всё складно. Почему именно на этот дом нацелились?
   - Так он на отшибе стоит, крепенький такой, по виду - зажиточный, - бесхитростно пожал плечами начинающий криминальный элемент.
   - Ладно, перейдём к самому интересному. Сколько в банде человек, где логово, и что, в конце концов, за атаман?
   - Ну, живём мы на Чернуховой мельнице...
   - Это где такое? - уточнил я у старушки.
   - Да вёрст десять вверх по реке, - откликнулась удивлённая женщина. - Это что ж, безбожники эти там уже столько лет торчат, а их никто доселе не заметил? С другой стороны, конечно, место нехорошее, гиблое, туда никто и не ходит, - принялась она рассуждать вслух; я не мешал. - А не из-за вашей ли братии оно таким стало? - прокурорски прищурилась старушка.
   - Да не, бабуль, - отмахнулся он. - Там действительно чернушина какая-то творится, да только атаман наш - ух! Ему сам Чернух с его воинством не страшен.
   - Сколько человек в банде?
   - Десятка три.
   - А точнее?
   - Я считать не умею, - смутился он.
   - Ладно. Атаман.
   - Дык, это... Чародей он, сильный.
   - Наш? - мрачно уточнил я.
   - Ага; бают, из Приасска аж. Вот помощник его - ненашенский, хотя по-нашему хорошо, складно балакает. Только с говором таким странным...
   - С акцентом? Доманским?
   - Не, точно не оттуда. Живой он, не покойник ходячий, да и рожей не похож... те сплошь белобрысые, а этот - черноволосый, и глаза у него кошачьи такие, почти жёлтые. И говорит быстро-быстро, когда на своём.
   - Сталеец? - предположил я.
   - Да я ж откуда знаю-то? - праведно удивился бандит. - Говорю ж, не наш, а уж откуда он там взялся! Странный он; вроде ничего, а то как зыркнет - и душа в пятки! Будто насквозь смотрит и всего тебя видит. И появляется редко, а где в остальное время бывает - неясно.
   - Тоже чародей? - уточнил я. Этот вопрос неожиданно поставил Матая в тупик. Он то и дело порывался начать что-то говорить, запинался на полуслове, что-то бормотал себе под нос с удивлённым видом, и через некоторое время совсем потерянно ответил:
   - Не знаю, товарищ гвардии обермастер.
   - Не обращал внимание на наличие у него тени?
   - Да вот то-то и оно, что не мог не обратить - уж больно он странный, - возразил парень. - А только всё одно не знаю.
   Хм.
   Не нравится мне такой расклад, ох, не нравится! Предками готов поклясться, нет у этого иностранца тени. А если он может постоянно и так основательно дурить голову окружающим, значит, он менталист, тут к гадалке не ходи. Неизвестный менталист неопределённой силы, находящийся в сговоре с нашим офицером, предположительно, боевым, во главе банды - это очень, очень, очень плохо! А самое главное, нужно спешить, потому что скоро этих трёх архаровцев хватятся. Пусть даже сунулись они сюда по собственной инициативе (что вполне похоже на правду), кто-то наверняка в курсе, и забьёт тревогу. Сейчас-то, может, и нет, но к утру точно хватятся. Успеет ли подмога добраться за такой короткий срок? Дороги замело, не всякая самоходка проедет, да и до крупного населённого пункта далеко. Пока сообщение получат, пока отреагируют - час. Ещё час на сбор, утверждение и снаряжение группы, не меньше двух часов на дорогу...
   В принципе, получается неплохо, можно и подождать. При одном условии: если бандитов не хватятся в ближайшем будущем. Но банда местная, где гарантии, что у них нет в этой деревне глаз и ушей? Если есть, залягут на дно, и только мы их и видели. Да ладно, леший с ней, с бандой! Атаман и этот иностранец, вот кого нельзя упустить! А они точно сбегут, как только запахнет жареным, и останутся о них одни воспоминания.
   - Ладно, с этим странным типом понятно. Что из себя представляет ваш атаман? Боевой маг, целитель, ещё кто?
   - Боевой, водяник, - обрадовался Матай возможности сменить тему.
   - А лет ему сколько?
   - Ну, на вид как вам, а там кто его знает.
   - Имя его знаешь?
   - Куда уж мне! Атаман и атаман. Он в банду даже позже меня пришёл, и спорить с его правом командовать никто не стал. Тем более, что с чародеем-то оно безопаснее. Он сильный; болтали, с какими-то офицерами доводилось столкнуться, и атаман победил, - с гордостью заявил парень.
   - Всё ясно, - я прикрыл глаза в задумчивости. Больше вопросов к неудачливому разбойнику не было, а вот план действий прикинуть не мешало. Впрочем... да что там прикидывать? И так всё ясно.
   - Марелия Горвиловна, - обратился я к притихшей хозяйке дома. - У вас есть какой-нибудь чулан или подпол, куда можно этого запереть с наименьшим риском побега? Отлично. Сделайте это, будьте добры.
   Пока старушка с торжественным видом сопровождала пленного в чулан, я рылся в вещмешке в поисках шара, потом настраивался и составлял мысленное послание. Особо мучиться с формулировкой не стал, даже, кажется, отправил вместе с голой информацией часть эмоций. Ну, оно и к лучшему; заметят волнение, решат, что было отправлено второпях. Вызов пройдёт как сверхсрочный, а, значит, группа приедет раньше.
   В этот раз всё лишнее я оставил у старушки, причём под лишнее попали и вообще все знаки различия, и личные вещи, включая часы, и документы - леший знает, с чем столкнуться предстоит. В плен возьмут, так хоть личность не установят. Впрочем, при наличии хорошего менталиста это может и не спасти. Ну, да чем Чернух не шутит!
   Подробнейшим образом расспросив хозяйку о кратчайшем пути до мельницы и получив от неё в нагрузку благословение, я двинулся в путь.
   Первое время, игнорируя маскировку, пробирался при помощи стихии, проплавляя перед собой узкий коридор, так что получалось даже бежать. По прямой до нужного места было всего несколько вёрст, так что добрался довольно быстро. Самым сложным закономерно явился последний участок, который я преодолевал уже вовсе без применения магии. Благо, высоко в ясном морозном небе стояла лишь недавно начавшая убывать луна, и света хватало с лихвой.
   Старая водяная мельница, подгнившая уже развалюха с рухнувшим в воду колесом, опирающимся на саму мельницу, глубоко и основательно вмёрзла в широкий ручей, на котором когда-то давно была построена. Она производила впечатление давно покинутой, но только на взгляд случайного наблюдателя.
   Цель моя была проста: просочиться поближе к мельнице необнаруженным. В общем, просто разведка. И если с активным наблюдением в лице нескольких обосновавшихся на деревьях "кукушек" проблем не возникло, то вот "пассивная часть", состоящая из нескольких слоёв магических защит и "звоночков", заставила изрядно попотеть. Впрочем, существенный плюс от её наличия тоже был: она окончательно развеяла мои подозрения относительно иностранца. Он действительно был, и действительно был менталистом, потому что "отпугивающий" и "отводящий" контуры может поставить только специалист именно этого направления. Мощность их была небольшой, сложности особой они тоже не представляли в виду отсутствия обратной связи; вот только и никаких выводов о силе автора из них сделать было тоже нельзя.
   С горем пополам добравшись до мельницы, я оценил преимущество присутствия упавшего колеса, по которому сумел добраться до окна верхнего этажа, в котором виднелся свет (до преодоления защитных контуров даже я его не замечал), и занять возле него наблюдательный пост. Усилием воли сосредоточив всю стихию в области сердца, я замер неподвижно. Очень надёжный способ маскировки; в таком состоянии обнаружить меня по ауре невозможно, наружу тепло просачивается меньше, а сердцебиение замедляется - кровь становится более насыщенной энергией, и так часто, как обычно, ему стучать нет необходимости. Ну и, кроме того, так теплее. Главное, концентрацию не потерять, а то повторно войти в это состояние гораздо труднее.
   Не знаю уж, за какие заслуги Правда обернула ко мне светлый лик, но окно не было замёрзшим или запотевшим, и ставень на нём тоже не было, даже занавеску кто-то отдёрнул. В небольшой комнате находилось человек десять. Несколько лениво перебрасывались в карты, кто-то спал. Тут же обнаружился и атаман; он лежал на толстом лоскутном одеяле и читал какую-то книжку. Вычислить его по ауре было нетрудно. Это оказался действительно водник, как и докладывал Матай, и действительно водник большой силы; навскидку, уровня мастера. Правда, разглядеть его возможности не было - он лежал на животе, ногами в мою сторону. Кажется, шатен. Плотного телосложения, вроде бы - среднего роста, но по лежащему человеку сложно об этом судить.
   Через некоторое время я обнаружил и второго мага; почти случайно, настолько он сливался с фоном. На вид он действительно походил на сталейца, полностью соответствуя описанию "языка". Был худощав даже до болезненности, что особенно бросалось в глаза при рассеянном свете пятка свечей; под глубоко посаженными глазами пролегли тени, заострённый нос и впалые щёки придавали довольно приятному, в общем-то, лицу, жутковатый вид, делая его обладателя похожим на мертвеца.
   К слову, сталейцы хоть и были союзниками Домании в минувшей войне, крайне негативно относились к нежити. Чуть ли не все поголовно они были очень верующими и убеждёнными крестопоклонниками, и вполне логично считали подобное существование противоестественным. Так что хоть номинально Сталея поддерживала свою северную соседку, но реально воюющих на стороне альянса представителей этой страны было ничтожно мало.
   Менталист сидел в тёмном углу почти неподвижно, лишь иногда поднося к губам кружку с каким-то напитком, и его окружало отводящее глаза поле, причём очень хорошее; я сумел заметить мага только потому, что сфокусировано оно было внутри комнаты, а меня цепляло только самым краем.
   - Мужики, а сгоняйте кто-нибудь в подвал за пивом, - лениво протянул атаман, заглядывая в свою кружку, нарушив общую монотонность звуков и действий часа через два моего наблюдения, когда я уже и сам забыл о своём существовании, сосредоточившись на происходящем внутри комнаты.
   - Матая послать надо, - хехекнул косматый, похожий на медведя увалень, один из картёжников.
   - Так нет его, - откликнулся проснувшийся при слове "пиво" усатый молодец залихватской наружности, сладко потягиваясь.
   - Как нет, а где он? - повернул к нему голову атаман.
   - Так с утра уж нету, - отозвался ещё один. - Он с Валенком и Лешим в деревню напросился.
   - А эти-то двое что там забыли? - водник даже книжку отложил и сел. Как назло, по-прежнему ко мне спиной. Было такое ощущение, что этого экс-офицера я уже где-то видел, но всё никак не мог вспомнить, где именно.
   - Да вроде грабануть кого-то собирались; но так, по мелочи. Да ты не нервничай, они ж парни стреляные, всё по уму сделают, никто не докопается.
   - А мальчишку-то с собой зачем тащить? - недовольно прогудел косматый.
   - А что ему, век что ли "подай-принеси" быть? - хмыкнул ещё один картёжник, неприятный щуплый типчик скользкой наружности. - Небось, не обидят.
   - Твои б слова, да богам в уши, - вздохнул атаман, расслабляясь и вновь утыкаясь в книгу.
   - А кто знает, в какую деревню они пошли? - спросил, крутя головой, коренастый мужичок с плоским рябым лицом.
   - Да вроде в Хвосты, а в чём разница? Там вроде какая-то бабка живёт на отшибе, есть чем поживиться, и не услышит никто. Валенок давно на неё облизывается, уже не знаю, что она ему сделала, - хмыкнул усатый.
   - В Хвосты? Бабка на отшибе? - нахмурился рябой. - Как бы беды не было! В народе бают, что у бабки Марьки на постой офицер какой-то остановился, и дом у неё как раз на отшибе.
   Атаман вновь насторожился; я тоже, едва не потеряв концентрацию. Ох, чую я, придётся мне сейчас раскрывать инкогнито, и пытаться справиться с этой компанией до прихода основных сил. Простые мужики-то ладно, с ними проблем не будет. А вот с магами... маловато у меня шансов в прямом столкновении с ними, если, конечно, они умеют действовать в паре. Да, на моей стороне внезапность, но это не такой большой козырь в противостоянии с менталистом. Основную ставку надо делать на первый же удар, и этим ударом необходимо серьёзно навредить как раз сталейцу. Потому что с боевиком-стихийником я как-нибудь справлюсь, а драться с менталистами - хуже нет. Ну и, в идеале, всех простых бандитов нужно прибить. Так что надо чем-то массовым и очень сильным бить, чтоб наверняка, и фокус брать на менталиста.
   - И что бают про этого офицера? Звание, стихия? - уточнил подобравшийся атаман. Банда инстинктивно почувствовала напряжение вожака, и тихий гул посторонних переговоров мгновенно смолк.
   - Да, говорят, лейтенантик какой-то, огневик. Я видел, и правда похож; форма офицерская, потёртая, без знаков различия. Молодой такой, чернявый, рожа гладко выскоблена. Смазливый и щуплый, чисто мальчишка; максимум, оберлейтенант.
   - Придут - головы поотрываю, инициативным этим идиотам, - расслабился атаман. - С обером должны справиться, они ж все с амулетами.
   Я тоже позволил себе несколько успокоиться. Хотя, было странно слышать про себя такую характеристику. Я, конечно, действительно чернявый и предпочитаю бриться, как и положено по уставу. А вот что смазливый, да ещё и щуплый - это, честно говоря, впервые слышу. Но мне на руку.
   Интересно, что у них за амулеты-то были? Я и не заметил...
   - Имя у него ещё такое, - нахмурился рябой, шевеля губами. Я едва не подпрыгнул от неожиданности, вновь лишь чудом не утратив концентрацию. - Простое-простое. Зовут вроде Илан, и фамилия тоже... короткая, простая. Чернух побери, не помню... Будто бы на "с", а там не уверен.
   - Стахов? - уточнил атаман.
   - Во-во! Точно, Стахов... Эй, ты чего? Ты его знаешь что ли? - удивлённо вытаращился на атамана памятливый рябой, чтоб ему с его хорошей памятью вместе на том свете у Кары в гостях пировать! - Сам же говорил, Валенок с Лешим, у них же амулеты, и толковые они... Ты куда собираешься-то?
   - Нет больше Валенка. И Лешего с Матаем нет, - мрачно отозвался водяник, ища что-то взглядом на полу.
   - Да что случилось-то? - наперебой загомонили уже все присутствующие. - Отчего нет-то?
   - Потому что гвардии обермастеру Илану Стахову они сами вместе с их амулетами - это даже не разминка, он их и не заметит, - охотно пояснил атаман, наконец-то на короткое мгновение поворачиваясь ко мне в профиль, но этого оказалось достаточно.
   - Обермастер?! - испуганно воскликнули несколько голосов сразу.
   А я плюнул на маскировку, тем более, что от концентрации моей и воспоминания не осталось, обеими руками вцепляясь в подоконник и спешно призывая загодя выбранное заклинание, одновременно накачиваясь стихией.
   Атаманом этой банды был гвардии капитан Косарь Селемирович Домлев, геройски погибший при обороне Приасска и награждённый посмертно орденом Мужества первой степени. Неизвестный хороший поэт, образец офицерской доблести, настоящий друг и верный боевой товарищ, как говорил про него майор Родоборский, поднимая стакан "за упокой". Человек, неоднократно прикрывавший в бою мою спину.
   Вот ведь как в жизни бывает...
   - Ложись! - успел крикнуть менталист перед тем, как вокруг него сомкнулись крылья красного сокола - уже очень мощного, но пока ещё более-менее прицельного в ряду известных мне заклинаний, рекомендуемое к применению на открытом пространстве. Во всех классификаторах оно числится как "прицельно-радиусное", и неподконтрольно создавшему его магу с того момента, как обретает плоть. По силуэту оно действительно в первый момент напоминает огромную хищную птицу, обнимающую крыльями окружность пространства примерно в сажень. Вдогонку за соколом я пустил шквал, окончательно превращая хрупкую деревянную мельницу в пекло, пожирающее всех бандитов разом.
   Деревянное мельничное колесо, на котором я сидел, вспыхнуло от одного только прикосновения к накачанному стихией телу. Даже не успел отпрыгнуть в сторону, да и куда тут прыгать? В окружении горящих и тлеющих кусков ветхого дерева я полетел куда-то вниз. Ударился оземь плечом; вывихнул или сломал, было непонятно, но больно. Покатился ещё ниже, под откос, натыкаясь на какие-то камни и ветки, и с головой ухнул в растаявший ручей. Инстинктивно, спасаясь от обжигающего холода, хлестнул вокруг чистой стихией. Одежда на мне мигом просохла, даже кое-где затлела; а сам я, оскальзываясь в грязи, наугад пополз вверх по склону, совершенно дезориентированный в пространстве.
   В какой-то момент, повинуясь инстинктам, шарахнулся в сторону. Что-то огромное, тяжело дохнувшее чужеродной силой, прокатилось совсем рядом, зацепив самым краем по ноге. Чертыхнувшись, я выставил забытый в горячке щит, даже не пытаясь оценить ущерб. Я впал в состояние странного полуоцепенения; боли не было совершенно, тело двигалось быстро и точно, как идеально отлаженный механизм, но голова во всём этом участия не принимала, лишь фиксируя происходящее.
   Где-то в стороне, совсем рядом, затявкал пистолет; одиноко, жалко и жалобно. Я, одновременно с этим поднимаясь на ноги, швырнул сгусток огня на звук и, судя по сорвавшемуся крику, раздавшемуся вслед за тем, попал куда надо.
   Я затрудняюсь даже примерно предположить, сколько времени продолжался этот хаос, назвать который боем язык не поворачивался. Судя по всему, мы с атаманом остались вдвоём; был бы жив менталист, и всё закончилось бы гораздо раньше. Да и из бандитов если кто выжил, явно предпочёл спастись бегством: большое мужество нужно, чтобы влезть в драку двух сильных боевых магов, и от данного отребья такового ожидать не приходилось.
   Дрались молча, берегли дыхание; да и не о чем нам было говорить. Он знал меня и понимал, что пощады не будет, а мне вовсе нечего было сказать: капитан Косарь Домлев погиб несколько лет назад под Приасском, а разбойничий атаман - не собеседник. Дрались отчаянно; не за какие-то там светлые идеалы и высокие цели, а за жизнь, по простому правилу "не ты - так тебя". Идеалы уместны, когда есть какой-то выбор; а если выбираешь между "выжить" и "умереть", без всяких оговорок и сопутствующих, вроде "выжить предателем, или умереть с честью", тут уже волей-неволей уподобишься обычному зверю в дикой природе.
   А потом совершенно внезапно наступила темнота.
  
