- Ну как ты руку держишь? - учитель сильно ударил по кисти, сжимающей меч. - Ты ж его на меч насадишь! Вот, молодец, прогиб, сам то вперед подайся, ага - вот так!
Учитель с довольным видом посмотрел, как я весь выгнулся вперед, прогнулся до такой степени, что меч чуть ли не за спину завел. Потом придирчиво присмотрелся к руке. - Нет, так дело не пойдет. Руку-то расслабь, слабину всегда давать надо, а вдруг вдаришь? Убьешь еще. Вот, кисть к низу, пускай болтается она, ага - молодец.
Тренировка подошла к концу, все ученики устало сложили мечи у стены, выстроились в шеренгу. Учитель, задумчиво потирая руки, прошел вдоль строя, остановился в конце шеренги.
- Завтра! Завтра мы уходим! - он пристально осмотрел строй. - Вы об этом знали, вы знали, что это время придет. И я в последний раз хочу спросить - все ли готовы?
- Да! - зычно гаркнула пара сотен глоток. Учитель довольно кивнул, а потом, с грустью во взгляде, посмотрел на Трони, здоровенного бугая, с по-детски наивным лицом.
- Трони, ты знаешь, что не готов идти? - он спросил с нажимом в голосе.
- Да... - Трони отвечал негромко, стыдливо пряча глаза. - Но я смогу.
- Нет, Трони, я тебе не позволю уйти. - учитель по отечески положил ладонь ему на плечо, встряхнул. - Трони, ты не сможешь обрести Путь.
Он вскинулся, но встретился глазами с учителем и снова притих. Учитель посмотрел на растрепанные волосы Трони, на его мускулистую фигуру и громко, чтобы слышали все в строю, сказал: - Когда-то, когда вас еще не было, мой учитель сказал мне - "Ты не готов", но я не поверил... Я хотел доказать, что смогу помочь Нашему богу, и я ушел, ушел с остальными. И вот я здесь, снова с вами. Я не смог погибнуть, я не смог уйти по Пути... Но я свершил грех - трое ушло по Пути к их богу от моей руки. Трони, теперь я готов, а ты еще нет. Я уйду со всеми, а ты останешься, и будешь ждать, когда ты будешь готов.
Трони испуганно выпучил глаза на учителя, громко сглотнул, а учитель улыбнулся: - Удачи тебе, Трони!
* * *
Весь вечер я готовился. Светои, моя жена, сначала держалась, сохраняла предписанную божественной волей строгость, но когда увидела, как я снимаю талисман и с торжественной клятвой передаю его в руки первенца, не выдержала, заломила руки, из глаз невольно скользнули слезы.
- Светои, так надо. - жестко сказал я, старательно не замечая нечаянной слезинки. - Это честь. Я, сын Нашего бога, я служитель его и ты об этом прекрасно знаешь.
Светои закусила нижнюю губу, посмотрела на меня. В глазах ее стояли слезы, они подрагивали на самом краю век, готовые вот-вот сорваться и скользнуть по щекам. Она совладала с собой, одернула тяжелое платье, отвернулась и торопливо ушла на кухню. Послышался звон посуды, глухой перестук глиняных кувшинов, что-то грохнулось об пол, камешками застучали черепки разбитого кувшина о дощатый пол. Я вошел в кухню. На полу белой лужей разлилось молоко, кряжистые глиняные осколки торчали из лужи. Рядом, на коленях, сидела Светои, спрятав лицо в ладони, ее плечи судорожно вздрагивали.
- Светои... - я подошел к ней, положил руку на плечо, - Не надо, Светои, мне тоже тяжело.
От двери донесся тонкий всхлип, я оглянулся. Там замерли дети, все трое: старший первенец, средняя дочь, обнимавшая младшенькую - чумазенькую с большими испуганными глазенками. Младшая спрятала личико в юбку средней и захныкала.
Я бессильно сел на скрипучий табурет, опустил руки...
