- Олечкя! Баушка зовёт! - звенит голос хозяйки, у которой мы снимаем летом дом. Настоящий дом - с печкой, выходом в коровник, сенями. У нас такого дома нет. У нас комната в коммуналке на седьмом этаже. Бабушка живёт отдельно на другом конце города. Трамвай, метро до конечной остановки и ещё один трамвай. Зато летом бабушка рядом.
- Олечкя, где ты там? - Татьяна Ивановна говорит очень забавно, как утверждает мама, с рязанским акцентом. Половина жителей деревни приехала сюда из рязанской глубинки после войны вместо тех, кто погиб или потерялся в эвакуации. Голос умильно-сладкий, но настойчивый. - Баушка на пруд пошла.
Надо бежать. Если бабушка рассердится, то не пойдёт после обеда в лес. Книжку в сторону, сапоги на ноги, ведро в руки и таскать воду из пруда, чтобы полоскать мотки шерсти, спряденные ловкими бабушкиными руками. Бабуля всё умеет: прясть шерсть, вязать из тонюсеньких ниток кофточки, перчатки или носки, шить и вышивать. А вот наклоняться с мостков к воде в пруду боится. В деревне колодцев нет, вода залегает очень глубоко, да и та ржавая, железистая. Нам мама носит воду с работы в эмалированном ведре. Магазина тут тоже нет. Раз в две недели появляется грузовик с хлебом, мукой и солью, а за другими вещами надо в город ехать.
- Витькя, Толькя работать будете? - сейчас тон совсем другой. У хозяйки два почти взрослых сына, ленивых и неказистых, которые не слишком никогда никуда не спешат. Особенно на работу.
- Бабуль, можно идти?
- Шерсти натрепала? Три кудели натреплешь и иди на все четыре стороны.
Это моя работа. Трепать купленную у соседей шерсть, вытаскивая грязь и колючки. Руки потом никаким мылом не отмоешь. Но восторженный рассказ о роскошной резной прялке, с гребёнкой, педалью и местом для веретена, которая стоит у Людкиной бабы Кати, не произвёл на бабушку никакого впечатления. Она и без такой чудесной прялки управляется.
- Ерунда. С меня одного веретена довольно, - привязывая к высокой спинке стула завернутую в тряпочку кудель, ворчит бабушка. - Не вертись под ногами, урок выполнила и ступай.
Ну да, куда ступать, когда коров гонят на дневную дойку? Наша, то есть хозяйская, корова самая лучшая. Нарядная, рыжая с белым. Из двадцати двух деревенских коров двадцать черно-пёстрые, одинаковые. Бригадирская - тёмно-рыжая с огромными, торчащими вперёд рогами. Надо ли говорить, что, когда вечером стадо гонят домой, народ выскакивает к калиткам. Ведь всем известно, что какая корова идёт первой, такой будет следующий день. Лето дождливое, и каждый вглядывается в приближающееся стадо с надеждой, вдруг повезёт, наша придёт первой, и погода наладится? Но какое может быть везение, когда рыжая корова всего одна?
Вот она подходит к открытому окну, кладёт голову на подоконник и негромко мычит. Ждёт кусок хлеба с солью. Смотрит необыкновенными фиолетовыми глазами, хлопает длиннющими белыми ресницами, шевелит ушами, если почесать лоб, забавно жуёт и лижет солёные пальцы. Чудо, а не корова!
- Не балуй скотину. Так она скоро в дом за угощением заходить будет.
По радио говорят о запуске нового космического корабля.
- Вот, всё небо продырявили, разверзлись хляби небесные, и дождь каждый день льёт, - ворчит бабушка, не переставая крутить веретено.
- Небо нельзя продырявить. Скоро все будут в космос летать, даже я. А кто такие 'хляби'?
- Некогда мне болтать, иди, говорю, на улицу.