   Проснулся я от боли едва не во всём теле сразу, и определить, что болит сильнее, вот так сходу не получилось. Мелькнула мысль, что лучше было вообще не просыпаться, а когда открыл глаза в попытке оглядеться, окончательно уверился в справедливости этого вывода. Я выбрал, мягко говоря, не самое подходящее время и место, чтобы очнуться.
   - Да подержи ты его! - раздался раздражённый мужской голос.
   - Тихо, миленький, тихо, - медсестра всем своим незначительным весом навалилась мне на грудь, опираясь ладонью на лоб и с неженской силой прижимая голову к столу. - Потерпи, потерпи, родненький, немного осталось.
   - Больно, - простонал я сквозь стиснутые зубы.
   - Знаю, что больно, но надо потерпеть, - принялась уговаривать она меня. - Немножко потерпеть, а потом уже не больно будет. Домой вернёшься - живой, жена встретит, плакать от радости будете. Ты только тихо, не дёргайся, скоро уже пройдёт!
   Я слушал эту добрую девочку с вышитым на белой шапочке красным дубовым листом, символом Речи, и очень хотел ответить ей хоть что-нибудь. Хотя бы сказать спасибо, - ведь понятно же, она искренне пытается помочь, - но даже просто дышать получалось с трудом, а стиснутые челюсти разжать и вовсе не представлялось возможным, так что единственные звуки, которые у меня получалось издавать, и то против собственной воли, это тихие стоны. Честно, изо всех сил старался расслабиться и не мешать операции, но от боли тело сводило судорогой, и поделать с этим я ничего не мог.
   - Есть! Готово! - облегчённо сообщил мужской голос. - Явлена Лихеевна, ваш выход!
   - Ну, давно пора; что-то вы, Правель Стапанович, больно долго, - послышался третий голос. - Речёна, ну-ка, отойди, умница моя; не дадим мы больше Правелю Стапановичу бойца мучить, правильно?
   И меня вновь окутала блаженная темнота, в которой не было совсем ничего. А, самое главное, не было боли.
  
   Следующее пробуждение оказалось не столь мучительным, но и приятным его назвать было затруднительно. При каждом вдохе-выдохе внутри правого плеча будто что-то поскрипывало, и просыпалось отвратительное тянущее ощущение, а справа в животе в такт сердцебиению пульсировала тупая ноющая боль. Кроме того, кружилась голова, мутило, а по ногам то и дело прокатывалось колотьё, как будто они отходили от онемения. Но, в общем-то, особенно в сравнении с предыдущим разом, было вполне терпимо.
   - С пробуждением, - поприветствовала меня улыбкой сидящая на высоком стуле справа от кровати женщина лет сорока, что-то внимательно разглядывавшая у меня на животе. Сложив два и два, я пришёл к выводу, что получил вполне серьёзное ранение в область правого бока, вот только вспомнить, где именно, никак не получалось. Слева же слышались какие-то тихие всплески и позвякивания. - Меня зовут Явлена Лихеевна, я ваш целитель. Как вы себя чувствуете? Вы меня слышите? - несколько встревожилась она, когда я не ответил.
   - Да... я над ответом думаю, - тихо, стараясь вообще не шевелиться и дышать неглубоко, откликнулся я.
   - И над чем именно? - усмехнулась целительница.
   - Ответить вам как доктору, или как женщине, - я улыбнулся.
   - Шутим, значит? - засмеялась она. - Хорошо, это вы на пути к выздоровлению. Как женщина, я вам и так искренне сочувствую, потому что знаю, что плохо. А вот как доктора меня интересуют подробности: что именно плохо и где?
   Я последовательно, сверху вниз описал свои ощущения, внимательно наблюдая за реакцией целительницы. Она спокойно кивала на каждый симптом и, вроде бы, ничего неожиданного не услышала.
   - Где я в географическом смысле нахожусь, и что именно мне предстоит здесь вылечить? - в свою очередь полюбопытствовал я.
   - Военный госпиталь Двельгорода, - ответила она. - Что касается вашего здоровья... ну, самое страшное позади, операция прошла успешно. Имеет место быть существенное сотрясение мозга, вправленный уже сильный вывих плеча, серьёзное обморожение обеих ног, осколочный перелом лодыжки со смещением, огнестрельное ранение, несколько треснувших рёбер... ну, и в изобилии гематомы, ушибы и повреждения мягких тканей. Достаточно подробно? - улыбнулась она. - Да вы не пугайтесь, организм у вас крепкий, а целители у нас хорошие. Через пару месяцев уже плясать будете, как новенький.
   - Спасибо, только я не умею, - выдохнул я с облегчением. Конечно, список внушительный, но резюме обнадёживающее.
   - Ну, научитесь, какие ваши годы! - беспечно махнула рукой она. - Или даже раньше выздоровеете, если мы всё-таки сумеем разобраться с теми ошмётками недооформленного проклятия, которые к вам прилипли.
   - Какого проклятия? - удивился я. Проклятья, всё-таки, вещь крайне редкая и специфическая, кто ж меня так?
   - Ещё бы знать! - улыбнулась она. - Проклятье сильное, но то ли оно о какие-то щиты поломалось, то ли просто было не закончено. Так и остались намертво прилипшие куски неизвестно чего. Мы вас оттого и лечим почти без магии, что не знаем, как оно среагирует. Вдруг, восстановится и, чего доброго, отправит вас досрочно к Двуликому. Вы, случайно, не знаете, кто вас проклясть мог?
   - Ну, по всему выходит, или боевик-водник, или сталейский менталист.
   - Вот как? - она задумчиво подняла брови. - Что ж, это может помочь. Ладно, лежите, отдыхайте. Сейчас, Луня только повязки поменяет, и спите. А то к вам тут следователь рвётся; я вчера не пустила, сказала, вы ещё не очнулись, но завтра он точно заявится с утра пораньше, очень уж вы ему нужны. Пришлось клятвенно заверить, что сообщу, как очнётесь. Лунечка, отдаю его в ваши нежные руки, приступайте.
   Лунолика, совсем ещё молодая и очень застенчивая медсестричка, явно только-только после училища, выполняла свои обязанности с выражением такого искреннего и глубокого сочувствия на лице, что мне сразу стало стыдно, не знаю уж, за что. Стоило мне поморщиться или, не дай боги, вздрогнуть, она тут же отдёргивала руки и поминутно интересовалась, всё ли хорошо. Я отвечал, что всё замечательно, что я вот уже сейчас чувствую, насколько у неё лёгкая рука, и насколько быстро я благодаря ей поправлюсь. Сложнее всего было удержать невозмутимое выражение лица; хоть девушка и старалась делать всё как можно аккуратнее, но совершенно безболезненно проделать подобное невозможно в принципе: перевязываемые раны, на животе и на голове, болели даже в абсолютно неподвижном положении. Своей осторожностью она даже усугубляла, потому как процесс затягивался. Так вроде раз-раз, потерпел немного - и свободен, а тут... Ей, видимо, едва ли не первый раз в жизни доверили совершать подобные действия самостоятельно, без контроля старших, и она, помимо искренней жалости ко мне, ещё и ужасно нервничала. Так что я изо всех сил терпел, делая вид, что всё прекрасно, и не торопя. Испугается, решит, что сама ничего не может, за помощью побежит... Знаем мы таких. Уверенности в себе наберётся - станет хорошим специалистом, так что можно и потерпеть ради доброго дела раз-другой.
   До перевязки я был свято уверен, что быстро заснуть не получится. Однако, когда Лунолика ушла, отключился моментально; раньше мне не приходило в голову, что просто неподвижно лежать бывает так утомительно.
   Утром, однако, меня разбудил не следователь, а медсестра. Не вчерашняя молодая девочка, а строгая опытная женщина лет пятидесяти.
   - Как ваше самочувствие? - спросила она, придирчиво проверяя повязки.
   - Лучше, чем могло быть, но хуже, чем хотелось бы, - ответил я, ещё не до конца проснувшись, и потому пока не в состоянии оценить собственное состояние более точно. Кажется, самочувствие было не хуже, чем вчера, что уже было довольно неплохо. Правда, и улучшений особых не наблюдалось, но рассчитывать на них за столь короткий срок было бы глупо.
   - Ну, уже неплохо, - философски пожала плечами женщина. - Перевязывала вас вчера, случайно, не Лунечка?
   - Да, - отозвался я, рассудив, что вряд ли у них имеются две медсестры с таким именем, и обе дежурили вчера. - Что-то не так?
   - Нет, она молодец, хорошая девочка. Старательная, и рука у неё лёгкая. Ещё бы не была такой застенчивой! Как она вас, не очень мучила?
   - По крайней мере, я выжил, - я хмыкнул, окончательно убеждаясь, что мы говорим об одном и том же человеке. - Да ладно, помучила немного, так ради моей же пользы! Кажется, мне даже удалось не пошатнуть её и без того слабую уверенность в собственных силах.
   - Спасибо, - улыбнулась медсестра. - По крайней мере, терпели вы не напрасно; пока что всё хорошо, и менять их не надо, отдыхайте. Сейчас только, мы с вами немного поедим и лекарства выпьем.
   Меня с ложки (в виду неспособности делать это самостоятельно) покормили тёплым куриным бульоном и напоили несколькими разнообразными зельями, в меру противными, после чего медсестра ушла, оставляя меня в гордом одиночестве послеоперационной палаты.
   Заняться было нечем, да и сил для этого не было: попытка даже оторвать голову от подушки оборачивалась предобморочной темнотой в глазах и приступом тошноты. Я попробовал провести этот эксперимент один раз, и этого вполне хватило, чтобы не задумываться о повторах.
   Сильно недоставало компании тени; с ним можно было бы поговорить. Но этот выходец с изнанки уже давно не проявлял себя, с самого сентября. Тогда он, вдохновлённый полученными сведениями о собственной природе, ушёл на поиски способа вернуться домой. Видимо, нашёл, но времени попрощаться выкроить не сумел.
   В отсутствие дел и собеседников я вновь задремал; даже видел какие-то сумбурные и бестолковые сны, периодически выплывая из них в реальность, но с трудом отличая одно от другого. Это полузабытье было прервано часов около одиннадцати, когда в палату зашла Явлена Лихеевна в сопровождении незнакомого подтянутого немолодого мужчины в потёртом тёмном костюме, поверх которого на плечи был накинут белый халат. Седые волосы посетителя были коротко острижены, подбородок гладко выбрит, но усталый, несколько взъерошенный вид и круги под глазами выдавали человека с явно ненормированным рабочим днём, прошедшая ночь для которого была бессонной.
   - Ну, здравствуйте, Илан, - с улыбкой проговорила целительница. - Я, собственно, на минутку. Вот, товарищ следователь, про которого я предупреждала. Как вы себя чувствуете? Достаточно отдохнули для посетителей?
   - Я уже, кажется, отдохнул ещё на два месяца вперёд, - вздохнул я. - Так что с товарищем следователем я поговорю с огромным удовольствием.
   - Ох, нет ничего хуже - лечить деятельных людей, - укоризненно покачала головой целительница. - Ладно, общайтесь. Срочность какая! Чернобор Савельич, вы не утомляйте мне пациента, хорошо? - обратилась она к следователю.
   - Постараюсь, - улыбнулся он. Когда женщина вышла, подтянул стул и сел поближе. Я проявил максимум вежливости, на какую был сейчас способен - повернул голову в сторону собеседника, не отрывая её от подушки. - Ну, здравствуйте, Илан Олеевич. Рад, что ребята довезли вас живым. У меня к вам несколько вопросов.
   - Передайте им большое спасибо, этим ребятам. Я тоже очень рад, что они так оперативно приехали. Но не буду утомлять вас пустыми разговорами. Задавайте вопросы, с удовольствием отвечу, что знаю.
   - Пустые разговоры делают жизнь интереснее, - хмыкнул он. - Я к вам, как не трудно догадаться, по делу хвостовской банды. Во-первых, для начала хотелось бы поблагодарить; у нас было подозрение, что там орудует кто-то вполне живой и организованный, а не остатки доманского колдовства, только вот поймать их всё никак не удавалось. Ну, а, во-вторых... расскажите для начала, что именно там произошло?
   Я честно принялся излагать события с самого начала, а точнее - с появления трёх бандитов в доме Марелии Горвиловны. Следователь задавал какие-то уточняющие вопросы, что-то помечал в планшете. Удовлетворил моё любопытство и сообщил, что Матай найден и задержан до выяснения.
   - Эх, пригласить бы вас к нам на опознание, - сокрушённо вздохнул он.
   - На опознание кого?
   - Да водника этого, - огорошил меня собеседник. - Мы ж его живым взяли, я не сказал? Так вот, мальчишка его опознал как атамана, с этим проблем нет. А личность установить мы не можем. Но у меня создалось впечатление, что он вас знает.
   - Так и я его тоже знаю, - ответил я. - Домлев, Косарь Селемирович. Числился погибшим в бою под Приасском 17 ноября 1909 года в звании гвардии капитана. Запросите архив, должно быть его личное дело.
   - То есть, вы его тоже узнали? - удивлённо вскинул брови следователь.
   - Да, конечно. Мы были хорошо знакомы, служили вместе.
   - Вот как. Что ж, спасибо, нужно будет попробовать. Да, а что касается менталиста, есть у меня кое-какие соображения по словесному портрету, вами предоставленному, так что подготовлю материалы, и завтра к вам зайду. Вам в какое время удобнее?
   - Я весь день свободен и никуда отсюда не уйду, - я не удержался от улыбки. - Даже если бы хотел, я просто физически на это не способен.
   - Ах да, простите, - он тоже улыбнулся. - Замотался уже. Но очную ставку провести всё-таки хотелось бы.
   - Я с удовольствием, - вздохнул я. - Но, наверное, не раньше, чем через несколько дней; когда голова хоть чуть-чуть пройдёт, а то я даже сидеть толком не могу. Да и то вам ещё с Явленой Лихеевной договориться придётся, чтобы меня отпустили.
   - Пожалуй, это действительно сложно, она дама серьёзная, - согласился Чернобор Савельич. - Ну, ладно. Не буду вас сегодня больше утомлять, выздоравливайте.
   Как же мне хотелось последовать его совету и выздороветь как можно скорее! Скука была смертная; поговорить не с кем, книжки мне тоже не давали.
   Где-то через неделю я уже достаточно оправился, чтобы самостоятельно вставать с кровати (почему меня до сих пор не перевели в общую палату - непонятно), а ещё через пару дней меня позвали на очную ставку.
   Понятия не имею, каким образом следователь уговаривал целительницу отпустить чуть живого больного на другой конец города, но у него это получилось. Для такого случая выделили самоходку "Скорой помощи" (толстый и шустрый жук на шести ногах с очень плавным ходом) и сопровождение в лице фельдшера. Дюжий детина лет двадцати в белом халате, с густым белобрысым чубом, носом картошкой и обезоруживающей белозубой улыбкой сопровождал меня от самой палаты, на всякий случай придерживая за локоть: я ещё не до конца освоился с костылём, и без посторонней помощи имел шансы загреметь не только на лестнице, но и на ровном месте.
   - Да не кисни ты, командир, - заговорил он, когда мы остановились передохнуть на лестничной площадке. - Я вон тоже два года назад чуть не помер, полгода в госпитале валялся, и, как видишь, живой, - он широко развёл руками. - Даже прижился тут у них. Понравилось мне - и дело нужное делаешь, и с людьми общаешься.
   - А что на фронт не вернулся?
   - Да ну, что я там не видел? По ранению сразу комиссовали, да я и спорить не стал. Там без меня бойцов довольно, а тут вечно рук не хватало. Вот, веришь, жалко было до слёз! Девчонки ж в основном; мужик-то такого бугая, как я, не всякий перевернёт. Ну, я, когда ещё валялся и не знал, помру, али всё-таки выкарабкаюсь, зарок себе дал: вылечусь, так тут и останусь. И подлатали, как новенький стал. На фельдшера вот уже выучился, подумываю на врача идти. Ничего, и ты поправишься.
   - Куда ж я денусь, - я улыбнулся. - Вариантов два - или в костёр, или выздороветь, и первый мне совсем не нравится. Я что спросить-то хотел... Ты, часом, не знаешь, как следователь Явлену Лихеевну уговорил меня отпустить? Она вроде дама суровая, принципиальная, ей сам Чернух не страшен.
   - Да не отпускала она тебя, - рассмеялся он. - Отправили её по делу в Приасск, а тут и следователь тот удачно попался. А главврачу что? Ему так-то времени не хватает ни на что, и лишь бы только отвязались с вопросами. Так что, как наша Строгая вернётся, ругать буде-ет!
   - Строгая - это у неё прозвище такое? Или фамилия?