* * *
К полудню все, кто должен был уходить, собрались на пыльной, вытоптанной центральной площади перед идолом Бога. Учитель сидел посередине площади, на камне старейшин, и растирал изуродованную ногу. Народ подтягивался медленно, нехотя, а толпа родственников, жен, детей вокруг пятачка вытоптанной земли все разрасталась и разрасталась. У всех были не выспавшиеся лица, кто-то пытался улыбаться, но улыбки получались кривыми, вымученными...
- Все собрались? - учитель посмотрел по сторонам. Ему было легче всех, ни жены, ни детей - никого. Он с кряхтением поднялся с камня старейшин, - Ну тогда пошли.
Толпа почтительно расступилась перед уходящими в Путь.
* * *
Утреннее солнце неторопливо поднялось над зеленым лугом, ярко блеснула полоска реки за тонкой линией обрыва. Учитель поднялся на каменную глыбу и замер черным силуэтом в слепящих солнечных лучах. Он стоял неподвижно, вглядываясь куда-то в зыбкую, чуть прикрытую сонными клочьями тумана, даль.
- Там. - он крикнул громко, чтобы могли услышать все внизу. - Они уже там.
Он присел и осторожно заскользил вниз по покатому боку камня, внизу его поймали крепкие руки учеников. Остальные быстро подтягивались к камню, в ожидании слов учителя.
- Они уже собрались на "Поле избранных". Их там много, мне показалось гораздо больше нас. - все слушали слова учителя, на напряженных лицах застыло внимание. - Мне кажется, что они навалятся всей массой, каждого будет окружать человека по два или по три. Внимательно следите за своими руками, это не бой с одним противником - это толпа. В толпе гораздо легче сделать неловкое движение - запомните это. Следите за своей рукой с мечом - больше вы ничего видеть не должны, только свой меч!
- Но как тогда... - вылетел короткий крик из толпы, и потонул в нестройном ропоте голосов. Я тоже хотел выкрикнуть, спросить что-нибудь, но мой голос также растворился в общем гомоне. Учитель поднял руки над головой, резко опустил их вниз. - Тихо!
Говор как обрубило. Вся толпа затихла, чуть слышно прошелестел ветерок по высокой траве. Учитель присел на небольшой валун, удобно вытянул больную ногу.
- Их больше, а это значит, что они взяли всех кого только могли. - учитель говорил рассудительно, немного растягивая слова. Толпа подалась вперед, учитель продолжил. - Скорее всего, многие из них не готовы, так же как и наш Трони, они будут защищаться, многие побоятся ступить на Путь и уйти во служение Бога.
По толпе прошел легкий гул. Учитель предупреждающе поднял ладонь, говор постепенно стих. - Залог вашей победы в скорости. Чем быстрее вы будете метаться, тем вероятнее, что кто-то, по неосторожности, откроет вам Путь. Ну все, помолимся...
Мы послушно воткнули мечи в землю, встали на колени, и зашептали слова молитвы.
* * *
Армии замерли по краям чаши "Поля избранных". Суровые лица бойцов вытянулись, побледнели в последние мгновения перед сходом, но вот учитель поднял меч и шагнул вперед. С той стороны донесся гортанный крик сначала одного, и следом его подхватили сотни глоток, и армии, как лавина, рванулись вниз.
Я бежал самым первым, несся на острие, занеся над головой блеклую молнию отточенного, как бритва меча. Я бежал и видел - видел испуг на их лицах, видел страх в их глазах, и понимал, что они не готовы - юнцы, за которыми нет еще ни семей, ни дома, ни детей.
Я влетел в толпу, прячась за наплечником, пробился в самую гущу, остановился, вскинув меч к небу. Вокруг проносились люди, но парочка остановилась и медленно закружили вокруг меня, предупредительно скользя кончиками клинков по траве. Я медленно оборачивался вслед за ними, пока без боязни, клинок висел в воздухе, и ничего произойти не могло.
Один из них шагнул вперед, клинок приподнялся в первом заходе на удар, я инстинктивно опустил руку, готовясь поймать движение. Я посмотрел ему в глаза - решимость, и пустота. Если кто и был готов уйти, так это он.