Вот всегда так, скажут что-то и не объясняют. Бабушка строгая и спорить с ней нельзя потому, что в лес очень хочется. Лес рядом. Деревня, огороды, участки под картошкой, сейчас наполовину залитые водой, узенькое поле, засеянное чахлой бледно-зелёной кукурузой, а за ним лес. На опушке вечно шелестящие круглыми листочками осины, берёзы, пара старых лип, ветки которых ложатся на траву так, что можно легко рвать липовый цвет, а дальше стена из огромных елей. Как же там пахнет в тёплый день! Цветами, нагретой смолой, грибами. Бабушка всё лето собирает и сушит разную траву. Говорить, что с такими травами лекарства не нужны. Мама спорит с ней до хрипоты, ей можно, мама - доктор.
Здешний лес ни маме, ни бабушке не нравится. Ельник. Тёмный, настоящий. Непролазная чаща. Не знаю, какой и где они раньше видели другой лес, но наш - лучший в мире. Мягкая подстилка из опавшей хвои, малинники на полянах и вырубках, море грибов. Грибы пахнут по-разному, и на вкус разные, их можно различить по запаху с закрытыми глазами. Хочется зайти подальше, но бабуля ходит только по опушке, боится заблудиться. Ныть и тащить её вглубь леса бесполезно, только время зря терять.
- Подрастёшь, будешь ходить, где вздумается. Грибов и по краю навалом, корзинки уже полны.
- Ещё как буду! Буду ходить везде-везде. Эх, когда же я вырасту?
Вечером стадо опять гонят домой. Первой по раскисшей улице топает огромная черная корова из крайнего дома. Вот это погодка будет! Наша красавица скромно плетётся в конце, протискивается в калитку и прячется в хлеву. Бестолковые овцы несутся мимо беспомощно расставившей руки Татьяны Ивановны вниз к пруду.
- Кять, кять, кять , - сердито кричит им вслед хозяйка. - Олечкя, загони овец, золотце моё.
Голос опять умильно-сладкий. Знаю, хозяйке ужасно хочется, чтобы вместо ленивых сыновей у неё тоже была такая девочка с косичками и бантиками. Желание понятное, хозяйку жалко, но страх перед чёрным бараном с великолепными закрученными вперёд рогами временами сильнее жалости.
Ладно, кусок хлеба с солью в карман и на улицу. Ноги расползаются по намокшей глине. У пруда собралась кучка ребят, которых тоже отправили за убежавшими овцами.
Дорога упирается в забор и ворота, которые отделяют деревню от пионерского лагеря. Моя закадычная подружка Людка тащит серую овцу от ворот к пруду, тихонько всхлипывая. Глаза полны слёз. Разберёмся.
На заборе со стороны лагеря висит рыжий нахальный мальчишка.
- У-у-у, деревенские! Дуры деревенские! - кричит он и строит рожи.
- И что?
- Вас в кино к нам не пускают!
- Это кино пятый раз за лето привозят, только пионеры могут такую муру по пять раз смотреть.
- Деревенские!
- А вы, вы... Лагерные!
Звучит как-то очень значительно, громко и резко. Как кнутом щёлкнула. Мальчишка от неожиданности отпускает руки и почти падает с забора в мокрую траву.
- Смирнов, опять ты, гадёныш, на заборе повис, сколько раз можно говорить? - вожатая громко кричит и бежит к воротам. - Не подходи к деревенским, неизвестно, какая у них там зара...
Слова повисают в воздухе. Это она меня увидела. Угу. 'Ну, скажи мне про заразу'. Я-то знаю, что мама всех моих деревенских приятелей осматривала и никакой заразы ни у кого не нашла. К маме и взрослые ходят: другого доктора в округе нет.
- Олечка, Веру Сергеевну встречаешь? - голос противный, карамельно-приторный, как переваренное варенье. Тётка наклоняется, хватает мальчишку за куртку и замахивается, чтобы отвесить подзатыльник.
- Мама уже дома, но я ей обязательно расскажу, что вы детей бьёте по голове до сотрясения мозга.
Рука мгновенно разжимается, невезучий Смирнов снова плюхается на траву. Мама очень строгая и все эти нерадивые, как говорит бабуля, тётки её до смерти боятся.