   - Строганова её фамилия, - пояснил он. - Так что, почти сокращение. Ну, вот и пришли. Стой, погоди, давай я тебя подсажу. И на койку ложись, насидишься ещё.
   Мы погрузились в машину, и та засеменила по заметённым снегом полупустым улицам. По дороге мы с фельдшером (его звали Исавием) разговорились, так что и без того короткий путь промелькнул совершенно незаметно.
   Здание ЦМУ (Центрального Милицейского Управления) представляло собой особняк позапрошлого века - вычурный, с лепниной и колоннами. Его почти не коснулись бомбёжки и не задели уличные бои; постарались, наверное, защитные чары, да и основные боевые действия разворачивались юго-западнее. Из рассказа моего сопровождающего я уже знал, что обширные подвалы старого здания, а также угрюмая серая коробка недавней постройки, маячившая за великолепным архитектурным памятником, представляли собой СИЗО. Как мне кажется, весьма удобное расположение.
   Садурский Чернобор Савельич, следователь по особо важным делам, ждал нас на ступеньках - взъерошенный, нахохлившийся от мороза, в накинутой на плечи потёртой шинели. Когда "скорая" остановилась практически у него под носом, метким щелчком отправил в урну окурок. Правда, порыв ветра в последний момент нарушил траекторию и швырнул тлеющую папиросу в снег.
   - Добрый день, товарищи, - поприветствовал нас следователь. - Ну, как вы? Готовы? - обратился он уже ко мне, когда поставивший меня на ноги фельдшер подпёр неустойчивую конструкцию костылём. Критически оглядев результат, только насмешливо покачал головой.
   - Здравствуйте. Я, как говорится, всегда готов. Только... можно пару минут? Покурю, раз уж выбрался из-под сурового надзора, - я усмехнулся.
   - Эх вы, - хмыкнул Исавий. - Как можно такую гадость даже нюхать, не говоря уж о курении? Никогда понять не мог.
   - Вредная привычка, - пожал плечами Чернобор, протягивая мне портсигар и доставая себе ещё одну. - А этот Домлев, скажу я вам, пренеприятнейший тип, - заметил он. - Вроде бы, человек образованный, на вид вполне приличный, а такая дрянь!
   - Даже не знаю, что вам на это ответить, - я вздохнул, поджигая пальцами папиросы себе и следователю, медленно и будто бы неосознанно хлопавшему себя по карманам в поисках спичек. Он удивлённо вскинул брови, потом усмехнулся и кивком поблагодарил - кажется, про папиросу в уголке губ он вообще за эти мгновения успел забыть. - В то время, когда мы были знакомы, это был замечательной души человек. Во всяком случае, мне так казалось, да и нашим всем тоже. Боги знают, что с ним случилось в том бою, - я махнул рукой.
   - Не скажи, - веско возразил фельдшер, стоявший от нас несколько поодаль с наветренной стороны. - Что бы с тобой ни случилось, это не повод превращаться в убийцу и мерзавца.
   - Ситуации разные бывают, - дипломатично откликнулся Садурский. - Но в данном случае согласен. Вы же не в курсе, что эти сволочи творили, - обратился он ко мне. - Мы считали, что какая-то нежить буянит, причём как бы не офицер доманский залётный, только всё никак не удавалось поймать. Несколько молодых офицеров там сгинули, а остальные никого и ничего не видели. Даже в голову не пришло никому, что это люди, живые, да ещё и свои. А этого, - он кивнул на особняк. - Я даже менталисту знакомому показывал. У него для Службы талант неподходящий, в госпитале работает, с сумасшедшими. Так вот, в голову этому Домлеву мой приятель влезть не смог, но точно уверен, что поступки свои этот урод осознаёт полностью, и голова у него вполне здоровая. Так что ему однозначно вышка светит. Да давно б уже расстреляли, если бы не эта катавасия с документами.
   - А что не так с документами-то? Зачем меня вообще вызвали сюда?
   - Бомбёжки, - вздохнул следователь. - Архив утерян, где его дело лежало... не то весь, не то частично. Я так понимаю, что, скорее всего, документы-то уцелели, просто найти их - дело отнюдь не одной недели. А хочется поскорее уже покончить с этим. Можно было бы и без имени прекрасно расстрелять, но это непорядок; тем более, что вы его опознать можете. Сами же согласились. Хотя, если передумали, я пойму.
   - Нет, что вы, не передумал. Даже к лучшему, что доведётся на него, такого, посмотреть. Любое дело надо доводить до конца, я так считаю. А раз уж Веха свела меня с этим человеком, значит, нужно сделать всё, что от меня требуется.
   - Вам решать, - кивнул Чернобор. - Ладно, что зря время тянуть, пойдёмте внутрь. Да и холодно.
   На входе охранник выдал нам с фельдшером заранее приготовленные пропуска, и вслед за Садурским мы неспешной процессией двинулись по унылым пустым коридорам. Стены коридоров этих были небрежно выкрашены какой-то грязно-жёлтой краской, причём, судя по её состоянию, давно и второпях. Угрюмый вид усугублялся тёмными высокими потолками, потёртым и облезлым паркетом и высокими окнами, стёкла в которых кое-где были собраны из кусков, а кое-где вовсе заменены кусками фанеры.
   - Вид неважный, да всё никак с ремонтом не соберёмся, - извиняющимся тоном обратился к нам следователь. Кажется, ему было неловко за столь невзрачный вид родных стен. - После Гражданской тут совсем Чернух знает что было, стены вон кое-как замазали, да и ладно. А потом только собрались, средства выделили, так война началась. Понятное дело, не до ремонтов стало.
   - Ну, не так уж всё и плохо, - усмехнулся фельдшер. - Оно как-то подсознательно ожидается, что в таком месте вот именно так угрюмо и мрачно всё должно быть, так что, наверное, судьба. Хотя работать, конечно, неприятно.
   Вот так, перебрасываясь короткими фразами, мы спустились в подвал. Вернее, разговаривали-то больше Исавий с Чернобором Савельичем, а я был сосредоточен на процессе перемещения. Мало того, что устал с непривычки очень быстро, так ещё нога разболелась немилосердно, и в боку начало монотонно ныть. Под конец даже закралась грешная мысль, что надо было отказаться от этой треклятой очной ставки, и подождать, пока совсем оклемаюсь.
   - Ну, вот мы, наконец, пришли, - сообщил Садурский, останавливаясь возле тяжёлой двери, покрытой рунами, перед которой за столом со скучающим видом что-то писал в тетради молодой сотрудник милиции в форме с нашивками сержанта. - Как наш постоялец? - насмешливо поинтересовался Чернобор Савельич у охранника.
   - Да, куда он из клетки денется, - отмахнулся тот. - Сидит, голубчик. Смирный уже стал после того раза.
   - После какого? - опередил меня с вопросом любопытный фельдшер.
   - Да тут комната у нас особая, для содержания чародеев. С защитой, - охотно пояснил следователь. - Так эта сволочь посчитала себя умнее всех, сбежать попыталась, как оклемалась. Ну, его и приложило защитой так, что пришлось целителей по второму кругу вызывать. Больше не озорует, - желчно усмехнулся он. - Ну, готовы?
   - Всегда готов, - вздохнул я, хотя особой готовности общаться с Домлевым уже не имел.
   Низкая комната без окон, примерно три на три сажени, раньше, вероятно, служившая погребом, освещалась тусклым пыльным плафоном над дверью. Здесь было прохладно, но сухо. Помещение разделялось на две части едва заметной мерцающей магической завесой, продублированной ярко-красной чертой по полу, стенам, и даже потолку. Меньшая часть комнаты, та, что у двери, предназначалась, видимо, для посетителей. С одной стороны от двери стоял письменный стол с выключенной настольной лампой, с другой - несколько стульев в ряд.
   Большая же половина, служившая апартаментами заключённому, из мебели имела каменное кресло в центре, возле самой завесы, тоже покрытое рунами, в одном углу - унитаз, в другом - двухэтажные нары. Собственно, на этом скудная обстановка и заканчивалась.
   - Заключённый, займите кресло для допросов, - нейтральным тоном обратился к лежащему на верхних нарах человеку Чернобор Савельич. - Присаживайтесь, присаживайтесь, вам и так тяжело, - обратился он ко мне. Возражать я не стал, и, поддерживаемый фельдшером, тяжело опустился на один из стульев для посетителей. Исавий плюхнулся рядом, Садурский занял место за столом, выложив на него из тощего портфеля несколько листков бумаги, ручку и чернильницу, добытую в недрах стола. - Заключённый, займите кресло для допросов и не заставляйте меня прибегать к силовым мерам, - повторил своё распоряжение следователь всё тем же безликим голосом. Наверное, не так-то легко давалось ему это спокойствие.
   - А силовые методы - это какие? - полюбопытствовал фельдшер.
   - Тоже свойство защиты, наложенной на комнату, - спокойно пояснил следователь. - Когда кто-то пересекает вот эту черту на полу, красную, то заключённый насильно этой самой защитой водружается в кресло. В это время она управляет его телом, что чревато всевозможными травмами от растяжений до переломов и повреждения внутренних органов. Просто под параметры каждого конкретного человека подобные управляющие контуры надо отдельно подстраивать, а кому здесь надо занимать ценного специалиста подобными мелочами? Приличные люди тут не сидят, а тех, что сидят, жалеть некому, - он безразлично пожал плечами. На последнее заявление добродушный Исавий укоризненно покачал головой, но от комментариев благополучно воздержался.
   Тем временем обитатель камеры решил послушаться следователя. Он завозился на койке, и принялся неловко спускаться. Следователь не торопил, наблюдая за естественным ходом событий. Впрочем, вряд ли у заключённого получилось бы проделывать эти операции быстрее: у него по самое плечо отсутствовала правая рука, да и на правую ногу он явно избегал наступать. Кряхтя и покашливая, он спустился и доковылял до кресла, на которое с трудом опустился, опираясь на руку, и я сумел, наконец, разглядеть его.
   - Вам, наверное, трудно его узнать, - спокойно обратился ко мне Садурский.
   - Нет, отчего же, - я пожал плечами, пристально разглядывая лицо заключённого. Тот отвечал мне угрюмым, тяжёлым взглядом.
   Не знаю уж, я это постарался, или прибывшая подмога, но пострадал Домлев очень сильно. Он лишился руки, глаза, да и вся правая половина лица была покрыта шрамами. Его действительно довольно трудно было бы узнать теперь. И даже, скорее, не из-за увечий, а из-за гадкого выражения крысиной злобы, искажавшего лицо куда сильнее шрамов.
   - Итак, приступим. Товарищ гвардии обермастер Илан Олеевич Стахов, знаком ли вам заключённый?
   - Да, - кивнул я, разглядывая через мерцающую стену бандитского атамана и тщетно пытаясь найти в его чертах черты своего покойного сослуживца. - Это гвардии капитан Косарь Селемирович Домлев, числящийся среди погибших при обороне Приасска 17 ноября 1909 года.
   - Заключённый, подтверждаете ли вы это? - Садурский вопросительно посмотрел на Домлева.
   - Жив всё-таки, сука, - процедил сквозь зубы, с ненавистью глядя на меня, капитан. - Чуть-чуть я тебя не достал, на пару секунд не успел, [цензура] такую прищучить, - он скрипнул зубами и тяжело, надрывно закашлялся.
   - Подтверждает, - мрачно хмыкнул себе под нос фельдшер, глядевший на заключённого со смесью гадливости, брезгливой жалости и разочарования. Видимо, он ожидал от грозного атамана чего-то большего.
   - Где вы видели этого человека последний раз? - деловым тоном обратился ко мне заметно повеселевший следователь. Самая главная формальность была улажена, и он со спокойной душой мог уже передавать дело в суд, но всё-таки решил довести процедуру до логического конца. Я ответил на этот вопрос, на несколько следующих, подписал всё, что требовалось. В общем, вся эта очная ставка продлилась от силы минут десять.
   - Чернобор Савельич, можно мне с ним поговорить? - неожиданно даже для себя попросил я, когда все уже собрались на выход, и Исавий помог мне подняться на ноги. - Наедине.
   - Не вижу причин отказывать, - развёл руками следователь, впрочем, явно недоумевая. - Пойдёмте, Исавий. Если что, мы за дверью, - предупредил он, и оба вышли.
   Мы несколько секунд помолчали. Я всё никак не мог понять, зачем попросил этого разговора, и о чём вообще можно было разговаривать с этим человеком.
   Нас с детства учат, что все люди хорошие, просто некоторые запутываются в жизни, и отсюда получаются все беды. Не со зла, просто от неумения понять, что хорошо, а что - плохо. Я в неопровержимость этого утверждения верил, может, только в детстве. Может, действительно именно маленькие дети - все без исключения хорошие, а потом они растут, и своё дело делает окружение и воспитание.
   Нет, это всё не о том. Это процесс постепенный, а вот как могло получиться, что настоящий, хороший человек, офицер в лучшем смысле этого слова превратился в подобную падаль? Вдруг, разом, без каких-то внятных причин и переломов...
   Наверное, именно этот вопрос не давал мне покоя, и именно он стал причиной этой нашей последней встречи.
   - Как же ты в такое превратился, капитан? - наконец, нарушил я молчание.
   - Твоими стараниями, - захихикал он, и сразу же вновь закашлялся. - Руку ты мне сжёг, лёгкие сжёг, пол лица сжёг, без ноги чуть не оставил, [цензура].
   - Ты же был человеком, капитан. Настоящим, - я проигнорировал это высказывание, продолжая разглядывать изуродованное лицо. - Когда же ты в тварь такую превратиться успел? Домлев, ты же мне другом был, спину мне прикрывал, вместе в окопах мёрзли, вместе жизнью рисковали...
   - Другом? - он сплюнул под ноги, тяжело поднялся с кресла и подошёл вплотную к разделявшей нас почти невидимой стене. - Как же я тебя ненавижу, Стахов. Тебя, всех дураков, тебе подобных. Всю жизнь я вас ненавижу, слова ваши эти правильные, про смерть за родину, про героев и мучеников революции. Либо брехня, либо дураки, вроде тебя, что её за чистую монету принимают. Я сначала не верил, что вы правда такие есть, а потом как на тебя посмотрел... смешно сначала было. А потом... Бараны вы жертвенные, твари тупые. А я не хочу на закланье идти, я жить хочу вдосталь, в достатке, как князья жили, как родители мои жили, и я бы жил, если б не вы, такие вот правильные, [цензура] [цензура]! Из-за которых я всё детство в детдоме - впроголодь, в учебке - впроголодь, на службе - как батрак какой-то, с утра до ночи, на войне - в окопах этих грязных, среди солдат вшивых и вас, [цензура]! И я хорошо пожил в эти годы, пока вы там подыхали за своё светлое будущее и идеалы! Об одном жалею, что сдохну, а даже тебя с собой не прихвачу! - он ещё раз сплюнул под ноги и, кашляя, поплёлся в сторону нар. Я смотрел, как он вскарабкался по необструганной занозистой лестнице и завалился в койку, не глядя больше в мою сторону. Потом ещё несколько секунд я стоял в полной тишине, разглядывая руны на кресле и красную черту на полу. Молча развернулся и навалился на дверь плечом, открывая. Её тут же подхватили с обратной стороны, помогая мне выйти в коридор.
   По молчаливому согласию больше мы темы Домлева не касались; вероятнее всего, из-за меня. Ни со следователем, провожавшим нас до выхода, ни с фельдшером, хотя последнему, кажется, и было любопытно.
   Исавий же сопроводил меня до палаты, помог раздеться, улечься, собственноручно сменил повязки и оставил отдыхать. А я ещё долго в тот вечер лежал, бездумно глядя в белый потолок. Мне не было ни гадко, ни тошно, ни больно; слова покойного сослуживца не задели, да и ожидал я в глубине души именно чего-то подобного. Просто внутри было совершенно пусто и очень хотелось напиться вдрабадан.
   Вернувшаяся из командировки Явлена Лихеевна, конечно, здорово сердилась, но досталось, в основном, главврачу; по мнению этой святой женщины с нас, бестолковых больных, взятки гладки, потому как мы мужчины и герои на всю голову, а он вроде как специалист и профессионал. Впрочем, обнаружив, что на состоянии пациента, то есть меня, несанкционированная прогулка негативно не сказалась, смилостивилась. В госпитале я пролежал ещё два с лишним месяца: с проклятьем моим всё-таки разобрались, а то и полгода прожил бы.
  