Он мягко скользнул вперед, клинок блеснул коротким росчерком прямо у меня перед глазами, я метнулся вперед, но опоздал, он уже отвел руку назад и я еле успел отдернуть свой меч, по неосторожности выставленный вперед. Он снова пошел на меня, я скользнул рядом с ним, почти наткнулся боком на меч, но он успел отвести его в сторону и самым краем плеча скользнул по лезвию моего клинка. Выступили первые капли крови, он довольно улыбнулся. В это время второй, молодой еще парнишка, в чьих расширенных зрачках горел отчаянный ужас, рванул вперед, прямо на мой меч и только мастерство помогло мне скользнуть клинком между обоими, так никого и не задев.
Юнец закричал и, снова - грудью, кинулся вперед, отставляя руки с мечом назад - словно крылья. Одно единственное движение, я увернулся от него, и кинулся вперед, на неуклюже выставленную руку, когда второй противник, звонко ударил клинком по гарде меча юнца. Сноп иск, и меч упал в траву передо мной, я с тоской посмотрел себе под ноги - еще чуть-чуть, и бой мог закончиться для меня, я мог уйти по Пути и все...
Юнец подождал, когда мы снова закружимся, прежде чем юркнул за мечом. Я подпустил его поближе к тускло поблескивающему лезвию и от всей души отвесил ему обидный пинок под зад. Коротко оглянулся на него: он зыркнул на меня глазами полными ярости и обиды. Хорошо - еще чуть-чуть и он сам, в порыве ярости, отправит меня в Путь.
Вокруг голосили, то и дело слышались звонкие удары клинков, самые удачливые гортанно хрипели, прощаясь с миром. Рядом кто-то отчаянно заголосил, и я оглянулся: молодой парнишка, лет пятнадцати, умудрился напороться на меч. Клинок нереально торчал из спины, и горячая кровь на нем парила в утренней прохладе. Он повернулся ко мне лицом, уцепился обеими руками за рукоять и дернул его из себя. Меч выскользнул наполовину, распоров брюхо почти до ребер, и из нутра парнишки тяжело скользнули синеватые внутренности. Юнец беспомощно посмотрел на кашу у своих ног, взвыл и повалился на землю. Я замер, предупредительно воткнув меч в землю. Оба моих противника остановились.
Паренек извивался на земле у наших ног, разливаясь кровавой кашей по зеленой траве. Он уже не кричал, он тихо скулил, надсадно сипел, то и дело хватаясь за кишки, в глупой попытке засунуть их обратно, но не выдерживал боли, ронял их обратно и снова сотрясался всем телом.
Молодой парень, которому я отвесил пинок, смотрел на извивающееся тело. Его глаза расширялись все больше и больше, казалось, что сейчас они вылезут из орбит. Он перевел взгляд на свой меч, отшатнулся от него как от огня, и с безумным воем кинулся прочь, проносясь мимо тел, мимо сражавшихся пар.
Я выдернул меч из земли, подошел ближе, оглянулся на своего противника. Тот смотрел на меня с мольбой. Я кивнул ему, подошел поближе к мальцу, нагнулся к уху, успокаивающе сказал:
- Иди по Пути, будь со своим Богом.
Парень посмотрел на меня своими, замутненными болью, глазами, еле слышно прошептал: - Страшно...
Я достал из-за голенища длинный кинжал, приложил пальцы к спине, чтобы точно определиться, и вогнал лезвие под лопатку. Парень вздрогнул, его руки расслабились, из скрюченных пальцев выпали склизкие внутренности .
- Я не хочу так... - мой противник воткнул меч в землю. Решимость в его глазах истаяла, в темноте зрачков проглядывалась пустота. Он подошел ко мне, сел на колени, погладил слипшиеся от крови волосы паренька.
- Я тоже... - невольно сорвалось у меня. Кинжал беззвучно заскользил из тела, кожа чуть потянулась вслед за сталью. - Ты откроешь мне Путь?
Я протянул ему кинжал. Он с недоумением посмотрел на меня, протянул дрожащую руку навстречу. Кинжал лег в его ладонь тяжелым грузом.
- Открой мне Путь. - я склонил голову, ожидая удара. Тишина поглотила сознание, медленно тянущиеся секунды, гремящее сердце, отсчитывающее своими ударами последние мгновения...
