Кресты стоят на холме с начала времени. Над крестами бесцветное небо. На крестах - люди. Мужчины, женщины, старики, дети...
На них серые одинаковые рубища. Местность воняет потом и немытыми ногами, потому что люди эти добровольно отказались заботиться о своем теле. Их лица в пыли, грязные волосы спутались в безобразный колтун. Раны от железных гвоздей, которыми прибиты их руки и ноги, ужасны. Кровь и гной сочатся из этих ран. И несет от ран гнилью и могильными червями. Глаза и рот мучеников зашиты суровыми нитками, оставлены лишь щелки. В которые можно подсматривать и шептать. На лицах застыло выражение страдания, любви и раболепного страха...
А в низу, под холмом раскинулась живописная долина, в которой стоит прекрасный город. Город Для Тех, Кто Сошел С Креста...
В Городе бурлит жизнь. Жизнь там не просто бурлит, она там бьет фонтаном. Жители Города любят и ненавидят. Печалятся и радуются. Предают и мстят за предательство. Ищут славы. Чахнут над златом, а потом проматывают свое состояние за один вечер, чтобы утром начать копить деньги заново. Жители Города веселятся с друзьями и убивают врагов. Они ошибаются и снова выходят на ПУТЬ ИСТИНЫ, который для каждого единственно и неповторимо своеобразен. Сильные мужчины и красивые женщины, они живут и умирают с улыбкой на губах. Или с проклятьем на устах.
Висящие На Крестах - бессмертны, а Жители Города нет, но они давно плюнули и забыли то, что шептали о бессмертии их соседи по кресту. Им некогда думать о недостижимой вечности, они стараются успеть жить. Жители Города любят со вкусом одеваться, они умеют выглядеть красиво. Они любят книги, а не Книгу. Читают друг другу стихи и громко поют веселые песни, а не шепчут молитвы. Они интересуются наукой и хотят познать мир, в котором живут, а не слепо следовать аксиомам и догмам. В их мозгах созревают прекрасные и чудовищные планы, возникают безумные идеи, которые изменяют реальность. Жители Города ценят сегодняшний день и жизнь. Жители Города любят перемены и приключения, кровь и вино, насилие и альтруизм. Они любят себя, но отнюдь не эгоистичной любовью. Благородные и подлые, богатые и бедные, все вместе они проводят ночи в пирушках, а на десерт занимаются любовью...
А вместе с Жителями Города пируют Служители Креста, утром самый трезвый из них идет к тем, которые висят на кресте...
Наступает ночь, и над Городом взмывают в звездное небо разноцветные букеты цветов, цветов-фейерверков. И начинается самое веселье. Играет веселая музыка, льются реки вина, дубовые столы сервированы по высшему классу и ломятся от разнообразной вкусной снеди. Это делается в честь праздника Сошествия С Креста, по указу Бургомистра Города, великого Сатаны. Бургомистр очень любит свой Город и жителей, а каждый Житель Города считает Сатану своим лучшим другом, некоторые - даже братом. И Бургомистр веселится вместе со своими друзьями и братьями. Ведь он первый сошел с креста и заложил первый камень Города. Никто не знает, сколько ему лет, но все знают, что он старше всех огромных дубов в городском саду. Он мудр и добр. Строг, но милосерден. Дворец Бургомистра стоит в самом центре Города и поражает совершенством линий и абстракцией форм. На площади перед дворцом накрывают столы и пируют до утра каждую ночь. Именно на эту площадь приводит искушение заново родившихся, тех, кто только что сошел с креста. Их встречают криками одобрения, полной чашей вина и куском сочного окорока...
А те, Кто Висит На Кресте, смотрят сквозь щели между веками на огни Города и шепчут, шепчут молитвы иссохшими губами. Беспокойный сон накрывает их своим крылом. Снится им, что веселятся они и танцуют на улицах Города, жрут от пуза, носят красивую одежду, занимаются любовью. Их зашитые губы кривятся в улыбках, а из глаз текут слезы. Утро будит их первым же солнечным лучом. Сон тяжелым камнем падает в колодец души и исчезает в омуте молитвы...