  -- Встреча седьмая. Отшельник.

Время встречи - 25 февраля 1912 года. Место действия - Приасский край.

"Так и будешь идти по краю

между адом земным и раем,

между теми, кто жил, кто снится,

путать лица!"

   Последние несколько дней меня не покидало ощущение, что везение моё осталось где-то за пределами родного края. Ничем иным объяснить своё нынешнее положение я не мог.
   Едва только выписался из госпиталя, и - пожалуйста, опять нашёл приключение. Забрёл в болото, которое по непонятным причинам не спешило замерзать, несмотря на суровые морозы. Может, где-то били горячие ключи, может - здешние жители принципиально не желали засыпать, кто разберёт? Холод мне не страшен, сырость - тоже, да и увязнуть риск минимальный. Но удовольствие весьма сомнительное, а скорость передвижения - в час по чайной ложке, потому как двигаться приходится осторожно, расходуя много сил, часто отдыхать. В общем, за вчерашний день я преодолел, в лучшем случае, пару вёрст, сегодня предстояла вторая ночёвка на болоте, и конца-края этому безобразию не виделось.
   Остановившись перекурить на небольшом островке, я присел на торчащую корягу, мрачно разглядывая поднимающийся вокруг желтоватый туман. Здесь было сыро, холодно и мрачно; болото вообще не слишком гостеприимное место, а уж в такую погоду...
   - Здравствуй, чародей, - раздался сбоку тихий женский голос. Я вздрогнул от неожиданности и рывком обернулся. В полутора саженях от меня по колено в воде стояла типичная кикимора, она же болотная русалка: нечисть, имеющая облик молодой красивой девушки, недавно утонувшей - синие тени под глазами, спутанные волосы ниже пояса с клочьями тины, простая полотняная рубаха ниже колен. Кикиморы - нечисть не слишком дружелюбная, но и совсем уж агрессивными их назвать нельзя, хотя экземпляры попадаются разные. Притопить случайного путника, конечно, могут, особенно если тот пьяный, но не злоупотребляют. Опять же, это ещё доказать надо, кикимора ему помогла, или сам оступился. Болото - штука коварная.
   Одно объединяет всех без исключения представительниц этого вида: они очень редко идут на контакт с людьми, тем более - вот так, в открытую.
   - И тебе не хворать, - машинально откликнулся я, с любопытством разглядывая нечисть - раньше мне с ними встречаться не доводилось. - Какими судьбами? - миролюбиво поинтересовался я. Запутать меня она не сможет, - чай, не леший, а существо куда более слабое, - силой навредить - тоже, так почему бы и не поговорить? Тем более, она здесь явно совсем не для вредительства.
   - Я присяду? - проигнорировав вопрос, она медленно подошла к островку и, не дожидаясь ответа, присела на сырую стылую землю не так, чтобы рядом, но и недалеко. - Послушай, чародей, - медленно и как бы нерешительно начала она, не глядя на меня. - Ты здесь зачем?
   - Честно говоря, просто проходил мимо и немного заблудился. Я тебе мешаю? - кикимора чем дальше, тем сильнее меня удивляла. Поведение её можно было назвать, мягко говоря, странным, а причин его я и предположить не мог.
   - Домой идёшь? - и вновь она будто не услышала моего вопроса. Я уже хотел возмутиться, но вдруг понял, почему она вот так игнорирует мои слова, хотя вроде бы сама начала разговор. Кикимора стеснялась. Совершенно по-женски, по-человечески, мялась и не знала, как приступить к интересующей её теме.
   - Домой. Что случилось? Беда какая-нибудь? - не выдержал я. Она только потупилась и кивнула. - Какая?
   А дальше случилось совсем уж невероятное. Кикимора шмыгнула носом и подняла на меня полные слёз глаза.
   - Помоги нам, пожалуйста! Сил никаких больше нет! - она снова всхлипнула. - Житья никакого не стало, с тех пор как он тут!
   - Кто - он? - машинально уточнил я. Где такое видано, чтобы нечисть у людей вот так, по своему почину, помощи просила? Да ещё в слезах?!
   - Мертвец окаянный, - вздохнула она. - Уснуть не даёт, сестёр моих перевёл, бочажников, водяников, - всех. Нас, кикимор, три дюжины на этом болоте было, теперь только пятеро осталось. Как поселился тут, так и житья нам не стало! А мы против него что? Тьфу!
   - Покажешь, где он? - не задавая лишних вопросов, я поднялся на ноги, отряхивая шинель.
   В общем, проблема явно по моему профилю; мертвец, не дающий покоя болотной нечисти - наверняка доманский офицер, больше просто некому. А вот что за офицер... С моим везением вообще и последнее время в частности, это должен быть лич. Причём старый, опытный и сильный. В возне с нечистью резон у него может быть только один, исследовательское любопытство. То ли они ему тут мешают в чём-то, то ли именно они и заинтересовали; насколько я знаю, наша нечисть всегда представляла огромный интерес для этой братии. Даже, пожалуй, больший, чем стихийная магия. Свою-то нечисть крестопоклонники извели под корень, если кто и остался - в самой глуши, старательно прячущийся от людей. А наши лешие, болотники, водяники и прочие в своих вотчинах хозяева, и их присутствие стало для доманцев большим и неприятным сюрпризом: природные духи крайне негативно восприняли появление ходячих мертвецов, и оказали нешуточное сопротивление.
   - Пойдём, - кивнула она. - Здесь не очень далеко. Только вот... - она явно замялась и окончательно смутилась.
   - Договаривай, не бойся. Я уже согласился помочь, и лучше, если я буду знать все подробности. Меньше сюрпризов - больше вероятность, что я справлюсь с вашей проблемой.
   - Я не смогу тебя до конца проводить. Моё место в болоте, а он на суше.
   - То есть? На окраине?
   - Нет. Мы сейчас почти в сердце болота; неподалёку есть большой остров, там людская деревня. Вот в ней он и прячется. Нам туда ходу нет, а лешего там своего не имеется, и вообще больше никого из наших. А он ещё и круг какой-то чародейский сделал, или что-то вроде того. Я не знаю, что это, но идти страшно - так одна из моих сестёр погибла, давно ещё, в самом начале. Она переступила черту, и обратилась в пыль, - она снова всхлипнула.
   - Постой, постой, - опомнился я. - Какая ещё деревня? Не должно здесь ничего быть, - я не слишком хорошо помнил карту местности - помнил бы, не забрёл в болото. Но вот тот факт, что Желтушкина топь простирается на многие вёрсты без каких-либо поселений, я знал совершенно точно. Потому и окончательно загрустил, сообразив, куда попал. В обход болот пешком было бы дольше, даже с учётом неторопливости моего продвижения. Но то пешком! А после давешней метели, в которой я, собственно, и заблудился, дороги небось уже расчистили, и был шанс найти какую-нибудь попутку.
   - Да она тут давно уже, - пожала плечами утопленница. - Желтушки называется.
   Чернушина какая-то. Место, конечно, глухое, гиблое; но не до такой же степени, чтобы потерять целую деревню!
   Могло случиться так, что эту деревню кикимора выдумала, чтобы заманить меня... куда-то. Но это только теоретически могло, на практике - зачем ей такие сложности? Чтобы со мной справиться, нужно существенно больше её сородичей, да и то я в это время должен спать - болотные русалки существа слабые, и сжечь их ничего не стоит. Любые серьёзные боевые чары, и без разницы, десяток их был, или сотня.
   Нет, кикиморе я сейчас верил. Проще поверить в то, что она решилась попросить о помощи, нежели в то, что оная просьба - хитрый и коварный план. Духи существа простые и прямолинейные, это же не люди.
   Стало быть, в глухой, забытой людьми и богами деревушке на болотах поселился опытный доманский офицер и ставит эксперименты над местными жителями. И это всё почти через год после победы. Звучит жутковато, но правдоподобно.
   - А что с людьми? - подал я голос. - Их он тоже убивает?
   - Не могу сказать, - замешкавшись с ответом, кикимора покачала головой. - Самим нам знать неоткуда, а они нас очень боятся, и разговаривать не станут. Мы уж и так попрятались кто куда, чтобы только людям на глаза не попадаться, - она вновь шмыгнула носом.
   - А можно ли сказать, что этот ходячий мертвец людей от вас защищает?
   - Да ну, с чего бы? - удивлённо отмахнулась моя спутница.
   - А всё-таки, подумай. Не было такого, чтобы кто-то из ваших погибал, как только кто-нибудь попадался на глаза людям?
   На этот раз она задумалась надолго; я не прерывал. Кикимора сосредоточенно хмурилась, водила перед лицом руками, что-то бормотала.
   - Знаешь, а ведь и верно! - наконец, проговорила утопленница, поднимая на меня удивлённый взгляд. - По всему выходит, что так. А я как-то и внимания не обращала! Стоило только кому-то перед людьми мелькнуть, так обязательно потом кто-то пропадал. Не всегда тот, кого видели.
   - Так. А до появления этого мертвеца как люди в деревне к вам относились? - картина происходящего складывалась настолько странная, что я всё никак не мог начать воспринимать происходящее всерьёз. Да и вообще, волей-неволей хочется помянуть незлым тихим словом Озерского, обозначившего во мне особый талант влипать в самые серьёзные неприятности. За полгода - уже третья загадочная деревня, скажешь кому - решат, байки травлю. Не бывает такого, чтобы всё и сразу, да на одного человека. Одного Кривого Озера хватило бы на пятерых! Может, это мне Веха выдаёт скопом всё, что недодала в войну?
   - Да они странные какие-то, - пожала плечами кикимора. - На окраинах болота тоже деревеньки есть, доводилось бывать неподалёку; так тамошние жители к нам, конечно, без тепла относятся, побаиваются, но не более того. А эти в болота выходили - как к злейшим врагам. Мы их уж и не трогали почти, и старались на глаза поменьше попадаться. А то они как нас завидят, так дёру, и солью за спину кидают. Говорят, люди думают, что это нас отпугивает. Правда, али брешут?
   - Кто говорит? - уточнил я.
   - Наши, - туманно откликнулась кикимора.
   - Ну, есть такое суеверие, - я хмыкнул. - Старое и дремучее. Но обычно люди прекрасно понимают, что с вами можно и договориться более-менее мирно. А давно они так? Ну, не как все себя ведут.
   - Сколько я себя помню, кажется.
   - А сколько ты себя помнишь?
   - Мне много зим, - несколько смутилась она. - Только я так далеко считать не умею, да и не помню.
   - А то время, когда боги на земле жили, застала? - вспомнил я единственный ориентир, который даже природному духу забыть тяжело.
   - Нет, что ты. Про то время только бочажники помнят, они давно живут, не родятся и не умирают. Но я помню, когда таких, как ты, богатырями называли, и сила у них не такая страшная была, как твоя. Да и краше они были; а ты что-то тоненький уж больно, - ностальгически вздохнула на диво разговорчивая кикимора. - Вся стать, верно, в силу и ушла.
   Я неопределённо хмыкнул. Богатырей она застала! Лет триста кикиморе, а то и побольше.
   Получается, вот уже три сотни лет, а то и дольше, в этом болоте есть деревня, оторванная от окружающего мира, о которой он и думать забыл? Интересно.
   До деревни от места нашей с кикиморой встречи было сравнительно недалеко. Утопленница остановилась на какой-то крупной кочке, из которой торчало две корявых ёлочки, отчаянно цепляющихся за жизнь, и махнула рукой вперёд.
   - Вот там деревня. Видишь, плетень покосившийся? Тут уже болото заканчивается, земля почти сухая. А перед плетнём в сажени или двух граница и проходит. Разберёшься с нежитью, чародей?
   - Сделаю всё, что в моих силах, - привычно ответил я. Кикимора кивнула и - ап! - провалилась на том месте, на котором стояла, сквозь землю, и след простыл.
   Притаившись за ёлочками, я вглядывался в смутно угадывающиеся за желтым туманом силуэты. Плетень я разглядел, даже будто бы различил человеческую фигуру, вдоль него бредущую. Правда, с какой стороны подступиться к вставшей передо мной задаче, я не знал. Что идти в лоб нельзя, это очевидно. Даже если бы не было доманца, местные вряд ли были бы рады явлению странного постороннего человека, принимая во внимание их оторванность от мира. Кто знает, за кого они меня примут? За нечисть какую-то, минимум.
   Впрочем, если бы не было нежити, мне бы тут и делать-то нечего было. Пришёл бы в ближайший нормальный город за болотом, написал бы соответствующую докладную записку в ту же Службу, или в местную милицию, или в комендатуру зашёл, ещё проще, и забыл об этой деревне. А нежить существенно осложняет жизнь.
   - Эй, огневик! - вдруг раздался зычный голос с характерным акцентом со стороны плетня. - Иди сюда, не обижу!
   - Уж лучше вы к нам, - не растерялся я и принялся прогреваться. Сигнальная сеть у него какая-то тут была, что ли? Которую я не заметил. Или возмущения магического поля засёк; я ж так и шёл, закрытый заклинанием, чтобы не намокнуть. - А уж я тебя встречу, - пробормотал я себе под нос.
   Несколько секунд стояла тишина, потом тот же голос ответил:
   - Не доверяешь, стало быть? Да, я бы тоже не доверял. В общем, так. Клянусь, что ни я, ни кто-то из обитателей этой деревни, ни по моей, ни по своей инициативе не причинит тебе никакого вреда, не будет чинить препятствий к твоему свободному перемещению по деревне, по болотам и в выходе за их пределы. Силой своей клянусь. И бессмертием.
   Я, было, собрался ответить ему в издевательском тоне, но не успел; со стороны деревни сверкнула яркая вспышка, а по небу прокатился раскат грома. Вот это номер. Клятву доманского офицера приняли наши боги?!
   - Ну, что ты мнёшься, как девица красная? А, да ладно, стой где стоишь, сейчас сам подойду, - крикнул мой невидимый собеседник, пока я раздумывал. Я окончательно растерялся: события развивались по крайне неожиданному сценарию. Лучше всё-таки не торопить их, и подождать.
   Постепенно я разглядел открыто приближающегося человека; вернее, не-мёртвого, характерной силой от него тянуло издалека. Он ворчал что-то себе под нос, ругался, прыгая с кочки на кочку и придирчиво выбирая тропу. Не ошибся с кочкой, к сожалению, ни разу.
   Пока незнакомец добрался до островка, на котором я стоял, я успел разглядеть его сквозь туман, который здесь, возле деревни, был ощутимо реже.
   Щеголеватые офицерские сапоги из состава формы СС, весьма поношенные, за которыми явно тщательно ухаживали, настолько дико сочетались с портками и косовороткой из домотканого полотна, что у меня руки опустились при виде этой картины. Над тканевой повязкой, закрывающей глаза, торчал белобрысый лохматый чуб. Уже почти добравшись до меня, он вдруг остановился, ругнулся на родном языке и принялся снимать повязку. Разобравшись с ней, сделал оставшиеся несколько шагов и с удовольствием ступил на сухую землю.
   - Мешается, - пожаловался он, кивнув на повязку. - А без неё от меня люди шарахаются. Правда, они и с ней шарахаются, но без фанатизма. Ну, да их можно понять. Вот ты, кадровый офицер, и то спокойно смотреть не можешь, что с них-то взять? - лич пожал плечами. На вид ему было лет двадцать, вряд ли больше, и при жизни это был весьма обаятельный паренёк с живой улыбкой, но характерный зелёный светящийся дымок в пустых глазницах существенно портил картину. - Генрих Карл Фельдштейн, заочно приговорённый к развоплощению за дезертирство, - с улыбкой отрапортовал он, протягивая правую ладонь. Я растерянно ответил на рукопожатие. Такого сюжета я точно не подозревал.
   - Илан Стахов, гвардии обермастер.
   Он присвистнул.
   - Вот это птицу ко мне занесло! Ты не подумай чего, Илан, - вдруг виновато пожал плечами он. - Я давно дезертировал, ещё когда наступали во всю. Я ж не военный, я по научной части; это мне для порядка чин дали. Пойдём, посидим, поговорим нормально, что мы как эти две ёлки посреди болота? - не выдержал он. - Да что ты, боишься что ли? Я вроде старался клятву так давать, чтобы не докопался.
   - Не боюсь, неожиданно просто, - честно признался я, пристально разглядывая лича. - А вот тебе не страшно? Я же клятву не давал.
   - А ты и не сможешь мне тут ничего сделать, - фыркнул он. - Я тут охранную систему полгода строил.
   - И где она? - полюбопытствовал я. Интересно, он блефует, или действительно я что-то не вижу? С другой стороны, зачем ему врать, в случае чего я ведь всё равно попробую.
   - Везде, - беспечно пожал плечами лич. - В воздухе, в болоте. Дело, конечно, трудное, но надёжное.
   - Что-то не очень его ваши применяли.
   - А это потому что я дезертировал, - рассмеялся он. Общаясь с этим не-мёртвым, приходилось постоянно себе напоминать о его природе. Он настолько не походил на абсолютно всю нежить, виденную мной ранее, что от этого становилось неуютно. - Моя личная разработка, я её тогда только начинал.
   - А почему ты дезертировал? - полюбопытствовал я.
   - Не люблю я всю эту военщину, - поморщился лич. - Когда войны нет ещё ничего, форма красивая, порядок опять же. А тут... Я когда посмотрел, что эти твари немёртвые делают, не поверишь - запил! На неделю в запой ушёл, хотя вроде до этого не употреблял. А как протрезвел, понял, что находиться среди них больше не могу, и сбежал. Поначалу, конечно, трудно было; а потом повезло, сюда занесло. Я тут спокойно свои разработки все и закончил.
   Мы добрались до плетня, над которым гроздью нависали жители деревни, шушукаясь и подозрительно глядя на меня.
   - Это свой, - махнул рукой Генрих. - Мой личный друг, так что прошу любить и жаловать!
   Его словам поверили безоговорочно, как гласу богов. Это было видно; не разошлись, послушавшись старшего, а действительно тут же успокоились и принялись разбредаться, практически потеряв ко мне интерес. Некоторые только с любопытством оглядывались.
   - Как они тебя слушаются...
   - Они решили, что я их новый барин, - вздохнул лич. - Я поначалу растерялся и согласился - напуган был, думал, сгину в этом болоте. А потом как-то поздно было переубеждать. Странные они; уверены, что болото - это весь мир, и только одна их деревня и существует. А меня боги послали. Вообще, у них барин - посланник богов, по определению. Я пытался хотя бы объяснить, что мир куда больше, но они только кивают и улыбаются сочувственно. В общем, думаю, как бы их вернуть безболезненно в нормальный мир, но пока толку нет - психолог из меня плохой, психиатр - тем более. Подучился бы, да какие тут книги? Вот так и сижу. Если основные новости ещё получается через не-мёртвых разведчиков узнавать, то книжки найти им поручать глупо. А серьёзную нежить мигом засекут. Был прецедент, спалили на месте; причём сами деревенские. Сеть, серебряные пули, и солярки полведра. Решил больше не пытаться: не думаю, что там, за болотом, мне обрадуются.
   - Ты очень странный лич, - хмыкнул я, всё больше теряясь в происходящем.
   - А, ты всё-таки заметил! - искренне обрадовался он. - Я над этой разработкой долго бился, полжизни посвятил. Но привязку души всё-таки сумел сделать. Конечно, ощущения совсем нечеловеческие, да и прочих неприятностей полно. Но, главное, личность моя, почти как была, и ощущения эти - есть! Сорок лет думал над схемой. Только три года как решился - думаю, уж если не получится, тогда не получится, а то глупо помирать от старости, имея шанс на бессмертие и не попытавшись им воспользоваться. Ох, ты даже не представляешь, как я рад, что ты сюда забрёл, - он с довольной улыбкой плюхнулся на скамью у печи в просторной чистой избе, даже, скорее, тереме. - Люди тут, конечно, хорошие, добрые, но им я даже этого рассказать не могу - не поймут. И вдвойне повезло, что ты человек вменяемый, не бросаешься на меня сразу с кулаками.
   - Просто встреча больно неожиданная, - я не удержался от улыбки. - Я-то готовился к драке.
   - А ты, кстати, не голодный? - всполошился он. - Давно гостей не принимал, уже и забыл, как это делается, - лич виновато пожал плечами.
   - Не особо. Поговорить пока интереснее, - честно признался я. И, опомнившись, поднялся со скамьи и принялся расстёгивать шинель. - И что же, до тебя никто за всю войну не добрался? Даже случайно? - всё, что говорил этот странный лич, было настолько неправдоподобно, что легко могло оказаться правдой. Но привычка не верить нежити на слово въелась в меня прочно, и отказываться от неё я не собирался, насколько необычной ни была ситуация.
   - Ну, почему же, - поморщившись, нехотя отозвался доманец. - Было дело. Один офицер приходил, молодой, с небольшой группой. Только разговаривать он не стал, пришлось обороняться; я тогда более нервный был, потому что ещё до перерождения дело было, так что убил всех. Как-то до нас раненый добрёл, но помочь ему уже не получилось. Пара бойцов, как меня увидели, так и ломанулись в болота; видимо, сгинули по дороге. В общем, добредать-то добредали, но за всё время было человек десять, и никто из них не выжил, - виновато вздохнул лич. - Я же говорю, ты первый, кто пошёл на контакт. Так что живу я тут скучно, если не считать местной нечисти. Заразы, совсем распоясались. Заняться бы ими плотно, только как их искать, непонятно.
   - Кстати, я же сюда именно по этому вопросу шёл, - вспомнил я.
   - Да? - он обрадовался. - То есть, ты мне поможешь? И ты наверняка знаешь, как с ними бороться!
   - Знать-то я знаю, - задумчиво протянул я, пытаясь сформулировать, как бы подоходчивее объяснить доманцу истинную причину моего появления и положение вещей в окружающем мире. - Только я не тебе помогать шёл.
   - В смысле? - искренне удивился не-мёртвый.
   - Жалуются на тебя, - я хмыкнул. - Говорят, совсем жизни не даёшь, со свету сживаешь.
   - Погоди, кто жалуется? Нечисть?! - он растерянно затряс головой.
   - Именно, - я не удержался от улыбки - уж очень потешно выглядела растерянность на лице нежити. - Понимаешь, у нас нечисть - это такие же полноправные жители. Конечно, это не отражено в законодательстве, но это очень точно знает любой жрец, и, соответственно, вообще любой росич. Они все - духи природы, играющие в её жизни очень важную роль. Никто в здравом уме не будет бороться с лешим или водяным; не потому, что не справится, а потому, что не пожелает вызвать на себя гнев богов. Это притом, что появление мысли о подобной борьбе само по себе уже отклонение. Обычные люди, особенно деревенские, испытывают к духам настороженное уважение, опасаются прогневать, но не боятся; куда сильнее боятся людей без тени вроде меня. А к неразумной нечисти, вроде вурдалаков, относятся точно так же, как к обычным животным. Зачем ты их вообще так активно травить-то начал?
   - Да как-то... - растерянно пробормотал он. - Я и подумать не мог, что всё так обстоит. У нас нечисть - зло по определению. Неужели с ними можно вот так сосуществовать?
   - Можно. Только у вас это не принято, - я пожал плечами.
   - Но местные совсем не возражали, - лич выглядел подавленным. Кажется, он всерьёз расстроился.
   - Они же свято уверены, что болото бесконечно, и за его пределами нет ничего. Логично, что они и болотных духов воспринимают как врагов.
   В конце концов мне всё-таки удалось убедить доманца, что он неправ. Да он не очень-то и спорил, просто в его голове никак не хотела укладываться мысль о возможности взаимовыгодного сосуществования с духами. В итоге, не выдержав, я всё-таки познакомил его с домовым (живущим, между прочим, в этом же доме), который удивительно легко терпел тот факт, что единственным обитателем избы является не-мёртвый. И даже сводил на болото, где сумел дозваться взывавшей ко мне о помощи кикиморы и познакомить их. Существование болотной русалки окончательно ввергло Генриха в уныние: безусловно живое существо, в которое превратилась совершенно точно мёртвая утонувшая девушка, в картину мира опытного некроманта совсем не укладывалось. Вот если бы кикимора была нежитью, тогда для него всё бы встало на свои места, а тут...
   В общем, когда я после ужина (который, к слову, хозяин с видимым удовольствием разделил со мной) уходил спать в предоставленную мне комнату, местный барин остался сидеть у окна в глубокой задумчивости.
  
