По стране шла программа по сносу ветхого жилья и улучшения гражданам жилищных условий. В общем, Кольке, прописанному в бревенчатом бараке всю свою двадцатисемилетнюю жизнь, дали квартиру в новом районе, в новом доме.
Ни мать, ни брат, ни тем более бабка, так и не дождались этого дня, получив свои квадраты на кладбище. Бабка от старости, мать от отравления этиловым спиртом, а брат от "макарыча", сделавшем в нем четыре дыры.
Колька любил выпить, но не запивался,знал меру.
Еще он любил баб и травку. А чего не любил, так это работать.
Друзья у Николая были под стать ему. Таких, как Колька и его дружбаны, в народе называют "гопниками".
В юности их компашка зарабатывала тем, что шерстила наркоманов, отбирая их "честно заработанное" бабло, которое они пытались донести до цыган, да бомбила "неправильных" граждан. К неправильным относились все те, у кого были норковые шапки и золотишко.
От лихих девяностых остался лишь отголосок. Колька не успел повариться во всей этой каше. Ему было четырнадцать, когда при очередной разборке его двадцатидвухлетнего братана застрелили. Тогда брат и его банда еще контролировали цыган, торгующих наркотой и водкой, но власть уже подгребали менты. И в очередной рейд за деньгой один из баро отказался делиться. Цыган был матерым, а его родня многочисленной. В заварухе и те и другие повытаскивали стволы. Кто обрезы, а кто и вещи посерьезней. Колькиному брату не повезло. После его смерти и запила мать, да так, что хлестала уже все, что горит. Отомстить за брата Коляну очень хотелось, но кишка оказалась тонка. Так и прошел бум блатоты мимо него. Остался лишь жаргон, повадки да выпендрёж.
В бараке он не жил, закрыл его сразу после материной смерти и тусовался уже несколько лет по квартирам. Перебивался случайными заработками. Такими, например, как прием и сдача металла или перекупка и сбыт золотишка. Однушка, выделенная щедрым государством, была очень кстати. Любвеобильная сорокатрехлетняя хозяйка квартиры, у которой Колька зависал последние два года, порядком его достала. И он с огромнейшей радостью въехал в пустую хату, перевезя нехитрые пожитки из барака.
На его площадке седьмого этажа было шесть квартир. Три справа и три слева. Все они были еще пустыми, так же как и на шестом и восьмом этажах. Заселение дома только началось.
Мусоропровод стоял прямо напротив его двери, а рядом с ним лифт. Вообще, дома были построены как насмешка над народом. Ждали - получите. Вам, барачным, и такое сойдет. Стены - словно картон. Колька отлично слышал, как за стеной в пустой квартире риэлтор договаривается по телефону о сдачи её новым жильцам. Получившая эту однушку семья не захотела в ней жить, предпочитая сдавать. Наверное, в отличие от Кольки, люди, не дожидаясь сноса их халуп, что-то уже прикупили.
Когда заехали новые соседи-квартиранты, он не видел. Они как раз с "пацанами" разбирали его старый барак, чтобы продать хорошие еще доски и бревна. Но вот услышать, что они заехали, ночью ему довелось отлично.
За стеной орали и стонали так, что, казалось, все действия происходят на диване у самого Кольки.
Николай прислушивался, пытаясь разобрать женские стоны, но был слышен только мужской ор, причем на две совершенно разных тональности. Не выдержав, он начал долбить кулаком в стену. За ней резко заткнулись, а потом послышался смех. И опять только мужской. Решив днем поговорить с этим блядским порнушечным кабелем, играющим на публику, Колька, наконец, спокойно заснул.
Все звуки в подъезде были отлично слышимыми, даже если сидишь в комнате, поэтому поднимающийся и останавливающийся лифт Колян не прокараулил. Он резко открыл двери и офигел.
У соседской двери стояли два здоровенных парня - один открывал замок , а другой мацал его за задницу. Увидев Колькину вытянутую морду, они заржали, синхронно ему подмигнули и, зайдя в квартиру, захлопнули перед его носом дверь.
Колька, потрясенный увиденным, тоже зашел к себе. Вышел на автомате на балкон, перекурил и... разозлился.
