Эта история началась летним воскресным утром. На небе не было ни облачка. Я вышел на балкон с твердым намерением поправить, наконец, облупившуюся на его, балкона, внутренних стенках штукатурку. И как всегда при одном взгляде на мешок с цементом и ведро с песком меня охватило чувство, близкое к панике. Тем не менее я сжал зубы, зачерпнул ковшиком порцию цемента и высыпал ее в старый таз, стараясь по возможности не поднимать слишком много едкой цементной пыли. Повернулся, готовясь зачерпнуть песок, и замер от удивления. Я мог поклясться, что минуту назад песок в ведре был крупный, грязно рыжий от большого содержания глины, то есть именно тот самый, что я добыл из большой кучи на недалекой стройке несколько дней назад. Теперь же с песком приключилась странная метаморфоза, которую я никак не мог объяснить влиянием яркого июльского солнца: передо мной в ведре находилась текучая ярко-желтая субстанция, состоящая из мириадов мельчайших частиц. Каждая частичка сверкала на солнце, как золотая. Да, субстанция была текучей, я не оговорился: казалось, содержимое ведра непрерывно двигалось, будто в ведре вертелся маленький водоворот. Я почувствовал острое желание попробовать на ощупь этот "песок" и протянул руку к ведру. Медленно зачерпнул песок ладонью и, как зачарованный, не отрываясь стал смотреть на тонкие золотистые струйки, убегающие между пальцами. Внезапно в глубине потока словно открылась дверь. Миг, и я, совершенно ошарашенный, оказался в незнакомой комнате.
Массивный письменный стол громоздился перед приоткрытым окном. Несколько гитар стояли на подставках. Чужеземным пришельцем среди них выглядел экзотический инструмент с очень длинным грифом и небольшим резонатором, напоминающим половинку гигантской груши. Посреди комнаты на стуле сидел, склонясь над гитарой, молодой человек. Он был худ, черные волосы спадали до плеч. Я видел лишь половину его лица. Сухощавое, украшенное маленькими черными усиками над верхней губой, оно показалось мне странно знакомым. Зрительная память услужливо подсунула обложку одного из дисков "The Beatles". "Неужто Джордж Харрисон?!" Да, таким он был лет сорок назад. Внезапно окно в комнате распахнулось от резкого порыва ветра и сбило со стола песочные часы. Стекло часов разлетелось в разные стороны, оставив на полу кучку песка. Человек, так похожий на одного из "битлов", встал и поставил гитару на подставку. Затем он шагнул к окну, наклонился над песком и медленно протянул к нему свои тонкие длинные пальцы...
Видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Я даже толком не успел подумать о том, чем могла бы быть вызвана столь необычная галлюцинация, как в отдалении раздался громкий всплеск и следом - тревожные детские крики. Я выглянул с балкона на улицу. Надобно заметить, что сей балкон выходит на крошечный илистый прудик. В это жаркое утро на заасфальтированных берегах прудика не было ни души. Водную гладь бороздил самодельный плот, ведомый парой соседских мальчишек. Мальчишкам было лет по десять. Кричали они. И кто-то отчаянно барахтался в водоеме, поднимая тучу брызг. Я отбросил в сторону ковш и кинулся прочь из квартиры, спеша на помощь бедолаге. Но когда я добрался до пруда, ребятишки уже подогнали плот к утопающему. Тот ухватился за утлое плавсредство, и теперь малолетние матросы правили к берегу. Я дождался, пока плот не причалил к берегу, и протянул руку пострадавшему. Он поднял на меня глаза. Я чуть было не отдернул руку. Сухощавое лицо, мокрые усики и слипшиеся длинные волосы. "Тот самый!"
- Thanks, sir, - улыбнулся молодой человек из воды и протянул руку мне навстречу. Я помог ему выбраться на берег. Потом вопросительно посмотрел на мальчуганов. Те наперебой затрещали, что вот они катались себе по пруду, и вдруг плюх - этот барахтается, а как попал в пруд, они не видели. Я, используя все свои познания английского, как мог, пригласил пришельца зайти ко мне обсушиться. Мальчишек тоже позвал на чашку чаю.
