Вобликов Александр Андреевич : другие произведения.

День следует за ночью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  -- ДЕНЬ СЛЕДУЕТ ЗА НОЧЬЮ
  
  
   В войну по-разному бывало. С фронта приходило письмо, солдат сообщал, что жив-здоров, а был убит. И так тоже случалось: похоронная извещала, что воин пал смертью храбрых, он же, как потом выяснялось, остался в живых.
   0x08 graphic
Бывало по-разному. Да только Матвей Ильич ни о чем таком не думал, когда его позвали в сельсовет. Но когда Фекла Егоровна, председатель, с торжественной суровостью вручила роковую бумагу, у него в груди сразу оборвалось. Ох, эта невозможная, немыслимая бумага! Раз она в твоих руках - какие тут надежды оставались?
   Матвей Ильич, сам недавно вернувшийся из фронтового госпиталя инвалидом, принял извещение в свои руки молча. Только веки дрогнули, да как-то странно припал на покалеченную ногу. Но, очутившись на пустынной улице, он почувствовал себя так, словно снова его оглушило фугасом.
   До вечера было еще часа два - три, но он не пошел домой. Как потерянный кружил вокруг своей избы, подолгу стоял у клена, недоуменно следя, как торжественно-плавно опускаются на остуженную первым морозцем землю, словно отчеканенные из меди листья. Так продолжалось до тех пор, пока, наконец, не оформилась в сознании томившая все это время мысль: страшное известие надо скрыть от Поли, жены своей. Он должен теперь держать себя так, словно ничего не случилось. Со зрением у Полины Ивановны и без того плохо. Известный в округе врач-окулист Семен Маркович сразу же предупредил: надо немедленно ложиться в больницу. А тут вот такое дело!
   Нет, никак невозможно об этом сказать Поле! Но и скрыть как? Боясь выдать себя, Матвей Ильич хотел было уничтожить извещение. И не смог: слова о том, что сын "не вернулся с поля боя, с честью выполнив солдатский долг", словно последней нитью связывали с ним. Не в силах держать страшную бумагу при себе, наконец, решился спрятать ее в сарае, под стрехой, в укромном от глаз месте.
   0x08 graphic
В избу Матвей Ильич вошел затемно, уповая на то, что в сумраке Поля по крайней мере по лицу его не догадается о беде. И только переступил порог, как понял: все его предостережения напрасны. Знала, знала мать. Правду люди сказывают: материнское сердце - вещун. Она сердцем почуяла ту великую беду - до того, как он вошел, как произнес первое слово.
   - Что же, Матюша, прячешься, молчишь...
   Тут только подступили к Матвею Ильичу слезы, еще более мучительные от того, что силился он их сдержать. Плакала и Полина Ивановна, но безмолвно, стискивая и ломая руки. И все же именно мать нашла в себе силы сказать хоть какие-то слова.
   - Где ж эта... бумага-то? Прочти мне...
   Матвей Ильич вспомнил было о наказе Семена Марковича не волновать жену, да лишь рукой махнул. Принесенное из тайника извещение по настоянию Поли ему пришлось прочесть не один раз. Повторяя скупые и строгие строки, он думал: "Вот, как приговор сыну зачитали".
   А Полина Ивановна за сказанными и несказанными словами извещения старалась найти не то чтобы надежду, а хоть какую-то зацепку, хоть самую малость для такой надежды. Она хотела еще и еще раз убедиться, что нет в нем все же рокового слова "убит". Ведь сказано же - "не вернулся с поля боя"... Однако про ту свою догадку не обмолвилась, словно боясь выдать слишком дорогую, лично ей принадлежащую тайну.
   0x08 graphic
На свою болезнь она теперь не жаловалась, не говорила о ней, хотя и без того было видно - слепнет Поля. Матвей Ильич со страхом замечал неуверенность, с какой она теперь передвигалась по избе. Неверными стали движения рук. Да и глаза были нехороши, особенно левый. Встревоженный, он стал торопить Полю со сборами в город, тем более и председатель колхоза - престарелый Анисим Прокофьевич, управляющий колхозом, из-за отсутствия более молодых мужиков, уже обещал ему лошадь и свою, единственную в хозяйстве, выездную бричку.
   Выехали они в первых числах октября, на рассвете. Утро занималось славное, по-осеннему ядреное с легким морозцем, румяной зарею, молочно-белыми туманами в лощинах. Звонко постукивала по накатанной дороге бричка, которую бодро влекла буланая лошадка по прозвищу Лыска. Над полями веял запах листвы, лежалой соломы, увядшей травы. Хорошо-привольно, мирно было в поле! Так хорошо, что припомнились ему молодые годы, первый совместный их выезд в поле. Было это ранним весенним утром - они, тогда еще на собственной лошади, ехали сеять овес. Какие счастливые глаза были у Поли - ясные, как то утро и бездонные, как вода в лесных стоячих бочагах.
   0x08 graphic
Припомнил и больно стало: вот ведь несообразность какая - любил он жену, очень любил, да никаким образом не выказал он ту любовь. Возможно, виной тому была и выпавшая на их долю трудная жизнь. В начале 20-х годов, когда родился у них Миша, их округа только что пережила сильнейший голод. В семье даже коровы не было. Да и родился Миша слабеньким - боялись не уберечь его. Потом, после пожара, отстраивались, потом колхоз на ноги ставили - работать вдвое приходилось, особенно женщинам - и в поле, и дома. Потому и детей много не нажили - Мишу да Надю, которую не уберегли: погибла их доченька при пожаре. А как бы они могли ее спасти, когда были на покосе?
   "Выплакала моя Полюшка-горюшко свои очи ясные" - тугой ком, подкатившийся к горлу, долго не отпускал Матвея Ильича. И было особенно тяжко еще и оттого: все так хорошо кругом - и солнце ласково пригревает спину, и паутинки блестят на жнивье, и голубое марево вдали струится, как текучая вода - а на душе одна боль нестерпимая, одна тоска горючая.
   Так вот и ехали они, возможно, одно и то же вспоминая, одно думая, но не смея заговорить об этом друг с другом. Только при отъезде из города, оттягивая тягостное прощание, обмениваясь незначащими словами, все же Матвей Ильич хоть и невнятно, высказал часть того, что давило камнем:
   - Ты, Полюшка, побереги себя, полечись получше...
  

