| . |
Уютный семейный вечер с телевизором. На часах - 20. 35.
- Переодетый в школьника самурай порубил на куски пятнадцать учителей в школе города Забрийска. По словам очевидцев, он кричал: "По рублю!"
- Но кто позаботится обо мне и моей печени? Доктор Ганнибал Лектер.
- Печень радистки Кэт с красной фасолью. Прозит, группенфюрер!
- Приду не раньше завтрашнего утра.
Я недоумённо смотрю на жену.
- Что-что?
Она уже давно говорит что-то, но это воспринимается всего лишь как приятное фоновое ворчание мира.
- Ты не слушал, -- ласково упрекает любимая, грациозно присаживаясь на подлокотник кресла и трепля меня по голове. От её красоты дух захватывает.
- Я говорю, ухожу до завтрашнего утра.
- Куда это?
- Заниматься групповым сексом, дурачок.
Шутит, лиса.
Она вскакивает и скидывает халатик. Под ним ничего нет - обворожительное зрелище.
Я фальшиво смеюсь - мне не очень нравится её юмор, да и не слишком он уместен в этот тихий домашний вечер.
- И с кем ты собираешься заниматься групповым сексом? - тем не менее, подыгрываю я, тоже скидывая одежду. У меня сильная эрекция.
- Ты их не знаешь, - она говорит это, выходя из ванны, обмотанная махровым полотенцем.
- Да и какая тебе разница.
Она сбрасывает полотенце прямо на ковёр, проведя перед моим лицом острыми коричневыми сосцами, венчающими два восхитительно упругих овала. Надевает стринги - чёрные шнурочки с шёлковой розочкой на лоне. Я начинаю слегка беспокоиться.
- Что значит, какая разница? Я же твой муж!
- Ну конечно, дурачок, - она со смехом чмокает меня в макушку. - Ты не видел мои ажурные чулки.
- Нет.
Беспокойство нарастает. Мне это неприятно, хочется, чтобы всё стало по-прежнему, тогда я смогу отвернуться и опять смотреть в голубое жерло телевизора.
- Части североамериканского континента, оставшиеся над поверхностью океана после сокрушительного урагана Хулио...
- А мама, как всегда, моет посуду. И пусть моет!
- Господи, я же сама отдала их дочке!
Её дочке от восьмого брака уже одиннадцать. На днях в детдоме у неё будет обряд дефлорации и она отпросилась посетить мать, чтобы раскулачить ту на энное количество стильных тряпок.
- Придётся надевать гладкие. А, плевать, всё равно разорвут, свиньи.
Я ошеломлённо смотрю, как она натягивает чёрные чулки.
- Куда ты идёшь! - почти кричу я.
Она морщится и зажимает уши руками.
- Перестань, я не глухая. Да и ты тоже. Я русским языком сказала: заниматься групповым сексом. Ты что, не слушал совсем? Мышцы вагины надо разрабатывать, ты же смотришь телек. А твоего Бубуся для этого недостаточно. Ну, чмоки тя!
Нагибается, с размаха целует меня в губы и сразу поворачивается к зеркалу поправить помаду.
Здесь точно что-то не то. Не может она так шутить. Да и уже пальто одевает в прихожей.
- Не скучай, я скоро!
- Ты куда?! - ору я в тоске.
- К Розовой пантере! - доносится с лестницы.
Хлопает дверь.
На моих губах след её помады. Я судорожно вытираю его, пока вся жирная пахучая субстанция не впитывается в кожу руки.
- Не оставляйте мышцы вагины без помощи, обратитесь в наш центр здоровья! Мышцы вагины! Мышцы вагины! Ро-о-о-о-зовая панте-е-ера!
Я злобно выключаю телевизор и вскакиваю. Эрекция прекратилась, и мне срочно занадобилось пописать. Я тычусь в двери туалета, но тут же вспоминаю, что месяц назад мы ликвидировали его за ненадобностью, оборудовав там стационарный гардероб жены (оперативный находился в большом, во всю стену, шкафу). Двери подаются, и я вваливаюсь внутрь, запутавшись в тряпках и чуть не потеряв сознание от густого зловония. Мстительно мочусь на женину футболку с надписью блёстками: "гламурмирмай" и мучительно задумываюсь. Потом, отряхнувшись от налипших частиц кала, снова облекаюсь в пижаму и включаю телек.
- Мышцы вагины должны быть в тонусе! Мышцы вагины! Мышки вагины! "Ро-озовая панте-ера"!