На плечо легла тяжелая рука, медленно заскользило по коже лезвие широкого кинжала, остановилось под лопаткой, больно кольнуло и все... Я непонимающе открыл глаза: звуки снова ворвались в сознание - лязг, звон, крики. Вокруг то же поле, в траве у ног тот же мертвый мальчишка, перепачканный в своей крови. Сзади звякнул кинжал о камни, я оглянулся.
- Нас не учили убивать... - он говорил не глядя на меня, как будто оправдываясь. - Мастер учил только умирать...
- Нас тоже. - я поднял кинжал, заткнул за голенище, подошел к воткнутому в землю мечу, коснулся рукояти и отдернул руку как от огня. Мне он не нужен, я не хочу больше искать Путь, я не хочу попасть туда и служить своему Богу - я просто хочу жить.
- Подожди! - я снова посмотрел назад. Тот, кто почти убил меня, неуловимо изменился: плечи понуро опустились, он стал словно ниже ростом, в глазах больше не было той уверенности, осталась только потерянность и страх - он выглядел жалким.
Я остановился, но в голову не шли мысли. Махнул рукой и пошел дальше.
Вокруг метались тела, извивались, стремясь насадиться на нечаянно выставленные лезвия. Я осторожно пробирался между ними и никто не обращал на меня внимания - их взгляды были устремлены в себя, мысли захватил шальной азарт. Тяжел только первый бросок на светящееся холодным блеском лезвие, а потом начинается бешеная погоня за смертью, когда уже ничего не боишься и остается лишь одна глупая мысль - догнать этот тонкий блеск молнии, коснуться его, взять в свое тело, а потом удивление в расширенных от боли глазах...
Я проскальзывал меду ними, пытаясь не разрушить танца смерти - вовремя отступал назад, ускользал от случайного прикосновения разгоряченных тел. Тропинка, вьющаяся из чаши ввысь была уже так близко, только шаг - и я на ней...
Я уставился на острие клинка, вынырнувшее из груди. Тонкий, блестящий, оканчивающийся остро отточенным клинышком белесой стали. Я коснулся лезвия - холодное, и внутри все холодно, как будто заледенило все нутро. Боли не было - только холод. Еще один шаг на тропинку, ноги подломились подо мной, на коленях еще один рывок вперед, я словно увязаю в воздухе, тяжело двигаться, руки тянутся вперед, цепляются за тонкие стебельки сочной травы, еще чуть-чуть протянуться вперед, еще движение...
* * *
Вязкая муть, темнота, мрак, клочья туманных воспоминаний, а потом удар, как будто спрыгнул вниз со скалы и бухнулся ногами о холодные камни.
Я открыл глаза: вокруг, до горизонта, простиралось каменное плато, в серых небесах не угадывалось ни солнца ни луны - ничего, только тяжелая серость свинцовых туч.
- Эй! - я закричал так, что в груди защемило. Мой крик, казалось, разлился по всей каменной пустоши, пронесся под безликими небесами, и растворился в бесконечности. Я сел на холодный камень в ожидании, но ничего не произошло. Поднялся и побрел вперед, неторопливо - сберегая силы. Ровный камень, чуть шероховатый, без единой трещины, без бугорка, без впадинки шершаво касался оголенных стоп. Я стал отчитывать шаги про себя, но сбился на пятой тысяче, а потом попросту плюнул на это и брел уже без единой мысли. Казалось, что все вокруг застыло в неподвижности, что этот мир словно остановился.
Я замедлил шаг, вцепился взглядом в далекую бугристость туч. Казалось, что они тоже застыли своими громоздкими тушами над каменным плато и уже никуда и никогда не сдвинутся. Я остановился, сел, а потом и лег на холодный камень и вперился взглядом в одну точку на небе.
Холод камня проникал под кожу все глубже, его тонкие иглы вонзались глубоко под кожу, пока казалось я не стал таким же холодным как и камень. За все это время небеса не изменились, нагромождения туч стали напоминать огромные гранитные глыбы замершие в своей неподвижной тяжести.