Людка тихонечко хихикает у меня за спиной. Мы с ней бежим к мосткам, где уже остались только наши овцы.
Этот баран знает, что я его боюсь? Хлеб в кармане порядком помялся, но стоило только его достать, как рогатая башка поднялась, и баран уставился на мою дрожащую руку блестящими глазами. Помчались.
Вы пробовали бежать в гору по скользкой глине в резиновых сапогах, которые чуть великоваты? И не пробуйте. Но сзади фыркает кудрявый враг, который бегает гораздо лучше. За ним с истошным блеянием скачут овцы. Крыльцо, дверь захлопнулась. Баран со всего размаху бьёт в неё рогами. Успела.
Бабушка со вздохом отбирает у меня хлеб, чтобы отдать ещё не успокоившемуся барану.
- Резать будем осенью скотину-то, - горестно вздыхает Татьяна Ивановна. - Налог такой установили, что хоть плачь. Да и картошки вымокнуть, кормить нечем будет. Самим бы с голоду не сдохнуть. Оставлю корову и пару овечек.
Ужас и жалость к овцам захлёстывают меня и выгоняют на крыльцо.
- А остальные, а телята?
- Что ты? Продам, продам, другим людям продам, - пугается моего отчаянного вопля хозяйка. - Все соседи будут продавать: деревню нашу в какие-то непереспективные записали.
***
Коровий прогноз сбылся. Всю ночь льёт проливной дождь.
- Пруд из берегов вышел! Карасей в овраг смыло, бежим за рыбой! - кричит кто-то на улице.
В овраге уже полно ребят. Огромный пруд действительно переполнился. Вода, увлекая за собой зазевавшуюся рыбу, перетекает через низкую плотину, по которой идёт дорога к лагерю. Караси в пруду разные: светлые и тёмные, золотые с красными плавниками. Папа говорит, что перелётные птицы приносят на лапах икру с торфяных озёр, которых в округе полно. В таких озёрах водятся не караси, а настоящие золотые рыбки. Почти.
Рыба холодная и скользкая. Под моросящим дождичком топтаться в мокрой высокой траве и брать её голыми руками совсем не хочется. Рядом хозяйский Толик гоняется за ускользающей добычей. Наконец-то мне удаётся захватить корзинкой здорового золотистого карася. Живой. Хватает ртом пропитанный влагой воздух и смотрит круглыми глазами. Осторожно сползаю вниз по склону к тому месту, где овраг превращается в маленький прудик. Выпускаю свою золотую рыбку в воду. Карась несколько мгновений стоит неподвижно, словно не верит в свою удачу, потом уходит на глубину.
- Где же твоя рыба? Говорят, ты огромного карася поймала, - мама разглядывает трофеи Толика.
- Отпустила в маленький пруд.
- Зачем?
- Жалко стало. Живой. Золотая рыбка.
- Ну, хоть три желания загадала? - смеются бабушка и мама.
- Не успела.
Вечно эти взрослые думают, что человек всю жизнь должен верить в сказки. А сказка закончилась, закончилось лето. Мы возвращаемся в город, где у меня нет ни своего дома, ни своей коровы, нет даже своей комнаты. Нет, и не будет. Останется только лес, в который я буду ездить много-много лет.
***
- Олечкя, ну, постой, не беги так!
Крик заставил вздрогнуть и оглянуться по сторонам. Пожилая женщина никак не может угнаться за маленькой внучкой. Буква 'я' не столь явно слышится в её голосе как у Татьяны Ивановны, но всё же... Исконные русские говоры отступают под напором странных искусственных голосов и интонаций, заполнивших пространство. Умирают навыки, традиции, уклад жизни. Кто сейчас умеет прясть шерсть, работая только с веретеном, солить рыжики в кадках? Где найти живую ключевую воду?
Девочка бежит к столу, где я выбираю деревянный рязанский сувенир: 'У нас в Рязани грибы с глазами...', и мы вдвоём с продавщицей ловим юную жительницу рязанского княжества.