Я выскакиваю из квартиры. На часах - 21.13. Темно, сеет мелкий дождик. Несмотря на это, лавочки у парадных обсижены шушукающимися старушками.
На газоне огромный чёрный дог насилует молоденькую девушку. Бедняжка жалобно пищит, она в крови, её одежка висит клочьями. Вывалив розовый язык на бок, пёс совершает энергичные фрикции. На его морде написано неподдельное удовольствие и даже некоторое самолюбование.
- Чего же эта сучонка делает?! - вопит вдруг одна из бабок, только сейчас заметив паскудное действо. - Чего же она животное мучает?!
Как из-под земли на газоне возникают двое в серой униформе. Они ражи, рыжи, кругломорды и, в общем, едва друг от друга отличимы.
- Вы обвиняетесь в сексуальной эксплуатации животного, - монотонным хором сообщают они почти бездыханной девушке. - Вы не имеете право хранить молчание, потому что всё, что вы скажете, будет использовано против вас.
Один с трудом отрывает глухо рычащего дога от бедняжки, а второй начинает методично охаживать её дубинкой. Первый сдаёт пса на руки кудахтающим бабкам, принимая от каждой по рублю, потом присоединяется ко второму. Они мерно раскачивают избитую до потери человеческого образа девушку и зашвыривают в дверцы случившегося тут же уазика с зарешёченным окошком. Бабки кормят дога колбаской, гладят и утешают.
- Простите, как пройти к центру здоровья "Розовая пантера"? - спрашиваю я их.
- Текилава что ли? - переспрашивает та, которая первая подняла ор, толстая и с такими пучками волос в носу, словно в каждой её ноздре поселилось по мыши.
- "Розовая пантера", - повторяю я, пытаясь дышать через раз - бабка источает смесь запаха валерьянки и свежесъеденного чеснока.
- Ну да, - кивает та. - Мышцы вагины. Это тут близко, милок, через дорогу,
- Спасибо, - бросаю я и скорее отхожу, спиной чувствуя подозрительные взгляды.
Дорога безлюдна, но я притормаживаю. На часах 21.42. Мимо шмыгает толстая бабка, подобно барсуку, оставляя в сыром воздухе валерианно-чесночную струю. Меня не видит и сразу ступает на пешеходную зебру. Хочет предупредить Текилаву, что я иду!
Я бросаюсь на неё, но меня опережают. Из-за поворота с жутким рёвом выныривает огромный, блестящий, чёрный, угловатый джип - катафалк один к одному - и, мгновенно оказавшись рядом с семенящей старухой, сшибает её со всей своей мертвецкой мощью. Тело вспархивает, летит мешком и с размаха хряпается о стену. То, что осталось от бабки, сползает по ней, оставляя на светлом бетоне алую дорожку. Не останавливаясь, джип несётся дальше, но далеко уехать ему не удаётся: в чердачном окне напротив вспыхивают огоньки выстрелов. Джип идёт юзом и врезается в ту же стену, о которую разбилась бабка. Чуть подымив, взрывается. Меня бросает на асфальт.
Поднявшись, я хочу перейти дорогу, но, наступив на "зебру", слышу за поворотом утробное рычание мощного мотора. Поспешно убираю ногу с "зебры", и рычание стихает.
Двое в сером, ражие и рыжие, подпирают собою окровавленную стенку. Я даю каждому из них по рублю.
- Там старушку задавили, - говорю одному.
- Ага, - отвечает тот, старательно ковыряя в носу. - Играют...
- Там машину расстреляли, - говорю я второму.
Тот вытаскивает из кармана розовое яблоко, с хрустом кусает и, тщательно прожевав, апатично отвечает:
- Ага. Это играют. Иди отсюда, а то права читать будем.
Пузырьки яблочного сока выступают у него в уголках рта.
- А как мне перейти на ту сторону улицы? - спрашиваю я.
- Надо говорить: "Перебросить кости на тот берег", - назидательно отвечает ковыряющий в носу.
- Как бы мне перебросить кости на тот берег? - снова спрашиваю я.
Даю им ещё по рублю, ощущая лёгкое беспокойство - рублей у меня осталось мало.
Один берёт меня за голову, второй за ноги, они лениво раскачивают моё тело и кидают. Несколько мгновений я наслаждаясь парением, но слишком быстро соприкасаюсь костями с жёстким асфальтом на противоположной стороне дороги. Из-за угла вырывается, было, ревущий джип, но, увидев мой полёт, разочарованно сигналит и задним ходом возвращается обратно. Двое в сером опять подпирают стенку.