- Охренеть! Послал бог соседей! Блядь, жить рядом с пидорами - да это же себя не уважать!
Он снова выскочил в подъезд и решительно нажал на звонок соседней квартиры.
Парень, открывший ему, был выше его и шире в плечах.
А уж хлюпиком Колян никогда не был. Боевое детство и деревянные игрушки сделали из него неслабого пацанчика. На морде у пидора - нахальная улыбка и дерзкий с прищуром взгляд.
- Чего тебе?
- Сваливайте нахуй из нашего дома, пидоры гребаные! - Колька сплюнул на бетонный пол.
За спиной первого педрилы появился второй. Еще здоровее первого. У Кольки нехорошо так скрутило в животе не то от страха, не то от злости. Он предпочитал думать, что от второго. Оба парня переглянулись между собой и послали его опять синхронно - далеко и надолго, захлопнув в очередной раз перед носом дверь. Он пнул по железу со всей дури. Дверь тут же открыли и, не успел Колька среагировать, как его сгребли за грудки, и он оказался нос к носу с тем, кто был поздоровее.
- Еще раз так сделаешь, и я наделаю вмятин уже на твоей двери, только не ногой, а твоей тупорылой башкой.
Колян было собрался врезать этому вонючему хренососу по морде, но его рука вместо цели со всего маха вписалась в железный косяк. Как его так быстро развернули, что он не успел остановить удар, он так и не понял, взвыв от боли. Казанки были разбиты в кровь, и кость наверняка треснула.
- Ай-яй, как нехорошо-то. Что же ты так неаккуратно? Чем тебе косяк-то не приглянулся, что ты его долбишь? - Насмешливый голос соседа немного привел в чувства.
- Пиздец вам, педрилы. Завтра вам пацаны объяснят, что нехуй жить рядом с нормальными людьми. - Колька еще раз сплюнул и зашел к себе.
Внутри все кипело. Его сейчас реально опустил хреносос. О своей угрозе на счет пацанов он уже пожалел. Не мог он братве сказать, что какой-то педик его отымел. В переносном, конечно, смысле, но факт. Он не смог вдарить гомику. Стыд и позор. Подержав руку под холодной водой, перебинтовал ее эластичным бинтом и пошел в магазин за бутылкой.
Глава 2
- Ну, и что делать теперь будем? - Иван смотрел на спокойно жующего Саню.
- Ты о чем? - Тот удивленно вздернул густющие брови вверх.
- Да о соседе, конечно. Не хватало нам еще разборок со всякой шушерой.
- Тебя это напрягает? С каких это пор? - Сашка скептически скривил губы и слизнул с них крошки.
- Ты что, не понимаешь, что у нас с хозяевами могут проблемы возникнуть, если это быдло действительно кипишь устроит?
- И что ты предлагаешь? - Парень с хрустом потянулся, а затем, сделав резкий выпад рукой, дернул сидящего напротив Ивана за майку так, что тот оказался грудью на столе, возмущенно охнув. Не дав Ваньке опомниться, Алекс засунул в его рот язык.
- М-м-м... Да перестань ты... Я серьезно говорю. Вот нахрена ты вечно руки свои распускаешь, где не надо?
- А где это не надо? Твоей заднице, по-моему, очень даже надо.
- Да блин...Саня! Ты можешь хоть немного побыть серьезным?
- Ладно, я очень, очень серьезно и внимательно тебя слушаю. - Александр отпустил Ванькину майку и сделал сосредоточенно-суровую рожу.
- Наконец-то, хоть одна правильная мысль! А на счет этого, блин, гомофоба недоделанного не парься. Ну, какие у такого могут быть друзья? И кому, в конце-концов, поверят? Какому-то алкашу, а по его роже видно, что он алкаш, или нам, работникам правоохранительных органов?
- Ну, во-первых, не правоохранительных органов, а всего лишь охранного предприятия. Не преувеличивай. А во-вторых, рожа у него, как рожа. Совсем не алкашная, а очень даже ничего. - Иван подмигнул Саньку и засмеялся.
- Однако... Мне начинать ревновать?