И приходит монах. Он толстый, доволен жизнью и от него разит перегаром. Разлепив сшитые рты, Висящие На Крестах шепчут ему свою исповедь, открывают душу и выворачивают ее на изнанку, раскаиваясь в своих невинных мыслях, мечтах, снах. Лицемерный монах укоряет их в нерадении, в отсутствии стыда и веры и накладывает на грешных овец господних епитимью своего Пастыря. За свою исповедь мученики получают кружку чистой воды и корку хлеба, чтобы очистился Дух от оков Плоти. Служители Креста уверяют, что зной и ветер, дождь и снег, а так же птичьи экскременты тоже способствуют укреплению Силы Духа, а сами стремятся побыстрее убежать с Холма и опохмелиться...
Где-то, среди крестов, стоит самый первый, на котором висит Богочеловек. Его лица не видно под маской из крови и грязи. Его голова увенчана терновой короной. Он устал страдать за грехи других, но Он не может сойти с креста. Ведь его гвозди - символы веры и церковные догмы. Он давно раскаялся, но не может попросить у людей прощения, Служители Креста плотно сшили его губы, ведь они живут за его счет. А глаза распятого на кресте БогоЧеловека широко раскрыты, чтобы видел Он плоды труда своего отца. И видение этого не дает уснуть сыну божьему. Глаза его широко открыты день и ночь. И сверкают его глаза нездоровым блеском, имя которому - НЕНАВИСТЬ...
***
--
Что за чушь? - воскликнул человек в черной рясе священника и бросил листовку на стол.
Они сидели в ресторане, в который приходили каждый вечер, вот уже в течение пяти лет. Друзья детства, они выросли на одной улице, ходили в одну школу. До семнадцати лет они были неразлучны, вместе делили радости и горе, одинаково получали по шее за одни и те же мальчишеские проделки. После школы их пути разошлись. Хотя раньше различия между ними не мешали им жить, как братьям, но различия для того и существуют, чтобы когда-нибудь разлучить. Один был из семьи священнослужителя и очень много времени проводил в церкви. Отец и мать второго всю жизнь посвятили музыке: дирижер и пианистка в одном оркестре. А у сына были способности к игре на трубе, которой его заставляли посвящать большую часть детской жизни. Но все свободное время мальчики проводили вместе.
После школы один блестяще сдал экзамены в семинарию, закончил ее с отличием и стал священником. Он уехал в отдаленный город, где возглавил приход. Неожиданно областной центр, находящийся в двухстах километрах, стал столицей с совершенно другим названием, а, город в котором жил Священник стал областным центром, разросся. Даже построили в нем собственную филармонию. И вот, в эту то филармонию и приехал молодой трубач, друг детства Священника, который вырос в большого Музыканта, закончил консерваторию по классу духовых инструментов и играл, до поры до времени, в отцовском оркестре.
Однажды, бродя по городу в поисках приличного места, где бы можно было хорошо и недорого поужинать, Музыкант зашел в уютный ресторанчик, который задолго до этого облюбовал Священник. Так они и встретились, давние друзья. И два лица осветились улыбками. Музыкант сел за столик к Священнику, заказал ужин и они погрузились в беседу и воспоминания. Старые друзья, они так соскучились друг по другу, что проговорили до закрытия ресторана. Встретились за тем же столиком на следующий день и поднялись из-за него снова только перед закрытием. С тех пор они каждый вечер ужинали вместе. Умные образованные люди, они вели разговоры обо всем, не было тем, которых они бы не коснулись. Больше всего говорили, конечно же, о музыке и религии. Священник оказался неплохим знатоком музыки, а Музыкант - заядлым спорщиком на теологические темы. Но вот как раз-то в вопросах религии они очень расходились во взглядах. Яблоко раздора росло в саду Музыканта. Он считал, что религия - это опиум для народа. Священник говорил о необходимости верить в бога, Музыкант - о вере в себя.
Накануне они разговаривали о Конце Света. Священник говорил о Страшном Суде с благоговением, а Музыкант слушал его со скептической усмешкой и под конец заявил, что миф об Армагеддоне - это еще одна сказка, рассчитанная на запугивание слабых, что это еще один крючок для безвольных, приводящий заблудших в лоно матери-церкви. Расстались они не в лучших впечатлениях друг о друге.
И вот - глаза Священника горели гневом и негодованием, - Музыкант принес этот роковой листок бумаги.
--
Что это за писулька, - в голосе Священника была неприкрытая резкость.
--
Это я нашел сегодня в своем почтовом ящике,- пояснил Музыкант.
--
А зачем ты показываешь ее мне?
--
Чтобы узнать твое мнение об этом,-с улыбкой ответил Музыкант, -но по твоей реакции мне уже все ясно.