   - Товарищ гвардии обермастер, вызывали?
   - А, Стахов, заходи, только тебя и ждём, присаживайся.
   В штабной палатке было трое. Гвардии полковник Сармат Олеевич Беклей, командир нашего полка, старший офицер и мой прямой начальник - Правель Лихеевич Глыбня, - и незнакомый мне чернявый гладко выбритый тип лет тридцати в командирской форме без знаков различия, глядящий с недобрым прищуром, будто в прицел. Все трое сидели за столом с жестяными кружками, исходящими паром; видимо, вопрос первостепенной важности, ради которого меня вызвали, решался за чаем.
   - Знакомься вот, Илан Иланович, товарищ командир из дружественных частей. А это - гвардии подмастерье Стахов, про которого я говорил, - представил нас Глыбня. Я чуть было не присел мимо стула. Это ж кто и из каких таких частей нас почтил своим присутствием, если даже его звание не называют? Да и имя, надо понимать, не настоящее. Но протянутую руку я пожал и никаких вопросов предусмотрительно не задал. Многое знание - многое горе. Пословица как раз для подобной ситуации.
   - Значит, так, Илан, - как только я сел, обратился ко мне Сармат Олеевич, пристально глядя сквозь свои узкие очки. Старый лис был подчёркнуто серьёзен и собран; и уже одно это настраивало на проявление максимального внимания. - Не люблю ходить вокруг да около, поэтому - сразу к делу. Ты прекрасно знаешь, что наш полк сейчас в довольно неприятной ситуации. Точнее говоря, в окружении. Окружение будет прорвано, но не сиюминутно; нужно, по меньшей мере, несколько дней. Ты - самый опытный огневик в полку, Глыбня не даст соврать. Возможности вызвать подкрепление телепортом у нас нет, так что здесь и сейчас ты - самая эффективная боевая единица. Не коси недоверчиво, что я тебе, девица влюблённая, комплименты расточать? Это объективный факт, - на последней фразе он посмотрел уже на командира без знаков различия. Судя по всему, всё сказанное касалось и его.
   Тот, кого назвали Иланом Илановичем, посмотрел вопросительно на обоих командующих полка по очереди. Дождался кивков от обоих и перевёл взгляд на меня. Некоторое время пристально разглядывал, мне даже стало неуютно. Потом прикрыл глаза и кивнул каким-то своим мыслям. Немного отодвинулся от стола, на который опирался обоими локтями, и достал из кармана небольшую карту, набросанную на обычном листе бумаги. Набросок, впрочем, был весьма точный и подробный, получше иных печатных образцов.
   Развернув лист, он аккуратно расстелил его на столе, разглаживая сгибы.
   - Это карта местности, в которой мы находимся, - голос у чернявого был тихий и твёрдый; чувствовалась привычка отдавать приказы, причём привычка глубоко въевшаяся. - Вот здесь, - он ткнул пальцем почти в самый правый верхний угол карты, - сейчас базируется ваш полк. Нас интересует вот эта местность, - заскорузлый, покрытый намертво въевшейся в грубую мозолистую кожу грязью палец с коротко обрезанным ногтем переместился в левую часть карты, ближе к центру. - Вот здесь, где река делает петлю. Расстояние по прямой что-то около десятка вёрст, плюс-минус. Здесь, - он обвёл пальцем солидных размеров круг вокруг ровной петли речного русла. - Местность начинает заболачиваться, кое-где попадаются мелкие озерца и болотца. Живых доманцев тут нет, это заградполя из мин, ловушек и кадавров. Где-то в районе этой петли находится ваше задание.
   - Что за задание? - прагматично уточнил я, потому что чернявый замолчал, выжидательно глядя на меня. Тот снова с сомнением покосился на Беклея, и тот ещё раз кивнул, а Глыбня выразительно и недовольно хмыкнул.
   - Добраться сюда, найти и доставить живым одного человека. Доставить живым любой ценой. По дороге ни в какие разговоры ни с кем не вступать, ни со своими, ни, тем более, с чужими. Лучше, чтобы вас вообще никто не видел. А чтобы ни у кого мысли не возникло искать... На, надень, - я машинально поймал брошенный неизвестным предмет. Осмотрел, и мрачно уставился на чернявого. - Надевай. Не думаешь же ты, что я так шучу?
   Я внимательно оглядел говорящего и вынужден был признать, что он точно не шутит. Он вообще, кажется, на такое не способен. Но всё равно...
   Я сжимал в руке обыкновенный жёлудь, нанизанный на тонкий шнурок из жилы. Сухой, прошлогодний, с, надо полагать, приклеенной "крышечкой". Ни в нём, ни в шнурке не было ни капли силы.
   Осложнялось всё тем, что и полковник, и обермастер смотрели на чернявого с тем же недоумением, что и я. Однако тот продолжал буравить меня взглядом. Пожав плечами, я натянул шнурок на шею, придерживая пилотку рукой. В конце концов, самое страшное, что мне грозит, это быть осмеянным. Мягко говоря, не трагедия.
   - Под одежду, чтобы он кожи касался, - удовлетворённо кивнув, сообщил незнакомец. Я выполнил и это распоряжение. После чего в полном шоке уставился на расходящиеся от меня тени - в палатке было несколько источников света: настольная лампа, окошко, висящая на поперечине тусклая лампочка над входом. - Его хватит примерно на двое суток, а больше у вас и не будет. Будешь ли ты звать стихию, или нет, не играет никакой роли - срок действия и качество работы амулета от этого не зависит. Когда он выдохнется, просто исчезнет вместе со шнурком. Если не будет касаться кожи - работать будет с перебоями. Вопросы есть?
   - Как я узнаю человека, которого должен доставить?
   - Она тебя сама узнает.
   - Она?
   - Она. Ещё вопросы?
   - Когда отправляться?
   - Прямо сейчас. Или ты желаешь собрать с собой походный рюкзак? - желчно осведомился он.
   - Никак нет.
   - Куда идти, помнишь?
   - Так точно. Разрешите приступать? - я растерянно посмотрел по очереди на Правеля Лихеевича и на незнакомца. С одной стороны, конечно, задание мне давал странно ведущий себя чернявый, но начальник-то мой не он.
   - Иди, Илан. Да хранят тебя боги, - вздохнул Глыбня, грузный и неповоротливый земляк, полностью оправдывающий свою фамилию.
   - Вы точно за него ручаетесь? - уже на пороге услышал я голос незнакомца. Узнать ответ на этот вопрос мне было уже не суждено.
   - С ума сойти, какая хорошая иллюзия, - восторженно пробормотал мой неизменный двумерный спутник, когда я отошёл от штабной палатки и углубился в лес. - Даже ауру не видно! Интересно, как он это сделал?
   - Мне больше интересно, кто - он. И какие ещё возможности у него и тех, кто за ним стоит, имеются. Впрочем, есть вопросы, ответ на которые лучше не знать...
   - Скучный ты всё-таки, - хмыкнул Тень. - Если есть вопрос, то ответ на него должен быть найден! Другое дело, бывают неинтересные вопросы. Очень хочется посмотреть, что ж это за человека такого тебе надо сопроводить.
   - Мне тоже. Поэтому лучше поспешить, ты согласен?
   - Намёк понял, не отвлекаю, - ехидно отозвался он. - Беги.
   Не имеющий, кажется, конца бег выматывает. Не столько физически, - накачанное стихией тело почти не знает усталости, - сколько морально. Особенно если необходимо всё время быть настороже, быть готовым к любому повороту событий: отслеживать ловушки магические, ловушки минные и быструю опасную нежить.
   Я бежал примерно на запад-юго-запад вот уже часов шесть. Ориентироваться на местности умею, поэтому заблудиться не боялся. Но проблем и без этого хватало. Хорошо ещё, Тень помалкивал всю дорогу - то ли ушёл куда-то, то ли наслаждался моей пробежкой. А, может, действительно проявлял терпение в предчувствии грядущих развлечений.
   Но в конце концов случилось неизбежное: одну из ловушек я не заметил. Удивительно, скорее, что случилось это только теперь; в состоянии постоянного напряжения внимание рано или поздно притупляется. Точнее, ловушку эту я заметил, но было уже поздно, заклинание сработало. По натянутым нервам ударило ощущение опасности и страха. Рефлекторно прыгнул в сторону, падая лицом в прошлогоднюю листву и накрывая голову руками. За спиной что-то ухнуло и засвистело, удаляясь вверх, подобно фейерверку. Я, было, уже облегчённо выдохнул, решив, что это была обычная сигнальная ракета, когда в некотором отдалении что-то бабахнуло, заставив втянуть голову в плечи. Потом прокатилась волна жара, и хлопки зазвучали чаще. В висках тут же заныло от количества срабатывающих одновременно заклинаний.
   "Вот я попал!" - мелькнула обречённая мысль, а после этого какая-то сила дёрнула меня за гимнастёрку в сторону. Я покатился кубарем по отвесу - очевидно, в овраг, - и уже в полёте сообразил, что падаю не один, а вцепившись в своего спасителя. Даже успел отметить тщедушность этого существа, и, плюхнувшись спиной в раскисшую землю, подмытую ручьём, поспешно перекатился, прикрывая костлявого незнакомца от возможной опасности.
   Канонада закончилась быстро, где-то через десяток секунд. Я хотел для верности выждать ещё, но получил чувствительный и весьма красноречивый тычок в рёбра и поспешил подняться: надо полагать, сил я не рассчитал, и слегка придавил своего спасителя.
   Точнее, спасительницу, поправил я себя, протягивая незнакомке руку помощи. Совсем девчонка ещё, подросток; лет тринадцать на вид. Может, пятнадцать, если сделать скидку на худобу и хрупкость. Девочка от помощи отказалась, окатив меня недобрым взглядом, и проворно поднялась сама, пытаясь отчистить от грязи и листвы промокшие штаны неопределённого цвета и такую же рубашку. Вещи были явно мужские и, мягко говоря, не по размеру; они бы мне-то велики были. Босые ноги и короткий ёжик волос, сбритых не больше месяца назад, наталкивали на нехорошие мысли, но я их поспешно отогнал. Большие карие глаза на тонком лице с ввалившимися щеками казались ещё больше. Да в ней вообще всего-то и было - хрупкие косточки да эти глазищи в пол лица. Они смотрели с недоверием и недружелюбно, как у какого-то зверька.
   - Спасибо, - кивнул я. Надо было хоть как-то начать разговор, а благодарность за, вероятно, спасённую жизнь - на мой взгляд, хорошее начало.
   - Это тебя что ли за мной послали? - тихо и серьёзно проговорила девочка, внимательно меня рассматривая. Я почувствовал себя неуютно, как под взглядом менталиста, хотя готов был поклясться, что подобным талантом моя находка не обладает. - Как только дошёл, - угрюмо вздохнула она, качнув головой.
   - Ну, как-то дошёл, - растерянно ответил я. В голове роилось пара десятков вопросов, и с каждой секундой количество их множилось. Что это за девчонка? Откуда она знает, что я пришёл за ней? Почему именно за ней? Зачем она так необходима этому странному человеку из неизвестной мне и наверняка глубоко секретной службы?
   - Не спрашивай, - она зыркнула на меня предостерегающе.
   - Кое-что спросить мне всё-таки придётся, - я строго свёл брови. Губы девочки сложились в совсем недетскую гримасу, которую можно было бы назвать брезгливой ухмылкой, а взгляд исподлобья стал совсем уж недобрым. - Как мне называть-то тебя, чудо в перьях? - я безмятежно улыбнулся, не поддаваясь волнению.
   - А ты умный, Илан, - с какой-то странной интонацией протянула она; то ли растерянно, то ли задумчиво. Будто мокрым пером провели по позвоночнику. Имя-то своё я ей не называл... И я понял, что вот теперь я эту девочку начинаю всерьёз опасаться. - Называй меня Лесей.
   - А что ж ты сама до наших не добралась? - иронично поинтересовался я.
   - Не пытайся бравировать, - она поморщилась. - Бойся, я привыкла. Пойдём, у нас мало времени, - и она, уцепив тонкими пальцами за запястье, потянула меня вдоль оврага.
   - Погоди! Может, тебе хоть поесть немного? Идти далеко, - с сомнением проговорил я.
   - Я две недели почти не ем. Нельзя мне сухари, - поморщилась странная девочка. Впрочем, какая она девочка! Ощущение такое, что разговариваю с человеком много старше и опытнее себя. Старше она вряд ли, а вот опыт... Не хочу знать, что она успела увидеть за свою недолгую жизнь. - Как-нибудь дойдём.
   - Погоди, - через пару минут привлёк её внимание я, всё так же покорно тащившийся за ней на буксире. Не останавливаясь, девочка недовольно зыркнула в мою сторону. - Ты точно знаешь, что идти нужно сюда? - отметив растерянность на худом лице, вздохнул, остановился и, настойчиво высвободив запястье из цепких костлявых пальцев, сам уже взял её за руку. - Пойдём. Ты точно можешь идти?
   - Я гораздо крепче, чем кажусь, - твёрдо проговорила она. Прочитав иронию в моём взгляде, нахмурилась и на пару секунд прикрыла глаза, будто о чём-то крепко раздумывая. - Знаешь, почему ты сейчас рискуешь своей головой, спасая какую-то непонятную девчонку? Не знаешь, тебе не сказали. Я дочь бога, Илан. Мать померла родами, а больше никто мне рассказать всей правды не мог. Жрецы поняли, кто я, но вот установить личность отца у них не получилось, - она хмыкнула. - Мне безумно повезло, что эти доманские выродки не поняли, кто я на самом деле. А когда заподозрили, я уже нашла путь к бегству. Теперь ты веришь, что я дойду?
   Я только и смог, что кивнуть. И молча потянул её за собой скорым шагом, не решаясь, впрочем, перейти на бег.
   Вот, значит, как оно бывает.
   Резко пропало желание разбираться в происходящем, окончательно расхотелось знать, кто был тот офицер в лагере, отдавший мне приказ, как эта девочка сбежала... Ничего не хотелось знать. Хотелось поскорее добраться до штаба и забыть всё это как страшный сон.
   Хорошо ещё, Тень помалкивал; видимо, даже он со своим неуёмным любопытством опасался этой девочки.
   Мы молча шли уже часа два, когда случилось то, чего я ожидал всю дорогу. Леся потеряла сознание. Шла, шла, а потом на полшаге нога у неё подвернулась, и девочка рухнула в негустую лесную траву.
   - Ох, ничего себе, какое у вас тут бывает! - восхищённо присвистнул Тень, будто именно этого и дожидался. - Полубогиня - это ж так интересно! Интересно, кто из ваших богов так удачно сходил налево? - он пакостно захихикал.
   - Что-то ты при ней не больно разговорчивый был, - хмыкнул я, за время его тирады уже убедившись, что девочка жива, и это банальный обморок от истощения. Переоценила она свои силы. Гордая.
   - А мало ли? С богами шутки плохи.
   - Ты же вроде бы никогда к ним серьёзно не относился? - удивился я, примериваясь и пристраивая Лесю себе на плечи.
   - Зато я неплохо изучил тебя. И если ты настолько уверен в их силе и ни на минуту не сомневаешься в их существовании, значит, они действительно в той или иной мере существуют. Потому как ничего просто на веру ты не принимаешь, тем более - столь принципиального. Так что я лучше не буду рисковать попусту.
   - Как-то не похоже это на тебя, - с сомнением протянул я.
   - От тебя нахватался, - фыркнул он. - А ты, кстати, если продолжишь стоять и рассуждать, имеешь шансы завязнуть. Нас окружают.
   Непечатно выругавшись, я побежал, на ходу озираясь по сторонам. Со всех сторон, действительно беря нас в кольцо, быстро приближались кадавры общим числом не меньше полусотни. Откуда их столько набралось?!
   На мгновение сознание будто отключилось, а потом я обнаружил себя лежащим на земле. Вокруг бесновалась чудовищная смесь из сработавших одновременно чар, выворачивая пространство наизнанку, а я отчаянно прижимал к себе и к земле хрупкую девичью фигурку, пытаясь укрыть её от всего этого. Отчётливо понимая, что шансов выжить у меня нет. По спине рассыпалась угольками боль, а ног я уже не чувствовал.
   А потом я проснулся.
  