Дома я выдал англичанину халат и полотенце и отправил его под душ. Сам, же, пока тот смывал с себя ил, поставил чайник и оглядел мальчуганов. Они всегда носились по двору втроем. Предводителем и заводилой в их компании была шустрая девчушка одного с ними возраста. Но на сей раз она отсутствовала. Я осведомился у ребятишек, как же так случилось, что сегодня они гуляют без своей подружки.
- Наташа тяжело заболела. Несколько дней не приходит в сознание, - последовал ответ. Известие было неожиданным и ужасным. Я дружил с ее родителями. Тут же я вспомнил, как еще совсем недавно девчушка сидела вот в этой самой комнате и перебирала мои пластинки или бренькала на моей расстроенной гитаре. Грустные воспоминания прервало появление англичанина. За чаем я стал его пытать, как же он оказался в нашем пруду, и услышал примерно такую историю: он сидел дома и сочинял песню для нового диска. Внезапный порыв ветра распахнул окно и сбросил на пол его любимые старинные песочные часы. Непреодолимое желание заставило его набрать пригоршню струящегося золотистого песка. Песок прошел сквозь пальцы, как вода. И тут он очутился в пруду. Нет, конечно, он прекрасно плавает, но захлебнулся от неожиданности. Я смотрел на парня с открытым ртом еще несколько секунд после того, как тот закончил свой рассказ. Потом спросил его напрямик:
- Ты Джордж Харрисон?
- Yes, - утвердительно кивнул англичанин без тени удивления. Конечно, сорок лет назад Джордж был в зените славы и не удивлялся, если его узнавали на улице. Я криво усмехнулся и сказал:
- Добро пожаловать в Россию. В двадцать первый век.
Джордж уставился на меня взглядом, полным недоверия. Я ткнул пальцем в большой настенный календарь. Джордж проследил взглядом за пальцем, пока взгляд этот не уперся в календарь, в цифры года с двойкой впереди. И вот тут-то я увидел, как у Джоржда, невозмутимого англичанина Джорджа, от удивления, что называется, "отпала челюсть". Затем он вскочил и забегал по комнате, что-то бормоча и бурно жестикулируя. Мы с мальчиками молча наблюдали за ним с минуту, потом я сказал:
- Джордж, чай стынет. Извини, молока нет.
Джордж остановился, словно налетел на невидимую преграду и внимательно посмотрел на меня. Борьба самых противоречивых чувств в течение нескольких секунд отражалась на его лице. Наконец он взял себя в руки и сел обратно за стол. Дальнейшее чаепитие проходило в полной тишине. Я и Джордж думали, видимо, об одном и том же, а именно как и зачем он оказался здесь и сейчас и как ему теперь вернуться обратно в Лондон. В тысяча девятьсот шетьдесят восьмой год. Потом мысли мои вернулись к больной девочке. А ведь ей очень нравились песни "The Beatles" и особенно Харрисона! Тут меня осенило, и я предложил Джорджу, коль скоро у него все равно нет других дел, сыграть в больнице. Джордж широко улыбнулся моей шутке и утвердительно кивнул на мое предложение. Я тут же достал из шкафа чехол с гитарой. Джордж осмотрел старенькую "Кремону", настроил ее и, видимо, остался доволен. Я сунул гитару обратно в чехол, и мы всей компанией отправились в больницу.
Дежурная сестра, крупная тетя средних лет, поначалу нипочем не хотела нас пускать.
- Посещения разрешены только родственникам, а вы тут каким-то табором заявились, да еще и с гитарой, - ворчала она. Но при взгляде на Джорджа глаза ее просияли, словно она узнала его. Я воспользовался этим, перегнулся через стойку и громко зашептал:
- Это известный артист, сын Джорджа Харрисона, участника группы Битлз. Специально приехал в Россию с гуманитарной миссией. Поддерживает больных детей своими песнями. Даже до нашего захолустья добрался. А вы хотите его прогнать.
Расчет оказался верным. Тетенька аж вся засветилась, когда услышала название знаменитой группы. Схватила трубку и стала яростно кому-то названивать. Через пару минут она подозвала меня:
- Идите, доктор разрешил. Ваша больная вас, скорее всего, не услышит. Другие больные подойдут, послушают, хорошо?
Я согласно кивнул головой, наша компания дружно надела обязательные для посетителей белые халаты и бахилы и поднялась в отделение.