* * *

  
   Семен Маркович принял Полину Ивановну без задержки.
   - Придется немного полежать у нас. Возможно, потребуется операция, - предупредил он.
   0x08 graphic
Должно быть, так несколько неопределенно говорил он, чтобы понапрасну не волновать больную. Старому, почти с сорокалетней практикой врачу картина была ясна уже после первого осмотра. Ему непонятно было лишь одно - почему болезнь так быстро прогрессирует.
   Между тем Полина Ивановна, тихонько присев на краешек расхлябанной больничной койки. Под разговоры соседок по палате, думала свои думы: о сыне, Матвее, о постигшей их доле.
   Представилось, как в последний раз провожала Мишу в районный военкомат. Лицо его - в мелких веснушках было насупленным таким, словно обидел кто: губы вздрагивали - старался не выдать жалость свою. "Хватит, мама, иди уже", - грубовато и неловко оттолкнул он ее, когда он пыталась еще, в последний раз, обнять, прижать к себе. "Совсем ведь мальчик!" Михаил и в самом деле не выдался ни ростом, ни силой. Вроде и смотрела за ним, как только могла, и семья их обеспечена была получше других - Полю и Матвея в колхозе ценили - за их труд, конечно. Однако Михаил всегда был послабее даже самых беспризорных своих сверстников, случалось и болел. Впрочем, могла она и преувеличивать его слабость и недуги. Взяли же вот его в армию, говорит в танковую часть. Вслед за отцом на фронт ушел. Ушел и не вернулся...
   0x08 graphic
Подступившие рыдания, как не пыталась скрыть их Полина Ивановна в жесткой ватной подушке, выдали ее. Ближайшая к ней соседка, старенькая Настасья Никитична, которой с неделю назад Семен Маркович удалил катаракту с глаз - теперь она, радуясь своему счастью, желала добра всем - начала успокаивать и утешать. Неожиданно для себя Полина Ивановна рассказала ей о своем горе.
   - Ой-е-ей, горюшко у тебя, Полюшка, двойное!.. Да, может, сынок-то живой еще.
   При этих словах Полина Ивановна аж привстала на скрипнувшей всеми своими пружинами койке.
   - А ты, милушка, на новом месте на сон загадай. Я ить, сны-то отгадывать могу.
   Похоже, разговор этот, случайное упоминание Настасьи Никитичны о "двойном горе" и положили начало зарождению той жуткой и одновременно влекущей своим соблазном мысли, которая в скором времени и повязала в сердце ее в одноединое и нераздельное - потерю сына и угрозу слепоты. Повязала так, что и подумать немыслимо!..
   В долгие больничные ночи снилось разное. Но чаще других повторялся один и тот же навязчивый сон. А виделось ей уж так ясно, как наяву: будто Мишутка - не такой, каким он уходил на фронт, а мальчонкой лет восьми, переплывает Ясенок. Только во сне их небольшая речка что-то уж очень широко разлилась. И вода в ней бежала быстрая, мутная. Как бы в половодье. Мишутка отчаянно сучит в воде худенькими ручонками и ничего стечением поделать не может - сносит оно его. И вот беда-то: Полина Ивановна - она тут, на берегу, холсты отбеливает - ни с места сдвинуться не может, ни слова вымолвить. Тогда она, поймав взгляд больших, светлых от испуга глаз Миши, мысленно приказывает ему: "Держись, сынка. Держись, соколик ясный. Смотри в глаза мне и 0x08 graphic
плыви!"