   Темнота в комнате была рассеянная, сумрачная. Видимо, там, снаружи, либо уже рассвело, либо как раз собиралось: сложно судить об этом, когда солнца в принципе не видно. За ночь изба выстудилась, и вылезать из-под тёплого лоскутного одеяла не хотелось совершенно. Впрочем, никакого желания вернуться ко сну после таких видений тоже не было.
   Я помнил эту девочку. Всё это действительно было, только было... по-другому. Я точно не умирал, как это было во сне: сейчас-то я живой. Меня даже за тот случай наградили; правда, по-тихому, "за заслуги перед Отечеством и боевую доблесть", без уточнения. А вот тот факт, что вспомнить, как было на самом деле, я не могу, очень настораживал, как и давящее навязчивое желание поверить в правдивость сна. Слишком навязчивое, чтобы быть естественным.
   - Илан! Илан, как хорошо что ты проснулся! - раздался практически над ухом возглас.
   - Тень? - ошарашенно уточнил я, не веря своим ушам. - Ты откуда взялся и где пропадал?
   - Я застрял здесь! И ты теперь тоже, и они все, и другие, и мы все обречены! Между мирами, без всякой... - в голосе моего пропащего двумерного друга явственно зазвучали истеричные нотки.
   - Стой, стой! - раздражённо оборвал я его причитания. - Давай вот только без паники, ладно? Коротко и по существу. Что не так?
   - В эту деревню можно войти, но выйти из неё нельзя. Живым, во всяком случае. Нежить вроде бы спокойно ходит туда-сюда, Фельдштейн и его творения тому доказательство. А для всех остальных, включая меня, это действительно деревня, окружённая бескрайним пустым болотом, тут местные правы. И всё-это как-то связано со снами. Все, кто сюда забредал, просто засыпали и не просыпались. Знал бы ты, как я испугался, когда ты заявился! Я тебя предупредить пытался, из кожи вон лез, но ты меня будто не видел и не слышал. А уж когда ты спать пошёл... Я тут всю ночь вокруг тебя прыгал. Так и думал, что ты тоже умрёшь.
   - Так и знал, что будет какой-то подвох. Ну, тварь доманская...
   - Зря ты так, - перебил меня уже взявший себя в руки Тень. Кажется, он действительно очень обрадовался, что я выжил. - Генрих действительно не в курсе. Сюда немного людей забредают, и он не догадался ещё, что их смерть во сне с чем-то таким связана. У него-то проблемы с выходом из болота нет, откуда он может знать? Удивляется, конечно, что деревню умудрились потерять, а толку?
   - Везёт мне что-то в последнее время. Как утопленнику, - я вздохнул и принялся одеваться.
   Поддаваться панике и оплакивать свою загубленную жизнь бессмысленно. Это Тень может себе позволить, он-то ни на какие активные действия не способен, да и вообще, существо бесплотное, бестелесное, с весьма ограниченным спектром возможностей. Опыт и элементарный здравый смысл подсказывают, что если есть вход, то должен быть и выход: как минимум, один - там же, где и вход. А если на входе стоит клапан, то его можно сломать. По части разрушительной деятельности моя основная специализация идеальна.
   У меня даже была идея, с чего стоит начать поиски источника всех бед. Наученный горьким опытом, я решил прямой наводкой отправиться к капищу: если боги тут и не причём, то есть шанс узнать хоть что-нибудь полезное.
  
   - А, Илан, доброе утро! Ты что-то рано, - поприветствовал меня сидящий с какими-то книгами и записями хозяин дома. На столе слабо трепетала свеча; мрак разогнать она не могла, да и, видимо, не для того использовалась. Не-мёртвый прекрасно видел в темноте, а свеча горела только для уюта, за это я готов был поручиться. - Мен гост! - почти испуганно воскликнул он, вздрогнув, когда поднял на меня глаза. - Что с тобой?
   - А что не так? - удивился я. Кроме плохого настроения и неприятного осадка от сна лично я никаких изменений в собственном организме не наблюдал.
   - Ну, во-первых, ты поседел. Не целиком, но вчера этого точно не было. А, во-вторых... Не знаю, показалось, наверное. Взгляд у тебя жуткий был.
   - Поседел? - озадаченно переспросил я. - Это номер. Но, впрочем, оно и к лучшему, что ты заметил. Сколько человек пришло сюда за то время, пока ты здесь? Точнее, нет. Сколько из них легло спать и не проснулось?
   - Трое; честно говоря, все, кто приходил. А что такое? - он встревоженно поднялся на ноги. - Что-то случилось?
   - Погоди, давай по порядку. Как они умерли?
   - Один был сильно изранен и, кажется, от этого и умер. Один от сердечного приступа; в общем-то, он был достаточно пожилой человек, и ничего в этом удивительного не было. Ну, а третий, видимо, покончил с собой, потому что умер от яда. Но - да, все вроде бы ночью.
   Кивнув, я присел возле стола. Генрих вернулся на своё место, нахмуренный и настороженный. А я решил, что полчаса погоды не сделают, и принялся рассказывать.
   Рассказ получился короткий.
   - Вот это история, - покачал головой Фельдштейн. - А я, дурак, и не подумал, что с этими смертями не всё так просто! Надеюсь, ты не против моей помощи? Уж больно интересный случай, да и... наконец-то какая-то разумная деятельность! - оживившийся лич принялся судорожно собирать свои книжки и записи в несколько стопок. - Всё, я в твоём распоряжении. Начнём с капища? Оно тут недалеко, но я, признаться, ни разу там не был; мне показалось бестактным входить в святое для местных место, не веря в этих богов. Священников вот только нет. Точнее, жрецов, кажется, это правильно называть так. Но вроде бы их отсутствие местных совершенно не расстраивает, так что я теперь сомневаюсь не только в названии, но и в правильности понимания мной их функций. Зачем в вашей религии нужны жрецы? - полюбопытствовал доманец.
   - В общем-то, жрецы у нас, насколько я в этом понимаю, выполняют те же функции, что и ваши... клирики? - в конце предложения я поставил вопрос, потому что, не хуже Генриха, не был уверен в точности названия. Он кивнул, а я, закончив одеваться и застегнув ремень поверх шинели, двинулся к выходу, не сомневаясь, что не-мёртвый проследует за мной. - Только у нас почти все их функции могут выполнять простые люди. Наши боги - это наши предки, зачем им посредники в общении со своими правнуками? Прощаются с мёртвыми обычно всем селением, и таких проводов душе вполне достаточно. Требы благодарные и просительные вовсе можно приносить в одиночестве, на капище, а то и у себя дома. К жрецам раньше шли, когда какая-то беда случалась; больному помочь, совета спросить. Они тогда волхвами назывались. А сейчас есть целители, милиция, так что сфера деятельности жрецов несколько ограничилась. Они в основном теперь с нечистью и духами общаются, с богами, если дело сложное. Впрочем, в войну у них тоже работы прибавилось; неупокоенным страдающим душам людей, погибших насильственной смертью, часто бывает необходима их помощь. Да и с проклятьями они достаточно эффективно справляются. Но я не слишком достоверный источник информации; со жрецами доводилось пересекаться исключительно на фронте, по вопросу упокоения.
   - Магу и учёному сложно быть верующим, - понимающе хмыкнул топающий рядом со мной лич. - Во многом знании многие печали.
   - Мне всегда нравилась эта фраза.
   - В Книге Книг есть мудрые высказывания, этого у неё не отнять, - он беспечно пожал плечами.
   - Сложно быть верующим, говоришь? - я усмехнулся.
   - А? А, да это к вере мало отношения имеет. Я же старый хрыч, когда я в школе учился, они только при церквях и были, - Генрих рассмеялся. - Соответственно, богословие нам там преподавали в первую очередь, вот и отложилось много не слишком полезной информации. Но, однако, это странно, - после небольшой паузы он вздохнул и покачал головой. - Нет, я уже не про религию. Я имею в виду вот эти смерти и твой сон. Я-то здесь не так давно, в отличие от всех местных. Тоже пришёл извне, и, когда пришёл, был вполне себе живой. Ну, уставший, конечно, если бы не та пара зомби, что я поднял по дороге, сгинул бы в этом болоте к абаде. Но нежитью я в тот момент не был, и спал совершенно спокойно. Правда, за пределы острова этого выбраться не пытался, тут уж ничего не могу утверждать. Однако же, во сне за время жизни тут не умер, вполне себе спокойно переродился отнюдь не сразу по прибытии.
   - И правда. Я об этом не подумал, - вынужден был согласиться я. - Это что же получается? Что бы здесь ни было, оно действует исключительно на граждан нашей страны? Паспорта проверяет, что ли? - я поморщился. - Так у здешних их наверняка нет. Чернушина какая-то. На первый взгляд мне показалось, что всё проще.
   - Ну, может, оно и правда не слишком сложно, - ободряюще улыбнулся Фельдштейн. - Может, тут действительно всё с верой связано. Или с кровью.
   - Тоже верно. Только всё равно, сложнее получается. Проклятое место - это проще, чем проклятье, завязанное на крови.
   - Да ладно, разберёмся. Так, вот мы и пришли. Может, мне тут подождать?
   - Лучше пойдём вместе. Я могу что-то не заметить, а вдвоём надёжнее, - я махнул рукой и ступил под сень небольшой священной рощи.
   На капище было тихо и уютно. Залитая тёплым солнечным светом поляна заставила моего спутника растерянно заозираться; ему было непонятно, отчего снег так весело искрится, когда небо затянуто низкими зимними тучами.
   - Похоже, здесь мы ничего не найдём, - вздохнул я, оглядываясь.
   - А... то, что здесь такой странный свет, это нормально? - уточнил Генрих.
   - Не просто "нормально", а очень хороший знак. Значит, боги в хорошем настроении и, более того, любят это место. То есть, они, видимо, не в курсе происходящих тут неприятностей.
   - А сказать им об этом никак не получится? - хмыкнул доманец.
   - Ну, попробовать-то, конечно, можно, - с сомнением протянул я. - Но давай сначала попробуем разобраться самостоятельно. Хотя я, честно говоря, даже не представляю, с чего теперь начинать.
   Мы некоторое время постояли, слушая царящую вокруг мирную тишину. Неподвижное безмолвие идолов нарушали только несколько нахохлившихся ворон, традиционно жмущихся к Чернуху. Трое пернатых сидели даже на самом идоле.
   - Знаешь, Илан, кажется, я идиот, - вздохнул вдруг мой спутник. - Я знаю, с чего нам нужно начать.
   - Это ведь хорошо. Почему тогда идиот? - я хмыкнул.
   - Потому что сразу надо было об этом подумать, а я вот только что вспомнил. Тут недалеко от деревни курган есть старый, местные его стороной обходят.
   - Курган? - заинтересовался я. - И что в нём?
   - Слушай, я, конечно, некромант, и в вопросах трупов не щепетилен. Но, чтобы тревожить древние могилы, нужно быть полным отморозком. Туда обычно всякие недалёкие личности за наживой лезут, а умные люди за милю обходят. Во-первых, ничего интересного некроманту там уже нет - одни лишь истлевшие кости, не представляющие практической ценности. А, во-вторых, эти самые кости обычно такими проклятиями защищены, что потом своих не соберёшь. Ну и, в-третьих, иногда предыдущий хозяин этих костей не может их покинуть, а встреча с очень злым и голодным неупокоенным духом - тоже, прямо скажем, развлечение на любителя.
   - И ты к нему даже не подходил? - опешил я.
   - Ну, почему же. Я всё-таки учёный, я любопытный. Облазил вдоль и поперёк, внутрь только не полез. Снаружи всё тихо и пристойно, но - сам знаешь, даже очень гнилой плод может выглядеть привлекательно. Но захоронение явно очень старое, навскидку - свыше двух тысяч лет.
   Я удивлённо присвистнул.
   - Вот это да. Интересно, интересно... Ну, веди, что мы стоим? - я вздохнул, предчувствуя серьёзные неприятности. Ничего хорошего от древнего кургана в свете происходящего ожидать не приходилось.
   - Пойдём, тут недалеко. Хотя, конечно, опять в болото, - он поморщился.
   - Ничего, переживём. А что местные про курган говорят?
   - Да ничего они не говорят, - Генрих пожал плечами. - Оно и понятно; никаких конкретных легенд, связанных с этой могилой, за давностью лет не осталось. Только привычка, что место нехорошее, и надо его стороной обходить. Мне вот что ещё непонятно с этой деревней; столько лет они живут настолько замкнуто, народу всего ничего, и до сих пор никаких признаков вырождения - нормальные здоровые люди, несмотря на то, что все друг другу близкая родня.
   - У меня только одно объяснение.
   - Помощь богов? - догадался Фельдштейн. - В общем-то, да, я других вариантов тоже не вижу.
   Курган действительно оказался неподалёку. Небольшой пологий холм, эдакий прыщ на теле болотистой топи, заросший густым корявым березняком. На первый взгляд в окрестностях всё было спокойно; никаких тревожных или неприятных ощущений это место у меня не вызывало. Обычное земляное возвышение, не слишком примечательное.
   - Вот так он и выглядит, - широко развёл руками мой спутник. - С тех пор, как я тут обитаю, ничего не изменилось. Да и, подозреваю, задолго до того тоже мало что менялось. В общем-то, не будь я некромантом, и не предположил бы даже, что это могила.
   - А ты не можешь определить, кто именно там похоронен? Или, хотя бы, сколько их?
   - Точно не массовое захоронение, - тряхнул головой он и зашагал к подошве холма. - Может быть, один. Может, двое или трое человек, но вряд ли больше.
   - В общем, похоже на обычный курган. Может, правда не в нём дело? - я вздохнул. Мы принялись подниматься.
   - Но посмотреть стоит, - завершил мою мысль Генрих. - Ну, вот, собственно, макушка. Я тут от нечего делать замерял, так аккурат возле того булыжника центр холма. Он небольшой.
   - Вот этого булыжника? - я опустился на корточки возле здоровенного валуна, крепко вросшего в мох. Снега на кургане, как и на всём болоте, было немного.
   - Ну да, он тут один. И не лень его только на курган было затаскивать... У вас не было принято такие вот могильные камни класть?
   - Я, вообще, не историк, - я пожал плечами, стряхивая рукавицей снег и из любопытства отдирая внушительный клок спрятанного под ним мха. Форма камня показалась чересчур правильной - боги знают, может, там какие-нибудь следы обработки найдутся. - Ни о чём таком не слышал, но это ничего не значит. Слушай, а тут, похоже, надпись какая-то! - я присвистнул. - Ну-ка, помогай!
   В четыре руки мы освободили истёртую временем, но явно когда-то выровненную грань камня. Надпись явно была, но сейчас от неё мало что осталось. Опять же, написано было на древнеросском, а я на нём при нормальном-то состоянии записи понимаю через слово.
   - М-да, толку мало, - вздохнул я, разглядывая полустёртые символы.
   - Ты не можешь прочитать? - грустно уточнил Генрих.
   - Отдельные буквы только понимаю, - я виновато пожал плечами. - Во! Вот это слово знаю. "Здесь".
   - Ну, по крайней мере, это явно эпитафия, - хмыкнул лич. - Непонятно только, кто тут лежит-то?
   Я пожал плечами, вглядываясь в искрошившиеся выдолбленные в камне чёрточки. Взгляд то тут, то там выхватывал отдельные буквы, но собрать их в слова не представлялось возможным. А потом я понял ещё одно слово в середине текста, и решил, что у меня галлюцинации.
   - Знаешь, Генрих, - медленно проговорил я, стягивая рукавицу и проводя пальцами по шершавым канавкам. Больше чтобы удостовериться в их реальности, нежели понять смысл. - Кажется, у меня есть предположение, кто здесь похоронен. И мне страшно, - я снизу вверх посмотрел на стоящего рядом доманца. Он растерянно нахмурился.
   - То есть? Если обермастер-огневик говорит, что ему страшно, я склонен побыстрее дать дёру. Но ты не выглядишь напуганным.
   - Я просто поверить не могу, - я пожал плечами, отряхнул руки и поднялся. - Среди сказаний о богах можно найти упоминания о Каюше. Это бог, младший брат Роса, старшего бога. Давным-давно, когда на земле жили боги, а люди только-только появились, Каюш, дерзкий и самолюбивый, пошёл против брата, сам желая быть главным над богами. Не хватило ума и силы, Каюш был повержен.
   - Здесь лежит... бог? - вытаращился на меня Фельдштейн.
   - Я очень надеюсь, что нет. Но тут упоминается его имя. Учитывая, что проклятого бога не поминают даже в самых злых ругательствах, затрудняюсь предположить, кем был этот покойник, если на его кургане оставили эти надписи. Если это и не бог, как я сгоряча предположил, его явно очень не любили те, кто насыпал курган.
   - Ну, я бы тоже не был доволен, если бы меня заставили такую махину насыпать, - рассмеялся Генрих. - Тем более, в болоте! Хотя, может, и не было тут тогда никакого болота?
   - Ты немного не понял масштабов нелюбви к похороненному здесь, - я вздохнул. - Каюш это... Всё равно что ваш Абада для вас, крестопоклонников. Даже хуже. Потому что, насколько я помню, ваше зло искушает, но не имеет власти над сильными добрыми душами, способными противостоять искушениям. То есть, Абада - это такое своеобразное пугало для грешников. Мол, будете вести себя плохо, попадёте к нему и будете страдать. Каюш же - зло в чистом виде. Праведник ты, оголтелый убийца - нет разницы. Он - не испытание воли и веры, а злой рок, спасти от которого может только случай. Заметит Рос, вмешается - повезло. Не вмешается - увы.
   - Вот так история, - присвистнул доманец. - Может, потому надо мной это место и власти не имело, что я другой веры?
   - Скорее всего. Ладно, пойдём пока отсюда, нечего нам тут делать. И так-то не было желания в эту могилу лезть, а теперь хочется оказаться от неё как можно дальше.
   - А у тебя есть какие-нибудь предложения, что делать дальше?
   - Увы, лишь одно. Обратиться за помощью к богам, - я развёл руками.
   - А если боги не ответят?
   - Не знаю. Может быть, поискать бреши в кургане. Ведь деревня явно значительно моложе этой могилы, здесь уже застали царя. Значит, что бы ни случилось тут, оно случилось не так давно. Но это завтра. Сегодня попробую поговорить с богами.
   - Это долго? - полюбопытствовал лич.
   - Я не жрец, и не умею посещать Небесные Чертоги. А наши боги никогда не являются наяву, это непреложный закон мироздания. Поэтому единственный доступный мне способ - принести требу, попросив совета, и ждать. Надеюсь, кто-нибудь из богов соизволит откликнуться.
  
