Король Дагоберт задумчиво смотрел в окно. Снега ждали давно, но пошел он только в ночь сочельника, и теперь пейзаж за стеклом разительно отличался от вчерашнего. По белой равнине мела поземка, снег взвихривался клубками перекати-поля, и лапы ели, растущей возле окон королевской опочивальни, качались на ветру.
От окна тянуло сквозняком, и король отвернулся. В святую ночь сочельника не стоит, пожалуй, беспокоить королеву, решил он, забрался под пуховое одеяло и закрыл глаза. Перед мысленным взором Дагоберта побежали вереницы указов, рескриптов, договоров - всего того, что ожидало наутро.
Свеча, горевшая на прикроватном столике, вдруг затрещала, ярко вспыхнула и погасла, опочивальню накрыла темнота, в которой едва слышно прошуршали чьи-то шаги.
- Кто здесь? - король приподнялся на постели, вглядываясь во тьму. - Эй, стража!
- Не зови, все равно тебя сейчас никто не услышит, - раздался тихий старческий голос, и в полосу лунного света, внезапно полившегося из окна, вступила согбенная фигура в плаще до пола. - Король Дагоберт, я пришел предупредить тебя. Будь осторожен - не минет и месяца, предаст тебя ближайший друг. И жизнь твоя, и трон твой в опасности. Поднимет ли он восстание или ударит в спину в бою, отравит тебя на пиру или застрелит как бы случайно на охоте, или совершит что-то еще столь же...
- Но старец! - воскликнул Дагоберт, с трудом обретая вновь дар речи. - О ком ты говоришь? Кто он - тот предатель? У меня много друзей, я люблю их - и уверен, что они любят меня. Я не верю... И - откуда...
- Господь милостив к тебе, король Дагоберт, - продолжал старец. - Предательства тебе не избежать. Но ты волен сам указать того, кто тебя предаст. Выбирай.
Свеча вновь затрещала и вспыхнула сама собой, осветив опочивальню. Комната была пуста.
"Я сплю? Кажется, нет. Это - правда? Господи..."
Рассвет застал короля Дагоберта на коленях перед алтарем. Выбор будет удачен.
- Джек, Джек, ко мне! Сидеть.
Холодный мокрый нос гончей уткнулся в ладонь короля. Другой рукой Дагоберт машинально поглаживал пса по холке - и вспоминал. Охота, другая, загнанные зайцы и олени, и Джек - всегда первый и всегда гордый похвалой хозяина и друга. Да, конечно, друга.
Пес разменял уже второй десяток лет, постарел и одряхлел, но каждый день проводил рядом с королем, отказывавшимся пускать в свои покои другую собаку. И вот теперь...
- Прости меня, Джек, - почти не разжимая губ, произнес Дагоберт и дернул шнур звонка. Вошедший слуга склонился перед королем и услышал: - Двух бешеных собак. Быстро. Найти и привести сюда. И лучника.
Подняв на короля изумленный взор, слуга понял, что не ослышался, и едва ли не бегом умчался исполнять распоряжение.
Не прошло и часа, как приказ короля был выполнен.
- Ваше величество, вы позволите? - нерешительный голос слуги прозвучал в тишине комнаты набатным колоколом. Дагоберт все так же сидел перед камином, застывшим взором уставившись на огонь, и поглаживал примостившегося рядом Джека. - Там псарь привел... как вы велели... - под пылающим взором обернувшегося к нему короля слуга окончательно смешался, проглотил оставшиеся слова и распахнул дверь.
Главный королевский псарь с помощником едва сдерживали двух рвущихся вперед пегих собак непонятной породы, исходящих пеной и лаем, с закатывающимися глазами. Джек, словно подброшенный пружиной, подскочил и встал между бешеными псами и королем, оскалившись, зарычал.
Дагоберт не выдержал, отвернулся. Отошел от уже готовых сцепиться собак к дальней стене покоев и снова уставился невидящим взором в стену, чувствуя спиной нарастающее изумление всех присутствующих. Глухое рычание Джека и бешеный заливистый лай пегих собак внезапно смолкли - и секундную тишину разорвал визг укушенного пса. Король вздрогнул, словно от удара, и, не оборачиваясь, велел:
- Этих - увести и пристрелить. Джека не трогать. Лучнику - остаться.
