Аннотация: Моё интервью писательнице Елене Станиславовой на портале Аuthor.Тoday. Оригинал интервью здесь.
- Вы - петербуржец и сибиряк (через запятую). А всё-таки кто больше: петербуржец или сибиряк? Насколько мне приходилось знать тех и других (и немало), это совершенно разные менталитеты.
Павел Виноградов
- Сибиряк я лишь в первом поколении: мой дедушка вынужден был перевезти семью с маленькой ещё мамой в Красноярск из Москвы в начале 50-х. Он был кадровым офицером, героем ВОВ, причастным к некоторым тайным государственным делам. Ну а это довольно опасно, потому, очевидно, в какой-то момент возникла необходимость уехать из столицы куда подальше - вглубь Сибири... Бабушка и мама всегда с тоской вспоминали Первопрестольную, там у нас много родни, памятных мест, и меня в детстве довольно часто туда возили. Что касается Питера, то это родной город моего деда и его предков, тут у меня тоже и родовые воспоминания, и живая родня. Так что, при всей моей любви к Сибири, её природе, цельным и прямодушным людям, мои корни в столицах, где сохраняется память о моих славных предках. Наряду с Красноярском, я всегда воспринимал их родными городами, причём Питер больше, чем Москву, которая сейчас потеряла много черт, памятных мне с детства. Наверное, бабушка её бы сейчас тоже не признала... Так что, суммируя, думаю, на 28-й год жизни в Питере я уже более петербуржец, хотя и сохраняющий некоторые черты сибирского менталитета.
"...Я уже более петербуржец, хотя и сохраняющий некоторые черты сибирского менталитета"
- Нашла в вашей личной аннотации цитату Хайнлайна: "Писательства не обязательно надо стыдиться. Занимайтесь им за закрытыми дверями - и вымойте потом руки". Поясните, пожалуйста.
- Да просто элемент эпатажного хулиганства, к которому я, правда, с годами склонен всё меньше. Что касается этой цитаты, то, во-первых, я не просто люблю Хайнлайна, но и во многом пытаясь равняться на его творческий метод - в НФ-жанре по крайней мере. А во-вторых, она грубовата, но очень точна: процесс писательства и правда сродни некоторому интеллектуальному облегчению, происходящему с натугой, но в конце концов доставляющему радость и удовлетворение... То есть писательство для призванного к этому человека - некая естественная и непререкаемая потребность.
"...Писательство для призванного к этому человека - некая естественная и непререкаемая потребность"
- А нарисуйте "портрет" вашего идеального читателя, каким лично вы его представляете. Совпадает ли этот портрет с типичным представителем вашей реальной читательской аудитории?
- Во всех интервью говорю: "мой" читатель прежде всего читатель понимающий. Самую большую радость мне доставляет, когда кто-то из них говорит, что понял какие-то мои пассажи, уловил намёк, разгадал в тексте пасхалку... А некоторые даже указывают мне на какие-то вещи, о которых я и не думал, но, присмотревшись к собственному тексту, понимаю, что подсознательно именно их я туда и заложил. И таких читателей много - сначала я даже этому удивлялся. Дело в том, что, слава Богу, не будучи "коммерческим" автором, я имею счастливую возможность писать всё, что хочу, что интересно прежде всего мне самому - то, что мне просто хотелось бы продумать, прочувствует и высказать. Естественно, я не могу требовать от читателей, чтобы они чётко понимали все эти мои построения. Но они очень часто понимают, и ведут со мной диалог. И это прекрасно!
Че Гевара послужил одним из прототипов второстепенного персонажа романа "Четвёртый кодекс"
Причём это не моя иллюзия - тому свидетельством совершенно реальный интерес к моим книгам. Например, сейчас в издательстве "Перископ-Волга" готовится к печати мой роман 'Четвертый кодекс' - довольно сложный как по структуре, так и по содержанию, хотя, конечно, это прежде всего боевая фантастика. И это издание оплачено читателями, сделавшими предзаказы на бумажные экземпляры - несмотря на их довольно высокую цену. Это говорит об их заинтересованности и готовности поддержать моё творчество даже материально. Всем им я горячо благодарен.
Роман "Четвёртый кодекс" скоро будет опубликован в бумаге
- Было ли в вашей жизни произведение искусства (вид искусства не важен, хоть скульптура), которое повлияло на ваше творчество?
- Разумеется, литература повлияла прежде всего - это естественно. Будучи фантастом "универсальным", пишущим и НФ, и мистику, и фэнтези, и их миксы, я и учителями своими в жанре считаю таких разных авторов, как, например, тот же Хайнлайн и Булгаков. Что касается литературы, просто мне "заходящей", являющейся частью моего культурного континуума, то она была разной в разные периоды жизни. В детстве сходил с ума от Дюма и Сервантеса, в юности - от Бодлера, Рембо и Гессе. Тогда же открыл для себя Толкиена - с первыми его изданными советскими переводами. Или китайско-японскую литературную (и не только) традицию, которой до сей поры живо интересуюсь. Но сейчас, когда, надеюсь, могу считать себя уже профессиональным литератором, особый статус для меня приобрели книги, на которые я могу опираться, работая в своей литературной нише. То есть, интеллектуальная фантастика: Пирс Энтони, Кобо Абэ, Стивен Кинг, Вернор Виндж, Роджер Желязны...