   Готовясь к традиционному ритуалу, я чувствовал себя очень... странно. Никогда в жизни я ещё не попадал в такую ситуацию, чтобы сознательно просить помощи богов, да ещё вот так, в качестве единственно возможного варианта решения представшей передо мной проблемы. Я понимал, что такой способ поиска выхода по меньшей мере, глупый. Но в голову больше не приходило ни одной сколько-нибудь вменяемой идеи, а даже одна мысль о том, чтобы залезть в курган, вызывала почти панический ужас.
   Нет, я мог бы переступить через это чувство, понимая его иррациональность. Но внутри занозой засела уверенность, что, во-первых, это не просто впитанный с детства страх перед проклинаемым именем, но проявление интуиции, и, во-вторых, что мне непременно надо поговорить с богами перед тем, как изыскивать другие пути решения. Это было какое-то слишком настойчивое наитие, и бороться с ним я не спешил.
   Генрих поглядывал на меня очень странно, но вопросов не задавал. И Тень, к слову, за весь день не высунул носа, хотя, - я чувствовал, - ошивался неподалёку. Кажется, они были уверены, что я несколько повредился рассудком. Да что там, я и сам был близок к подобному заключению!
   Я ожидал, что буду долго ворочаться, пытаясь заснуть под грузом тяжёлых неопределённых мыслей, но сон сморил меня, едва голова коснулась подушки.
   Над капищем занималась заря. Сырая и ясная, со стелющимся по земле туманом, обещающая солнечный жаркий день. Умытые росой идолы, прихотливо окрашенные отсветами встающего солнца в красные и жёлтые тона, казались яркими детскими игрушками. На алтарном камне вольготно развалился, привалившись спиной к идолу Роса, уже знакомый мне воин с вышитым на рубахе золотым солнцем. Воин сосредоточенно жевал травинку, внушительных размеров ножом выстругивая что-то из обломка ветки.
   - Ну, наконец-то ты. Я уж заждался, - Ставр усмехнулся, глянув на меня исподлобья. - Да подходи смелее, поговорить надо.
   - Вам со мной? Или мне с Вами? - уточнил я, подходя и оглядываясь. Садиться на камень рядом с богом было как-то неприлично, поэтому я, наплевав на сырость (в конце концов, это же ведь сон?), плюхнулся прямо в траву.
   - Нам обоим на одну и ту же тему, - рассмеялся он, продолжая работать ножом. - В общем, не буду я долго ходить вокруг да около. В кургане тут всё дело, это ты правильно понял. И личность, там запрятанную, тоже опознал правильно. Каюш там лежит. Только он деду не брат. Не нашего он роду, да и, к тому же... Ладно, давай сначала, - оборвал он свои рассуждения, глянув на моё вытянувшееся от удивления лицо. - Тебя никогда не смущало, что существует много верований, и в каждой вере создание мира приписывается исключительно своему богу? И при этом все эти боги реально существуют, весьма отчётливо порой себя проявляя. На самом деле, решение у этой загадки простое: на заре времён верховных богов этих было несколько. Они общими усилиями создали мир; каждый свой кусочек делал согласно своим силам и предпочтениям, отсюда такое разнообразие пейзажей и живых существ. Ну, и, закончив созидательную деятельность, остались жить по своим вотчинам. Потом, конечно, всё перемешалось немного, разбрелось, кое-кто вообще исчез, но к делу это не относится. Каждый из богов обживал свой "надел" по собственным идеям. Дед вот, как видишь, предпочёл начать с семьи: вместе всё веселее делается, любое дело спорится. Да и люди, которых отец потом решил создать, тоже кровь от крови. По такому пути пошли не все; вспомни тех же крестопоклонников. Ну, вот. А кое-кто сглупил. И появился Каюш. Весьма предприимчивый человек, сумевший отобрать часть силы у своего бога, и бог этого не пережил. На своё, к слову, счастье; а то бы несладко ему пришлось, уже от своих коллег. В общем, дед этого Каюша прихлопнул; да вот только до конца это сделать не получилось. Там всё сложно, я так и не понял, почему. То ли боги друг друга убивать не могут, то ли это из-за того, что Каюш человеком был. В общем, закопали его поглубже, и на том успокоились. А тут недавно один не шибко умный парень в этот курган влез. Вряд ли он Коюша разбудил; дед того хоть и не до конца прихлопнул, но изолировал качественно. Но что-то этот орёл в тех подземельях напортачил. И что-то с ним нехорошее случилось. Что конкретно - я, увы, и сам не знаю. Дед строго-настрого запретил всем нам туда соваться. Сказал, что человеком сломано, только человек поправит. Так что всё-таки придётся тебе туда лезть, уж не взыщи - судьба такая. Посоветовать ничего не могу, но кое-чем помогу. Оберег тебе дам. Ты его действия и не заметишь, не переживай, - он поднялся, держа в руке добела обструганную ветку с каким-то резным узором; я не мог разглядеть подробости. Нож испарился в неизвестном направлении. Бог поманил меня свободной рукой. Недоумевая, поднялся. - И, это... извини, если что. Но по-другому никак, - Ставр вздохнул, разводя руками. А потом коротко, без замаха ударил меня в грудь своим колышком.
   Боль плеснула от сердца во все стороны. Бог отвёл руку, и я в полной растерянности уставился на торчащий из моего тела кусок колышка, по резному узору которого сбегала моя кровь.
   - Знаю, больно, - бог подхватил меня под плечо, осторожно опуская на траву. Я бы, может, и попытался возражать или ругаться, но тело налилось свинцовой неподъёмной тяжестью. - Только без него ещё хуже будет, потерпи уж.
   Боль превратилась в пульсирующее пламя. Воздух отказывался протискиваться в пылающие лёгкие. По рубашке расползалось кровавое пятно.
   - Никак по-другому, прости, братец. Потерпи, потерпи, надо, - голос бога гулко стучал в ушах, и боль пульсировала в том же такте. Тёмные пятна перед глазами множились, сливаясь в сплошные кляксы, медленно удаляясь куда-то вверх вместе с голосом и нестихающей болью.
  
   Я подскочил на кровати, жадно глотая воздух и держась за грудь, в которой, кажется, всё ещё торчал деревянный кол; уже не причиняя боли, но доставляя определённые неудобства. Хотя, может быть, это просто тело никак не могло поверить, что инородного предмета в нём нет.
   Ощупал место удара. Крови не было. Струганной деревяшки, впрочем, тоже.
   За окном серели сумерки. Кажется, дымка здорово уплотнилась по сравнению со вчерашним днём. Тяжёлый туман лип к окну, давая понять, что обосновался он тут надолго, и рассвет не сможет его прогнать. Впрочем, кажется, солнце уже встало; но поручиться за это я не мог. Выстывшая и отсыревшая за ночь комната напоминала пещеру.
   - Ну, Ставр, - пробормотал я, разглядывая серые клубы, в которых чудились некие неясные тени. - Хотел бы я тебе это припомнить, да только не верится, что это развлечения у тебя такие.
   - Ты с кем разговариваешь? - раздался любопытный голос из-под кровати. - Помолиться решил? Или, никак, богов видишь? - хихикнул он.
   - Я вообще много чего вижу, - я вздохнул и принялся одеваться. День предстоял насыщенный и тяжёлый.
   Генрих сидел на любимом месте с тетрадкой, в которой что-то черкал.
   - А, привет, - улыбнулся он мне, жутко сияя в темноте зелёным пламенем глаз. - Ну, как?
   - Сегодня будем искать вход, - я пожал плечами и присел на лавку напротив лича.
   - Не получилось, - вздохнул он. - В общем, это было предсказуемо.
   - Да нет, наоборот, получилось, - я хмыкнул. - Ставр сказал, что туда влез какой-то человек, а поломанное смертным только смертный может исправить. Боги вмешиваться не имеют права.
   - Ставр? - переспросил доманец.
   - Наш бог огня. То есть, мой покровитель, - пояснил я. - Он всё-таки явился в мой сон. Рассказал много интересного. В кургане точно похоронен Каюш, только он не был богом. Был человеком чужой веры, который сумел у кого-то из своих богов украсть силы. Впрочем, не всё так плохо. Ставр уверен, что разбудить это существо у человека бы не получилось.
   - Ну, уже что-то. Надеюсь, ты возьмёшь меня с собой под землю? Страсть как интересно, - бесхитростно улыбнулся некромант.
   - Хочешь - пойдём. Только ты же не боец, а учёный.
   - Ну, учёный-то учёный, только, сам понимаешь, опыт никуда не денешь, - он ухмыльнулся донельзя злорадно. - Я убивать не люблю, возражаю против убийства женщин и детей, против издевательств над пленными, но это не значит, что я не умею сражаться.
   - Ладно, ладно, верю, - я поднял руки. - Пойдём вместе. Всё лучше, когда кто-то прикрывает спину. Да и веселее; не люблю я подземелья.
   - Тут я с тобой соглашусь, - вздохнул он. - Ну, давай позавтракаем, и пойдём.
  
   Нам очень не хотелось ломиться напрямик. Кто бы там ни лежал в этом кургане, ему вряд ли понравится, если гости посыплются на голову. Поэтому для начала было решено поискать обходные пути; ведь как-то же попал тот неудачник несколько сотен лет назад в чрево холма!
   В общем-то, поисками занимался Генрих; от меня в этом вопросе пользы было немного. И, несмотря на все наши сомнения, поиски увенчались успехом. Почти у самого подножия холма, под корнями чахлых берёз, обнаружилась искомая близкая полость.
   - Только как мы внутрь попадём? Надо было лопаты взять, - вздохнул Фельдштейн.
   - Ничего, без них как-нибудь. Копать у меня сейчас, честно говоря, настроения нет. Ткни пальцем, где эта дырка? Конечно, будь я земляком, было бы куда проще. Но справиться должен.
   Я опустился на колени возле предполагаемой дыры, упёрся в землю ладонями и навалился на них всем весом. Доманец наблюдал с искренним любопытством, но вопросов под руку не задавал; видимо, и сам не любил, когда его отвлекают от работы, и понимал, что окружающим это может быть не менее неприятно.
   Земля была сырая, поэтому поначалу дело шло тяжело. Но я поднажал, и почва под моими ладонями начала стремительно обугливаться. Чёрное пятно расползлось до полусажени в диаметре, и я решил, что этого довольно. Теперь оставалось только дорыться до полости.
   Я прикрыл глаза, сосредоточившись на контроле пламени. Земля высыхала, обугливалась, превращалась в золу, потом - в лёгкий серый пепел. Да уж, куда проще было бы, будь я земляком. А так... Почва активно сопротивлялась столь жестокому вторжению, и провозился я больше часа. Впрочем, "провозился" - образное выражение. За это время я, считай, ни разу не шевельнулся, так и стоял на четвереньках, упёршись ладонями в землю. Ужасно затекли и руки, и ноги, и спина. Но, главное, цель была достигнута: с тихим шорохом облачко пепла, остатков золы и земли осело на дно. Внушительных размеров дыра вела в низкий земляной коридор.
   - Ну что, не-мёртвый? Поползли потихоньку, - вздохнул я, спрыгивая вниз и зажигая огни Ставра. В подземелье сразу стало как-то уютнее, хотя идти тут всё равно предстояло в полусогнутом состоянии.
   Стараясь не поднимать резкими движениями пепел с земли, следом за мной спустился лич.
   - Надо же, как тут здорово всё сохранилось, - присвистнул он. - За столько лет давно уже должно было обрушиться.
   - Боги делали, - я хмыкнул. - Не люди. Так что вряд ли эти стены когда-нибудь обрушатся без вмешательства извне. Ты лучше скажи, откуда смертью сильнее тянет?
   - Оттуда, - он уверенно махнул вперёд, в сторону середины кургана. - Там тупик сзади, достаточно недалеко. Пойдём?
   - Пойдём потихоньку, - я согласно кивнул, и мы, согнувшись в три погибели, побрели по подземному коридору. Он был низкий, но довольно широкий, что позволяло двигаться рядом. - Тут далеко, ты не чувствуешь?
   - Вообще, насколько я могу судить, подземелье достаточно небольшое. Пара поворотов, и мы выберемся в центральную камеру.
   Оставшийся путь проделали в напряжённой тишине, вслушиваясь в шорохи. Их, впрочем, было немного. Позади, по краям проделанной мной норы, осыпались тонкие струйки земли. Где-то скреблось неизвестное мелкое животное. В общем-то, всё.
   Воздух был затхлый, сырой, застоявшийся. Впрочем, чего ещё можно ждать от подземелья, запечатанного столько времени? Однако стены и пол сухие, несмотря на близость болота; их хранила сила создателей подземелья.
   Через пару обещанных поворотов мы действительно вышли в центральную камеру. Тут можно было стоять в полный рост, не цепляясь макушкой за потолок. Я машинально отряхнул шинель, оглядываясь по сторонам. Огни Ставра затапливали тесную комнатушку жизнерадостным тёплым светом.
   Внушительная каменная плита точно посередине, на которой - нечто, накрытое белой тканью, ничуть не тронутой временем. Под тканью рельефно выделялись очертания тела в доспехах. Проход располагался в центре одной из стен, в углах торчали этажерки, заставленные всевозможной утварью и древними предметами обихода, выглядящими почти как новые. Здесь даже пыли почти не было; как будто не тысячи лет прошли с момента захоронения, а всего пара месяцев. Впрочем, это, наверное, объяснялось сыростью воздуха - откуда тут пыли-то взяться? Вот гниль да, она бы чувствовала себя тут вольготно. Правда, до этих мест она тоже не добралась.
   - Я вижу ещё три коридора, - обернулся я к точно так же озирающемуся и отряхивающемуся доманцу. - Пойдём проверять?
   - Насколько я могу судить, два из них затоплены, а третий тоже оканчивается тупиком. Так что, что бы мы ни искали, оно всё-таки здесь. Правда, я не чувствую тут ничего не-мёртвого.
   - Так, а я, кажется, нашёл воришку, - хмыкнул я, когда начал обходить каменное возвышение в центре. С противоположной стороны плиты, сжавшись в комочек, лежал совсем высохший скелет в ошмётках истлевшей одежды, вид которой уже невозможно было определить.
   - Называется, не лезь, куда не просят, - прокомментировал Генрих, обходя возвышение с другой стороны и тоже останавливаясь возле останков. - Обрати внимание; всё, что было тут похоронено, выглядит совершенно новым. Готов спорить, что, если заглянуть под простыню, мы обнаружим вполне себе целое, и даже свежее тело без малейших следов разложения.
   - Спорить не придётся, я того же мнения, - я опустился рядом со скелетом на корточки, разглядывая его, но не дотрагиваясь. - Мне другое интересно. Если он сюда сумел попасть, отчего он не вышел там же, где вошёл? Ты не видишь никаких следов насильственной смерти?
   - Сложно определить. Особенно если рана была на животе, - пожал плечами Фельдштейн. - А так, на чутье, я не могу определить, отчего он умер. Ошмётки страха есть, но это понятно. Одно могу сказать: если его и убили, умер он быстро, и ничего понять не успел. Похоже, кстати, он что-то к себе прижимает. Будем вытаскивать?
   - Погоди. Давай сначала подумаем. Он влез сюда, что-то нарушил. Вроде бы никаких повреждений нет, покойник выглядит нетронутым. Тогда почему начались эти безобразия со снами? Ты чувствуешь дух этого вторженца?
   - Одно могу сказать точно, с миром он не упокоился, - невесело хмыкнул лич. - А вот понять, где он сейчас, я не могу.
   - Это очень плохо?
   - Это нормально. Духов далеко не всегда можно обнаружить, даже если они поблизости. Уйдёт он в землю, и привет.
   - Ладно. Всё равно других вариантов, кроме потрошения скелета, у нас нет, - решил я. - Как бы только сделать это поосторожнее?
   - Осторожничать, полагаю, не стоит; хуже ему точно не будет, - доманец насмешливо фыркнул. - А вот хвататься за то, что он так трепетно сжимает, я бы не спешил. Не просто же так он умер и усох? У тебя, случайно, пинцета нет?
   - Увы, - я развёл руками. - Давай так, - я аккуратно потянул за малую берцовую кость, и остался с ней в руках. Некромант снова хмыкнул, забрал у меня кость и осторожно попробовал на прочность. От лёгкого нажатия она, вроде бы, ломаться не спешила, а сильнее Генрих давить не стал.
   - Ну, он напортачил, он нам и поможет, - Фельдштейн потянул большую берцовую кость, и она тоже осталась у него в руке. - Вот и пинцет.
   Я вздохнул, мысленно попросив у бедолаги, а заодно - у богов, прощения, и вооружился таким же "пинцетом" из другой голени. Мы честно старались разбирать скелет аккуратно, чтобы не повредить хрупкие косточки.
   Тускло поблёскивающий между косточек предмет был зажат в ладонях покойного, прижатых к животу. Здесь пришлось немало повозиться, но, наконец, старые кости выпустили из плена тяжёлую серебряную печатку. Генрих взял косточку потоньше и аккуратно подцепил печатку, поднимая над полом и разглядывая. Массивное кольцо было испещрено тонкой вязью, явно несущей не только декоративную нагрузку.
   - Похоже на письмена одного из южных народов. Ну, во всяком случае, на вид, - подтвердил мои мысли доманец. - Правда, толку с этого знания никакого. Однако, желания прикоснуться и, паче того, примерить, эта штучка не вызывает. А у тебя как?
   - Знаешь, даже если бы не специфические декорации, я бы десять раз подумал, стоит или не стоит цеплять на себя кольцо с непонятными надписями, да ещё и серебряное.
   - Пожалуй, соглашусь. К тому же, мне кажется, исходит что-то такое... нехорошее от этой цацки. Впрочем, вот за это уже не поручусь; может, как ты выразился, декорации на нервы действуют. Я почти уверен, что печатка принадлежала этому парню, - он кивнул на тело. - Вернём?
   - Тебе так не терпится на него взглянуть? - я хмыкнул. Делать этого не хотелось, но я понимал правоту Генриха - кольцо нужно вернуть на причитающееся ему место.
   Положив печатку обратно на пол, Фельдштейн вооружился "пинцетом". Так же в четыре руки, избегая прикосновений даже к ткани, мы осторожно приподняли её за углы и бережно стянули к коленям.
   Жутко выглядел этот покойник. Так, будто и не покойник он вовсе. И броня на нём была странная.
   - Какая кольчужка странная, - иронично хмыкнул доманец. Эк у нас с ним мысли сходятся.
   - Да уж. Слабо сказано!
   Кольчужкой это одеяние назвать было трудно. Нечто вроде комбинезона из металлически поблёскивающей ткани, змеиной чешуёй обтягивающего крепкое тело. На ткани - ну, или же, на незаметных с первого взгляда ремнях, - крепились сегментные щитки из тускло-сизого материала, чем-то напоминающего по виду алюминий, только отдающим в синеву. На груди, плечах, сложенных руках, животе, бёдрах, коленях, пластины срастались, образовывая полный панцирь. На голове воина был надет шлем из того же тусклого металла, а лицо закрывал щиток из прозрачного материала, напоминающего стекло.
   - Не тянет он на покойника двухтысячелетней давности, - нервно пробормотал я.
   - М-да, и перстенёчек некуда совать, - мрачно поддержал меня Генрих. - Смотри, у него руки в перчатках, под стать одежде. Конечно, печатка не маленькая, но на палец не налезет.
   - Слушай, Генрих, - медленно проговорил я, разглядывая сложенные на груди руки мертвеца. - Ты ничего необычного в этом мертвеце не видишь?
   - В нём всё необычное, так что давай не играть в загадки.
   - У него по четыре пальца на руках. Только это ещё не всё. В его пальцах явно на один сустав больше, чем у нас с тобой. Да и физиономия, прямо скажем...
   - И-и? - протянул лич. - Что из этого следует? Вообще, уродцы всякие бывают, - с сомнением протянул он, скорее, пытаясь убедить себя, чем поспорить со мной.
   - Уродцы-то бывают. Да только он на уродца не похож. Ладно, может, бог, у которого он силу отобрал, выглядел отлично от людей, и эта сила его вот так изменила? - поморщился я, пристально разглядывая наряд покойного. Откуда-то же это кольцо воришка снял? Отчаянный был малый. Или непроходимо тупой. Я бы точно не полез что-то с такого трупа снимать.
   - Предположим. Да только наряда его это не объясняет. И чёрт с ней, с цветовой гаммой и материалами. Фасон уж больно необычный. Сколько помню историю, ничего подобного там не было. Парень был большой оригинал! Может, у него кольцо на ноге было? - весело фыркнул не-мёртвый, приподнимая покрывало и разглядывая нижние конечности. - Нет, увы. Ноги у него, насколько я могу судить, обыкновенные. По крайней мере, голые пальцы из обуви не торчат.
   - Посмотри-ка, а вот сюда этот перстень не подойдёт? - на груди мертвеца, примерно над сердцем, почти на стыке двух накладок, имелось едва заметное прямоугольное углубление с плавными краями. Такое, что обнаружить его проще всего было на ощупь; я заметил его совершенно случайно.
   - Куда? - тут же оживился Генрих, оставляя ноги покойника в покое и возвращаясь к изголовью. Я молча указал пальцем на углубление. Доманец склонился над ним, чуть ли не обнюхивая, несколько секунд внимательно разглядывал, после чего выпрямился и пожал плечами. - Вообще, по размеру подходит. Зачем оно тут только, непонятно... Ну, нам же никто не мешает попробовать?
   Лич аккуратно подобрал с пола колечко и медленно опустил его печатью в углубление. Кольцо встало весьма аккуратно, но ничего не изменилось. Мой напарник по археологическим изысканиям убрал косточку, которой придерживал кольцо.
   - Хм. Конечно, по размеру оно подходит, но не совсем понятно, за каким лешим оно тут нужно? - вздохнул я. - Знаешь, такое неприятное ощущение...
   - Что? Какое-то предчувствие? - заинтересовался некромант.
   - Нет, - я снова вздохнул, оглядываясь. - Хуже. Я чувствую себя сейчас полным идиотом, - я поморщился. - Два опытных чародея, пытающиеся решить трудную серьёзную проблему, связанную с гибелью людей - это я могу понять. Но вот делать это в каком-то забытом богами кургане посредством тыканья непонятному покойнику во все места кольцом неизвестного происхождения... Бред какой-то, извини уж.
   - Кхм, - доманец заметно смутился. - Да, действительно. Но других-то идей всё равно нет!
   - Есть. Пойдём отсюда, - я хмыкнул, бросил до сих пор зажатые в руке кости к остальному скелету и, отряхнув руки, двинулся к выходу.
   - И ты думаешь, это поможет?
   - Есть один весьма действенный и универсальный способ борьбы с подобными наваждениями. И он меня пока ещё ни разу не подводил, - мы быстро добрались до дыры, через которую попали внутрь. Я подсадил Фельдштейна, он подал мне руку сверху, помогая выбраться.
   - Ну, рассказывай свой способ, - подбодрил меня спутник, с видимым удовольствием оглядываясь. После подземелья даже болотистая равнина вокруг не казалась столь уж унылой.
   - Я лучше покажу, - присев на корточки возле дыры, я не мудрствуя лукаво запустил в пролом волну белого огня - площадное заклинание, предназначенное для полной зачистки участков местности. От здания, по которому прошлось это пламя, остаётся лишь груда спёкшегося шлака; оно плавит даже камень. Чары, на которые способны единицы; почти на пределе моих сил.
   Из пролома дохнуло жаром и серым дымом, пахнущим горячим железом. Доманец от неожиданности шарахнулся от дыры, отскочив эдак на сажень.
   Я поднялся на ноги, глядя на пляшущие внизу отсветы пламени. Бросил взгляд на холм, неторопливо доставая из кармана пачку папирос. С удовольствием закурил. Гореть кургану предстояло ещё минут десять, поэтому спешить с уходом не стоило.
   - Будешь? - я обернулся к ошарашенному Генриху, предлагая ему пачку.
   - Нет, спасибо, - он тряхнул белобрысой головой. - Слушай, а ты уверен? Ну, что сработает? - он кивнул на дышащий жаром провал.
   - Как сказать, - задумчиво протянул я. - Давай чуть в сторону отойдём, а то скоро из дырки содержимое кургана может попереть, когда он оседать будет, - я за рукав оттянул некроманта ещё на полторы сажени от провала, вбок. - Не то чтобы полностью уверен, но до сих пор этот способ меня ещё ни разу не подводил.
   - Но... там же... божественные силы, и всё такое...
   - Генрих, вот ты вроде взрослый человек, а в сказки веришь, - вздохнул я.
   - Какие сказки? Но... Ведь... Ты же сам говорил, что тебе бог привиделся... и всё такое...
   - А причём тут это? Ну, привиделся. Драться с богом я бы, пожалуй, и не стал - бессмысленно. А наложенные богами чары отличаются от человеческих только силой и долговременностью. Но и те, и другие великолепно горят. Вот ты знаешь, почему с вашим братом - имею в виду высшую нежить - лучше всего боремся именно мы, огневики?
   - Работаете быстро, - хмыкнул уже взявший себя в руки Фельдштейн.
   - И это тоже. Но самое главное - тело, насыщенное хоть сколько угодно мощными чарами, прекрасно горит. А воскресить горсть пепла неспособен ни один хоть тысячу раз могущественный некромант; тут не воскрешать надо, а из подручных средств создавать новое. Сам понимаешь, в наши дни способных на это нет. Я сомневаюсь, что этот парень, - я кивнул на курган, - был настолько огнеупорный. А даже если и настолько... вероятность того, что он сумеет выбраться, будучи вплавленным в кусок шлака, стремится к нулю. Нет тела - нет дела, как любил говорить один мой знакомый мастер-огневик. А все эти кольца, головоломки, игла в яйце... Это только в сказках работает.
   - Кхм, - смущённо кашлянул он. - Логично, что я могу сказать. А я как-то и не подумал, что так можно.
   - Можно как угодно, если результат получается нужный. Ну, разумеется, "как угодно" - в пределах того, что позволяет твоя честь и совесть. Тому бедолаге, который случайно влез в курган, хуже от огня не будет. Наоборот, он обретёт свободу - у нас же принято сжигать мертвецов.
   Гулкий звук, похожий на чей-то тяжёлый громкий стон, прокатился над болотом, вырвавшись из дыры. Генрих дёрнулся, заозирался; но, увидев, что я лишь вздрогнул от неожиданности, но с места не трогаюсь, заметно успокоился.
   - А это что было? Умирает этот... Каюш?
   - Нет. Просто курган оседает, - хмыкнул я. Будто в ответ на мои слова земля под ногами едва ощутимо вздрогнула, из дыры вырвалась мощная струя раскалённого воздуха. Тяжёлые брызги расплавленного камня, вынесенные ей, с шипением осели на землю, некоторые долетели и до воды. Очертания холма стали менее аккуратными, ощутимо перекосились некоторые деревья. Но, в общем-то, больше о произошедшем ничто не напоминало.
   - Вот и всё. Теперь можно идти, - я испепелил уже второй окурок.
   - И как у вас так получается! С одной стороны, вроде с нечистью дружите, с богами запанибрата. А с другой - такой насквозь практично-материалистичный подход... Ну, я про сказки и всё такое.
   - Ничего сложного, - не удержался от смеха я. - У нас просто сказки разные, и всё.
   - Наверное, ты прав. Жалко всё-таки, - вздохнул некромант. Поймав мой недоумённый взгляд, пояснил. - Там же столько интересного было! Броня эта странная, да и вообще - потеря для археологии. Такая находка была бы!
   - Некоторым находкам лучше не быть найденными, - я пожал плечами. - И вот тебе ещё один плюс моего варианта решения проблемы: эта история здесь уже точно не повторится, и больше никакой невезучий идиот в курган не влезет. Ты лучше придумай, что ты Службе будешь рассказывать.
   - Ты настолько уверен, что они сюда нагрянут?
   - Не заметить применения магии такого уровня, какую применил сейчас я, достаточно сложно. Тем более, посреди болота. Так что готовься, к вечеру они точно будут здесь.
  