- Но ваше величество, - попытался было возразить псарь, но тут же умолк под гневным взглядом резко обернувшегося Дагоберта.
Джек, искусанный и остервеневший, медленно поднимался на лапы, обводя комнату помутневшим взглядом. С клыков пса капала слюна.
Король тяжело шагнул вперед, протягивая руку к собаке.
- Ну что, старый друг, - прошептал он. - Это ты? Укусишь меня?
Насторожившийся лучник натянул тетиву, взяв пса на прицел, но было уже поздно. Последний раз глянув на короля мутными слезящимися глазами, Джек коротко взвизгнул, передние лапы его подломились, и он упал замертво.
Пиршественный зал сиял огнями факелов и великого множества свечей. Золотая и серебряная посуда, изысканные блюда, старые вина из лучших погребов замка - такого великолепия не припоминали даже старики, ведь король Дагоберт не славился чрезмерной щедростью. Но именины королевы Итейны решил отпраздновать на широкую ногу, созвав во дворец всех рыцарей королевства.
Итейна сидела по левую руку от супруга во главе огромного стола и с тревогой поглядывала на бледное лицо Дагоберта. Короля явно терзала какая-то мысль, после истории с Джеком он был сам не свой - но так и не объяснил ничего ни жене, ни ближайшим советникам и друзьям.
Дагоберт пил, почти не вслушиваясь в тосты и не пьянея, зато крайне внимательно вглядывался в лица сидящих за столом рыцарей.
"Сэр Маннэлиг? Эсквит? Ладберри? Или вовсе старый Эгерт? Кто из них? Кто - предатель?"
Губы короля беззвучно и едва заметно шевелились, пальцы стискивали рукоятку ножа. Пир был в разгаре.
Золотая чаша с топазами и изумрудами, подарок короля супруге, вновь и вновь наполнялась темно-вишневым вином, и Итейна торжественно пускала чашу по кругу - тосты в честь королевы, ее молодости, здоровья и красоты, следовали один за другим почти беспрерывно. И только Дагоберт знал, что есть еще одна точно такая же чаша - и она ждет своего часа. Еще немного - и можно будет пустить ее в ход. Вот только решить, кто же... Все они - соратники, друзья, бившиеся с Дагобертом рядом и прикрывавшие ему спину, но в следующем бою кто-то из них может ударить сзади! Нет. Нельзя позволить такому произойти. Пусть это будет Родерик, ближайший родич.
Король всмотрелся в юное, не омраченное еще ни одной тенью лицо кузена, который, смеясь, рассказывал соседям по столу случай на последней кабаньей охоте.
Не ответив на очередной тревожный взгляд Итейны, король тяжело поднялся и медленно пошел вокруг пиршественного стола. В одной руке у него был кубок, которым Дагоберт чокался с рыцарями, польщено и радостно тянувшими к нему свои чаши, вторую руку король прятал под плащом, не снятым даже в жарком зале. Остановившись рядом с Родериком и подняв с ним кубок за королеву Итейну, Дагоберт совершил почти неуловимое движение левой рукой - и выпростал наконец ее из-под плаща. На лице короля мелькнуло секундное облегчение - но тут же вернулась напряженная гримаса. Самое тяжелое было еще впереди.
Праздник катился своим чередом, и никто не заметил, когда золотая чаша королевы исчезла со стола. Часть рыцарей, уже изрядно захмелевших, дремала в разных углах, часть яростно спорила о чем-то, и лишь когда Итейна поднялась со своего места, чтобы удалиться в опочивальню, Дагоберт словно спохватился.
- Подарок! - загремел над столом королевский бас. - Где мой подарок ее величеству?!
В зале поднялась суматоха, но чаши никто не мог найти. Вызванная разъяренным королем стража прижала гостей к стенам, и вскоре юного Родерика швырнули на колени перед венценосной четой. Итейна ахнула, прижав платок к губам, когда начальник стражи предъявил всем извлеченную из сумы королевского кузена золотую чашу с топазами и изумрудами.