--
Тот, кто написал это, будет гореть в Аду. И ты тоже, если будешь читать это. Сатана использует любую возможность, чтобы совратить чистую бессмертную душу с истинного пути. Но все будут держать ответ перед Господом! Только еретики, сатанисты и атеисты будут преданы огню без Суда, потому что пошли по ложному пути!- Священник говорил, словно безумный фанатик на воскресной проповеди.
--
Да нет никакого суда, и не будет. И ада нет,-опять начал свое Музыкант,- А что касается лжи, то я считаю, что вся христианская мораль по уши погрязла во вранье. Пусть уж лучше Царство Сатаны-сатанисты хотя бы честны в своих намерениях и поступках. А христиане насквозь лицемерны, вот, например...
Но Священник видимо не был настроен вести дискуссию. Он жестом перебил друга:
--
Извини, мне пора. Необходимо подготовиться к завтрашней службе. А тебе я бы посоветовал выбросить все эти греховные мысли из головы, а не то ты погубишь свою душу навсегда. Бог не прощает таких мыслей.
Подозвав жестом официанта, Священник расплатился, и снова повернулся к Музыканту:
--
За все свои слова и мысли ты ответишь на Страшном Суде,- с этими словами он встал из-за стола,- Я думаю, что несколько дней не смогу приходить ужинать с тобой, у меня появились неотложные дела,- в тоне его голоса сквозил арктический холод.- Всего хорошего!
Священник ушел, а Музыкант еще долго сидел за столом и улыбался каким-то, только ему известным, мыслям.
А ночью Музыканту приснился странный сон. Он сидел в ресторане, но напротив него сидел не его друг-священник, а какой-то незнакомец. Что-то в этом незнакомце было не так, только вот что именно, Музыкант не мог никак определить, но это было что-то довольно неприятное. Лицо незнакомца походило на морду козла, только вместо рогов на голове был надет нелепый цилиндр. Его костюм был неряшлив, а глаза черны, как безлунная ночь. Узкие пальцы оканчивались длинными обломанными ногтями. На губах незнакомца блуждала такая же улыбка, какую Музыкант видел на своем лице в зеркале ресторана несколько часов назад.
-Я очень ценю Вас, как музыканта.- Когда незнакомец заговорил, оказалось, что голос у него красивый и глубокий, хотя некоторые звуки выходили у него с хрипотцой,- Иначе я никогда не обратился бы к Вам. Позвольте представиться, мое имя Люцифер,- он приподнял цилиндр и слегка поклонился, предоставив возможность познакомиться с парой рожек, прятавшихся под шляпой.
- Но я не верю в ваше существование,- слегка неуверенно произнес Музыкант.
- Это не помешает нам приятно побеседовать. К тому же не забывайте, что это всего лишь ваш сон,- Люцифер снисходительно улыбнулся.
- Ах, это сон,- облегченно вздохнул Музыкант,- всего лишь сон...
- Да, всего лишь сон,- усмехнулся Князь Тьмы.
- Но я не такой уж высококлассный мастер трубы,- Музыкант вспомнил похвалу, с которой началась беседа,- Например, Луи Армстронг...
-Я так же разделяю ваши взгляды на христианскую религию,-прервал Музыканта Люцифер.
-Ах, ну да, конечно,- теперь настала очередь усмехаться Музыканту.- Мой друг рассказывал мне о вас,- добавил он с иронией.
- Ваш друг слеп, он не видит того, что должен видеть.
- И чего же он не видит?- Музыкант посмотрел на собеседника с интересом
- Он не заметил свечи сомнения, что горит в вашей душе. Вы сомневаетесь, а может быть слова вашего друга не лишены истины, но свеча эта догорает... Ну да я не об этом хотел с вами поговорить. Вот, взгляните.
Когтистой рукой Люцифер достал из внутреннего кармана свернутые в трубочку и перевязанные черной лентой листы нотной бумаги, развязал и передал Музыканту. Взглянув на ноты, Музыкант сразу же забыл о собеседнике. На листах был концерт для духового оркестра. С первых же нот этот концерт показался трубачу совершенством. Музыкант вспомнил слова Конфуция: Узнавши утром истину, вечером можно умирать. Эти листки нотной бумаги и были такой истиной для любого настоящего музыканта. Но умирать, не услышав этой музыки, Музыкант не собирался.
- Это гениально,- Музыкант поднял глаза на Люцифера.- Это Вы сочинили?
--
Мои слуги выкрали это из записной книжки одного седобородого старичка, который называет себя Богом,- голос Повелителя Ада доносился откуда-то издалека.- Это партитура труб Страшного Суда...