Я поднялся и побрел дальше. Казалось, что эта пустошь никогда не кончится и показавшиеся вдалеке нагромождения камней, еле видные, почти сливающиеся в своей серости с тяжелым небом, показались сначала зыбким миражом. Но вскоре они обрели более резкие черты, и чем я ближе подходил к ним, тем более и более величественными они становились. Стало видно, что это руины - древние, громадные, царапающие своими обломанными остями высоту свинцовых небес.
Огромные - будто выточенные из монолитной глыбы, покрытые витиеватой, истертой резьбой, с черными провалами широких трещин. Черные вершины руин плавно перетекали в нагромождения зубцов, стрельчато скользящие вниз, к величавым ступеням, ведущим ввысь, к неимоверно громадному зеву входа.
Я пошел вверх, по высоким, истертым многими и многими ногами ступеням. Чем выше я поднимался, тем больше видел разбросанных повсюду мечей - яркие искры остро отточенной стали, отражающие в своей полированной глади серость неподвижных небес. Наверху у входа в гигантские врата все было усеяно ими, весь пол покрывали остро отточенные клинки. Я брел к черному зеву входа медленно, переступая через хищно блестящие лезвия, и в скорости уже различал в тенистом полумраке руин громадины стволов колонн, два ряда величавых статуй, уходящие куда то вглубь храма.
Я вошел во внутрь, скользнул взглядом вверх - через огромные дыры в высоком куполе храма сочились слабые струи света, и только в глубине зала, над летящими в высоту ступенями, не было ни единого пролома и лестница вела в непроницаемый мрак.
Медленно, боясь потревожить покой храма, я прошел к лестнице, поднялся наверх и увидел скрытый во мраке вырезанный в камне трон. Сделал к нему шаг, и споткнулся обо что-то. Посмотрел под ноги, и узрел бога, мертвого бога...
Иссохший, обтянутый кожей скелет с раззявленной пастью застыл у подножья трона, раскинув руки. Я бы не признал в нем своего бога, если бы не его латы, высокий, с золотыми набойками шлем. Я испуганно застыл, не отрывая взгляда от тела, попятился к трону, под ногами сухо хрупнуло. Я вгляделся в темноту у трона и увидел еще одно распластанное тело - тело их бога.
Я упал на колени перед троном.
Зачем нужны были эти убийства, зачем надо было искать свой Путь, чего ради из десятилетия в десятилетие уходят из деревень армии гибнущие во имя богов, для чего? В мыслях взорвались образы покинутых детей, Светои, спрятавшей лицо в ладонях и ее мелко подрагивающие плечи. Для чего я покинул их, чтобы погибнуть во славу давно мертвых богов?
С улицы донесся протяжный крик, переходящий в животный вой. В храм влетел тот самый паренек, которому я помог уйти. В руке он сжимал один из валявшихся на улице клинков. Он окинул безумным взором зал, заметил меня и снова взвыл как бешеный зверь, рванулся вперед.
И снова с улицы ударил дикий крик. Паренек приостановился, плавно, как хищник повернулся в сторону входа. В храм, хромая на давно изувеченную ногу, вбежал учитель и, не сбавляя шага, понесся к парню. Меч в его руке взметнулся и широким бликом обрушился сверху вниз, но парень успел поднять свой клинок. Звонко запели лезвия, причудливо переплетаясь в широких разливах блестящих замахов и ударов. Уровень бойцов был несоизмерим: учитель двигался легко и привычно легко уходил из под ударов, наносил редкие, но точные уколы. На теле парня уже было несколько глубоких ран, когда учитель скользнул под несущийся клинок, и выбросил руку с мечом вперед. Паренек заверещал, уцепился свободной от меча рукой за лезвие, торчащее у себя из груди. Учитель победно закричал, но меч паренька, звонко скользнув по костям, отсек голову победителя. В ту же секунду тело учителя превратилось в прозрачную дымку и тонкие струйки почти неосязаемого тумана заскользили ввысь.