Ванька переместился всей своей немалой тушей на крепкие колени Санька, обнимая того, за короткую "бычью" шею.
- Ну... - Он поиграл не менее густыми бровями. - Можешь немножко. Мне нравится, когда ты ревнуешь.
Через пять минут борьбы, кто кого засосет и облапает больше, Саня возлежал кверху мускулистой и волосатой задницей, на кухонном столе, а Ваня основательно так в него вколачивался. Стол ходил ходуном, в буквальном смысле - перемещаясь под напором Ивана к противоположной стене. Грохот стоял знатный, когда бедный, кое-как склеенный ширпотребный столик приказал долго жить.
Сашка, придавленный Ванькиной тушей и возлежащий на впивающихся в ребра остатках стола, матерился во все свое луженое горло.
- Блядь, я отбил себе все, что можно отбить! Хорошо еще хер не сломал, - жалобно проскулил он, после отборного мата.
- Это все сосед виноват, - вынес вердикт Иван, поднявшись и помогая встать Саньку.
- А он-то здесь причем? - удивился Алекс, рассматривая ссадины на ребрах и животе.
- Весь вечер из-за него через жопу.
- Ага, через мою. Пошли, горе-трахатель, на диван, будешь мои ранения зализывать.
Глава 3.
Колька успел выпить только пару рюмок, размышляя над тем, как подосрал ему риэлтор, подселив соседями двух педрил. И как жить дальше на одной площадке с хренососами, когда у этих самых "сосов" раздался грохот и отборные маты. Правда, звук был приглушенным, видать, грохнуло что-то не за стенкой, где, как предполагалось, находилась комната, а на кухне.
Сам Колька пил водочку, сидя на диване и расположив бутылку, рюмку и закусон рядом на табуреточке. Не успел он погадать, что могло такого грохнуться у соседей, как за стенкой отчетливо раздался протяжный стон.
- Блядь! Вот уроды! Опять, суки, трахаются. Козлы позорные, да заткнитесь вы уже! - Он с остервенением начал долбить здоровой рукой по стене.
Стоны стали громче и уже в два голоса. А потом началось вообще что-то невообразимое:
- Да, давай, трахни меня! Трахни! Воткни по самые яйца!
- Блядь, отъебу тебя, сучка, как сидорову козу!
И дальше шли "ахи", скрип траходрома и всевозможные похабные выкрики.
Колян в бешенстве схватил молоток и начал долбить по панели уже им.
В ответ соседи врубили музыку, и Колька услышал из-за стены:
Нет, не смогу я позабыть
Как с тобой мы стали жить
На двоих кровать делить
Чу! Я подую на свечу
Знаешь ты, что я хочу
Что скучаю без тебя
Дай утолить мой голод
Вдарь, словно в попе молот
Я попрошу поглубже
Мне так будет много лучше
Я- паренек прекрасный
Я- радость педераста
Все, что мне сегодня надо-
Чувствовать мужчину задом
Ночь от заката до восхода
Ты ошиблась мать природа
Что меня мужчиной сделала-ла
День от рассвета до заката
Вазелин найти мне надо
И намазаться везде
О-о-о...
(****текст песни братья Торч)
Колян глушил водку уже стаканом, рядом валялся молоток, а в уши долбилась песня про пидорасов.
****
- Гребаные стены! Надо было снимать квартиру в старых домах. Он же нам теперь никакого покоя не даст. - Ванька выключил музыкальный центр и снова завалился на диван.
Саня курил, выпуская дым кольцами.
- Да, концерт мы, наверное, зря этот устроили. Он же не один в доме живет. Надо бы и, правда, потише быть. - Он выпустил очередное кольцо и затушил сигарету: Ванька не любил, когда он курил в постели.
- Подумаешь, я застонал. Он же сам начал в стену тарабанить, из-за какого-то еле слышного стона. А потом, конечно, Остапа понесло.
- Двух Остапов понесло, - засмеялся Санек, устраивая голову на плече у Ивана. - Да ладно, не парься, прорвемся.
- Слушай, а это правда, что гомофобы, это латентные геи? - Ванька тут же начал перебирать Сашкины волосы, легонько почесывая кожу на голове.