Но Музыкант не слушал его. Он снова смотрел на ноты и слушал музыку, которая рождалась в его голове. По его щекам катились слезы. Как хотел бы он, чтобы сон этот не кончался. Дочитав - дослушав до конца, Музыкант поднял глаза и вдруг с удивлением обнаружил, что сидит в собственной кухне за столом. В страхе и с ожиданием безвозвратной потери он опустил глаза и увидел, что исписанные нотами листы по-прежнему лежат перед ним на столе, а рука его сжимает ручку. И тут в голове Музыканта раздался красивый глубокий голос: Этой божественной музыкой ты докажешь своему другу, что нет никакого Страшного Суда и только музыка по-настоящему вечна!. Затем раздался безумный хохот, звучавший в голове, как в пустой бочке. Отбросив ручку, Музыкант бросился к раковине и, открыв кран, сунул голову под струю холодной воды. Когда дрожь, сотрясавшая его, немного утихла, Музыкант собрал листки со стола и снова прочел ноты. Гениальность не исчезла со строчек вместе со сном (если только это был сон). Все это было очень странно. Музыкант никогда не замечал в себе способности к композиторству, тем более к такому.
Он размышлял над нотами весь остаток ночи, но так и не решил, во что верить. То ли в свою скрытую одаренность, то ли в действительное вмешательство в его жизнь дьявольской силы. И решил Музыкант спрятать ноты. Положил их в ящик стола, а ящик запер на ключ. Но спокойной жизни с тех пор у Музыканта не было. Мысли постоянно вертелись вокруг загадочной партитуры. И никаких больше странных снов. И никакого сочинительства.
И, однажды, не выдержав, Музыкант отпер ящик и принес ноты в филармонию. После работы он показал их дирижеру оркестра, но тот торопился и сказал, что посмотрит ноты дома. На следующее утро дирижер ворвался к Музыканту на квартиру и стал кричать что-то про зарытые таланты, фантастику и мир, который в слезах будет валяться у их ног. Через месяц была назначена премьера. По странному стечению обстоятельств день премьеры совпал с днем рождения Музыканта. А до назначенного срока были репетиции и что-то грандиозное, но неосязаемое витало в зале, где звучали трубы. Дворники могли бы рассказать о мертвых птицах, трупики которых они убирали по утрам, но кто спрашивает дворников. Возле входа засохли молодые ели, смерть других деревьев осталась незамеченной - на дворе стоял февраль. Чем меньше дней оставалось до премьеры, тем большее беспокойство овладевало Музыкантом. Он мало спал - много думал, но так и не решил во что верить. Он каждый вечер приходил в ресторан с надеждой увидеть Священника. Только ему он хотел рассказать о загадочном сне и спросить, что делать. Но Священник видимо нашел себе другое место для ужина. А Музыкант никак не мог выбросить из головы тревожные мысли. К тому же по городу поползли зловещие слухи. Слухи о Проповеднике.
Когда до премьеры осталась неделя, Музыкант не выдержал и отправился в церковь с целью поговорить с другом-Священником. Но перед церковью он увидел человека в монашеском рубище, который что-то с жаром говорил кучке людей, толпившейся перед ним. Когда Музыкант приблизился, слова Проповедника (а это был он, кто же еще) заставили покрыться его холодным потом.
--
... осталась всего неделя! Всего одна неделя, чтобы спастись. Идите домой и рассказывайте всем, кого встретите. Пошлите телеграммы своим родственникам и друзьям и пусть они тоже расскажут всем. Оставьте свои земные дела и придите в церковь. Покайтесь! Простите врагов! Проведите последнюю неделю, общаясь с Богом, и спасетесь...
И тут проповедь прервал вышедший из храма Священник. Он что-то тихо сказал человеку на паперти, но тот замотал головой и произнес:
--
Лучше помогите мне наставить людей на путь истины. Ведь это именно Вы подтолкнули своего друга и сделали его орудием в руках Господа. Сделали его рычажком, повернув который, Сатана запустил колеса Страшного Суда раньше срока.
--
Моего друга? О чем Вы толкуете? - в голосе Священника было явное недоумение.
--
Я говорю о Музыканте и о его Трубах Страшного Суда, которые прозвучат в воскресенье. Вернее не о его трубах, а о ангельских.
--
О Музыканте? Ангельские трубы? Что за чушь, он даже в Бога не верит, да и трубач из него средненький. Как может стать он орудием Бога или Сатаны. Он полный ноль для первого и желанная добыча для второго!