Парень развернулся, не выпуская из правой руки меча, выдернул торчащий из груди клинок и, пошатываясь, побрел ко мне. Он тяжело ступил на лестницу, ведущую к трону, упал на четвереньки и, звеня клинком о ступени, медленно пополз вверх. Он извивался по ступеням как змея, оставляя за собой черный кровавый след, хрипел как пронзенный стрелами волк, но все же, каким то неимоверным усилием, преодолевал разделявшее нас растояние. Он поднялся на вершину, сплюнул кровь, и, опираясь обеими руками о меч, поднялся на ноги, сделал шаг ко мне. Я отступил назад, он, качнувшись, поднял над головой меч, захрипел, брызгая кровью из ощеренного рта, я сделал еще шаг назад, споткнулся и повалился в холодное ложе трона.
Перед глазами все поплыло, мир разбился на сотни звонких осколков, ощущения взорвались тысячами тонких уколов - я почувствовал мир вокруг себя, каждый его камешек, его застывшие в неподвижности небеса, пронзительный холод каменной тверди. Своими глазами я видел застывшую надо мной фигуру, замерший почти у самых глаз меч, стенами храма я видел нас: себя, сидящего на троне, и своего убийцу - я видел все, все в храме, все на каменистой пустоши, всех кто брел по ней.
Это продолжалось мгновение, потом я увидел как сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее на мою голову опускается меч. Я, в испуге, выставил руку вперед и клинок, со стеклянным звоном, разбился о ладонь, парень удивленно посмотрел на остатки меча в своей руке и, как учитель, подернулся прозрачной дымкой и устремился ввысь. Я захотел увидеть, куда он летит, и тут же почувствовал его легкость, пронзил вместе с ним небесную твердь и выпал в бескрайнее белоснежное ничто, почувствовал как легкие касания оглаживают мое сознание, а в след за тем услышал глас:
- Правь достойно. - и все, я снова упал в свое тело, ощутил под собой твердость каменного трона, но я уже знал, что что-то изменилось, я стал другим, я знал что делать дальше. Закрыл глаза, погнал свои чувства прочь от себя - вобрал в себя каменную пустошь, объял чувствами бескрайнее серое небо, еще рывок - и провалился в мир из которого ушел.
На поле все еще звенели мечи, так словно я только-только покинул этот мир. Я пронесся между рядами бойцов, вонзился в глаза каждого своими мыслями, но не нашел в них понимания - страх, ужас, фанатичность... Больше ничего в них не было.
Я метался от одного к другому, искал того, кто способен меня услышать, но тщетно. Ты, юнец, чья кожа уже испещрена ранами и кровь покрыла все твое тело - прислушайся ко мне, ты, с фанатичным блеском в глазах, услышь мои слова...
- Да услышьте же вы меня!!! - со всей злостью, на которую был способен, закричал я. Мой крик волной разлетелся от центра поля в стороны, людей разметало, мечи бесполезными железками взмыли ввысь и, играя бликами на солнце, попадали за пределами поля. Наступила тишина...
Я осторожно коснулся мыслей притихших воинов, они были открыты, они были готовы услышать.
- Сыны единого Бога... - начал я.
* * *
Вся деревня выстроилась встречать возвращающихся воинов. Толпа тихо перешептывалась, то ли радуясь, то ли осуждая вернувшихся. Воины шли молча, на суровых лицах не было написано никаких эмоций.
- Сынок! - заголосила сухонькая старушка, бросилась вперед и повисла на шее одного из идущих. Своими тонкими, дрожащими ручонками она торопливо оглаживала его голову и немо открывала рот, пытаясь сказать хоть что-то. И толпа взорвалась, все забыли про осуждение, про войну во имя богов - все стремились найти родное лицо в шеренге вернувшихся.
Светои вглядывалась в лица. Она металась взглядом из стороны в сторону, заламывала руки и с трудом сдерживала подкатывающийся к горлу ком. Воины шли и шли, пока последний из них не прохромал в распахнутый створ дубовых ворот.
Встречающая толпа уже рассосалась, все разошлись по домам, а Светои все так же стояла у ворот, и всматривалась в темноту. Багровый шар солнца медленно погрузился в море, последний лучик красным прочертил дорожку на воде и только подкрашенные закатным багрянцем небеса отливали слабым светом.
Светои не заметила, как из глаз хлынули слезы, но когда почувствовала их соленость на губах, не выдержала и разрыдалась в голос.
- Тихо... - шепнул ветер, легонько коснулся ее соленой от слез щеки, - я тебя не покину...