Кряхтя от боли, поднимаюсь. Передо мной мрачное высокое здание. В окнах нет света, только над входом лихорадочно мигает розовая пантера из неона.
Мне нужен топор. Захожу в дворницкую и, среди всяких деревях, нахожу топор. Спрятав его под пижамой, открываю двери и несусь вверх по крутой вонючей лестнице. Она пронизывает все этажи, но площадок с дверьми нет. Совсем запыхавшись, добираюсь до верха. Тут дверь есть - обшарпанная, обитая дешёвым дерматином. Буквы из потускневшей латуни: "Текилава". Дверь чуть приоткрыта.
Мне трудно удерживать топор подмышкой, потому я скорее, пока он не выпал и не опозорил меня, толкаю дверь и врываюсь в офис.
- Мышцы вагины! Мышцы вагины! Мыши вагины!
Слаженный хор оглушает. В глаза бьёт невыносимый свет.
Совершенно непонятно, как сотня голых девиц ухитряется ещё петь хором, при том, что все они пребывают в процессе полового акта с сотней голых же, черноусых и густо поросших кучерявым жёстким волосом мужиков. Все мужики - вылитый Текилава, но настоящий Текилава рядом с моей любимой.
Она стоит на голове, разводя и медленно сводя ноги. Не знаю, как ей это удаётся, но выглядит всё замечательно, особенно если учесть, что ничего, кроме чёрных чулок, на ней нет.
- Раз, два, тры, чэтырэ, пят, шэст, сэм, - отсчитывает над ней Текилава.
- Мыши вагины! Мыши вагины! - увлечённо выводит уестествляемый хор.
Жена в очередной раз разводит ноги и резко расслабляется. Она почти растянута на шпагат, только в перевёрнутом виде. По перламутровой коже стекают струйки пота. Между ног у неё вдруг появляется судорожно принюхивающийся мышиный нос. Потом вылезает вся мышь - довольно крупная, мокрая, интенсивно розового цвета. Совершив великолепный прыжок, она оказывается на полу. Лезущие за ней мыши не столь храбры - они стекают по телу моей жены, цепляясь за волосики, оставшиеся после интимной стрижки, отталкиваясь лапками от пупка, прыгая на откляченные груди, и только оттуда на пол.
- Мышки вагины! - разоряется хор.
Текилава бросается на первую мышь, ловко хватает её волосатой лапой и с видимым удовольствием отправляет в рот. Мышь хрустит, как яблоко. Текилава ловит ещё и ещё, обеими руками поспешно забивая пасть пищащими зверьками. От него не уходит ни одна.
- Раз, два, тры, - опять командует он.
Жена принимается медленно сводить ноги.
Я поспешно сбрасываю пижаму, мимолётно удивившись, что на мне нет трусов. Топор всё-таки падает на пол, но я его поднимаю. У меня эрекция.
Текилава поворачивается ко мне. На его широкой груди, среди прилипших чёрных завитков волос и крупных капель пота - тату в виде нахально осклабившейся Розовой пантеры. Он сам улыбается примерно так же. Чёрные короткие усы его напоминают двух вылезающих из ноздрей мышек. Розовый пузырящийся сок стекает с ярких губ на небритый подбородок.
Я медленно поднимаю топор и в меня вселяется дикая сила. Я опускаю лезвие на ухмыляющееся лицо Текилавы. Но оно уже не его - на меня лукаво и грустно глядит симпатичная плюшевая Розовая пантера. Топор с хрястом пересекает морду, отделив от неё приличный кусок. Из раны медленно выступает грязноватая жидкость. Глаза пантеры становятся жалобными, но она продолжает неуверенно улыбаться половиной морды, словно ждёт, что всё обернётся шуткой. Я с размаху опускаю обух на её голову, и тело рушится на пол, как груда тряпья. Вокруг расползается лениво пузырящаяся лужа.
- Вечно ты всё испортишь, - недовольно говорит только что начавшая разводить ноги жена. - Прям слон в посудной лавке.
Я опускаю лезвие топора на её лоно. Туловище с громким неприличным звуком трескается от паха до диафрагмы, по комнате расползается густая вонь. Вместе с хлынувшей кровью из раны валят тысячи пищащих розовых мышей. Раздаётся визг девиц.