Кровь бросилась в лицо Музыканту при этих словах. Когда вышел Священник, он укрылся в тени ближайшего дома и прекрасно все слышал. Как человек, который называл себя другом, может говорить такое? И вдруг Музыкант поймал себя на мысли, на желании, чтобы все, сказанное Проповедником, оказалось правдой. И нос Священника оказался бы утерт. Навечно!
В это время к толпе перед церковью подошла парочка стражей порядка и, с их помощью, Священнику удалось прогнать Проповедника. Тот направился прямиком к тому дому, в тени которого прятался Музыкант. Поравнявшись с ним, человек в монашеской одежде остановился и, повернув голову, встретился с Музыкантом глазами.
--
Это ты, - в голосе Проповедника не было враждебных нот, только непоколебимая уверенность.
--
Да, это я. - просто ответил Музыкант.
А потом они сидели в одинокой квартире Музыканта, пили чай и Проповедник рассказывал:
--
Три недели назад наш монастырь освятил своим посещением Бог. Он явился ко мне (не знаю, чем заслужил я такую награду и такую честь) и сказал, что Враг рода человеческого выкрал партитуру Труб Страшного Суда и отдал ноты смертному. И Бог решил, что время пришло, чаша беззаконий превысила чашу терпения, люди отвернулись от Бога...Настало время для Суда. А на меня и на братьев моих Он возложил миссию предупредить о решении Господа человечество. Утром я рассказал все о чем поведал мне Он настоятелю, а он всем остальным монахам. Вечером я и все братья отправились в путь, неся слово божье в мир. Отец-настоятель остался в монастыре и шлет телеграммы во все религиозные организации, любых вероисповеданий. А ты не виноват, друг мой. Вина лежит на Искусителе и этом Священнике, который нетерпимостью своей столкнул камень, ставший причиной обвала. И, конечно же, виноваты сами люди.
Музыкант как-то сразу поверил всему, что сказал ему монах. Быть может, поверить помогли пронзительные голубые глаза Проповедника, в которых светилась недетская наивность.
--
А может можно все остановить? - вопрос этот мучил Музыканта с момента встречи.
--
Разве можно остановить лавину или цунами? Нет спасения камню, попавшему в камнедробилку, все шестеренки и маховик которой уже набрали обороты. Извини меня за эту механику, раньше я был инженером, а теперь монах...
Но на следующий день Музыкант попытался. Он требовал и настаивал, а его вежливо просили не пороть горячку. Билеты уже распроданы, уже составлен график гастролей оркестра. Это будет сенсацией! - так говорили ему. Тогда Музыкант отказался играть. Но и это не помогло.
--
Тебе надо исповедаться, - сказал Проповедник.
--
Но я даже не крещенный, - в голосе Музыканта было отчаяние, в глазах стояли слезы.
--
Тогда покрестится, и исповедаться, - в голосе Проповедника был метал, в глазах - все та же невинность.
На следующий день, пока Проповедник ходил по городу, Музыкант крестился. А всю ночь потом монах учил его молитвам, читал Библию и готовил к исповеди.
А через день Музыкант уже сам ходил по городу и говорил о том, что времени осталось мало. Но большинство людей просто отмахивались от его слов. Вечером банда подростков избила и раздела его.
Утром его замерзшее тело увезли в морг.
В дни, предшествовавшие концерту, мир бурлил и кипел. Спонтанно возникло несколько войн в горячих точках. Землетрясения и засухи несли разрушения, голод и смерть. Вспышки насилия, поджоги церквей, убийства священнослужителей. По ночам всходила кровавая луна. Многие поверили в скорый Конец света.
Наконец наступило воскресенье - день премьеры. Концерт мертвого Музыканта. Премьера, по странной прихоти судьбы, состоялась в день его рождения. В этот же день Музыканта тихо похоронили на городском кладбище. Но это сделали утром, а вечером концертный зал филармонии был набит битком. На сцене висела огромная фотография Музыканта в черной раме. Сильно волновался трубач, который заменил композитора, ведь именно трубе отводилась главная партия во всех семи частях концерта. Наконец в зале погас свет. И концерт начался трубным гласом.
В это время на улице разыгралось-разбушевалось чудо природы - гроза в феврале. Молнии салютовали звукам прекрасной музыки, и гром вплетался в барабанную дробь.
А на кладбище на свежую землю могилы Музыканта, упали первые крупные градины...