   Слова мои оказались пророческими. Стреколёт со службистами опустился в деревне действительно к вечеру. Перепуганные таким странным явлением жители заперлись в домах, однако, когда из страшной машины вышли вполне живые люди, рискнули даже проявить любопытство.
   Проторчали в деревне мы вместе с ними ещё почти три дня. К Фельдштейну по понятным причинам сначала отнеслись очень неприязненно, но его явная готовность к сотрудничеству и так удивившая меня непохожесть на всех остальных не-мёртвых коллег смягчили отношение командовавшего прибывшими службистами подмастерья-менталиста.
   А уж когда на второй день прибыл телепортом мой старый знакомый, Озерский, стало понятно, что ничего совсем уж страшного некроманту не грозит. Более того, личность его была подтверждена, да и специалистом он оказался весьма известным и ценным, так что можно было за него не беспокоиться.
   Гораздо большую тревогу вызывали жители Желтушек, причём и у службистов тоже. Но прогноз по их адаптации к реальному миру был вполне оптимистичный.
   С Озерским прибыл какой-то достаточно молодой оракул, и мы втроём прогулялись до кургана. Ни менталист, ни его подчинённый не нашли причин для беспокойства. Так что я был похвален за хорошее (пусть и радикальное) решение проблемы. Хотя Кривое Озеро Мирослав мне не припомнить не смог, и полдня ещё подшучивал надо мной на эту тему; но, отдать ему должное, делал это беззлобно и искренне.
   Тень, обрадовавшийся вновь обретённой свободе перемещения, тут же куда-то слинял. Вернулся где-то через сутки, радостный и взбудораженный - прощаться. Из его сумбурных объяснений я понял, что он нашёл способ вернуться домой.
   На третий же день, где-то после полудня, после заполнения всех бланков и дачи всех показаний, по приказу всё того же Озерского (судя по всему, застрявшего на болотах ещё на неделю минимум) меня стреколётом подбросили до окраины болота. Мне, по примеру тени, тоже пора было домой.
   До Приасска я добирался от Желтушкиной топи совсем уж долго. Дороги тут, по-хорошему, было пара дней, но то и дело приходилось останавливаться. То в одной мелкой деревушке мы две недели выслеживали вместе с местными мужиками не в меру хитрое и осторожное умёртвие, то подвозивший меня водитель попросил помочь, услышав о специальности, и мне вновь пришлось поработать сварщиком.
  
  -- Встреча последняя. Долгожданная.

Время встречи - 22 апреля 1913 года. Место действия - город Приасск.

  

"...Книга открыта на самой последней странице.

Сколько всё это продлится?

Целый день дождь.

В воздухе тают осколки разбитой посуды,

тянутся долго и долго секунды.

Ты меня ждёшь!"

   В этом году в природе почему-то всё происходит поспешно, быстро и шумно; будто земля тоже не может нарадоваться на наконец-то чистое, мирное небо и боится не успеть опробовать все времена года, очень сожалея, что нельзя их устроить одновременно. Весна не стала исключением: бурная и ранняя, сейчас она уже явно стремилась превратиться в лето, не заботясь, что по календарю до него ещё целый месяц.
   Но теперь я наконец-то шёл по проспекту Победы, получившему своё название совсем недавно; настолько недавно, что местами даже не успели ещё смениться таблички с названием улицы, и часть домов по-прежнему стояла на улице Стапана Лихого. Пожалуй, к лучшему переименовали: одна из центральных улиц, а кто такой был этот Лихой и чем он настолько прославился, расскажут, пожалуй только краеведы.
   Впрочем, на большинстве домов табличек не было вовсе, да и домами-то их трудно было назвать - развалины и обгоревшие остовы. В Приасске шли жестокие бои, город очень сильно пострадал; несколько лет пройдёт, прежде чем он оправится от этого удара. По крайней мере, внешне. А там... десятилетия нужны, если не века!
   Аллея, по которой я шёл, тянущаяся в центре улицы между проезжих частей, тоже выглядела иначе, чем я её помнил. Да что там; не было здесь сейчас аллеи. Живых старых деревьев осталось едва ли пара десятков на всей улице, а на местах погибших робко зеленели молодые, только-только посаженные каштаны в рост человека. Конечно, земляки постараются, и вместо положенных природой десятилетий на приведение этого места в более-менее привычный вид понадобится всего пара лет. Но пока что одна из старейших улиц благодаря этим деревцам выглядела совсем юной. Очень странно смотрятся тонкие яркие деревца на фоне тёмных мрачных развалин. Жутко, но правильно.
   Я никуда не спешил; гулял, разглядывая лица прохожих, спешащих по своим делам. Стайка школьников в красных галстуках, оккупировавшая одну из скамеек и галдящая не хуже птиц, заметив меня, любопытно притихла. Ребята зашушукались, провожая взглядами; кто-то о чём-то заспорил. Впрочем, у меня никто из них ничего спрашивать не стал, и одиночество моё оказалось ненарушенным.
   Через какой-то месяц я уже должен был прибыть в часть, о чём получил соответствующий приказ, поэтому все мои страхи относительно перспективы столкновения с обычной, мирной жизнью вне казармы потеряли почву: весь год я добирался до родного города, и через пару недель пора было уже двигаться обратно. В этот раз - на поезде или стреколёте, побыстрее; за месяц обратно, на западную границу, не успею.
   Так что оставшиеся две недели я решил потратить на праздное шатание по памятным с детства местам. И, учитывая размеры города, решил делать это не то чтобы при полном параде, но при погонах и знаках различия. И, к слову, правильно сделал; я только-только вышел из комендатуры, куда доложился о своём прибытии, и уже встретил пару патрулей, попросивших предъявить документы. А люди в форме без погон привлекали их повышенное внимание, чему я был случайным свидетелем. Так что лучше привлекать внимание ребятни блеском звёзд на погонах и фуражке, чем нервировать патрули. Как мне объяснил, извиняясь, один из этих ребят, уж очень много развелось всяческих подозрительных личностей в послевоенное время.
   Остановившись в стороне, у помятой, но относительно целой урны, я прикурил и присел на заборчик, щурясь на солнце, глядя по сторонам и просто наслаждаясь тихим, живым городом вокруг. А потом...
   Стройная миниатюрная девушка в простом платье ниже колен в мелкий голубоватый цветочек, с наброшенным на плечи платком, брела по аллейке, уткнувшись взглядом в миниатюрную, в пядь, но толстую книжку. Лёгкий ветерок, всё ещё по-весеннему прохладный, игриво теребил коротко остриженные тёмные волосы, а на неизменно обветренных тонких губах блуждала рассеянная улыбка. Я настолько засмотрелся и растерялся, что едва не упустил её - она уже прошла мимо.
   - Веся! - окликнул я, бросая недокуренную папиросу в урну. Девушка вздрогнула и растерянно заозиралась. - Веся! - вновь позвал её я. Она наконец-то обернулась.
   При виде меня девушка вновь испуганно вздрогнула. Побледнела; книжка капризной кошкой выскочила из ослабевших рук на брусчатку. Тихо вскрикнув, Веселена прижала обе руки к губам. Так мы и стояли несколько секунд друг против друга, не решаясь ни сказать что-то, ни двинуться с места.
   - Живой! - вдруг выдохнула она, бросаясь ко мне. Я, сорвав фуражку, подхватил девушку, закружил - молча; дыхание перехватило от накрывшей с головой радости и громадного, неземного облегчения. А Веся смеялась и плакала одновременно, твердя как заклинание - "живой, живой, живой!"
   Мы долго стояли, не двигаясь с места и не зная, что говорить. Сказать было нужно столько, что невозможно было выбрать, с чего начать. Да только ли сказать! Глядели, и не могли наглядеться, крепко обнявшись - будто боялись, что это сон и какое-то наваждение, которое вот-вот кончится.
   Четыре долгих, бесконечно долгих и страшных года - ни строчки, ни весточки. Война внесла свой порядок; выгнала из домов эвакуацией, утащила далеко на запад в лагеря, щепками швыряла людей из стороны в сторону, разбивая семьи и ломая судьбы. Гоняла по передовой из конца в конец, протаскивала по тылам. Одна только несбыточная надежда - последнее письмо, неизвестно, нашедшее ли адресата. "Весной на аллее, после войны..."
   Она всегда писала чудесные стихи.
   А я все эти годы боялся даже вспомнить имя - боялся сглазить, накликать беду. Иногда только, в часы самого чёрного, самого глубокого отчаянья из памяти всплывали эти строки, и становилось теплее. Я верил, каждую секунду верил, что она выживет; я, наверное, во многом именно за это и воевал. Только всё равно боялся лишний раз вспомнить.
   - А ты совсем не изменилась, - наконец, сумел первым нарушить молчание я. - Только вот коса где-то потерялась, - я взъерошил её короткие волосы; она забавно сморщила нос, став похожей на сердитого ёжика.
   - Отрезать пришлось, когда в госпитале лежала, - с улыбкой отмахнулась она. - А ты стал старше, - карие глаза вновь повлажнели, а тонкие пальцы легко, почти невесомо коснулись моего виска. - Гораздо старше, как будто тебе не тридцать, а почти пятьдесят.
   - Честно говоря, за время пути домой с фронта я пострадал сильнее, чем за всю войну, - рассмеялся я.
   - Дурачок, - вздохнула она, через силу улыбнувшись. - Обермастер уже, а всё одно - мальчишка!
   - Пятидесятилетний мальчишка... Не знаю даже, обижаться или радоваться!
   - Глупый! И курить вот тоже начал, - Веселена недовольно наморщила курносый нос.
   - Поругать же некому было, - я пожал плечами, не выпуская девушку из объятий и чувствуя, как в груди разливается необъяснимое тепло, а всё тело переполняет невероятная лёгкость. - Теперь, считай, бросил. Если, конечно, ты согласишься со мной поехать...
   - Шантажист, - она весело пихнула меня кулачком в бок.
   Мы до поздней ночи бродили по городу, и говорили, говорили, говорили...
   И только теперь я, наконец, понял, что война кончилась. Да, умом знал об этом, радовался, но - только умом. Сердце же, кажется, ждало обещанной встречи, а до этого отказывалось верить. Для него война длилась с того последнего письма, и закончилась только теперь. В этом городе, так и оставшемся непокорённым, где наши войска раскрутили колесо истории посолонь.
  

"От границы мы землю вертели назад,

было дело сначала.

Но обратно её закрутил наш комбат,

оттолкнувшись ногой от Урала.

Наконец-то нам дали приказ наступать,

отбирать наши пяди и крохи.

Но мы помним, как солнце отправилось вспять

и едва не зашло на востоке!

Мы не мерим землю шагами,

понапрасну цветы теребя.

Мы толкаем её сапогами -

от себя, от себя, от себя..."

   песня "Мы никогда не умрём" группы "FleЭr"
   песня "Никто" группы "Кукрыниксы"
   песня "Никто" группы "Кукрыниксы"
   песня "Не вальс" группы "Зимовье зверей"
   песня "Звёздное Гестапо" группы "Агата Кристи"
   песня "Инспектор по..." группы "Агата Кристи"
   песня "Не вальс" группы "Зимовье зверей"
   песня "Никто" группы "Кукрыниксы"
   песня "Время, назад!" группы "Сплин"
   песня "Мы вращаем Землю" В.С.Высоцкого
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"