- Как ты мог? - горестно прошептала она.
Дагоберт же бесстрастно взирал на мертвенно побледневшее лицо юноши.
- Я... я ничего не брал, ваше величество! Клянусь... - голос Родерика сломался, но почти сразу перешел в крик: - Ваше величество, это ошибка! Я докажу...
- Уведите его. - В голосе короля не было ни тени чувства. - Это бесчестье на весь королевский дом. Выведите за ворота замка и отпустите. Я не хочу его больше видеть. Никогда.
Родерик замолчал, но глаза его, в эту минуту так напоминавшие глаза самого Дагоберта, пылали гневной яростью.
Именно таким запомнил юношу король, рассчитывавший, что оскорбленный вассал захочет мести, - и именно таким он встал перед внутренним взором Дагоберта, которому наутро сообщили, что не стерпевший позора и бесчестья Родерик бросился на меч, едва покинув ворота королевского замка.
Итейна... Юная, прекрасная... Любимая и любящая жена. Любящая? Быть может, это она - тот самый ближайший друг?
Король схватился за виски. Нет, не может... не может такого быть. Никогда Итейна... "Но замуж-то за тебя ее выдали по отцовской воле, - нашептывал внутренний голос, - и кто знает... Кто знает, любит ли она только тебя одного. Посмотри на себя, Дагоберт. Ты уже немолод, хоть по-прежнему силен и хорош собой, но видел ли ты, как смотрит Итейна на рыцарей за твоим столом?"
- Да никак она на них не смотрит! - взорвался король, пытаясь перекричать этот внутренний змеиный шепот. - Итейна любит меня! Она лучшая женщина в мире!
"Конечно, лучшая, - продолжал искуситель едва слышно. - Так на то тебе и предупреждение от Господа - предательство придет от самого лучшего, самого близкого... И это не пес, не рыцарь, не друг... Ты ошибался. Это она! Та, которой ты веришь как самому себе".
Дагоберт стиснул зубы, но стон все равно прорвался изнутри. Да, это наверняка Итейна. Она изменит ему - и это станет самым тяжелым и коварным предательством для короля, какое только возможно.
- Стража!
Захлопали двери, в покои ворвались мечники.
- Ваше величество?
- Королеву - в темницу! И пусть палач готовит дыбу. Я приду через полчаса.
Холодные каменные стены, жаровня, отбрасывающая языки тусклого света, клещи и прочий инструмент разложены на столе. Палач в маске, с ужасом взирающий на приближающегося тяжелой поступью короля. И тоненькая длинноволосая фигурка в белом ночном платье - комом на полу.
- Почему она все еще не на дыбе? - рявкает король.
- Она не в себе, ваше величество, - дрожащими губами шепчет палач. - Кажется, вообще не понимает, где она и что происходит. С момента, как ее привели сюда...
Дагоберт резко оборачивается к женщине, хватает ее за плечи и трясет:
- Итейна! Клянись, господом клянись - всегда ли ты была верна мне! Клянись!
Она молчит, безвольно обвиснув в руках супруга, и только безумный, нечеловеческий взгляд обводит мрачные стены темницы, не останавливаясь на лице короля.
Он продолжает трясти жену за плечи, потом швыряет на пол, как сломанную игрушку, и кричит:
- На дыбу ее! На дыбу! Пусть заговорит!
Но все бесполезно. Итейна уже не здесь...
В королевским покоях снова темно, в опочивальне даже не горит свеча. Дагоберт, распластавшись перед алтарем, молчит, и только все тело его сотрясают беззвучные рыдания. Секунды сливаются в минуты, минуты - в часы. Наконец король вскидывает голову и яростно вопрошает:
- Кто же он?! Кто - предатель?! Месяц почти истек. Я убил всех своих друзей, кто же предаст меня, кто?!
И тихий голос старца отвечает:
- Король Дагоберт, ты сам предал себя и всех своих близких. Это ты - предатель.