"...Я не просто люблю Хайнлайна, но и во многом пытаясь равняться на его творческий метод"
Что касается других видов искусства, меня всегда тянуло к живописи - при полном отсутствии таланта к ней. Но могу точно сказать, что постимпрессионисты, прерафаэлиты, сюрреалисты - Дали прежде всего, очень сильно меня затягивали, разумеется, влияя тем на моё мировосприятие и творчество. А есть еще Ватто, Борисов-Мусатов и Врубель, или художники испанской и дальневосточных школ... У меня есть рассказы, в основе сюжета которых определённые картины, например, "Ночное кафе" Ван Гога или "Менины" Веласкеса. Или вот один эпизод моего роман-фэнтези "Хозяин Древа сего" полностью описан с гравюры Уильяма Хогарта.
Пожалуй, не меньшее место в моём культурно-эстетическом бэкграунде занимает кино: многие фильмы Тарковского, Феллини, Куросавы, Линча, братьев Ноланов...
- Зацеплюсь за "историка" (через запятую после сибиряка). А есть ли исторический период, наиболее интересный для вас? Если да, то какой и почему?
"...Я погружаюсь в ту эпоху и страну, где происходит действие моего очередного произведения"
- Тоже достаточно частый вопрос, иногда задаваемый в форме: в какой период хотели бы "попасть". Всегда отвечаю: в тот, в котором живу - для меня он один из наиболее интересных, важных и судьбоносных в истории человечества. И главное - тот, в котором я могу реально повлиять на идущие исторические процессы. Но, конечно, есть множество других эпох в разных регионах и у разных народов, которые мне хотелось бы увидеть своими глазами. А конкретно я погружаюсь в ту эпоху и страну, где происходит действие моего очередного произведения: будь то рассказы о русском боярине XI века, английском пирате XVIII или первом китайском императоре Цинь Шихуане. Что уж говорить о более крупных вещах - романах или повестях... Когда я писал роман "Деяние XII", я с головой утонул в Большой игре британских и русских разведок, когда "Четвёртый кодекс" - в доколумбовой истории Америки, а когда мы с Татьяной Алексеевой-Минасян писали повесть "Беда", я не вылезал из Италии XIV века. А сейчас дописываю новой роман, в связи с чем серьёзно "болен" Бронзовым веком...
Вручение П. Виноградову литературной Корниловской премии
- Давно хотела спросить автора, пишущего сборники рассказов. Вы сразу весь сборник задумываете/планируете? У вас есть готовый план, есть несколько ранее написанных рассказов, которые вы при публикации объединяете в сборник, или пишется какой-то рассказ, а потом вы решаете, что эту тему надо развить?
- Нет, конечно, не пишу я сборники рассказов по плану. Я их вообще не пишу, а составляю - может, не так хорошо, как профессиональный литредактор, но стараюсь. Просто жизнь у современного российского писателя такая, что часто он должен сам заниматься всем, что связано с производством художественной литературы, в том числе и составлением сборников... Рассказы я вообще пишу "с оказией": если хочу поучаствовать в каком-нибудь конкурсе или его заказывают в готовящийся коллективный сборник. На этот случай в моём архиве или просто в голове всегда есть несколько идей и заготовок, которые я достаю по мере надобности. А когда написанных рассказов собирается достаточно - компоную в очередной сборник. Критерии при этом могут быть разные, по большей части - моё личное их восприятие, которое формирует для нескольких текстов некий паттерн.
- И седьмой вопрос, по недавно созданной традиции, задайте, пожалуйста, себе сами. Пусть это будет вопрос, на который вам хочется ответить.
- Пожалуй, тогда это будет вопрос, который мне тоже задают довольно часто - и с недоумением, и даже, бывает, с агрессией: каким образом я могу писать фантастику, в том числе и мистику, и хоррор со всякой нечистью, и даже с отсылками к событиям Священной истории, будучи православным христианином и членом Церкви? Вопрос этот задают мне и неверующие, и христиане. Отвечая на него, я мог бы сослаться на Толкиена, Льюиса или Брэндона Сандерсона, но не стану - пусть католики, англикане и мормоны сами отвечают за своих фантастов. А с точки зрения православного я полагаю, что предназначение к писательству и умение в этой области даны мне Богом, следовательно, я только по мере своих слабых сил реализую Его замысел. При этом в литературе я ни при каких обстоятельствах не перейду некие "красные линии", за которыми, например, хула на Господа, Его святых и Церковь. А деятельность демонов описывали и святые отцы-богословы, с которыми я, конечно, равняться не дерзаю, но это факт.
Владыка Назарий, епископ Кронштадтский, вручает П. Виноградову почётную грамоту за освещение жизни Церкви в СМИ
С возможным впадением в ересь, правда, сложнее - иногда я чувствую, что хожу в этом отношении по грани. Но вот, к примеру, когда братья по вере выставляют мне подобные претензии по поводу моего первого романа, "Хозяин Древа сего", где имеются прямые аллюзии на Евангелие, да и сам главгер - персонаж оттуда, я предлагаю показать с помощью канонического богословия, где именно я там впал в ересь. И возражаю на это - тоже с помощью богословских аргументов. Но даже если я невольно и погрешил где-то против православной догматики, художественная литература, а там более, фантастика, вероучительными документами не являются. А вот в христианский культурный кругозор такие произведения вполне могут войти, как это произошло, например, с "Андреем Рублёвым" Тарковского или "Мастером и Маргаритой" Булгакова. И я знаю многих людей, которые именно от этих, вовсе не "канонических", вещей пришли в Церковь. Значит, они были им душеполезны.
Спасибо Елене за интересные вопросы и предоставленную возможность высказаться!