   Спасла ли она сына или нет, не известно, потому что сон каждый раз на этом месте обрывался. Только самое стремя он вроде бы уже одолели ближе к берегу стал прибиваться, где волна была потише, посветлее.
   Не удержалась она, рассказала про этот свой сон Настасье Никитичне. А добрая старуха не долго думая, уверенно так возвестила:
   - Живой твой Михаил. Живой, хоть и плохо ему, ох, как плохо. Вся-то надеждушка у него на твои молитвы материнские.
   Могла ли Полина Ивановна отвергнуть прорицание Никитичны? Разве это не ее желание, чтобы он выплыл? Разве не готова на все, чтобы помочь ему? Только знать бы - как, чем! Вот тогда-то, осаждаемая этими мучительными вопросами, и приняла она на себя свой ни с чем не сравнимый обет. В одну из таких ночей, очнувшись после неспокойного сна, она, глядя в надвинувшуюся на нее ночную темень, поклялась, как в чем-то давно и окончательно решенном: в готовности светом очей своих заплатить за жизнь сына.
   0x08 graphic
С этой зарочной ночи Полина Ивановна твердила уже постоянно: она должна ослепнуть, таково ее согласие, такова воля! Случалось, при этих словах охватывал холодный страх перед тем, что ее ожидает. В такие минуты она словно в темный бездонный колодец заглядывала, куда влекла и толкала ее неведомая и неумолимая сила. Пробуждалась острая жалость к Матвею. Каково-то ему: инвалиду жить со слепой женой. Следуя теперь совету Настасьи Никитичны, она торопливо повторяла полузабытые молитвы, обращенные к матери божьей - заступнице. Но заученные в детстве слова - полузабытые, малопонятные - не приносили облегчения.
   Состояние Полны Ивановны не могло, понятно, ускользнуть от зоркого профессионального взгляда Семена Марковича, готовившего ее - пока безуспешно - к операции. Нервное возбуждение ее он объяснял тяжелым течением болезни, внезапными скачкообразными приступами глазного давления сильным воспалительным процессом. Нужно было приостановить или хотя бы стабилизировать на более низком уровне эти явления, чтобы операция стала возможной. Вместе с тем, он ловил себя на мысли, что ясного понимания состояния больной, хода болезни у него нет. Отчетливо он сознавал лишь одно: шансы спасти зрение несчастной женщине ничтожно малы. Может, их нет и вовсе.
   Однако то огромное напряжение, в котором теперь постоянно жила Полина Ивановна, не прекращавшаяся на минуту внутренняя борьба, подрывая физические силы, укрепляла ее дух, решимость все вынести, все пройти. Настал и такой момент, когда она почувствовала себя способной хоть на костер взойти.
   Неведомо как, она догадалась, что Семен Маркович скрывает всю правду, вызвала сама на прямой разговор. Уловив интерес, а потом и участие врача, она, облегчая душу свою, рассказала не только о горе своем, но о всей своей жизни. Уже в конце их беседы Полина Ивановна, неожиданно для него, спросила:
   0x08 graphic
- У вас, доктор, есть дети?
   Семен Маркович вздрогнул.
   - Не знаю, - как-то в сторону ответил он и неопределенно махнул рукой. - Они там, не успели выехать - две замужние дочери, две внучки.
   - Значит, поймешь меня: сама я осудила себя на слепоту.
   Уловив, что доктор все же не понял, пояснила:
   - Пускай только сын вернется...
  