- А хрен их знает, может, и правда. Вроде как психологи утверждают, что да. А с чего вдруг такой вопрос? - Саня чуть не мурлыкал от удовольствия.
- А вдруг наш соседушка тоже, того...
- С ума сошел? Да он гопник натуральный. А у них у всех мозги на один настрой - понятия. - Саня даже засмеялся от абсурдности предположения, что их сосед - гей.
- Ага. И по этим понятиям они с удовольствием трахают петушков. Не-е, они не гомики, они же просто опускают пидорасов, причем ни один раз.
- А с чего ты взял, что этот ушлепок сидел?
- Я не конкретно про него. Я обобщаю. А если сидел или сядет, думаешь, не будет драть петухов? - Иван дернул Саню за волосы.
- Блядь, больно. Ты-то хоть не жаргонь. Зоофилией отдает. Ладно, поживем - увидим, что дальше делать. Но вести себя надо поскромнее, а то не один этот сосед на нас взъестся. Это хорошо, что сейчас дом полупустой, а заедут жильцы, не очень бы хотелось, чтобы в нас пальцем тыкали.
- Ладно, будем трахаться молча, - согласился с ним Ванька.
Глава 4.
Утро у Кольки было кошмарное. Башка трещала, рука ныла, во рту лошадь обосралась - и во всем виноваты пидоры из соседней квартиры.
Засунув голову под холодную воду и кое-как приведя себя в порядок, он отправился вставать на биржу. Один пацан говорил, что можно на шофера бесплатно отучиться, еще и деньги платят, пока учишься.
Работать, конечно, было в лом, но Колян понимал, что когда-то придется начинать. А уж если пахать, то не на заводе, а лучше сидеть за баранкой.
На бирже ему выдали кучу бумажек и направлений.
Домой он шел в приподнятом настроении и с новенькой сберкнижкой в кармане, на которою в скором времени будут перечислять халявные деньги.
Хотелось пива, но ему в понедельник предстояло проходить медкомиссию, а денег оставалось как раз только на нее. Калыма в выходные не предвиделось, поэтому с пивом придется обломиться. Если только кто-нибудь из братвы в гости не завалит затаренный.
Соседи, как предполагалось, были еще на работе, и Колька от души попинал их дверь, оставляя следы подошв на коричневом металле.
Полюбовавшись на свою работу, он с чувством выполненного долга зашел домой.
Часа два Колян пялился в телек, потом ему это надоело. Померив жилплощадь семью шагами туда и обратно, потащился на кухню. Залез в холодильник - сухой паек кончился, а варить лень. Взял телефон и начал листать список контактов: "Бабенку какую-нибудь в гости пригласить, что ли? Хоть жрать, может, сготовит, да и потрахаться бы не мешало. Устроить ответный концертик соседям".
От этой мысли Колька залистал список быстрее и наконец, выбрал нужную даму.
Наталья была девкой некрасивой, но темпераментной. Про таких говорят: злоебучая.
Познакомились они в летней палатке, она сама тогда пригласила Николая потанцевать. Встречались несколько раз в сауне, когда у Коляна хорошая халтура выгорала и деньжата водились. Наташа жила с родителями, а Колька тогда на квартире, контролируемый любвеобильной квартирной хозяйкой.
Через два часа Колян довольный попивал пивко, привезенное девушкой, и уминал толченую картошку с котлетами. Под боком притулилась улыбающаяся, теплая Натаха.
Она поглаживала Колькину спину, приговаривая:
-Кушай, кушай бедолажка мой. Совсем отощал без бабы-то. Квартира есть, теперь можно и поджениться, а, Кольчик? Девушку тебе постоянную надо, хозяйку. Чтобы тебя кормила, лелеяла, стирала, убирала, давала...
- На себя, что ли, намекаешь? - Колька ухватил её за ляжку.
- Ну, а чем я плоха? Давай сойдемся? Пустишь к себе в сожительницы?
- Вот прямо так с ходу, да? Да я один-то еще не покайфовал.
- Ты о мымре своей старой? Хорошо, видать, она тебя достала. Ну, а приезжать-то я к тебе почаще могу?