Наташа лежала на больничной койке в просторной палате. Казалось, она спит. Ее родители сидели возле нее, совершенно убитые горем. При нашем появлении они синхронно повернули головы и удивленно посмотрели на нас. Узнали своих соседей, меня и мальчишек, и вымученно нам улыбнулись. Я, не говоря ни слова, расчехлил гитару и протянул ее Джорджу. Тот отошел к окну, еще раз проверил настройку гитары, забегал пальцами по струнам и запел. Исполнял он в основном песни других битлов, которые так хорошо подходили под мягкий звук акустической гитары, "Мишель", "Yesterday", "Girl", но спел и несколько своих. Пока он пел, в палату битком набились больные дети и их родители, доктора и медсестры. Напоследок Джордж запел свою "Когда моя гитара тихонько плачет". И старая "Кремона" в его руках действительно плакала, как живая, он выжал из нее все, на что та была способна. Чувствовалось, что в исполнение этой песни сейчас Джордж вкладывает всю душу. Когда он закончил, в палате повисла тишина, лишь за распахнутым настежь окном слышалось щебетание птиц. Вдруг я услышал женский вскрик и резко обернулся. Вскрикнула мать Наташи. От неожиданности, удивления и радости. Потому что Наташины ресницы затрепетали и приоткрылись, а на ее бледных губах заиграла еле заметная улыбка. По палате пронесся вздох. Наташина мать всплеснула руками и быстро расцеловала дочку в обе щеки:
- Девочка моя!
А следом бросилась к Джорджу и повисла у него на шее, обливаясь слезами и бессвязными словами пытаясь выразить свою благодарность. Наконец она чмокнула смущенного Джорджа в щеку и вернулась к своей доченьке. Между тем слушатели стали расходиться, дети возбужденно загалдели, родители их не очень-то настойчиво успокаивали. Я зачехлил гитару, легонько подтолкнул к двери мальчиков, похлопал Джорджа по плечу, и мы тоже направились к выходу. Джордж походя сгреб с подоконника приличную пригоршню нанесенного ветром песка и высыпал ее себе в карман. Могу поклясться, в этот момент он сам не осознавал, что делает. Но едва мы оказались на улице, как Джордж запустил руку в карман и достал оттуда песок, который тут же, словно золотистая вода, прошел у него между пальцами. Порыв ветра поднял песок, не дав тому коснуться земли, и закрутил вокруг Джорджа так, что тот совсем пропал из виду. Песок так и не осел, а словно растворился в воздухе. Вместе с ним исчез и Джордж.
Я вернулся домой вместе с мальчиками. Они словно и не заметили исчезновения "битла". Всю дорогу мальчики тараторили о чем-то своем, толкались и смеялись. Ни про больницу, ни про концерт они вовсе не вспоминали. Я распрощался с мальчуганами возле подъезда и вознесся на лифте на свой этаж. Зашел в квартиру, поставил чехол с гитарой в шкаф и, сам не зная почему, потопал на балкон. В ведре все еще плескалось немного золотого песка, видимо, дожидаясь меня. Он торопливо показал мне картинку, в которой только-только проснувшийся Джордж тер глаза, приподнимаясь на своей постели. После чего жидкое золото быстро ушло вниз, как вода, впитывающаяся в крупнозернистый глинистый песок.
В моей памяти это событие стало стираться подозрительно быстро, и через пару дней я уже сам с трудом мог поверить, что это был не сон. Но все-таки осталось несколько зацепок, связывающих Событие с реальностью. Иногда я ловлю на себе взгляды посторонних людей, словно силящихся вспомнить, где мы с ними виделись. Потом вспоминаю, что видел их в больнице в ТОТ день. Наташа с ТОГО дня быстро пошла на поправку, и утром первого сентября я увидел неразлучную троицу, бегущую в школу. Вечером я снова увидел их, но на сей раз возвращающихся из школы другой, музыкальной, с гитарными чехлами за спиной. Они, оказывается, дружно решили стать крутыми рок-музыкантами! С тех пор прошел уже чуть ли не год, но пыл их пока не остыл. Иногда они заходят ко мне и что-нибудь играют. Надо заметить, прогрессируют они быстро. Да, я забыл сказать, что их любимая композиция - песня Джорджа Харрисона "Когда моя гитара тихонько плачет".