* * *

  
   Семен Маркович шел на эту операцию, как ходил в лучшие годы свои - предельно собранный и, одновременно, в высшей степени взволнованный. Сердце гнало кровь сильными толчками и, невольно, прислушиваясь к нему, он знал: это потом пройдет, мозг и руки его в нужный момент обретут уверенность. И чтобы не упустить этот миг, он, чуть сутулясь, шел быстрым шагом к операционной, где его уже ждут.
   0x08 graphic
Верил ли он в успешный исход операции? Вот этого, как раз и нельзя сказать - он понимал, что болезнь перешла допустимый рубеж, тот рубеж, до которого успех еще возможен. И все же не терял надежды. Предоперационная подготовка после того разговора с больной пошла довольно успешно. Со своей стороны он, кажется, сделал все, что было в его силах, в том числе, кое-что интересное нашел и в своих старых тетрадях, в которых вел записи наблюдений за больными еще в пору своих больших надежд.
   Он не стал отговаривать Полину Ивановну от ее материнского обета. Не стал и правды скрывать, когда говорил с ней о возможных последствиях операции.
   - Ты еще можешь увидеть сына, когда он вернется, - сказал он Полине Ивановне накануне операции. - Постарайся помочь мне в этом.
   Вот такого рода договор они заключили и скрепили между собой.
   Итак, эта главная для него и Полины Ивановны точка во времени пришла. Подержав навесу, на уровне груди, обработанные в специальном растворе руки, он шагнул к операционному столу. Он чувствовал, что нервы его предельно напряжены. Но руки почти автоматически делали точные, верные движения. Они как бы повторяли то, что он уже много раз проделал мысленно. Когда же по ходу операции требовалось внести необходимые изменения, решение находили быстро, не колеблясь, повинуясь жестким командам мозга... Вот и все!
   ... Все! Теперь все. Он сделал эту операцию. Возможно, лучшую во всей его почти 40-летней практике хирурга-офтальмолога.
   0x08 graphic
Вернувшись в кабинет, он по привычке последних лет поискал глазами мензурку с отмеренными в ней 30 граммами спирта, поднес к губам. И не выпил, а лишь смочил губы в обжигающей жидкости. Поставив мензурку на свое место, он откинулся в кресле, расслабляясь умом и телом. Подумалось: "От такой операции не отказался бы и сам академик Филатов". И тут же с горечью: "Если б только раньше. Хотя б на несколько недель раньше". Весь его опыт подсказывал ему, что операция, по-видимому, как не обидно это, запоздала. Один глаз уже не будет видеть...
   Оставшись один, в темноте, он вспомнил читанную им когда-то то ли индийскую, то ли японскую сказку о матери, превращенной злой волшебницей в змею. В сказке этой мать-змея, чтобы спасти сына, тоже пожертвовала оком своим. Сказка кончалась, примерно, такими словами: "Отдам я второе око свое. Только прошу тебя, сын мой, каждое утро приходи и звони в колокол. Так буду узнавать - ночь прошла, ее сменил новый день".
   Слезы текли по лицу старого врача, застревая глубоких бороздах около губ. Он их не смахивал. Его сильные, прекрасные руки покойно лежали на коленях, отдыхая. Они сделали свое дело, как могли.
   О чем он, видевший много за долгую врачебную практику и вообще на своем веку, плакал? Пожалуй, он и сам не мог бы ответить. Наверно, о себе, о прожитой почти жизни, о том, что мог достигнуть и - не достиг. Конечно, мог! Да чего-то не хватило. Быть может, воли, любви, самоотверженности - такой, как у этой женщины.
   Все прошло перед ним в ту минуту, которую недвижно провел он в кресле. Он скоро взял себя в руки - умел это делать. Но когда, поднявшись, рассеянно вылил в себя содержимое мензурки, а затем почувствовал приятный ожог в себе, знал: что-то изменилось в нем в этот день, и в эту вот краткую минуту.
   0x08 graphic

* * *

  
   Когда Михаил, почти после полуторагодовой неизвестности, возвратился домой, мать еще немного видела. Приблизив к себе его лицо, она как сквозь закопченное стекло различила: он, это он, сын ее! Прибился к родному берегу!
   Скоро, как и предполагал старый врач Семен Маркович, дневной свет померк для нее навсегда. Дни сменяли ночи - она об этом догадывалась лишь по "солнцу на лице", как она как-то выразилась. И все же однажды, спустя многие годы, когда вот также ее лица коснулись лучи солнца, он, устремив свои невидящие глаза в только ей доступные дали, сказала:
   - Иной раз тяжело станет, думаю, зачем и жить-то, бела света не видя? А вспомню, что ведь сама пошла на это, вроде и легче станет.
   Сказала так, словно для себя итог подвела.
  
  -- А.Вобликов
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   0x08 graphic
  
  
  
  
  
   1 2
  
   3 4
  
   7 8
  
   9 10
  
   11 12
  
   13 14
  
   15 16
  
   17 18
  
   19 20
  
   21 22
  
   23 24
  
   25
  
   5 6
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"