- С пивком да с котлетками? Да ради бога, созвонимся ещё не раз. - И Николай завалил девку на диван.
Кричала Наташка знатно, спина у Кольки горела от её ногтей. Ноги уже тряслись от перенапряжения, член требовал отдыха, но Натаха не унималась. Она исправно поднимала опавший орган, работая ртом, и трах продолжался. После очередной скачки наездницы Натальи на бедном жеребце Кольке коняшка не выдержал:
- Все, Натка, не могу больше, дай поспать. Ты из меня все соки выжала. Утром еще трахнемся.
Наташка согласилась, и Колька вырубился, подумав перед этим: "А чего-то пидоры молчат сегодня, дома, что ли, их нет? Зря старался?"
***
Наутро они трахнулись еще разок, но уже тише. Наталья перестирала Колькины вещи и белье, отдраила до блеска плиту и раковину с ванной. Вымыла полы и наготовила на неделю вперед. Колька уминал пироги с ливером и подумывал: "А не сойтись ли и, правда, с Наткой. Трахается здорово, пироги печёт - объедение, падарков не требует, наоборот, вон, сама с утра на пиво дала и целый список продуктов сунула вместе с деньгами. Работает крановщицей на заводе, зарплата хорошая. Одевается всегда классно, ухаживает и следит за собой. Машина своя имеется, маленькая такая, букашечка - иномарочка. В общем, хорошая баба".
- Тебе на работу когда?
Наталья, мурлыча какую-то песню себе под нос, плюхнув в шипящее масло на сковороде очередной пирог, обернулась:
- А что? Выгоняешь уже?
- Да нет, наоборот хотел предложить на выходные остаться.
- Я в отпуске. Так что хоть на месяц.
- А сколько у тебя отпуск?
- Сорок шесть дней по горячей сетке.
- Здорово. А я вот на биржу встал, на шофера учиться пойду. В понедельник на комиссию.
- Правильно, давно пора. А то болтаешься, как говно в проруби. Все эти твои халтуры до добра не доведут. Пора уже, Кольчик, мужиком становиться, за ум браться.
- А я кто, по-твоему, не мужик, что ли? - возмутился Колян.
- Ты пацан. Вы же с дружками своими только и трещите: "Пацаны, пацаны. Правильные пацаны", - передразнила их говорок Наташка. - Из пацанов уже мужиком пора становиться. Вот сколько тебе лет?
- Ну, двадцать семь, - нехотя протянул Колька.
- Почти тридцатник, а ведешь ты себя иногда, как пятнадцатилетний.
- Не нравится, тогда нафига ты приехала, к пятнадцатилетнему-то?- разозлился Колян.
- Я не говорила, что не нравишься. Ты парень видный, не алкаш, трахаешься хорошо, квартира своя - тоже плюс, а если работать еще устроишься, так цены тебе не будет. А "пацанячье" это свое брось, серьезно говорю, если хочешь нормальную бабу найти, а не шушеру какую-нибудь.
Колька промолчал. Препираться почему-то не хотелось. Да и сам уже подумывал, что пора завязывать со всей этой халтурой.
Стать крутым, как брат, не получилось. Время не то, да и криминала, честно сказать, Колька боялся. Зону топтать не хотел, а если продолжать так жить, можно и нарваться.
Он еще раз посмотрел на Наталью - не красавица, но и он не Бред Питт.
- Ладно, давай попробуем. Перебирайся ко мне на время отпуска. Только если не уживемся, без обид.
Наташка убрала сковороду с конфорки и плюхнулась к Кольке на колени.
- Ну, для меня это тоже первый опыт, жить с мужиком. Попробуем, не понравится - разбежимся.
- А как же любовь? Сходятся то вроде по любви обычно.
- Ой, я тебя умоляю. Тебе двадцать семь, мне двадцать пять, оба взрослые люди, давай не будем муси-пуси разводить. Я тебе нравлюсь? Не противна?
- Нравишься. Не нравилась бы - не позвонил.
- Ну, и все. Чего еще надо? А там, может, и влюбишься. Влюбишься и женишься, никуда не денешься, - хохотнула она.