Всё ещё недовольно ворча, жена пытается свести ноги, но умирает и неловко падает на бок рядом с изрубленной плюшевой пантерой, по которой маршируют колонны мышей.
- Мыши вагины! - выводят девицы, но с каждым разом это звучит всё неувереннее. Клоны Текилавы прекращают коитальные движения и замирают.
Я разрубаю их черепа тщательно и аккуратно: девицу-клон, девицу-клон. По мере прореживания рядов литания мышам стихает, хотя те продолжают суетиться под ногами. Последняя девица - та самая, которую насиловал дог. Вся в кровоподтёках, светит наливными синяками.
- Мыши вагины, - пищит она еле слышно, но замолкает, когда топор располовинивает ей голову.
Я пытаюсь отчистить лезвие от крови, мозгов и прилипших волос, но, кажется, это бесполезно. И ладно. Бросаю топор в угол и выхожу на лестницу. У дверей стоят двое в сером. Я даю им по рублю и выхожу под продолжающий дождь. Во мне тёплое чувство удовольствия от хорошо выполненной работы.
Гляжу на часы. Мама дорогая! 03.18. Я где-то потерял четыре часа! Жена, наверное, места себе не находит!
Но где же я был всё это время?!
Я недоумённо рассматриваю свои окровавленные руки, одновременно решая, стоит ли поджечь дом. Но он стоит так же молчаливо, и окна не горят. Я жалею его и ухожу.
На углу, в особенно густых тенях, шевелится тёмная куча - то ли подыхающий алкаш, то ли сношающиеся бомжи, то ли крысиный король. Хочу пройти мимо, но куча поднимается и загораживает мне путь. Вонь смеси валерьянки с чесноком едва не сбивает с ног. Труп толстой бабки весь изломан, как-то скособочен, черепная коробка лихо сдвинута набекрень, один глаз вытек.
- Ты хочешь найти свои четыре часа? - спрашивает она замогильным голосом.
- Да, пожалуйста, если можно, - вежливо отвечаю я.
- Ты найдешь их там, где твои трусы! - грозно возглашает она.
Я сую руку под резинку пижамных штанов. Действительно, трусов на мне нет, и я не помню, где я их оставил. Точно не у Текилавы. Собственно, я даже не помню, как одевался там.
- Спасибо, - говорю я дохлой бабке и хочу пройти мимо.
- Но там, где твои трусы, там и твоя погибель! - кричит она мне вслед.
Я несусь тёмными дворами, мимо изломанных в щепы деревьев, играющих в привидения детей и каких-то смердящих шевелящихся груд. Мыши шмыгают под ногами, но в темноте я не различаю их цвет.
- Не ищи трусы! - кричат мне голые разрубленные девицы и клоны Текилавы, но я их не слушаю.
Когда, запыхавшись, я вбегаю в свою милую уютную квартиру, на часах 23.15.
Жена релаксирует в глубоком кресле, раскинув по подлокотникам ноги в чёрных чулках. Розовая пантера издаёт хлюпающие звуки между её ног. При моём появлении она поворачивает ко мне лукавую плюшевую морду с грустными глазами. Влажный кончик языка ехидно подрагивает. На её мягкой груди синее тату - ухмыляющийся Текилава. Я треплю пантеру по голове, чмокаю жену в темечко, мимолётно отмечая незнакомый сыроватый запах, и плюхаюсь перед телеком.
- Переодетый в самурая школьник вырезал и съел на глазах прохожих печень своего бойфренда.
- По рублю, суки!
- Ежегодное шоу лазерных мечей на Мадагаскаре закончилось кровавой бойней.
- Печень! Печень! Берегите пе-ечень!
- Ты сегодня поздновато, - расслаблено замечает жена.
- Много работы, милая, - отвечаю я.
Как же всё-таки хорошо оказаться дома...
Юркое розовое существо мелькает на границе зрения. Я дёргаю головой в ту сторону и с ужасом гляжу на распластавшиеся по ковру бесформенные ситцевые семейники в бледно-голубой цветочек. Среди хилых незабудок пятнышко засохшей мочи смотрится изящной чайной розочкой.
- Вы обвиняетесь в преступлении против хаоса, - раздаётся надо мной монотонный речитатив двух голосов.
Я судорожно шарю по карманам пижамы, но не нахожу ни единого рубля.
Розовая пантера вновь отрывается от промежности любимой:
- Мыши вагины, - произносит она с фальшивым сочувствием. Жемчужные капли дрожат на её вибриссах.
| . |
