Фигуры в чёрных перчатках качали ребёнка обмана в объятиях почты...
Посыпалась краска с тени от стула: как такие вещи странны! - обжигают ум.
От необратимости сводит скулы, но я люблю.
Зависть бросает в печку личности лицо скованное - вам это обойдется в копеечку, мне в миллионы!
Но как мне расстаться с вами - забыть о вас невероятно...
Луна ещё долго не свалит на меня свои жёлтые пятна! Но стоит ли существовать так: под надзором двух тысяч лет не найти трёхрублевый пятак никому - тем более мне.
Я перо наточу об фамилию ни лучше, ни хуже чем кремнием, и для вас кусок вечности вымолю у обиженного пропастью времени!
Засверкает от снега лампочка, и нагнётся к падшему ворону сероглазая, добрая лапочка, загибая дорогу в сторону!
Мы восстали, но сил уж не было - зачихали пулемёты слабеньких; где ловушка? где дверь? да где ж она? - суетились у порога валенки!
Не у церкви - у святого кладбища танцевала невеста чистая, потеряло своё сердце нищее, собираясь до постели с мыслями!
Ей на мокрое лицо навешали образки Отца Всемогущего.
Не полаяли бы мы на вечное, не проснулись бы сегодня утречком!
Что ты спишь? Нам охота брошена - в руки наши волки не целятся. Да разнеси ж ты по свету Отче наш, вот и сволочь на тебе не женится!
Как ликёр эта жизнь не выпита: поразбили мы все окна в домике, загуляли под ночью немытою да узнали, что смысл - в соннике!
Нам с тобой не дано как следует выспаться да все по-честному: созвонились с радостью бледною и друг друга принялись чествовать!
Но мой дух устаёт от музыки.
Я не в силах: ручка кончается...
Вот и ты... лучше всякой... нужно ли? Ты в другой уже не повстречаешься!
За окном ноября завывание, снег метёт по следам прошедшего, но ни строчки не забывается; без тебя нет любви обретшего! - ни за мной, ни за кем из комнаты не придёт тень сомнения в хохоте, даже если говорит с тобой он на "ты", даже если того сам Бог хотел!
А я расставлю все ходы да выходы, мертвецы мне позавидуют образно - даже солнце, обливаясь рифмою, упадёт на слово меткое прозы той, что отстреливала шторы дольние, когда падали снежинками холода все холодные и все довольные, опускаясь в злое днище города.
Здесь засовы крепко сдавят месяцы, ни луной не обращаясь, ни осенью, и только рок по обугленной лестнице пролегает светом, как просека!
Здесь бороться - не значит вдуматься в суть того, что натворил, перевыполнил.
Ккак взаправду, раскрывает улица покрывала свои тонко-крылые!
И чернила застывают намертво, из которых сегодня кот лакал.
Раскололся полувыдуманный камертон на флейту, орган и колокол!
Я запамятовал время Кесаря: родилась ты в воскресение, в полночь ли?
Все - и ты назвала меня Мессией, будто я только послан в помощь им.
Я раздвину занавески сумрака, громом грянет ваше тысячелетие!
Но давайте не забудем Кубрика: широко закрыли мы на вечное!..
На свече позабыли Библию, и молитвы раздарили бешеным - они без нас, наверное, были бы так же голодны и так же - беженцы.
Как на допросе застываю в холоде, не ответить мне Свету-юристу.
В наказание дано мне в городе мёртвым грузом задавить свои мысли.
И в руках у водного стока ксилофона дождевая капля.
Заиграла парадная-дока танго кнута и марли.
Потанцуем? Предложение принято: ноги движутся, а тело осознанно прижимается к тебе всей линией свое малодушного, костного, в общем, тела - и слиплись бёдрами. Руки сами на талии встретились, затянули туго петлю и дёрнули, и над залом наши души повесили.
Только дрожь обжигающей лаской из-под кожи пробивается сдавленно.
И смело мажусь я спелой краскою, чтоб оставить на покоях зарево!
Вот и Бог! Вот и ты... но что же я? В наших вазах по две гвоздики; словно лентой, их связали ножницы и обрезали им звонкие крики.
Гроб заказан, в землю скромную канул я: инструменты загремели под крышкою!
Вдруг невеста, бессердечная, наглая, вогнала в меня сердце нищее.
Я оставил размышления гнусные. Вот и ты - это всё, что надо мне.
Перестаньте кидаться чувствами: их иначе загубит жадное!
Вот и все корабли на пристани! Расстановка по ряду, должности.
Не смотри на меня хитро-пристально, нет у нас с тобой двух возможностей!
Нож в бумаге искрами сыплется. И по клеточкам сгорают в агонии эти строчки двойного имени так же медленно, как в Эстонии.
Тогда взбесятся губы форточки и вдохнут свежим ветром в комнату, чтоб безногие сели на корточки, а безрукие от счастья - хлопали.
7-18 января 2004 год
No Copyright: Александр Владыка - "Вот и ты" (Братск, январь 2004 год)/ поэма